Текст книги "Девичье сердце (СИ)"

Автор книги: Анастасия Баталова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

был лесок, довольно редкий. И в «крошку» мы играли только там. Я убегала,

пряталась за ветки. «Маньяк» бежал за мною по пятам, а, настигая, с ног

валил, запястья сжимал до хруста и валился на меня, предупреждая:

«Настя! Ни слова взрослым...»

Я была сильна, ловка, быстра, и удавалось Стасу, меня, конечно, не всегда

поймать... А коль ловил, то я кричала сразу:

«Я расскажу! Тебя накажет мать!»

Мы так в лесу играли постоянно. Потом в саду, в беседке пили чай. Его нам

выносила тётя Яна. Под вечер расставались.

«Не скучай! – бросал мне Стас. – до завтра!»

Из окошка (он провожал меня) махала я. Хороший Стас... И если бы не

«крошка», то были б с ним мы лучшие друзья.

Потом, когда вернулся Ромка с моря, он видел нас со Стасом пару раз.

Теперь, почти что в каждом разговоре он клеил к «Стасу» слово «унитаз»...

Он сочинял про Стаса анекдоты, истории забавные, хохмил... Да так,

что я смеялась до икоты.

И Стас мне перестал быть вовсе мил. К тому же, вскоре он уехал с мамой.

На зависть мне куда-то далеко... Поездки были мне заветной самой

мечтою.

В садоводство молоко везли с совхоза. Целая цистерна в неделю раз

вьезжала в воротА. Приветливая тётка с кружкой мерной (на ней, где литр,

фломастером – черта) вливала нам без устали в бутыли, бидоны, банки

белоснежный груз...

На молоке такие сливки были! Я помню нежный сладковатый вкус... Так

в детстве, кажется, всё было лучше, счастливей. Голубее небосвод... Мы

провожали всей ребячьей кучей всегда бегом цистерну до ворот.

                5

Однажды так случилось, что мальчишки другие Ромку приняли в игру. Их было

семеро, а я казалась лишней. Одна девчонка.

«Я её беру!»

Сказал им Ромка.

«Пусть играет с нами!»

"Девчонку? Мы намучаемся с ней: она слаба тягаться с пацанами. Мы ж в

вело-прятки. Для крутых парней игра. Она жестокая, а, значит, для сильных. А

девчонки – слабый пол. Подумай сам, а вдруг она заплачет?"

Сказал серьёзно Ромке рыжий Фрол.

«Я не заплачу!»

Завопила звонко в ответ ему я, выступив вперёд.

«Ты не смотри на то, что я девчонка, я смелая!»

За весь девчачий род мне стало вдруг обидно. В самом деле: ну чем девчонки

хуже? Что за чушь? Быстрее всех гоняю я на веле и не боюсь зайти в лесную глушь...

"Ну, ладно, ладно... Мы тебя проверим! Все новенькие водят в первый раз.

Такие правила. Ты стой у этой двери, считай до ста, не открывая глаз."

Я отвернулась. Хохотали громко, свистели, уносясь на велах вдаль, мальчишки.

С ними – лучший друг мой Ромка. Нетерпеливо ставлю на педаль уже я ногу:

«Девяносто девять!»

Ну, всё. Искать поехала ребят. Они могли быть далеко. Что делать? Такие

правила. Вовсю горел закат над лесом с ёлочной зубастой кромкой, она казалась

чёрной ввечеру. Мне стало грустно: в нашей дружбе с Ромкой не будет всё по-прежнему.

Игру, быть может, я и выиграю... Только... (догадка вдруг хлестнула точно плеть)

..меня не примут как свою, поскольку... девчонка...

Так мы начали взрослеть... И пролегла невидимо граница, наметилась полярность

двух полов. Я вздрогнула: вспорхнула рядом птица. Я всё крепилась:

«Я мальчишколов! Я молодец! Я отыщу их разом...»

Лес становился гуще. Дальше – дом. Закат в деревьях низко красным глазом

моргал мне. Страшно. Ехала с трудом. Не плакать! Нет! Я набралась отваги. С

предательской щекоткою в носу по следу всей мальчишеской ватаги я ехала в темнеющем

лесу. Бодрилась и посвистывала  тонко. Меня атаковали комары. Реветь – никак нельзя.

Ведь я – девчонка! И вОда. И одна  – на семерых.

2013

ПОДРУГЕ ДЕТСТВА

Как прочен быт – его стальной скелет –

работа, ипотека, муж и дети.

Скажи, подруга детства, сколько лет

с тобою мы не виделись в том Лете,

в дыму от одуванчиков, в крови

раздавленной штанами земляники,

где мы с тобою, головы-сорви,

огромней, чем сейчас – почти велики?

Как жизнь щедра, как мало мы берём,

зарывшись в пустяки, в счета. Когда-то,

тем мокрым серебристым октябрём

без зонтиков мы были так богаты!

Не отрывая руку от руки

бежали рядом по уши в любви мы –

доверчиво прозрачны и легки –

для радости столь робкой уязвимы.

2014

МОРЕ

когда она впервые поедет в морю,

то его аромат узнает ещё с вокзала

и с собой привезёт шкатулку своих историй –

она бы с радостью морю их рассказала

ну а он притворится, что слишком устал с дороги –

смуглый, немногословный, скуластый, строгий –

он сядет с коктейлем в глубоком цветном шезлонге

и солнцу протянет свои длиннющие ноги

а она побежит сквозь брезентовый жёсткий зной

по пляжу, руки раскидывая как крылья

замирая сладостно от своего бессилья

перед огромностью, мощью и глубиной

и потом, уезжая, в рюкзак свой до треска полный

уложит ракУшки, в которых услышит волны –

все именно так и должно будет сбыться вскоре,

если они, наконец-то, поедут к морю

но он всё медлил: что ещё скажет врач,

поедем тогда, когда тебе станет лучше,

поверь, мы ещё поймаем счастливый случай!

умрёшь?

ерунда!

не выдумывай и не плачь.

и друзья не раз говорили ему: уступи ей!

ну что тебе стоит. билеты. и в поезд сесть.

она всё сильнее лысела от химиотерапии,

а он легкомысленно верил, что время есть

а когда у неё совсем не осталось сил,

хоть он ей ежедневно гранатовый сок носил,

она больше не вспоминала о том разговоре,

перетопчусь я, ну его, это море –

не хотела надоедать и способствовать ссоре

до конца

а потом он долго себя винил –

чем же взгляд его был так беспросветно зашорен?

он жизнь прокручивал в памяти как винил –

он ведь любил её, даже ни разу не изменил

и баловал, потакая в невинном вздоре

в безвозвратно упущеном кроется главное горе

дурак.

всё зевал, всё шляпил, всё временил -

и она умерла, так и не увидев море

2013

МАЛЬЧИК С ЮГА

Мальчик с юга

стоит у лотка с разлохмаченым луком.

В нём, тринадцатилетнем, прозрачном ещё, тонкоруком,

пробуждаться лишь начал мужчина: трепещущим звуком,

первой нотой, как только вступивший в оркестр инструмент.

Замираю невольно: внимателен и неподвижен

взгляд огромных, налИтых нездешними соками вишен;

глянец их отражает меня в этот самый момент.

Южный мальчик содержит янтарное щедрое солнце,

как в сосуде, в себе, и глаза, как резные оконца,

этот свет проливают наружу.

Вокруг толчея.

Поглядит в наши души, раскрытые древние книги,

многоликий единственный бог всех враждебных религий,

и тихонько прошепчет, что смысл в существующем миге,

а бессмертье – в любви, что едина для всех

и – ничья.

2013

ТАЛИСМАН

Бриз топорщит тугой завиток на открытом виске.

Ночь. Пустующий пляж. Длинноногая тень на песке.

Вслед встревоженно смотрит луна. Ты вот-вот на доске

заскользишь по широкой и тёплой спине океана.

Точно на провожающую, ты взглянул на луну.

Ночью легче попасться акуле шальной, буруну –

ты плевал на запрет. Ты бесстрашно седлаешь волну –

и куда только смотрит вся береговая охрана?

Ты так смел оттого, что уверен: всё прошлое прах,

а грядущее просто несёт на попутных ветрАх

как и волны. А если ты всё таки чувствуешь страх,

то касаешься бережно мыслью его точно шрама.

Ты однажды нащупал в нём дно – страх не так уж глубок,

он лишь мысленных образов маленький цельный клубок –

если плыть напрямик, сквозь рисуемый страхом лубок,

снова вынырнешь в явь, но расширится вдруг панорама.

Ты летишь на волне. Ты на жадной и страстной губе.

Ты в обмен на свободу все связи запродал судьбе,

из всего груза лет ты немного оставил себе:

только память о чувстве моём – маломальскую малость.

...Так приятно щемило то внутреннее торжество

от сознания, что  для меня ты почти божество,

а сама я, смешное и маленькое существо,

вызываю в тебе, как котёнок, лишь нежную жалость.

И пусть ты никогда не оглядывался на меня,

взгляд с утёса мой вслед будто каменная броня,

ты становишься всё беспечнее день ото дня –

ты азартен и ты научился играть с океаном.

Но ты помнишь, что он беспощаден, силён и свинцов,

ну а если настанет любой из возможных концов,

извлечённый из сердца один из акульих резцов

только я буду вечно носить на груди талисманом.

2013

ОДИНОЧЕСТВО НА ПЛЯЖЕ

Ты ляжешь в ладонь океана – он бережно примет

твоих загорелых изгибов нечаянный дар,

волна разбивается в брызги руками твоими,

прохладная грудь у неё тяжела и тверда –

волна каждый раз её шумно роняет на скалы,

стекая как шёлк с голых плеч с полукруглых камней...

Вода обернула тебя целиком, обласкала –

тебе хорошо – ты не вспомнишь сейчас обо мне.

Ты рад одиночеству, словно тебе не знакомы

его недостатки, сегодняшний вечер лишь твой:

ты сядешь на коврик сплетённый из тонкой соломы,

набив неспеша папиросу пахучей травой...

...и явится Джа, чтоб с тобой говорить о свободе,

о внутреннем мире, и, может быть, чуть – о любви.

Ты веришь ему точно зеркалу мутному, вроде

бы Джа никогда ароматной душой не кривил...

Закат разостлал над водой разноцветные ленты,

их яркий атлас размотал на прибрежном ветру,

ты куришь, сощурившись вдаль – вот в такие моменты

зачем-то приходит вдруг мысль: я однажды умру,

умру, может быть, не изведав чего-то такого,

о чём и подумать как будто бы прыгнуть со скал...

И всё-таки странно: как крепко нас держат оковы

различных условностей. С мягкого тела песка

ты встанешь, пойдёшь безмятежно по кромке прибоя,

следы оставляя, где влажный песок чуть темней –

ты любишь весь мир – он исполнит желанье любое –

и ни к чему в этот миг вспоминать обо мне...

2013

МОРЕ ПРОСТИТ

Солнце падает в море как будто в ладонь лепесток

огнерозы. Прибрежные камни как ягоды гладки.

С каждым днём поднимается новой печали росток.

Ты глядишь на закат, а у глаз собираются складки.

Катят к зрелости годы, и то, что ещё впереди,

стало меньше того, что уже за спиною осталось...

Молодые на пляже целуются, и бередит

это душу. Ты в гору бредёшь, ощущая усталость.

На плечо золотое игриво присел мотылёк.

Мудрость знает свой срок точно так же как сбор урожая,

а любви горизонт – он всегда беспредельно далёк...

(Ты теперь поняла, идеал до сих пор обожая.)

Мотылёк как присел, с той же лёгкостью снова вспорхнёт.

Стала счастьем привычка хорошая. Много не надо.

Ты идёшь, ощущая (как будто ведро винограда

ты несёшь) бытие – уж привычный и радостный гнёт.

...Ну а если приедет (в родные края иностранцем)

на шикарной машине... Не дрогни задетой струной.

Отвернись, чтоб не выдать ни блеском в глазах, ни румянцем,

то, что жизнь без него проходила твоя стороной.

У желаний несбывшихся память остра будто жало.

Ты сожми их покрепче – как гладкие камни в горсти.

Точно бусы покойной. Хранить их – хорошего мало...

Ты однажды их выброси в море.

И море – простит.

2015

СИНИЙ ЛЁД

Острова как мороженое расплавлялись от зноя.

Горизонт таял в дымке. И изредка сквозь облака

выходило глядеть на меня как в окошко резное

белокурое солнце. Вода расправляла шелка,

на песке расстилала волнующе тонкие ткани.

Кружевные оборки прибоя касались ступней.

И глаза темнокожего – точно оливки в стакане

с молоком – первобытную страсть распаляли сильней,

чем его – леденящие синью норвежского фьорда.

Он и в джунгли не ходит без галстука и пиджака,

говорит по-английски так чисто, чеканно и гордо,

если руку мне жмёт, то моя холодеет рука...

Даже солнце, стыдясь, не целует высокие скулы,

хоть и дразнит его белизна белорусского льна.

Ночи душные здесь. Я вчера через силу уснула.

Я тоскую по родине... Или опять влюблена.

В молодого мулата. Под дробную жаркую сальса

тянут крепкие мускулы глянцевый тёмный атлас.

Потанцуй, милый мой, для меня. Чтоб скорей забывался

синий лёд этих глаз.

Синий лёд этих северных глаз.

2014

* * *

Здравствуй, море!

Пусть я по другому себе представляла

нашу первую встречу... Но это всегда.

Я присела на краешек старого одеяла

и ко мне иногда подползает, ласкаясь, вода...

Мне не нравится пляж – этот плоский поднос с телами.

Я люблю одинокий берег, где много скал.

Мудро быть благодарным за всё, если верить ламе.

В том, что есть, обнаружится часть того, что искал.

И не все тела загорающих столь красивы,

как хотелось бы. Зазывая, до хрипоты

кричат, разнося по пляжу в корзинках пиво

местные, обгоревшие до черноты.

Здравствуй, море, как есть! Всё равно ведь мои кошмары

и печали со мною, где бы я ни была...

Может, в Индию? Чтоб разомкнулось кольцо сансары,

чтобы выжгло славянские волосы добела?..

Здравствуй, море... Как есть... Я надеюсь, что залатаю

душу здесь как-нибудь – красоте врачевать дано –

и, расставшись с тобой, я на север вернусь золотая,

как сокровище древних пиратов, ушедших на дно...

Анапа, 2015

«Пусть сбудется твоя самая заветная мечта.»

Древнекитайское проклятие.

* * *

Когда-нибудь всё будет, не сейчас,

так, чтобы в бездну падать по спирали,

в такси чтоб руки алчно простирали

навстречу мы, неслись вдоль магистрали

огни, сливались в линию, лучась...

Тогда фонарье вылепит лицо

скользящим нежным золотистым бликом,

и я забуду думать о великом,

пока в отеле сумрачном безликом

в бокалах окон тает леденцом

луна. И скрип гостиничных дверей

тактичен, он в ночи почти неслышим,

две капли – взгляд, мы оба ровно дышим,

рассвет ползёт по рыжим мокрым крышам,

и, зябко ёжась, я шепчу: согрей...

Когда-нибудь так будет. А пока

растёт во мне, ветвится: встреча в восемь,

закат жемчужный, вышитая осень,

всё то, о чём в тот день друг друга спросим,

и тень листвы на кромке потолка...

Потом, в уже рассеявшейся мгле,

молчим – в самих себе как две пружинки.

Ты все согнал теплом своим дрожинки

с меня...

Так будет?

Вдруг мечты – снежинки,

что тают, не притронувшись к земле?

2014

* * *

 Вечер. Черные волны бесшумно скользят по песку

И сосновые кроны на небе прочерчены четко.

Мне сейчас хорошо. Но внезапную эту тоску,

Что все сбыться должно – не унять...

Колыхается лодка

у причала.

Танцуют холодные блики луны

На шершавой ладони залива....и грусти не нужно:

Будет снова предчувствие, время разгадывать сны

И песок пропускать между пальцев струею жемчужной.

Я так много мечтала! Должно быть, мечты – это яд...

чтобы в небо глядеть, стоя в теплой воде по колено,

Словно нет ничего – только пропасть из взгляда во взгляд

И холодная вечность в межзвездном пространстве Вселенной...

2011

СИНИЕ ФАКЕЛЫ

Я разжигала медленно: раз... два...три...

Удивлённые лица лопались, как пузыри.

Эта ночь будет только нашей теперь – гори

всё феолетовым пламенем до зари...

Побледнела луна как будто бы мне в укор,

как подруга, в тебя влюбленная с давних пор.

Эротично чёрен лесной кружевной убор.

Ты улыбнулся ласково, но – в упор.

И терять уже вроде нечего: теплоту

расстояния между непройденного, и ту

чумовую нежность, доверенную холсту...

Постигать вроде тоже нечего: простоту

мироустройства. Ты передо мной точь-в-точь

как я мечтала, только не превозмочь

желания развернуться и мчаться прочь...

Синие факелы бросила в крепость ночь.

2014

* * *

Ветер треплет ажурные платья нарядных черемух,

что толпою невест погулять будто вышли во двор.

Точно к свадьбе счастливой готовится город, и промах,

верно, то, что я в джинсах потёртых хожу до сих пор...

Скоро лето. И руки – всё легче, а небо – всё выше...

В предвкушении – счастье, и я его длю день за днём.

Век бы так просидела: за миг до полета на крыше,

свесив ноги с карниза; невестой, мечтая о Нём...

Ветер лепит мой старенький вытертый свитер на спину.

Он махает мне снизу:

– Ну что же ты медлишь?

Стою.

– Погоди ещё чуточку...

Руки пошире раскину...

Я боюсь превращать в ощущение грёзу свою.

2014

НЕДОСТИЖИМОСТЬ

Несбывшееся дарит вдохновенье.

Недостижимость лишь творить велит.

Меня сожжет твое прикосновенье.

Испепелит.

И потому, прошу тебя, не надо

нежнее лепестков, жадней огня

и неизбежней сна и листопада

любить меня,

пока я пью слова свои как вина

божественные с твоего лица...

Прости мне. Так жестока. Так невинна.

Любовь творца.

2014

* * *

Помнишь время, когда я с утеса как птиц отпускала

кружевные платки и мечты по утрам иногда

в небо как из фарфора. Блестели суровые скалы.

Под утесом лежала прозрачным сапфиром вода.

Я тебя не ласкала еще и покорно, и властно.

Я еще не бывала так счастлива – до пустоты.

Я ласкала других: так попутно, легко, беспристрастно,

как горячее солнце ласкает лучами цветы.

А с тобой я, познав бытие на последнем пределе,

как-то вдруг поняла всю его безнадежность и сласть.

Я пришла на утес – бархатистые тучи редели –

без последней мечты, ведь она так жестоко сбылась...

2014

* * *

Ты помнишь, как мы говорили с тобой о мечтах

по-детски наивно и искренне. Нынче всё реже

такое случается с нами.

" В нездешних местах, – сказал ты, – хотел бы я жить,

на морском побережье,

где тянется пляж нескончаемый, белый, пустой,

где ветер гребенкой проходит сквозь сосны и скалы..."

"Уехать не сложно. Мечта не во внешнем... Постой...

Что чувствовать будешь ты там?" – Я на это сказала.

«Всего лишь одно: беспредельное чувство покоя, лёгкость...»

Воскликнула я, не скрывая печаль:

«О, Боже... Да ты понимаешь,что это такое?..»

Ты мне улыбнулся загадочно и промолчал.

2013

МУДРОСТЬ

Я учусь спокойно смотреть на свою мечту,

которую, знаю, в этой жизни я точно не обрету,

без смертельной зависти и самоуничтожения.

Это ж классно, что он счастлив вполне, здоров...

А молитвы мои, верно, стоили меньше его даров,

ведь судьба – это тайных помыслов отражение.

Постепенно слезы высушиваются в соль.

Так устроено здесь и мудрость обретается через боль,

продевается нитью в солнечное сплетение.

Но зачем же дрожит как прежде моя рука,

ведь открылось мне, что бессмысленна, невесома и коротка

радость земного желанного обретения?

До чего же все таки, господи, он хорош...

И смотреть на него – резать душу, медленно вести нож,

захлебываться мукой не-обладания...

Как же здорово, что ничего не забрать с собой

нам отсюда, что каждый смертен, и конечен процесс любой,

всякое наслаждение и страдание.

2015

* * *

А когда я уеду, попробуй любить меня,

ведь такая любовь ни к чему уже не обяжет.

Вспоминай только лучшее, фото мои храня,

иногда посылай сообщения через гаджет.

Представляй меня так, как хочешь. Свою мечту

облачи в мои признаки: в жесты, в походку, в голос.

Ведь не будет нужды принимать меня с болью, ту,

что такая как есть. Я хочу чтобы перемололось

неприятное прошлое: ссоры, обиды, брань...

Ты и сам будешь рад отдохнуть от меня, может статься.

Только как угадать, где проходит опасная грань

между «просто уйти» и «уйти, чтобы всё же остаться»?

2015

* * *

Не тоска. И не радость. Нервная зябкость плеч.

И щёки, как будто на пламя глядишь, горят.

Как ни старалась, тебя не смогла облечь

я ни в один известный словесный ряд.

Все желания выразимы, пока влеком

чем-то земным, привычным для наших глаз.

Но нечто есть в мире, созданное маяком

для смертных, прямым доказательством вечного в нас.

И, встречаясь с ним, становишься сразу нем,

обмираешь, внезапно столкнувшись лицом к лицу.

И рушится карточный домик привычных схем.

Вспоминаешь, что время сдувает нас, как пыльцу.

Не рука. И не сердце. Не это меня влекло.

А мой шанс заглянуть за грань бытия, за край.

В непостижимость я бьюсь – мотыльком в стекло.

Я смотрю на тебя как в воду и вижу – рай.

2015

* * *

Жизнь, она единственная, говоришь...

Для чего же тогда я это всё берегу?

Деньги, сердце своё оловянное, нелюбившее?

Для дня, когда мы поедем с тобой в Париж...

...если розы вырастут на снегу?

И не лучше ли будет просто себя мотнуть,

растратить, раздать прохожим как горсть монет?

Ведь скупые душою умрут не пожив, и суть

в том, что прошлого нет, и грядущего тоже нет.

* * *

Эти детские фото – вырванные мгновения -

глубоки и гулки, как солнечные аллеи.

Но я вдруг очнусь от случайного прикосновения,

будто поверхность сенсорного дисплея.

Пиксели, если вглядеться, цветными крошками.

Фотобумага испорчена малость с краю.

Свет моей жизни светит теперь из прошлого.

А это значит – немножко я умираю.Эти детские фото – вырванные мгновения –

глубоки и гулки, как солнечные аллеи.

Но я вдруг очнусь от случайного прикосновения,

будто поверхность сенсорного дисплея.

Пиксели, если вглядеться, цветными крошками.

Фотобумага испорчена малость с краю.

Свет моей жизни светит теперь из прошлого.

А это значит – немножко я умираю.

2015

ЛЮБОВНИК

Морозный день, и предвкушенье встречи

всё делало прекрасным: снежный дым

и солнца диск, что резко был очерчен

за облаками. Пламенем седым

стоял далёкий лес. Был звонок холод –

мгновенье существующий кристалл.

Он ждал её – упрям, безбожно молод –

огонь в печи остывшей прорастал.

Был ужас ожиданья нежно-кОлок,

он ждал её неведомым ведОм.

Она свернула в маленький посёлок,

где он согрел накрытый снегом дом.

Нет оправданий этому поступку.

Ну разве только то, что жизнь одна...

Он снять помог ей норковую шубку.

В глазах ее больших не чуя дна...

Он опустил стыдливо плотный пОлог.

Всегда заточен остро счастья миг,

как срок снежинки на щеке недолог...

Рукой подать – сквозь совесть напрямик.

Она сюда приехала. Тревога

«узнает муж, увидит кто-нибудь»

легла на лоб морщинкой, и немного

похитила блаженства. Снова в путь

она пустилась – чуть дрожали руки

лежащие на кожаном руле.

Господь, должно быть, создал жизнь со скуки

На грешной...упоительной... Земле.

2014Эти детские фото – вырванные мгновения -

глубоки и гулки, как солнечные аллеи.

Но я вдруг очнусь от случайного прикосновения,

будто поверхность сенсорного дисплея.

Пиксели, если вглядеться, цветными крошками.

Фотобумага испорчена малость с краю.

Свет моей жизни светит теперь из прошлого.

А это значит – немножко я умираю.

ЦИКЛ «ВОЛШЕБНЫЕ СКАЗКИ»

ЛЕГЕНДА ОБ УЩЕЛЬЕ ВЕДЬМ

Принц собирается ехать в своей невесте.

Для влюблённого эти сто вёрст или даже двести

совершенно не крюк.

Он надевает лук,

меч и шлем, проверяет всё ли на месте.

«Скоро, милая, скоро мы будем вместе.»

И порхают вокруг

несколько тысяч рук

незаменимых и незаметных слуг.

Принцу вплетают яркие нити и бусы

в длинные волосы. Тонкий и светло-русый

он синеглаз и мармеладногуб.

Крепко врастает в жизнь он как юный дуб.

Войны из свиты его деловиты и пышноУсы.

Молодцы как на подбор – и шустрЫ и не трусы.

У каждого лук ветрорез есть и меч волноруб,

и знак почёта – гранёный алмаз – как куб.

А географы чертят маршрут на дорожной карте:

по долине дороги нет – всё размыло в марте,

через горы нельзя – вы слыхали о нудном барде

он с эхом вдвоём бренчит на одном аккорде,

что в мире нигде нет других столь прекрасных гор, где

такие закаты и так зелены дубы.

Но он колдун и не вздумайте быть грубы –

и дослушайте – он задержит вас на неделю –

будет петь, язык ворочая еле-еле...

Лучше уж сразу поехать вам через лес –

да и тут есть аргумент, что имеет вес:

ведь в лесу вы столкнётесь нос к носу со злым медведем.

Войны кивают: «уж мы то его обезвредим!»

А Принц говорит: "Я знаю, как мы поедем!

Самый короткий путь – сквозь долину ведьм."

Кто-то из свиты становится бел как мел.

Принц говорит: "Оставайтесь же, кто не смел...

Никого насильно с собою не буду брать я.

Мы отправимся завтра. Делайте выбор, братья!"

Свита молчит.

"Ну хоть кто-нибудь, отзовитесь!

Есть между вами действительно храбрый витязь?"

Войны косятся в сторону горной гряды,

лица их страхом вытянуты и худы,

кто с семьёй в последние вытеснились ряды.

И остался у Принца оруженосец – верен

до конца. Из всей свиты один единственный воин.

Но Принц в себе уверен и так спокоен.

А шаг его лошади выверен и умерен.

Копыта как в барабан отбивают такт.

Принц выезжает на каменистый тракт.

То и дело в пути он ласково гладит вожжи,

рукоять меча, с огромным сапфиром ножны –

жесты его уверенны и осторожны.

Из дворца уж его не видно в пыли дорожной.

Он ведь не знает ещё, как жадны уста

ведьм в ущелье, что есть между ними та,

у которой при полной луне отливает кожа

как молочный опал –

он не ведает, что пропал...

И коварные ведьмы розами стелют ложе.

Едут долго принц и его самый верный друг.

Тишина словно под водою стоит вокруг.

Звёзды сверкают крупные точно луны,

тени чернеют причудливые как руны

и страшно – будто в груди натянули струны.

Услышал первым оруженосец юный

это негромкое пение из кустов.

Жаль, что они не взяли с собой крестов –

ослепителен блеск шелковых животов

в лунном свете, и Принц всё забыть готов –

он в центре букета нежных ведьминых рук –

они знают древнейшую из наук

так хорошо, что думается – едва ли

прежде её так Принцу преподавали...

И в ущелье по прежнему тихо и так темно –

будто песок взбаламученный лёг на дно

после того, как пловцы все на берег вышли.

Лёгкие шорохи только. Сова ли, мышь ли...

И Принц невесту забудет, как вздорный сон.

Облако ляжет в рассвет над горой, как слон.

Изумрудным цветом лесистый нальётся склон.

Невеста смотрит с башни:

«Ну где же он?»

СКАЗКА О РЫБАКЕ И ЧУДЕСАХ

Сумерки в вечер упали каплей чернил.

Старый рыбак сети свои чинил

у океана, и вздулась волна бугром

и Рыбку швырнула на берег, блестящую серебром,

небольшую, с пилой-плавником как у осетра,

говорящую.

Молвит: "Волшебная я, как сестра,

исполню желание, жаль, что не три, а одно,

если отпустишь к деткам меня, на дно."

Рыбак почесал задумчиво лысое темя,

он помнил по сказкам, что может случиться с теми,

кто рискнёт разговоры вести с колдовскою Рыбкой...

Он, однако, не струсил. И молвил с печальной улыбкой:

"Я одинок. У меня есть изба да сеть.

Не приложу ума, чего мне ещё хотеть.

Мне для себя вообще ничего не надо.

Зря попалась ты мне. Бытового полно неуряда

у других. У соседа справа больная дочь,

у левого сын-уголовник, не знаю, кому помочь.

У третьей сестра малолетняя беременная без брака;

у четвёртой муж пьёт, пять детей, что ни день в доме драка...

уж не знаю, Рыбка, бог ты там или бес,

да только в чём смысл, коль не хватит на всех чудес,

всем не помочь. У людей океан – не вычерпать – разного горя,

и одно чудо твоё – это капля в море."

"Ну, – Рыбка вздохнула, – не слушай тогда ты мою чепуху,

возьми меня и на ужин свари уху."

"Бог с тобой! – Говорит Рыбак. – Отродясь не мог

сварить того, с кем вёл хоть раз диалог.

Плыви, Рыбка, с Богом, заждАлись уж, верно, дети!"

А сам принялся снова распутывать сети.

По дороге домой случайно встретил соседа.

Он обрадован чем-то был и случилась беседа.

Соседу знакомый доктор сказал: не плачь,

за дочку твою возьмётся столичный врач,

здорова будет она, народит детей.

Старый отец просиял от таких вестей.

Одинокий рыбак улыбнулся его судьбе.

Доброе сердце – чудо само по себе.

РОЗА ВЕТРОВ

Осенние ветры шёлковы и сквозны.

Свили гнездо у моего крыльца.

Эти глаза эльфийской голубизны

ярче зажжёт бледность его лица.

Юный король, ты не грусти о том,

что корабли ветра отнесли на мель,

линий презрительных этим красивым ртом

не изгибай.

Мало тебе земель? или рабынь?

Вином наполняешь рог –

жизнь тебя баюкает в гамаке.

Я выхожу утром на свой порог –

ветры слетаются стаей к моей руке.

По горам по долам маршируют твои полки.

Врываются смело твои корабли в моря.

Ты воин хороший, но цели твои мелки.

В то, что сила решает всё, ты поверил зря.

Тебе воевать не со мной – ведь мои ветра

ведают все рельефы пустынь и гор.

Гордость твоя игольчатая остра,

мой ветрокудрый. Ты непомерно горд:

ты привык целовать лишь тех, кто тебя слабей,

в сердце любовь запечатывая тоской...

– Лети же, северный ветер, топи и бей

его корабли!

Я направлю своей рукой.

СОКОЛИНОЕ СЕРДЦЕ

Я вижу всё чаще почти ощутимые сны:

зари акварели над пиками княжеских башен

и дынную корочку бледной рассветной луны

над лесом, который уже золочён и раскрашен,

он виден как остров за шкурами стриженых пашен,

разостланных точно трофеи у ножек княжны.

Тоска как кольчуга на тоненьком стане девичьем

стальной чешуёю на грудь это бремя легло:

нетрудно понять по оброненым пёрышкам птичьим

в светлице пустынной, насколько княжне тяжело –

охотничий сокол, на ветер кладущий крыло –

жених, что навек заколдован пернатым обличьем.

Печальна как вечность княжна и как мрамор бела.

Она наблюдает – пока опускается мгла

на пашни и лес, постепенно сгущаясь – весь вечер

за небом: вот-вот озарит его тенью крыла

возлюбленный...Стало темно. Зажигаются свечи.

Надежду расхитит осенняя ночь по куску.

Соколиное сердце не может лелеять тоску

так же долго и бережно как человечье.

МОТО-СКАЗКА

Спит дворец и густой туман овладел низиной –

влит как в чашу. Я еду мимо, как повелось,

ведь асфальт шлифовать моё дело, гладить его резиной

моих колёс.

Он крон-принц, и его коронация после свадьбы.

Пожелать бы им счастья, всем сразу, без жалоб и злоб.

Или вовсе не видеть дворца – ничего не знать бы...

а не жить как теперь – пусть асфальт хоть целует в лоб.

Он ведь помнит ещё как сукно своё стелют дороги,

зАлиты солнечным светом, широкополосы,

мне под колёса,

а мы – молодые боги –

оба без шлемов, оба длинноволосы

на ходу поцелуи воздушные шлём патрулям,

но Маленький Принц, став теперь Молодым Королём,

привыкает к иным ролям.

Жизнь, как правило, женщины чтут гораздо сильнее,

зная, как трудно этот дар обретён,

и, сидя среди прялок и веретён,

судачат девИцы: «Не так что-то, видно, с нею...» –

про меня, и невеста разъяла его со мной,

причитая тихонько: "Боюсь я её шальной,

не ездил бы ты так, за её спиной,

она – убьёт."

Я еду своей дорогой. Разбавленный йод

на пустые поля рассветное солнце льёт.

Всем известно, что даже самые лучшие фрукты

с течением времени все обратятся в гнильё.

Я проеду спокойно отмерянные мне льё.

Он утешил меня: "То, что мне не протянешь рук ты

даже славно, так алое яблоко жизни твоё

сделало выбор и не ошиблось корзиной,

ты на хоженых тропах пути своего не ищи,

ведь дело твоё асфальт шлифовать, гладить его резиной,

а не рожать детей и варить борщи..."

Путь мой мимо пролёг. Золочёный дворец в тумане

словно нагая женщина в простыне.

"...если счастье не станет ядром твоего ума, не

сможешь ты его принимать извне."

Я смотрю на зарю, и опять впереди свои:

хорошенький мальчик в форме стоит с радаром –

меня стерегут не нужные мне и даром

поклонники верные – служащие ГАИ.

А заря впереди  – как зияющая прореха

на бледно-синих джинсовых небесах.

Я на всех парусах,

чуть хмельная от ветра и смеха,

мне спокойно и весело, двигатель ровно ревёт...

И во мне счастья много так – как скорлупу ореха

меня оно когда-нибудь разорвёт!

Он же знает, что я давно не пью виски перед,

тем как взять – как быка за рога – мотоцикл свой за руль,

но король молодой мне теперь отчего-то не верит,

и на шоссе он везде выставляет патруль.

(Вон еще один за кустом – до чего же мордаст!-

Что за радость ему тут сидеть и в жару и морось!)

Королю известно, что я превышаю скорость.

Он ревнует меня к асфальту.

И – не отдаст.