сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Где бы Йеннифер не была, как бы редко не появлялась — и на страницах, и в реальности — Ньют понимает: он будет её ждать. Как и его герой, уже зная, что взгляд фиалковых глаз пронзит, словно клинком, взмах ресниц — добьёт, а улыбка вообще четвертует.
Wherever you go
Где бы ты ни была,
Whatever you do
Что бы ты ни делала,
I will be right here waiting for you
Я буду ждать тебя здесь.
Whatever it takes
Чего бы это ни стоило,
Or how my heart breaks
Даже если сердце мое будет разбито,
I will be right here waiting for you
Я буду ждать тебя здесь.
***
Когда Томас тащит Ньюта в очередной парк аттракционов, сияющий синими огнями, тот даже не протестует. Да и зачем, всё равно ведь толку ноль: раз Томми захотел расшевелить его, значит, расшевелит. А пока что можно тихо постоять в уголке, съесть мороженое и, возможно, набросать кое-что для будущей сюжетной арки. Этим Ньют и планировал заняться, когда вдруг прищуренный взгляд выцепляет в толпе темноволосую шевелюру, нежными волнами спадающую по плечам.
В этой девушке, стоящей спиной, что-то разглядывающей у вывески рядом с палаткой для метания ножей, ему чудится нечто знакомое. Стать, цветочно-смертельный запах, как у ядовитого растения, убийственная красота.
— Чего глядишь, парень? Других девушек в парке аттракционов мало, а?
Незнакомка оборачивается, и Ньют на секунду застывает. Пропадает, расщепляется в ничто. Потому что перед ним стоит она, Йеннифер. Разве что вместо привычного черного платья на ней — водолазка. Но это определенно она, с её обманчивой хрупкостью запястий, фиолетовым пожаром вокруг радужки, который Ньют видит даже за несколько метров.
— Да нет, я… — Ньют теряется, сбивается с ритма, а привычные слова так и прилипают к языку, а он — к нёбу.
— Что? — Йеннифер (а это точно, черт возьми, она) изумленно вскидывает брови и чуть хмурится, будто невзначай позвякивая браслетами на руке. Наконец-то замечает его взгляд, направленный аккурат на цветные ленточки, проходящийся и по всей фигуре, и приподнимает ладони, невинно демонстрируя амулеты. — Да, я ведьма. Ну, типа. Ты на метание ножей? — она кивает на вход в соседнюю палатку. — Или предсказания?
— Вообще-то я… — вот теперь мозг окончательно перестает соображать, когда он замечает в руках Йеннифер свежий номер журнала комиксов.
— Ах да, — Йеннифер улыбается. — Я раньше работала в магазине эксклюзивных комиксов, им владел мой отец. Ну, сама писала кое-что.
— К-комиксов? — выдыхает Ньют и едва не падает. К счастью, ограждение какой-то карусели оказывается весьма кстати, и он опирается на неё, тщетно пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Комиксы. Ведьма. Ножи. Не бывает, черт возьми, так не бывает. Столько совпадений… А Йеннифер точно и не замечает его замешательства.
— М-м… да. Имеешь что-то против?
— Нет-нет, просто… — Ньют трясет головой так активно, что на него уже в открытую пялятся прохожие, — я сам их рисую немного. До эксклюзива мне, конечно, далеко, но покупают многие.
— Значит, ты творческий человек? — в глазах Йеннифер вспыхивает огонек. — О, неужели нашелся кто-то, с кем я могу наконец поболтать? Подожди секунду, я сейчас.
Ньют среагировать не успевает. Просто стоит и смотрит, как она отдает ключи от соседней лавочки с предсказаниями какому-то высоченному блондину с нахмуренными бровями, отряхивает наряд, а затем быстро-быстро подходит к нему. Как наваждение. Как ожившая мечта.
— Ну, где пообщаемся? — она как ни в чем не бывало берёт Ньюта за руку, и кожу будто колет миллион крохотных иголочек даже сквозь свитер.
— Ну, я… эм… — слова с языка не идут, а вот Йеннифер быстро просекает.
— На русские горки? Отличный выбор. Пошли. Потом расскажешь всё о себе на чертовом колесе, если доживёшь до этого.
— Постой, постой, кто… кто ты?
Пушистая бровь у Йеннифер удивленно приподнимается, но девушка тут же смеется, тряхнув рукой.
— Ах, чёрт возьми, я даже не представилась. Йеннифер. Да не смотри ты так, я ведь и кинжалом швырнуть могу. Странное имечко, друзья говорят, подошло бы героине комиксов. А ты как считаешь… как там тебя?
— Ньют.
— Да, — походя кивает она, не прекращая чеканить шаг. — А ты как считаешь, Ньют?
— Я считаю, что мог бы сам написать о тебе комикс, — осознание, что он ляпнул сущую ерунду, приходит не сразу, где-то спустя секунду. Горло жжёт, и, чтобы замять неловкую паузу, во время которой Йеннифер смотрит на него и как-то странно часто-часто моргает, Ньют добавляет: — Из тебя вышла бы крутая колдунья.
— О, звучит как предложение о сотрудничестве. Я согласна. Только платье мне нарисуй красивое, а не вот ту бутафорскую лабуду.
Йеннифер ещё продолжает что-то болтать, пока они вместе идут к русским горкам, а Ньют почти и не слышит. Он весь в ней, как художник в своей картине, картине, что ожила подобно Галатее, высеченной Пигмалионом. Да, в том случае была статуя, но не всё ли равно? Это она, его Йеннифер, та самая, которую он создал собственными руками. Его творение. И пусть у неё нет настоящего клинка, да и колдовать по-настоящему она никогда не умела, но это совершенно точно была она. Немного адаптированная. И, когда Йеннифер на секунду останавливается у ограждения перед русскими горками, Ньют замирает, не дойдя и нескольких шагов. Любуется.
— Ну что, ты идешь? Испугался?
Издевка в её тоне шуточная, но Ньюту отчего-то становится страшно. Что она уйдет, растворится в волшебном вихре, бросит его так же быстро, как и нашла. Ноги сами несут его к ней так быстро, что Ньют едва не падает. Йен заливисто смеется, прикрывая рот изящной ладонью, и пропускает его вперед. Калитка на входе захлопывается, и Ньют в кои-то веки ощущает себя по-настоящему реально. По-настоящему на своём месте.
Ньют без понятия существует ли такая любовь, не бредит ли он, но одно знает точно — раз у него в кои-то веки появился шанс, он его не упустит. Раз в конченом итоге он встретил Йеннифер — все не зря.
I wonder how we can survive
Не знаю, как можно пережить
This romance
Такую любовь.
But in the end if I'm with you
Но, если в конце концов я останусь с тобой,
I'll take the chance
Я свой шанс не упущу.
Он так и не узнает (вернее, узнает, но чуть позже), что комикс, который держала в руках Йеннифер, — о нем. А она — его автор. И удивительные истории о саркастичной ведьме и запутавшемся солнечном мальчике в них удивительно схожи. Они оба одновременно писали свои сюжеты, просто в разных мирах. И сегодня они наконец объединились.
========== Узнай меня по красному пальто (Волчонок, Стайлз/Лидия) ==========
Комментарий к Узнай меня по красному пальто (Волчонок, Стайлз/Лидия)
Я понемногу возвращаюсь👍 Автор жив, просто приболел (а до этого была учеба), но сейчас уверенно идет на поправку. Небольшой драббл по Стидии (потому что на меня внезапно нахлынула ностальгия по «Волчонку») как разминка)
Метки: фэнтези, магический реализм, songfic, романтика, пропущенная сцена, сложные отношения, неозвученный чувства, забота/поддержка.
Сонгфик на песню Lionel Richie - Hello. Написано на тему «Узнай меня по красному пальто» из блока «Романтика» на осенний движ в группе «Маленькое лето» (https://vk.com/club204300828).
Стайлз впервые замечает её, когда класс отправляется на экскурсию в какой-то там заповедник, который на самом деле — чистый осколок леса. Дикого. Абсолютно непредсказуемого, чертовски страшного, а значит — идеального места для Стайлза.
Стайлз впервые замечает её, Лидию, ещё в самом начале сборов. Вернее, замечает он только блеснувший огонь волос, поджатые губы и будто сканирующую улыбку. И, кажется, ему бы очень хотелось, чтобы это оказалось взаимно — чтобы и его тоже заметили в ответ. И он ведь — вот дурак, простофиля, раздолбай и как еще не шутил над ним Скотт! — поверил. Поверил, что на какую-то неуловимую секунду Лидия увидела в нём человека. Не досадное пятнышко, которое маячит перед глазами на чистейшей салфетке, а… Ну, хоть узор цветастый какой-нибудь. Она ведь любит их: Стайлз сам убедился, каждое платье назвать мог, хоть ночью разбуди. И улыбку тоже — не так уж часто она ему улыбалась, по пальцам пересчитать. А вот тогда — да. Стайлз мечтал о ней много лет, оставался с ней наедине в мыслях столько раз, что хватило бы на целую придуманную семейную жизнь, такую до одури реальную, что легко поверить, тысячи несбывшихся поцелуев вспомнить.
I've been alone with you inside my mind
Мысленно я оставался наедине с тобой.
And in my dreams I've kissed your lips a thousand times
В своих мечтах я целовал твои губы тысячу раз.
Иногда она проходит мимо его дома, мимо его школы, а если повезет — да, да, черт возьми! — и мимо него самого, касается отраженным от волос лучом.
— Здравствуй, Лидия. Ты выглядишь так, будто… собираешься проигнорировать меня.
А как же хочется продолжить: «Здравствуй, ты, случайно, не меня ищешь?»
I sometimes see you pass outside my door
Иногда я вижу, как ты проходишь мимо моего дома.
Hello, is it me you're looking for
«Здравствуйте, вы, случайно, не меня ищете?»
От пяти до десяти секунд — именно столько требуется человеку, чтобы понять — твоё или не твоё. Подойти или нет? Упасть в омут с головой, заговорить — или бежать без оглядки. И Стайлз решается: ему нужно с ней поболтать. Чёрт, не так: ему жизненно необходимо хотя бы просто постоять рядом, ощутить на себе это горделивое тепло. Правда, подбежать к Лидии Стайлз попросту не успевает: внушительный рюкзак за спиной (в котором точно собрано только все самое-самое нужное, да-да, и плевать на мнение папы) слегка перешивает, ботинок скользит, застревает в ямке, и, пока Стайлз с досадливым шипением вытаскивает ногу, Лидия, напоследок взмахнув хвостиком, исчезает из поля зрения. Растворяется, как призрак.
Они переходят небольшую речушку по шатающемуся мосту. Учительница предлагает мальчикам помочь дамам, на что барышни непременно соглашаются. Все, кроме Лидии Мартин, которая стоит и пытается перешагнуть дыру аккурат посередине моста. Стайлз понимает: это его шанс.
— Хэй, помочь? Привет, кстати, я Стайлз, — он возникает перед ней так неожиданно, что Лидия мгновенно вспыхивает. И даже возмутиться забывает: это чуть позже приходит. Стайлз бы сказал, что оно светится, да вот только этот свет мог бы сжечь всю галактику не хуже Звезды смерти. — А знаешь, что там? — он указывает на противоположный берег, чувствуя, что язык заплетается, что он мелет чепуху, но остановиться под пристально-удивленным взглядом уже не может. — Там птицы живут, знаешь? Еще ежи, зубастые такие, ух! Один раз палец чуть не оттяпали. Шрам показать?
Выражение лица Лидии не смог бы передать даже самый искусный живописец.
— Откуда тебя отрыли, м-м… — она поджимает губы, и выглядит это так очаровательно-трогательно, что Стайлз глаза ещё шире распахивает, застывая на месте. — Как там тебя? Стив? Стю?
— Стайлз, — он улыбается во все тридцать два. — Но я и на Стива со Стью согласен.
После они стоят у кромки воды, как самые настоящие друзья (по крайней мере, Стайлзу хочется так думать), Стайлз с важным видом ей что-то показывает, мелет языком совершенно вдохновенную чушь и боится: Лидия вот-вот уйдет. Скажет, что он глупыш и просто, чёрт возьми, уйдет. Только она отчего-то всё ещё рядом; он буквально вибрации солнечные в воздухе чувствует. Лидия Мартин — как сверхновая.
У нее волосы переливаются на солнце, как само золото, и Стайлз сглатывает: под ребрами пружинит странным желанием повторять, повторять и повторять, какая же она красивая, какая же она поразительная, симпатичная и… какими ещё там девчонки бывают? Слова застревают в горле, и Стайлз далеко не сразу замечает, что уже минуту как стоит и тупо пялится на выбившуюся из причёски рыжую прядь Лидии. И на волосах свет играет, играет, играет… «Я просто хочу, чтобы ты знала, ты…»
I long to see the sunlight in your hair
Я безумно хочу увидеть, как твои волосы переливаются на солнце.
And tell you time and time again how much I care
Я хочу без конца повторять тебе, как ты мне дорога.
Sometimes I feel my heart will overflow
Иногда мне кажется, что чувства переполняют моё сердце.
Hello, I've just got to let you know
«Здравствуй, я просто хочу, чтобы ты знала, что…»
— Стайлз, всё в порядке?
Её голосок отрезвляет. Стайлз передёргивает плечами, встряхивается. Как холодным душем после занятий у тренера, ей-Богу.
— Да, Лидия, да.
Когда экскурсия заканчивается, Лидия улыбается. Подмигивает в последний раз:
— Узнай меня по красному пальто.
И растворяется в ворохе осенних листьев и других детей. А Стайлз смотрит ей вслед и понимает, что безумно счастлив. Что он окончательно и бесповоротно влюбился в Лидию Мартин. В каждой улыбке, в каждом мельком брошенном взгляде он всё ещё читает: она именно та, та, кто ему нужен, осталось лишь объятия распахнуть. И плевать, что они ещё мелкие.
I can see it in your eyes
Я читаю в твоих глазах,
I can see it in your smile
Я читаю в твоей улыбке,
You're all I've ever wanted, and my arms are open wide
Что ты именно та, кто мне нужен, и мои объятья для тебя широко раскрыты.
***
Прошло десять лет
Его заберут. Стайлз это знает, чувствует кожей, ощущает морозным холодом, полоснувшим по коже. Заберут. У нее. Заберут. И, чёрт, плевать на него, он всё равно рядом с ней ничего не значит, а вот она… Они ведь заберут. Её у него. Его личное рыжее божество, целую религию, на которую он потратил столько лет бесплотных попыток. Сомкнутые руки дрожат, холод бьет по спине: Дикая охота приближается, а Стайлзу будто и не важно это — перед глазами только тонко дрожащая Лидия, что сидит на соседнем сиденье старенького джипа в неизменно красном пальто. Времени почти нет, Стайлз это предвидит, предсказывает еще чётче, чем банши — Лидия — очередную смерть.
Лидия — образец для подражания, отличница, первая красавица, королева школы, принцесса с глянцевой обложки, до которой Стайлзу — как до Луны и Марса вместе взятых, он-то где-то в земном ядре обитает. Лидия всегда знает, что сказать и что сделать, как сохранить идеальную укладку даже после погони за монстрами, а Стайлз сейчас сидит, тупит и думает лишь об одном: как наконец сказать, что любит. Больше шанса ведь не будет.
'Cause you know just what to say
Ты знаешь, что сказать,
And you know just what to do
И знаешь, что сделать.
And I want to tell you so much, I love you
Я очень сильно хочу сказать тебе: «Я тебя люблю».
— Ты забудешь также, как и остальные. Помни, я люблю тебя.
Самые нужные, самые правильные, с третьего класса выжженные на подкорке слова слова срываются с языка ровно в тот момент, когда дверь джипа распахивается и костлявые руки утягивают Стайлза в неизвестность. Туда, где точно никогда не было в его жизни Лидии Мартин. Не было и не будет.
***
Вокруг лишь заброшенная станция со старыми, навсегда заглохшими, забытыми поездами, и Стайлз понятия не имеет, где сейчас Лидия. Помнит ли она его? Скучает ли? Нашла ли себе уже очередного Джексона, за которого он никогда не будет её осуждать, ведь где Джексон, а где Стайлз, а? А, может, она всё-таки одинока, всё-таки сохранила хоть частичку воспоминаний о Стайлзе Стилински?
'Cause I wonder where you are
Я не знаю, где ты сейчас
And I wonder what you do
И чем занимаешься.
Are you somewhere feeling lonely, or is someone loving you
Может быть, тебе одиноко, а может, кто-то дарит тебе свою любовь.
Если бы она только сказала, как завоевать её сердце, возможно, ему было бы легче сейчас прозябать в неизвестности. Даже выкрикнутые в пылу раз за разом признания не долетают до нее, рассеиваются осенними листьями, даже «Я люблю тебя» больше ничего не значат в этом царстве вечного холода и забвения, вечной осени, когда они с Лидией — вот ирония — и познакомились.
Tell me how to win your heart
Скажи, как мне завоевать твоё сердце?
For I haven't got a clue
Я не имею понятия.
But let me start by saying, I love you
Но можно я начну словами: «Я тебя люблю»?
Когда открывается проход, Стайлз поначалу не верит. Свет бьёт по глазам, режет их без ножа, и в груди что-то трепыхается. Надежда. И он кидается в омут с головой, как когда-то поддался наваждению волос цвета клубничный блонд: разбегается и бросается в разлом, всё ещё слыша в голове тоненький голос: «Помню, я тебя помню». А после он видит её. Лидию. Испуганную, улыбающуюся, невероятно смелую-смелую. И на ней пальто — то самое.
«Узнай меня по красному пальто»
— Я не ответила тебе. Никогда не отвечала, — голос у неё дрожит, глаза блестят от слёз, а пальто горит огнем, чёртовым маяком, что вывел Стайлза на свет, домой.
— И не нужно.
Но она отвечает — поцелуем, таким, от которого едва ноги не подкашиваются. Тело ещё дрожь колотит, прошивает как током, но от губ Лидии перетекает живительное тепло. Иногда, чтобы найти своего человека требуется всего-то ничего — пять минут в начале, десять лет потом. И хотелось бы верить, что впереди ещё — не один десяток.
