сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Голос Адалинды разносится по острову, почти сливаясь с криком чаек, но перекричать ведьму, недавно вышедшую замуж за гримма, им явно не под силу. Тем более, что рядом на ветке пальмы сидит белая птица, которая работает по принципу динамика. Ну вот кто, кто мог подумать, что ритуал по перемещению сработает… вот так? И кто мог знать, что где-то в другой стране с чудным названием Россия в это же время кто-то решит провести ритуал по разделению?
В результате Адалинда попала вовсе не в свадебное путешествие с Ником, а на чертов остров. Судя по всему, необитаемый. А рядом телепортировался этот рыжий парень, еще и в пиджаке. И с белоснежной кошечкой, глаза у которой — так, на секундочку! — разные. Оказалось, что птица, что кошка — нечто вроде аватаров, и именно на них подействовал ритуал перемещения. Единственное, что смогла Адалинда — связаться с Ником и послать Сергея Разумовского (так звали странного рыжего субъекта) за едой. Отпустив с ним кошку для связи. А с ней осталась птица, при других обстоятельствах сошедшая бы за отличного фамильяра. Сказать по правде, Адалинда её чутка побаивалась, но виду не подавала. Но всё же, побыстрей бы возвращался Разумовский.
И спустя пару секунд раздается слегка раздраженный ответ, который, правда, разобрать было бы практически невозможно, если бы Сергей в тот же момент не появился рядом с Адалиндой:
— Жив, представляешь?
Он пытается усмехнуться, но выходит не очень: Сергея сразу же странно передергивает, и он, дёрнув плечом, присаживается рядом с Адалиндой. Опасливо на неё перед этим взглянув. Рядом возникает белая кошечка и, доверчиво мурлыкнув, трется о ноги Адалинды. Птица, что-то крикнув, пикирует прямо на плечо Разумовскому — Адалинду слегка встряхивает от этого вопля, но она лишь мотает головой и устало трет виски.
— О, какая радость, не то я уже волноваться начала: как бы местные птички тебя не съели, — бросает Адалинда, поправляя кольцо. Переводит взгляд на Сергея и, не найдя у того признаков пойманной дичи (а ведь именно за ней его посылали, между прочим), фыркает, поджав под себя ноги. — Ну, сколько раков поймал, Сереж? Или с ними Птиц договориться не смог, крылышки обгрызли?
Сергей страшно смущается. Или пугается — Адалинда так и не разобралась. Но второе было бы в сто крат действеннее.
— Во-первых, не Птиц, а Птица — это, на минуточку, разные вещи. А во-вторых, я принес кое-что получше.
И Сергей с гордым видом извлекает из-за спины спрятанную руку. В ней покоится подозрительного вида плод, напоминающий зеленую дыню.
— Плоды? — Адалинда изумленно взмахивает ресницами.
— Ну да, — тот пожимает плечами. — Гуманизм, долгосрочные инвестиции, все такое. Просто подумай, сколько мы протянем, если съедим всех зверей на острове, а?
— Дай подумать… — Адалинда подпирает рукой подбородок, делая вид, что усердно думает, только вот нахально-торжествующая ухмылка с лица не сходит. — Неделю? Год? Сколько угодно?
— А потом они закончатся, так что будем тратить ресурсы выборочно, — безапелляционно заявляет Сергей, и на мгновение Адалинде чудится в его голосе даже какая-то уверенность.
— И снова в тебе говорит миллионер, кто бы мог подумать, — сокрушенно роняет Адалинда и громко вздыхает, переводя взгляд на море. Так хоть можно поумерить уровень злости, кипящей в крови, подобно зелью покойной матушки. Долго в молчании просидеть не пришлось, Сергей настолько нагло вклинивается в её мысли, что Адалинда зажмуривается и сжимает руку в кулак, только бы не испепелить несчастного Разумовского. У него единственного получалось выводить её из себя таким невинным и нервным видом.
— А что там Ник и Монро с Розали?
— Скоро будут, — усталость в голосе Шейд можно ножом резать. — Надеюсь. Ник там уже рвет и мечет, хочет меня найти.
— Олег, наверное, тоже, — мечтательно тянет Сергей и, поймав взгляд Адалинды, добавляет уже более решительно: — Нет, я уверен.
— Ну, значит, нам остается продержаться каких-то полчаса, — ободряюще кивает ему Адалинда и стряхивает песок с платья. — Ладно уж, съедим твой фрукт, Разумовский, но, чур, ты пробуешь первый. Вдруг отравлено?
— Вы, ведьмы, сами кого хочешь отравите, — фыркает Сергей, но еду все же пробует. Осторожно надкусывает, пережевывает, а потом радостно кивает, разделяет пропитание на две дольки и протягивает Адалинде.
— Вкусно, попробуй!
Адалинда слегка хмурится, разглядывая зеленоватую дольку в руке. Выглядит вроде не совсем ужасно. Можно и потерпеть. Послав Сергею кривую улыбку, Адалинда принимается за еду, поудобнее устроившись на песке, и вглядывается в синюю даль. М-да, такой отпуск она точно запомнит надолго. Зато — а в это очень хочется верить — у нее появился новый чудаковатый друг, в тайне которого Ник точно захочет разобраться. Остается надеяться, что Птица не вылезет еще долго. Желательно хотя бы до конца дня.
========== Нездешний кроссовер (Бегущий в лабиринте, Ведьмак - кроссовер; Ньют/Йеннифер) ==========
Комментарий к Нездешний кроссовер (Бегущий в лабиринте, Ведьмак - кроссовер; Ньют/Йеннифер)
Фэндом: «Бегущий в лабиринте», «Ведьмак» (кроссовер)
Направленность: Гет
Метки: AU, AU: все люди, AU: без апокалипсиса, songfic, кроссовер, фэнтези, комиксы, авторы комиксов, параллельные миры, романтика, красная нить судьбы, нежелательные чувства, противоречивые чувства, неозвученные чувства, сложные отношения, налёт меланхолии (скажем так😅), счастливый финал.
Сонгфик на песню Richard Marx - Right Here Waiting.
Ньют уже около минуты смотрит на раскрашенный лист журнала комиксов — того самого, который создал меньше недели назад, но так и не решился узреть готовый результат. Оценить. Ньют смотрит, буравит взглядом, безударно скользким взглядом по цветным картинкам, забавным пузырям с репликами, но ни на одном герое не хочется так задержать взгляд, как на ней. На Йеннифер. Темноволосой колдунье, с глазами цвета нежной фиалки, в которых полыхают искорки-чертенята, стоящей в черном вызывающем платье посреди бального зала в окружении изумленных магов. И неудивительно: ведь её здесь вообще не должно быть. Ни на торжестве, ни в комиксе, ни в чертовой жизни Ньюта.
Ньют и сам не понимает, как это произошло, но он влюбился. Окончательно и бесповоротно, да не в кого-нибудь, а в героиню своей истории. Возможно, сказалось одиночество; возможно, перенесенный стресс; возможно, что-то еще — развод родителей, например. И пусть Ньюту всего двадцать с хвостиком, только отчего-то чувствовать себя одиноким золотым мальчиком он так и не перестал. У Томаса есть Тереза, с которой они всё-таки сошлись, хоть Ньют и настаивал не давать лгунье шанса. Минхо, вон, тоже кого-то нашёл, теперь зависает с новым другом двадцать четыре часа в сутки без продыху. А Ньют… теряется где-то на периферии и отчаянно пытается с этим что-то сделать.
Их разделяют даже не океаны — миры, один из которых до одури реален, а другой — зыбок, как промелькнувшая тень стрекозы на воде. Иногда Ньюту кажется: он слышит ее голос. Именно таким, каким однажды вообразил — или правда узнал в каком-нибудь другом мире, времени — во сне. Только даже он не способен излечить от медленно сжигающей грусти.
Oceans apart day after day
Нас разделяют океаны, и день за днем
And I slowly go insane
Я медленно схожу с ума.
I hear your voice on the line
Даже твой голос в телефонной трубке
But it doesn't stop the pain
Не излечит от этой боли.
А потом приходит она. Йеннифер. Сидит в своем экстравагантном платье в таверне, окруженной призрачным светом, и перекидывает нож в умелых пальцах. Разумеется, всё это было во сне.
— Как думаешь, я попаду клинком во-он в ту мишень? Нет? А магией? А если запустить клинок туда заклинанием, что скажешь? Нет-нет, только не подходи слишком близко, Геральт тебя убьет. Или убью я. А может, дождусь Ведьмака, и мы пристукнем тебя вместе, но это будет уже в половину не так весело, как нам вдвоем, как считаешь?
Ньют просыпается тогда с бешено колотящимся сердцем, со сбитым дыханием и одним-единственным нормальным вопросом, которому в два часа ночи перед рабочим днем крутится в голове точно не стоило: кто это? Кто такая Йеннифер? Ньют не знал её имени — вслух незнакомка объявить его не удосужилась, — но оно будто выжигается в мозгу фиолетовой вспышкой. Йеннифер. Йеннифер.
На следующий же день рождается идея комикса. Про удивительный мир Ведьмаков и магов, чудовищ и чудес. Про мир, который Ньюту был недоступен.
***
Йеннифер задумчиво вертит в изящных пальцах стик, уставившись на экран графического планшета с выведенном на нём портретом усмехающегося блондина, и прикусывает нижнюю губу. Черт. Вот же симпатичный засранец вышел, а. Кто бы мог подумать. Еще и поэффектнее главного героя будет, который только и делает, что мечется между своей ненаглядной Терезой, друзьями и какой-то мутной дамочкой из ПОРОКа. Ньют не мечется. Ньют — человек действия, и Йеннифер это безумно нравится. Нет, не так. Это заводит, и к дьяволу всех, кто считает, что восхищаться чем-то созданным своими руками — графомания. Она с интересом проводит взглядом по взъерошенным волосам, по горящим огнем глазам. Было бы любопытно очутиться в этом мире. Было бы занимательно прощупать его хоть разок.
Ни Йеннифер, ни Ньют ещё не знают, что мысль о кроссовере приходит им в головы одновременно. В своем мире Йеннифер и подумать не может, что сюжет про группу мальчишек, выживающих в Лабиринте и спасающихся от организации ПОРОК, знаком кому-то еще. А Ньюту просто хочется отчаянно вписать себя в сюжет.
***
Выстрелы грохочут практически над ухом, отдаются вибрацией в покрытый развалинами грязный пол. Думать времени нет, план в который раз полетел к черту, и Ньют впервые в жизни не знает, что делать. Вместо расчетов в голове — голые инстинкты. Спасти Томаса. Не дать ему погибнуть из-за этой предательницы Терезы. А с ним, с Ньютом… будь, что будет.
— Быстрее, Томас, быстрее! Чего ты встал?
Ньют подначивает друга, хватает его за плечо — как раз вовремя, потому как пули со свистом пролетают совсем рядом. М-да уж, ПОРОК — это хорошо. Ньют поднимает голову, выглядывая из импровизированного укрытия. Короткий взгляд-вспышка, оценивает обстановку, — пройти сложно, но возможно. Нужно только попытаться. Нужно только бежать дальше. Ньют уже собирается рвануть вперед, увлечь за собой Томми, за плечо которого он всё ещё цепляется, как голос друга мгновенно отрезвляет:
— Ньют, постой! Там Тереза, она же с нами, её надо спасти.
Дьявол тебя побери….
— Нет больше никакой Терезы, никаких с нами, — слова вылетают со свистом. — Нам бы выбраться отсюда, слинять поскорее, вытащить тебя…
Договорить Ньют не успевает: воздух прошивает вспышка сиреневого цвета, а следом по помещению проходится волна такой силы, что солдат просто сметает, едва не распыляет в пыль. Это что еще за новости? Практически синхронно Томас с Ньютом оборачиваются лишь для того, чтобы встретиться взглядами с темноволосой незнакомкой в черном средневековом платье.
— Оу. Здравствуйте, мальчики. Не подскажите, в какую премиленькую глушь меня занесло на этот раз? Нет, Лютику всё-таки придется что-нибудь отщипнуть кинжалом, да простит меня Геральт…. Или нет, с ведьмака тоже кожу можно содрать.
— Эт-то еще кто? — у Ньюта хватает выдержки только на этот невразумительный вопрос, свистящим выдохом вырвавшийся из легких. У Томаса терпения не хватает уже ни на что, он просто стоит рядом и в открытую пялится на гостью, почти что раззявив рот. Даже про ненаглядную Терезу забывает. Фантастика. Незнакомка тонко улыбается в ответ.
— Йеннифер, не очень приятно познакомиться, учитывая обстоятельства. А где я, черт возьми, нахожусь? Какие костюмы у вас причудливые, что за чародей их сотворил?
***
— Хэй, Ньют! Ньют, Земля вызывает Ньюта!
Томас врывается в мысли Ньюта, как всегда, не вовремя. А может, очень даже кстати, иначе неизвестно к чему бы привели грезы о таинственной колдунье.
— А? — Ньют очухивается, моргает пару раз, недоуменно уставившись на друга, и поспешно прикрывает скетчбук ладонью. — Ой, прости.
Он захлопывает тетрадь так торопливо, точно на самом деле спешит скрыть уроки от созданного им ПОРОКа, взъерошивает непослушные золотые волосы и поворачивается к другу. Они втроем — Ньют, Тереза и Томас (последние, конечно же, в обнимку; хоть что-то не меняется) — сидят на скамейке посреди шумящего листвой парка и как бы проводят время вместе. Вернее, проводили, пока Томми весь не ушел в Терезу, а Ньют — в наброски нового комикса.
— Залип? — губы Томаса трогает ироническая улыбка. Ньют лишь притворно хмурится и пытается отшутиться:
— Не на твою Терезу, расслабься, целуйтесь, сколько влезет.
Только вот Томми с его вечными расспросами и волнениями за душевное равновесие всех во вселенной так просто не отстаёт.
— М-м, и на кого же?
— Ни на кого. Я работаю.
«Наверное, я просто схожу с ума: мысли путаются от одного лишь прищуренного взгляда со страницы комикса. Как жаль, Йеннифер этого не видит, настоящая Йеннифер, которая — я слепо-слепо верит — где-то там существует».
Oh, can't you see it baby
Разве не видишь, милая?
You've got me goin' crazy
Ты меня сводишь с ума.
— Сам придумал? — Томас ахает, с хитринкой прищуриваясь, и порывается выхватить скетчбук из рук Ньюта. Последний, разумеется, активно протестует руками, ногами и словами. Да и всем мыслящим существом тоже.
— Д-да… — вместо внятных слов выходит неясное бормотание, заглушаемое звуками борьбы, — то есть нет. В общем, она мне приснилась, — наконец, почти уверенно заявляет Ньют, выхватив свое сокровище из лап Томаса и прижав его к груди, как ценнейший клад. И шепотом, чуть слышно: — Кажется.
То ли Томас всё просек, то ли ему просто надоело ломать комедию, но вместо легких подтруниваний Ньют слышит в ответ добродушное:
— Что ж, тогда желаю тебе удачи с твоей выдуманной подружкой.
А следом Ньюта похлопывают по плечу. Вот это уже вызов.
— Да пошел ты, Томми, — огрызается Ньют, стряхивая его руку, и лишь сильнее прижимает скетчбук к себе. Не отдаст. Не покажет. И почему он, чёрт возьми, сейчас чувствует себя таким сконфуженным, как влюбленный старшеклассник?
— Мальчики, не ссорьтесь. Не надо портить такой хороший день. О, Ньют, а кто это?
Ньют закатывает глаза и прикусывает изнутри щеку, по инерции сжимая кулак, комкая листок. Карандаш в ладони с треском скользит по бумаге, чудом не перечеркнув образ колдуньи с фиалковыми глазами. Ну, пошло-поехало.
***
— Йен, справа!
Крик сливается с нечленораздельными воплями зараженных, с ругательствами солдат из ПОРОКа, которые следуют по пятам. Йеннифер оборачивается, вскидывает руки — из пальцев сочится фиолетовое пламя, сбивающее с ног группу шизов, почти подступивших к их маленькому отряду. Бегать по заброшенным тоннелям в надежде найти выход в безопасный город — та еще дурацкая идея, но все-таки лучше, чем ничего. Это понимают и Ньют, и Том, и Тереза, и Минхо. А вот Йен будто на всё плевать.
— Вижу, не слепая, — она чуть оборачивается, так, что пушистые волосы лезут на лоб. — Магия мне для чего, как думаешь? — и выразительно щелкает пальцами, с треском пуская из них искры.
— Толку от нее, пистолеты и то надежнее, — Ньют бубнит, стряхивая пыль со ствола, проверяет патроны, но взгляд отвести не может. Уж слишком манят эти крохотные огонечки, пляшущие не только вокруг запястья, — в больших очаровательных глазах, подведенных ярко-черной тушью.
— Уверен?
У Йеннифер даже улыбка какая-то не такая. Нездешняя. Неземная. Укус-улыбка, улыбка — вспышка фиолетового пламени. И в нём так хочется сгореть.
— А ты быстро освоилась, — в ответ на кривую ухмылку и щелкающий звук перезаряженного пистолета Йен лишь интригующе хлопает пушистыми ресницами.
— Учись, сладкий. А теперь как насчет застать их врасплох? Ты слева, я справа, ударим одновременно? Заодно и посмотрим, чего стоит моя магия против твоих пушек.
***
— Стой! Давай вместе!
Это даже не поцелуй — чертов разряд по венам, настоящий пожар чёрного, разъедающего огня. Испепеляющего и дарующего новые силы. Будто стал шизом, а потом возродился вновь. Йеннифер ощущает эмоции Ньюта как свои, пляшущие ярким алкоголем на языке, а сама… Сама понимает, насколько этот солнечный мальчик упрямый. Своенравный, а еще — смешной и рассыпающий лучики света даже в темноте покрытого пылью Апокалипсиса мира. Белая вспышка прошивает тела тугим импульсом, вынуждая на мгновение закрыть глаза. Где-то слышатся крики. Путь свободен. Только уходить и размыкать соприкосновение губ не хочется вовсе.
Их встречи болезненно редки, что здесь, что в реальном мире, а Ньюту так хотелось бы заполучить это сумасшедшее навсегда — то, о котором вечно болтали Томми с Терезой.
If I see you next to never
Раз наши встречи так редки,
How can we say forever
Как мы можем говорить, что это навсегда?
