Текст книги "Симби и Сатир Темных джунглей"

Автор книги: Амос Тутуола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

БАКО, ДВОЙНЯШКА СВОЕЙ СЕСТРЫ ПО-СИАМСКИ, ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ПЕТУХА, НО ГОРАЗДО БОЛЬШЕ

А беженки вольготно радовались жизни, забывши про все свои лишения в прошлом.

Но Бако, двойняшка своей сестры по-сиамски, без устали воровала у жителей города баранов, коз, петухов и проч. Беженки убеждали ее перестать, но она не желала их слушать и говорила, что ее сиамская двойняшка-сестра делает то же самое у них в деревне. Горожане видели убыль своих животных, а почему они убывают, понять не могли.

Между тем у старушки, где жили беженки, была одна курица с шестью цыплятами, и Бако внимательно следила за курицей, решивши во что бы то ни стало украсть ее.

И вот, когда Симби вернулась к старушке, отпущенная на волю за оживленье принцессы, а сама старушка куда-то ушла, Бако пробралась в тот угол двора, где курица разгребала когтями землю в поисках пищи для себя и цыплят. Она огляделась, нет ли кого поблизости. А когда увидела, что никого вокруг нет, высыпала на землю горсть зерен – дорожкой: от курицы, через двор и потом к себе в комнату. Курица жадно набросилась на зерна и стала их склевывать по дорожке к дому, а Бако, приметивши, что курица приближается, спряталась у себя за распахнутой дверью.

Как только курица с шестью цыплятами незамеченно оказалась у Бако в комнате, Бако тихонько призакрыла дверь. А потом быстренько придушила весь выводок, изжарила в очаге и спрятала в шкаф – чтобы полакомиться курятиной среди ночи. Ну и, конечно же, никто не увидел, как она учиняла свой воровской умысел.

Часа через два старушка вернулась – оттуда, куда она зачем-то ходила. Она вернулась и заметила из окна, что курицы с цыплятами возле дома нет, а сама уже села у окна на стул, и хотя вставать ей всегда было трудно, она все же встала и вышла из дома и отправилась по округе на поиски курицы, но найти ее, конечно же, нигде не смогла. И поэтому удрученно воззвала к соседям:

– Если моя курица с шестью цыплятами появится у вас, то, пожалуйста, скажите мне, и я приду, чтоб ее забрать!

Но никто из людей не откликнулся на воззвание, потому что ни многоцветные соседи, ни беженки – кроме, разумеется, воровки Бако – не знали, где спрятана старушкина курица. А Бако, которая уже вышла во двор, бесстыдно следила, как ковыляет старушка – торопливо, но медленно – из дома в дом. И она даже вслух сочувствовала старушке, будто не сама украла у нее курицу, и даже ругала мнимого вора:

– Пусть покарает нещадное мщение и горькая скорбь того бессовестного человека, который украл у тебя, хотя видел, какая ты ветхая и престарелая, курицу с цыплятами – твое единственное пропитание!

Наконец, уверившись, что курица и цыплята бесследно исчезли или были украдены, старушка выкрикнула проклятие вору:

– Да превратится тот, кто украл мою курицу, в точно такую же курицу к завтрашнему утру! Да обрастет он или она куриными перьями, и да увидят все, что моя курица с цыплятами бежит за ним или за ней по пятам! Да сбудется это мое проклятие завтра же, если есть в небесах всемогущий господь!

Проклявши вора замученным голосом, старушка печально вернулась домой. Она горевала о курице с цыплятами, словно бы оплакивая умершего человека, потому что у нее никого в жизни не было, кроме этой курицы и шести цыплят,– ни одного сородича или потомка, которые доставляли бы ей пропитание.

И ее проклятие обернулось правдой к пяти часам на другое утро: тело у Бако пообросло перьями, а девичья голова превратилась в петушью – с громадным гребнем и длинным клювом. Но были они, и гребень и клюв, гораздо больше, чем у обычного петуха. А перьев на Бако, и мягких и жестких, выросло столько, что все удивлялись, как это перья с обыкновенной курицы могли разрастись так огромно и пышно. Но еще сильней всех в городе удивляло, что перья с убитой и ощипанной курицы могли прорасти на живом человеке.

Медное кольцо с куриной ноги – для отличия старушкиной курицы от соседских – оказалось теперь на ноге у Бако, тоже на левой, как было у курицы. А куриные крылья – но гораздо громадней – полностью прикрыли ей руки и плечи. Так что Симби и остальные беженки разом вскричали, увидевши ее утром:

– Ну и ну! Такое даже в страшном сне не приснится – ни взрослому, ни ребенку!

При этом Бако не говорила, а кукарекала – с пяти часов по утреннему времени,– но тоже куда мощней и пронзительней, чем мог бы прокукарекать обычный петух. Ее кукареканье беспрестанно слышалось из самого темного угла ее комнаты, где она притаилась, когда обнаружила свою устрашающую людей наружность; хотя поначалу никто не ведал, откуда доносится это кукареканье.

Но когда настало восемь часов и беженки заметили, что из комнаты Бако никто не выходит, а лишь слышится кукареканье, Симби, как предводительница, взломала дверь при помощи своих физических сил. И она вступила в комнату Бако. Но сразу же выбежала из комнаты на веранду в ужасе от страшной наружности Бако. И она не знала, из-за страха и удивления, что же тут предпринять, и помчалась на улицу – с изумленными воплями – к окрестным жителям.

В течение двух секунд окрестные жители сбежались на изумленные вопли Симби. И особенно храбрые заглянули к Бако, но, увидевши ее в петушином виде, устрашились почти до полной потери храбрости. И все же преодолели свою устрашенность, чтоб вывести Бако из дома на улицу. Когда ее вывели, остальные соседи, которые сбежались к дому старушки, были потрясены ее страшным видом и начали потрясенно ужасаться вслух:

– Ого! Да она же единственная в своем роде! Мы за всю нашу жизнь ничего подобного не видели!

И еще не смолкли их гулкие восклицания, а весть о Бако облетела весь город и даже проникла в королевский дворец, потому что такие ужасные вести не прячутся, как ночные звери при свете, а мчатся над миром быстрее, чем ветер, хотя никто и нигде их не публикует. И вот не прошло еще и пяти минут, как прибыли двое королевских стражников. Они объявили, что король приказал доставить петушью даму к нему. (А Бако-то и была «петушья дама».)

Когда ее вели по улицам во дворец, откуда-то появились, ко всеобщему ужасу, шестеро придушенных накануне цыплят, и вот они шли за ней, будто за матерью, хотя она безжалостно придушила их мать, а людям виделась как огромный петух. Пока ее вели через центр города, люди стекались отовсюду толпами, и они торопливо проталкивались к ней, чтобы хорошенько ее рассмотреть. А она, когда ей встречалась курица, делала всякий раз, им на страх, все то, что делает с курицей обычный петух.

Но вот ее привели в королевский дворец и представили королю со свитой советников, а Симби и все остальные беженки стали чуть поодаль в ожидании приговора, потому что они не хотели ее бросать даже под страхом новых лишений.

– Как ты обрела это жуткое петушье обличье? – ошарашенно спросил у Бако король.

– Ку-ка-ре-ку-ко-ко! Ку-ка-ко-ре-ку-ку! – Бако, вместо ответа, громко закукарекала, словно петух трех лет от рождения.

Услышавши кукареканье вместо ответа от этой устрашающей всех горожан – и простых людей, и вождей, и советников, и самого короля – петушьей дамы, король обнародовал такой приговор:

– Если человек слишком пристально посмотрит на эту петушью даму, он, пожалуй, и сам примет петушье обличье.

Едва обнародовавши свой приговор, король повелел советникам и вождям спешно готовиться к бегству из города. Но когда король, советники и вожди, ответственные за город, готовятся к бегству, поскольку их напугала петушья дама, что остается простому народу? Да ничего другого ему не остается, кроме как подготовки к всеобщему бегству.

Поэтому за королем, советниками и проч. потянулись из города все горожане, следом за горожанами отправились беженки, а вслед за беженками пошла и Бако, хотя они бросили город из-за нее. И вот, куда бы они ни явились, местные жители, увидевши Бако в облике ужасающей петушьей дамы, не разрешали им, к их великому огорченью, остановиться там даже на короткий отдых. Их выгоняли в одночасье и отовсюду.

Однажды они притаились в лесу, но Бако и там их, конечно, нашла.

Через несколько дней их жизни в лесу один добровольный советчик из горожан распростерся ниц перед королевским советом. Он предложил королю расследовать, не мог ли кто-нибудь из простых людей наслать проклятие на обычную женщину, чтобы превратить ее в петушью даму за особенно оскорбительный или тяжкий ущерб. Король с благодарностью объявил советчику, что тот дал ему прекрасный совет.

А потом запросил простых горожан, не обидела ли их петушья дама. К счастью, многие простые люди были соседями бедной старушки, которую бесстыдно и жестоко обворовали, за что старушка выкрикнула проклятие, а соседи услышали ее слова и вот поведали теперь королю, как старушка желала тому или той, кем были украдены курица и цыплята, превратиться к утру в такую же курицу. Правда, они не могли утверждать, что именно Бако украла курицу и поэтому превратилась в петушью даму, тем более что вор, по проклятью старушки, должен был обернуться наутро курицей.

– А петушья дама – это ведь не курица,– так закончили свою повесть соседи.

И все же король повелел двум стражникам, чтоб они доставили к нему старушку. Стражники принесли старушку на головах, потому что сама она ходить не могла – от голодного истощения и старческой немощи.

Король спросил, проклинала ли она Бако для ее дальнейшего превращения в петуха. Но старушка ответила ему, что нет: она проклинала не кого-нибудь персонально, а того, кто украл ее курицу и цыплят.

Люди очень сочувствовали старушке – за ее беспощадную старость и дряхлость,– а Бако, решившуюся ее обокрасть, с удивлением порицали за безжалостное бесстыдство. И многие люди жертвовали старушке крупные суммы денег на пропитание.

Уверившись, что старушка ничем ему не поможет, король приказал нескольким своим стражникам доставить к нему петушью даму.

– А зачем тебе, между прочим, понадобилось красть у старушки курицу? – неожиданно и с тоской спросил он ее.

– Это вовсе не моя вина! – закричала Бако.– Умоляю вас, Ваше Величество, выслушайте, пожалуйста, мои объяснения! У меня есть двойняшка-сестра по-сиамски. И вот когда она учиняет что-нибудь у нас в деревне, мне приходится учинять, где бы я ни была, то же самое. Если она, к примеру, кого-то обворовала, наша обоюдная сиамская связь вынуждает меня совершить точно такую же кражу. Раз я украла здесь курицу, значит, моя сестра по-сиамски украла курицу в нашей деревне.

– Чудовищно! – воскликнули король и проч. Но потом король успокоился и холодно сказал: – Дух твоей сиамской двойняшки заставил тебя сделаться воровкой и таким образом обрек на смерть. Отведите ее, вместе с другими беженками, к самому высокому дереву, и, когда настанет полночь, я принесу их в жертву моим богам, потому что все они, на мой взгляд, преступницы.

Едва король произнес свой приказ, беженки опрометью кинулись наутек (а Бако за ними) к соседней чащобе. Стражники бросились их догонять, но догнать не смогли и открыли стрельбу и убили многих безымянных беженок, прежде чем вернуться с повинной назад.

Так неубитые безымянные беженки и Симби, их предводительница, с четырьмя подругами – Сэлой, Рэли, Кадарой и Бако в обличье петушьей дамы – расстались в лесу с многоцветными горожанами. Но Бако не избыла петушье обличье, а Симби забыла свой верный меч, которым был обезглавлен грешный король.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

САТИР ТЕМНЫХ ДЖУНГЛЕЙ И БИТВА С НИМ

И вот, значит, беженки отправились дальше, пробираясь от одной чащобы к другой. Но Бако в обличье петушьей дамы шла с беспрестанным кукареканьем следом. Она превратилась в невыносимое бедствие, и беженки разбежались кто куда мог – только бы избавиться от этого бедствия: Симби и Рэли притаились среди деревьев, а Сэла, Кадара и безымянные беженки со всех своих ног помчались вперед, но Бако видела, куда они скрылись, и ринулась вслед и мгновенно их догнала.

А Симби и Рэли избавились от нее, зато попали в новое бедствие: им непрерывно угрожали убийством несказанно страшные чащобные твари, и так продолжалось два дня подряд, пока они не выбрались на Дорогу Смерти, по которой дошли часа через полтора, или к часу дня, до Темных джунглей.

Вскоре они попали в такое место, где их поглотила непроглядная темнота, так что они даже друг дружку не видели. Поэтому Симби, шагавшая впереди, держала Рэли за левую руку, чтобы не растеряться в пути с подругой. И вот они пробирались сквозь мрак и страх, пока не приблизились к ужасному существу, которое обнаружилось неподалеку от них прямо посередине Дороги Смерти.

Оно стояло неколебимо и твердо, и это был страж Темных джунглей Сатир.

Симби и Рэли сразу остановились, едва увидели его в темноте, но и он мгновенно углядел их обеих, потому что его всевидящие глаза бешено светились, когда он их раскрывал.

Сатир смотрел на них в оба глаза, и это значило, что он был голодный, а теперь неожиданно и прожорливо увидел, чем ему уморить свой смертельный голод.

– Все, сегодня мы погибнем,– чуть слышно сказала подруге Рэли со стучащим, как барабан, от ужаса сердцем.

– Наверно,– в страхе прошептала Симби.

– Так вперед нам идти или вернуться? – испуганно и невнятно пролепетала Рэли.

– Видишь ли, Рэли, мы не можем вернуться, потому что многоцветные люди непременно нас убьют,– спокойно объяснила ей Симби.

– Так что же нам делать? – спросила Рэли, и они стали думать, как поступить.

А Сатир громогласно и устрашающе прокричал:

– Вперед, милое мясцо, потому что я съем сейчас вас обеих! Идите, идите сюда, не растрачивайте мое время попусту!

Но тела подруг скукожились от ужаса, им невмоготу было двинуться вперед, или броситься назад, или ринуться в сторону, они даже отозваться и то не смогли. А Сатиру прискучило ждать, когда они подойдут, и он злорадно двинулся к ним. И когда они разглядели его изблизи, оказалось, что на нем ничего не надето, а только фартук, пропитанный кровью. Множество перьев прилипло к фартуку. И больше тысячи птичьих голов. Ростом Сатир был футов до десяти, а нравом – быстрый, могучий и дерзновенный. С головы у него свешивались густые волосы – неопрятные и свалявшиеся, как помойная свалка. Рот был такой поместительный и громадный, что скрывал даже нос, широкий и крюковатый. А глаза выпучивались настолько свирепо, что два раза в них заглянуть никто не решался – особенно из-за яростно слепящей тьмы, которую они всегда источали. На шее у него было множество ожерелий – каждое из всесильных амулетов джу-джу. А рот пауки заплели паутиной – значит, он давно уже ничего не ел. Вечно голодный, он был пессимист – сварливый, закоренелый, вредоносный и злобный. А густой бородой, свисающей до земли, он мел дома пол, будто жесткой щеткой. Из-за этих причин король Темных джунглей повелел ему быть главным сторожем джунглей, потому что их населяли бесовские существа, вроде гоблинов, демонов, гномов и проч., а сверху над джунглями кружился Феникс, который проглатывал всех живых существ, если они вступали в Темные джунгли, за что был назначен, по велению короля, помощником к сторожу джунглей Сатиру.

У Сатира на голове лежали дубины – целая связка тяжелых дубин,– а в руке он держал костяную палицу и с этим вооружением ходил по джунглям.

Приблизившись к беженкам на десять футов, Сатир положил дубины в траву и вознес над беженками костяную палицу, готовый забить их обеих до смерти. Но сначала он оглушил их громоподобным голосом:

– Кто вы такие? Откуда идете? И куда держите путь? Вам что, неведомо, где вы оказались? А ну, отвечайте! Отвечайте, вам говорят!

Но Симби и Рэли не могли отвечать, они и дышать-то почти не могли в этот критический для их жизни момент. Зубы у них громко стучали от страха. Глаза стеклянно блестели от ужаса. И они не могли для себя решить, где они находятся – на земле или в небе. А поскольку они молчали, Сатир снова заговорил и поведал им о своих злоумышленных деяниях:

– Вы сами выкопали себе могилу. Вы залезли на дерево, с которого не слезешь. Вы увидели меня и остановились на моем пути, а не бросились убегать что есть духу и без оглядки!

Известно ли вам о моих ужасающих деяниях? Знаете ли вы, что я убил и съел великое множество существ, тварей и проч., которые были куда дерзей вас?

Мой дом стоит у Дороги Смерти, а Дорога Смерти кончается в Темных джунглях. Здесь правят бедствия, бесчинства, безобразия и проч. законы джунглей, а я уже до тысячи лет охраняю эти законы, и каждый, кто вступает на Дорогу Смерти, кончает жизнь в Темных джунглях.

Сегодня вы одарили меня обедом, и я убью вас обеих – да-да! – чтобы полакомиться свежим мясцом!

Хе-хе! Быть может, вы надеетесь провалиться от меня сквозь землю или улететь в небеса? Если у вас хватит на это могущества, то вы спасетесь, а иначе вам не жить. Так что же вы можете мне сказать?

Как только Сатир прорычал свою речь, но прежде, чем он приблизился, чтоб забить их до смерти, Симби попыталась задобрить его – в надежде избавиться от смертной беды. Потому что, когда он рычал свою речь, он брызгал на беженок слюной изо рта, как если бы уже начал лакомиться их мясом. И они, запуганные до полного ужаса, не знали, чем ответить на его речь, кроме задабривающей мольбы о пощаде.

– Умоляю тебя, Сатир, пощади нас, а не убивай, потому что мы пришли сюда просто по ошибке, и я поверила твоим словам еще до того, как ты их сказал, поскольку всякий, кто встречается с тобой, сразу же верит в твое гибельное могущество! – стала задабривать Сатира Симби.

– Ну так вот, уважаемые дамы, а теперь поверьте, что слова «просьба», «мольба», «прощение», «сострадание», «милосердие» и проч. давно уже выкинуты из нашего языка, а выкинул их когда-то – по моему настоянию – наш король. И не кто иной, как именно я, настоял, чтобы король заменил их словами «запрет», «неумолимость», «наказание», «страдание», «злодейство» и проч., и проч. Король уступил моему настоянию, поскольку он знал, что там, где живут всякие «милосердия», я жить не буду.

Услышавши ужасные откровенности Сатира, Симби и Рэли съежились от ужаса. Но Симби твердо решила в уме: «Даже если кому-нибудь суждено погибнуть, он должен бороться, прежде чем сгинуть, поэтому не могу я стоять сложа руки, пока Сатир забивает меня до смерти!» И она пронзила его взглядом, будто букашку, и оглушила неистовым рычанием, словно львица:

– Хотя я верю, что ты Сатир этих Темных джунглей!… Хотя я верю, что ты убил и съел нескольких путников или беженок!…

Но помни, Сатир, что беженки беженкам рознь, и если ты будешь оскорблять нас, как оскорблял других!…

Ты сегодня же распрощаешься с этим миром! Ты насытишься по самое горло. Сатир!

(Все это Симби говорила Сатиру, намекая, что вскоре он потеряет жизнь.)

А теперь я вкратце разъясню тебе кое-что, Сатир, гиблый сторож Темных джунглей! Я – дочь самой состоятельной женщины у нас в деревне! Я – самая красивая девушка у нас в деревне! Я – самая лучшая певица у нас в деревне! Я пробудила к жизни немало достославных деяний своими песнями и убила много могучих людей своим пением! Мое пение и мои песни подобны гибельному чудотворству, и они в одно мгновение могут погубить гиблого лиходея вроде тебя, Сатир!

Я горделиво говорю тебе. Сатир, что отвергла богатства моей матушки ради разного рода бедствий, безумств, страданий, смертных лишений и проч.! А поэтому с радостью встречаю вредоносных тварей вроде тебя. И меня ничуть не страшат все твои злоумышленные деяния, Сатир!

Потому что я, между прочим, обезглавила короля и нескольких вождей из Города Грешников, а до этого была однажды заживо положена в гроб, который бросили с берега в реку, но моя чудотворная песня спасла меня от смерти!

И я уверена, что могучий человек, у которого нет благоразумия, обрекает себя на злую немощь, а слабый, но благоразумный возвышается до великих благодеяний!

Я верю в твое могущество, Сатир, но ты лишен благоразумия, и твоя самодовольная мощь обернется злосчастной немощью!

А я своим пением могу породить самое могущественное на свете существо, которое мигом прибьет тебя до смерти, Сатир! Да мне и самой ничего не стоит превратиться в Иро…

(Симби не успела сказать «Ироми», а это водоплавающее насекомое существо.)

– Ой, не открывай всего, что ты можешь предпринять против Сатира, ведь ни одна женщина на свете не открывает до конца все свои возможности перед битвой с таким страшным врагом, как он! – поспешно перебила Рэли подругу, чтобы та не открывала все свои тайны.

И Симби оборвала свою речь на «Иро…», едва услышала, что сказала ей Рэли, а поэтому полное имя – Ироми – осталось недосказанным, к несчастью Сатира, который запутался от невольного сокращения в неожиданно оборвавшейся речи Симби. Он знал насекомое под названием Ироми, но не знал, что «Иро…» – сокращение от Ироми.

Запутавши, с помощью Рэли, Сатира, который не понял сокращенного слова, Симби закончила свою речь так:

– Горе тебе, Сатир, гиблый сторож Темных джунглей! Горе тебе и гибель, зловредная тварь! Потому что я готова помериться с тобой силами!

Сатир впал в ужас от хвастовства Симби, поскольку не знал, что она хвастунья и вся ее похвальба – пустые слова, которые сослужили ей полновесную службу, потому что Сатир вдруг ослаб от страха. И все же он громко заскрежетал зубами и, когда ее хвастовство окончательно истощилось, бросился к ней так свирепо и люто, что она спотыкливо отступила назад. А потом у них началось взаимное побоище.

Сатир попытался поднять Симби вверх и шмякнуть с размаху об каменную скалу» которая возвышалась неподалеку от них, но она (Симби) устояла на месте и сама попыталась поднять Сатира, чтоб грохнуть об каменную скалу его,– и тоже без нужного перевеса в силах. Потому что, хоть Симби и давала ему отпор, он усиливал свой напор в многояростной степени. Даже деревья под ударами его ног тряслись и гнулись, будто тонкие прутья.

Бойцы обнялись в смертельной схватке, выкативши глаза так рьяно и ненавистно, что те только чудом не выпали из глазниц, а сами они (и Сатир и Симби) взмокли, словно бы под горячим дождем. Но нежданно Сатир отскочил от Симби и забежал сзади и вспрыгнул ей на закорки, а вспрыгнувши, принялся выдирать ей волосы, так что они полетели клочьями. На этом этапе их неистовой потасовки Симби заскрежетала от муки зубами и больше не думала о возможных последствиях. Ей удалось приблизиться к берегу очень глубокого лесного пруда, и пока она пыталась, из последних сил, сбросить своего истязателя в воду, Рэли, схвативши увесистый камень, яростно била его по голове. А он пригибал шею Симби книзу, думая окунуть ей голову в пруд, чтоб она захлебнулась водой до смерти, но Рэли так мощно жахнула его камнем, что он, приужахнувшись, отпрыгнул от Симби в жажде отомстительно разделаться с Рэли, а вместо этого сорвался в пруд – головой вперед – и пошел ко дну.

А Рэли и Симби без лишних раздумий бросились наутек, чтобы быть подальше, когда он, возможно, выберется на берег.

– Только с помощью всемогущего господа удалось мне победить Сатира. Потому что у меня нет нужной храбрости, дерзновенности и стойкости для победы над ним,– устало призналась подруге Симби.

А Сатир выбрался из воды на берег после получаса одышливых бултыханий и сразу начал выслеживать беженок, потому что проголодался и разозлился до смерти. Но его усилия пропали впустую: беженки уже были чересчур далеко, и он не успел выследить их глазами, а следы в траве отыскать не сумел.

– Ну, ничего, они наверняка вернутся, и тогда уж я непременно их убью,– твердо пообещал себе мокрый Сатир.– Они ведь мое законное пропитание!… А что, кстати, значит «Иро…»? Мне, конечно, известно водоплавающее существо Ироми, но она (Симби) собиралась превратиться в какое-то «Иро…». Ладно, мы еще с ней сразимся,– решил, несолоно нахлебавшись, Сатир, потому что в прудах вода несоленая. Он был напуган до бледной немощи – особенно услыхавши о том, как Симби убила своими песнями многих людей и зловредных созданий и как ее пение может обернуться любым самым страшным существом на земле.

А беженки углубились в Темные джунгли и вскоре увидели плоский утес, который обогревало жаркое солнце. И тут им настало время передохнуть. Едва они вскарабкались на вершину утеса, Симби сразу же обессиленно прилегла, а Рэли присела возле подруги. Симби лежала недвижимо и замертво, потому что полностью растратила силы, нужные ей для жизни, в битве с Сатиром.

Когда она пролежала около получаса, но силы к ней не вернулись, Рэли встревожилась. Ей показалось, что Симби умрет.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

– Нисколько не лучше,– пробормотала Симби.– А главное, мне еще к тому же и холодно.

– Холодно? – растерянно повторила Рэли.– Но тут ведь нет огня, чтоб согреться?

– Конечно, нет, и давай пока не будем об этом говорить. Поговорим лучше, как бы нам добыть что-нибудь съестное, мне очень хочется есть,– мрачно сказала Симби.

– Вот уж не знаю, Симби. Тут, по-моему, негде добыть еду – ничего съестного поблизости нет,– объяснила подруге их обстоятельства Рэли.

– Да ты походила бы вокруг утеса – может, здесь все-таки найдутся какие-нибудь съедобные фрукты,– чуть слышно, но спокойно сказала ей Симби.

Рэли оставила Симби на утесе, а сама отправилась искать еду. Она ходила от дерева к дереву, а когда ничего не находила, шла дальше – и так удалилась от утеса на милю.

Но как только Симби осталась одна, вблизи показался кормящий орел, который искал пропитание для птенцов. А птенцы гнездились в огромном дереве. Вершину у дерева обломила буря, но оно все равно осталось громадным и возвышалось к небу на пятьсот футов. В дереве было большое дупло, зигзагообразное и сверху донизу, над которым орел устроил гнездо.

Орел, увидевши на утесе Симби – а она по-прежнему лежала замертво,– решил, что это умершее существо, и бросился вниз и вкогтился в ее одежду, а потом поднялся и полетел к птенцам.

И тут-то как раз возвратилась Рэли со съедобными фруктами из окрестного леса.

– Пожалуйста, Рэли! Пожалуйста, Рэли! Пожалуйста, Рэли! – торопливо вскричала Симби.– Не давай этому орлу унести меня отсюда! Пожалуйста, Рэли, не оставляй меня у него в когтях!

– Ой-ой-ой, Симби! Ой-ой-ой, Симби! – до ужаса потрясенная, отвечала ей Рэли.– Не давай этому орлу унести тебя отсюда! Пожалуйста, Симби, не оставляй меня одну в джунглях!

Так перекрикивались Рэли и Симби, пока орел не скрылся за лесом. А когда он скрылся, Рэли расплакалась. Потому что ей не с кем было поговорить и не с кем отыскивать дорогу домой. Она блуждала по Темным джунглям и горько рыдала по унесенной подруге:

– Если б на твоем месте оказалась я или если б на моем месте оказалась ты, то как тяжко печаловалась бы каждая из нас!

Рэли блуждала в джунглях одна почти что четыре месяца напролет, пока не встретила группу беженок, которые когда-то убежали от Бако, но та их выследила и сразу же догнала. А теперь вот Рэли встретилась с ними, и они отправились странствовать вместе: Рэли, Сэла, Кадара, Бако (в петушьем обличье) и безымянные беженки.