Текст книги "Властитель островов"

Автор книги: Аманда Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Глава 10

Кристина прислушивалась, не доносятся ли из конюшни крики страдальцев. Как-то раз ее отец приказал выпороть двоих слуг, и хотя сам он не принимал участия в экзекуции, она помнила вопли несчастных так же отчетливо, как если бы это произошло вчера, а не пять или шесть лет назад. Но она дошла до замка и вошла в зал, так и не услышав ничего, кроме обычных звуков большого хозяйства.

Мычала корова, пищали цыплята, ржали и переступали с ноги на ногу лошади. Работники мужа точили во дворе шпаги – слышались удары стали о сталь. Блеющее стадо овец шло на луг, расположенный на склоне холма, возвышавшегося над замком. Их сопровождал пастух, который то щелкал языком, то свистел, то обращался к своим подопечным с речью. Кузнец что-то ковал у себя в кузне – раздавалось тяжелое бряцание его молота по раскаленному докрасна металлу. Этот звук задавал ритм всем остальным. Но криков боли она не слышала.

Войдя в зал, Кристина обнаружила, что сестры болтают с тетей Юфимией, как будто ничего не произошло.

– Я недовольна вами обеими, – произнесла она без лишних предисловий. – Я четко передала вам указания Гектора, а вы отнеслись к ним легкомысленно.

– Извини нас, Кристина, – с раскаянием в голосе сказала Изобел.

– Дитя, говори за себя, – воскликнула Мариота. – Не понимаю, за что этот выговор. Гектор не упрекал меня и ни в чем не обвинял. Он понимает, что обеспечить нам сопровождение – не наше дело, а твое: ведь ты же хозяйка! Мы рассчитывали, что ты поедешь с нами и займешься в случае необходимости всеми этими вещами. Но ты решила не ехать! Винить нас за это – чудовищная несправедливость, и я не потерплю такого отношения, так что не пытайся давить на меня, Кристина. Чего можно было ожидать от нас, если ты ушла и даже никаких указаний нам не дала? Неудивительно, что мы уехали без тебя.

– Ты сказала слугам увести мою лошадь, – напомнила ей Кристина.

– Ничего подобного. Разве мое дело заниматься твоей лошадью?

– Но ты сказала им, что Кристина передумала, – вставила Изобел.

Мариота пожала плечами:

– Если они решили из-за моих слов увести ее лошадь, я не имею к этому никакого отношения. И винить их в этом поступке она тоже не может.

– Да, но…

– Довольно, Изобел, – сказала Кристина, по опыту зная, что подобные темы с Мариотой обсуждать бесполезно. Она видела лишь то, что хотела видеть, и закрывала глаза на все остальное. Пытаться с ней спорить было все равно что носить воду в решете. Убедить ее в собственной неправоте было совершенно невозможно – так к чему пытаться?

Но Изобел не оставила попыток.

– Я ее уговаривала, что нужно тебя подождать, но как только ты ушла, она заявила, что ты не поедешь с нами. И слугам она объявила то же самое.

– Я же сказала – довольно, – повторила Кристина уже тверже. – Отправляйся в свою комнату и переоденься к обеду. Ты же не сядешь за стол в этом платье. Оно окончательно испорчено.

Изобел пожала плечами, совсем как Мариота.

– Что же было делать, – объяснила она. – Когда я попыталась удержать того человека, который порвал Мариоте платье, он толкнул меня, и я упала.

Чувствуя, как в ней снова закипает гнев, но зная, что человек, оскорбивший ее сестру, наверняка уже мертв, Кристина собиралась напомнить Изобел о своей просьбе пойти переодеться, когда из-за ее спины раздался приказ Гектора:

– Иди и сделай, как сказала тебе сестра. Довольно играть у нас на нервах. Вы тоже отправляйтесь переодеваться, леди Мариота. Подозреваю, вы не хотите появиться за обедом в таком виде, будто на вас черти к обедне ездили.

– Боже мой, сэр, вы хотите сказать, что сейчас я именно так и выгляжу?

Леди Юфимия включилась в разговор:

– Дорогая, никогда не следует спрашивать джентльмена, выглядишь ли ты дурно – особенно если ты знаешь, что так оно и есть. Вместо этого стоит вежливо поблагодарить его за комплимент, ведь он решил, что ты желаешь пойти привести себя в порядок. А времени у тебя совсем мало, ибо вместо того чтобы послушаться Кристину, как велит тебе долг, ты стоишь и оговариваешься. Пойдемте со мной обе, мне тоже надо освежиться. А уважаемому Гектору наверняка нужно переговорить с Кристиной наедине.

Она напомнила Кристине в этот момент пастушью собаку, которая бегает взад-вперед, покусывая овец за ноги. Она чуть не улыбнулась этой мысли, но вовремя почувствовала на себе суровый взгляд мужа.

– Хотите поговорить со мной, сэр?

– Да, хочу, но нам лучше найти более уединенное место, – сказал он, беря ее под руку.

Пытаясь не обращать внимание на дрожь, овладевшую ею при попытке понять, что за эти десять минут могло произойти и почему он так грубо говорит с ней, Кристина позволила увести себя из зала в его спальню наверху.

– Что случилось? – спросила она. – Что я еще натворила, чем разозлила вас?

– Ничего, – отвечал он. – Я знаю, что ты беспокоишься о судьбе наказанных, и хотел успокоить тебя.

– Правда, сэр, каким же образом?

– Ты была права. Было бы неверно обвинять их и только их в том, что произошло с твоими сестрами. Маккинноны – другое дело, а на своих ребят я слишком разозлился и возложил слишком большую ответственность.

Она посмотрела на него с надеждой:

– Так вы не стали их пороть?

– Дорогая, они рассчитывали на порку, и я бы не хотел внушить своим людям мысль, что их дурные поступки впредь останутся безнаказанными. Они выразили неуважение моим гостям – моим родственницам! – и прекрасно знали, чего заслуживают. Если бы вся эта заваруха не была следствием непослушания твоих сестер, каждый из них получил бы по дюжине ударов.

Кристина молчала, не решаясь спросить, чего, по его мнению, заслуживали Мариота и Изобел.

– Я дал каждому по три удара – к тому же несильных, продолжал Гектор. – Я также наложил на них штраф, и они оценили мою доброту. Надеюсь, и ты согласишься, что я не слишком жесток.

Мысль о розге, рассекающей незащищенную кожу, заставила Кристину вздрогнуть, но она знала, что это обычное наказание, и поняла, что муж действительно проявил милосердие к слугам.

– Думаю, вы поступили верно, милорд. Я верю, что суровая кара причитается за тяжкие провинности, а эти люди отчасти оправдали себя, придя вам на помощь. Признаюсь, мне хотелось ударить Мариоту. Уверена, она…

– Теперь уже мне кажется, что это ты слишком сурова к ней, – перебил он. – У меня создалось впечатление, что она искренне решила, что ты передумала с ними ехать, а сама собрать сопровождение она не могла.

Кристина задумалась, как объяснить мужу поступок Мариоты, и облегчение сменилось раздражением. Но, зная, что он верил всему, что говорила ее очаровательная сестра, она просто сказала:

– Я знаю ее лучше, чем вы, сэр.

– А я знаю вас обеих достаточно, чтобы понять, что ты просто завидуешь ее красоте и восхищению, которое при виде ее испытывают мужчины.

За дверью кто-то возмущенно фыркнул и приглушенно закашлялся. Кристина закрыла рот рукой, а Гектор бросился к полуприкрытой двери и широко распахнул ее. За дверью стояла пунцовая от кашля Изобел.

– Какого черта ты здесь делаешь? – в бешенстве спросил он.

Девочка испуганно ответила:

– Я боялась, что вы будете ругать Кристину, а то и побьете. А она никому никогда не завидует, сэр, и это вовсе не она виновата, и не важно, что вам Мариота наболтала. Кристина нам говорила одним не ездить, а Мариота…

– Хватит! – завопил Гектор. – Если ты не хочешь, чтобы я тебя немедленно отшлепал, будь добра, иди к себе и переоденься, как тебе велела сестра. Я тебя уже предупреждал, что не потерплю непослушания? Уволь меня от дальнейших проказ.

– Но…

Он схватил ее за плечо, повернул и довольно ощутимо шлепнул пониже спины. Она взвизгнула, и Гектор закричал:

– Не хочешь? Тогда замолчи и ступай. После обеда ты переоденешься в самое старое из своих платьев и пойдешь на кухню. Альма Галбрайт скажет тебе, кто из слуг складывает в поленницу дрова, которые сегодня рубили для топки, и ты пойдешь ему помогать. Поняла меня, Изобел?

– Вы хотите, чтобы я складывала дрова?

– А ты хочешь мне сказать, что не умеешь?

– Конечно, умею – я часто помогала Кристине, но…

– Тогда нечего и огород городить, – отрезал Гектор. – А если я еще хоть раз поймаю тебя подслушивающей под дверью, я перекину тебя через колено и задам такую трепку, какой ты на самом деле заслуживаешь, без всяких вопросов. Это ясно?

– Да, сэр, – поспешно сказала девочка. – Извините.

– Мне не нужны твои извинения, мне нужно послушание. А теперь отправляйся!

Покраснев как рак, Изобел убежала.

– Вам не стоило так на ней срываться, сэр, – сказала Кристина. – Она же ребенок.

– Во имя Христа, мне не нужны нравоучения, – или Изобел будет не единственной, кто получит трепку. Я и так поражаюсь своему смирению. Большего мне не вытерпеть, и если не хочешь убирать дрова вместе с сестричкой, держи язык за зубами.

Кристина извинилась и пошла приводить себя в порядок перед обедом.

Трапеза за большим столом проходила относительно спокойно, Мариота поддерживала разговор, задавая Гектору вопросы о Лохбуи и Малле. Ей помогала и леди Юфимия, хотя та в основном вставляла воспоминания о собственном детстве и отмечала разницу между ее фамильным замком и Лохбуи.

Кристина не прислушивалась к разговору, а следила за поведением сотрапезников и пришла к выводу, что Гектор тоже не слушает, а только любуется говорящей Мариотой. Когда она задавала вопросы, он ухитрялся отвечать, иногда вставлял вежливые фразы, но его внимание было приковано не к ее мыслям, а к ее лицу. Это и хорошо, думала Кристина, так как Мариота часто не замечала, как сама себе противоречила, стремясь соглашаться почти со всем, что говорил Гектор.

Кристина уже давно заметила за ней эту особенность, из-за которой сестре невозможно было даже просто возразить, а уж спорить с ней и подавно. Если Мариоту зажимали в угол, заметив, что она только что сказала взаимоисключающие вещи, она клялась, что ничего подобного не говорила.

Задумчивый взгляд Кристины остановился на Гекторе. Луч света, падавший на стол возле него, делал его глаза пронзительно синими. Он смотрел на Мариоту, приоткрыв рот, и казался отрешенным от всего окружающего.

Кристина знала, что Мариота прекрасно видит впечатление, которое производит на него, и наслаждается своим влиянием. Сестра наклонилась вперед, так что ее полная грудь едва не выпадала из глубокого выреза лифа, и, глядя собеседнику прямо в глаза, облизывала нижнюю губу маленьким розовым язычком, как бы приглашая его поцеловать себя.

У Кристины все сжалось внутри. Ей хотелось прогнать родную сестру из-за стола и накричать на нее, как Гектор кричал на Изобел. Вместо этого она молчала, скрывая свое настроение. Рейганох никогда не хотел жениться на ней, так разве можно обвинять его в чем-то, кроме легкомыслия и безотчетной жестокости? У нее в ушах еще звенела его фраза о зависти, и она размышляла, не было ли это достойной карой за ту роль, которую отец заставил ее сыграть.

Легкомыслие мужа огорчало Кристину, но куда страшнее было сознание того, что в конечном итоге ей придется покинуть Лохбуи.

– Как ты можешь говорить, что твой любимый цвет алый, если ты только что сказала – помнишь, мы упоминали вереск, – что сиреневый? – спросила Изобел, нарушив очарование флирта Мариоты и вызвав ее недовольство.

– Не перебивай, – сказала Мариота. – Маленькие девочки должны вести себя тихо, если им разрешили обедать со взрослыми. Тем более что я ничего подобного не говорила. Правда, сэр? – спросила она Гектора и ослепительно улыбнулась.

– Нет, говорила, – настаивала Изобел. – Ведь правда, тетя?

Явно растерявшаяся от необходимости вступить в дискуссию, леди Юфимия переводила взгляд с одной девушки на другую.

– Ах, милая, я полагаю, Мариота могла такое сказать, рассуждая о растениях. Понимаешь – возможно, ее любимые цветы – сиреневые, а сейчас она могла говорить о чем-то другом и иметь на его счет иное мнение. Впрочем, я заметила, что и мне не всегда удается следить за ее мыслью.

– Однако ты все поняла правильно, тетя, – сказала Мариота. – Но это не важно, Изобел. С тобой в любом случае никто не разговаривал, так что успокойся и не устраивай скандал. Я не хочу огорчать нашего дорогого Гектора еще больше, чем мы сделали это сегодня утром. Конечно, это полностью вина Кристины, но я промолчу на этот счет, ведь она же не стремилась вовлечь нас в историю, она просто не объяснила нам достаточно внятно указания хозяина дома. Но я не стану ворчать по этому поводу! Мне кажется, лучше забыть о случившемся и никогда больше не возвращаться к этой теме.

– Оно и видно, – сухо сказала Изобел. – Только не нужно меня опять ругать! Молчу, – добавила она, упорно изучая содержимое тарелки.

Гектор пристально посмотрел на девочку, но ничего не сказал.

Кристина чувствовала себя неуютно, ей захотелось выйти из комнаты. Она испугалась, что если просидит еще немного, слушая Мариоту, то гнев переполнит ее и она скажет открыто, что думает о прошлом и настоящем поведении Мариоты. Но леди не должна так себя вести, а равно и выходить из-за стола во время обеда, оставляя гостей, – это достойно осуждения. Она хозяйка дома, хотя в данный момент и чувствовала себя здесь лишней и неизвестно как попавшей на место во главе парадного стола.

Леди Юфимия сидела по левую руку от нее, а Изобел чуть дальше. Мариота же устроилась справа от Гектора, на почетном месте. Если бы за обедом присутствовали мужчины, на этом стуле восседал бы самый уважаемый из них, но поскольку это был обычный семейный обед, то Мариота расположилась на нем, и никто не указал ей на ошибку. Так она и осталась на почетном месте, претендуя на внимание Гектора, как если бы была сверхважной гостьей, а не сестрой хозяйки замка.

Поначалу Кристина думала, что если бы Гектор смирился со своим браком и забыл об аннулировании, они могли бы быть счастливы. Но жизнь в Лохбуи была так не похожа на ее представление о браке, что она начинала сомневаться в этом. Она была не нужна Гектору, и скоро совместная жизнь с ним станет невыносимой.

Наконец обед подошел к концу, и Кристина сбежала на кухню. Сначала она хотела пройти помещение насквозь и выйти во двор, но, заметив, что Альма ссорится с поваром, решила узнать, в чем дело.

– Что здесь происходит? – спросила она, стараясь держаться как можно спокойнее.

– Калум никого не послал за рыбой, а лосось кончился, – объяснила Альма, сердито глядя на повара. – Вчера ему говорю, господа хотят рыбы, а он – хозяину все равно.

– Все равно и есть, упрямо проворчал тот. Кристина подняла руку, прося его успокоиться.

– Ты уже говорил мне это, Калум, но разве твой хозяин не желает получше угостить гостей?

– Ну наверное.

Кристина ожидала, что тот добавит «миледи», а когда не услышала ничего подобного, вздохнула и сказала:

– Его гости любят рыбу, и Альма права – тебе стоит послать кого-нибудь, чтобы добыть лосося или форель. До ужина времени еще достаточно, а рыбалка – приятное занятие. Если у тебя нет времени, я попрошу дворецкого заняться этим.

– Ну и я могу, – отозвался он недовольно.

– Альма, можешь идти, – тихо сказала Кристина, заметив стоявшую в дверном проеме Изобел. – Мне кажется, леди Изобел хочет поговорить с тобой.

– Да, миледи, иду.

Кристина с удовлетворением заметила, что женщина ничем не выдала свою радость от победы в споре с поваром.

– Мне показалось, тебе нравится работать у нас, Калум, – тихо спросила она.

– Так и есть, – сказал он. – Работаю все время, как здесь хозяин.

– Правда? Тогда за это время ты уже должен был выучить, как следует обращаться к хозяевам.

– Ага, но говорят, вы здесь не задержитесь, так чего стараться?

– Но пока я здесь, – тихо напомнила Кристина.

– Но я работаю на хозяина!

– Тогда задумайся, что он сделает, если я пожалуюсь ему на твое поведение. Ты думаешь, он не прислушается ко мне, если я попрошу тебя уволить? Но ведь я уже многое изменила в замке, и он все одобрил.

– А что…

– Мне сдается, что и дворецкий поддержит такое решение, – продолжала она. – Насколько я понимаю, вы с ним не дружите, а хозяин ему доверяет.

Повар побледнел, но Кристина сделала вид, что не заметила этого.

– Мы с тобой до сих пор прекрасно ладили, но сегодня ты меня очень огорчил.

– Я исправлюсь, миледи. Я ж что, я ничего. Вы много мне советов дали хороших, а вчера в кухню пришел хозяин и говорит, вкусно, говорит, готовишь.

Кристина не знала, радоваться ей или обижаться.

– Отчего же ты был так груб со мной? Мужчина на минуту задумался.

– Не могу сказать, честно. Это нехорошо, но у вас тут есть враги. Смотрите в оба, миледи.

– Но кто может мне повредить?

Он потряс головой:

– Не-не, никак не могу вам сказать.

Велев ему вернуться к работе и не забыть о рыбе, Кристина снова решила найти Альму и обнаружила ее во дворе, где та знакомила Изобел с двумя парнишками всего на год-два старше ее. Все утро они рубили дрова, о чем свидетельствовала громадная куча поленьев.

Изобел осмотрела эти результаты труда мальчишек, и ее глаза сузились. Она не подготовилась к такому труду, только повязала поверх платья длинный фартук, но Кристина решила не осуждать ее.

– Как много дров, – протянула Изобел. Невысокий рубщик дров взглянул на Кристину.

– Девочка говорит, она пришла нам помогать с дровами. Это правда, миледи?

– Правда, – подтвердила Кристина, и сестренка тяжело вздохнула. – Леди Изобел хотела найти себе более деятельное занятие, чем простое шитье, и мы решили, что вам пригодится помощница.

– Верно, – согласился парнишка и заулыбался. – Двое-трое – не один. Управимся в два счета. – Он посмотрел на Изобел и добавил: – Может, не в два, но сильно быстрее. А потом, можа, на рыбалку махнем.

– Возможно, – сказала Кристина Альме. – Калуму нужна рыба на ужин.

– И то, – ответила та. – Скажу ему. Он наверняка захочет послать нескольких мальчишек, чтоб уж рыба была наверняка.

– Я побуду здесь немного, – решила Кристина. – Надо убедиться, что Изобел умеет складывать дрова так, как здесь принято.

С лукавой улыбкой, говорившей «я-то знаю, что юные леди обычно не помогают слугам укладывать дрова», Альма повернулась и поспешила назад в кухню.

– Начнем отсюда, Изобел, – предложила Кристина. – Я помогу тебе немного.

Изобел, казалось, не верила своим глазам. Но Кристина ничего больше не сказала, и девочка пошла за ней к дальнему концу груды дерева и начала отбирать поленья.

– Ты можешь мне не показывать, как надо, – сказала она. – Я дома часто этим занималась и точно знаю, как ты предпочитаешь строить поленницу.

– Знаю, дорогая, – откликнулась Кристина. – Мне просто нужен предлог, чтобы не возвращаться в замок. Мне не по себе, и, думаю, я бы не выдержала сейчас еще один разговор с тетушкой или Мариотой – не говоря уже об обеих сразу. Мне нужна передышка.

– Поэтому ты пошла на кухню и ввязалась в войну между Альмой и Калумом?

– В войну?

– Ну да! Альма – из рода Бетюн, а Калум – настоящий Маккинни.

– Маккинни – родственники Маккиннонов, верно?

– Верно, – ответила Изобел, аккуратно выкладывая поленья в форме колодца. – А Бетюны – члены клана Гиллианов.

– Понятно. А дворецкий Гектора, конечно же, из клана Гиллианов. Интересно, почему они взяли повара-чужака?

– Калум служил им всегда, хотя не говорит, в качестве кого. Мол, это не для детских ушей.

– Да ты много разузнала!

– Я задаю вопросы. Можно тебе задам?

– Конечно, можно, – согласилась Кристина.

– Ты на меня тоже сердишься?

– Тоже? А, в смысле и я, и Гектор?

– И Мариота. Но она всегда сердится, когда я с ней не согласна. Иногда кажется, что у нее в голове свое видение мира, которое она изменяет в зависимости от настроения.

Кристина рассмеялась. Это было довольно точное наблюдение. Однако она давно раскусила тактику Изобел и вернулась к теме.

– Гектор имел все основания сердиться на тебя, – сказала она. – Подслушивать очень дурно.

– Я только хотела убедиться, что с тобой все хорошо, пояснила Изобел. – Я способна постоять за себя, хотя спасибо тебе за заботу. Он тебе нравится.

– Конечно. Он мой муж, а кроме того, он… по крайней мере иногда… очень обаятельный молодой человек.

– Это я поняла. Мне он тоже нравится, но я думала, что он смотрит только на Мариоту. Теперь я не так в этом уверена, но он довольно скрытный, правда?

– Вынуждена с тобой согласиться.

– Ты поэтому сердишься?

– И вовсе я не сержусь, по крайней мере на него. И ни на кого не сержусь, – подумав, добавила Кристина.

– Неправда, сердишься. Сердишься, даже когда смеешься. А Мариота всегда врет, даже когда говорит правду.

– Изобел?!

– Но это же так, Кристина. Она никогда ничего не говорит просто так. Она все преувеличивает, так что даже когда она честна, она лжет.

Кристина задумалась, но Изобел была права. Мариота действительно любила приврать.

Девочка смотрела на нее и терпеливо ждала ответа. Ее голубые глаза были ясны, а розовые губы приоткрыты, как будто она продолжала доказывать Кристине свою точку зрения.

Но Кристина уже поняла ее.

– Я действительно все время сердитая? – спросила она.

Изобел кивнула, затем, улыбнувшись, добавила:

– Возможно, это тоже преувеличение, но ты часто выглядишь злой, и это бросается в глаза. Почему ты так изменилась, Кристина?

– Не могу тебе ответить, – честно сказала та. – Я не знала, что это так заметно. Ты умна не по годам, Изобел. Ты все видишь. Как это тебе удается?

– Я просто наблюдаю за людьми, – ответила Изобел. – Смотрю и учусь.

– И еще слушаешь и учишься, – подмигнула Кристина.

Изобел скорчила гримаску.

– Ну да, и слушаю.

– Нам всем не помешало бы прислушиваться к тому, что происходит вокруг, – вздохнула Кристина.

Изобел улыбнулась и снова начала складывать дрова, но через минуту сказала:

– Если хочешь уединиться, пойди посиди в своей башне.

Решив, что это прекрасный совет, особенно сейчас, когда ей нужно было многое обдумать, Кристина сразу направилась туда, но по дороге обдумывала не события последних дней, а слова сестренки.

Сердитая? Как странно! Она никогда не считала себя гневливой. Конечно, Кристина иногда огорчалась, разочаровывалась и даже, возможно, расстраивалась, но гнев – это слишком сильное слово для описания ее чувств. Правда, было несколько случаев, когда злые слова так и рвались наружу, а пару раз они даже находили выход, и тогда ей приходилось горько жалеть о сказанном.

Вдруг ее пронзило воспоминание о солнечном утре в саду Халамина, когда мать выговаривала ей за недостойное поведение.

– Леди не дарят свои чувства всему миру, – сурово говорила леди Маклауд. – Леди должны служить примером для подражания людям неблагородным. Вежливость и умеренность – наш долг, Кристина, и мы, Маклауды, никогда не забываем об этом.

Образ матери возник перед ней с такой отчетливостью, как если бы та вошла в комнатку в башне и заговорила с ней. Леди Маклауд всегда знала, как себя вести.

Кристина не могла припомнить ни одной ситуации, когда мать выглядела сломленной – только смерть взяла над ней верх. Но смерть пришла за ней слишком рано – прежде чем та успела передать всю свою мудрость дочери. Смерть оставила Кристину один на один с жестоким миром, почти беззащитную перед его трудностями и тяготами.

Девушка не заметила, что по ее щекам текут слезы. Но она машинально провела рукой по щеке, стирая влагу. И этот жест испугал ее и выпустил на волю скопившееся напряжение.

Раньше чем она успела совладать с собой, собственные рыдания оглушили ее. Не в силах остановиться, не в силах найти стул и сесть, Кристина опустилась на пол, обхватив себя руками в отчаянии. Ее трясло, все тело болело, глаза ничего не видели от слез. Потом на смену рыданиям пришла мелкая дрожь – никто не слышал ее, потому что никого вокруг не было. Никто не шел за Кристиной, и только небеса знали, как эта девушка много делала, чтобы смягчить чужое горе и осушить чужие слезы. Но разве мог кто-нибудь сделать то же для бедной Кристины?

Поток слез прервался так же внезапно, как и начался. Она вдруг поняла, что горе превратилось в жалость к себе – ту жалость, которую она презирала в окружающих. Разве у нее нет гордости? Достоинства? Власти над собой?

Она вытерла лицо рукавом – неловко, быстро и нетерпеливо. Оставалось убрать с лица мокрые пряди волос, но тут дверь в комнатку неожиданно отворилась.

Потрясенный Гектор стоял на пороге и смотрел на нее.