Текст книги "Лучшие в мире ученики, или как научить детей учиться"

Автор книги: Аманда Рипли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Часть II
Зима

Глава 5
Американка в Утопии

К концу ноября дорога Ким до школы стала темной и холодной одиссеей. В то утро было –15° и ветер. Солнце не появлялось до 9. Ее шаги хрустели в ледяной тишине, и она удивлялась, как в Пиетарсаари вообще появились люди. Город, расположенный на западном побережье Финляндии, находился в 300 милях от Хельсинки. Как вообще здесь можно жить? К тому времени в Пиетарсаари было около 200 000 жителей, но, кроме изредка проезжающих машин, за всю дорогу она не встретила ни одного человека.

Впереди виднелись огни «Лукио» – ее средней школы. Снаружи она казалась даже более унылой, чем ее родная школа. Обе школы были невысокие, кирпичные, но эта построена из светлого кирпича, со временем становившегося серым и мрачным. Большие часы на здании школы давно остановились. По ее представлению, финские школы должны были выглядеть иначе.

Ким вошла внутрь. Мимо проходили группы смеющихся мальчиков и хорошеньких девочек, не замечая ее. Против входа были выставлены кубки, как и в средней школе Саллисо, но они казались тусклыми и неуклюжими, как запоздалые объяснения. Самому новому было 10 лет. Неужели за 10 лет никто не выиграл ни одного приза?

Ким села за парту, застенчиво улыбаясь соседкам. Финская учительница Ким была более оживленной, чем обычно, и говорила что-то по-фински, но Ким ее не поняла. Потом она стала раздавать ученикам толстые книги. Ким узнала название: это была классическая финская книга «Семь братьев», изданная в 1870 году.

Даже Ким знала о «Семи братьях». Эта книга была написана, когда финны считались низшим классом в собственной стране. Они 5 веков терпели шведское, а позже русское господство. Потом появились «Семь братьев» – первая значительная книга на финском языке. Эта сказка о семи неотесанных и беспутных парнях, которые со временем осваивают грамоту, стала символом Финляндии, страны, которая получила свою независимость только в 1917 году.

У Ким от страха заболел живот. Она понимала, что не сможет прочесть «Семь братьев». Книга была написана на старофинском языке, а она пока не понимала современный финский. Как быть? Она сделала вдох и попыталась изобразить на лице интерес, будто всегда этого ждала.

Потом учительница подошла к ней. Тина Стара была стройной и привлекательной женщиной с темными волосами, подстриженными каскадом, и живой улыбкой. Она наклонилась к Ким. В ее руках была другая книга – гораздо тоньше, в глянцевой блестящей обложке.

– А это тебе, – сказала она тихо по-английски.

Ким посмотрела на обложку. Вместо «Семи братьев» на ней были изображены анимационные семь собак, одетые в старинные костюмы и воющие в унисон. Она перевела заголовок: «Семь братьев-собак». Ким улыбнулась. Это была детская книга.

– Она на финском, но простом, – пояснила Стара. Учительница, казалось, боялась ранить чувства Ким. – Надеюсь, ты не думаешь, что она детская. Просто я бы хотела, чтобы ты смогла познакомиться с этой историей, потому что она очень важна для нас, финнов. А сюжет здесь тот же, так что ты сможешь участвовать в обсуждении.

Ким взяла книгу, ее глаза были полны благодарности.

– Киитос, – сказала она. Спасибо.

За три месяца в Финляндии Ким составила небольшой список различий между школами здесь и в Оклахоме. Самым очевидным было то, чего не хватало. Здесь не было сверхсовременных белых досок в классе. Не было полицейского в холле. Со временем, однако, она стала замечать более важные различия – те, которых не увидит зашедший сюда взрослый.

Взять мальчика-алкоголика, как назвала его Ким. В тот день он вошел в класс, ища, чем похмелиться, как обычно, со стеклянными глазами. У него были короткие светлые волосы, светло-голубые глаза, а нос вечно чуть краснее самого лица. Он мало и тихо говорил в классе, но с друзьями, куря на улице, говорил громче.

Таких ребят хватает и в Саллисо. Но Ким не ожидала увидеть детей-алкоголиков в Финляндии, а они там были. Оказывается, дети-алкоголики есть везде. Это стало для нее первым уроком. Но было одно существенное отличие – и это стало вторым уроком. Финский парень-алкоголик был примерным учеником. Он появлялся в школе и был внимательным. Он делал записи. Когда Стара задавала написать эссе, что бывало часто, он их писал, как и остальные. В Оклахоме дети-алкоголики часто не выполняли заданий, им было все равно. А здесь все дети тоже жаловались на школу и каких-то учителей любили, а каких-то нет. Хотя большинство из них, казалось, считало, что учиться надо.

Иногда Ким замечала, что пристально смотрит на этого парня и его друзей. Они не подходили ни под одно знакомое ей определение. Было трудно это объяснить, но здесь как будто что-то носилось в воздухе и заставляло всех серьезнее относиться к учебе, даже детей, которые не поддавались другим требованиям взрослых.

Ким заметила, что некоторые учителя тоже больше отдавались своей работе. Учительница финского Стара понимала, что Ким приходится непросто, и придумала альтернативу, чтобы подключить ее к занятиям. Детская книга была творческим решением. Ким открыла ее и стала читать о семи братьях-собаках.

История двух учителей

Как и учитель математики Ким в Оклахоме, Стара была опытным учителем со стажем почти в 20 лет. Как членов профсоюзов, обоих нелегко было уволить. Эта схема действует в большинстве развитых стран: учительские профсоюзы имеют большую власть, учителей увольняют редко.

Но на этом сходство заканчивалось. Стара входила в профессию совершенно иначе, чем учитель Ким в Оклахоме. Чтобы стать учителем в Финляндии, нужно закончить один из восьми педагогических университетов. Стара хотела преподавать финский язык и подала документы в университет Ювяскюля[29]29
    Третий по величине университет Финляндии после Хельсинкского и университета Турку. – Прим. пер.


[Закрыть]. Абитуриенты должны сдать экзамен по финской литературе, прочитав предварительно 4 книги по выбору университета. Конкурс составляет около 5 человек на место.

Все педвузы Финляндии имеют одинаково высокие стандарты, что делает их почти столь же престижными, как Джорджтаун, Калифорнийский университет или Беркли в США. Сегодня отбор в финские вузы примерно столь же строг, как в Массачусетском технологическом институте. Трудно преувеличить вытекающие из этого последствия. Всего 1 из 20 педагогических факультетов США предъявляет столь высокие требования к абитуриентам. Гораздо большее их количество не имеет вообще никаких стандартов приема абитуриентов. Иначе говоря, чтобы дать образование нашим детям, мы приглашали кого угодно – независимо от того, насколько хорошо они подготовлены.

Эта схема действует в большинстве развитых стран: учительские профсоюзы имеют большую власть, учителей увольняют редко.

Будущие педагоги США, как правило, сдают стандартные тесты, чтобы получить работу, но эти тесты просты и не особенно существенны для эффективного преподавания. Что же удивляться тому, что в педагоги у нас идут не самые умные и что профессию учителя перестали уважать?

В Финляндии же попасть на педагогический факультет столь же престижно, как в медицинский вуз в США. Строгости начинаются сразу, худших студентов отсеивают, чтобы они не деморализовали остальных.

Объявление профсоюза учителей конца 1980-х начиналась бесподобной саморекламой: «Финский учитель имеет самый высокий уровень образования в мире». Такое заявление никогда не могло бы прозвучать в США, как и большинстве стран мира. Норвегия, к примеру, имеет общую границу с Финляндией и тратит на образование больше нее. Но Норвегия не столь щепетильна по отношению к будущим учителям. Норвежское правительство регулярно вмешивается в процесс обучения, пытаясь его улучшить, но без особого успеха: 15-летние норвежцы по результатам PISA успевают примерно так же, как подростки США, и даже самые лучшие из них сдают математику хуже, чем лучше всего подготовленные подростки во всем мире.

А в Финляндии Стара все еще помнит тот день, когда получила письмо о зачислении в университет, – радость ее матери, чувство облегчения. Она не праздновала это событие: в те времена финны были гораздо скромнее и не хвастали такими вещами. Но она была ужасно счастлива.

Приехав в университет Ювяскюля, Стара первые 3 года изучала финскую литературу. Она много читала и писала различные работы, анализировала романы, поэмы и рассказы – то, чего американские студенты-лингвисты обычно не делают. Одновременно Стара изучала другие предметы, включая статистику. На 4-м курсе (из 6 лет учебы) она начала программу педагогической подготовки. Все финские учителя должны получить степень магистра, значащую нечто совершенно другое, чем в США.

За первый год магистратуры Стара должна была стажироваться в одной из лучших государственных школ страны. Там у нее было трое руководителей, и она внимательно наблюдала за их занятиями. Когда она сама вела уроки, ее наставники и однокурсники делали записи. И потом она получала их отзывы, некоторые из которых были суровыми, во многом похожими на то, как врачей-экстернов критикуют в университетских клиниках.

Это было сложно, но воодушевляюще. Со временем она стала лучше учить. Когда Стара не преподавала и не наблюдала за работой других учителей, она вместе с однокурсниками разрабатывала уроки, объединявшие материал всех предметов, включая историю и искусство. Потом они практиковались в ведении этих уроков, изображая учеников. Как все финские учителя, Стара написала диссертацию на 200 страниц о том, как устная речь финских подростков влияет на их письменную речь.

Теперь обсудим Скотта Бетеля – учителя математики Ким в Оклахоме. Он решил стать учителем скорее для того, чтобы работать футбольным тренером. В Америке это нормально. В 1989 г., учась в средней школе Саллисо, он был ведущим игроком штата.

– Мой отец работал учителем в школе примерно в 10 милях отсюда, – сказал мне Бетель. – Еще он был футбольным тренером, вот я и подумал, что могу стать тренером.

Бетель всегда неплохо успевал по математике и решил, что лучший способ стать тренером – это получить диплом учителя математики. Подобное совмещение преподавания двух предметов считалось бы странным в Финляндии и многих странах, где занятия спортом не являются основной задачей школы.

В одной Оклахоме Бетель мог выбирать из почти дюжины педагогических программ – это почти втрое больше, чем в Финляндии, которая гораздо больше Оклахомы. Как и большинство штатов, Оклахома выпускала намного больше учителей, чем требовалось. В большинстве вузов США педагогика считается одной их самых легких специализаций. На педагогические факультеты принимают едва ли не каждого, кто заявляет о любви к детям. Попав же в вуз, будущие педагоги обычно выбирают облегченные курсы.

Бетель учился в Северо-восточном государственном университете, как и директор школы Саллисо и многие учителя Оклахомы, включая маму Ким. Этот университет готовит больше учителей, чем любой другой вуз штата, и имеет хорошую репутацию. Однако принимают туда студентов с гораздо более слабыми знаниями математики, чтения и естественных наук, чем финские педвузы. Обычный балл за «Тест американского колледжа»[30]30
    Один из тестов в системе тестирования студентов при поступлении в университет или переходе из одного университета в другой. Определяет общий образовательный уровень абитуриентов по английскому языку, математике, гуманитарным и естественным наукам. – Прим. пер.


[Закрыть] в этом университете ниже, чем в среднем по стране, – это закономерность для многих программ подготовки педагогов по всей Америке.

Чтобы учительствовать в Оклахоме, степень магистра не нужна. Во многих штатах от учителей не требуется наличия степени в предметной отрасли знаний – они предпочитают степень магистра педагогики. Степень магистра в целом не повышает профессионализма американских учителей, а некоторые исследования допускают, что даже понижает.

Во всех штатах ежегодно выпускается почти в 2,5 раза больше учителей, чем нужно. Но особенно много готовят учителей начальной школы. В этом отношении США не исключение. Сочетание низких требований и большого предложения стало бедой для образования во всем мире и снижает уровень учительской профессии. Оклахомцы хвалили своих учителей за тяжелый труд, и справедливо, но они не хвалили их за образованность.

Финский ландшафт изобиловал маленькими педвузами разного качества – как и в США. Финляндия тоже некогда пользовалась лозунгом «Ни одного отстающего ребенка», знакомым учителям США и других стран. В 1970-е финские учителя вели поурочные журналы. Их донимали проверками, следуют ли они централизованному 700-страничному учебному плану. Центральные органы власти утверждали учебники. Учителям не доверяли принимать собственные решения.

В те времена финны сделали нечто – чего не бывало в США и большинстве других стран. Они «перезагрузили» свои педвузы, ужесточив правила приема и обучения в них. В ходе реформы образования правительство закрыло самые маленькие вузы и перевело подготовку учителей в более уважаемые университеты. Это была смелая реформа и небесспорная. Оппоненты доказывали, что новая система элитарна и, как предупреждала одна передовица, «закроет путь в учителя сельской молодежи». Некоторые ректоры тоже возражали, опасаясь, что включение такой предпрофессиональной практической подготовки может размыть академические стандарты остальных факультетов и снизить престиж университетов. Кстати, те же самые аргументы приводят и в США, когда бы кто ни пытался сделать подготовку учителей более серьезной.

Но Финляндия жаждала обновления, и власти понимали, что только образование способно спасти страну от отставания. Чем больше я читала об истории страны и говорила с финнами, тем больше мне нравился здравый смысл, пронизывающий эту историю. Финны решили, что повысить уровень образования может только учитель, талантливый и тщательно подготовленный. Это стало основой очевидной образовательной стратегии.

Финны сделали то. чего не бывало в США и большинстве других стран. Они «перезагрузили» свои педвузы, ужесточив правила приема и обучения в них.

И случилось чудо: в 1980–1990-е Финляндия превратилась в совершенно новую страну, каких еще не было в мире. С новыми, более высокими стандартами и более строгой подготовкой учителей лозунг «Ни одного отстающего ребенка» стал ненужным. Более того, он стал бременем, мешающим учителям и школам достигнуть высочайшего уровня. Так Финляндия начала убирать свои наиболее суровые нормы, одну за другой, словно снимая леса с прекрасной скульптуры.

Правительство упразднило школьных инспекторов. Они уже не были нужны. Тщательно отобранным и обученным учителям доверили создание основного государственного учебного плана, заведование кабинетами и подбор учебников. Их учили так, как нужно учить учителей, и относились к ним так, как следует к ним относиться.

В начале 1990-х экономический кризис, как ни странно, ускорил эту эволюцию. Из-за глубокой рецессии местным властям Финляндии приходилось сокращать расходы. Бюджеты образования нужно было урезать на 15–20 %. Единственное условие, при котором местные руководители могли бы согласиться на большое урезание расходов, – это получить что-то взамен. И правительство решило предоставить местным властям еще больше самостоятельности – больше, чем в большинстве других стран. Это освобождение сработало лишь из-за всех произошедших раньше изменений. К тому времени финны разработали сильную систему. Как только была введена эта система, сдержки и противовесы[31]31
    Принцип взаимозависимости и взаимоограничения законодательной, исполнительной и судебной власти. – Прим. пер.


[Закрыть] подотчетности стали не нужны. Руководителей школ и учителей освободили для того, чтобы они писали планы уроков, экспериментировали в своих школах, находя более эффективные методы, и создавали более творческую систему, чем могло бы создать централизованное управление.

К тому времени как Ким попала в Финляндию, учителя, директора школ, руководители профсоюзов и политики работали сообща, непрерывно совершенствуя систему образования. Они иногда расходились во взглядах, но сотрудничество было нормой, а доверие высоким. Правительство проводило стандартизованные тесты для целевых групп школьников – чтобы убедиться, что школы выполняют свою функцию. Но проверять всех школьников ежегодно не было нужды.

Почему этого не произошло в большинстве других стран? Хоть кто-нибудь пытался это сделать?

Примеров мало, но они показательны. В 2009 г. одним из первых указов нового руководителя комитета образования в Род-Айленде Деборы Джист было повышение минимальных проходных баллов за тест для будущих учителей. В то время в Род-Айленде разрешались более низкие оценки, чем почти во всех штатах страны. У нее были полномочия изменить этот закон односторонне, и она его изменила, сделав шажок в направлении Финляндии и потребовав от новых учителей лучших оценок в отборочном тесте SAT, «Тесте американского колледжа» ACT[32]32
    American College Test Program – один из тестов в системе тестирования студентов при поступлении в университет или переходе из одного университета в другой. Определяет общий образовательный уровень абитуриентов по английскому языку, математике, гуманитарным и естественным наукам. – Прим. пер.


[Закрыть] и квалификационном тесте для учителей Praxis.

Критики сразу же назвали ее элитисткой, бросая те же обвинения, которые критики использовали против реформаторов в Финляндии в 1970-е. Некоторые утверждали, что учитель, бьющийся изо всех сил, – это лучший учитель, потому что он может найти общий язык с неуспевающими школьниками. Извращенная логика! Может ли врач, плохо сделавший несколько операций, быть идеальным преподавателем медвуза?

Другие беспокоились, что более высокие требования приведут к нехватке учителей, хотя педвузы Род-Айленда штамповали 1000 учителей в год – на 800 больше, чем было нужно. Пополнение, особенно учителей начальных школ, не было проблемой. Более того, законы человеческой натуры заявляли: когда станет труднее работать учителем, это может стать и более привлекательным. Больше людей захочет этим заниматься и меньше заслуживших признание учителей оставят профессию.

Америка – многоликая страна с долгой историей расизма в колледжах, школах и других учреждениях, так что усилия Джист критиковали как дискриминирующие. Руководители образования предостерегали, что новые стандарты помешают стать учителями студентам из нацменьшинств, обычно хуже сдававшим тесты.

В реальности среди преподавателей Род-Айленда было уже слишком много белых и слишком много женщин, и можно было говорить о том, что эта профессия, чтобы стать более многообразной и привлечь больше мужчин, должна быть более, а не менее престижной. Главное, что дети из нацменьшинств нуждались в более образованных и разнообразных учителях. Кстати, более высокие стандарты рассматривались не как инвестиция в учащихся, но прежде всего как угроза учителям.

В Род-Айленде ежегодно выпускалось впятеро больше учителей, чем требовалось. Единственным учреждением, выигрывавшим от этой системы, казалось, были сами вузы, но их директора жаловались, что потеряют студентов, если требования повысят. Журналисты цитировали их без всякой иронии.

– Это лишит гражданских прав слишком многих студентов, – сказал «Провиденс джорнал» Роджер Г. Элдридж Дж., бывший тогда деканом педагогического факультета колледжа Род-Айленда.

Знаменательное заявление: речь идет будто о лишении права голоса. А фактически это означает, как большинство американцев воспринимает профессию учителя, понимает, как она сложна и важна, но… многие, включая учителей, будто не считают, что она требует серьезного интеллектуального багажа!

– По новым высоким стандартам около 85 % студентов-педагогов Колледжа Род-Айленда не пройдут по конкурсу, – пугал декан.

Поразительно: эта статистика должна была вызвать глубокий стыд, но не вызвала!

Джист, однако, не отступала.

– Я более чем уверена, что будущие учителя Род-Айленда способны на такой уровень успеваемости, – сказала она.

Она согласилась в течение 2 лет постепенно вводить более высокий проходной балл и позволить колледжам делать исключение для многообещающих абитуриентов, не набравших проходного бала. Спустя 3 года она не получала запросов на такие исключения. В Колледже Род-Айленда процент студентов-педагогов из нацменьшинств изменился с 8,8 на 9,24, оставшись, по сути, неизменным, несмотря на все предупреждения об обратном.

Для некоторых американских учителей отсутствие серьезной подготовки ничего не значило, они ликвидировали пробелы на работе. Некоторым везло – у них были сильные директора или наставники, – другим не очень. Кроме того, большинство их учеников стремились поступить в вузы и экономика требовала все более и более развитого мышления, все большему числу учителей приходилось преподавать материал, который они сами никогда не изучали.

Помимо практических результатов, низкие стандарты содержали деморализующий посыл: в Америке, Норвегии и других странах не ожидали, что их учителя будут самыми лучшими и интересными людьми в своем поколении. Им сообщали об этом тысячами способов, начиная с того дня, когда они поступали в вуз.

Когда Ким в 2000 г. пошла в детский сад, 10 из 10 новых финских учителей входили в треть лучших выпускников средней школы, как всего лишь 2 из 10 американских учителей. В Финляндии государство платило за обучение Стары и всех студентов университетов. В Оклахоме Бетелю тоже платили за обучение, но эта дармовщина складывалась из тщательно продуманной «страховочной сетки»[33]33
    Федеральные программы социального обеспечения и вспомоществования, целью которых является смягчение для наименее обеспеченных слоев населения последствий жестких правительственных мер по экономии государственных средств. Выражение введено в употребление президентом Р. Рейганом. – Прим. пер.


[Закрыть] грантов Пелла[34]34
    Государственные студенческие стипендии имени сенатора К. Пелла. Предоставляются студентам, еще не получившим степень бакалавра. Размер стипендии зависит от доходов и сбережений семьи студента, а также расходов на обучение. Финансовое положение студента определяется при помощи специального индекса. Получение стипендии по этой программе не препятствует получению иных видов государственной помощи и гарантировано в том случае, если средства, учитываемые в индексе, не превышают в сумме определенной величины. – Прим. пер.


[Закрыть], частично из спортивной стипендии[35]35
    Предоставляется абитуриентам, имеющим вместе с хорошей успеваемостью высокие достижения в спорте; при ее назначении получатели должны выступать за спортивную команду колледжа или университета. – Прим. пер.


[Закрыть] и индейских грантов. Большинство студентов не способно проделать такой трюк.

На втором курсе Северо-восточного университета Бетель подал заявку на зачисление в педагогический колледж университета. Здесь у университета была еще одна возможность отбирать самых лучших и талантливых кандидатов в педагоги. Но, чтобы быть принятым, Бетель должен был иметь средний балл всего лишь 2,5 или выше (из 4). Ему был бы нужен высший балл, чтобы сегодня стать оптометристом в том же университете. Чтобы быть учителем, ему также нужно было получить на первом курсе хотя бы «C»[36]36
    «Удовлетворительно» (третья отметка по пятибалльной системе «A – F», принятой в учебных заведениях США). – Прим. пер.


[Закрыть] по английскому и «С» по «Основам устной речи».

Ему также нужно было получить 19 баллов или выше за «Тест американского колледжа» – стандартизованный тест наподобие отборочного[37]37
    Стандартизованный тест, проводимый централизованно Советом колледжей. Предлагается абитуриентам и студентам, в том числе иностранным, при поступлении или переводе в американский колледж или университет. – Прим. пер.


[Закрыть]. Средний балл по стране за «Тест американского колледжа» тогда равнялся 20,6. Как говорится, без комментариев.

В педагогическом колледже Бетель узнал, что не должен специализироваться в математике, чтобы стать учителем математики средней школы. Он так и сделал. Во всей стране менее половины учителей математики специализировались в математике. Почти треть даже не изучали математику, как не основную дисциплину.

У студентов, готовящихся учить маленьких детей, проблема была еще серьезнее.

– Большинство студентов, специализирующихся на начальном образовании, боится математики, – сообщил один оклахомский профессор факультета математики в ответе на опрос 2005 г., – и этот страх передастся их ученикам.

Кто-то другой сосчитал, что примерно 1/4 учителей, выпускаемых тем или иным колледжем, активно ненавидели математику и не проявляли желания это исправить.

Бетель любил математику, но его главной целью было стать тренером, и он специализировался в преподавании физкультуры, а дополнительной дисциплиной была математика. Он легко сдал тест для учителей математики средней школы. Большая часть материала была уровня 10–11-го классов, и для него это было нетрудно.

По всей стране люди, готовящиеся стать учителями математики, не обязаны знать математику так же хорошо, как учителя педагогических сверхдержав. Особенно настораживал дефицит учителей математики в промежуточной школе. Протестировав тысячи желающих стать учителями в 16 странах, исследователи обнаружили, что будущие учителя математики промежуточной школы США знают математику примерно так же, как их ровесники в Таиланде или Омане. Они были весьма далеки от знания математики студентов-педагогов Тайваня, Сингапура или Польши. И неудивительно, что ученики этих учителей впоследствии успевали так же посредственно. Нельзя научить тому, чего не знаешь.

Все же самая ценная составляющая любой программы обучения педагогов – это, наверное, практика, которую студенты получают в школьном классе. Нет лучшего способа подготовки к учительству, чем учить самому.

В Оклахоме педагогическая практика помогала Бетелю научиться планировать уроки. Но она длилась всего 12 недель – недолго в сравнении с годичной президентурой, принятой в Финляндии. Во всех педагогических колледжах США требуется в среднем лишь 12–15 недель педпрактики, и качество ее сильно варьируется в зависимости от места.

Начав работать учителем, Бетель быстро понял, что было бы полезно специализироваться в математике. Но что сделано, то сделано. К тому времени когда Бетель учил Ким, он зарабатывал около $49 000 в год, что больше обычного заработка в Саллисо, но не так много, а за Атлантическим океаном Стара зарабатывала $67 000. Стоимость жизни в Финляндии выше, но заработок Стары был ближе к тому, что другие выпускники колледжей зарабатывали в Финляндии, чем зарплата Бетеля в США.

Все же самая ценная составляющая любой программы обучения педагогов – это. наверное, практика, которую студенты получают в школьном классе.

Интересно, что большая зарплата не гарантирует высоких результатов. Самые высокооплачиваемые учителя живут в Испании, где подростки успевают по математике, чтению и естественным наукам хуже школьников США. Но в более функциональных системах образования большие зарплаты могут помочь школе привлечь лучше образованных учителей и дольше их удерживать, определяя уровень профессионализма и престижа. Во всех педагогических сверхдержавах доход учителей ближе к зарплатам других образованных профессионалов, чем в США. В большинстве случаев классы там больше, чем в США, что делает реальными высокие зарплаты.

Слушая таких учителей, как Стара и Бетель, я стала подозревать, что все эти различия взаимодействовали в хронологическом порядке. Поскольку в Финляндии и других педагогических сверхдержавах педвузы отбирают только лучших кандидатов, эти школы могут тратить меньше времени на обучение «вдогонку» и больше на тщательную практическую подготовку. А это ведет к тому, что их учителя реже разочаровываются и увольняются, нежели американские. Эта модель подготовки и стабильности сделала возможным дать учителям бóльшие классы и платить им достойно, так как затраты на текучку ниже, чем в других странах, а при такой подготовке и поддержке у них были ресурсы, чтобы помогать детям учиться и в итоге сдать трудный тест по окончании средней школы.

Поскольку в Финляндии и других педагогических сверхдержавах педвузы отбирают только лучших кандидатов, эти школы могут тратить меньше времени на обучение «вдогонку»

Столь же сильно подсознательное влияние. Вот как пояснил это один из американских школьников, живший по обмену в Финляндии, в опросе, проведенном при написании этой книги:

– Моя школа воспитывает в учениках уважение к этому учреждению и преподавателям. Это можно отчасти объяснить трудностями, которые учителям пришлось преодолеть на пути к овладению своей профессией. Ученики хорошо сознают, как прекрасно образованы их учителя.

Одно обусловило другое. В других обстоятельствах одно обусловило гораздо меньшее. Если трудности не возникают в самом начале, то самый сложный в мире выпускной тест средней школы успешно не сдать. Указами едва ли можно было такого добиться. Без высокообразованных и подготовленных учителей и директоров школ дети ежегодно могли делать лишь небольшие успехи. Понимая, что они никогда не выдержат выпускной экзамен, многие расслаблялись и сдавались.

Чем дольше я была в Финляндии, тем больше волновалась, что реформы, развернувшиеся в США, тянут нас назад. Мы пытались осуществить вскрытие технологии высокоэффективного обучения посредством ослепляюще сложной оценки успеваемости и дополнительного анализа данных. Имело смысл вознаграждать, готовить и увольнять больше учителей на основе их оценок. Но этот подход предполагал, что худших учителей будут сменять лучшие, а посредственные учителя будут совершенствоваться для того, чтобы давать ученикам такое образование, какого они заслуживают. Однако было не так много свидетельств, что эти сценарии действительно работали.

Что, если главной проблемой была не мотивация? Можно ли было выковать из 3,6 млн американских учителей квалифицированных преподавателей, если их баллы за SAT ниже средних?

Система, созданная финнами, имеет четкую ступенчатую структуру: чтобы получить хорошую систему образования, надо начинать с самого начала. Следуя примеру Финляндии, педвузам нужно в национальном масштабе разрешить принимать студентов с лучшими баллами SAT – только третью часть всех выпускников – или потерять государственное финансирование и аккредитацию. Поскольку с 2011 по 2021 г. должны уйти на пенсию 1,6 млн американских учителей, революция в их найме и подготовке может за короткий срок изменить профессию.

Почему это не сделано ни в одном американском штате? Учитывая, что вузы готовили гораздо больше учителей, чем нужно было школам, это изменение не должно вызвать их нехватку. Более того, со временем это могло повысить популярность профессии, сделав ее престижнее.

Странное упущение! Поразительно, что вместо того, чтобы тратить время и энергию на восхваление Финляндии, американские преподаватели не настояли на этом очевидном шаге. Будто они хотели пользоваться таким же авторитетом, как финские учителя, но на самом деле не думали, что наши учителя нуждаются в прекрасном образовании и культуре, чтобы заслужить такой престиж. Тогда почему так думали финны?