Текст книги "Полная капитуляция"

Автор книги: Аманда Мэдисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Мне очень жаль, – ледяным тоном заявила она, – но я не хочу здесь жить. Вам придется сказать сеньору, что мне нужна другая комната.

Роса открыла было рот, чтобы возразить, но Энн отстранила ее и направилась к двери.

– Не надо, я сама ему скажу.

Однако выйти из комнаты Энн не удалось. За дверью оказались двое дюжих молодцев, не пожелавших пропустить ее. Загородив проход, они молча стояли перед дверью, словно каменные статуи.

– Немедленно пропустите меня, или я буду кричать!

Однако охранники и глазом не моргнули, на их лицах не шевельнулся ни один мускул. Похоже, они вообще не понимали по-английски.

И Энн действительно закричала – пронзительно, истерически, так, словно ее ранили или убивали. Однако на ее крик никто не откликнулся, и стражи у дверей по-прежнему стояли неподвижно. Лишь Роса в испуге метнулась к Энн и попыталась затащить ее назад в комнату.

– Ради Бога, сеньора, не надо кричать, пожалуйста, прошу вас! – И она внезапно залилась слезами.

– Что с вами, Роса? Немедленно прекратите!

– Сеньора, мне из-за вас попадет! Если я не смогу угодить вам, меня отошлют назад, в деревню! Пожалуйста, не кричите! – пролепетала Роса по-испански. Энн плохо знала испанский, но суть слов горничной все же уловила.

– Да что вам могут сделать? Уймитесь, у меня и так полно забот!

Но девушка продолжала умолять ее, что-то нечленораздельно бормоча то по-испански, то по-английски. Единственное, что Энн удалось разобрать, – это что хозяин накажет девушку, если она будет плохо служить хозяйке. А она не хочет, чтобы с ней случилось то же, что с ее предшественницей. Неужели же Рубен выместил свою злость на бедной Марибель – ее прежней горничной?

– Я должна увидеться с мужем, – твердо заявила Энн. – Непременно должна.

– Вы его обязательно увидите, он пришлет за вами. А сейчас, сеньора, пожалуйста, успокойтесь. Выпейте лучше чаю.

Рубен не пробыл дома и трех часов, как раздался телефонный звонок. Из Европы. Это была Каролина. Закончив разговор, он медленно повесил трубку и взял в руки фотографию, стоявшую на его письменном столе. Со снимка в серебряной рамке на него смотрело тонкое лицо старшей сестры, красивое и строгое.

Старше его на пятнадцать лет, она всегда была для него и воспитательницей, и наставницей, практически заменив ему мать. Рубен доверял сестре безгранично. Умная, образованная, она нередко давала ему дельные советы, особенно в первое время, когда отец отошел от дел из-за болезни и Рубен взял управление всеми делами на себя. В свои сорок шесть лет Каролина все еще была очень хороша собой. Почему она так и не вышла замуж, осталось для Рубена загадкой. Претендентов на ее руку всегда хватало, однако Каролина методично и хладнокровно всем отказывала. Казалось, дела семьи составляли весь смысл ее жизни, поэтому Рубен был крайне удивлен, когда вскоре после бегства Энн сестра внезапно объявила, что устала и хочет наконец пожить в свое удовольствие. Он не стал ее отговаривать, и Каролина уехала.

Связь они поддерживали постоянно, но что-то в их отношениях неуловимо изменилось, что именно – Рубен не мог понять. За три с лишним года Каролина ни разу не выразила желания вернуться домой, и вдруг – на тебе! Почему именно сейчас она решила приехать? Почему не полгода назад? Или не две недели? Неужели ее приезд как-то связан с возвращением Энн, размышлял Рубен, вглядываясь в прекрасные темные глаза и сурово сжатые губы. Что ж, тем лучше. Он так и не понял, что за кошка пробежала между его сестрой и женой, но, может быть, как раз сейчас пришло время положить конец слухам и недомолвкам. Что бы там ни было, он докопается до истины.

– Когда ты вылетаешь? – спросил Рубен у сестры в конце разговора. И, помолчав, прибавил: – Честно говоря, я соскучился и буду очень рад тебя видеть.

Энн машинально провожала глазами каждое движение Росы, которая проворно начала распаковывать ее небольшую дорожную сумку. Вот она вынула из сумки пакет с бельем хозяйки и аккуратно разложила все в шкафу. Вот она извлекла со дна сумки дешевенькие платья и брючный костюм…

– Эти вещи совсем не годятся для знатной дамы, – покачала головой горничная.

Не желаю я быть никакой знатной дамой, мрачно подумала Энн, продолжая сидеть на краю кровати, и наградила Росу сердитым взглядом. Она хотела быть обычной двадцатичетырехлетней женщиной, матерью своего сынишки, с самым узким кругом общения. Пусть у нее было немного друзей, зато они были верными и душевными. Энн создала себе в Массачусетсе спокойную, мирную жизнь. Без роскоши, конечно, – ведь она постоянно была стеснена в средствах. Но это была ее жизнь, и Энн на нее не жаловалась.

Роса, между тем, развесила ее скудный гардероб в шкафу. Затем она открыла вторую дверцу шкафа и жестом показала Энн на содержимое. Та изумленно раскрыла глаза. Здесь было самое настоящее многоцветие радуги. Шкаф был буквально забит дорогими туалетами: бирюзового, фиалкового, розового, лимонно-желтого, белого, золотого цветов. Шелк, шифон, атлас, бархат…

– Вот это для настоящей сеньоры, – с гордостью объявила Роса. – Нравится?

Господи, это было что-то невероятное! Сколько же времени эти шикарные тряпки провисели в шкафу, ожидая ее возвращения? И сколько денег потратил на них Рубен?

Шкатулка, полная драгоценностей. Шкаф, набитый дорогими туалетами. В специальном отделении – туфли самых разных моделей…

Все – как прежде. Рубен хотел, чтобы и теперь все было, как тогда. Все изменилось и одновременно осталось неизменным.

На глаза Энн навернулись слезы. В сердце вкралось чувство вины. Только теперь она поняла, как тяжело было Рубену ждать ее. Он ведь действительно не хотел окончательного разрыва – просто решил дать ей время повзрослеть. Он ждал, что она вернется…

Роса тихонько прикрыла дверцы шкафа и обернулась к Энн.

– Ну вот, все готово. Пойдемте, я приготовила вам ванну.

Раздеваясь в ванной комнате, отделанной мрамором, Энн поймала свое отражение в огромном зеркале. Длинные белокурые волосы висели неряшливыми прядями, под глазами залегли темные тени, отчего ее серые глаза будто выцвели. Господи, ну и вид! Впрочем, она выглядит так же жутко, как чувствует себя.

– Сеньора, вода не слишком горячая? Идите, пожалуйста. – Роса жестом пригласила Энн забраться в розовую ванну, заделанную в белый мрамор с черными прожилками. Краны и ручки – позолоченные. Мрамор и золото. Ванна для царицы. На поверхности воды, меж холмиков пышной пены, плавают лепестки роз.

Энн отбросила полотенце и поспешно погрузилась в воду. Она стеснялась, когда при ее мытье кто-то присутствовал. Но по этикету, она это помнила, горничная должна находиться поблизости и следить, не понадобится ли ей что-нибудь…

Внезапно тишину прорезал властный голос Рубена.

– Оставь нас, – велел он Росе. – Я хочу поговорить с женой наедине.

Горничная тут же попятилась к двери и, что-то невнятно бормоча по-испански, исчезла.

Первым порывом Энн было выскочить из ванны и схватить полотенце, однако справилась с собой и лишь глубже погрузилась в воду, словно пытаясь спрятаться в душистой пене.

– Что ты здесь делаешь? Где Стивен?

– На какой вопрос я должен ответить в первую очередь?

Энн почувствовала, как в ее жилах начала закипать кровь.

– Ради Бога, не издевайся! Где Стивен? И что произошло у самолета?

– Ничего не произошло.

– Надеюсь, Стивену ничего не угрожает? Что вообще происходит на твоем райском острове? Зачем у тебя столько секьюрити? Я не могу допустить, чтобы мой сын рос в обстановке нестабильности!

– У тебя снова разыгралось воображение. Просто я принял меры предосторожности, вот и все.

– Мне не нравится, что моего сына куда-то забрали. Верни его!

– Очень сожалею, но ты его не получишь.

– Рубен!

– Повторяю, мне очень жаль, но я забираю его у тебя до тех пор, пока не решу, что делать.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Стивен – наследник огромного состояния, ему необходимо получить очень специфическое образование. Мальчику придется учиться правильно себя вести, изучать языки и основательно постичь европейскую и латиноамериканскую культуру.

– Да ведь ему всего неполных три годика!

– Меня отправили в Англию, когда я был немногим старше. Чем раньше мы начнем готовить Стивена к будущей жизни, тем лучше. Он должен учиться осознавать ответственность…

– Ну уж нет! – прошипела Энн, едва сдерживая ярость. – Я ни за что не соглашусь на то, чтобы моего ребенка куда-то отослали. И не допущу, чтобы его воспитывали чужие люди.

Рубен медленно повернулся, глаза его сузились. Из-под полуопущенных век он принялся лениво оглядывать обнаженное тело жены. Пена почти осела, и бедра, грудь, округлые колени и живот Энн светились сквозь воду.

– А тебя никто и спрашивать не станет. Мы на Суэньо, здесь твое мнение никого не интересует.

Энн села, задыхаясь от гнева.

– Если ты полагаешь, что я стану пресмыкаться перед тобой, как твои слуги, то ты жестоко ошибаешься, сеньор Каррильо де Асеведа. Пусть тебе удалось снова затащить меня сюда, но я уже не та девчонка, для которой ты был единственным светом в окошке. Я теперь гораздо сильнее и имею право голоса.

На Рубена ее пылкая тирада не произвела ни малейшего впечатления. После приезда он успел побриться и переодеться в обычную для жителей острова одежду – белые брюки и свободную блузу. И сейчас у него был вид настоящего плантатора, помыкающего рабами. Глаза его смотрели отчужденно, словно не видя Энн.

– Если у тебя и впрямь есть голос, то я, конечно, должен его услышать.

Энн на мгновение растерялась.

– Ну… да, – неуверенно протянула она.

– Тогда почему же я не услышал его, когда ты недавно кричала?

Стало быть, он слышал ее крик, но решил не обращать на него внимания. Сердце Энн пронзила острая боль обиды. Не помня себя, она зачерпнула пригоршню воды и плеснула ею в Рубена один раз, второй, затем стала бить по воде руками, обливая его с головы до ног.

Рубен резко наклонился и, выдернув Энн из ванны, поставил ее на скользкий мраморный пол.

– Все, мое терпение лопнуло.

Все тело Энн покрылось гусиной кожей, – не столько от прохладного воздуха, сколько от неловкости. Но ей уже было на все наплевать.

– Можешь издеваться надо мной, я вытерплю, только не отнимай у меня Стивена! – взмолилась она. – Не знаю, что за игру ты затеял, но это нечестная игра!

Рубен подтащил ее к себе так, что она прижалась бедрами к его ногам.

– Это вовсе не игра. Игры давно кончились. Теперь началось возмездие.

Энн бросало то в жар, то в холод, голова шла кругом, ее поташнивало.

– Наказывать за меня Стива – это несправедливо!

– Я наказываю не Стивена, а тебя. Ты лгала мне, опозорила меня, украла у меня…

– Если ты о драгоценностях…

– Да плевал я на драгоценности! Я говорю о моем сыне. Он ведь мой, не так ли?

– Разумеется, твой! Ты только посмотри на него. У него твои глаза, нос, рот. Он же вылитый ты!

– Тогда мои действия вполне оправданны.

Рубен прижал обнаженное трепещущее тело Энн к своему и накрыл ее рот своими губами. Это был поцелуй, полный страсти, он словно вобрал из легких молодой женщины весь воздух, – вместе с ее невысказанным протестом. Рубен целовал ее до тех пор, пока у Энн не подогнулись ноги, а перед глазами не заплясали золотые искорки. Вся дрожа, она вцепилась в его блузу, чувствуя под пальцами частые удары его сердца.

– Мне очень жаль, – прошептал Рубен, отрываясь от Энн. Его серые глаза наполнились болью, которую гордость не позволяла ему выразить словами. – Но я вынужден сделать это ради будущего. Другого пути нет.

Его тело было теплым, под ее ладонями вздымались твердые мышцы. Энн остро ощущала прикосновение его тела, и на нее нахлынули воспоминания. Как хорошо ей было лежать рядом с ним, любить его и быть им любимой! Однако теперь у нее была своя жизнь и своя ответственность – перед сыном.

– Если ты собираешься отнять у меня Стива, – задыхаясь, прошептала она, – предупреждаю: я буду бороться за него. Каждую минуту, каждую секунду. Я приложу все силы…

– И все равно проиграешь.

– У меня нет выбора. Сын – моя единственная надежда…

– Моя тоже.

Глава шестая СТРАСТЬ И СЛЕЗЫ

Энн нервно меряла шагами комнату, снова и снова проигрывая в уме сцену, разыгравшуюся в ванной. Она все еще чувствовала губы Рубена на своих губах, его сильное тело, прижавшееся к ней. Он поцеловал ее лишь в наказание, однако его губы вовсе не наказывали – напротив, их прикосновение было таким страстным, что внутри Энн шевельнулось былое желание. Искорка тут же превратилась в пламя, грозившее поглотить обоих. Теперь Энн твердо знала, что Рубен по-прежнему хочет ее, однако теперь – лишь для того, чтобы отомстить.

Собственная реакция на поцелуй Рубена просто потрясла Энн. У нее в голове не укладывалось, как она может испытывать влечение к человеку, который собрался отнять у нее сына. С другой стороны, Рубен ведь не посторонний мужчина. Он ее муж. И отец Стивена.

Господи, что она натворила? Как могла наивно предполагать, что сможет скрыть факт появления на свет Стива от отца? Рубен ведь один из самых влиятельных людей – не только в Венесуэле, не только на своем континенте, но и во всем мире. Он неизбежно все узнал бы. Может, не сейчас, а позднее, когда Стивен стал бы постарше. Да и сам мальчик наверняка со временем попытался бы разузнать, кто его отец. Дети обычно хотят знать такие вещи. И имеют на это право.

Уже в который раз за это короткое время Энн охватило чувство вины, к которому примешивалась тревога. Чутье подсказывало ей, что Рубен никогда не причинит вреда Стивену – во всяком случае, намеренно. Но что, если он сделает это ненамеренно, не подозревая о том, что на самом деле творит?

Спорить с Рубеном всегда было трудно – слишком уж у него острый и быстрый ум. Любые ее аргументы он ухитрялся перевернуть так, что в конечном итоге Энн начинала сама себе противоречить и окончательно сбивалась с мысли. Однако теперь Рубен даже не пытается спорить. Он просто изъявляет свою волю, ожидая от нее полного повиновения. Размечтался! – с возмущением подумала Энн. Сейчас не глухое Средневековье, и она ему не какая-нибудь рабыня! Лишать себя каких бы то ни было прав она не позволит.

Стивен – ее сын. И каким бы смышленым и отважным ни был ее мальчик, он всего лишь малыш. Ему страшно, он постоянно думает о том, куда подевалась мама. И хочет к ней.

Что ж, если Рубен не желает привести к ней Стивена, Энн сама отправится на поиски сына.

Дом был погружен во тьму, в нем царила полная тишина. С легким содроганием Энн прошмыгнула мимо комнатки, где спала Роса, и прокралась через гостиную в коридор, освещенный лишь падающим из окон лунным светом. Отсюда ее путь лежал в то крыло особняка, где находились детские. Рубен как-то показал ей эти комнаты, ведь одна из них когда-то была его собственной и со временем должна была перейти к его детям. Энн была твердо уверена, что Рубен поселил Стивена именно там.

Добравшись до нужной двери, она осторожно отворила ее и заглянула в залитую лунным светом комнату. Окно не было занавешено, и даже с порога было видно, что детская кроватка, стоящая у правой стены, пуста.

Осторожно прикрыв дверь, Энн подошла к следующей комнате и повторила инспекцию. Увы, и здесь – никого.

У третьей двери Энн внезапно остановилась. У нее вдруг возникло ощущение, что за ней следят. Да, бродить ночью по этому дворцу куда страшнее, чем она предполагала. Впрочем, глупости, никто ее не видит. Все спят, вокруг ни души.

Энн решительно открыла дверь. Комната была погружена в кромешную тьму, однако Энн показалось, что краем глаза она смутно уловила какое-то легкое движение. Ее мозг тут же подал сигнал к бегству. Однако убежать она не успела.

Комнату залил яркий свет, на мгновение ослепив Энн, и она невольно зажмурилась. В ту же секунду крепкие руки схватили ее за предплечья и оторвали от земли.

– Отпустите! – закричала Энн, отчаянно вырываясь и дрыгая ногами. – Отпустите меня сейчас же!

– Тихо, Энн. Криком ты ничего не добьешься.

При резком звуке голоса Рубена сердце Энн упало. Его подбородок был совсем близко, так что можно было даже разглядеть пробивавшуюся на нем щетину.

– Ты? Но как же?..

– Охранная система, – коротко пояснил Рубен и, опустив Энн на пол, решительно взял ее под локоть и потащил к коридору, Там уже выстроился караул охранников, глазевших на них с нескрываемым любопытством. – Камеры слежения по последнему слову техники. Как только ты вышла из спальни, они тут же включились.

Так он, значит, следил за ней всю дорогу, пока она на цыпочках кралась по особняку! И его охрана тоже! Сгорая от стыда, Энн возмущенно выкрикнула:

– Ты самый настоящий тюремщик!

– В таком случае ты – самая настоящая шпионка, – насмешливо отозвался Рубен.

Рубашка на его груди распахнулась, открыв мускулистую грудь в гораздо большей степени, чем это было приемлемо для душевного спокойствия Энн. Он казался первобытным дикарем, но при этом олицетворял собой власть и силу. Пять лет назад именно на эту удочку Энн и попалась.

– Я бы не стала обыскивать дом, если бы ты дал мне увидеться с сыном!

– В жизни не встречал более непокорной женщины.

– Что ж, остается только пожалеть, что ты вырос вдали от цивилизованного мира. Иначе тебе было бы прекрасно известно, что на свете полно женщин, сладить с которыми куда труднее, чем со мной. – Энн сделала тщетную попытку выдернуть локоть. – Да отпусти же меня, тебе говорят!

– Ни за что. – Рубен усилил захват. – Я не смогу заснуть, пока ты бродишь по дому, а если отправить тебя назад в твою спальню, то моей охране всю ночь не будет покоя. Нет уж, сегодня ночью ты будешь со мной и, даю слово, с места не сдвинешься.

Втолкнув Энн в свою спальню, Рубен захлопнул дверь. В укрепленных на стенах канделябрах горели свечи, мерцание пламени отбрасывало танцующие тени. Энн снова поежилась. Похоже, ее путешествие во времени завершилось где-то в мрачном Средневековье.

– К чему эти свечи?

– Так уютнее. – Рубен без особых церемоний опустил Энн на свою кровать, смяв бархатное покрывало, напоминавшее своим темно-лиловым цветом южную ночь.

Только теперь Энн осознала, в каком опасном положении оказалась. Не то чтобы она боялась Рубена, он, конечно, ее и пальцем не тронет. Но быть с ним в одной комнате, да еще ночью, – само по себе уже опасно. Прежде она никогда не могла устоять перед его обаянием, силой и теплом его тела. Энн схватила покрывало и закуталась в него.

– Что ты собираешься делать?

– Запереть тебя.

Сердце Энн оборвалось, как у парашютиста, осознававшего, что его парашют не раскрывается.

– Я говорю серьезно, Рубен!

– Я тоже. – Он как-то странно посмотрел на нее и вынул из шкафа резную деревянную шкатулку. – Беглые жены рискуют испортить репутацию.

Бросив настороженный взгляд на шкатулку, Энн перевела его на лицо мужа. На нем ничего нельзя было прочесть.

– За мою репутацию не беспокойся, – отрезала она, – у меня с ней все в полном порядке.

– А я беспокоюсь за свою. – Рубен закрыл дверцы шкафа и направился к Энн. Шкатулка была явно тяжелой, на его руке даже вздулись мускулы. Господи, до чего же он хорошо сложен, невольно подумалось Энн.

– Ну и что там такое?

– Орудия моего удовольствия. – Рубен поставил шкатулку на кровать.

– Очень смешно. – Энн беспокойно заерзала на кровати, разглядывая шкатулку. Рисунок на крышке был весьма замысловатый: две змеи, обвившиеся вокруг дерева, голубок и голубка на его ветке и сплетенные руки мужчины и женщины. Да уж, шкатулка, похоже содержит что-то явно не для невинных развлечений.

– Думаешь, я шучу? – Серые глаза Рубена зловеще блеснули в пламени свечи.

Похоже, он действительно и не думал шутить. Рубен явно был настроен серьезно, и, прежде чем Энн успела открыть рот, чтобы запротестовать, он откинул крышку шкатулки, демонстрируя ей содержимое.

Блеск золота на алом шелку. Энн невольно заморгала, глядя на толстые золотые браслеты, уложенные на кроваво-красной подкладке. Сердце ее снова оборвалось. Это еще что такое? Что он опять задумал, этот дьявол?

Рубен, между тем, наклонился, и рубашка на его груди снова распахнулась, обнажая широкую грудь и плиты мускулов под гладкой бронзовой кожей. Энн невольно вдохнула аромат его одеколона – сандал и еще что-то терпкое. Кровь в ее жилах тут же взыграла. Она хотела его, несмотря ни на что.

Однако желание тут же погасло, когда Рубен извлек массивный золотой браслет, от которого тянулась толстая золотая цепь, и ловко защелкнул его на ее тонком запястье.

– Ты что, намерен меня приковать? – почти взвизгнула Энн.

– Я лишь подчиняюсь необходимости.

– Знаешь, Рубен, даже от тебя я такого не ожидала!

Отчаянная попытка избавиться от наручника, оказалась напрасной, замок, хоть и маленький, был достаточно прочным. Энн в ярости затрясла рукой. Проклятый браслет весил целую тонну! Наверняка из чистого золота, иначе с чего бы ему быть таким тяжелым?

– Мне придется сдерживать твою любовь к бродяжничеству.

– Я всего лишь хотела увидеть Стивена.

Однако Рубен был непреклонен. Он молча вынул второй браслет, соединенный с первым длинной цепью.

– Ведь было же сказано: ты его не увидишь. Что тут непонятного?

Глаза Энн наполнились слезами стыда и гнева.

– Мне непонятно, зачем ты меня унижаешь. Неужели тебе это доставляет удовольствие? – Энн дернула браслет с такой силой, что едва не вырвала второй наручник из рук Рубена. – Я все равно не стану плясать под твою дудку!

– Мне не доставляет никакого удовольствия унижать кого бы то ни было, – сухо отозвался Рубен. – Однако я ценю свой покой, а ты, женщина, не даешь мне жить спокойно.

С этими словами он защелкнул второй наручник на своем запястье, приковав ее к себе. Такого Энн не ожидала. Почему-то она была уверена, что Рубен прикует ее к кровати. И теперь, глядя на браслеты и соединявшую их толстенную цепь, она по-настоящему поддалась панике. Она в ловушке! В капкане! Она его узница!

– Не стану я торчать здесь всю ночь, запертая, как преступница!

– Между прочим, тебе еще повезло, что я не отдал тебя под арест, хотя, должен признаться, такая мысль приходила мне в голову.

– И как бы тебе это удалось? Я ничего не нарушала!

– А тебе и не надо ничего нарушать. При случае я смог бы «повесить» на тебя что угодно. Взять хотя бы то, как ты сбежала с острова. Тебе хоть известно, что те, кто тебя любезно подвез, были наркоторговцами? Вскоре после твоего побега они попались и раскололись, едва только их стали допрашивать. Так что соучастие налицо. А покопавшись, можно найти еще много чего.

– Ну так и отправил бы меня в тюрьму! Только вот как ты объяснишь это Стивену?

– А зачем ему что-то объяснять? Ему вообще незачем было бы знать, что ты в тюрьме. Я бы просто сказал ему, что ты решила вернуться в Америку, оставив его на мое попечение.

– Иными словами, что я его бросила?

Рубен пожал плечами и неожиданно дернул за цепь. Энн, потеряв равновесие, упала ничком. Какой мерзавец, хочет показать: она в его власти, он может сделать с ней что угодно.

– Матери ведь тоже люди, – злорадно усмехнулся Рубен. – И, как все люди, совершают ошибки. Например, меняют свое мнение или бегут от ответственности. Это случается сплошь и рядом.

– Не мой случай.

– Откровенно говоря, Энн, меня это нисколько не волнует. Уже сорок восемь часов я на ногах. Совершил два многочасовых перелета, спас тебя от неразумного брака, да еще обнаружил, что у меня есть сын. Я устал как собака и хочу только одного – спать.

– Да я лучше брошусь в ров, кишащий гадюками!

Рубен иронично приподнял бровь.

– Какая мелодрама! Это уж слишком даже для такой романтичной особы, как ты.

Энн решила зайти с другой стороны и заговорила уже более мягким тоном. Надо же найти хоть какой-то способ урезонить его.

– Рубен, ты же знаешь, что я очень чутко сплю. Как, по-твоему, я смогу отдохнуть с этими цепями?

– А это уже не моя забота. Надо было думать раньше, когда ты сбежала с острова. А теперь что сделано, то сделано. Давай спать.

– Не стану я с тобой спать.

– Энн, ты испытываешь мое терпение. Неужели ты не понимаешь, что я изо всех сил стараюсь уберечь тебя от неприятностей?

Энн лишь яростно дернула связывавшую их цепь.

– Вот это в твоем понимании называется «оберегать»? Клянусь Богом, ты не годишься для того, чтобы быть отцом!

Лицо Рубена стало мрачнее тучи, брови сошлись на переносице, черты застыли. Кажется, наконец она попала в точку. Ох, как же она его задела!

– Если хочешь дожить до утра, то я бы на твоем месте лег и был тише воды, ниже травы. Мне надоело, что ты все время делаешь из меня дурака. Мне надо поспать. А за тобой нужен глаз да глаз. Жаль, что приходится сажать тебя на цепь, как непослушную собаку, но другого выхода я просто не вижу.

– Я тебе покажу непослушную собаку! – взорвалась Энн и изо всех сил дернула цепь. Однако Рубен не сдвинулся с места, на его могучей руке не дрогнул ни один мускул. Энн снова дернула изо всех сил, пытаясь заставить его потерять равновесие, но с тем же результатом. Черт бы побрал его почти двухметровый рост! Черт бы побрал его роскошную мускулатуру, эти широченные плечи и ноги, твердые как кремень!

– Ох, как же я тебя ненавижу! – выкрикнула Энн.

– Могу тебя заверить, дорогая, что это чувство взаимно. – Рубен широко улыбнулся. – А теперь отправляйся в постель и избавь меня от сцен.

С этими словами Рубен откинул покрывало и чуть ли не бросил Энн на кровать, застеленную атласным бельем темно-золотистого цвета. Затем он не спеша разделся – догола! – и опустился на кровать рядом с Энн. Цепь негромко звякнула, матрац подался под тяжестью его тела.

– Тебе обязательно надо спать без всего? – сквозь зубы прошипела Энн, отгоняя возникший в воображении образ мощного мужского тела, небрежно растянувшегося рядом с ней.

Рубен перевернулся на бок, и цепь на мгновение натянулась, а золотистая простыня сползла, отрывая смятенному взгляду Энн мускулистую грудь и мощные плечи.

– Мы ведь муж и жена, так что имеем право спать в одной постели.

К щекам Энн прилила краска.

– А свечи? Ты что, не собираешься их тушить?

– Сегодня нет. Мне они нужны, чтобы следить за тобой. К тому же они все равно догорят – ближе к утру. – Он протянул руку и легко тронул пальцем пушистую прядку, упавшую на щеку Энн. – И вот еще что: не пытайся разорвать цепочку, все равно ничего не получится. Только зря силы потратишь.

Энн бросила взгляд на цепочку, протянувшуюся на постели между ними. Она до сих пор не могла оправиться от шока. Что же он за человек, раз смеет заковать женщину в кандалы? Какой-то монстр! Да еще и наглец в придачу. Как у него хватило нахальства улечься рядом с ней совсем голым? А проклятая шелковая простыня ничего не скрывает…

– Если таким способом ты рассчитываешь меня завоевать, то крупно ошибаешься.

– Зачем мне тебя завоевывать? – Рубен снова пожал плечами. – Ты и так принадлежишь мне. – Он снова коснулся Энн, в этот раз скользнув кончиком пальца по ее плечу. Кожа Энн сразу воспламенилась, ее обожгло таким жаром желания, что она едва не застонала. – Я ждал тебя целых три года, – негромко продолжал Рубен. – Неужели ты думаешь, что и в этот раз я позволю тебе сбежать?

– Любить не значит владеть!

Кончик пальца добрался до ее груди и обвел чувствительный сосок.

– А при чем здесь любовь? Мне нужно лишь возмездие. – И он без особой нежности ущипнул сосок, отчего Энн тихо вскрикнула. – А теперь спи. И так из-за тебя день получился слишком долгим.

С этими словами он отодвинулся и закрыл глаза. Через несколько минут дыхание Рубена стало ровным и глубоким. Все говорило о том, что он заснул. Энн в изнеможении вытянула ноги. Все тело терзалось неутоленным желанием – почти до боли. Для таких мужчин, как Рубен, должен существовать свой, особый ад, и Энн всем сердцем желала, чтобы он там оказался.

Ей все же удалось задремать, и в какой-то момент по ее телу стало разливаться блаженное греховное тепло. Энн боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть наваждение. Все ее тело словно ожило, отдаваясь разгоравшемуся наслаждению. Она боялась открыть глаза, чтобы – не дай Бог! – не проснуться.

Сильная рука двинулась от ее груди куда-то вниз… Нет, это не сон: Энн внезапно вспомнила, где она находится – и с кем! Глаза ее широко распахнулись и встретили затуманенный взгляд Рубена. Свечи почти догорели, и на его лице лежали густые тени.

Он накрыл ладонью ее грудь и стал пальцем ласкать сосок. Губы Энн приоткрылись. Она хотела было запротестовать, но протест замер у нее на губах, сменившись прерывистым вздохом. Выгнувшись навстречу мужчине, она подняла глаза, глядя на его рот и мечтая лишь об одном – ощутить его губы на своих губах. Рубен отбросил атласную простыню, раздвинул бедром колени Энн и оказался между ее ног. Ночная рубашка задралась и обмоталась вокруг ее талии.

Энн страстно хотелось обвить руками его шею и притянуть его голову к себе. Она жаждала прикосновения мужских губ, языка, рук. Его губы нашли чувствительное местечко на ее шее – то самое, секретное, которое отзывалось только на ласку Рубена. Язык заскользил от мочки ее ушка к ключице, и дыхание Энн стало прерывистым, учащенным, голова пошла кругом от наслаждения. Высвободив руки, она обхватила ими плечи Рубена, цепляясь за них, как утопающий за соломинку. Их близость и ее долгое воздержание выпустили на свободу мощную волну эмоций, причем это было не просто физическое влечение. Энн тянулась к нему всем сердцем и всей душой. Ей было необходимо стать неотъемлемой его частью. И чтобы он любил ее так, как только он один умел любить.

– Ты вся горишь, – глухо прошептал Рубен.

– Я хочу тебя.

Другого поощрения ему не требовалось. Нетерпеливым движением Рубен сорвал с нее трусики и провел ладонью по внутренней стороне ее бедра, вызвав у Энн новую бурю ощущений. Где бы он ни прикоснулся, кожа тут же занималась жаром, то пылая, то становясь ледяной. Энн дрожала, предвкушая дальнейшие, гораздо более интимные, ласки. Наконец его рука добралась до атласной и влажной нежности ее лона, пробуя его влагу. Все тело Энн напряглось, каждый нерв отзывался на его прикосновение сладкой болью. Возбуждение ее почти достигло предела.

– Возьми меня! – взмолилась она. Мозг ее был затуманен, как в лихорадке, единственное, что она сейчас знала, – это то, что всегда хотела быть рядом с ним, грезила о нем каждую одинокую ночь, год за годом. И вот теперь она с ним, но вовсе не как его половинка. – Рубен…

– Терпение, – прошептал он, продолжая ласкать ее, пробуждая тело и медленно ведя к вершине наслаждения.

Энн чувствовала, как растет его возбуждение, как напрягаются могучие мышцы, и это ощущение собственной власти над ним вызвало на ее губах легкую улыбку. А потом она стала покрывать поцелуями его широкую грудь, постепенно подбираясь к плоскому соску. Терпкий аромат мужского тела ласкал ее ноздри, разгоряченная кожа была такой восхитительно гладкой! Энн легонько укусила сосок и услышала негромкий стон. Энн была счастлива: она не утратила своей способности заставлять его жаждать ее, тянуться к ней.