Текст книги "Напрасные опасения"

Автор книги: Аманда Карпентер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Гордон прошествовал прямо к Никки – перепачканной и смущенной. Красивое лицо доктора светилось от радости.

– Дорогая, вы, как обычно, великолепны. – Он взял обе ее ладони в свои. – Мне было приятно узнать от Харпера, что ваши руки почти зажили.

Его слова действовали ей на нервы, но она, сжав зубы, улыбнулась.

– Я выгляжу ужасно, и вы это видите, так что не растравляйте рану.

– Ох уж это женское тщеславие, – проговорил, смеясь, красавец блондин. – Выбросьте эту мысль из головы, детка, лучше представьте себе, как Харпер, превышая скорость, примчался домой к шести часам и обнаружил, что его никто не ждет. Сегодня, кажется, впервые за пятнадцать лет он ушел с работы раньше обычного.

Никки побледнела от неловкости, но глаз не отвела.

– Вы это серьезно? – почти умоляющим голосом спросила она, отбросив гордость и внимательно глядя на Гордона.

– Я обещаю вам одну вещь, душечка, – сказал тот, наклонив к ней голову. – Вам я никогда не стану врать. Но мы можем это проверить – давайте поцелуемся.

Никки покраснела так же внезапно, как до того побледнела.

– Гордон! – возмутилась она и увидела, что Харпер сурово смотрит на нее из-под прищуренных век, а дама с удивлением подняла брови. Они с Гордоном, должно быть, очень интимно выглядели, поэтому Никки в замешательстве отошла от веселого доктора.

Чарлз уже убежал в дом, оставив входную дверь распахнутой, и, боясь окончательно потерять самообладание, Никки изобразила улыбку и извинилась, что вынуждена удалиться, чтобы принять ванну.

– Да, конечно, – с фальшивым сочувствием сказала Гейл и просверлила Никки неприязненным взглядом.

Быстро же мне удалось нажить в ее лице врага, подумала Никки. Харпер вытащил с заднего сиденья свою сумку с вещами и большую корзину с принадлежностями для рисования, купленными Никки, и вежливо сказал:

– Гордон, Гейл, свои комнаты вы знаете. Если никто не возражает, Энн подаст ужин в восемь, так что собираемся выпить аперитивы в половине восьмого. Я тоже пойду к себе.

Он задержался и взглянул на Никки, слегка приподняв брови, а она подумала, что Харпер снова принялся за свое – искусно всем управляет, затем отходит в сторону и наблюдает за реакцией окружающих. Она может подняться наверх вместе с ним, а может постараться избежать этого, а также связанных с этим возможных осложнений. Гордон и Гейл с интересом смотрели на нее, выжидая, как же она поступит.

При других обстоятельствах она, возможно, повела бы себя иначе, но обстановка вокруг нее была непростой, полной недоговоренностей, а поэтому Никки интуитивно потянулась к наиболее надежному союзнику и пошла следом за Харпером. Это произошло само собой, как будто они много раз вместе поднимались по лестнице. За это она получила от него на редкость ласковую улыбку.

– Простите, что я испачкала вам костюм мороженым, – сказала она, когда они вошли в дом. Тяжело вздохнув, она устало поднималась по лестнице. День оказался утомительным, и все тело у нее ныло.

– Я уже сказал, что это не имеет значения. – Харпер искоса посмотрел на опущенную голову Никки и сухо осведомился: – Что вам сейчас говорил Гордон?

– Гордон? – Никки сразу и не поняла, почему он об этом спрашивает. Затем сильно покраснела, и вид у нее при этом был виноватый, словно ее уличили в чем-то позорном. Она вскинула на Харпера глаза и тут же быстро отвела их. – А, вы об этом… Да ничего особенного.

– Это «ничего» вызвало весьма интригую-щую реакцию, – проговорил он бархатным тоном, но язвительно. Они подошли к двери спальни, и Никки хотела открыть ее. Харпер не спеша поставил на пол сумку и корзинку с покупками и загородил вход. Никки оказалась прижатой спиной к стене и в ловушке его рук, упертых в стену вокруг ее головы. – В чем дело, Никки? Вы боитесь сказать?

И это говорит ее надежный союзник? Наверняка он шутит, иначе она ничего не понимает. Куда испарилась та дружеская атмосфера, которая царила в машине всего полчаса назад? Никки охватило волнение, и вот-вот могла вспыхнуть ссора. Она подняла взъерошенную голову и многозначительно сказала:

– Я уже говорила, что это не важно. Если вам так интересно, то почему вы не спросите Гордона?

– Это мысль. – Он почему-то улыбнулся, а темные, внимательные глаза странно заблестели. – И что же он мне ответит?

– Думаю, скажет, чтобы вы не вмешивались не в свое дело, – небрежно заметила Никки, насмешливо подняв брови. Она была рада, что на этот раз он не прочел ее мысли: она, возможно, глупо и опрометчиво влюбилась по уши в этого человека, но показывать свою любовь не собиралась. Все произошло слишком быстро и явно, чувства шли вразброд со здравым смыслом, а желания сдерживались неуверенностью.

Он тихо засмеялся, и в его смехе прозвучал гнев. Никки не могла понять, отчего это, и уже открыла было рот, чтобы спросить, но в эту минуту из-за угла холла стремительно выбежал Чарлз.

– Харпер, посмотри, какой я тебе нарисовал космический корабль!

Необъяснимое напряжение ослабло. Харпер неторопливо отошел от нее, и его вниманием завладел племянник. А Никки почувствовала себя так, словно слепящий ее прожектор погас. Она воспользовалась возможностью и скрылась в комнате. Там, привалившись спиной к закрытой двери, она прислушивалась к удаляющимся голосам Харпера и мальчика: низкий голос старшего Бьюмонта прерывался тонким дискантом младшего.

Итак, что же все-таки произошло? Покачав головой и удивляясь мужским причудам, Никки пошла посмотреть на себя в зеркало. О ужас! Не только блузка была в клубничных пятнах, но на локтях виднелись штрихи от фломастеров, а короткие черные волосы стояли дыбом, так как она, не замечая этого, запускала в них пальцы.

Никки помрачнела. Неудивительно, что Гейл Чанселлер смотрела на нее сверху вниз, – она была похожа на грязную уличную девчонку! Что ж, теперь поздно об этом сожалеть, надо приводить себя в порядок. И Никки отправилась в ванную.

Осторожно и быстро вымыв руки, чтобы заживающие раны не отмокали в теплой воде, она натянула плотные хирургические перчатки, которые ей дал местный доктор, напустила полную ванну, погрузившись в нее, вымыла шампунем волосы и так усердно начала оттирать себя губкой, что кожа покраснела.

Затем началась подготовка к ужину. Никки снова проглядела выбранные заранее вещи: изысканные туфли-лодочки, прозрачные черные колготки и яркое платье, больше похожее на шелковую комбинацию. Платье открывало ее стройные ноги, так как было выше колен сантиметров на десять. Его цвет подчеркивал голубизну глаз и, казалось, бросал отблеск на гладко причесанные короткие волосы. Платье буквально струилось по стройной, ладной фигурке.

Никки сама себе в нем понравилась – оно оказалось в меру нарядным и могло посопер-ничать по части моды с неброской элегантностью Гейл. Платье полностью открывало плечи и руки и держалось лишь на тоненьких бретельках. Никки хотела было надеть ожерелье, но, посмотревшись в зеркало, передумала. Без него шея выглядела вызывающе обнаженной. Ну и пусть!

Затем она подкрасила лицо. И если женщина в Никки колебалась относительно того, насколько густыми должны быть тени и румяна, художница взяла верх – и не подвела.

Спускаясь вниз по лестнице, она услышала голоса из парадной гостиной и страшно обрадовалась, так как малая гостиная – это место, где Харпер однажды отдыхал вместе с ней. Неважно, если другие бывали там утром или днем, но Никки хотелось, чтобы тот первый вечер у камина в его доме навсегда остался у нее в памяти.

Она вошла в комнату. Там были все, кроме Чарлза, который ужинал на кухне. Гордон, как всегда не умеющий сидеть на одном месте, стоял у окна и радостно ей улыбнулся. На диване грациозно устроилась Гейл с каменным лицом и злобным взглядом. Сначала Никки не поняла почему: ведь они совершенно не похожи друг на друга и в этом смысле она не соперница для Гейл – высокой невозмутимо-элегантной блондинки в черном, так как хрупка, темноволоса и ярко одета. Но потом сообразила, что Гейл совершенно не ожидала увидеть вместо прежней замарашки такую ухоженную и жизнерадостную женщину. Никки почувствовала большую уверенность в себе.

Тут к ней повернулся Харпер, и, когда их взгляды встретились, у нее подкосились ноги. Человек, которым она восхищалась и которому полностью доверяла, отошел на второй план, и его место занял другой – властный, мужественный и… неистовый. Темные глаза обжигали ее своим блеском, затем он опустил взгляд, но не отвернулся. Она поняла, что он увидел то, что она и хотела, – очертания ее тела под облегающим, лишенным каких-либо украшений платьем и кремовую кожу обнаженных рук и плеч.

Гордон обогнул диван и подошел к Никки. Взяв ее за руки, он поднес их к губам.

– Что за поразительное перевоплощение! – воскликнул он. – Дорогая, вы выглядите весьма изысканно!

Никки все еще смотрела на Харпера, а доктор наклонился и прошептал ей на ухо:

– Вы словно конфетка!

При виде того, как посуровел Харпер, Ник-ки вся затрепетала и, повернувшись к Гордону, взмолилась:

– Ради Бога, прекратите!

– Но мы с вами только начали, – ответил тот, дерзко сверля взглядом ее взволнованное нежное личико.

– Да как вы смеете? – Никки была настолько потрясена его наглостью, что в ее голосе вместо возмущения прозвучало лишь удивление.

– Я ведь играю с огнем, не так ли? – усмехнулся Гордон. – Харпер опасен, если его спровоцировать! Но, право слово, игра стоит свеч! Вам не кажется, что знаки внимания другого мужчины могли бы сократить то расстояние, на которое он столь упрямо удалился ото всех?

У Никки от изумления расширились глаза.

– Откуда вы это знаете?

– Дорогая, я давно это понял, так как рос с ним вместе и видел, что он избегает почти всех окружающих. Если вы собираетесь изменить его, то я вас искренне благословляю на это. – И еще тише добавил: – Я никогда его таким не видел. Не сломитесь, милая Никки!

– Но… но… – запинаясь, пробормотала она, не зная, как поступить, и тут к ним подошел разъяренный, словно жаждущий крови хищник, Харпер.

Никки с опаской подняла на него глаза и поразилась: хотя от его фигуры исходила угроза, выражение лица было вежливым. Но его выдавали глаза – в них читалось что-то первобытное.

– «Перье», Никки? – ласково спросил он и протянул ей бокал.

Не успела Никки взять бокал и поблагодарить, как Гордон воскликнул:

– «Перье»? Но вы наверняка предпочитаете что-нибудь покрепче, дорогая?

У Никки перехватило дыхание, и она испугалась: с видом оскалившегося волка, который вот-вот набросится на врага, Харпер медленно повернулся к другу. Как только у Гордона хватило смелости выдержать его взгляд! А Харпер очень спокойно объяснил:

– Никки никогда не пьет перед обедом ничего, кроме бокала вина.

А отважный Гордон продолжал свое:

– Разве у Никки есть право выбора?

У Харпера побелели губы, но он улыбался. Никки не выдержала напряжения и громко воскликнула:

– Хватит! Да, я пью «перье», и всего один бокал! К тому же мне неприятно, когда меня обсуждают таким образом, словно меня здесь нет.

Блондин повернулся к ней и игриво сказал:

– Поверьте мне, дорогая: я-то очень ощущаю ваше присутствие в этом потрясающем платье!

Взгляд у Харпера сделался свирепым. Тут из-за плеча Гордона раздался голос Гейл, твердый и с угрожающими нотками:

– Вы сводите личные счеты или другие тоже могут присоединиться к беседе?

Чем-то все это закончится, подумала Никки. Атмосфера и так уже накалилась до предела.

Дальше было еще хуже: язвительные недомолвки Гейл, страсть, разыгрываемая Гордоном. Его притворство выдавал только смех в голосе, когда он шептал что-нибудь на ухо Никки. Харпер же разрывался на части: он сурово следил за малейшими изменениями в лице Никки и одновременно выполнял обязанности хозяина дома, беседуя в основном с Гейл, но взгляд у него становился с каждой минутой все более яростным.

Гейл, прищурившись, наблюдала весь этот спектакль с высокомерным и непроницаемым видом.

Гордон не преминул шепотом сообщить Никки:

– Гейл всегда пыталась заловить Харпера, но не беспокойтесь – из этого ничего не вышло. Я-то, дурак, добивался ее несколько лет, а она водила меня за нос, не говоря ни «да», ни «нет». Так что ей не помешает, если и с ней обойдутся таким же образом. Она выглядит совершенно безразличной, правда? – не без восхищения заключил Гордон.

– Я ее не виню! – сквозь зубы процедила Никки. В отличие от остальных она не получала никакого удовольствия от еды.

Харпер сидел во главе стола. Откинувшись в кресле, он лениво спросил:

– Кого вы не вините, Никки?

Она вначале трусливо отвела взгляд, но вдруг ей настолько стало противно в этой взрывоопасной атмосфере, что она решила честно сказать, что думает, и резко ответила:

– Я не виню Гейл, что она не хотела разговаривать с Гордоном! Он ведет себя гадко, и если этот ужин – прелюдия к тому, что последует, то, благодарю покорно, я обойдусь без десерта.

Двое мужчин разразились хохотом, а Никки замерла, отчаянно стараясь не покраснеть: ведь именно эти слова она сказала Гордону о его прерванном свидании в тот первый вечер, когда они познакомились.

Одна лишь Гейл не поняла шутки, и, к огромному облегчению Никки, ни Харпер, ни Гордон не стали ей ничего объяснять. Блондинка сделала вид, что не заметила этого, но с удивлением посмотрела на Никки.

Итак, гордость победила: Никки не только удалось не покраснеть, но благодаря ее откровенным словам, прозвучавшим вовремя, необъявленная война, кажется, закончилась и настроение у всех улучшилось. Даже враждебность Гейл стала не такой явной, и она впервые почти любезно обратилась к Никки, хотя ее взгляд и остался подозрительным. Никки было так легко после перенесенного напряжения, что она не стала возражать и вместе со всеми прошла в малую гостиную выпить кофе с ликером.

Харпер сам разливал кофе. Прибор уже стоял на викторианском столике красного дерева, инкрустированном золотом и слоновой костью. Сначала он передал чашки Гейл и Гордону, затем отнес кофе Никки. Она осторожно при-няла от него фарфоровую чашечку и, опустив голову, тихо поблагодарила. Она чувствовала себя неуютно, и не оттого, что боялась пролить кофе. У нее дрожали пальцы из-за странного, решительного вида, с которым подошел к ней Харпер. Она отошла к двери на балкон, а он не вернулся к столику за своей чашкой, а вместо этого встал перед ней. Никки отвернулась и уставилась в темноту теплой ночи, не представляя, как выпутаться из этой невыносимой ситуации.

– Посмотрите на меня, – тихо сказал Харпер.

Она вначале отрицательно покачала головой, но потом откинула голову и подняла глаза вверх к его лицу, словно беззащитный мотылек, притягиваемый его горящими темными глазами. Она ошиблась – напряжение вовсе никуда не подевалось, оно ослабло, все стали вежливы, но Харпер до сих пор являл собой пороховую бочку, которую поджег Гордон.

Чашка на блюдце в руках Никки зазвенела. Не сводя с нее свирепого взгляда, Харпер протянул руку и обхватил твердой ладонью ее нежное запястье. Чашка перестала дребезжать, но Никки оказалась как в тисках.

– Вы, конечно, заметили, что сегодня вечером я едва не потерял самообладание, – любезным тоном произнес Харпер, но, Боже, как он был разъярен!

Никки сжала зубы и прерывисто дышала.

– Я не имею никакого отношения к играм Гордона, – сказала она, радуясь тому, что говорит спокойно.

– Представьте себе, я это знаю. – Его напряженный рот неудержимо притягивал ее. Никки смотрела на него, не в силах отвести взгляд. От горячего, сладкого кофе мышцы ее расслабились, и ей казалось, что она сейчас захлебнется. – Я ведь знаю, что вы не любите двусмысленности, но если бы вы поощряли его, то, видит Бог, я убил бы вас обоих!

Никки почувствовала, как закипает одновременно от гнева, страсти и ярости. Ее сверкающие глаза впились в него, и она прошептала:

– Бесполезное предупреждение! Мы ведь оба сознаем, что уже ничего не изменишь.

Харпер со свистом выдохнул воздух. Вид у него был такой, словно он сейчас ее ударит. Он процедил сквозь зубы:

– Вы слишком многое считаете само собой разумеющимся.

– Ничего я не считаю, а иду на риск, – вспыхнула она. – Сегодня вечером я оделась так для вас, но я не властна над вашим отношением ко мне. Я ничего не могу поделать и с тем, что нравлюсь другим мужчинам. Я вам не нужна, так не мешайте другим! И мне совсем не жаль, если ваша гордыня задета тем, что впервые в жизни вы с кем-то соперничаете!

Он изо всех сил старался совладать с бешенством, затмевавшим ему разум. И Никки вдруг осенило: она поняла, почему вначале Харпер вызвал у нее столько сомнений, и дело было тут не только в ее прошлом.

Две стороны личности Харпера – его агрессивная беспощадность и терпение – были совершенно несовместимы и находились в постоянном противоречии. То, что он так разозлился сегодня вечером, во многом обернулось против него самого. Две стороны его личности боролись, причиняя ему боль.

– Вы сами не знаете, чего вам от меня надо! – раздраженно бросил он и отвернулся.

Но теперь она это знала, и ее охватило отчаяние. Она потерпела поражение, и поняла это. Тихо, почти ласково Никки сказала:

– Я вижу, что вы слишком преуспели, пытаясь защитить меня от самого себя.

Продлевать весь этот ужас у нее не было сил, и, отвернувшись от Харпера, чья рука упала с ее запястья и безвольно повисла, Никки аккуратно поставила на столик чашку с кофе, который так и не допила. Гордон и Гейл, тихо беседующие в другом конце комнаты, с любопытством посмотрели на ее застывшее лицо. Никки заставила себя улыбнуться им.

– Уже поздно и я устала, так что спокойной ночи.

Они также пожелали ей доброй ночи: Гейл холодно и сдержанно, а Гордон – слегка обес-покоенно. Неторопливо выходя из гостиной, Никки не могла заставить себя взглянуть на Харпера, но те двое это сделали, и увидели, что он стоит как изваяние.

Никки поднималась по лестнице, а горячие слезы тяжелыми каплями стекали по ее щекам. Она ведь с самого начала это видела, видела, но не понимала. Страсть Харпера неразрывно переплеталась с жестокостью, с непомерным честолюбием, им двигали сильные эмоции, и все это противостояло мягкости, также присущей его характеру. Он не мог разделить эти две стороны и не хотел, чтобы она соприкоснулась с теми качествами, которые могли представлять для нее опасность. Стоило ей с Хар-пером в ярости и страсти разрушить преграды, разъединяющие их, и он снова их возводил, как, например, в прошлое воскресенье, когда сначала неожиданно поцеловал ее, а затем взял и ушел.

На этот раз ушла Никки, Теперь пришла ее очередь печально взглянуть на него и с сожалением сказать: «Все кончено!» Ей не надо знать, удалось ли сломить его сопротивление. Душа будет болезненно ныть, а тело – страстно желать и томиться по нему, ждать, что он придет к ней по своей воле. А если этого не произойдет, то ей остается лишь примириться с горькой действительностью.

Никки вошла в пустую, темную спальню. Ей стало жарко и не хватало воздуха. Тогда Никки подошла к балконной двери и отворила ее. Повеяло свежестью и прохладой, и ей показалось, что в лицо брызнули холодной водой. Обхватив себя руками, она подавила озноб и рыдания. Может, Харпер, как взрослый, умный мужчина, великодушно одарит ее лишь своей дружбой, но ей этого мало. Однако и обойтись без этого она тоже не может.

Не уехать ли ей из Оксфорда? Рано или поздно это придется сделать. Руки ее зажили, и она снова может работать. Никки отошла от открытой двери и начала бродить по комнате. Завтра уехать она не сможет, так как невеж-ливо портить людям уик-энд, но вечером в воскресенье она попросит Харпера отвезти ее в Лондон. А как же Чарлз? Сможет ли она сказать «прощай», глядя в его доверчивые темные глаза и умную рожицу?

Никки в темноте задела за шкаф и, привалившись к нему, уткнулась в угол лицом.

Спокойный голос Харпера произнес с балкона:

– Вам нужен кто-нибудь подобрее, чем я. Удивление и боль мучительно отозвались в измученной душе Никки – его слова причинили ей невыносимое страдание. Она прижалась заплаканным лицом к стене и в сердцах выкрикнула:

– Уйдите!

Но шаги и голос приближались – это Хар-пер обогнул кровать.

– Вам нужен человек, который не будет мешать вашей карьере и не станет ревновать вас к работе, которая поглощает вас целиком.

– Будьте прокляты! – мучительно всхлипнула она и зажала рот побелевшими костяшками пальцев. Как можно яснее выразить, что она совершенно ему не нужна? Его слова сломили ее.

Харпер был почти рядом. Его руки опустились на ее дрожащие плечи и так резко повернули Никки к нему, что у нее все поплыло перед глазами.

– Вам нужен человек с достаточной силой воли, чтобы проявить терпение к вашей неопытности, – простонал он, тоже дрожа всем телом. – Ах, Никки, спасите меня!

Она выкрикнула:

– Мне нужны вы, и никто другой!

Он заключил ее в объятья и так крепко впился ртом ей в губы, что она почувствовала, как он раздвигает их зубами. Обхватив ладонью ее затылок, он с силой просунул язык ей в рот.

Никки бросило в жар. Казалось, что этому не будет конца. Обвив руками его шею, она пыталась впиться в него, в его рот, ладони, тело. Харпер зарычал как зверь и, задыхаясь, откинул назад голову, а она погрузила пальцы в шелковистую гриву его волос.

Он провел руками вдоль ее бедер и, ухватив подол платья, потянул его наверх. А она была настолько объята страстью, что даже не сообразила, почему слышит звук рвущейся материи. Его губы неуверенно коснулись ее щеки и горячее дыхание обожгло кожу. Он хрипло произнес:

– Вы потом возненавидите меня за это.

– Глупый! – простонала она, и в это мгновение его пальцы впились в ее обнаженную талию.

Никки попыталась расстегнуть пуговицы у него на рубашке, но они были пришиты слишком туго, а у нее тряслись руки. Она едва не закричала от досады и стала жадно лизать его шею, удивляясь ее солоноватому привкусу.

– Боже! – Он скорчился, словно она сделала ему больно, и рывком откинул назад ее голову. Брови Никки удивленно взлетели вверх, но она не успела ничего спросить, так как он снова завладел ее ртом, не в состоянии утолить свое первобытное вожделение.

Никки ощущала себя пушинкой одуванчика, подхваченной бурей. Вдруг ей показалось, что он отдаляется от нее. Тогда она бессильно оперлась о стену и слабо застонала от обиды. Не может он снова так с ней поступить – просто уйти!

Он быстро поцеловал ее и хрипло прошептал:

– Тихо, любимая.

Она видела и чувствовала его присутствие рядом – он снимал с себя одежду. Никки словно опьянела. Ноги не держали ее, и она соскользнула вниз по стене на пол, упав к его ногам. Она сдернула с себя платье и отбросила его в сторону. Харпер в это время снимал с себя рубашку, а она подхватила ее и с жадностью прижалась лицом к теплой, приятно пахнущей ткани.

Над ее головой раздался прерывистый смех Харпера.

– Черт возьми, куда ты подевалась?

– Я здесь, – словно во сне пробормотала Никки, по-детски протягивая к нему руки. Он подхватил ее и поднял.

Обнаженные тела касались друг друга, их обоих словно пронзило электричеством, и они не смогли удержаться от вскриков. Прижимая дрожащую Никки к широкой, тяжело вздымающейся груди, Харпер понес ее к кровати и осторожно уложил. Он водил руками по ее телу, задевая огрубевшей кожей пальцев кончики ее сосков, маленькую грудь, ощущая бешеные удары сердца. Она услыхала шелестящий звук – это он снял с нее колготки – и оста-лась совершенно безо всего. Его крепкое, разгоряченное, тяжелое тело накрыло ее. Губами и ладонями он изучал каждую клеточку ее плоти. Потом стал посасывать грудь и потирать влажные соски подушечками пальцев. Она вскрикнула от невыносимого вожделения, а он издал удовлетворенный гортанный звук. Он учил ее извлекать наслаждение из всех эрогенных точек тела, и делал это осторожно и с неослабевающей нежностью, что успокаивало ее. Своими прикосновениями он возносил ее до неизведанных высот, покорить которые было возможно лишь им вдвоем.

Нежным движением он развел ей ноги, и за этим последовал такой всплеск наслаждения, что ей показалось, будто ее нутро, где раньше была сухая пустыня, оросили, и там буйно расцвели цветы. Наконец она дернулась и с рыданием вскрикнула:

– Перестань! Сейчас же перестань!

Харпер улыбнулся и спрятал лицо в подрагивающий мягкий, нежный живот. Она услышала его шепот:

– Нет.

Господи, какая же это оказалась мука! От этого безжалостного и нежного, страстного и чувственного мужчины, которого она так сильно любила, Никки получила слишком большое удовлетворение. Она с трудом дышала, казалось, что горло у нее распухло. Пронзительно и настойчиво она с трудом выкрикнула:

– Я этого не вынесу!

– Вынесешь. – Его голос был для нее как музыка, и она буквально умирала от этого звука.

Тело ее сотрясала дрожь, которая, как ей казалось, никогда не прекратится. Харпер, до того лежавший с ней рядом, приподнялся, улегся у нее между ног и разорвал тонкую, как газовая ткань, преграду, избавив Никки от нее раз и навсегда.

Она глухо застонала, переживая новые невероятные ощущения, а он, не поняв, в чем дело, стал гладить ее по влажному лицу своими огромными ладонями и тихо уговаривать:

– Шшш, все прошло.

Как странно он говорит, промелькнуло у нее в голове. Он словно сожалеет о том, что, овладев ею, не взял на себя еще и ее боль. Крепко обхватив Харпера руками, она с удивлением повторила его слова:

– Все прошло? Ах, Харпер, это была ерунда по сравнению с остальным.

Слова Никки, как сверкающие стрелы, постепенно проникли в его мозг, и какое-то время Харпер лежал молча, затем его тело с силой приливной волны стало подниматься и изгибаться над ней, и наконец он погрузился в нее подобно тому, как волна разбивается о неизведанный берег.

* * *.

Никки казалось, что она лежит в теплой пещере, которая обволакивает ее тело и двигается при каждом ее движении. Сонная, она зарывалась в эту норку, убаюканная ритмичным зву-ком, раздающимся где-то около уха. Ей было удобно и уютно. Когда среди ночи она в истоме просыпалась под толстым одеялом, то чувствовала, что вместо подушки ее голова покоится на крепком плече, а чья-то рука обнимает ее.

Пробуждение было внезапным. Она увидела, что Харпера нет, вспомнила прошедшую ночь, и ее охватило двойственное чувство: сладостное воспоминание о свершившемся и разочарование оттого, что он ушел.

Она лежала одна в постели, а в комнату из открытой балконной двери лился свежий утренний воздух. На соседней подушке осталась вмятина от головы Харпера. Она чувствовала его запах и подтащила подушку к животу. Никки свернулась калачиком вокруг подушки – так было легче унять тоску утраты.

Открыв для себя мир чувственности, она ни о чем больше не могла думать. Как надо себя вести, проснувшись утром после ночи любви? Нормально ли, что она ощущает себя одинокой и покинутой? Любовь к Харперу настолько заполняла ее душу и тело, что она не сможет вести себя как ни в чем не бывало, когда снова увидит его. Ничего не поделаешь, она может быть лишь самой собою, а это значит, что, возможно, ее любовь обречена на неудачу.

На порог упала тень, и Никки вскинула голову.

– А, ты уже проснулась, – с восхищенной улыбкой произнес Харпер. – Меня не было каких-нибудь пять минут. Я ходил в свою спальню за халатом и дровами. В твоей ком-нате редко кто-либо останавливается, поэтому здесь почти не топят. Ты замерзла, любимая?

Никки отрицательно покачала головой и натянула повыше одеяло, так что ему были видны только большие голубые глаза. Сердце у нее сжималось от нежности и страсти при виде его взъерошенных седых волос и удивительного выражения лица – он был совсем не похож на вчерашнего сурового и натянутого, как струна, Харпера.

Под небрежно завязанным махровым халатом его плечи казались еще шире, на мускулистой груди виднелись темные волосы. Вчера он выглядел невозмутимым, властным и жестким. Сегодня он выглядел моложе и… еще красивее.

Никки готова была сказать: «Я люблю тебя». Но в последний момент удержалась, так как знала, что, хотя они и достигли высшей точки в своих отношениях, им предстояло еще столкнуться с неумолимой действительностью. А этого она очень боялась.

Харпер развел огонь в камине. Когда дрова начали трещать и шипеть, он выпрямился, быстро подошел к балконной двери и закрыл ее.

– Что случилось? – спросил он, глядя на нее через плечо.

Голубые глаза смотрели неуверенно, но ответила она смело:

– Разве я что-нибудь сказала?

– А разве это необходимо? – ответил он, подошел к кровати и, откинув одеяло, улегся рядом с ней.

Она не могла сопротивляться желанию прижаться к нему и, когда он потянулся к ней, уткнулась лицом в его голую грудь и пробормотала:

– Это так глупо.

Он провел ладонями по ее обнаженной спине, следя глазами за тем, как его пальцы двигаются по бледной коже. Ласковым голосом он попросил:

– Все равно скажи.

– Ладно. Я проснулась, а тебя не было. Он сочувственно хмыкнул, перевернул ее лицом к себе и нежно поцеловал. Но поцелуй захватил их обоих и опьянил настолько, что они с трудом оторвались друг от друга. Харпер откинулся на подушки, и Никки улеглась рядом.

Он лежал неподвижно, и его профиль вырисовывался в неярком утреннем свете. Довольная Никки свернулась у его плеча, а он поглаживал ее бедро. Она провела ладонью по его лицу, ощущая под пальцами морщинки у глаз и рта. Харпер вздохнул, прикрыл глаза и приблизил к ней лицо, радуясь этим прикосновениям. А она схватила его за волосы на затылке, нагнулась и припала губами к его губам, целуя его так же жадно, как он ее ночью. Рука Харпера железным обручем обвилась вокруг ее бедер, а их губы сталкивались, как будто на поединке. Никки руками оперлась о грудь Харпера и водила пальцами по его мощной шее. Подхватив за талию, он с легкостью положил ее на себя и заставил сесть на него верхом. Харпер не сводил глаз с лица Никки, видя, как оно засветилось от удивления и понимания его действий. Его взгляд сделался чувственным и решительным. Он обхватил ее за бедра и крепко держал. Она знала, что его сильные руки не дадут ей упасть. Почувствовав рвущееся наружу напряжение в его гибком, возбужденном теле, она нагнулась вперед, дотронулась до его естества и неумелыми, неуклюжими пальцами стала помогать ему снова проникнуть внутрь ее тела. Она заглянула ему в глаза и увидела в них то, чего не видела никогда раньше: нежность, беспощадность и ненасытность.

Он изогнулся, удерживая Никки над собой. Одно стремительное движение… и его плоть лишь на мгновение вошла в нее. Она вдруг испугалась, что разочаровала его, и вскрикнула охрипшим от волнения голосом, вцепившись в него руками. Он ободряюще улыбнулся ей и опустил на себя. Она ощутила, как он пронзает ее, а взгляд его был полон торжества и сладкой муки.