Текст книги "Напрасные опасения"

Автор книги: Аманда Карпентер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Я вижу, вам перебинтовали руки, – заметил Харпер, стоя у нее за спиной. Никки быстро закрыла кран с водой, не обращая внимания на боль в ладони от резкого движения. Придав лицу вежливое выражение, она повернулась к нему.

Они вышли из квартиры, и Никки подождала, пока Харпер выбросит мусор. На ней был легкий джинсовый жакет, а под ним – свитер.

Ветер продувал ее насквозь, и она съежилась от холода.

Темные проницательные глаза Харпера замечали все, и ее единственной защитой оставалась интуиция. Ей придется очень внимательно следить за собой и не показывать, что чувствует она себя не в своей тарелке. Это странное ощущение чего-то непонятного гнездилось где-то внутри и наводило на размышления о крутом повороте в ее жизни. Никки успокаивала себя тем, что едет в Оксфорд всего на пару недель, а не навсегда. Главное – чтобы Харпер не прочитал смятения на ее лице.

Тем временем он вернулся и внимательно посмотрел на нее. Никки почувствовала, что он разгадал ее тайные мысли.

– Вы готовы?

– Готова, как никогда, – ответила она, опустив голову, и удивилась тому, как мрачно прозвучали ее слова.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Никки сжала губы, устраиваясь на переднем сиденье «ягуара». В тесной кабине избежать внимательного взгляда Харпера было просто невозможно, к тому же он почти коснулся ее своим худым, мускулистым торсом и широкими плечами, когда нагнулся, защелкивая пряжку ремня безопасности.

Сидя так близко, он слишком волновал ее. Никки отвернулась к окну, делая вид, что чем-то заинтересовалась, а сердце совершенно по-дурацки бешено колотилось в унисон с ее беспорядочными мыслями. Харпер был чересчур большой, самоуверенный. И еще в нем было слишком сильно мужское начало.

Усевшись на свое место и заведя мотор, он сказал:

– Я понимаю, как вам неудобно испытывать ограничения в движениях.

Никки вымученно согласилась с ним, покраснев при этом:

– Это ужасно – быть такой беспомощной. Даже чашку чая больно приготовить!

– Неудивительно, – преднамеренно беспечно ответил он. – На ваших ладонях глубокие порезы. Но вы вовсе не беспомощны, просто ненадолго нетрудоспособны. Мне кажется, вам не следует отказываться от посторонней помощи. Потерпите, это ведь скоро кончится.

Харпер вел «ягуар» вокруг Гайд-парка и мимо Марбл-Арч. С субботним движением транспорта он справлялся так же, как со всем остальным, – не тратя лишних усилий, но тем не менее в высшей степени умело и без. показухи. Ему, видно, несвойственно было рисоваться – он все делал просто, не суетясь. На Никки, к ее удивлению, не давила его сильная натура. Наоборот, ей было спокойно, она чувствовала себя как за каменной стеной в окружающем нестабильном мире.

С легкой улыбкой она заметила:

– Кажется, вы всегда знаете правильный ответ.

Он насмешливо приподнял брови, но голос его прозвучал сухо:

– Разве? Вчера я был совсем не на высоте.

– Согласна. Тогда вы были далеки от совершенства, – ответила Никки, усмехнувшись. – Но все же вы получили то, что хотели, не так ли?

– Да, получил то, что хотел, – задумчиво повторил Харпер, – но на определенных условиях. А вы получили работу в виде картины, на которую я возлагаю большие надежды. Так как ваше мастерство совершенно, я могу себе это позволить. Как вы считаете, это оправдывает мои методы?

Значит, он не пропустил мимо ушей то, что она сказала. Теперь Никки промолчала, и это само по себе было ответом. Они доехали до западного изгиба северной окружной дороги, где движение машин было замедлено до предела. Харпер спокойно снизил скорость, словно торопиться ему было некуда, и бросил на озабоченную Никки смеющийся взгляд.

– Я кое в чем вам признаюсь, – произнес он, своим беспечным видом давая ей понять, что сказанное будет забавным и несерьезным. – Вы благотворно на меня влияете. Вы – сильная личность, что само по себе является вызовом, а ваши безжалостные проницательные голубые глаза вынуждают меня вести себя так, как десять лет назад было бы невозможно. Моя карьера зиждется на результатах, а не на моральной стороне их достижения. В настоящий момент мою самонадеянность ничто не сдерживает.

– Меня это не удивляет, – подумав, ответила она. – Стоит только посмотреть на отношение к вам Питера, Дункана Чанга, Гордона, даже полицейских, чтобы в этом убедиться. Образ кумира вам не наскучил?

– Вы говорите, словно знаете о таких вещах по собственному опыту, – нахмурившись, заметил Харпер.

– Я пожила среди достаточно влиятельных людей и, мне кажется, научилась в них разбираться, – ответила Никки, заметив, что лицо его стало задумчивым. Ему не нравились ее слова, но он по крайней мере прислушивался к ним. – Вам приходится быть жестким, потому что вы принимаете трудные решения. Вы – жестоки, но и люди вокруг вас тоже жестоки. А когда это проявляется в вашей повседневной жизни, то окружающие относятся к вам скорее с благоговейным трепетом, чем с уважением, и, таким образом, расстояние между вами и остальными увеличивается. У большинства людей это выявляет худшие стороны личности. Одиночество может здорово нарушить душевное равновесие.

– Хотелось бы, чтобы вы не столь хорошо во мне разобрались, – мягко произнес он, блеснув крепкими белыми зубами. Никки отметила про себя, как красивы пальцы, сжимающие руль.

Да, разоблачения иногда бывают болезненными. Непроизвольно она протянула руку и положила ее на его напрягшееся мускулистое бедро.

– А теперь можно, я тоже кое в чем вам признаюсь? – неуверенно спросила она. Харпер уловил эту неуверенность, и его левая рука обхватила ее запястье. – Порой мне страшно находиться рядом с вами. Дело не в том, кто вы и что вы делаете, – вы мне нравитесь, и я отношусь к вам с уважением. Нр вы воскресили некоторые воспоминания, которые для меня мучительны. И я боюсь их, а не вас, Харпер.

Он бросил на нее проницательный взгляд, а пальцы сильнее сжали ей запястье.

– Это касается вашего отца?

– Да, отчасти, – устало произнесла Никки и замолчала.

Тогда Харпер спросил:

– Он умер, когда вам было лет одиннад-цать-двенадцать?

Никки изумилась.

– И вы давно это знали? Он пожал плечами.

– Я догадался, то ли вчера днем, то ли сегодня утром. Даже не знаю, каким образом это произошло, возможно, какое-то ваше движение или фраза подсказали мне это. Ваше имя было другим ключом к разгадке. Никки Эштон – Николас Эштон-Мейер. Вы опустили «Мейер» из-за профессиональных соображений?

– Да, я не хотела, чтобы моя фамилия влияла на отношение ко мне.

Никки охватила дрожь, и, чтобы Харпер этого не почувствовал, она попыталась отодвинуться от него, но он не дал ей.

– Я видел вашего отца один раз в университете, куда его пригласили прочитать лекцию. Он был обаятельный человек. Но для видного политика это естественно.

– Мы все находились под влиянием его ауры. Во многом у нас была сказочная жизнь. – Никки разволновалась, сама не ожидая, что на нее так подействует проницательность Харпера.

– Расскажите, Никки, – ласково попросил он. Таким тоном, как будто для него это действительно было важно.

Никки почувствовала, что ей необходимо выговориться.

– Мы повсюду ездили с ним, – тихо начала она и, зажмурив глаза, снова увидела блестящий калейдоскоп различных городов. – Вся семья, частные преподаватели, секретари и советники. Гонконг, Китай в течение года, затем Англия, Саудовская Аравия, когда в семидесятые годы он вел там переговоры, потом переговоры во Франции о ядерном разоружении.

– Я припоминаю, – сказал Харпер, ненавязчиво побуждая ее продолжать.

Они ехали по дороге № 40, кругом мелькали красивые холмы, красочные деревни купались в солнечном свете, но Никки ничего не видела.

– Когда говорил сенатор Эштон-Мейер, – продолжала она сухо, – люди вскакивали с мест. Ни для кого не было секретом, что у него блестящие шансы стать президентом США. Золотой ореол, окружавший его, распространялся на всех нас. Мы с братом Джонни боготворили его. Не знаю, догадывался ли он о том, сколько всего мы наслушались: о различных интригах во властных структурах, о решениях, принимаемых лишь с точки зрения их целесообразности. Он мог изничтожить челове-ка своим остроумием и оставаться при этом обаятельным. Моя мать полностью растворилась в его жизни. Когда его убили, она буквально сломалась.

– А как это восприняли вы и ваш брат?

– Мы не могли поверить. Видите ли, мы были слишком малы, чтобы замечать пятна на нашем солнце, и лишь позднее, когда повзрослели, поняли, каким он был самовлюбленным, как ему льстило низкопоклонство окружающих. Поймите меня правильно: он был не плохой человек, просто эгоист. Трудно было представить, что наш непобедимый отец мог умереть. Волшебство исчезло, мы потеряли стимул к жизни. Мама целый год ходила как привидение.

– Но спустя год она снова вышла замуж? За Карла Хайсенгера, богатого немецкого коллекционера?

– Да. – Голос Никки прозвучал очень кисло. – Она действительно вышла замуж за Карла.

Харпер спокойно спросил:

– Вы с Хайсенгером не ладите?

Никки натянуто улыбнулась. Какой же он проницательный! Замечает любой промах, каждую недомолвку.

– Наоборот, – иронически ответила она, – мы с Карлом предельно вежливы друг с другом.

Она кожей ощутила его вопросительный взгляд.

– Тогда за что же вы– испытываете к нему неприязнь?

Никки с улыбкой пожала плечами.

– А ни за что. Он просто такой же, как отец: испорчен собственным обаянием и его не очень-то интересуют чужие дети. Когда я это поняла, то с радостью отправилась в парижский пансион, а в Штаты прилетала лишь на каникулы и Рождество. Для меня дом перестал быть домом, во всяком случае таким, как раньше.

– И вы стали сами пробивать себе дорогу в жизни.

– Да, – согласилась она. – Видите ли, отраженная слава не так уж привлекательна. Завоевала бы я настоящий успех, если бы стала полагаться на влияние отчима? А моя независимость? Этого ни он, ни мама не понимают. Они смотрят на мое настойчивое желание самой зарабатывать на жизнь как на смешную причуду и ждут, когда я от этого устану, вернусь домой, начну посещать балы дебютанток и флиртовать в пределах разумного с изысканными молодыми людьми из самых что ни на есть лучших семей. А я вот оказалась такой странной и неуступчивой.

Харпер озорно усмехнулся.

– Да, – почти про себя пробормотал он, – это – последняя часть головоломки.

– В каком смысле?

Он крепко держал ее руку в своей, и это было одновременно и спасительным якорем, и соблазном. Вдруг она очнулась от воспоминаний о прошлом, тщетно попыталась отнять руку и отдалиться от него, чтобы прекратить интимную беседу., Но в ответ Харпер потер поду-шечкой большого пальца нежную кожу у нее на запястье, и судорожный трепет пробежал у Никки по позвоночнику.

– Я хочу сказать, что теперь понял, почему вы так болезненно защищаете свою самостоятельность, – после недолгого молчания ответил он. – Вам ведь пришлось за нее бороться.

– О, все не так уж плохо. – Никки беспечно пожала плечами, но при этом внимательно следила за выражением его лица. – Взгляды у них, возможно, и неправильные, но они желают мне добра. Я просто пришла к выводу, что целесообразность не всегда основа жизни, а легкий путь не всегда самый лучший. Я знаю, что можно потерять всякое уважение к себе, когда имеешь дело с могущественными людьми. Я больше не хочу платить такую цену, потому что моральная сторона дела всегда важна, Харпер. Всегда.

Она сказала это спокойно, но в ее словах ясно слышалось предостережение. Быстро взглянув на Харпера, она увидела, что все ею сказанное принято им к сведению: он как бы застыл, и это не имело отношения к тому, что он сидел за рулем, – дорога была ровная и прямая. Наконец он оттаял и виновато произнес:

– Сказано резко, но предельно честно. Девочка моя, я не злоупотребляю своим влиянием. Я по натуре защитник, а не разрушитель.

– А как же ваши недоброжелатели и те, кто осмеливается вам возражать? – задумчиво спросила Никки, а взгляд выдавал ее сильное желание услышать тот ответ, который ей был нужен, и боязнь того, что она его не услышит. Наступило гнетущее молчание. Казалось, что Харпер превратился в глыбу льда – таким холодом повеяло от его слов.

– Если вы предлагаете себя на роль моего судьи, – язвительно произнес он, – то я посоветовал бы вам отказаться от этой мысли. Я не даю отчета о своих действиях, а вы не капитан моей спортивной команды.

Никки чувствовала, что закипает от гнева. Он бросил на нее быстрый взгляд, а она откинулась на сиденье, одновременно испуганная и восхищенная всплеском вызванных ею эмоций.

– Отец тоже не выносил, когда ему перечили, – выдохнула она.

Он рассердился еще больше.

– Прекратите сравнивать меня с вашим бывшим окружением, а судите обо мне самом! Я не ваш отец! – отрезал он. – И не ищите во мне ему замену!

Слова Харпера подействовали на нее как пощечина – он разглядел за ее осторожностью неуверенность в себе, которую она из гордости не признавала.

– Замену ему? – с горечью воскликнула Никки. – Боже упаси! Уж чему-чему, а осмотрительности он меня научил! Я ничего не ищу – я вполне довольна своей жизнью, так что благодарю вас за совет!

– Довольны?! – воскликнул он. – Ну еще бы – вы так все уютно устроили в своей жизни, вы во всем правы, ни с кем не спорите и неприкосновенны. Как разумно и как жаль, что настоящая жизнь не укладывается в аккуратные ящички, расставленные вами! Никки резко его оборвала:

– Что вам известно о моей теперешней жизни? Вы лишь знаете кое-что о моем прошлом и считаете, что поняли меня. Так вот – ошибаетесь: вы еще ничего не знаете!

– Вам так кажется? – ответил он мягко, что показалось ей опаснее взрыва– гнева. – Вы думаете, я не могу разобраться в более глубоких мотивах вашего поведения? Я почувствовал, как вы отпрянули от моего поцелуя вчера, а когда вы рассказывали мне о Хайсенгере и вашем отце, я прекрасно понял, что вы имели в виду и почему продолжаете сравнивать меня с ними. Вы прячетесь за весьма удобной иллюзией и обманываете себя.

В мозгу у Никки словно вспыхнула лампа в тысячу ватт. Конечно, она могла бы дать ему отпор, но если ей бросали в лицо слова малоприятные, но соответствующие действительности, она принимала их к сведению.

Конечно же, их влекло друг к другу, но он, как более опытный, заметил это быстрее, чем она. У Никки в сознании мгновенно промелькнуло воспоминание о том первом вечере, когда они встретились и она поцеловала его в щеку, а он ее – в губы, и при этом в его глазах светилось удовольствие. Затем у нее в мозгу, словно кадры кинофильма, стали прокручиваться мысли о том, как он продуманно провел вчера свой визит в фирму Питера, как быстро реагировал на ее поведение, то делая шаг ей навстречу, то мгновенно отступая, когда чувствовал, что она замыкается.

Всего этого она раньше не ощущала и теперь не знала, как ей поступить. Что же она чувствовала на самом деле? Ей было жалко себя, она находилась в смятении, от внутренних противоречий кружилась голова, и она не могла сосредоточиться и обдумать, что готовит ей будущее; впереди маячил неведомый горизонт, а Никки была скорым поездом, который несется со свистом по непроторенному пути и неизвестно где остановится, так как машинистом был Харпер.

Вместо того чтобы промолчать, Никки снова ринулась в атаку.

– Я и не собираюсь вам противоречить – вы ведь знаете ответы на все вопросы! – сердито выпалила она. – Вы верите только тому, чему хотите верить!

И вдруг раздражение Харпера совершенно утихло, словно его и в помине не было. Нахмурившись, он холодно произнес:

– Вы представляете меня именно таким? Нет, Никки, я вовсе не верю только тому, чему хочу верить. Я доверяю тому, что вижу. Вам не стоит беспокоиться, пока вы будете жить у меня, – между нами не произойдет ничего для вас нежелательного.

Тут он сделал еще одну непростительную ошибку – было несвоевременно напускать на себя покровительственный вид и успокаивать ее.

Никки с горечью отметила, как вежливо и искренно он говорит и какое у него самообла-дание. Человек такого положения предназначен для того, чтобы приказывать, и многие слишком к этому привыкают. Откуда ему знать о ее желаниях? Он хочет сам управлять ситуацией, высокомерно полагая, что во всем разбирается лучше всех. Вдруг ее охватила жгучая ненависть к этому необузданному стремлению некоторых людей командовать и страстное желание дать им заслуженный отпор.

Скорый поезд ее гнева мчался все быстрее, и Никки уже слышался свист ветра.

– Дорогой мой, – нарочито растягивая слова, с сарказмом произнесла она, доведенная до белого каления, – об этом я сама могла бы сказать.

У него перехватило дыхание – он не ожидал от нее подобного ответа. Харпер слегка улыбнулся, и это была далеко не дружелюбная улыбка. Никки показалось, что машинист скорого поезда снял руку с тормоза.

* * *

Особняк Харпера в предместье Оксфорда оказался настоящим помещичьим домом, но Никки была к этому готова. Припарковав машину, он вытащил ее сумку. Когда Никки вылезала из машины, она почувствовала* что у нее затекли ноги, и решила, что это, вероятно, от тяжелой поездки. Викторианский особняк вызывал у нее восхищение. Именно такое жилище должно соответствовать сложной личности Харпера. Дом был в отличном состоянии и выглядел привлекательно. Вся усадьба распола-галась на огороженном участке земли площадью в шесть акров ¹. Глядя на него, в голову приходило сравнение с ювелирным изделием в богатой оправе. Парк перед домом был замечательный, как наверняка и сад за домом.

К удивлению Никки, входная дверь выглядела весьма побитой, но объяснение этому не заставило себя долго ждать. Дверь с грохотом распахнулась, и из дома, словно пушечное ядро, вылетела маленькая фигурка и кинулась прямо под ноги Харперу. Никки вздрогнула. Перед ней стоял темноволосый и кареглазый мальчуган. Движения его, хотя он был возбужден, были полны врожденного изящества. Надо думать, что, повзрослев, он приобретет плавную походку пантеры.

– Привет, малыш, – сказал Харпер и, нагнувшись, ласковым жестом взлохматил мальчишке волосы.

Никки схватывала на лету первые впечатления и потому тут же заметила явное семейное сходство.

– Безобразничал, как всегда? – спросил Харпер племянника, но тот предпочел не отвечать и в свою очередь недовольно спросил:

– Почему ты так долго не приезжал?

– Но я же объяснил тебе по телефону вчера вечером, помнишь? – В словах Харпера не чувствовалось раздражения, и Никки невольно подумала, что он нетерпелив лишь с упрямыми взрослыми. – Я должен был забрать свою зна-

¹Акр – 0, 4 га.

комую, которая поживет у нас. Никки, познакомьтесь – это Чарлз.

– Привет, – сказала она.

– Привет, – ответил мальчик, окинув Никки оценивающим взглядом. – А что у вас с руками?

– Я поранилась, – объяснила она, а Харпер кивнул, как бы подтверждая ее ответ.

– Вижу, что поранились, – без тени смущения заявил Чарлз, а Никки едва удержалась от смеха. – Но как?

– Веди себя как следует, – строго сказал Харпер, но скрыть нежную снисходительность к ребенку ему не удалось. – Чарлз, скажи Энн, что мы приехали, и попроси ее подать нам кофе в малой гостиной.

– Ладно. – Мальчик бросил на Никки нахмуренный взгляд и наставительно сообщил: – Запомните – меня зовут Чарлз. Не Чак, не Чарли, не Чаз. Просто Чарлз.

Немало удивившись такому заявлению и, стараясь изо всех сил не рассмеяться, Никки серьезно пообещала запомнить это.

– Хорошо, – удовлетворенно произнес он, повернулся и побежал обратно к дому так же стремительно, как и появился.

Харпер громко закричал ему вслед, так что Никки от неожиданности чуть не подскочила:

– И не забудь…

Но крепкая дубовая дверь уже захлопнулась с таким грохотом, что они с Харпером оба вздрогнули. Харпер снисходительно улыбнулся и медленно пошел к дому.

– Ну, и как он вам показался? – спросил Харпер у Никки.

Тяжелая атмосфера, царившая в машине, совершенно рассеялась, как только они приехали. Никки хотела было изобразить недовольство, но ощутила лишь облегчение. Слегка усмехнувшись, она ответила:

– Сейчас он, конечно, еще не может сводить женщин с ума, как лорд Байрон, но лет эдак через десять это нередко будет происходить.

– Сказано в шутку, но очень точно, – печально согласился Харпер, но выражение его лица смягчилось. – Думаете, вы с ним поладите?

– Он – прелесть, – . честно сказала Никки. – А почему он живет с вами?

– Моя сестра Грейс умерла шесть лет назад, вскоре после его рождения. Отец Чарлза, корреспондент на Среднем Востоке, погиб примерно тогда же, поэтому я в какой-то степени усыновил его, и это оказалось самым разумным. Моя мать и Энн, экономка, приглядывают за ним в течение недели, пока я в Лондоне. Здесь у него более чем достаточно пространства, чтобы не уморить всех окончательно.

Харпер сообщил все это как бы между прочим, но Никки уставилась на него, словно впервые увидела. Наверно, всей семье пришлось тогда несладко, и особенно Харперу, который взял на себя опекунство над малышом.

Отношения у них скорее как у отца с сыном, а не как у дяди с племянником. Образ Харпера, нежно прижимающего к себе ребенка, был настолько ярок и трогателен, что у Никки вдруг пересохло в горле. Да, он будет замечательным отцом, строгим, уравновешенным и бесконечно любящим. От таких людей, как Харпер, берут начало целые династии.

Он провел ее через огромный парадный холл, и они стали подниматься вверх по лестнице. Никки едва успевала отмечать в уме богатое и разнообразное внутреннее убранство, представлявшее собой безукоризненное сочетание традиционного и современного, вплоть до натертого до блеска пола и ковров с рисунками в пастельных тонах. Дом отражал вкусы и личность хозяина.

– Я помещу вас в спальне, выходящей в сад, – сказал он, – и посмотрим, понравится ли вам там. Потом, если захотите, можете перебраться в квартирку над гаражом, но сейчас удобнее быть поближе к кухне.

– Все так замечательно, – тихо ответила Никки, идя следом за Харпером.

Помещение наверху было похоже на крольчатник, начинавшийся прямо от лестничной площадки. Никки углядела маленькие комнаты, в которых из-за отсутствия места почти не было мебели – лишь со вкусом развешанные по стенам картины. Никки едва успевала крутить головой, с жадностью разглядывая бесценные произведения искусства.

– Сколько же у вас спален?

– Семь с половиной, – ответил он, и она засмеялась.

– Как можно иметь половину спальни?

– Это маленькая комбата, первоначально предназначенная для детской. Она находится рядом со спальней Чарлза, и он в прошлом году занял ее своими игрушками. – Харпер остановился у двери в конце коридора, поворачивающего налево, и, улыбнувшись Никки, сказал: – Я устроил вас в противоположной от него части дома, но у Чарлза плохо с этикетом, и, вероятно, очень скоро он вас обнаружит.

– Спасибо, что предупредили.

Харпер распахнул дверь, и Никки аж задохнулась от восторга. Комната, выбранная для нее Харпером, была прелестно обставлена в викторианском стиле, учитывая все женские потребности, но без лишних украшений. Рисунок на обоях был в виде розовых бутончиков, что гармонировало с туалетным столиком розового дерева с мраморным верхом. Красного дерева шкаф сам по себе представлял произведение искусства, но больше всего Никки привлекла кровать с пологом на четырех столбиках. На ней громоздились подушки в вышитых наволочках. Напротив кровати находился небольшой камин, а напротив' входной двери – застекленные створчатые двери, ведущие на балкон.

– Вам нравится? – спросил он, улыбаясь, так как увидел удовольствие на ее лице.

– Харпер, комната прекрасная. Мне очень нравится.

– Я рад. – Он указал на дверцу сбоку от камина: – Там – туалет, но не беспокойтесь – он современный: с ванной и душем.

Вы можете оставить вещи, и мы попьем кофе и перекусим, а Энн все распакует и разложит. Никки хотелось получше разглядеть спальню, выбежать на балкон и оттуда осмотреть все вокруг. Но с этим придется повременить.

– С удовольствием, – согласилась она.

– Вы очень хорошо воспитаны. Вот бы хоть часть ваших манер передалась Чарлзу, – заметил Харпер, насмешливо вскинув брови. – Думаю, что он вот-вот появится, выслеживая нас.

И, естественно, он оказался совершенно прав. На верхней ступеньке лестницы они столкнулись с мальчиком, который нахмурился, правдоподобно изображая удивление. Никки ничего не могла с собой поделать и заразительно рассмеялась. Лицо Чарлза приняло высокомерное выражение, в точности как у Харпера, что еще больше рассмешило Никки. Тут мальчик не выдержал и улыбнулся ей с неотразимым очарованием. И с этой минуты Чарлз не отходил от Никки и не закрывал рта. Харпер уединился в малой гостиной, спокойно занявшись разбором почты, скопившейся за неделю. А Чарлз водил Никки по всему дому, начиная от нижнего этажа и кухни и кончая библиотекой. Затем он потащил ее за дом – показать тщательно распланированный сад.

Никки познакомилась с экономкой Энн, седеющей женщиной лет пятидесяти с отрывистой речью и деловой манерой держаться, но явно добросердечной, и с ее немногословным мужем, валлийцем Гэвином. Он просиял, когда Никки похвалила то, как образцово он содержит земельные угодья – это было гордостью

Гэвина. Супружеская пара занимала отдельную двухкомнатную квартиру в цокольном этаже. Первоначально там помещался винный погреб, дверь в который вела из кухни.

Энн одинаково сердито ворчала на Чарлза и на трех кошек и двух приблудных щенят, которые устроили бедлам, обосновавшись на теплой, просторной кухне. Повернувшись к Ник-ки, Энн добродушно рассмеялась:

– В их распоряжении весь огромный дом и шесть акров парка – и где же они все время торчат? Прямо у меня под ногами!

– Я вижу, они вас совсем не боятся, – с живостью заметила Никки.

Чарлз не снизошел до ответа. Он растянулся на полу посередине кухни. Его крепкая худощавая фигура мешала проходу, но по крайней мере сейчас он вел себя, как подобает ребенку, а не сбивал с толку не по годам развитым самомнением. Он играл с одной из дворняжек – маленькой собачкой, у которой тревожно бегали глаза и отчаянно колотился хвост. Никки обратила внимание, как нежно мальчик обращается с собакой, и это ее умилило. Ох уж эти Бьюмонты! Они точно знают, как задеть слабые струнки ее сердца, и делают это как бы между прочим, без усилий – им стоит лишь вести себя естественно.

Ужин был простой и состоял из холодного мяса, салата и превосходного мозельского вина. Чарлзу разрешили подольше не ложиться спать, но мальчик так разошелся, что Харперу пришлось отправить его в детскую мыться и ждать вечерней сказки.

Предоставленная самой себе, Никки поднялась в свою спальню и насладилась созерцанием чудесной комнаты. Все вещи были распакованы, аккуратно развешаны и уложены в шкафу и в комоде, а косметика и расчески лежали на туалетном столике розового дерева. Энн побывала в спальне до Никки и все сделала. Никки едва успела снять свитер, собираясь принять душ, как раздался стук в дверь. Она обернулась, стоя посреди комнаты, и крикнула:

– Входите.

Харпер просунул голову в проем двери. Его появление нарушило интимность окружающ&й обстановки. Он вежливо улыбнулся.

– Вы уже собираетесь спать? Может быть, спуститесь вниз?

Никки посмотрела на часы. Было начало десятого.

– Я еще не ложусь. Просто хотела сначала принять душ. А потом я спущусь.

Темные глаза внимательно смотрели на нее.

– А вы сами справитесь? Если вам надо помочь вымыть голову, то скажите.

Никки покраснела. Она чувствовала, как жар приливает к лицу, и это ей очень не понравилось.

– А вас это действительно не затруднит? – запинаясь, спросила она и тут же еще больше покраснела, так как решила, что не поняла его – он, наверное, имел в виду прислать на помощь Энн.

При виде ее смущения его улыбка стала чуть-чуть насмешливой. Он открыл дверь и не спеша вошел.

– Если бы меня это затруднило, я не стал бы предлагать, – мягко заметил он. – У вас есть шампунь?

– Э… в ванной, должно быть, – сказала Никки и пошла туда. Шампунь и бальзам были на полочке.

Харпер последовал за ней. В крошечном туалете они едва поместились вдвоем. Когда Никки выпрямилась, осторожно держа флаконы, то задела его. Большие ладони Харпера, теплые и сильные, дотронулись до ее тонкой талии. Он взял за края майку и потянул наверх. Никки прижала руки к бокам и, задыхаясь, произнесла:

– Не нужно снимать.

– Нужно, иначе вы ее замочите, – строго сказал он, поднимая наверх ее руки. Прикосновения Харпера были словно бархатные – во всяком случае, ей так казалось из-за чрезмерной чувствительности. Кожа покрылась пупырышками, и Никки вся сжалась, чтобы унять дрожь.

Харпер одновременно заботливо и насмешливо спросил:

– В чем дело? Вы что, без лифчика?

– Вовсе нет! – Господи, что за неловкая ситуация, подумала Никки, смутившаяся от ощущения его сексуальной притягательности, но слишком гордая, чтобы этому поддаться. Тело у нее от напряжения одеревенело.

– Тогда что? – прошептал он, дотрагиваясь губами до ее уха.

К такому повороту событий она не была го-това – это оказалось и лучше, и хуже того, что она ожидала.

А Харпер тем временем воспользовался – для него было бы странно этого не сделать – ее смущением и ловко стянул майку через голову Никки. Хотя на ней был надет лифчик, она инстинктивно закрыла грудь руками. Краем глаза Никки увидела, как он протянул ей пушистое полотенце, и уткнулась в него пылающим лицом, а Харпер подтолкнул ее к раковине и нагнул ей голову. Она послушно покорилась, радуясь тому, что он не видит ее лица. Раздался шум воды, и голова Никки оказалась под струей. Харпер дважды намыливал ей голову шампунем, затем втер бальзам в мокрые завитки. Все это он проделал спокойно и основательно, вытирая мыльную пену, стекающую по ее тонкой шее. Никки показалось, что мытье длилось слишком долго, а закончилось внезапно – Харпер, видимо тоже весь в напряжении, как и она, вдруг закрыл воду и набросил концы полотенца на ее мокрые волосы. Разгоряченное тело Никки обдало прохладным воздухом, и она сообразила, что Харпер отодвинулся от нее. Не отнимая полотенца от горящего лица, она приглушенно сказала:

– Спасибо.

– Не стоит. Я разведу огонь в малой гостиной, чтобы вы смогли высушить волосы.

Голос Харпера звучал сухо и отрывисто, совершенно не соответствуя ласковым, чувственным прикосновениям его пальцев. Никки осмелилась приоткрыть один глаз и выпрямилась, недоумевая, с чего это у него так измени-лось настроение. Но он уже ушел. Ему бы уйти раньше, когда она находилась в смятении от нахлынувших чувств, вызванных его присутствием. Но теперь, когда его не было рядом, она ощутила странное одиночество.

Все это нелепо – ведь она действительно не хотела, чтобы он оставался. Но вся беда была в том, что она не знала толком, чего хочет. Она запуталась в противоречивых желаниях.