Текст книги "Двойная ошибка (СИ)"

Автор книги: Аля Морейно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 5

– Знаешь что, Лина, ты тут оставайся пока на хозяйстве, а я в город поеду. Неспокойно мне что-то. Крупа есть, овощи на огороде – голодная не останешься. Ворота и калитку запри и никуда не выходи. Кур покормить не забудь и воды собаке подливай – больно жарко днём.

Боюсь оставаться тут одна. Через забор любой запросто перемахнёт во двор. Замки выглядят совсем хлипкими, дверь какая-то бутафорская. Решёток на окнах нет, никакой охраны. Кто захочет – легко заберётся в дом. А у меня даже телефона нет, чтобы вызвать полицию в случае необходимости. Но я должна ждать тут Лёню, поэтому с тяжёлым сердцем соглашаюсь.

Он не может не приехать, нужно только запастись терпением. Он много раз говорил, что любит меня, и обещал жениться на мне, а потому не откажется меня. Может, за ним сейчас следят папины охранники, он боится привести их за собой и выжидает удобный случай.

Тамара собирается на автобус.

– Поеду Дилю искать. Домой к ней наведаюсь, может, соседи что расскажут. В крайнем случае, на работу схожу.

– Только вы меня, пожалуйста, отцу не выдавайте!

– Не бойся. Я уже как-то раз заезжала к ней в ваш дом, когда ключи взять забыла, так что мой визит вряд ли кого-то удивит.

Тамара отсутствует почти неделю. Моё беспокойство давно достигло максимум и теперь калёным железом выжигает меня изнутри. Панически боюсь, что она не вернётся и тогда я останусь тут совсем одна. Что мне делать? Как долго я смогу оставаться тут?

Когда возвращается хозяйка, радостно кидаюсь ей на встречу. И разверзаются врата Ада…

Она рыдает и толком не может объяснить, что случилось, но понятно, что что-то очень страшное. Бросаюсь её успокаивать, а когда Тамара начинает говорить, я просто не могу поверить ни одному слову.

– На следующий же день, когда ты приехала, в твоём доме что-то взорвалось. Говорят, бытовой газ. Но дом-то огромный, а там камня на камне не осталось. Разве ж от обычного газа мог быть такой взрыв? Наверняка какие-то криминальные разборки. В городе всякое говорят про твоего отца и какие-то махинации…

– Тамара, так что с Дилей и моими родителями?

– Погибли! Все они погибли! Девятнадцать трупов насчитали. Но это неточно – некоторых разметало на куски. Родственников-то никого нет. Похоронами какой-то вроде как знакомый твоего отца занимается. Обряд и всё такое.

– Мне нужно ехать!

– Куда ты поедешь? И что ты там будешь делать?

– Ну… Я не знаю. Попрощаться, похоронить надо. А может, кто-то выжил? Кого-то дома в тот момент не было, как меня.

– А ты не думала, что убрать хотели не только твоего отца, но и всю семью? Иначе зачем было дом взрывать? Куда проще взрывчатку под машину заложить, например. И теперь эти люди, возможно, охотятся за тобой. Нельзя тебе туда сейчас ехать, опасно.

В памяти всплывают слова отца, подслушанные ещё на родине.

– В Турции у меня был дядя Осман, папин старший брат. Его убили вместе со всей семьёй. Тоже взрыв, – перехожу на шёпот, прикрывая ладонью рот. – Я случайно услышала об этом, когда попить выходила ночью. И папа сказал, что отдаст им всё, а взамен они оставят его в покое. И мы уехали сюда, уже три года прошло с тех пор.

– Вот видишь, нельзя тебе туда ехать, никак нельзя.

– Да, пожалуй, Вы правы, – приходится соглашаться. – Но папа в последнее время охрану сократил, чувствовал себя в безопасности. Может, это и вправду газ?

– Может, газ, а может и нет… Полиция разберётся, если захочет. Ладно давай помянем наших близких. Дилечку… – Тамара опять начинает плакать.

Она ещё что-то говорит, накрывает на стол, достаёт водку… А я будто и не здесь вовсе. Голову сверлит мысль, что я в тупике… Восемнадцать лет я прожила, выполняя папины распоряжения. Моей главной задачей было слушаться и не проявлять инициативу. Думала, что сбегу, выйду замуж за Лёню – и он будет управлять всем, как старший в семье. А как мне жить теперь? Кто скажет, что мне делать? Кто защитит меня? Как я буду без мамочки, без Батура с Дерьей?

Реву… успокаиваюсь, и снова реву. День смешивается с ночью. Не вижу никаких ориентиров, не знаю, куда мне двигаться и что делать. Я, словно плот в открытом океане, который болтается на волнах далеко от берега. Ужас, липкий и зловонный, расползается по всему телу, сковывая движения и парализуя мысли… Я не умею жить одна. Не выживу, не выдержу, не справлюсь… Паника…

Дилю хоронят в закрытом гробу. Тело обгорело настолько, что опознать удалось только по ДНК. По словам Тамары, остальные обгорели не меньше. Многие окзались в эпицентре взрыва, тела разметало на куски и медицинские эксперты с трудом смогли определить, кому они принадлежат. Сколько ни пытаюсь представить своих родных в таком виде, не получается. В голове не укладывается, сердце верить отказывается...

– Лина, я сегодня с местным фермером говорила, – тормошит меня Тамара. Она куда быстрее, чем я, смогла взять себя в руки. – Учётчица ему нужна. Ответственная, порядочная. Платит… ну в общем, как всем. По вашим городским меркам – копейки, наверное. А для села – нормально.

Смотрю на неё невидящим взглядом. Слова слышу, каждое понимаю, а в предложения не складываю и смысл не улавливаю.

– Говорю, раз ты тут у меня надолго, то надо бы тебе на работу устроиться. Не потяну я двоих сама, да и тебе отвлечься не помешает.

Киваю бездумно, потому что вижу, что она ждёт от меня согласия.

– Идём, отведу тебя к нему. На вот, платок надень.

– Зачем? У меня свой есть, – искренне удивляюсь.

– Нечего тебе хиджабом светить. Пусть думают, что ты – мужнина племянница. Что смотришь так пристально? Да, я – русская, а муж у меня был татарин. Я с его роднёй всю жизнь прожила. А как помер он, так сюда перебралась. Дом этот хороший, муж для моих родителей построил, только пожить они тут толком не успели, померли один за другим вскоре. Вот такая история. Ты платок-то бери. Давай покажу, как его повязать.

Работа для меня оказывается совершенно новым опытом. Да разве только она? Всё тут в селе мне незнакомо. В доме родителей у меня никогда не было необходимости что-то готовить – у нас всегда были нанятые повара. Да я даже обычную гречку впервые в жизни сварила только здесь. Уток, кур и коз я видела раньше только в контактном зоопарке, а коров – на картинках.

С моим гуманитарным складом ума работать учётчицей скучновато. Цифры мне не очень по душе, а вот Батур от них был бы в восторге. Умом я пытаюсь осознать, что его больше нет, но душа моя рвётся к нему и не верит, что мы никогда не увидимся… Наша связь гораздо сильнее, чем у обычных брата и сестры, ведь мы с ним – двойняшки.

Возня с бумажками и внесением данных в компьютер отнимает много сил, но зато перетягивает на себя значительную часть мыслей в течение дня. А к вечеру валюсь с ног от усталости и быстро засыпаю.

Начинает донимать токсикоз. Стараюсь не показывать виду, но Тамара быстро соображает, что к чему.

– А ты никак беременная?

Врать нет никакого смысла. Теперь она – глава семьи и решает, что мне делать. Выкладываю ей свою историю в надежде на понимание и поддержку, которые мне сейчас так необходимы.

– Что ж вы, глупые, натворили-то с твоим мальчиком? Что за дурацкую мысль кто-то вбил ему в голову? В жизни твой отец не позволил бы вам быть вместе. И он ещё милосердным оказался, правильное решение принял.

– Да где же правильное, если папа хотел убить моего ребёнка? – возмущена, не такую реакцию я ожидала от Тамары.

– Когда дети по молодости и глупости заваривают кашу, то всегда приходится чем-то жертвовать. Отец жизни тебе нормальной хотел, удачного замужества. Если бы сложилось, как он собирался исправить, то всё бы у тебя со временем наладилось. Юношеская влюблённость быстро проходит, а потом наступает зрелая любовь к мужу.

– Но я не хочу замуж за этого мужчину! Хочу быть только с Лёней! Я люблю его и никогда не смогу полюбить никого другого, как вы не понимаете?

– Понимаю. Только где твой Лёня теперь? Почему ты тут одна уже сколько времени, а его всё нет?

– Так Диля, наверное, не успела ему сказать, где я! И он ищет меня! Мне в город надо, поехать к нему домой. Я помню, где он живёт. Только нужно как-то замаскироваться, чтобы не бросаться в глаза.

На удивление, Тамара меня поддерживает. Ей удаётся найти по соседям обычную молодёжную одежду – джинсы, длинную футболку, кепку. Переодеваюсь, собираю и закручиваю волосы в плотный пучок на затылке, чтобы он не сильно бросался в глаза, прячу лицо за солнечными очками. Выгляжу обычной девчонкой, каких полно можно встретить на улицах. Те, кто привык видеть меня в хиджабе, вряд ли узнают с первого взгляда.

Оказывается, мы находимся в соседней области. Добираться до моего города приходится с пересадкой. Настроение приподнятое, депрессия от смерти родителей немного отступает в предвкушении встречи с любимым. Долгая дорога не утомляет, несмотря на изнуряющую жару и тряску на ухабах.

На месте оказываюсь после полудня. Дом и квартиру по памяти нахожу легко. Странно, мне казалось, что я тогда от ужаса ничего не запомнила. Выходной день, с большой вероятностью кого-то застану.

Давлю пальцем на звонок, пытаясь унять дрожь. Открывают быстро. С Лёниной мамой мы не знакомы, но, вероятно, это она.

– Здравствуйте! Лёня Воронцов тут живёт?

– Да, тут.

– Он дома?

– Нет, а что вы хотели?

– Вы – его мама? – знаю, что отвечать вопросом на вопрос невежливо, но нужно понять, кому собираюсь доверить конфиденциальную информацию о себе.

– Да, а вы…

– Я – Айлин Кара. Мне очень нужно с Лёней поговорить.

– Нет его! И неизвестно, когда будет!

Теряюсь. Я так надеялась застать его дома! В крайнем случае, думала, что меня пригласят войти и позволят подождать. Но женщина явно торопится и не настроена на тёплый приём.

– Пожалуйста, передайте Лёне, что я приходила. И ещё записку, – протягиваю заготовленную заранее бумажку с адресом. Знаю, это очень рискованно. Но другого способа сообщить, где я живу, не вижу. – И скажите ему, что я беременная и очень жду его.

Дверь захлопывается, как только я замолкаю. Даже попрощаться не успеваю.

Что делать дальше – не понимаю. Главная задача выполнена – Лёня теперь знает, где меня искать. До отхода обратного автобуса ещё есть время, и я решаю немного подождать любимого во дворе. Нахожу скамеечку, которая не слишком бросается в глаза, и неотрывно слежу за входом в подъезд. Фортуна отворачивается от меня, и приходится возвращаться, так и не повидавшись.

Несмотря на это, поездка в город и разговор с Лёниной мамой придают мне сил и поднимают настроение. Но проходят день за днём, а любимого всё нет.

– Тамара, как вы думаете, почему он до сих пор не приехал? Может быть, он работает и его не отпускают?

– Деточка, может и так. Но сдаётся мне, что он просто не хочет. Мальчик получил от тебя, что хотел, и больше ему ничего не нужно. К сожалению, в жизни так часто бывает. А особенно теперь, после этого странного взрыва и смерти твоей семьи. Возможно, не хочет связываться с криминалом, возможно не созрел ещё, чтобы нести ответственность за женщину и ребёнка. Сколько ему лет?

– Восемнадцать.

– Ребёнок совсем… Он, наверное, и думать о тебе уже забыл. В этом возрасте такой ветер в головах…

Вида не показываю, но крепко обижаюсь на Тамару. И продолжаю ждать… Потому что ожидание – единственное, за что сейчас судорожно цепляется моя жизнь. Кажется, я умру в тот день, когда потеряю надежду и веру…

Начинает расти живот, и хозяйка отправляет меня к врачу. Та никак не может поставить срок, предполагает, что что-то идёт не так, и посылает меня в областной роддом на консультацию. Там на УЗИ выносят шокирующий вердикт: у меня будет двойня.

Глава 6

Айлин. Наши дни

Кручу в руках Лёнину визитку. Красивая, дорогая. Сразу видно, что он – не простой мальчик на побегушках. Высоко поднялся. Может, ему всегда нужны были только деньги? А когда убили отца и я осталась ни с чем, то он сразу утратил ко мне интерес.

Когда-то я была, как говорили, «мажоркой» – дочерью богатого бизнесмена. Другие дети из обеспеченных семей нас с братом уважали, считали равными. А бедняки, наверное, завидовали. Если Батура не было рядом, они то и дело норовили сделать мне какую-то мелкую пакость, подставить меня перед учителем или осмеять при других одноклассниках. Я была удобной мишенью – плохо говорила и понимала по-русски, с трудом решала математику, а физика казалась чем-то непостижимым.

На родине я училась в частной школе для девочек. Классы были малокомплектные, контингент одинакового социального статуса. В новой гимназии всё оказалось совершенно иначе. Потому не сразу смогла сориентироваться тут, поначалу постоянно нервничала и боялась что-то сделать или сказать не так.

Впрочем, мажоры тоже изрядно трепали нервы своим оппонентам, а брат легко ставил на место выскочек, которые осмеливались меня задирать. Помню, с каким презрением отзывался Батур о «нищебродах». И только Тагир вызывал у него уважение своими спортивными победами. Мне он тоже нравился. Хороший парень, правильный, воспитан был хорошо и всегда вставал на мою защиту. Интересно, удалось ли ему стать чемпионом?

Кусочек картона обжигает пальцы, а воспоминания – душу. Какой нелепый привет из прошлого…

Забавно… Я ничего не слышала о Лёне десять лет. Одноклассники, на которых я периодически натыкаюсь в этом городе, никогда его не упоминали. Впрочем, общаемся с ними мы редко, в основном по разные стороны от прилавка.

Эдже четвёртый день горит. Арслан тоже температурит – они всегда болеют вместе, но, к счастью, сын обычно выздоравливает быстро. А ещё этот жуткий кашель. Неужели она подхватила вирус, которым сейчас всех пугают? Поход в аптеку значительно облегчает мой кошелёк, деньги тают на глазах. Завтра предстоит сделать Эдже компьютерную томографию и тест на вирус – снова немалые траты. Впрочем, это – ерунда, я ещё заработаю, лишь бы дочка поскорее поправилась.

О себе даже не думаю – страшно. Я постоянно контактирую с больными детьми. Если свалюсь с вирусом, кто за меня встанет за прилавок в магазине? Света, напарница, уже несколько дней на больничном. Если у неё диагноз подтвердится, то мне придётся работать за двоих минимум три недели. Как выдержу это физически – представляю с трудом. А ещё ведь по вечерам выступления в ресторане.

Может, всё-таки затолкать поглубже свою гордость и позвонить Лёне? Он сказал, что до завтра будет в нашем городе. Расскажу ему о детях, попрошу немного денег на лечение Эдже. Мне сейчас любая сумма была бы подспорьем и подушкой безопасности на случай моей возможной болезни.

Гложут сомнения. Вдруг он меня оскорбит и откажется признавать детей? Если раньше, когда в любви мне клялся, не захотел помогать, то теперь, наверное, и подавно отфутболит. Где я, а где он? Разные вселенные. Я для него – всего лишь женщина на одну ночь. Наверное, если бы не увидел меня в ресторане, то и не вспомнил бы.

Уговаривая себя умерить гордыню, несколько раз беру визитку в руки и порываюсь набрать номер телефона. Но каждый раз что-то останавливает. Как это унизительно! Десять лет назад он отказался от меня и детей, с лёгкостью вычеркнул нас из жизни в самый трудный момент. А теперь неожиданно возник и унизил попыткой склонить меня к интиму за деньги… Даже не поинтересовался при встрече, кто у нас родился! Сомневаюсь, что он станет мне помогать…

Эдже становится легче лишь после недели уколов. На поправку она, как обычно, идёт медленно. Хорошо, что Арслан уже чувствует себя абсолютно нормально и может поухаживать за сестрой. С тех пор как умерла соседка баба Клава, мне даже некого попросить присмотреть за ними, пока я на работе.

Заболеваю, когда кажется, что опасность миновала. Сначала болезнь похожа на небольшое недомогание. Температура невысокая, слабость. Несколько дней продолжаю ходить на работу – даю возможность хозяину подыскать временную замену. Стою за прилавком в маске, соблюдаю дистанцию и меры предосторожности. Выстоять двенадцать часов оказывается почти невыполнимой миссией. Но мне удаётся выдержать и даже отработать два вечера в ресторане. На третий я падаю с ног.

Температура подскакивает резко, начинается кашель. С каждым днём становится всё хуже и хуже. Семейный врач ругает меня за то, что так и не сделала прививку. Каюсь, есть за мной такой грех. Почему-то казалось, что это необходимо только старикам и группе риска, а мне, молодой и здоровой, – зачем?

Антибиотики не помогают, спустя неделю дышать всё тяжелее. Паникую: вдруг умру? Что будет с детьми? Меня трясёт – то ли от температуры, то ли от нервов.  Дети ухаживают за мной, в последние дни даже еду себе готовят сами – у меня совсем нет сил. И некого просить о помощи. После отъезда Рафика тут не осталось никого из близких. А новыми друзьями, кроме Светы, я так и не обзавелась.

Всё ещё надеюсь, что молодой организм справится, но ночью начинается кошмар. Кое-как с Арсланом мы вызываем «скорую», она долго не едет. Врачей помню совсем смутно. В голове крутится только одно: «это конец». Последние силы трачу на то, чтобы нащупать визитку и вложить её в руку сыну.

– Позвони, скажи, что от меня. Он поможет, – хриплю, шиплю, едва выговариваю. Хочу добавить, что Лёня – их отец, но не удаётся.

Лёгкие пекут, хочется разорвать грудную клетку, чтобы дышать… Но рукой пошевелить не могу – из тела будто вынули все кости, и оно превратилось в тряпку. Сознание то исчезает, то появляется. В минуты прояснения накатывает паника: я отсюда уже не выйду… Никто не принесёт мне лекарств, никто не сунет купюру в карман врачу или санитарке, чтобы они лишний раз подошли ко мне, проверили, жива ли, нуждаюсь ли в помощи. Я совершенно одна. Одна… Никому до меня нет дела, кроме детей.

Дети… Что с ними? Удалось ли Арслану дозвониться Лёне? Выслушал ли он сына? Понял ли, что он – его отец? Забрал ли детей к себе? Может, мои кровиночки в отчаянии сидят дома вдвоём и не знают, что делать и к кому бежать за помощью? Или их уже забрали социальные службы?

Сколько дней я тут?

Продуктов у них осталось мало. Деньги дома есть – на чёрный день всегда храню небольшую заначку, но Арслан не знает, где она, а я не успела ему сказать. Детям даже не на что будет купить хлеб! Нужно позвонить. Но это оказывается невыполнимой задачей.

Проваливаюсь в странный сон. Кошмар перемежается кадрами из прошлого – такими яркими, будто проживаю их заново.

10 лет назад

По вечерам Тамара смотрит новости по телевизору и какие-то фильмы. На улице дождь, темнеет теперь рано, после работы хочется поскорее улечься спать. Устраиваюсь ненадолго на диване рядом с хозяйкой – она любит комментировать мне увиденное и услышанное.

«Сегодня на окружной дороге автомобиль бизнесмена Метина Оздемира потерял управление, его вынесло на встречную полосу, где он столкнулся с фургоном. В машине находились шофёр, господин Оздемир, его жена Лана и двое малолетних детей. Все они погибли на месте».

Двумя ладонями инстинктивно закрываю рот, чтобы не заорать на всё село. Метин Оздемир – папин компаньон и близкий друг. Я хорошо помню, как он приходил к нам ещё в Турции, когда я была маленькой. А потом он уехал сюда, развернул бизнес, женился на Лане и остался в этой стране. Семья Оздемиров часто гостила у нас в последние три года, я любила нянчится с их мальчишками. Что за злой рок преследует нас?

– Ты их знала? – Тамара считывает мою реакцию.

– Да, это наши друзья, господин Оздемир был компаньоном моего отца. Если я правильно понимаю, у них был общий бизнес.

– Кажется, именно он занимался похоронами твоих родных. Хотя могу и ошибаться – я тогда была немного не в себе.

– Думаю, что он, у нас ближе него тут не было друзей.

Никак не могу отойти от ужаса. Как же так? Сам Метин – немолодой, почти папиного возраста. А Лана была лет на десять старше меня. И деткам четыре и шесть лет всего. Ну почему судьба так жестока и несправедлива?

– Какое странное совпадение, – задумчиво говорит Тамара. – Надо же: опять несчастный случай, и снова вся семья сразу.

Меня бьёт мелкая дрожь. Действительно, прослеживается зловещая закономерность. Но я не хочу в это верить. Потому что если их и правда убили, и опять всю семью, значит, мне грозит опасность!

– Тамара, мне страшно…

– Не трясись. Тут тебя никто искать не будет. А в город я тебя больше не отпущу, даже не проси.

Зимой в селе работы мало. В основном я помогаю дома по хозяйству: готовлю еду, кормлю живность. Снег то засыпает всё сугробами по окна, то тает, превращаясь в непроходимое болото. Постепенно привыкаю к сельской жизни, перестаю бояться домашней работы. Но неизменно грущу по родным. Разум знает, что их больше нет, но сердце никак не хочет с этим смириться. Я ведь не видела их мёртвыми, не простилась с ними, не поплакала на их могилах.

Роды начинаются неожиданно, задолго до срока. Дорога в райцентр к концу зимы становится почти непроходимой, автобуса нет вот уже целую неделю. В селе есть медсестра и даже повитуха, но недоношенной двойне наверняка понадобятся врачи и специальные условия, которые тут обеспечить невозможно.

Тамара мечется и с перепугу поднимает на уши полсела, фермер выводит из гаража трактор и сам лично везёт меня в районную больницу. Я никогда не ездила на такой технике! Трактор движется медленно, постоянно подбрасывая меня на ухабах и вынуждая выть от боли. И чем дольше он ползёт, тем сильнее я паникую, что не успею доехать и с детьми что-то случится.

Но фортуна на моей стороне, и после мучительных родов мои крохи появляются на свет: сын – первым, дочь – спустя двадцать минут. Детей тут же забирают в реанимацию. У Арслана вес хоть и маленький, но не критичный, он дышит сам, а Эдже подключают к специальной аппаратуре для недоношенных. Хвала Аллаху, тут есть всё необходимое для нас.

Домой мы с детьми попадаем после больницы для недоношенных, когда в саду зацветают фруктовые деревья. Двор, ставший мне родным, встречает нас нарциссами, жёлто-зелёным ковром чистяка, абрикосовым цветом и гудением пчёл.

В этот момент кажется, что самое трудное уже позади. Но в реальности жизнь оказывается далеко не такой радужной: выхаживать недоношенную двойню очень трудно, особенно в селе. Эдже постоянно болеет, развивается медленно: поздно садится и начинает ходить, плохо говорит. Жизнь вынуждает меня научиться делать уколы и освоить технику детского массажа. Мечтаю когда-нибудь выучиться на медсестру – хорошая, хлебная профессия. И почему я раньше о ней не задумалась?

Денег на детей уходит много. Тамара едва успевает возить в ломбард мои украшения. И однажды наступает момент, когда отдаю ей последнее, самое дорогое – колечко, которое мама подарила мне на шестнадцатилетие. Рыдаю над ним всю ночь. Больше у меня нет ничего материального в память о семье. От этого больно и страшно. Будто были люди – и нет их, остался лишь пепел и ранящие душу воспоминания.