Текст книги "Искусство разведки"

Автор книги: Аллен Даллес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Наш посланник в Румынии выехал из Вашингтона с Розовым кодом в большом, запечатанном сургучной печатью конверте, и код благополучно прибыл в Бухарест. предполагалось, что он будет храниться в сейфе в нашей дипломатической миссии. Однако умение обращаться с секретным замком сейфа не было сильной стороной нашего посланника, и он вскоре счел для себя более удобным положить код под матрас своей постели, где от спокойно и пролежал несколько месяцев. Но однажды он исчез – вся кодовая книга, и притом единственная у нашего посланника. Полагают, что она попала в Петроград.

Новый посланник оказался в чрезвычайно затруднительном положении, из которого он как политический деятель нашел довольно остроумный выход. Кодированная телеграфная переписка с Бухарестом была в те дни относительно небольшой и касалась в основном иммиграции из Румынии и Бессарабии в Соединенные Штаты. Когда у нового посланника накапливалось с полдюжины закодированных телеграмм, он садился в поезд и ехал в Вену, где заходил к нашему послу. В ходе беседы гость из Бухареста как бы между прочим говорил, что перед самым отъездом ему принесли несколько телеграмм, которые он не успел раскодировать, не одолжит ли посол свой Розовый код? (В то доброе старое время мы посылали одинаковые кодовые книги почти всем нашим дипломатическим миссиям.) Получив книгу, наш бухарестский посланник расшифровывал свои телеграммы, составлял и кодировал ответы, возвращался в Бухарест и с соответствующими интервалами отправлял эти ответы в США. В течение некоторого времени все шло гладко. Тайна пропажи кодовой книги оставалась нераскрытой до тех пор, пока в августе 1914 года не начали развертываться драматические события, которые привели к первой мировой войне. Телеграммы из Вашингтона начали поступать сплошным потоком. Положение посланника стало трагическим: поездки в Вену уже не могли его выручить. Он признался в своем прегрешении и вернулся к политической деятельности в Америке.

В результате случайностей и катастроф в ходе войны в руки одной стороны иногда попадают криптографические материалы другой. Может случиться, что противник захватит штаб-квартиру и найдет здесь оставленные в спешке отступления кодовые книги. В ходе первой мировой войны было много случаев подобного рода, в результате которых англичане узнавали о военных и дипломатических замыслах немцев и спасли немало жизней. В начале войны русские потопили немецкий крейсер «Магдебург» и обнаружили в руках утонувшего матроса книгу немецкого морского кода, которую быстро передали своим английским союзникам. Английские операций по поднятию потопленных подводных лодок немцев привели к таким же находкам. В 1917 году два немецких дирижабля, возвращающихся на свою базу после налета на Англию, попали в шторм и были сбиты над Францией. Среди найденных на них материалов имелись секретные карты и кодовые книги, использовавшиеся немецкими подводными лодками в Атлантическом океане.

Однако военные операции, проводимые на основе раскрытых кодов противника, зачастую заставляют его насторожиться. Как только немцы заметили, что случаи выявления их подводных лодок и нападения на них стали необычно частыми, им нетрудно было догадаться, что противник расшифровывает сообщения, которыми они обмениваются со своим подводным флотом. Все коды были немедленно заменены. Поэтому всегда приходится думать о том, как целесообразнее всего использовать добытую этим путем информацию. Можно пойти на риск утраты этой возможности в перспективе, чтобы немедленно добиться военного или дипломатического успеха. Или же можно воздержаться от немедленных действий и продолжать накапливать сведения о намерениях и мероприятиях противника, чтобы впоследствии нанести ему максимально возможный ущерб.

В большинстве случаев обычно делается попытка скрыть подлинный источник своей осведомленности и сохранить его действенность. С этой целью противника стараются убедить посредством дезинформирующих действий в том, что сведения о нем поступают из какого-то другого источника. Иногда отказываются от операции, проведение которой может нанести противнику урон, если эта операция покажет ему, что она основана исключительно на сведениях, добытых путем расшифровки его радиограмм.

Во время первой мировой войны в Америке впервые была организована серьезная работа по криптоанализу в системе военного министерства. Официально соответствующий орган именовался 8-м отделом военно-разведывательной службы, однако его сотрудникам нравилось называть его Черным кабинетом – так на протяжении столетий назывались секретные органы почтовой цензуры равных европейских государств. Группа талантливых работников-непрофессионалов, начавшая работу почти на пустом месте, под руководством бывшего телеграфиста Герберта Ярдли превратилась к 1918 году в первоклассную профессиональную организацию. Одним из выдающихся ее достижений после первой мировой войны была расшифровка японских дипломатических кодов. В ходе переговоров на Вашингтонской конференции по разоружению в 1921 году Соединенные Штаты стремились добиться согласия японцев на соотношение тоннажа американского и японского флотов 10:6. Между тем японцы прибыли на конференцию с заранее объявленным намерением настаивать на соотношении 10:7 В дипломатических переговорах, как и на любом торге огромным преимуществом является то, что вы знаете что противная сторона готова в случае необходимости уступить и сколько. Расшифровка Черным кабинетом переписки японских дипломатов в Вашингтоне с Токио представила нашему правительству информацию о том, что японцы фактически были готовы пойти на желательное для США соотношение, если мы окажем на них должный нажим. В результате мы смогли оказать необходимое давление, не рискуя сорвать конференцию.

Черный кабинет продолжал существовать (обслуживая главным образом госдепартамент) до 1929 года, когда государственный секретарь Стимсон отказался разрешить своему ведомству впредь пользоваться его услугами. Биограф Стимсона Макджордж Банди объясняет этот шаг следующим образом: «Во внешней политике Стимсон руководствовался принципом, которому всегда старался следовать в личных взаимоотношениях с людьми: он считал, что сделать людей достойными доверия можно, если доверять им. Согласно этому принципу он и принял решение – навлекшее на него впоследствии суровую критику – о ликвидации так называемого Черного кабинета… Он никогда не сожалел об этом шаге… Стимсон как государственный секретарь относился к джентльменам, направленным к нам в качестве послов и посланников, как джентльмен».[38]38
  Henry L. Stimson and McGeorge Bundy. On Active Service in Peace and War. – Harper & Brothers, 1948.– Прим. авт.


[Закрыть]

К счастью, наши армия и военно-морской флот в конце 20-х годов начали заниматься проблемами криптоанализа, уделяя особое внимание Японии, поскольку американские военные специалисты в то время видели в Японии главного потенциального противника Соединенных Штатов в любой могущей возникнуть войне. К 1941 году, к году, когда произошло нападение из Пёрл-Харбор, наши криптоаналитики уже расшифровали большинство важных военно-морских и дипломатических кодов и шифров Японии. В результате мы зачастую имели упреждающую информацию о готовности противника к тем или иным действиям на Тихом океане.

Сражение у острова Мидуэй в июне 1942 года, ставшее поворотным пунктом в войне на Тихом океане, было операцией, на которую мы пошли вполне сознательно, потому что нам удалось узнать из расшифрованных нами телеграмм, что в район Мидуэя стягиваются крупные силы японского императорского флота. Сведения о численности и дислокации вражеских сил обеспечили военно-морскому флоту Соединенных Штатов преимущество внезапности.

Особой проблемой в последовавшие за Пёрл-Харбором годы было сохранение в тайне самого факта расшифровки нами японских кодов. Всевозможные расследования и взаимные обвинения, необходимость свалить на кого-то вину за удручающие американские потери угрожали сделать это «волшебство», как тогда говорили, достоянием общественности, а вместе с тем и японцев. До тех пор пока не появилась возможность спустить на воду и оснастить достаточное число кораблей, наша способность читать японские сообщения была одним из немногих преимуществ, какими располагали Штаты в борьбе с Японией. Кое-что иногда и просачивалось в печать, однако такие случаи, очевидно, ни разу не привлекли к себе внимания японцев.

В 1944 году Томас Дьюи, выставивший в то время свою кандидатуру на президентских выборах против президента Рузвельта, узнал, подобно многим близким к федеральной администрации лицам, о наших успехах с расшифровкой японского кода и нашей неспособности наилучшим образом использовать перед Пёрл-Харбором имеющуюся у нас информацию. Существовало опасение, что он может упомянуть об этом в ходе своей избирательной кампании. Мысль о такой возможности заставляла содрогаться Объединенный комитет начальников штабов. Сам генерал Маршалл написал тогда Дьюи личное письмо, в котором сообщал, что японцы еще не догадываются о расшифровке нами их кодов и что наши вооруженные силы располагают определенным преимуществом благодаря перехвату и расшифровке сообщений противника. В результате Дьюи ни словом не обмолвился наших успехах в расшифровке японских кодов. Таким образом, тайна была сохранена.

Одним из самых блестящих достижений в области разведки связи явилась расшифровка англичанами так называемой депеши Циммермана в январе 1917 год когда Соединенные Штаты находились на пороге вступления в первую мировую войну. Работа была выполнена специалистами из «Комнаты № 40», так именовало орган криптоаналитической службы английских ВМС. Депеша была направлена из Берлина министров иностранных дел Германии Циммерманом в адрес немецкого посланника в Мехико. В ней излагался немецкий план возобновления с 1 февраля 1917 г. неограниченной подводной войны, отмечалась вероятность того, что в результате в войну вступят Соединенные Штаты, и предлагалось предпринять усилия для того, чтобы подтолкнуть Мексику к вступлению в войну на стороне Германии так как в случае победы Мексика якобы вернет свои «утраченные территории в Техасе, Нью-Мексико и Аризоне».

Легендарный начальник английской военно-морской разведки адмирал Холл держал эту депешу у себя больше месяца после ее расшифровки. Он никак не мог решить, каким образом можно передать ее содержание американцам так, чтобы они поверили в ее достоверность и вместе с тем чтобы немцы не узнали о том, что англичане раскрыли их коды. В конце концов под давлением обстоятельств английский министр иностранных дел лорд Бальфур решил официально передать депешу Циммермана американскому послу в Лондоне. В Вашингтоне, в Белом доме и в госдепартаменте депеша вызвала сенсацию и создала теперь уже для американской администрации серьезные проблемы: каким образом окончательно убедиться в достоверности депеши и как довевести ее до сведения общественности, чтобы она не выглядела трюком, рассчитанным на вовлечение Соединенных Штатов в войну. Мой дядя Роберт Лансинг, занимавший тогда пост государственного секретаря, рассказал мне позднее о драматических событиях, разыгравшихся в последующие дни, которые подвели Америку вплотную к войне.

Положение осложнялось тем фактом, что немцы использовали американскую телеграфную линию, чтобы передать депешу своему послу в Вашингтоне графу Берншторфу. Тот передал ее своему коллеге в Мехико. Президент Вильсон предоставил немцам право пользоваться нашими линиями связи между Европой и Америкой на том условии, что передаваемые сообщения будут касаться мирных предложений, в чем был заинтересован Вильсон.

Велико же было разочарование Вильсона, когда он обнаружил, в каких целях немцы использовали его доброе отношение. Однако эта любопытная договоренность сослужила Соединенным Штатам большую службу. Во-первых, в результате нее госдепартамент располагал копией зашифрованной депеши Циммермана, которую он в свое время передал Берншторфу, не подозревая, конечно, о ее сенсационном содержании. После того как была проверена подлинность текста, он был переслан в наше посольство в Лондоне. Здесь один из работников адмирала Холла вновь расшифровал ее для нас в присутствии представителя нашего посольства, что сняло всякие сомнения в отношении действительного ее содержания. Во-вторых, тот факт, что расшифрованные копии депеши видели немецкие дипломаты как в Вашингтоне, так и в Мехико, существенно помог разрешить важнейшую проблему, причинившую адмиралу Холлу столько беспокойства. Она заключалась в том, как дезинформировать немцев в отношении подлинного источника добытой нами информации. В конечном счете немцы решили, что о содержании депеши стало известно в результате небрежности или хищения в одном из немецких посольств или в мексиканском ведомстве, получившем копию депеши. Немцы продолжали пользоваться прежними кодами, проявив поразительную, но чрезвычайно полезную для нас потерю бдительности. 1 марта 1917 г. госдепартамент обнародовал содержание депеши через агентство Ассошиэйтед Пресс. Она произвела на американскую общественность впечатление разорвавшейся бомбы. В апреле мы объявили Германии войну.

Когда сравниваешь применяемые сегодня криптографические системы с теми, которым правительства доверяли во время первой мировой войны передачу своих самых важных и наиболее строго охраняемых секретов, последние кажутся чрезвычайно примитивными и любительскими. Ведь уже одно частое повторение в них одних и тех же групп знаков говорило всякому криптоаналитику, что за этими обозначениями должно скрываться важное или часто употребляемое слово. Когда криптоаналитики адмирала Холла увидели в депеше Циммермана сочетание «67893», они сразу поняли, что оно означает «Мехико». Оно всегда имело это значение в германской кодовой системе. Сегодня такая цифровая группа никогда не означает дважды одно и то же слово.

В наши дни не только все официальные правительственные сообщения, но и донесения, посылаемые шпионами, передаются по значительно более надежным и сложным криптографическим системам. Так, например советские агенты, посылая информацию в Москву, применяют чрезвычайно хитроумные цифровые системы. Но в этой области, как и во всех других, по мере совершенствования защитных мер совершенствуются и контрмеры призванные пробить брешь в этих новых укреплениях.

Глава седьмая
Планирование и руководство

Вопросы, интересующие разведывательную службу, настолько широки и разнообразны, что в процессе сбора информации должен быть установлен определенный порядок. Эта задача ложится, по логике вещей, на штаб-квартиру разведки. Только она одна располагает сведениями о ситуации в мире в целом и точно знает, какие сведения нужны правительству ежедневно.

Отсутствие соответствующего руководства и направления может привести к тому, что разведчики в различных уголках земного шара будут тратить много времени, дублируя работу друг друга, или что в поступающей информации окажутся серьезные пробелы. Находясь на работе за пределами родной страны, разведчик не в состоянии судить с достаточной полнотой о ценности направляемой им информации, поскольку он не может знать, не добыты ли уже получаемые им сведения где-то в другом месте или не стала ли она уже известной из открытых источников. Может даже оказаться, что она имеет настолько второстепенное значение, что не стоит тратить на ее получение ни усилий, ни средств.

Наше правительство определяет стоящий перед разведкой объем информации, который необходимо добыть, независимо от каких бы то ни было препятствий. Оно также устанавливает очередность решения задач, исходя из их важности и срочности. Сведения о советских межконтинентальных баллистических ракетах будут иметь приоритет над информацией о советском производстве стали. Вопрос о том, станет ли Советский Союз воевать из-за Лаоса, важнее, чем выяснение политической окраски какого-нибудь нового режима на Ближнем Востоке. Только после установления приоритетов приступают к рассмотрению вопроса о путях и способах преодоления препятствий. Если нужные сведения могут быт получены из открытых источников или в процессе обычной дипломатической работы, от разведывательной службы не будут требовать, чтобы она израсходовала на выполнение этой задачи часть тех ограниченных средств какими она располагает для тайного сбора информации. Решение о том, что данную работу должна выполнить именно служба разведки, обычно принимается в тех случаях, когда известно, что вокруг намечаемого объекта проникновения созданы серьезные препятствия.

При подготовке указаний по выполнению разведывательного задания в определенном районе штаб прежде всего учитывает факторы политике– и физико-географического характера, а также наличие лиц, имеющих доступ к нужной информации. Очевидно, что смежные и пограничные районы вдоль всей огромной периферии коммунистического мира служат окнами – хотя и плотно занавешенными – в этот мир. Поездки довольно многочисленных делегаций из стран китайско-советского блока во многие государства, не обязательно смежные с этим блоком, также обеспечивают возможность, хотя и совсем иного рода, получить о нем информацию. Кроме того, следует принять во внимание, что граждане пограничных с СССР и Китаем стран могут не испытывать тех трудностей, с которыми сталкиваются американцы в отношении поездок в закрытые районы, а попав туда, пользуются большей свободой передвижения, находясь при этом под менее пристальным наблюдением. Все эти обстоятельства представляют собой различные аспекты проблемы доступа, а поэтому учитываются при разработке руководящих директив.

Допустим, что нашему правительству потребовались сведения о новом промышленном или техническом объекте в красном Китае, где Соединенные Штаты не имеют ни дипломатической миссии, ни неофициального представительства. В этом случае разведывательная служба могла бы положиться на те свободные страны, прилегающие к Китаю, в которых время от времени укрываются китайские беженцы, или на одну из свободных стран как бы далека она ни была от Китая, где последний имеет дипломатическую миссию. Выбор мог бы пасть также на свободную страну, которая поддерживает торговые отношения с Китаем и жители которой могут туда ездить. Но она бы не поручила выполнения этого задания в стране, не располагающей ни одним из этих условий, как не стала бы без разбора оповещать о своих устремлениях весь свет, посылая во все его концы своих разведчиков за одними и теми же сведениями и с приказом добыть эти сведения любым способом, какой они только сумеют изобрести.

После выступления Хрущева на XX партийном съезде 1956 году с его закрытым докладом, в котором он осуждал Сталина, из сообщений газет и других источников было ясно, что где-то должен иметься текст этого выступления. Доклад был слишком большим и детальным, чтобы его мог сделать без предварительной подготовки даже Хрущев, известный своими длинными импровизированными выступлениями. Разведка организовала «охоту» за документом, поскольку он, так и не опубликованный в СССР, имел огромное значение для свободного мира.[39]39
  В 1988 году доклад Н. С. Хрущева «О культе личности и его последствиях» был опубликован в советской печати. – Прим. пер.


[Закрыть] В конце концов текст был найден, но за много миль от Москвы. В этом случае штабу пришлось мобилизовать самые различные источники и проследить за тем, чтобы ни один из них не был упущен. Я всегда рассматривал это дело как одну из наиболее крупных разведывательных операций за время моей службы в разведке. Поскольку доклад был полностью опубликован госдепартаментом, получение его текста явилось также одним из тех немногих успехов разведки, о которых можно было сказать открыто, при условии, чтобы источники и методы приобретения документа продолжали оставаться тайной.

Выбор способа добычи информации после того как задание получено, как правило, зависит от изобретательности разведчика, работающего «на месте». Мой агент в Министерстве иностранных дел Германии, о котором я уже говорил, привозил или тайно пересылал мне в Швейцарию в период 1943–1945 годов поразительнейшие подборки самых секретных немецких дипломатических и военных сообщений, составивших в общей сложности свыше двух тысяч документов. В силу причин технического порядка он мог посылать мне только небольшую часть имевшихся в его распоряжении материалов: ему приходилось делать выборку для меня по собственному усмотрению.

Когда война в Европе подходила к концу, перед нами все еще маячила вероятность длительного конфликта с Японией. В то время штаб предложил мне дать нашему агенту указание сосредоточить внимание на получении донесений от германских миссий на Дальнем Востоке, особенно из Токио и Шанхая. Хотя я был согласен со штабом, быстро выполнить такое указание было делом нелегким.

Мой агент находился в Берлине, я – в Швейцарии Он мог приезжать ко мне лишь изредка, раз в несколько недель, а дело было слишком важным, чтобы можно было отложить его до нашей следующей встречи. Как правило, мы никогда не вели друг с другом переписки через швейцарско-германскую границу, потому что это было слишком опасно. Однако на крайний случай у нас имелась договоренность о том, чтобы я писал ему от имени мнимой его подружки, якобы проживавшей в Швейцарии. Поскольку открытки всегда кажутся цензорам более невинными, чем запечатанные письма, «подружка» отправила на домашний адрес агента красивую открытку. «Она» написала, что ее приятельница в Цюрихе держит магазин, до сих пор торговавший японскими игрушками. Теперь запасы этих игрушек у нее иссякли, а выписать их из Японии нельзя из-за трудностей военного времени. Ввиду наличия между Германией и Японией тесных связей не может ли он подсказать, где она могла бы купить в Германии японские игрушки для своего магазина? Мой агент сразу понял, в чем дело, поскольку знал, что все письма от швейцарской «подружки» были моими письмами. Следующая партия телеграмм в адрес германского министерства иностранных дел, которую он прислал мне, состояла в основном из донесений немецких чиновников на Дальнем Востоке, сообщивших о тяжелом положении военно-морского флота и плачевном состоянии авиации Японии.

Иногда по дипломатическим или иным соображениям штаб разведывательной службы дает директивы с указанием, чего не следует делать. Может случиться, что какой-нибудь инициативный разведчик находит великолепные возможности получения информации, но, снесясь со штабом, с огорчением узнает, что имеются веские причины отказаться от них.

В своем письме губернатору Дьюи, о котором я уже упоминал выше, генерал Маршалл подчеркнул исключительную щекотливость операций, касающихся вражеских кодов и шифров, и рассказал о нескорректированной попытке американской разведки добыть германский код в Португалии. Операция дала осечку и немцы изменили уже расшифрованный нами код.

Мне ничего не было известно об этом случае, когда я, находясь во время войны на работе в Швейцарии, получил из штаба радиотелеграмму, предписывавшую не пытаться добывать каких-либо иностранных кодов без предварительных указаний. Вскоре после этого, в конце 1944 года, один из моих самых надежных германских агентов сообщил, что может получить самую подробную информацию о некоторых нацистских кодах и шифрах. Я оказался в чрезвычайно затруднительном положении. Хотя я и доверял этому агенту, мне все же не хотелось навести его на мысль о том, что мы уже расшифровываем немецкие коды. Если бы я не проявил к его словам никакого интереса, то он бы именно так и подумал. Ведь никакой разведчик не отверг бы в противном случае подобного предложения. Поэтому я ответил своему агенту, что должен обдумать, как это лучше сделать. На следующий день я сказал ему, что, поскольку вынужден держать связь с Вашингтоном только по радио – Швейцария была в то время окружена нацистскими и фашистскими войсками, – было бы слишком рискованно передавать этим способом то, что он мог бы мне прислать. Я добавил, что хотел бы дождаться освобождения Франции (к тому времени войска уже высадились в Нормандию)[40]40
  Высадка войск союзников в Нормандии началась 6 июня 1944 г. – Прим. пер.


[Закрыть] и тогда переслать полученную им информацию о кодах надежной дипломатической почтой. Это не вызвало у него подозрений.

Самое лучшее планирование и самое лучшее руководство не могут, конечно, предусмотреть всего. Ни одна разведывательная служба и ни один разведчик не исключают возможности случайного, неожиданного и зачастую необъяснимого везения. Иногда человек, у которого есть что-то на уме, считает для себя более безопасным Дойти на контакт с западным разведчиком в десятке тысяч миль от дома и поэтому ждет удобного случая, например поездки за границу, с целью найти такого разведчика. Случается, что какой-нибудь советский ученый или инженер, приехав в Юго-Восточную Азию, будет говорить здесь свободнее, чем «за занавесом» или в Нью-Йорке. Инструкции, данные Кремлем советскому представителю в Египте, могли бы – попадись они нам на глаза – пролить некоторый свет на политику Советского Союза в отношении Берлина.

В 1958 году арабский студент из Ирака, учившийся в Аризоне, получил из Багдада письмо, которое заставило его немедленно выехать на родину. Уезжая, он намекнул одному из своих американских друзей, что причиной его внезапного отъезда является неизбежность (возможность) важных политических изменений в его стране в ближайшее время. Несколько недель спустя в Ираке произошел государственный переворот, поразивший западный мир и заставивший некоторых разведчиков краснеть.[41]41
  Речь идет об антиимпериалистической и антифеодальной революции 14 июня 1959 г. в Иране. – Прим. пер.


[Закрыть] Дело в том, что благодаря сообразительности агента, занимавшегося сбором информации в Аризоне, коротенькое сообщение о поспешном отъезде студента и о причине этого отъезда очень быстро достигло штаба в Вашингтоне. К сожалению, здесь оно было расценено, и вполне естественно, как единственный неподтвержденный сигнал, противоречащий всему, что нам было известно в тот период о ситуации в Ираке.

Эта история показывает, насколько важно, чтобы разведчик, работающий «на месте» без каких-либо директив или указаний со стороны штаба, посылал наверх любые крупицы информации, какой бы маловажной она ни казалась. Если бы, например, в случае с Ираком штаб получил три-четыре сообщения о том, что лица, бывшие в неладах с иракским правительством, съезжаются в Багдад, то он сделал бы должные выводы.

Несколько лет назад, когда даже факт проведения пленума Центрального комитета коммунистической партии в Москве хранился в глубокой тайне, его приближение можно было иногда предсказать, наблюдая за теми многочисленными членами ЦК, которые занимали дипломатические или другие посты за рубежом или находились в заграничных поездках. Если все они неожиданно возвращались в Москву, значит, что-то должно в ближайшее время произойти. Эти разъезды советских представителей служили своего рода информацией, и разведчики, работающие «на местах», получали указания следить за ними. Руководство штаба необходимо, однако оно не может заменить собой инициативы работников действующих «на местах», подобной той, которая была проявлена в Аризоне.