Текст книги "Тайна генерала Багратиона"

Автор книги: Алла Бегунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

В спальне наступила тишина.

Княгиня Багратион опасалась, что муж станет продолжать разговор на щекотливую тему. Ведь она в сущности подтвердила его догадку. Все остальное, связанное с конфиденциальной деятельностью, – в частности, сведения о ее бывшем любовнике и будущем ребенке – молодая женщина собиралась сообщить Петру Ивановичу гораздо позже. Пусть он сначала привыкнет к жизни в Вене, к ней самой, к ее знакомым, к ее дому.

Князь Багратион хранил молчание. Картина, сейчас открывшаяся ему, требовала осмысления. Он рвался сюда всей душой, представляя себе одни обстоятельства, но они оказались совершенно другими, невероятно сложными. Незачем тратить слова впустую, если у тебя нет готового решения? А его пока нет, черт возьми!

В приступе гнева он сильно сжал пальцами чайную чашку, из которой пил вино. Тончайшей выделки фарфор вдруг хрустнул, распался на несколько осколков. Среди них темнели капли вина. Однако ладонь при этом не пострадала. Екатерина Павловна тотчас подала супругу свой носовой платок. Генерал стряхнул на батистовую ткань белые кусочки разной величины, завязал их в узелок и положил его на пол возле кровати.

– Ангел мой, время уже позднее, – сказал князь Петр. – Давайте ляжем спать.

Улыбнувшись, она сбросила пеньюар и юркнула под одеяло. Багратион лег рядом.

Молодая женщина повернулась на бок и тесно прижалась к мужу. Он обнял ее за плечи. Так они оба заснули глубоким беспробудным сном и спали довольно долго.

Горничная-француженка знала распорядок дня своей госпожи, соблюдавшийся неукоснительно. Первый раз она подошла к двери спальни в полдевятого утра, потом – в девять часов, потом – в десять. На стук по-прежнему никто не отзывался. Тогда Надин Дамьен приоткрыла дверь в комнату. Супруги, обнявшись, лежали в постели и, казалось, не собирались вставать. Горничная сообщила им, что время первого завтрака – petit degeuner – прошло, кофе, сваренный для него, остыл, и довольно сухо поинтересовалась, какие теперь будут распоряжения.

Надин имела право задавать ее сиятельству вопросы. Она служила у княгини четвертый год и за то время зарекомендовала себя человеком безупречно-добросовестным, молодой хозяйке преданным. Будучи старше ее на двенадцать лет, француженка часто давала русской аристократке полезные советы насчет ведения домашнего хозяйства в Вене. Особенно – по рациональному использованию денежных средств. Екатерина Павловна имела склонность к транжирству и не сразу поборола свою чисто национальную привычку швырять деньги направо и налево. Однако с помощью Дамьен европейская практичность и расчетливость постепенно восторжествовали. В финансовых делах жены полководца стало гораздо больше порядка.

Княгиня пришла к разумному выводу: постель – широкая, поднос с завтраком можно поставить у спинки. Надин Дамьен тотчас с ней согласилась:

– Bien sur, madame!

Между тем ожидая начальника и его жену, поручик Древич маялся в столовой. Он выпил две чашки кофе, съел пять круасанов, прочитал от корки до корки венскую ежедневную газету. Воображение рисовало ему картины весьма пикантные. Молодой офицер отлично понимал князя Петра. Оторваться от такой обольстительной женщины нелегко и герою двадцати девяти сражений. Будь его воля, Древич тоже бы наплевал на приличия.

У Надин Дамьен имелись указания насчет адъютанта. Петр Иванович отпускал его на весь день. Проходя через столовую в спальню с подносом, уставленным чашками, тарелкой с булочками, кофейником, масленкой и сахарницей, горничная по-французски объявила молодому офицеру повеление начальства. Древич опечалился. Он-то мечтал увидеть княгиню Багратион не только за завтраком, но и за обедом и ужином.

Похоже, жизнь в двухэтажном особняке на Риген-штрассе, 22 отклонилась от привычного русла и потекла, повинуясь прихотям богини любви Венеры. Однако полностью отдаться неге и безделью его обитателям не удалось. Вихрь неспокойного столичного бытия ворвался в стены дома, принесенный скороходом в форменном красном плаще и черной треуголке. Он привез пакет с императорской печатью и требовал, чтоб в получении оного расписался именно адресат – генерал русской службы князь Багратион.

В пакете находилось приглашение для него и его супруги на бал во дворце Хофбург, который государю Францу Первому благоугодно дать в нынешний вторник в честь дня рождения своей бабушки – покойной Марии-Терезии, появившейся на свет в мае 1717 года.

– Боже мой! – воскликнула Екатерина Павловна, прочитав текст, набранный готическим шрифтом. – Ведь это – знаменитый Терезианский бал! Раз в год, в конце весны, обязательно во вторник. Туда зовут не всех!

– Вы бывали на нем? – спросил Петр Иванович.

– Только однажды.

– А подходящее платье у вас, ваше сиятельство, найдется? – пошутил генерал, видя детскую радость жены.

Новость так взволновала молодую женщину, что шутку она не оценила и ответила серьезно:

– Описание одежды прилагается. Слушайте: «Кавалеры – в бальной форме, дамы – в шелковых придворных платьях голубого и бежевого оттенков, волосы убраны искусственными цветами..»

– Бальная форма – то есть парадный мундир с орденами, белые кюлоты, белые чулки и черные туфли с серебряными пряжками? – на всякий случай уточнил Багратион.

– Да. Уверена, вы привезли сюда эти вещи.

– Привез. Они – в гостинице.

– Mon jeneral, немедленно пошлите за ними адъютанта, – распорядилась Екатерина Павловна. – Опоздание в Хофбург недопустимо. Это вам не безалаберная Москва. Это – имперская Вена, пунктуальная до мелочей и дисциплинированная до умопомешательства.

Глава четвертая. Золотая пыль

Княгиня Багратион настояла на том, чтобы они поехали на бал в Хофбург в ее карете, запряженной двумя парами орловских рысаков.

Петр Иванович увидел этих великолепных лошадей, идеально подобранных по росту и экстерьеру, и сразу понял, почему брат императора, великий герцог Тосканский Фердинанд, так хотел приобрести их. Выезд смотрелся очень нарядно. Вот оно, неизбывное желание молодежи привлечь внимание к собственной персоне любой ценой. Наслушавшись благоразумных речей супруги, генерал от инфантерии полагал, будто она уже избавилась от таковой слабости. Оказалось, что нет. Тут воспитание графа Разумовского дало досадный сбой.

Хотя, может быть, князь Петр и ошибался. Он досконально знал лишь работу армейской разведки. Для успеха в ней надо стать невидимым, неузнаваемым. Тогда никто не заметит чужака, считающего пушки на редутах, рисующего план укреплений, примечающего, где расположил Главнокомандующий свой резерв для будущего боя. Храбрецу, отправленному в лагерь потенциального противника, чтобы подслушивать разговоры, перехватить курьера с секретной депешей или притащить «языка», тоже лучше оставаться в тени. Но, вероятно, в дипломатической разведке, где сражаются между собой люди публичные, следует идти другим путем. Здесь именно известность – форма защиты.

На дверце кареты жены Багратион обнаружил герб своего рода, довольно крупный по размеру, искусно изготовленный из латуни. Это была чеканка: корона, под ней княжеская горностаевая мантия, два льва, держащие щит, разделенный на четыре части. На щите внизу имелись изображение сабли, скрещенной со скипетром, наверху – круглая «держава». Последняя деталь указывала на царское происхождение всех Багратидов. Ни за что в жизни не отказалась бы Екатерина Павловна от подобного украшения.

Пока они ехали от Риген-штрассе до Хофбурга, Петр Иванович терпеливо, уже в третий раз выслушивал объяснения супруги насчет «бабушкиного», как его называли в Вене, бала.

Туда приглашают только 174 человека, поровну дам и кавалеров. В шесть часов вечера происходит нечто вроде жеребьевки, определяющей партнеров для первого танца: в своеобразной лотерее фигурируют визитные карточки гостей, которые они при входе в зал передают распорядителю бала. Находясь в зале, гости ожидают розыгрыша. Им предлагаются прохладительные напитки, они могут разговаривать между собой, знакомиться с теми, на кого им указал жребий. Император и императрица входят в зал к концу розыгрыша. Однако их имена тоже написаны на карточках, и они должны подчиниться правилам игры.

– Игрой можно управлять? – спросил генерал.

– Думаю, да. Год назад я впервые получила приглашение. Моя карточка выпала вместе с карточкой графа Меттерниха. До того он пытался познакомиться со мной поближе. На бале это и произошло.

– Он снова будет здесь?

– Нет, милый, – спокойно улыбнулась мужу молодая женщина. – В конце марта министр иностранных дел Австрии уехал в Париж. После свадьбы Наполеона и эрцгерцогини Марии-Луизы он надеется изменить кабальные условия последнего франко-австрийского договора.

– Такой шанс действительно существует?

– Сейчас – едва ли. Но на некоторое политическое сближение двух прежде заклятых врагов рассчитывать можно. Хотелось бы мне знать, ради чего Корсиканец пойдет на это.

– Не сомневайтесь, ангел мой. Рано или поздно узнаете, – уверенно произнес князь.

Карета с толстым кучером на козлах и двумя ливрейными лакеями на запятках приближалась к Швейцарским воротам Хофбурга. Они вели на внутреннюю площадь дворца «In-der-Burg», вымощенную булыжником.

Еще лет триста назад ее покрывал песок, на котором устраивались рыцарские турниры. Здесь в мае 1511 года в так называемом «французском поединке» сошлись император Священной Римской империи германской нации Максимилиан Первый Габсбург и пфальцграф Фридрих Второй Мудрый. Одетые в металлические доспехи весом до 120 кг, верхом на лошадях, покрытых парчовыми попонами, владетельные господа помчались навстречу друг другу, выставив вперед специальные турнирные копья без наконечников. Удар был одновременным, точным и очень сильным. Оба рыцаря свалились на землю, здорово ушиблись и смогли встать на ноги лишь при помощи оруженосцев. Затем они пожали друг другу руки в знак того, что схватка закончилась вничью.

Хофбург на самом деле являлся целым комплексом зданий, этаким пряничным городком в центре Вены. Первые его строения возвели на месте разобранного средневекового замка XIII века. От замка сохранилась только небольшая часовня «Burgkapelle».

За следующие пять столетий каждый правитель из династии Габсбургов считал долгом расширить и украсить свою столичную резиденцию. При Фридрихе Первом появились замечательные, в стиле Ренессанс, Швейцарские ворота. При Максимилиане Втором – конюшни, позже переоборудованные под художественную галерею. При Рудольфе Втором – трехэтажное изящное строение с колоннадой «Амалиенбург», то есть дворец вдовы Иосифа Первого, прелестной Вильгельмины-Амалии Брауншвейг-Люненбургской, мало жившей в нем и безвременно скончавшейся в 1742 году. Леопольд Первый, любитель плотских удовольствий, заложил на территории Хофбурга винные склады и пристроил к «Амалиенбургу» двухэтажный флигель с роскошным, но уютным залом для приемов. При Карле Шестом появилось здание манежа для верховой езды и библиотека, скульптуры и барельефы на которой выполнил архитектор Фишер фон Эрлах. Будучи горячей поклонницей драматического искусства, Мария-Терезия финансировала постройку придворного театра. Ее сын и дядя нынешнего императора, Иосиф Второй, правил недолго – всего десять лет – и успел обустроить лишь «Иозеф-плац», где после смерти в 1790 году и установили ему памятник с конной статуей.

Терезианский бал как собрание гостей не очень значительное (на пасхальный и рождественский балы съезжалось до полутора тысяч участников) происходил в «Амалиенбурге». Площадь перед дворцом была забита экипажами. Князю и княгине Багратион пришлось встать в общую очередь. Но прислуга работала споро. Когда дамы и кавалеры высаживались из карет, их транспортные средства тотчас отправляли прочь. Тот, кто приехал раньше, получал привилегию: занять место на площади «In-der-Burg». Опоздавшие уезжали за Швейцарские ворота и вставали на улицах, прилегающих к дворцовому комплексу.

Ранее Петр Иванович бывал во дворце «Альбертина», построенном в 1781 году и приспособленном для сугубо официальных приемов. Дворец «Амалиенбург» отличался от него богатством внутреннего оформления.

Поднимаясь на второй этаж по мраморным ступеням с широкой красной ковровой дорожкой, генерал с интересом оглядывался по сторонам. Беломраморные колонны, поддерживающие позолоченные арки. Невероятной красоты росписи на стенах и потолке. Позолоченные же кованые решетки на балконе. Прекрасные статуи императоров, полководцев и героев, установленные в нишах вдоль стен. Двери из орехового дерева, щедро инкрустированные полудрагоценными камнями и бронзовым фигурным литьем, тоже покрытым позолотой.

Здесь величие и богатство династии Габсбургов, основавших огромную империю и на шестьсот лет объединивших под своим скипетром разные земли и всяческие народы в центре Европы, представало весьма убедительно. Тени мудрых правителей, храбрых военачальников, умелых организаторов незримо витали под сводами дворца «Амалиенбург» и улыбались гостям, как призраки, сквозь золотую пыль веков. Как много все они сделали для того, чтобы черный австрийский двуглавый орел грозно простирал свои крылья над горами, долинами и реками от теплых юго-восточных до суровых северных морей!

Время на просторах Священной Римской империи германской нации текло неспешно. Стрелки часов год за годом обходили циферблат по кругу. Но вдруг в размеренную работу механизма вмешалась некая фигура, имперской инструкцией непредусмотренная. Это был выпускник одногодичного военного училища, бедный дворянин бог весть какого рода да еще с острова Корсика, известного морскими разбойниками. Вроде бы короли, эрцгерцоги, курфюсты, пфальцграфы, чьи лица надменно смотрели из раззолоченных рам, могли не беспокоиться о безродном выскочке. Но вскоре он ворвался в их роскошную обитель во главе двухсоттысячной армии и сказал им решительно: «Теперь буду царствовать я!».

Карточки на полонез выпали странно: князь Багратион пошел с двадцатидвухлетней императрицей Марией-Людвигой Моденской, а княгиня Багратион – с императором Францем Первым. Конечно, они станцевали только один тур. Затем император дал знак, и обе пары удалились из зала в соседние апартаменты, где между ними произошел разговор на немецком языке. Переводила Екатерина Павловна.

Петр Иванович видел государя в 1799 году, но только мельком, на приеме генералитета. С тех пор Франц Габсбург сильно постарел, его внешность стала еще хуже. Глядя на некрасивое, вытянутое, как у лошади лицо императора, на лысый череп, тусклые голубоватые глаза, замедленные вялые движения, генерал от инфантерии думал о явном вырождении великой династии. Вероятно, тут сыграли отрицательную роль близкородственные браки, совершавшиеся между правящими домами Европы.

В отличие от своего далекого предка, Максимилиана Первого, Франц боялся ездить верхом и не владел никаким оружием. В отличие от знаменитой бабки, Марии-Терезии, умницы и щеголихи – не обращал внимания на собственную одежду и внешний вид. В отличие от дяди, Иосифа Второго, государя-реформатора и сторонника идей Просвещения – литературой не интересовался и опасался всяческих нововведений. Только одна страсть Габсбургов передалась ему в полной мере: он любил музыку и играл на скрипке.

Сейчас, на Терезианский бал, император надел белый, отделанный золотом на воротнике и обшлагах мундир австрийского фельдмаршала. Через его правое плечо пролегала муаровая бело-красная лента ордена Марии-Терезии первой степени. Звезда ордена располагалась на его груди, белый эмалевый крест – слева на бедре. Но Петр Иванович не помнил ни одного сражения, где отличился бы, командуя войсками, Франц Первый. Правда, в возрасте двадцати лет, в 1788–1789 годах, будущий монарх отправился на войну с турками, однако там не проявил ни смелости, ни полководческого таланта. Дело кончилось позорным отступлением вверенных ему частей.

Согласно правилам придворного этикета выбирать тему разговора и начинать его имел право только монарх. Князь Петр ожидал, что речь у них, естественно, пойдет о войне. Но в свете последнего события – свадьбы его любимой дочери с Наполеоном, которого члены августейшей семьи иначе, как «дьявол» или «корсиканское чудовище» не называли, – такая тема делалась для Франца довольно неудобной. Ведь еще неизвестно, с кем заставит его воевать молодой и энергичный французский зять. Так что выбор предмета для беседы у австрийского императора оказался невелик: музыка, охота, прекрасные женщины его двора.

В последнем вопросе он разбирался неплохо. Дважды женатый, он после скоропостижной смерти второй супруги, посватался к младшей сестре русского царя – великой княжне Екатерине. Однако Александр Первый не дал согласия на этот брак. Бывший союзник был ему крайне неприятен, даже физически. Наш царь не мог простить Францу Габсбургу ни трусости на поле битвы при Аустерлице, ни прямого предательства интересов русско-австрийской коалиции после нее.

Полностью рвать отношения со страной, остающейся на европейском континенте единственной, не покорившейся Корсиканцу, было бы сейчас недальновидно. Габсбурги потому и уцелели в бурях шести столетий, что умели лавировать. Они во время отказывались от одного владения, приобретали другое, окруженные недругами меняли шило на мыло, без конца договаривались, умели обмануть простодушного противника несбыточными обещаниями, потом, собрав силы, наносили внезапный удар и возвращали утраченное, да еще с лишним куском. Русские, самая молодая империя в Европе, тоже когда-нибудь научатся этому.

Приятно улыбнувшись супругам Багратион, император сказал комплимент насчет искусственных орхидей, украшавших прическу Екатерины Павловны, и повернулся к генералу. Ему он задал самый обычный вопрос:

– Князь, вы уже бывали в Вене?

– Так точно, ваше величество. Но давно. Еще с генерал-фельдмаршалом Суворовым.

– Вам нравится наш город?

– Он великолепен, ваше величество.

– Долго ли вы пробудете здесь?

– Трудно сказать определенно, ваше величество, – князь Петр задумался. – Мне бы хотелось пройти курс лечения в городе Бадене. Говорят, там есть целебные источники сернистых вод. К сожалению, старые раны уже напоминают о себе.

– О, Баден! – с энтузиазмом произнес монарх. – Чудесное местечко! Моя семья часто отдыхает там летом. Целебных источников много, есть красивый парк, монастырь Святого Августина, сам город окружают леса, полные дичи. Там у меня охотничьи угодья. Дом, оленья ферма и все такое. Я с удовольствием езжу туда.

Затем правитель Австрии большую часть времени, отведенного на аудиенцию, посвятил рассказу об охоте на оленей. Поскольку верхом он не ездил, то егеря загоняли животных к месту засады августейшего стрелка, а оружейники заряжали для него ружья. Как правило, в трофей Францу Первому доставалось два-три оленя. Их рога украшали каминный зал императорской усадьбы в Бадене, чем его величество гордился.

Князю Багратиону было трудно поддерживать такой разговор. Охотой – занятием богатых бездельников – он не увлекался, ибо служил в армии с шестнадцати лет. Но, похоже, самодержец в его ответах особенно и не нуждался.

Двадцать минут их встречи пролетели. Представитель древней династии вежливо поклонился князю и княгине Багратион, что было знаком окончания монаршей беседы с ними. Генерал щелкнул каблуками, его супруга присела в глубоком реверансе. Потом, не поворачиваясь к императорской чете спиной, они отступили к двери. Лакей открыл ее.

Русские гости вновь очутились в зале. Там в этот момент танцевали французскую кадриль – танец длинный, сложный, весьма разнообразный. Присоединиться к нему в середине было затруднительно. Багратион предложил жене руку, она оперлась о нее, и они отошли к окну, чтобы не мешать танцующим и немного оглядеться.

– Сие уму не постижимо! – взволнованно сказал князь Петр.

– О чем это вы, милый? – Екатерина Павловна обмахивалась веером и рассеянно наблюдала за парами, скользящими по паркету.

– Как его величество разговаривал со мной. По меньшей мере, неуместно. Разве мы с ним на охоту собрались? Впрочем, охота, конечно, будет. Но мишенями в ней могут выступить и Австрия, и Россия. Не о том ли следует беспокоиться нынче монарху, а он все про оленьи рога.

– Некоторые тут убеждены, друг мой, что дело уже слажено. Корсиканец скоро бросится на Россию. Выдержит она его удар или нет – другой вопрос.

– Вот оно как! Но вы-то чего добиваетесь? – генерал все еще пребывал под впечатлением от императорской аудиенции, по его мнению, совершенно неудачной.

– Мы? – Молодая женщина перевела на мужа пристальный взгляд, и его удивило в ее речи именно это слово, произнесенное с ударением и нажимом.

– Да, вы, – повторил он в некотором недоумении.

– Если честно, то задача достаточно сложная, – ответила она. – Следует добиваться, чтоб армия Австрии, в коей насчитывается примерно 180 тысяч человек, не встала под знамена Наполеона при его вторжении в нашу страну. Или встала бы, но не полностью. Или бы не воевала на главном направлении: Минск – Смоленск – Москва. Или бы воевала, но очень плохо, не выполняя приказов узурпатора и быстро сдаваясь в плен.

Багратион прервал пылкий монолог красавицы:

– В стратегии вы разобрались основательно, ангел мой.

Екатерина Павловна подумала, будто ее благоверный опять шутит. Но он смотрел на нее серьезно. Грусть появилась в карих его глазах, мужественное лицо приняло выражение печальное. Не само по себе занятие, которым так увлеклась молодая супруга, огорчало генерала от инфантерии, а то обстоятельство, что это дело мало поспособствует воссоединению их семьи. Если Бонапарт и впрямь нападет на Россию, место Петра Ивановича будет в действующей армии. А где будет место княгини Багратион? Куда уведет ее столь рьяное исполнение обязанностей службы, безусловно, интересной, но все-таки довольно опасной?..

На этой минуте французская кадриль, исполняемая придворным оркестром, вступила в заключительную стадию, то есть началась шестая ее фигура. Мимо генерала от инфантерии и его жены, подпрыгивая в такт ударам большого барабана, два раза пронеслись по кругу все пары и вдруг остановились. Кавалеры поклонились дамам, дамы сделали реверанс.

В нескольких шагах от князя и княгини Багратион очутился человек лет пятидесяти шести, среднего роста, полноватый, одетый в форменный темно-синий фрак, богато расшитый серебром на воротнике, на груди и на обшлагах. Фрак был ему немного тесноват. Быстрый танец заставил покрыться потом и неестественно ярким румянцем его круглое лицо с обвисшими щеками и глазами навыкате, как у крокодила. Достав платок, он вытер пот и посмотрел на русского генерала в упор.

– Очень странный господин рассматривает нас безо всякого стеснения, – заметил Петр Иванович.

– Это – посол Франции в Вене Луи-Гильом Отто, граф Мослой, – ответила ему княгиня.

– Вы сказали, что на Терезианский бал приглашают не всех.

– Теперь он и есть «не все». Ведь другие представители дипломатического корпуса не присутствуют.

– А мы кто?

– Вы – славный герой, награжденный орденом Марии-Терезии. Национальность тут значения не имеет.

– Почему?

– Обычная уловка Габсбургов. Империя велика, но едина. Трону служат не только австрийцы. В равной с ними степени – и саксонцы, и баварцы, и вестфальцы, и итальянцы, и чехи, и венгры.

Французская кадриль явилась завершающим танцем первого тридцатиминутного отделения бала. Оркестр удалился на отдых. К гостям вышли знаменитые солисты, «золотые голоса» Венского оперного театра: меццо-сопрано Катарина Кавальери и тенор Игнац Асмайер. Под аккомпанемент фортепиано они исполнили дуэт из популярной оперы Сальери «Тарар», написанной на либретто Бомарше.

Аплодисменты прокатились по залу, как шум прибоя. Первым аплодировал император. Он очень любил эту оперу. Кроме того, своей пышной, средиземноморской привлекательностью ему импонировала Катарина Кавальери. Красавицей ее никто бы не назвал, однако она была чертовски мила и пела превосходно.

Потом лакеи в придворных темно-зеленых ливреях вынесли бокалы с шампанским. Не успел князь пригубить вино, как увидел, что к нему приближается, широко улыбаясь, старый его знакомый – граф Генрих-Иосиф-Иоганн Бельгард. После сражения при Аустерлице, где граф командовал австрийским пехотным корпусом, а Багратион – смешанным отрядом в 11,5 тысяч человек, они не встречались. Но приятные воспоминания о боевом содружестве сохранили.

Бельгард, одетый в белый с золотой отделкой мундир фельдмаршала, с таким же, как у Петра Ивановича, орденом Марии-Терезии второй степени, подошел и обменялся по-солдатски крепким рукопожатием с русским генералом, затем галантно поцеловал ручку его жене. Он заговорил по-французски с сильным немецким акцентом, так как происходил из саксонских дворян и с молодых лет служил в армии Священной Римской империи, пройдя путь от чина лейтенанта драгунского полка до генерала.

Екатерина Павловна принялась переводить его речь.

Генрих-Иосиф-Иоганн выразил восхищение недавней операцией Багратиона против турок у Рассевата и вспомнил войну в Северной Италии в 1799 году, когда они встретились впервые при осаде города Алессандрия. Далее фельдмаршал счел необходимым представить князю свою супругу и предложил им всем вместе выпить шампанского за таковую знаменательную встречу во дворце «Амалиенбург».

Пока они шли к графине Бельгард, важно сидевшей на стуле у противоположной стены, Екатерина Павловна, несколько взбудораженная, тихо спросила мужа:

– Вы хоть знаете, кто он такой?

Петр Иванович вяло пожал плечами:

– Старый вояка.

– С апреля сего года его сиятельство занимает пост президента Гофкригсрата.

– Неужели?! – искренне удивился потомок грузинских царей: огромное значение Гофкригсрата – Придворного военного совета – в управлении австрийскими вооруженными силами было ему хорошо известно.

– Ах, если б они пригласили нас в гости! – вздохнула молодая женщина и умоляюще посмотрела своими прекрасными серыми глазами на генерала от инфантерии.

Никогда князь Петр не мог выдерживать этот взгляд. Ему хотелось сорваться с места и немедленно исполнить пожелание возлюбленной, особенно – в первые годы их совместной жизни в Петербурге. Тогда ее просьбы сложностью не отличались. Восемнадцатилетняя княгиня Багратион интересовалась в основном предметами материального мира, причем весьма дорогостоящими. Однако он считал бриллианты и наряды из модного французского ателье на Невском проспекте не более, чем игрушками милой женушки, и без оглядки тратил на них деньги, иногда даже казенные.

Теперь она повзрослела. Не деньги и не драгоценности хотела бы заполучить с помощью мужа любезная Катиш, но – знакомство с человеком, занимающим видное место в австрийской военной иерархии. Действительно, многое знал, на многое мог повлиять его старый знакомец Генрих-Иосиф-Иоганн, большой любитель настоящей русской водки.

– Ладно, ангел мой, – генерал улыбнулся жене, как прежде, нежно и ласково. – Постараюсь.

Терезианский бал продолжался. Снова играла музыка, и пары теперь кружились в вальсе.

Оба военачальника и их супруги в танцах не участвовали. Князь Багратион и граф Бельгард предались воспоминаниям. Не сговариваясь, они сказали лишь несколько слов об Аустерлице. Слишком много необъяснимого для них, позорного, обидного происходило на поле битвы в тот день. Лишив Главнокомандующего союзными войсками Голенищева-Кутузова его полномочий, два самоуверенных августейших дилетанта Франц Первый и Александр Первый с помощью австрийского генерала Вейротера, который составил поистине идиотскую диспозицию к бою, организовали там такой хаос, что взять над ними верх смог бы и самый бездарный полководец, а не только Наполеон.

Более приятные образы в памяти у собеседников вызывала война против французов в Северной Италии в 1799 году. Под начальством гениального Суворова русские и австрийцы громили неприятеля повсюду. Дело происходило летом, и переходы полков отселения к селению, в отличие от Аустерлица с его снегом, льдом и туманом, освещало яркое солнце, а жители сердечно приветствовали победителей и в избытке снабжали их всем необходимым.

Город Алессандрия союзники осаждали, затем, 16 июня, взяли штурмом. Согласно военным законам того времени солдаты получили три дня отдыха и город – «на добычу».

Генерал-майор Багратион по своему обыкновению устроил грандиозный пир для соратников. Туда попал и генерал Бельгард с офицерами его дивизии. Доблестные воины весело вспоминали перипетии недавней схватки, много ели и много пили. Мощное воздействие на австрийцев оказала водка, в походе раздаваемая нашим служивым два раза в неделю по 80 граммов каждому.

Утром следующего дня оба генерала проснулись одновременно и обнаружили, что лежат на полу под одним плащом и на одной подушке, в окружении дружно храпящих сослуживцев. Голова у Генриха-Иосифа-Иоганна раскалывалась от боли. Ведь он по неопытности запивал водку итальянским виноградным вином.

Петр Иванович, твердо знавший меру в питье, пребывал в добром здравии и принялся лечить союзника. В ход пошли обливания колодезной водой, холодные компрессы на лоб, ковш огуречного рассола и чарка той же водки. Она-то и дала, к удивлению саксонского дворянина, нужный эффект.

Примерно через час граф пришел в состояние, более или менее нормальное. При расставании они крепко обнялись и похлопали друг друга по плечу. Затем князь Петр вручил гостю подарок – серебряный штоф с завинчивающейся крышкой, в коем находился литр бодрящего русского напитка. Бельгард был тронут до глубины души таковой заботой о его здоровье.

– Пьешь ли ты водку по-прежнему? – теперь вопрошал фельдмаршал, перекрикивая придворный оркестр.

– Куда ж без нее, – отвечал генерал от инфантерии. – У меня и здесь имеется бочонок. Могу тебе одолжить.

– О, превосходно! Приезжай ко мне в гости. И водку прихвати, – его сиятельство хитро прищурился.

– Один или с женой?

– Мы не в походе, князь. Зачем избегать женского общества? Кроме того, я много слышал о достоинствах княгини, – граф посмотрел на Екатерину Павловну с приятной светской улыбкой.

Она тоже улыбнулась ему в ответ.

– В прошлом году, ты, по-моему, участвовал в баталии при Асперне? – Багратион, добившись главного в беседе, решил отойти в сторону от данной темы, как бы «завалить камнями» сказанное.

– Да, я командовал корпусом, – кивнул головой Генрих-Иосиф-Иоганн. – У меня в подчинении было 20 батальонов пехоты и 16 эскадронов кавалерии. Мы нанесли первый удар по центру вражеских позиций. Доложу тебе, что там мерзавцы-французы.

Тут он замолчал и оглянулся по сторонам с видом заговорщика. Но остальные сто семьдесят гостей императора Франца Первого не обращали на них ни малейшего внимания, танцуя резвый старинный «Pas-de-trois». Лишь посол Луи-Гильом Отто, граф Мослой не танцевал. Он тоже сидел у стены, недалеко от графа Бельгарда и князя Багратиона, и смотрел на двух военачальников, оживленно обменивающихся мнениями. Ему казалось, будто он догадывается о содержании их разговора.