355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алла Бегунова » Тайна генерала Багратиона » Текст книги (страница 5)
Тайна генерала Багратиона
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 00:31

Текст книги "Тайна генерала Багратиона"


Автор книги: Алла Бегунова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Княгиня Багратион продолжала пользоваться повышенным вниманием здешнего общества. В Вене с удовольствием судачили об ее ультрамодных нарядах и умопомрачительных шляпках. Огромные собольи и песцовые шубы, привезенные из России, служили предметом всеобщей зависти. За роскошный выезд, состоящий из двух пар орловских рысаков редкой соловой [7]7
  Соловый – золотисто-желтый.


[Закрыть]
масти, брат императора Франца Первого предлагал ей двадцать тысяч дукатов, но княгиня от таковой сделки отказалась. На ее вечера, посвященные истории итальянской оперы, которую она отлично знала благодаря образованию, полученному в доме отца, съезжались и знатные меломаны, и знаменитые музыканты вроде местного корифея – шестидесятилетнего композитора Антонио Сальери.

Конечно, Екатерина Павловна трудилась на благо своей страны и против Корсиканца не одна. Французы полагали, будто она входит в группу под руководством графа Разумовского. Бывшего посла России в Австрии они неоднократно пытались спровадить обратно на родину и писали кляузы на него в австрийское Министерство иностранных дел. Министр Клеменс-Венцеслав-Лотар Миттерних неизменно отвечал Луи-Гильому Отто, графу Мослою, что у правительства нет ни малейшей возможности лишить вида на жительство в Вене частное лицо, сделавшее столь значительный и безвозмездный вклад в благоустройство города.

Что оставалось французскому послу?

Граф Мослой большую часть своей дипломатической карьеры провел в стране, далекой от хитросплетений европейской политики – в Соединенных Штатах Америки. Он дружил с основателями молодого государства Джорджем Вашингтоном и Томасом Джеферсоном. Эта дружба сделала его пребывание там весьма приятным, но напрочь лишила опыта поведения при международных конфликтах.

Вернувшись на родину, охваченную революцией, в 1792 году Луи-Гильом Отто примкнул к жирондистам, и когда они лишились власти, чуть не попал на гильотину. Пламенный республиканец он тем не менее радостно приветствовал Наполеона.

Император оценил его усердие и назначил послом в Вену. Титул графа Мослоя Отто получил совсем недавно, за устройство брака Бонапарта и эрцгерцогини Марии-Луизы. Но выступать в роли свата и бороться с российской разведкой на территории третьей страны – вещи совершенно разные.

Луи-Гильом аккуратно подшивал в папку вежливые австрийские отписки и без конца строчил жалобы в Париж, рассказывая, как сильно ему мешают здесь работать всякие зловредные персонажи вроде Разумовского и княгини Багратион. Андрея Кирилловича в рапортах он прямо называл «начальником партии, интригующей против Франции».

Кроме Разумовского и княгини Багратион существовал и третий, не менее активный участник группы, серьезно беспокоившей графа Мослоя. Звали этого человека Шарль-Андре Поццо ди Борго.

Он родился на острове Корсика в 1764 году, получил юридическое образование в Пейзанском университете и с юных лет выступал как убежденный противник Наполеона, которого знал лично. В России его приняли на службу с чином статского советника в Государственную коллегию иностранных дел, потом переименовали в полковники Свиты Его Императорского Величества по квартирмейстерской части.

В первые месяцы 1807 года Поццо ди Борго приехал в Вену с особым поручением российского правительства. Но неудачная для русских война с французами в Восточной Пруссии приостановила его деятельность. При заключении Тильзитского мира Александр Первый уволил корсиканского дворянина в отставку. Таково было пожелание императора французов.

Прошло три года, и Поццо ди Борго, как ни в чем не бывало, вновь объявился в Вене одетым в русский темно-зеленый полковничий мундир с золотыми эполетами и орденом Святого Владимира третьей степени в петлице.

В посольстве Франции вознегодовали. Ведь это – предатель, приговоренный на родине к смертной казни, агент англичан, отдавший им Корсику, а его русский мундир – только маска [8]8
  Содержание донесений французского посла в Вене взято из книги «Великий князь Н.М. Романов. Дипломатические сношения России и Франции по донесениям послов императоров Александра и Наполеона в 1808–1812 гг.», СПб., 1906, т.4, № 512, 513.


[Закрыть]
.

В гостиной Екатерины Павловны было совсем немного людей, и первым, кто представился князю Петру, стал именно Шарль Андре Поццо ди Борго, с лицом, покрытым вечным средиземноморским загаром, худым, энергичным, освещенным блеском карих глаз. Увидев родной темно-зеленый мундир, Багратион невольно сделал шаг ему навстречу и улыбнулся.

Этот человек встречал Багратиона во времена Итало-швейцарского похода Суворова. Тогда он состоял при штабе великого полководца. Петр же Иванович командовал различными отрядами союзных войск. Штабных людей он видел редко, запоминал их с трудом, но все они знали храброго шефа 7-го Егерского полка по его участию в суворовских военных советах.

Как младший в чине Поццо ди Борго встал при появлении генерала от инфантерии. Княгиня Багратион видя, что супруг не узнает ее гостя, поторопилась произнести его имя по-русски: «Карл Осипович» – и корсиканский дворянин, владея языком далекой северной страны уже довольно хорошо, добавил почти без акцента:

– Счастлив видеть ваше сиятельство снова! Особенно – в Вене, ив – гостиной нашей милой княгини.

– Ваше лицо как будто мне знакомо, – заметил потомок грузинских царей.

– Так точно, ваше сиятельство, – поклонился ему Поццо ди Борго. – Если помните последний поход Суворова.

– Я думал, Вы – итальянец.

– Никак нет, ваше сиятельство. Но ошибаются многие.

Уроженца острова Корсика нередко принимали за кого-то другого, знакомого или ранее встречавшегося человека. Он одновременно походил на разноплеменных обитателей Средиземноморья. Так, в Венеции с ним заговаривали по-итальянски, в Марселе – по-французски, в Барселоне – по-испански, и он мог поддержать беседу. Он жил в Англии, где быстро обучился неподражаемому лондонскому акценту, похожему на разговор с кашей во рту.

Затем судьба забросила его в Россию, ее язык он признал наиболее трудным из всех европейских наречий. Однако русские упорно противостояли Наполеону. В них была некая первобытная сила, давно утраченная австрийцами, итальянцами, голландцами, пруссаками. И Поццо ди Борго, шпион международного класса и заговорщик, бредивший освобождением Корсики от французского ига, согласился работать на царя Александра Первого. Не столько из-за денег, сколько по идейным соображениям. Очень приличные суммы за конфиденциальную информацию ему платили англичане. Русские давали другое – прикрытие в виде мундира своей мощной армии, столь уважаемой в Австрии, Италии и немецких княжествах, связи в аристократической среде Европы.

Будучи впервые отправлен из Санкт-Петербурга в Вену с дипломатическим поручением пять лет назад, корсиканец познакомился с графом Разумовским и тотчас признал его огромный опыт в области разведки. Они поняли друг друга с полуслова, и дело пошло на лад. Присутствие в связке молодой красивой женщины заметно облегчало выполнение весьма деликатных поручений российского правительства.

Фамилия бесстрашного героя антифранцузских войн придавала романтический ореол прелестной Екатерине Павловне. Ее жизнь в Вене протекала на виду у всех, и великосветские сплетники любили поболтать о своеобразных отношениях между князем и княгиней Багратион. Но данная тема не получала глубокого развития. Во-первых, не находилось свидетелей их ссор, скандалов, разногласий, например, по поводу раздела имущества. Во-вторых, не только генерал от инфантерии, но и другие видные военачальники в нынешнее бурное время постоянно совершали длительные боевые походы, и не все жены хотели следовать за ними по разбитым проселочным дорогам в армейском обозе. В-третьих, княгиня Багратион не злоупотребляла силою своих чар, не искала любовных приключений, не меняла кавалеров, как перчатки.

Сейчас в обществе определенно говорили только об одном ее романе – с министром иностранных дел Австрии графом Миттернихом. Но кого бы оставили равнодушным настойчивые ухаживания этого элегантного красавчика, дамского угодника, умника и хитреца?

Лишь граф Разумовский знал, что роман носил в значительной степени производственный характер. Теперь, когда монархия Габсбургов тяжелой своей громадой, со скрипом и скрежетом начала поворот в сторону наполеоновской Франции, когда изящный любовник Клеменс-Венцеслав-Лотар Миттерних упорхнул в Париж, дабы охмурить грозного завоевателя Европы, роман сам собою подошел к завершению. В настоящий момент Андрея Кирилловича заботило в основном самочувствие княгини Багратион. Ведь женщины так привязчивы и впечатлительны, могут без конца предаваться фантазиям о бывших возлюбленных! А несравненную Екатерину Павловну, имеющую явную склонность к конфиденциальной работе, здесь ему заменить просто некем.

Разумовский немного опоздал. В просторной комнате собралось около двадцати гостей, и княгиня Багратион уже представляла им супруга и его адъютанта, молодого симпатичного офицера драгунского полка. В парадном мундире, в блеске орденов, с голубой андреевской лентой через правое плечо, при золотой шпаге генерал, подтянутый и стройный, с воинственным орлиным профилем, выглядел великолепно. Екатерина Павловна смотрела на него с полным восхищением. Князь Петр улыбался жене очень нежно.

Без сомнения, присутствующие наблюдали счастливую семейную пару. Военные дороги, поля сражений, смерть, кровь и пот остались за спиной доблестного воителя. Он легко переживал испытания и не вспоминал о них потому, что сердцем всегда стремился сюда, к тихому и уютному гнездышку, созданному для него доброй, милой, преданной подругой. Здесь он находил отдохновение от ратных трудов, утешение от потери боевых товарищей, надежду на долгую и безоблачную совместную жизнь.

Возможно, такие мысли приходили в голову не только графу Разумовскому, пока князь Петр отвечал на вопросы Поццо ди Борго о своих недавних сражениях с турками на Дунае. Переводчиками с русского на немецкий и французский выступили поручик Древич и Екатерина Павловна, в совершенстве владевшая французским, немецким и итальянским.

Ответы генерала от инфантерии звучали кратко, образно, иногда – иронично. Шутил он, конечно, над неудачами мусульман и их покровителей французов. Спокойный, уверенный в себе, остроумный, отлично знающий ситуацию в прифронтовых землях, Петр Иванович излучал огромное обаяние и вскоре внушил публике интерес к собственной персоне. Его слушали внимательно, не перебивая. Атмосфера в гостиной с первых слов князя установилась благожелательная и непринужденная, как то и положено в добронравном семействе при общем сборе у камина, за чашкой чая.

Что скрывать, полководец Багратион был отменно светским человеком! Попав ко двору императора Павла Первого на тридцать восьмом году жизни, он сумел не только понравиться самодержцу, но и быстро усвоить необходимые правила поведения и обороты речи. На первых порах мешало ему незнание французского языка. Однако кое-какие обиходные слова и фразы он запомнил и вставлял их в разговор вполне уместно, чем отчасти восполнял недостаток своего образования. Потом, при начале войн с французами и особенно – после подписанного летом 1807 года в городе Тильзите договора с Наполеоном, вызвавшего волну недовольства в российском обществе, говорить по-французски стало признаком дурного тона. Им прекратили пользоваться в дворянских домах Санкт-Петербурга и Москвы.

– А что вы, генерал, думаете о нынешнем вторжении войск Корсиканца в Испанию? – спросил по-французски человек атлетического телосложения во фраке, украшенном алмазной восьмиконечной звездой ордена Подвязки.

– Желаю провала сей его кампании, – ответил Багратион. – Хотя я никогда не встречался с испанцами на поле боя. Умеют ли они воевать?..

Теперь переводила Екатерина Павловна. Она напомнила мужу, что вопрос ему задал посол Великобритании в Австрии сэр Самюэль Харкурт-Кинг, частый гость на ее вечерах и, естественно, искренний сторонник антифранцузской коалиции. Умолчала княгиня о том, что английская и русская разведка в Вене сейчас работают рука об руку. Кавалер ордена Подвязки неоднократно передавал ей значительные суммы денег за конфиденциальные сведения из императорского дворца Хофбург, где Екатерина Павловна бывала регулярно. К ней с симпатией относилась сама двадцатидвухлетняя императрица, третья по счету жена Франца Первого, поскольку ценила ее советы в области моды.

При этом как истинный джентльмен сэр Харкурт-Кинг никогда не претендовал на место в спальне княгини Багратион. Он являлся любовником ее лучшей подруги, герцогини Заганьской, также присутствовавшей здесь.

– Но зато вы много раз встречались с французами в сражениях, – не отставал от русского генерала англичанин.

– Французы – молодцы, – вдруг сказал Петр Иванович. – Идут в атаку храбро, при рукопашной схватке стоят до последнего, обычно стреляют метко. Ну и сам Боунапарте – человек не робкого десятка. Мне даже нравится его нахальство. Тут не поспоришь, он – противник серьезный.

Екатерина Павловна повернулась к мужу:

– Это тоже переводить, друг мой?

– Переведите, – кивнул головой князь Петр. – Сколько мы их положили под Пултуском, Прейсиш-Эйлау, Гейльсбергом, Фридландом – не сосчитать. А все лезут. Пусть островитянин знает, что без нас им с этой напастью не справиться. Пусть золотом платят за русскую кровь, жадные купцы заморские!

– Нет, так нельзя. Получается недипломатично, – тихо, но решительно ответила молодая женщина.

– Давно ли сделались вы дипломатом, ангел мой? – Петр Иванович взял ее руку и коснулся губами кончиков пальцев.

– Недавно. Всего года четыре назад, – сгоряча призналась супругу Екатерина Павловна. – Это случилось без вас. Впрочем, я ни о чем не жалею.

– Превосходно, ваше сиятельство! – взгляд Багратиона выражал безграничную нежность и сочувствие. – А теперь говорите. Говорите что угодно. Ваши гости наблюдают за нами слишком внимательно.

Из-за опоздания граф Разумовский очутился в гостиной довольно далеко от генерала и его супруги. Он слышал только громко произнесенный князем Петром монолог: «Французы – молодцы.» Это ему понравилось. Может быть, всей их пропаганде не хватало именно такой солдатской прямоты и жесткой правды. В Вене прекраснодушные господа любили рассуждать о боевых действиях отвлеченно, ведь они их не видели. Полководец, будучи участником реальных событий, привнес в беседу необходимую точность. Андрей Кириллович, удивленный его красноречием, тут же решил, что обязательно пригласит Багратиона и к себе на вечер.

Быстрый обмен репликами между князем и княгиней не долетел до его ушей. Между тем их отношения графа сильно занимали. Ему хотелось знать, как они теперь развиваются и удалось ли Екатерине Павловне найти общий язык, или проще говоря, задобрить очень сурового – так казалось Разумовскому – супруга, приехавшего в Вену с определенной целью. Все-таки он надеялся сделать Петра Ивановича, хотя бы на короткое время, союзником в борьбе с французами за влияние на двор Габсбургов, на армию и даже на целую страну.

Княгиня Багратион заговорила. Она избрала французский язык, как наиболее доступный всем присутствующим и коротко обрисовала бои русских с французами в Восточной Пруссии, где ее муж командовал арьергардом армии. Упомянула о битве под Фридландом, когда победу Наполеона определил лишь случай. Дала оценку договора в Тильзите и объяснила, почему российское общество недовольно уступками, сделанными царем Александром Первым наглому захватчику.

Поручик Древич, склонившись к генералу от инфантерии, шепотом переводил ему эту речь. Ему было очень трудно. Она содержала слишком много фраз, смысл которых иногда терялся из-за обилия придаточных предложений, сравнений, эпитетов. Типичное проявление так называемого «международного диалекта», имеющего применение на всевозможных европейских конгрессах и ассамблеях, куда собираются дипломаты и месяцами обсуждают спорный пункт какого-нибудь договора.

Единственное, что выручало молодого офицера, так это главный мотив. Умело, тонко и настойчиво вела его Екатерина Павловна: противодействие французской экспансии, объединение разнородных сил для отпора, забвение частных противоречий ради общего дела. Слова, как иголки к магниту, цеплялись одно за другое и сливались с притягательным стержнем намертво.

Княгиня Багратион не стала утомлять присутствующих долгими рассуждениями. Ровно через двенадцать минут, пошутив насчет пунктуальности музыкантов, она уже представляла гостям пианиста-виртуоза Иоганна-Непомука Гуммеля, ученика великого Сальери. Он опоздал на час. Но оправдывался, говоря о затянувшемся симфоническом концерте в помещении Венского музыкального общества, где ему сегодня довелось солировать.

Иоганн-Непомук был человеком молодым, красивым и несколько экзальтированным. Он с таким жаром поцеловал руку прелестной Екатерины Павловны, что генерал от инфантерии нахмурил брови. Пианист столь же темпераментно объяснился со слушателями. Поскольку вчера исполнился год со дня смерти его любимого композитора Иосифа Гайдна, то в память о нем Гуммель намерен сейчас сыграть две сонаты для фортепиано, сочиненные гениальным Гайдном лет двадцать назад.

Никто не возражал. Иоганн-Непомук сел к инструменту, откинул со лба черные вьющиеся волосы, задумался и затем опустил на клавиши широко расставленные тонкие пальцы. Гостиную, имевшую неплохую акустику, наполнили звуки музыки, легкие и мелодичные.

Пожалуй, в сочинении господина Гайдна отразилась его по-детски радостная душа. Соната словно бы уводила гостей княгини Багратион из тесного пыльного города в необозримые райские кущи, к веселой, пестрой толпе счастливых людей. Там водили хороводы прекрасные девушки и юноши, смеющиеся дети прятались за кустами роз, шутливо перебрасываясь цветами. Жизнь, полная любви, блаженства, вечной молодости, как до грехопадения Адама и Евы. Ни страданий, ни скорби – одно только сладостноэлегическое стремление к любимому образу, который носится вдали, в розовом мерцании вечера, не приближаясь, но и не исчезая, и пока он находится там, ночь не наступит, ибо он сам – вечная вечерняя заря, горящая над зелеными долинами и горами.

Прикрыв глаза рукой, генерал от инфантерии слушал виртуозную игру пианиста.

Восемь месяцев, проведенных в Молдавской армии, отдалили Петра Ивановича от подобных утонченных развлечений. Совсем иная музыка звучала в канонаде у стен турецких крепостей, в ковыльных степях под Рассеватом, где русские сошлись с османами в упорной сече, в неумолчном плеске волн Дуная, который они переходили в декабре 1809 года по наплавному мосту, почти касаясь подошвами сапог мутно-серой речной воды.

Однако следовало оставить эти воспоминания и настроиться на новый лад. Нет, не в открытой схватке под рев орудий и треск ружейных залпов предстоит ему выступить, чтобы отвоевать возлюбленную свою Екатерину Павловну. То ли по недоразумению, то ли по неопытности она вмешалась в некую политическую игру. Ее ведут в собственных интересах люди сведущие, хитрые и коварные.

Аплодисменты, которыми присутствующие наградили Иоганна-Непомука Гуммеля, отвлекли Багратиона от невеселых размышлений. Пока пианист раскланивался и отвечал на комплименты восхищенных дам, к генералу подошел граф Разумовский. Он сказал:

– Князь, меня восхитил ваш ответ британскому послу.

– Очень рад, – мрачно ответил Багратион.

– Нам, людям сугубо штатским, порой не хватает точных знаний об истинной картине войны. Она потрясает своей жестокой правдой, но именно события на полях сражений дают образцы высокого мужества и беззаветного служения своему Отечеству.

– Возможно, – кивнул головой генерал от инфантерии.

– Я хочу вас пригласить, – продолжал Разумовский. – По средам у меня в доме всегда собирается небольшой круг добрых знакомых.

– Боюсь, не получится. Завтра я уезжаю на лечение в город Баден.

– Но вы же еще вернетесь в Вену, – граф не собирался так легко отпускать славного героя. – Ваше присутствие украсит вечер. Уверяю, вы тоже не пожалеете. У меня бывают очень интересные люди. Например, ближайший помощник министра иностранных дел Фридрих фон Гентц.

Услышав свое имя, им издали поклонился пожилой, лысоватый человек в темнобордовом форменном фраке австрийского Министерства иностранных дел, который о чем-то разговаривал с сэром Самюэлем Харкуртом-Кингом. Багратион тоже поклонился ему в ответ.

– Один из моих любимых собеседников, – Разумовский заглянул Петру Ивановичу в глаза, – генерал князь Ауерсберг, бывший военный комендант Вены. По-моему, вы с ним встречались в 1805 году.

– Встречался, – подтвердил Багратион.

Он действительно знал этого болвана, который вместо того, чтобы сжечь единственный мост через Дунай и тем не допустить переправы французских войск, позволил им сделать это. Он поверил Мюрату и Ланну, сообщившим ему о перемирии, якобы недавно заключенном между противоборствующими сторонами. Они поклялись ему честью. Но какая честь может быть у сына трактирщика, или сына конюха, даже если они одеты в маршальские мундиры?

– Князь Ауерсберг с похвалою отзывается о вашем полководческом таланте, особо проявившимся в бою за Шенграбен, – Разумовский, видя, что упоминание имени бывшего военного коменданта Вены не произвело должного впечатления на собеседника, перешел к прямой лести.

– Лучше бы он занимался собственными делами, – хмуро ответил генерал от инфантерии.

Давно не сталкивался Андрей Кириллович с таким упорным нежеланием отвечать на его предложения. Но у бывшего посла России в Австрии имелась еще одна козырная, как он считал, карта. Граф выложил и ее:

– Княгиня Багратион тоже посещает мои вечера. Вы вместе представляете дивную семейную пару и могли бы.

– Моя супруга бывает у вас? – Петр Иванович посмотрел на Разумовского пристально.

– О, да, ваше сиятельство. Внимание просвещенных гостей всегда привлекают красивые и умные женщины. Екатерина Павловна – лучшая представительница сего удивительного сословия.

– Может быть, граф, я подумаю над вашим приглашением.

Гости разъехались, и они устроили ужин.

Поручик Древич тоже принимал в нем участие. Сегодня он видел Екатерину Павловну второй раз, но влюбился в нее с первого раза. Молодой офицер краснел, бледнел, заикался и не смел поднять на княгиню глаз. Петр Иванович, усмехаясь, советовал ему больше внимания уделить паштету «фуа-гра», отлично приготовленному.

Екатерина Павловна, незаметно пожав руку мужа, сидевшего рядом с ней, принялась с милой улыбкой расспрашивать Древича о его семье. Она жалела скромного и застенчивого юношу.

Багратион равнодушно слушал сбивчивые ответы адъютанта и размышлял о вечере, который закончился час назад. Разные, значительные по своему положению в обществе персоны почтили его своим присутствием. Бесспорно, кто-то из них оказывал влияние на молодую женщину. Ведь не сама же она додумалась до всех этих рассуждений о французской экспансии, о необходимости объединения в борьбе с Наполеоном, о новой войне в Европе, куда неизбежно будет втянута и Россия. Женского ли ума дело – давать подобные прогнозы?

Однако князь Петр, по природе человек наблюдательный, продолжал удивляться превращениям любезной супруги. Десять лет назад наивной, неопытной девчонкой вместе с ним в их хлебосольном доме в Санкт-Петербурге принимала она гостей, слушала их разговоры, нередко перераставшие в споры, да помалкивала. А сейчас умело направляла общую беседу, комментировала, проявляя знание деталей европейской политики, знакомство с историей, с международной публицистикой, с тем ворохом идей и взглядов, что ныне царили при дворах правителей в России, Австрии, Франции, Великобритании. Кто научил ее?

Больше всего подозрений у генерала от инфантерии вызывал граф Разумовский. Петр Иванович сегодня случайно стал свидетелем сцены, как, сойдясь на минуты две, его жена и бывший посол Российской империи в Австрии обменялись репликами на русском языке, которого здесь никто не понимал. «Не беспокойтесь, Андрей Кириллович, я не забуду!» – вот какой ответ дала ее сиятельство отставному дипломату, выслушав его сентенцию. Багратион, к великому сожалению, подошел к ним чуть позже и данное наставление не расслышал. Но оно имело место, это абсолютно точно.

В будуаре Екатерины Павловны, обставленном мебелью с розовато-лиловатой гобеленовой обивкой, князь Петр столкнулся с горничной Надин. Она выходила из спальни госпожи, держа в руках кипу дамского белья. Француженка бросила на него веселый взгляд и приветливо произнесла:

– Всье карашо!

Уроженка Нормандии говорила сущую правду. В объятиях молодой супруги Петр Иванович на какое-то время забыл о своих тревогах. Тут словно бы океанская волна вынесла потомка грузинских царей на берег тропического острова.

Одинокая островитянка, нагая и прекрасная, сначала соблазняла путешественника, потом сопротивлялась, но скорее – для вида, чтобы разжечь его желание, потом отдавалась с необузданной страстью дикарки. Это было совсем не похоже на предыдущее их свидание. Генералу чудился шелест пальм над головой, пение экзотических птиц, отдаленный шум океана. Он снова и снова целовал божественную грудь возлюбленной. Она, запустив пальцы в его густые черные волосы, смеялась и спрашивала, доволен ли он теперь своей женушкой, непослушной, несносной, покинувшей благоверного на целых пять лет.

К середине ночи они оба изрядно устали и легли на высокие подушки. Но сон не шел. Пережитое возбуждение не давало покоя. Кроме того, им ужасно захотелось есть. Будить прислугу, разжигать очаг на кухне представлялось совершенно невозможным.

Багратион, вспомнив, как он, будучи подпоручиком в штабе светлейшего князя Потемкина-Таврического, ночью ходил в разведку в стан мусульман, теперь по наущению жены отправился на вылазку к буфету в столовой. Там ему попалось полкаравая хлеба, тарелка с нарезанной ветчиной, немного сыра и почти полная бутылка красного вина.

Ничего вкуснее этих продуктов князь Петр давно не пробовал.

Вино, за отсутствием бокалов налитое в чайные чашки из китайского сервиза, стоявшего на горке в будуаре, как ни странно, отрезвило его. Запивая им ветчину с хлебом, он спросил:

– Ангел мой, скажите пожалуйста, кто такой Разумовский?

Она пожала плечами:

– Действительный тайный советник. Но сейчас – в отставке.

– За четыре дня в Вене я побывал в трех местах. Наше посольство, военное министерство Австрии и ваш дом. В двух местах встретил Андрея Кирилловича. Чем он занимается?

– Живет, развлекается, тратит деньги.

– На обычного светского жуира он не похож, – заметил князь.

– Конечно, он не жуир, – согласилась молодая женщина. – У него за плечами – большой опыт дипломатической службы. Он очень умен, образован, разбирается в искусстве, отлично понимает людей. В Вене его любят за щедрость и открытость.

Дальнейшая характеристика графа в устах Екатерины Павловны напоминала дифирамбы. Ни одного отрицательного эпитета, ни одного слова, которое бы вызывало сомнения в достоинствах Андрея Кирилловича. Так можно говорить о человеке, бесконечно уважаемом. Если же говорит женщина о мужчине, то легко предположить, что она и он.

Генерал тонко улыбнулся:

– Разве вы не знаете историю про Разумовского и первую супругу императора Павла?

На мой взгляд, он совершил тогда возмутительный, ничем не оправдываемый поступок.

Красавица вздохнула:

– Да, его осуждали в обществе. Но ведь это – грехи молодости. В тридцать шесть лет он женился на австрийской графине Элизабет фон Тун фон Гогенштауфен. Поверьте, более счастливой семейной пары я не видала. Андрей Кириллович просто боготворил прелестную Элизабет. Как жаль, что жизнь ее оборвалась рано.

– Когда она умерла? – участливо спросил Багратион.

– В декабре 1806 года, у него на руках. Ее свела в могилу тяжелая долгая болезнь. Что-то с легкими. Граф был безутешен. Отчасти это явилось причиной его отставки.

– Женщины с тех пор его не интересуют?

– Друг мой, – княгиня Багратион пристально посмотрела на генерала, – сие мне неведомо. Андрей Кириллович – человек чрезвычайно общительный. У него множество знакомых. Среди них встречаются и дамы. Большего сказать вам не могу. Потому что он как мужчина, как партнер в любви мне безразличен. Он не в моем вкусе. Абсолютно!

Слишком твердо и жестко прозвучали ее слова. Выражение лица не изменилось, осталось спокойным и каким-то отстраненным. Петр Иванович почувствовал: она не лжет. В течение разговора он наблюдал за Екатериной Павловной и, как ему казалось, улавливал малейшие перемены в ее настроении. Теперь князь поверил жене сразу и бесповоротно. В таком случае реальностью становилась другая версия, к каковой он склонялся больше и больше. Генерал от инфантерии задал княгине новый вопрос:

– Разумовский давал вам наставления в течение минувшего вечера, не правда ли?

– Неужели вы их слышали? – удивилась молодая женщина.

– Не слышал. Но они имели место, я знаю.

Екатерина Павловна поставила чашку с вином на тумбочку возле кровати, встала, надела пеньюар и начала ходить по спальне. Пламя трех свечей в бронзовом подсвечнике колебалось то вправо, то влево, словно следуя за ней. Причудливые тени поползли по стенам комнаты.

– Если вы знаете, то зачем спрашиваете? – наконец она повернулась к мужу.

– Боюсь за вас, – ответил он.

– Я мало чем рискую.

– Вижу, вы не понимаете, куда ввязались, ангел мой. Ведь это – не ваша любимая игра «трик-трак». Это – разведка, пусть и дипломатическая. Французы, если их армия вступит в Вену, не будут церемониться ни с кем. Надеюсь, вам известна трагическая судьба герцога Энгиенского?

– Другая ситуация, – возразила красавица. – Герцог – их соотечественник, принц из низложенной династии Бурбонов.

– А образ их действий?

– Да, он отвратителен, – согласилась она.

В марте 1804 года Наполеон всем показал, что многовековые законы феодальномонархической Европы уважать не намерен. Герцог Энгиенский, эмигрировав из Франции, тихо и мирно жил в немецком княжестве. Но, по донесениям агентов министра французской полиции Фуше, этот молодой принц якобы являлся главой заговора роялистов против Бонапарта. Отряд драгун пересек границу чужого государства, захватил герцога и доставил его в Венсенский замок во Франции. Там военный суд, несмотря на явный недостаток улик, быстро приговорил его к расстрелу. Приговор привели в исполнение той же ночью, у стены замка.

Это ничем не прикрытое политическое убийство вызвало шок в европейских столицах. Однако публично и в резкой форме действия Наполеона осудил только один правитель – царь Александр Первый.

Судя по всему, расстрела у крепостной стены княгиня Багратион не боялась. Впрочем, она всегда, с первых дней их совместной жизни, отличалась какой-то особой твердостью характера и решительностью. Петр Иванович, немало повидавший на своем веку и отчаянных смельчаков, и неисправимых трусов, и просто осторожных, расчетливых людей, расценивал эти ее качества сугубо положительно. Родись Екатерина Павловна мальчиком, думал генерал, из нее со временем бы вышел дельный, храбрый офицер.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю