Текст книги "Отпусти синицу"
Автор книги: Алла Бархоленко
Жанры:
Драматургия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
М и к е ш а. Я дал вам лишь горсть истин, но, кроме них, есть бесчисленное количество других истин, и их тоже не счесть…
Н и к и т а. Это кто же? Сказал так?
М и к е ш а. Будда.
Н и к и т а. Ну, брат, врешь!
М и к е ш а. Почему вру?
Н и к и т а. Бог доброго сказать не может. Бог больше приказы любит. Попужать, молниями потрясти – самое божье дело.
М и к е ш а. Ну, а Христос, например?
Н и к и т а. Христос… Христос не бог, а сын божий. Да еще незаконнорожденный. У него конфликт с папашей. Не, ты мне на божественное не сворачивай. У меня с богом отношения натужные. Не люблю богов. Если бог – значит, обман. Каждый себя утверждает, громами бренчит… А ты не баптист?
М и к е ш а. Нет.
Н и к и т а. Смотри. А то ночевать не пущу. В божественное люди ударяются от трусости, когда с собой управиться не могут, – чтоб думать больше не надо.
М и к е ш а. Хорошо так…
Н и к и т а. Что – хорошо?..
М и к е ш а. Тепло…
Н и к и т а. Э, брат, сколько картошки мы с тобой наскребли. Ладно, на завтра пойдет. Варить поставлю. (Уходит.)
Робко приближается К л ю к в и н а – мать М и к е ш и.
К л ю к в и н а. Микеша… Микеша, это я.
М и к е ш а. А-а… Вижу.
К л ю к в и н а. Здравствуй, сынок.
М и к е ш а. Здравствуй.
К л ю к в и н а. Я сяду, Микеша? Можно тут?.. Микеша, я тебя по всему городу искала, а сейчас Евгений Львович сказал…
М и к е ш а. Нечего было искать.
К л ю к в и н а. Тебе больно? Давай перевяжу, я умею…
М и к е ш а. Сиди! Сиди там!..
К л ю к в и н а. Хорошо, хорошо, я сижу.
М и к е ш а. И нечего было меня искать.
К л ю к в и н а. Хорошо, Микеша, хорошо. Только не волнуйся. (Молчит.)Ты, Микеша, как же теперь? Ты из дому совсем ушел?
М и к е ш а. Совсем. Сказал уже.
К л ю к в и н а. Что же ты здесь? Могилы, кресты… ужас какой. Мог бы к тете Мане пойти.
М и к е ш а. Я не хочу к тете Мане.
К л ю к в и н а. И правда, она всех заставляет играть с ней в лото, до самой ночи играет. А почему ты не пошел к Федоровым? Евгений Львович хорошо к тебе относится. Я у них была, у них квартира просторная, не то что у нас – одна комната, мог бы у них. Ты не знаешь, им убирают или они сами? Абажур у них смешной… (Молчание.)Микеша, я тебе новую рубашку достала, у Лидочки в отделе… Импортная, их в полчаса разобрали. Ты зайди домой, возьми. За рубашкой ведь можно зайти?
М и к е ш а. Не хочу я никакой рубашки!
К л ю к в и н а. Хорошо, Микеша, хорошо… Я сама оставлю ее у Евгения Львовича. Гена тебе покажет, где она будет лежать… (Вздохнула.)У меня ревизия была, сынок.
М и к е ш а. Что?!
К л ю к в и н а. Я как раз приготовила внести… Все полностью приготовила. Сегодня или завтра хотела… Но эта случайность, которая вечером… И ревизию уже сделали…
М и к е ш а. Какая случайность?!
К л ю к в и н а. Ну, ты знаешь… Ипполит Егорович…
М и к е ш а. Какой Ипполит Егорович?..
К л ю к в и н а. Вы в тот вечер… позавчера… Ты его… А он обиделся… Ты же слышал, как он на лестнице кричал, что припомнит! Только я не думала, что он сразу…
М и к е ш а. Что – сразу?
К л ю к в и н а. Ипполит Егорович к директору пошел… К директору универмага. Он очень обиделся тогда… Пошел к директору и сказал, что я брала деньги… из кассы. Отдел сразу закрыли, и сразу ревизия… А деньги дома… Деньги, которые я собрала, чтобы внести. И теперь уже никак…
М и к е ш а. Говорил, говорил, говорил же тебе!
К л ю к в и н а. Микеша, я же послушалась, я всю сумму собрала, я шубу продала и еще кое-что, я все хотела внести… Ты бы попросил Евгения Львовича… Ну, Федорова… Микеша. Что – Федорова?
К л ю к в и н а. Он же в милиции работает, он бы мог… А я бы выплатила… Говорят, он может понять.
М и к е ш а. Что, что, что понять?..
К л ю к в и н а. А то ведь суд… Сказали – в суд передадут… Ты попроси, а? (Микеша беспомощно смотрит на мать. И вдруг, все смотря на мать, не двигаясь, плачет.)Микеша… Микеша… Ну что ты, сынок…
М и к е ш а. Не подходи… Не подходи… Сиди там!
К л ю к в и н а. Хорошо, хорошо. Я сижу. Вот видишь, я сижу. (Молчание.)Если бы Евгений Львович за меня попросил…
М и к е ш а. Нет!
К л ю к в и н а. Что «нет», Микеша?
М и к е ш а. Он не будет просить!.. Я не хочу! М-м…
К л ю к в и н а. Тебе очень больно, сынок? Он тебя сильно ударил? Дай я поправлю…
М и к е ш а. Нет!.. Нет!
К л ю к в и н а. Хорошо, хорошо. Я не буду. Я ничего не буду. (Молчание.)Микеша… Тогда меня судить будут. (Микеша отворачивается от нее, прислоняется головой к ограде.)Хорошо, Микеша… Я пойду… Я пойду, Микеша?
М и к е ш а не отвечает, К л ю к в и н а нерешительно уходит. М и к е ш а стоит, прислонившись к ограде. У него маленькая, беззащитная спина. Проступает игривая, упрощенная мелодия, приближается, звучит нелепым диссонансом. Появляется Н и н а, помахивает включенным транзистором. За ней идет Г е н н а д и й. Они не замечают М и к е ш у.
Г е н н а д и й. Выключи транзистор.
Н и н а. Зачем?
Г е н н а д и й. Лучше пойдем.
Н и н а. Ты что, боишься покойников? Мы исходили весь город, у меня ноги отваливаются. (Садится на могильную плиту, вытряхивает песок из туфли.)
Г е н н а д и й. Но тут же нельзя!
Н и н а. Что – нельзя?
Г е н н а д и й. Тут нельзя сидеть.
Н и н а. Я только песок вытряхнуть.
Г е н н а д и й. Ты сама знаешь, что нельзя.
Н и н а. Тогда у меня будут мозоли.
Г е н н а д и й. Выключи транзистор.
Н и н а. Плита теплая от солнца… А ты ужасно нудный. Ищешь Микешу. Потому что так сказал папа. А когда ты скажешь что-нибудь сам?
Г е н н а д и й. У меня здесь похоронена мать.
Н и н а. Пожалуйста, я пересяду на скамейку. Только это ложь, что я пересела, во мне ничего не изменилось. Я та же, что и на той плите. Какой-то девятнадцатый век, сплошное благородство, просто скулы сводит!
Г е н н а д и й. Надо уважать смерть.
Н и н а. Надо уважать жизнь, а не смерть!
Г е н н а д и й. Выключи транзистор.
Н и н а. Пожалуйста. (Выключает.)
Г е н н а д и й. Ты согласилась со мной первый раз за сутки.
Н и н а. Ты помнишь свою мать?
Г е н н а д и й. Немного.
Н и н а. Какая она была?
Г е н н а д и й. Летом мы выезжали на дачу, вечерами выходили на крыльцо, мать пела с хозяйкой старые песни. Деревенские бабы приходили слушать.
Н и н а. А еще?
Г е н н а д и й. Комары кусались… Но мать почему-то не трогали. Когда ловили раков, ей попадались самые крупные.
Н и н а. Еще.
Г е н н а д и й. Помню, как отец сидел в лодке, я кричал ему, что клюет, а он не слышал. Он смотрел, как мать чистит котелок. Я тоже посмотрел. У матери были белые руки, между пальцами просочилась сажа. Я не понял, почему на это можно смотреть долго, и опять закричал, что клюет.
Н и н а. У твоего отца не было другой женщины?
Г е н н а д и й. Мы не говорили об этом.
Н и н а. Напрасно.
Г е н н а д и й. Почему?
Н и н а. Может быть, он хочет, чтобы ты помог ему?
Г е н н а д и й. Я?
Н и н а. Может быть, он хочет, чтобы ты помог ему освободиться. Освободиться от прошлого, которое все равно… здесь…
Г е н н а д и й. Отец никогда не изменит матери. Он любил ее.
Н и н а. Ты дурак!.. Обыкновенный самовлюбленный дурак! (Включает транзистор.)
Г е н н а д и й. Пожалуйста, выключи транзистор.
Н и н а. Ты никогда не будешь радоваться! И другим не дашь! Ты холодный, как устрица!
Г е н н а д и й. Выключи транзистор!
Н и н а. Все хотят, чтобы я что-то решала, думала, противостояла, несла ответственность, каждый хочет сделать из меня хорошего человека! Я не хочу быть хорошей! Мне скучно быть хорошей!.. Господи, как светит солнце… Я не хочу драм! Они всем надоели! Никто не заставит меня страдать, даже твой отец!.. Он лжет!
Г е н н а д и й. Мой отец не лжет!
Н и н а. Меня тошнит от твоей ослепительной рубашки, от твоей вежливости и варенья из тыквы!
Г е н н а д и й. По-моему, еще неделю назад…
Н и н а. Да! Еще неделю, еще два дня назад!
Г е н н а д и й. Ты хочешь, чтобы я ушел?
Н и н а. Да… Не знаю… Да!
З а н а в е с
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина третья
Квартира Ф е д о р о в а. Ф е д о р о в и М и к е ш а.
М и к е ш а. Евгений Львович… Понимаете, Евгений Львович…
Ф е д о р о в. Ты не старайся, ты говори, как думаешь.
М и к е ш а. Да, да, я постараюсь… То есть… В общем, моя мать… Я хочу сказать, что моя мать… Мне очень жалко ее. Она никогда не чувствовала себя счастливой. Ей очень хотелось иметь семью… мужа. У меня ведь не было отца… то есть… вы понимаете. Однажды ей показалось, что все будет хорошо, она радовалась, что будет мужчина в доме… сказала, что и для меня лучше. А он обобрал нас до нитки и уехал. Она даже не плакала. Сделалась какая-то ватная – куда посадишь, там и сидит. А потом все просила у меня прощения и твердила, что все исправит. Ей казалось, что она в чем-то виновата… А она не виновата. Разве человек виноват в том, что у него белые волосы или маленький рост? Это у нее характер… Я тогда не понял, что она хотела исправить, только потом догадался, что она решила во что бы то ни стало найти мне отца… То есть… Я понимаю, что на самом деле не совсем так… не полностью из-за меня… Только какая разница, из-за чего человеку плохо? Ну, и пошло… я мужчин презирать стал! Не всех, но… Придет, напьется, требует, чтоб ботинки снимали… Не понимаю! Хорошо, что ни один такой на ней не женился. Я ей говорил, но… В общем, сейчас совсем плохо – растрата у нее. В суд передают…
Ф е д о р о в. Много?
М и к е ш а. Четыреста рублей.
Ф е д о р о в. Да, малыш, невесело.
М и к е ш а. Теперь, когда будет суд… Я не должен приходить к вам?
Ф е д о р о в. Ну, ну… Без чепухи.
М и к е ш а. Стыдно… С вами – могу, а так…
Ф е д о р о в. Ты хочешь еще что-то сказать?
М и к е ш а. Мать просила, чтобы я… Чтобы вы…
Влетает Г е н н а д и й.
Ф е д о р о в (сыну). Ну? Что у тебя?
Г е н н а д и й. Да так…
Ф е д о р о в. Выкладывай.
Г е н н а д и й. Да ничего такого…
Ф е д о р о в. Выкладывай, выкладывай!
Г е н н а д и й. Ну… Разбил витрину… Нечаянно.
Ф е д о р о в. Один справился?
Г е н н а д и й. Один…
Ф е д о р о в. Милиция за углом. Деньги можешь заработать на погрузке арбузов. Вопросы есть?
Г е н н а д и й. Нечаянно, честное слово!
Ф е д о р о в. Надеюсь.
Г е н н а д и й. Но это же месяц работы!
Ф е д о р о в. Да, витрины почему-то стоят дорого.
Г е н н а д и й. Ничего себе… (Уходит.)
Ф е д о р о в. Одну минуту, Микеша… (По телефону.)Митин? Здравствуй, Иван Дмитриевич. Да, я… Иван Дмитриевич, сейчас к вам мой наследник зайдет. Сними с него стружку погуще… Ну, спасибо. (Вешает трубку.)Так… С Генкой мы устроились. Так что ты хотел сказать?
М и к е ш а. Нет… То есть… Нет, я ничего не хотел сказать, Евгений Львович. Больше ничего.
Ф е д о р о в. Подожди-ка, я кое-что тебе приготовил. Вот – «Жизнь Рамакришны», «Жизнь Вивекананды», Ромен Роллан.
М и к е ш а. Спасибо, Евгений Львович. Только Индия – теперь это так далеко… А рядом совсем другое.
Ф е д о р о в. Расквасился! Готовься не сдаваться, а побеждать. Сутулишься? Почему? Читаешь много? Согни-ка руку… Ну, брат, тебе тоже нужно арбузы грузить. Постой… Ага, вот они! (Вытаскивает гантели.)Утром и по вечерам – ясно? И в любое время! О выполнении доложить. Воскресенье ничем не занимай – поедем за грибами.
М и к е ш а. Куда?
Ф е д о р о в. Час электричкой, десять километров пешком… Страдание не культивировать надо, страданию надо сопротивляться. (Усмехнулся.)Даже грибами.
М и к е ш а. Я подумал… Если бы не вы… Мне убить хотелось. И я не знаю… Может быть… Если бы не вы.
Ф е д о р о в. Ты ведь хотел мне что-то сказать. Пять минут назад. Правильно, что не сказал! Никогда не проси о снисхождении.
М и к е ш а. Теперь я пойду… Я… Вы… как отец. За это смешно благодарить… но когда-нибудь… я тоже помогу. Кто встретится… Я теперь никогда не пройду мимо. (Уходит.)
Ф е д о р о в садится в кресло, останавливается взглядом на картине. Встает, перевешивает картину – как ее когда-то перевесила Н и н а. Смотрит задумчиво. Неслышно входит Н и н а.
Н и н а. Здравствуйте…
Ф е д о р о в. Нина?.. Здравствуйте, Ниночка! А с Геннадием вы разминулись? Он только что вышел… Правда, не уточнил – куда.
Н и н а. Он на свидание.
Ф е д о р о в. Не понял?
Н и н а. Я говорю – на свидание. Мы проверяем свои чувства.
Ф е д о р о в. Проверяете?
Н и н а. Проверяем. Ну, понимаете, случайно это – я и он – или нет. Понимаете? Если не любовь, а совпадение? Кто-то другой мог искать тогда для меня трехкопеечную монету… Или другая девушка в ту минуту захотела бы пить… Или каждый из нас пошел бы по другой улице… И все равно потом говорили бы – кому-то другому говорили бы – «ты мой единственный человек»… А на самом деле было бы, что единственный человек совсем другой и об этом можно никогда не узнать… Значит, и эти слова – ложь? Что же у человека есть? Вы можете сказать, что у человека есть?
Ф е д о р о в. У человека есть он сам…
Н и н а. А если нет и этого? Если я не знаю, что я такое? Не знаю, чего хочу, что люблю?
Ф е д о р о в. Все это человек создает… Любовь – тоже.
Н и н а. Создавать любовь?
Ф е д о р о в. А вы считаете, что ее кто-то приготовил для вас, как приготавливают соус? А вы – потребитель готового? Нет. Я счастлив, что мне дана свобода творчества… Значит, говорите, у него свидание?
Н и н а. Да, рыжая такая, прическа, как башня… И с собакой. Бульдог. Морда – вот так, а зовут – Ангел…
Ф е д о р о в. Ангел?
Н и н а. Ангел. И без намордника. Это безобразие – водить ангелов по улице без намордника!
Ф е д о р о в. Полнейшее безобразие.
Н и н а. Вот видите… У меня сейчас полоса – глупости делать. Вы думаете, это надолго?
Ф е д о р о в. А как вы узнали, что – глупости?
Н и н а. Очень просто. Все глаза раскрывают – вот так!
Ф е д о р о в. Тоже мне доказательство!
Н и н а. Еще Генка говорит.
Ф е д о р о в. И Генка не доказательство. Генка у меня в дедушку – тот до смерти галстуки носил.
Н и н а. А у мамы от вас мигрень началась!
Ф е д о р о в. Неужели?
Н и н а. Как услышала, что вы милиционер… Кошмар! Евгений Львович, а в милицию баб… то есть женщин, берут?
Ф е д о р о в. Бывает.
Н и н а. Представляете: я по городу, в форме… Парни под заборы шарахаются. А я им: гражданин, под заборами только кошки лазают… Блеск!
Ф е д о р о в. А мама?
Н и н а. Ну, мама… Повяжет на голову еще одно полотенце. Чем это пахнет? Горит что-то!
Ф е д о р о в. Правильно, этим должно было кончиться… (Бросается на кухню. Возвращается.)Упрямая попалась скотина – сгорела, но не сварилась. Из такой говядины автомобильные покрышки делать…
Н и н а. А картину снова перевесили… Кто?
Ф е д о р о в. Разве?
Н и н а. Вы все еще ничего не понимаете?
Ф е д о р о в. Что я должен понимать?
Н и н а. А чего вы испугались?
Ф е д о р о в. У вас на физиономии написано, что вы сейчас сделаете очередную глупость.
Н и н а. А может быть, первый раз в жизни поступлю умно. Сядьте и молчите. Вот прихожу к вам, и мы болтаем… разговариваем. И мысли какие-то странные… Разноцветные. Никогда ни о чем таком я не думала. И вдруг черт знает что… И вы говорите черт знает что… Кто-нибудь со стороны послушает, скажет – психи. А мне интересно. И в голове – как будто окна открыли. Оранжевые, зеленые, сиреневые… яркие! И все не такое, как раньше… Вы же понимаете, почему это?
Ф е д о р о в. Наверно, солнца много… Погода хорошая. Говорят, такого лета десять лет не было…
Н и н а. Какая погода? Какое лето? Зачем вы о погоде?
Ф е д о р о в. Извините, Ниночка, мне нужно уйти.
Н и н а. Ничего вам не нужно уйти!
Ф е д о р о в. Честное слово, нужно! Генка разбил окно в магазине, и я хочу проверить…
Н и н а. Господи, как вы бездарно придумываете!
Ф е д о р о в. Я не придумываю…
Н и н а. Он дрессирует бульдога!
Ф е д о р о в. Никакого бульдога нет!
Н и н а. Это не имеет значения!
Ф е д о р о в. Вы совсем ребенок, Ниночка… Мне, правда, пора.
Н и н а. Если вы сейчас уйдете, я совершу преступление! И вам придется разговаривать со мной по долгу службы!
Ф е д о р о в. Хорошо. Говорите.
Н и н а. Я?.. Разве я должна говорить?
Ф е д о р о в. А кто же?
Н и н а. Ну, знаете!.. (Кинулась вон.)
Ф е д о р о в, вместо того, чтобы уйти, торопливо запирает дверь.
З а н а в е с
Картина четвертая
Ф е д о р о в у стола, убирает посуду. Входит З и н к а. Останавливается в дверях. Стоит, смотрит.
Ф е д о р о в. А, Зина… Проходите, садитесь. Чай будем пить. Любите чай с селедкой?
З и н к а (чопорно села на краешек стула). Кто же сладкое-то с селедкой-то… (Молчание.)Погода сегодня хорошая… Солнышко.
Ф е д о р о в. Ничего погода.
З и н к а. Федоров, давай я тебе посуду помою. Или постираю.
Ф е д о р о в. Спасибо, Зина.
З и н к а. Чего спасибо, чего спасибо? Я мигом, посуду… (Сгребает все в миску, роняет.)Разбила… Не везет мне, Федоров. Соберусь хорошо сделать – р-раз! И наоборот! Руки у меня видишь? Мешки грузить – могу, деревья рубить – пожалуйста или задену которого – тоже ничего. А похрупче чего – не выдерживает. Я себе давно железные кружки завела. В случае чего – вмятина на боку, и опять в дело. Чего молчишь, Федоров?
Ф е д о р о в. Слушаю.
З и н к а. А чего меня слушать? Меня слушать смысла нет… Знаю, что смысла нет, а пришла. Гони-ка ты меня в шею, Федоров. А то нахамлю тебе, набушую – гони, пока не поздно.
Ф е д о р о в. Не набушуешь, Зина.
З и н к а. Это почему?
Ф е д о р о в. Неохота тебе сегодня бушевать.
З и н к а. Гляди-ка… Глазастый!
Ф е д о р о в. Ты сегодня необычная. Нарядная.
З и н к а. Ну уж… Скажешь… Будто уж… Кофточка только… Сумочка вот… уж и сразу… Глазастый ты, Федоров! Слышь, Федоров… А кабы я всегда такая… Это бы ничего?
Ф е д о р о в. Ничего бы.
З и н к а. Чуешь, чем пахнет-то? Веником березовым пахнет. В бане была, веником нахлесталась. А то ведь в теперешних ваннах разве мытье? Так, мокрота… Эх, духовитая я да смиренная! Как на вербное воскресенье. Знаешь, что такое вербное воскресенье, Федоров? И я не знаю, и леший с ним, не в том причина… Обрыдли мне мужики, Федоров. Все как есть, до единого. Беда ведь, Федоров. Как жить-то теперь?
Ф е д о р о в. Ну, нашла тоже беду… Может, и не беда вовсе?
З и н к а. Непривычно мне отказывать себе. Без узды жила. Уехал бы отсюда, Федоров… Уедешь?
Ф е д о р о в. Нет, Зина.
З и н к а. И хорошо, что нет… Ох, беда, Федоров!
Ф е д о р о в. Смотрю я на тебя и думаю, что силы в тебе – как в Илье Муромце. Сильному человеку весело нужно жить. Чем труднее, тем веселее: все могу! И это могу! Чего хочешь могу!..
З и н к а. Это я-то?
Ф е д о р о в. А не так, что ли? В работе мужика заткнешь, четверых родила, а ядреная, как девка. А скучно тебе оттого, что трудности не ищешь. Трудность-то, может, тебя одну и ждет, потому что другой никто с ней справиться не в силе…
З и н к а. Эко, как наворачиваешь! Приманочку на большую рыбку раскидываешь. Не на щуку ли? Да ведь щука-то на живое берет… На живое, Федоров!
Ф е д о р о в. Ну, как знаешь.
З и н к а. Ну? Не так сказала? Обиделся? Ну, куда ты, Федоров? Чего дурьим словам смысл придавать? Ты говори, говори, чего хочешь… Я ведь понятливая! Только доселе мне слушать никого неохота было… Федоров! Слышь, Федоров… А ты в самом деле никуда не уедешь?
Ф е д о р о в. Не уеду.
З и н к а. А помогать-то мне станешь? Поговорить когда… Сейчас тебе по службе положено…
Ф е д о р о в. Чаем-то поить?
З и н к а. Ну… Я нарушаю, ты воспитываешь… По службе положено, тебе деньги за это платят.
Ф е д о р о в. Деньги, говоришь? А ты ведь больше моего получаешь, Зина.
З и н к а. А как перестану вот нарушать, так тебе и дела до меня никакого… Ты гляди-ка, Федоров, невыгодно мне перевоспитываться! Невыгодно. Какую воздачу я иметь буду? Никакой. Как все буду. По улице пойду – никто и не заметит… А сейчас, Федоров, сейчас-то иду – каждый коль не скажет, так подумает: вот она, вот Зинка-стерва идет!.. Никакой профессор такого внимания не имеет.
Ф е д о р о в. Не надоело внимание-то?
З и н к а. Экий ты, Федоров… Все-то тебе точку поставить надо. Может, и надоело. А может, твое-то хорошее да правильное быстрее мне надоест! Может, я в нем а часу не вынесу!
Ф е д о р о в. Может, и не вынесешь.
З и н к а. Златых гор не обещаешь – и то ладно… Ты помоги мне. Слышь, Федоров? Просьба у меня.
Ф е д о р о в. Говори.
З и н к а. Диму, самого младшего, пусть отдадут, а?
Ф е д о р о в. Сейчас не отдадут, Зина.
З и н к а. А ты им скажи… Ты мне поверь, Федоров.
Ф е д о р о в. Я – этого мало, Зина.
З и н к а. А долго ждать-то? Я долго не смогу… Вот ведь какое дело – не смогу, Федоров! Ты же понимать должен, ты понимать должен… Другого-то у меня ничего нет, ведь нет? Не может ведь быть?.. Ты не думай – не прошу, не валяюсь, уж любви-то Зинка ни у кого не просила… Беда ведь, Федоров. Ох, беда!
Ф е д о р о в. Ты подержись, Зина. Немного… Я схожу.
З и н к а. Сходи, Федоров.
Ф е д о р о в. Хорошая ты сегодня, Зина.
З и н к а. Гляди-ко, как ты говоришь… Повтори, Федоров…
Ф е д о р о в. Хорошей быть можешь…
З и н к а. Ну ладно… Ты не надо больше. И так запомню. Ты сейчас помолчи немного. Так посидим.
Сидят молча. Входит Г е н н а д и й.
(Вздохнула, поднялась.)Спасибо, Федоров… (Уходит, тяжело ступая.)
Г е н н а д и й (положил на стол деньги). Вот – последняя пятерка за витрину!
Ф е д о р о в. Опять на арбузах?
Г е н н а д и й. Сегодня – дыни. Теперь я этих фруктов десять лет видеть не смогу. В расчете?
Ф е д о р о в. Рубль лишний. Можешь пойти в кино.
Г е н н а д и й. Это тебе. Самый шикарный.
Ф е д о р о в. Ну и галстук… Вкус старой обезьяны. Хочешь превратить меня в пижона?
Г е н н а д и й. В его доброй воркотне чувствовалась растроганность.
Ф е д о р о в. Ладно, если тебе мало одной рублевки, возьми вторую.
Г е н н а д и й. Преданный сын незаметно смахнул слезу благодарности.
Ф е д о р о в. Твоя очередь выносить помойное ведро.
Г е н н а д и й. О тэмпора, о морэс, – сказал бы дядя Костя.
Ф е д о р о в. Ну и как? Не боги горшки обжигают?
Г е н н а д и й. Ты об арбузах? Веселая работка!
Ф е д о р о в. Как иногда полезно разбить витрину.
Г е н н а д и й. Ну, с витриной тебе повезло – не пришлось ломать голову над тем, как приобщить лоботряса-сына к полезной деятельности.
Ф е д о р о в. Не только, не только… Ты не забыл, что сегодня у Микеши суд?
Г е н н а д и й. Нет, конечно. Но я подумал, что ему будет не очень приятно, если я приду. Смахивает на любопытство. Он не заходил?
Ф е д о р о в. Придет. Это не сразу. Сначала привыкнет сам. Кстати, этого могло не быть.
Г е н н а д и й. Чего?
Ф е д о р о в. Суда. Клюквина действительно приготовила деньги, чтобы вернуть их в кассу.
Г е н н а д и й. Кто же ей помешал?
Ф е д о р о в. Может быть, и ты.
Г е н н а д и й. Неостроумно.
Ф е д о р о в. А, ты даже не заметил… Плохо читаешь Бредбери. Про бабочку.
Г е н н а д и й. При чем тут Бредбери?
Ф е д о р о в. Помнишь, Микеша хотел переночевать у нас? Он тогда не мог вернуться домой. Ты, кажется, не обратил внимания на его просьбу. Пожалуй, после этого Микеше было здорово скверно. Он бродил по улицам один. Оказался у своего дома. В его окне – чужая тень. Бешенство. Тут все – оскорбленность за себя, за мать, оскорбленность твоим невниманием, тем, что кто-то в его комнате, а он на улице, что в эту минуту он не нужен ни одному человеку на свете… Он ворвался в комнату. Но гражданин, который мелькал за окном, был сильнее. Гражданин чуть не ухлопал мальчишку. Мальчишка озверел и спихнул гражданина с лестницы. Гражданин очень обиделся. Гражданин пошел к директору универмага и сказал, что у его знакомой растрата.
Г е н н а д и й. Но растрата действительно была?
Ф е д о р о в. Была. Но Клюквина хотела вернуть деньги.
Г е н н а д и й. Но растрата все-таки была?
Ф е д о р о в. Было же и разбитое окно? За него тоже могли судить…
Г е н н а д и й. Но я… Впрочем…
Ф е д о р о в. Что бы нам такое сообразить на обед?.. (Входит Микеша.)Как раз вовремя, Микеша. Не можем решить, что сделать на обед. Котлеты ленинградские или московские?
М и к е ш а. Лучше мясные.
Ф е д о р о в. Ну и запросы у нынешней молодежи!.. (Идет на кухню.)
М и к е ш а. Привет…
Г е н н а д и й. Здравствуй, Микеша.
М и к е ш а. Нину встретил.
Г е н н а д и й. Кого?
М и к е ш а. Нину. Стояла около вашего дома.
Г е н н а д и й. Она может стоять, где ей угодно.
М и к е ш а. У нее глаза были – вроде собаку побили, такие глаза.
Г е н н а д и й. Отец как-то сказал, что меня пока не за что любить. Я тогда не понял, я подумал – чушь, всегда любят ни за что. Но прав все-таки он… Он всегда прав. Он знает что-то такое, из-за чего всегда прав.
М и к е ш а. Угу… Он умеет.
Г е н н а д и й. А Нина… Я никогда не понимал ее сразу. Всегда потом, да и то – наполовину. Был перед ней, как щенок… Нет, она не из-за меня там стоит. Просто совпадение.
М и к е ш а. Вначале, когда божественный творец Тваштри взялся за сотворение женщины, он обнаружил, что израсходовал все материалы на сотворение мужчины. Поразмыслив, Тваштри поступил так. Взял округлость луны и изгибы ползучих растений, цепкость усиков вьюнка и трепет листьев травы, веселую радость солнечных лучей, плач облаков и переменчивость ветра, тщеславие павлина, вероломство журавля и воркование голубя, холод снежных вершин и огненную силу молнии – и, смешав все это, сотворил Тваштри женщину и дал ее мужчине…
Г е н н а д и й. Это вино не по мне.
М и к е ш а. А ты изменился…
Г е н н а д и й. Да, что-то изменилось… Как будто прозвенел звонок.
М и к е ш а. Сегодня закончился суд… Ей дали два года.
Г е н н а д и й. Ты знаешь… Ты не думай, что это так страшно… То есть…
М и к е ш а. Хорошо, что ты не пришел туда.
Г е н н а д и й. Ты ничего, ладно?
М и к е ш а. Так что в институт я не еду.
Г е н н а д и й. Подумаешь – институт… Это и потом можно.
М и к е ш а. Завтра выхожу на работу.
Г е н н а д и й. На работу? Кем?
М и к е ш а. Ученик слесаря. Буду чинить канализационные трубы.
Г е н н а д и й. Не мог найти другого?
М и к е ш а. Мог. Не захотел…
В дверях показывается Ф е д о р о в – в фартуке, с ножом в одной руке и кочаном капусты в другой.
Ф е д о р о в. Что скажут граждане? Щи по-флотски сойдут?
Г е н н а д и й. Ура, папа.
Ф е д о р о в. Гм… Граждане одобрили. (Скрылся.)
М и к е ш а. Полыхнуло как… Гроза будет.
Г е н н а д и й. Ты куда?
М и к е ш а. Не могу на одном месте… Потом вернусь. (Входит Нина.)Настоящая гроза – даже не успели предсказать по радио. (Ушел.)
Н и н а. Здравствуй…
Г е н н а д и й. Здравствуй…
Н и н а. Ты один?
Г е н н а д и й. Нет. Отец на кухне – сегодня его очередь быть шеф-поваром. Садись.
Н и н а ( протягивает что-то похожее на конверт). Вот…
Г е н н а д и й. Что это?
Н и н а. Свидетельство о браке.
Г е н н а д и й. Свидетельство – ну и что?
Н и н а. Я вышла замуж.
Г е н н а д и й. Как – замуж?
Н и н а. Не знаю.
Г е н н а д и й. За кого вышла замуж?..
Н и н а. Какой-то жонглер… Настоящий жонглер из цирка.
Г е н н а д и й (рвет свидетельство). Вот! Вот!
Н и н а. Хорошо, что порвал. Я не знала, что с ним делать. (Пауза.)Это такой ужас… Я не знала, что это такой ужас.
Г е н н а д и й. Меня это не интересует. Ты могла поступать, как угодно.
Н и н а. Ты не понимаешь… Ты ничего не понимаешь… Я не могу тебе это сказать… Я должна была это сделать.
Г е н н а д и й. Тебе лучше уйти.
Н и н а. Пожалуйста, вспомни потом, что я приходила… Что я сделала это для тебя.
Г е н н а д и й. Для меня? Вышла замуж?!
Н и н а. Да.
Г е н н а д и й. Я всегда был с тобой идиотом. Но неужели я идиот до такой степени?
Н и н а. Теперь ты не подумаешь… что если кто-то полюбит меня… то это будет нечестно?
Г е н н а д и й. Нет!.. Люби кого хочешь!.. С тобой можно спятить через пять минут!
Н и н а. Я пойду? Ладно?
Г е н н а д и й не отвечает. Н и н а уходит. В дверях кухни останавливается Ф е д о р о в.
Ф е д о р о в. Но могу сделать и борщ…
Г е н н а д и й. Оригинально.
Ф е д о р о в. Ты куришь? Наконец-то! В твоем возрасте уже бросают это занятие.
Г е н н а д и й. Папа, у тебя есть недостатки?
Ф е д о р о в. Разумеется. Мне не хватает времени.
Г е н н а д и й. Но для того, чтобы жениться, много времени не нужно?
Ф е д о р о в. Что ты сказал?
Г е н н а д и й. Я сказал – почему ты не женишься?
Ф е д о р о в. Это как тебя понимать?
Г е н н а д и й. Да в прямом смысле понимать. Жениться – слыхал такое слово?
Ф е д о р о в. Когда-то слыхал… Давно.
Г е н н а д и й. Это было бы в порядке вещей.
Ф е д о р о в. Наверное, это очень благородно с твоей стороны…
Г е н н а д и й. Необыкновенно благородно, если судить по последним фильмам. Там все сыновья чувствуют себя смертельно оскорбленными, если кто-то из родителей заикается о личной жизни.
Ф е д о р о в. Мне почему-то кажется, что я не заикался.
Г е н н а д и й. Вероятно, ты скажешь, что любил мою мать?..
Ф е д о р о в. Ну, если ты настаиваешь… Я скажу, что люблю.
Г е н н а д и й. Но это слова, сказанные по привычке. Ты только стесняешься вглядеться в них.
Ф е д о р о в. Но, Гена, это действительно так…
Г е н н а д и й. Нет. Ты сам знаешь, что нет. Жить в вымышленном мире, находить радость в том, что не существует… Говорить, что любишь, а то, что любишь, давно ушло… Подожди, дай мне сказать. Возможно, все было так, как ты говоришь. А возможно, ты хотел преподать мне урок. Хотел сказать, что существует верность, что нужно впускать в свою жизнь только большое и чистое, что можно преодолевать себя – например, ради сына. Чтобы, когда будет нужно, он тоже преодолевал себя… Но приходит день, когда сын понимает урок, и продолжать его уже не имеет смысла…
Ф е д о р о в. Но, сын…
Г е н н а д и й. Я хочу, чтобы ты жил не только для меня. Я… Я освобождаю тебя. (Выходит из комнаты.)
Ф е д о р о в продолжает стоять посреди комнаты, не замечая, что в дверь пытается протиснуться нагруженный свертками К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч.
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Чего смотришь? Не видишь – застрял?
Ф е д о р о в. Вижу.
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Ну и что?
Ф е д о р о в. Хорошо застрял.
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Твоя обязанность – приходить на помощь.
Ф е д о р о в. Ты не из моего района.
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Тогда дай мне телефон, я вызову слесаря. А где племянник?
Ф е д о р о в. Гена! Мне кажется, что приехал твой дядя!
Из кухни выходит Г е н н а д и й.
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Ему кажется!.. Толкни-ка меня обратно… Вот так! (Прорывается наконец в комнату.)Теперь здравствуй! А с ним не буду, он мне не брат! Гена, посмотри на меня. А теперь посмотри на него. Разве может быть моим братом эта спартанская, изнуренная борьбой с преступниками физиономия? Гена говорит, что не может. Раздаю подношения. Это тебе, это тебе. Опять тебе, тебе опять.
Ф е д о р о в. А что тут?
В коробке что-то оглушительно хлопает, Ф е д о р о в отскакивает в сторону, К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч заливисто хохочет.