Текст книги "Отпусти синицу"
Автор книги: Алла Бархоленко
Жанры:
Драматургия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
ОТПУСТИ СИНИЦУ
Пьеса отмечена премией на Всесоюзном литературном конкурсе МВД СССР и Союза писателей СССР.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Федоров Евгений Львович.
Геннадий, е г о с ы н.
Константин Львович, б р а т Ф е д о р о в а.
Нина, п о д р у г а Г е н н а д и я.
Микеша, п р и я т е л ь Г е н н а д и я.
Клюквина, м а т ь М и к е ш и.
Зинка.
Никита, с т о р о ж н а к л а д б и щ е.
Митин, м и л и ц и о н е р.
Девушка.
Странный человек.
Студентка.
Старуха.
_____
Большой город. Наши дни.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Картина первая
Сквер, потом квартира Ф е д о р о в ы х. На скамеечке сидят С т а р у х а и С т р а н н ы й ч е л о в е к. Мимо них проходят Ф е д о р о в и Г е н н а д и й. Ф е д о р о в в милицейской форме.
С т а р у х а (провожая Геннадия взглядом, с удовольствием). Сграбастали голубчика!
С т р а н н ы й ч е л о в е к (из-за газеты). И правильно. Учить надо!
С т а р у х а. Хулиган какой. Сразу видать – хулиган. Глазищи – что тебе кухонные ножи. Такому попадись!
С т р а н н ы й ч е л о в е к. И правильно. Не попадайся!
С т а р у х а. Вчера меня напугали какие-то… Электричество в коридоре выключили да как курицей закудахчут!
С т р а н н ы й ч е л о в е к. И у меня вот тоже – студенты живут.
С т а р у х а. И что?
С т р а н н ы й ч е л о в е к. А то.
С т а р у х а. А-а… Эко, жалость-то… хулиган-то… Молоденький, ума нету…
С т р а н н ы й ч е л о в е к. Комаров покормит – поумнеет!
С т а р у х а. Одежа на ем ладная…
С т р а н н ы й ч е л о в е к. Ворованное, может.
С т а р у х а. Лютые они людоеды – комары… Отпустили бы его сердешного.
С т р а н н ы й ч е л о в е к. Того отпустят, этого отпустят, так и сидеть некому будет.
С т а р у х а. Ну, уж… Теперь без дела не бывает.
С т р а н н ы й ч е л о в е к. А у моей сестры так весь лук с грядки повыдергали. И найти не могут. А чего бы проще. Всех бы, от кого луком пахнет…
На скамеечке еще продолжается разговор, а Ф е д о р о в и Г е н н а д и й уже входят в комнату. Из другой комнаты выходит К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч со стопкой книг.
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Ага! Пришли! Прекрасно! Это я у тебя конфискую, Евгений. Они стоят здесь без дела, а моим ученикам польза.
Г е н н а д и й. Руссо… Монтень… Разве это сейчас читают, дядя Костя?
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Мой милый племянник, человек любит то, что его научат любить.
Г е н н а д и й. Наконец, у меня есть повод обрадоваться, что мой отец не учитель.
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Что ты знаешь о своем отце, мальчик! Учитель, именно учитель! И только учитель!
Ф е д о р о в. Не сворачивай на проторенную колею, Костя.
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Да-с, учитель, какой бы маскарад он ни устраивал! И рано или поздно он сам поймет трагическую ошибку своей жизни! Дайте мне чемодан!
Ф е д о р о в. Разве ты не будешь обедать?
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Обед? Какой обед? Ты не знаешь, что у меня нет времени? Что я спешу? Что на углу меня ждет машина?
Ф е д о р о в. На углу? Газик?
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Разумеется, газик! Или ты считаешь, что я повезу сто банок белил на «Волге»?
Ф е д о р о в. Значит, именно его я оштрафовал.
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Его? Оштрафовал? Секретаря райкома?..
Ф е д о р о в. Да?.. Ну, так скажи ему, что он мужественный человек. Иметь на район даже одного такого типа, как ты…
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Что за выражения, Евгений! К тому же он со мной отдыхает! Ты бы посмотрел, что было в магазине! Тому бедняге, которого приняли за меня, придется купить новый костюм!
Ф е д о р о в. Гена, ты что-нибудь понял?
Г е н н а д и й. Похоже, что дядя Костя сэкономил на костюме.
Ф е д о р о в. Жаль. Тебе давно пора его сменить.
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Есть еще чемодан? У этого отскочила ручка… Евгений, не отрицай, у тебя был «Протопоп Аввакум»!
Ф е д о р о в. Гена, принеси «Аввакума» сам, я не желаю участвовать в этом грабеже.
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Жалкий непротивленец! Радуйся, что твои книги попадут в живые массы! В юные, трепетные души! Где же обед? Или ты намерен уморить меня голодом? Гена, срочно три бутерброда для секретаря райкома! Он мужественно охраняет мои белила, а твой отец отнесся к нему с вопиющим бездушием! И наконец, я хочу сказать все! Ты совершил преступление – перед учениками, перед педагогикой, перед призванием, уйдя в милицию…
Ф е д о р о в. Ты ешь, ешь…
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Я понимаю, тот несчастный случай, смерть Лиды… Это горе, это непоправимо… Но как бы тяжело ни было, разве это дает право изменять своему долгу? Ты – учитель! У тебя ученики на перемену уходить не хотели! И вдруг – милиция! Я тогда приехал – китель на стуле. Думал – не туда попал. Потом – нет, картина на стене та же, она единственная, отец писал. Возмутись, Гена! Потребуй, чтобы твой отец снова стал человеком!
Г е н н а д и й. Дядя Костя, вы видите, что он делает?
К о н с т а н т и н Л ь в о в и ч. Вижу! Сидит! Хуже! Улыбается! Я знаю, как он улыбается! Ты на него орешь, а он улыбается, ты можешь разорваться от возмущения, а он будет улыбаться! Нет, я пошел! У меня нет слов! Где мой чемодан? И бутерброды? Что? Разве это бутерброд? Его рассматривать в микроскоп? Вот так… И так… Не провожайте! Не желаю с вами целоваться!.. Забыл!.. Так и есть – забыл! Я обещал белку! Все! Некогда! Белку достанешь ты! (Скрылся.)
Г е н н а д и й. Что? Белку? Какую белку?
Г о л о с К о н с т а н т и н а Л ь в о в и ч а. Обыкновенную!.. В колесе!..
Ф е д о р о в. Как ты считаешь, что сейчас думают соседи?
Г е н н а д и й. Звонят по ноль-один и выбрасывают вещи в окно.
Ф е д о р о в. Правильно.
Г е н н а д и й. Где я возьму белку? Ты уже забыл, чего стоило мне достать ему летучих мышей?
Ф е д о р о в. Ты же не виноват, что летучие мыши жили на даче прокурора.
Звонок телефона.
Вас слушают. Сейчас… Тебя. Тот голос, который спрашивает тебя особенно часто.
Г е н н а д и й (берет трубку). Алло! Здравствуй, Нина! Конечно, дома! Что? Куда забрали? Ну и что? Мало ли что мама видела… Ну, шел… Да не вели, а шел!
Ф е д о р о в (подсказывает). Можешь сказать, что это был твой знакомый… Я не обижусь.
Г е н н а д и й. Нет, я шел с отцом. Ты не знаешь, где можно достать белку в колесе? А твой папа? (В телефоне короткие гудки.)
Ф е д о р о в. А кто ее папа?
Г е н н а д и й. А ее папа директор торговой базы… Не смешно. По-моему, там у них кто-то упал в обморок.
Ф е д о р о в. Сын, директора торговых баз не падают в обморок.
Г е н н а д и й. Кому ни скажи – отец милиционер, смотрят, будто у меня лягушка за пазухой… Он смеется! А мне, например, из-за тебя даже отметки в школе завышали. У других единицы, а у меня только точки.
Ф е д о р о в. Сложное положение.
Г е н н а д и й. А ты думал, на мне никак не отражается то, что ты делаешь? Такого не бывает. Закон детерминизма.
Ф е д о р о в. Какой закон?
Г е н н а д и й. Бредбери читал? Про бабочку? Охотники садятся в машину времени и отправляются в прошлое охотиться на динозавров. У них это было здорово налажено – могли убивать только то животное, которому все равно предстояло через несколько мгновений погибнуть. Они даже не сходили на землю там, в прошлом, чтобы своим вторжением не нарушить ход истории. Но случайно один охотник раздавил там бабочку. Когда они вернулись в свое время, в их стране у власти оказался диктатор.
Ф е д о р о в. Малое зло приводит к большому злу?
Г е н н а д и й. Просто ничто не остается без последствий. Сегодня движение пальца – через века изменение орбиты.
Ф е д о р о в, Да, ответственность… В сущности, каждый из нас держит на плечах будущее.
Г е н н а д и й. И потом, если хочешь знать, как я отношусь… У Петьки Строганова брат – полковник, а ему тридцать лет. У Светланы отец – доктор наук. Иринкина мать – секретарь райкома…
Ф е д о р о в. А я девять лет обыкновенный милиционер. Щей налить?
Г е н н а д и й. Сейчас время вершин, папа.
Ф е д о р о в. Когда настает время вершин, стать вершиной не самое сложное.
Г е н н а д и й. А что же самое сложное, по-твоему?
Ф е д о р о в. Может быть, не раздавить бабочку… Ну, а ты уже решил, что делать дальше?
Г е н н а д и й. А что мне делать? Поступлю в электромеханический.
Ф е д о р о в. Помнится, ты не очень увлекался физикой.
Г е н н а д и й. Другого подходящего института у нас нет.
Ф е д о р о в. Они есть в других городах.
Г е н н а д и й. Ты же знаешь, что я не хочу уезжать.
Ф е д о р о в. Обычно в вашем возрасте очень стремятся к самостоятельности.
Г е н н а д и й. Когда есть протест. А я против тебя почти не протестую.
Ф е д о р о в. Ну, это неутешительный комплимент. Если сыновья не находят в нас ничего плохого, мы воспитали плохих сыновей.
Г е н н а д и й. На тебя не угодишь, папа.
Ф е д о р о в. А любопытство? Тебя не гонит любопытство? Хотя бы без определенной цели, просто взять и поехать туда, где ты еще не был?
Г е н н а д и й. Я и так каждое воскресенье смотрю клуб кинопутешествий.
Ф е д о р о в. Не очень остроумно, но… Я только не пойму, что это? Вам все дано, и вы ничего не хотите? Или вы слишком рано и слишком много узнали? Или ты сейчас притворяешься? Или так думаешь только ты?
Г е н н а д и й. Так много вопросов не задают даже на экзаменах. Разве дело в том, чтобы уехать или остаться? Прописка не изменит сущности.
Ф е д о р о в. Да, но сущность заставляет человека делать то или другое. Искать или удовлетворяться тем, что есть.
Г е н н а д и й. Существует принцип разумного: с наименьшими затратами получить больший результат. Глупо ехать куда-то только затем, чтобы создать себе трудности.
Ф е д о р о в. Но вам просто положено делать глупости!
Г е н н а д и й. Глупости непроизводительны.
Ф е д о р о в. Хорошая глупость стоит разумно прожитой жизни!
Г е н н а д и й. Послушал бы тебя дядя Костя!
Ф е д о р о в. М-да… А эта девушка… У нес симпатичный голос… Ее зовут Нина? Ты хочешь остаться из-за нее?
Г е н н а д и й. Нет. Мы могли бы уехать вместе.
Ф е д о р о в. Ты уверен, что она поехала бы с тобой?
Г е н н а д и й. Она меня любит.
Ф е д о р о в. Ну, брат… Проморгаешь.
Г е н н а д и й. То есть?
Ф е д о р о в. Любовь без сомнения, будущее без поиска… Нет, так не пойдет. Я не хочу, чтобы ты был нищим.
Г е н н а д и й. Кто-то только что сказал, что у меня есть все.
Ф е д о р о в. Видишь, как мало ты хотел, если можешь сказать, что у тебя есть все… Есть все – и нет ничего. Да, да, ты только начинаешься, в тебе, если хочешь знать, еще нечего любить. Ты только приготовился писать картину жизни – свою собственную картину. Может, кто-то остановится перед ней с вниманием, а может, все пройдут мимо, не заметив. Тебе дано все, кроме того, что ты должен сделать сам.
Г е н н а д и й. Просто ты ужасно старомоден…
Ф е д о р о в. Старомоден? Да мне тридцать восемь!
Г е н н а д и й. Но это почти сорок. После того, как сложились твои взгляды, прошла эпоха. У меня хорошо завязан галстук?
Ф е д о р о в. Галстук? Да, разумеется… Гена, когда я был в твоем возрасте, мне очень хотелось иметь друга. Старшего друга, который был бы умнее, опытнее меня, с которым я мог бы говорить и который понимал бы меня. Мне хотелось, чтобы у меня был учитель – не из тех, обязательных, школьных, а единственный, только для меня. И чтобы он очень меня любил. Даже немного больше, чем я его.
Г е н н а д и й. Так можно думать, но так никто не скажет.
Ф е д о р о в. Понимаю… Когда-то я долго возился с одним мальчишкой. Помимо всего прочего, я каждый вечер стирал ему рубахи, а он каждый вечер являлся в таком виде, словно им вытирали преисподнюю. Он делал это нарочно. Он стеснялся быть чистым… (Уходит в другую комнату.)
Г е н н а д и й стоит перед зеркалом, критически себя оглядывает, снимает галстук, повязывает другой. Входит М и к е ш а, немного странный, сосредоточенный паренек. У М и к е ш и привычка склонять голову набок, когда его кто-то интересует. Он любопытен к сути и спрашивает о том, что у других не вызывает вопроса.
М и к е ш а. Дома, да?
Г е н н а д и й (снисходительно, – наверно, потому, что у Геннадия нет привычки вытягивать шею). А, Микеша… Заходи.
М и к е ш а останавливается среди комнаты, прислушивается. Он не заботится о том, как выглядит.
М и к е ш а. Салют.
Г е н н а д и й. Салют.
М и к е ш а. Готовишься?
Г е н н а д и й. Да так…
М и к е ш а. Я помешал?
Г е н н а д и й. Да нет…
М и к е ш а. А то я уйду.
Г е н н а д и й. Как хочешь.
М и к е ш а. Я посижу, ладно?
Г е н н а д и й. Ладно.
М и к е ш а. Это ничего, что я зашел?
Г е н н а д и й. Зашел и зашел, чего тут.
М и к е ш а. Евгений Львович дома?
Г е н н а д и й. Дома.
М и к е ш а. А-а. Это хорошо.
Г е н н а д и й. Что хорошо?
М и к е ш а. Что дома. Мне нравится, когда он дома.
Г е н н а д и й (рассматривает Микешу). Почему?
М и к е ш а. Что?
Г е н н а д и й. Почему тебе нравится, когда отец дома?
М и к е ш а. Так. Не знаю… Ты, значит, в механический?
Г е н н а д и й. Ну да.
М и к е ш а. Зачем? (Геннадий пожимает плечами.)А мне бы – в Индию…
Г е н н а д и й. Куда?
М и к е ш а. В Индию.
Г е н н а д и й. Почему в Индию?
М и к е ш а (читает несколько строчек из «Вед»). «Не было тогда ни смерти, ни того, что живет вечно; никакого признака, разделявшего ночь и день.
Это единое, бездыханное дышало лишь собственной своей сущностью. Помимо него, не было ничего вообще…» (Грустно улыбнулся изумлению в глазах Геннадия.)
…«Кто знает воистину и кто может здесь сказать, когда это родилось и когда свершился акт творения?
Боги появились позже сотворения мира. Кто же тогда знает, когда появился мир?..»
Г е н н а д и й (с каким-то опасением). Это что?
М и к е ш а. «Веды». Песнь творения. Написано пять тысяч лет назад.
Г е н н а д и й. Тебе нужны эти сказки?
М и к е ш а (тихо). Это не сказки. Это то, над чем человек много думал.
Г е н н а д и й (с некоторым раздражением). А теперь зачем? Нельзя же бесконечно возвращаться назад?
М и к е ш а. Однажды Будда взял в руку…
Г е н н а д и й. Кто?
М и к е ш а. Будда. Однажды он взял в руку пучок сухих листьев и спросил своего ученика Ананду, есть ли вокруг еще листья. Ананда ответил: осенние листья падают повсюду и их не счесть. Тогда сказал Будда: вот так и я дал вам лишь горсть истин, но, кроме них, есть бесчисленное количество других истин, и их тоже не счесть…
Г е н н а д и й. Зачем ты говоришь мне это?
М и к е ш а. Ты спросил об Индии. Я и говорю об Индии. (Пауза.)Зубы вот болят. У тебя зубы не болят?
Г е н н а д и й. Нет.
М и к е ш а! А у меня болят и болят. А которые – не знаю. Пошел к врачу – говорит, здоровы.
Г е н н а д и й. Значит, здоровы.
М и к е ш а. Так ведь болят?
Г е н н а д и й. Это неважно, раз здоровы.
М и к е ш а. Может, и неважно… У тебя мать… как это произошло?
Г е н н а д и й. Ее убили.
М и к е ш а. Я знаю… Но – почему?
Г е н н а д и й. Не почему… На улице.
М и к е ш а. Значит, поэтому твой отец… А моя мать… Она ведь продавщицей. Продавщица в магазине. У нас в последнее время… Вечерами… Я ушел оттуда. Можно, я у вас переночую?
Звонок телефона. Г е н н а д и й снимает трубку.
Г е н н а д и й. Алло! Да, Нина, это я. Конечно, иду. Положу трубку и иду. Какая белка в колесе? А, белка… А я думал, что твой папа может все. Конечно, шучу. Ну, привет! Бегу!.. (Кладет трубку, хватает пиджак, говорит на ходу.)Микеша, ты не знаешь, где достать белку в колесе?
М и к е ш а. Знаю.
Г е н н а д и й. Где?
М и к е ш а. У меня.
Г е н н а д и й. Колоссально! (От дверей.)Ты пойдешь? Или к отцу заглянешь? Ну, пока! (Убегает.)
М и к е ш а стоит в задумчивости. Трогает телефон пальцем. По пути к двери осторожно дотрагивается до вещей, словно хочет услышать от них что-нибудь. У самой двери сталкивается с входящей З и н к о й. З и н к а пьяна, неряшлива, стоит покачиваясь, оглядывает М и к е ш у. Манит пальцем, хотя М и к е ш а рядом, М и к е ш а ускользает.
З и н к а. Ма-альчик… (Что-то вспоминает, решительно двигается к столу и бухает по нему кулаком.)Где?.. Где они?.. (Сдергивает со стола скатерть с посудой.)
В дверях появляется Ф е д о р о в. З и н к а заметила его и пробует приблизиться.
Где мои дети?..
Ф е д о р о в. Зина, идите домой. Идите домой и ложитесь спать.
З и н к а. Спа-ать?! Но-но! Не трогать! Не имеешь права меня трогать!
Ф е д о р о в. Пойдемте я отведу вас, Зина. Пойдемте?
З и н к а. С тобой? Ха-ха! Не пойду с тобой! С кем угодно, но не с тобой. Нет, с тобой я не пойду, с тобой у меня другой счет… Другой… другой… (шарит на себе.)Это где же… Куда я его дела? (Возвращается к порогу и с трудом поднимает с пола нож.)Вот он, миленький. Голубчик… (Дышит на него и вытирает.)Вот теперь иди сюда, Федоров. Теперь поговорим. Ближе иди, ближе!..
Ф е д о р о в спокойно подходит и ждет взмаха. Отнимает нож.
Ф е д о р о в. Сядьте.
З и н к а почти падает на стул и, упершись ладонями в колени, начинает качаться из стороны в сторону.
З и н к а. У-у-у-у… Все равно я тебя ненавижу! Все равно ненавижу! Дети… Отдай моих детей… Деточек моих… Горошинки мои… Сереженька… Наточка… Этот, поменьше-то, с пятнышком?
Ф е д о р о в. Миша.
З и н к а. Мишенька, голубчик мой… Мишка – это третий, а четвертый?
Ф е д о р о в. Дима.
З и н к а. Ладно, ладно… Что я, своих горошинок не знаю? Дима, рыженький… Я четырех человеков родила! Родила я четырех человеков или нет? Отвечай, подлец!
Ф е д о р о в. Родила, Зина.
З и н к а. То-то. Смотри мне. А то и не докажешь потом. Они как там – ничего?
Ф е д о р о в. Здоровы.
З и н к а. А ты ходил, что ли?
Ф е д о р о в. Ходил.
З и н к а. А почему это ты ходил? Какое у тебя право к моим детям ходить? Какое право, если ты их отнял… Отвечай – ты их отнял?
Ф е д о р о в. Я, Зина.
З и н к а. Сволочь ты, Федоров, детей у матери отнял… Все равно рожу! Слышишь? Нового рожу. Нравится мне человеков рожать. И этого отнимешь?
Ф е д о р о в. Отниму, Зина.
З и н к а. Зина… Как это ты говоришь – Зина… Все – Зинка! Стерва Зинка! А ты – Зина… Это почему? Может, ты меня любишь, а?
Ф е д о р о в. Я тебя жалею.
З и н к а. Вот! Слышите?.. Любить все могут, а пожалеть – некому… А он пожалел! Пожалел… (Бухнулась на колени, кланяется ему.)Спасибо… Спасибо, что человека пожалел.
Ф е д о р о в. Встаньте! Нельзя! Никому нельзя на коленях… Встаньте!.. (Орет.)Встань!..
З и н к а, цепляясь за стол, встает. Улыбаясь, смотрит.
З и н к а. Как хорошо… Кричишь хорошо…
Ф е д о р о в. Идите домой.
З и н к а. Пойду. Теперь пойду. Я ведь сегодня не так, я сегодня по-другому. Сегодня я вспомнила… Не помню, что я сегодня вспомнила… А, жизнь вспомнила… Убью я тебя, Федоров. Мешаешь ты мне. (Плетется к выходу.)Не хочу вспоминать! Не хо-чу-у-у!.. (Скрылась.)
Ф е д о р о в подбирает разбитое, относит на кухню. Входит Н и н а. Оглядывается с интересом. Ступает осторожно, садится в одно кресло, в другое, останавливается перед картиной, снимает ее со стены, примеряет к другому месту. Возвращается Ф е д о р о в.
Н и н а. Ее надо повесить вот здесь.
Ф е д о р о в. Да?
Н и н а. Посмотрите сами.
Ф е д о р о в. Пожалуй.
Н и н а. Тогда несите молоток.
Ф е д о р о в. Молоток? Ага… Сейчас…
Н и н а. А этот гвоздь надо вытащить… Зачем же руками? В доме должны быть клещи.
Ф е д о р о в. Клещи? В самом деле…
Н и н а. Видите? Совсем другое настроение.
Ф е д о р о в. Вам не кажется, что вы повесили ее вверх ногами?
Н и н а. Любая хорошая картина должна быть немного вверх ногами. Хороший человек тоже.
Ф е д о р о в. А почему вы так думаете?
Н и н а. Потому что каждый принимает за образец себя. То, что на него похоже, выглядит для него правильно. Что отличается, то – вверх ногами. Люди не должны быть похожи.
Ф е д о р о в. Странно… (Снимает картину.)Свою подпись художники ставят внизу… Ну, знаете, этого не может быть! Она висела у нас столько лет…
Н и н а. Вниз головой?
Ф е д о р о в. Ничего себе!
Н и н а. Не огорчайтесь. Все-таки здесь ни верха, ни низа. Только тучи и молния, и больше ничего.
Ф е д о р о в. Да, но ее написал мой отец!
Н и н а. Он был художником?
Ф е д о р о в. Он был учителем.
Н и н а. Учитель – и такие тучи? Не может быть!
Ф е д о р о в. Он был хорошим учителем.
Н и н а. А такие бывают?
Ф е д о р о в. Иногда.
Н и н а (рассматривает картину). Наверно, он очень многого хотел… Такие тучи и пронзающий их свет. Очень больно и очень радостно… Озарение. Видишь то, что было во тьме… Или чего до тебя не было совсем?
Ф е д о р о в. Вы рисуете?
Н и н а. Что вы! Ничего в этом не понимаю.
Ф е д о р о в. Странно…
Н и н а. Да, правда. Очень странно.
Ф е д о р о в. Я подумал… Вот если бы так к каждому приходила однажды девушка… неожиданная девушка и исправляла не так висящие картины…
Н и н а. Это и бывает.
Ф е д о р о в. И в самом деле бывает.
Н и н а. Только не все согласны повесить картину по-другому.
Ф е д о р о в. Что же это я… Садитесь, пожалуйста! И наверно, что-нибудь нужно… Чай, да?
Н и н а. Давайте.
Ф е д о р о в. Одну минуту… поставлю… уберу… вот так… вы сидите… я сейчас! (Убегает на кухню, слышен его голос.)Черт побери… Черт побери!
Н и н а. Помочь?
Ф е д о р о в (появляясь). Нет заварки! В этом доме никогда нет заварки!.. Я сейчас… Вы не убежите перевешивать картины в других квартирах?
Н и н а. Это удается раз в жизни.
Ф е д о р о в. Я бегом! Магазин внизу! (Убегает.)
Н и н а, улыбаясь, проходит по комнате. Появляется Г е н н а д и й.
Г е н н а д и й. Ты здесь? Мы же договорились! Почему ты не дождалась?
Н и н а. Просто так…
Г е н н а д и й. Я был у тебя, твоя мама…
Н и н а. Чш-ш… Тише…
Г е н н а д и й. Почему – тише?
Н и н а. Потому что гроза…
Г е н н а д и й. Что за чушь? Какая гроза в солнечный день? Что с тобой? Почему у тебя такое лицо?
Н и н а. Как много вопросов… И так громко.
Г е н н а д и й. Твоя мама сказала…
Н и н а. Не надо про маму.
Г е н н а д и й. Я взял билеты в кино.
Н и н а. Не надо про кино.
Г е н н а д и й. Играет Софи Лорен.
Н и н а. Не надо Софи Лорен…
Г е н н а д и й. Что же тогда?
Н и н а. Помолчать… Мне хочется немного помолчать.
Г е н н а д и й. Отца дома нет?
Н и н а. Кого?
Г е н н а д и й. Моего отца, я хочу вас познакомить.
Возвращается Ф е д о р о в – сетка полна пачек чая.
Ф е д о р о в. Вот!
Г е н н а д и й. Познакомься, папа, пожалуйста. Это Нина.
Небольшая пауза.
Ф е д о р о в. Простите… Отнесу чай на кухню. (Уходит. Возвращается уже спокойный, с приветливой улыбкой.)Очень рад видеть вас, Ниночка.
Н и н а. Нет, подождите… Как же так… Подождите!
Ф е д о р о в. Гена, завари чай, у тебя это получается лучше.
Г е н н а д и й. А ты опять скажешь, что он пахнет старой метлой?
Ф е д о р о в. И где там варенье?
Н и н а. Метла, варенье… Зачем вы?
Ф е д о р о в. Не упирайтесь, Ниночка, чая вам не миновать.
Г е н н а д и й. Долг гостя пить чай в любое время суток.
Ф е д о р о в. Грандиозная мысль, сын!
Н и н а. Жаль…
Г е н н а д и й. Чего жаль?
Н и н а. Например, эту картину… Молния, которая никогда не ударит.
Г е н н а д и й. Дядя Костя считает, что это остановленный миг.
Н и н а. Миг может существовать только в продолжении. Если продолжения нет, миг умер.
Ф е д о р о в. Не совсем так. У человека есть память.
Г е н н а д и й. Память – утешение неимущих. Так утверждает дядя Костя.
Н и н а. А может быть, беден тот, кому нечего вспомнить?
Г е н н а д и й. Интересно, я беден или богат? Пора наконец выяснить этот вопрос. Помню, как мне разбили нос. Помню, как потерял номерок от вешалки, и мне не отдавали пальто. То ли в театре, то ли в филармонии. Ну да, сначала слушал Брамса, а потом – как ругается толстая гардеробщица. По-моему, гардеробщица была современнее.
Н и н а. Как это странно – слова… Одни и те же слова, а – по-разному. То как подарок, то как пустой кошелек. Книгу возьмешь: одна – не оторвешься, другую на восьмой странице захлопнешь. А слова все те же – пришел, посмотрел, помню…
Ф е д о р о в. Накладывайте варенье, Ниночка. Это Генкина продукция. (Мягко.)Прошу вас…
Н и н а. Хорошо, я попробую… Из чего это? Какие-то кубики, треугольники… Да тут вся геометрия, даже усеченная пирамида! Никогда не думала, что математика может быть сладкой. И такой оригинальный вкус – сверху корочка, хрустит-хрустит, а внутри такое нежное-нежное… Из чего эта прелесть?
Г е н н а д и й. Из тыквы.
Н и н а. Ты издеваешься?
Ф е д о р о в. Ей-богу, из тыквы, Ниночка! Накладывайте еще, там где-то должны быть параллелепипеды.
Н и н а. Я теперь не могу. Если бы я по-прежнему не знала… А теперь не могу.
Г е н н а д и й. Но тебе же сначала понравилось!
Н и н а. Какие-то усеченные пирамиды… Глупо.
Г е н н а д и й. Почему глупо?
Н и н а. Потому что из тыквы может быть только глупо.
Ф е д о р о в. Забавно… Потом из вас будут капитаны и философы. Вас это не страшит?
Н и н а. Что?
Ф е д о р о в. Допустим, ответственность.
Н и н а. Ответственность у тех, кто решает.
Ф е д о р о в. У тех, кто бездействует, тоже, я полагаю.
Г е н н а д и й. Давайте попьем чай без морали?
Телефонный звонок.
Ф е д о р о в. Слушаю… Плохо слышно, у вас музыка забивает. Клюквина? А, Микешина мама… Здравствуйте, Вера Ивановна. Нет, его у нас нет.
Г е н н а д и й. Был недавно.
Ф е д о р о в. Геннадий говорит, что недавно был. У вас праздник? А, суббота… Я слышу, что весело. Не ночевал дома? Ну что вы, не беспокойтесь, у кого-нибудь из приятелей. Хорошо, я скажу, если увижу. До свидания. (Вешает трубку.)Он тебе что-нибудь говорил? Гена, Микеша говорил что-нибудь?
Г е н н а д и й. Да нет, ничего особенного. Про Индию что-то. Да, кажется, он хотел у нас переночевать.
Ф е д о р о в. Что значит – кажется?
Г е н н а д и й. Не помню точно. Кажется, говорил, что хочет переночевать.
Ф е д о р о в. Не помнишь?
Г е н н а д и й. Разве он к тебе не заходил?
Ф е д о р о в. Ты хочешь сказать, что ты ему не ответил?
Г е н н а д и й. Я собрался уходить. Зазвонил телефон… Ну могу же я что-нибудь забыть, папа?
Ф е д о р о в. Забыть? Ты это называешь – забыть?
Г е н н а д и й. Папа, ну, стоит ли сейчас делать из мелочи…
Ф е д о р о в (взрываясь). Мелочи? Безразличие – это не мелочь! Такие мелочи не раз стоили жизни… Нет мелочей!.. Можешь становиться водолазом, стеклодувом, тореадором, но быть невнимательным к человеку я тебе не позволю!..
Г е н н а д и й. Ты куда ?
Ф е д о р о в. Сделать то, чего не сделал ты!.. (Уходит.)
Н и н а. И тебя так – каждый день? Воспитывают?
Г е н н а д и й. Да нет… Я даже не помню, чтобы он кричал…
Н и н а. А еще говорят – не существует проблемы отцов и детей! Кошмар! Немедленно собирай вещи и беги!
Г е н н а д и й. В общем-то, он прав: Микеша давно какой-то странный…
Н и н а. Все равно беги! Снимешь где-нибудь комнату… в подвале… Будешь днем учиться, а ночью работать… У тебя будут адские трудности, но твое упорство их преодолеет, ты что-нибудь изобретешь… Или по крайней мере получишь диплом с отличием… Скорее в подвал!
Г е н н а д и й. Может, хватит?
Н и н а. А хочешь – вместе? Убежим? По утрам я буду варить тебе кофе. А он будет искать нас по всей тундре…
Г е н н а д и й. Почему по тундре?
Н и н а. Потому что там олени. Мы будем жить в чуме и пасти оленей.
Г е н н а д и й. А кофе будет падать с неба.
Н и н а. Его сбросят с вертолета… (Заплакала.)
Г е н н а д и й. Еще номер! Ты чего?
Н и н а. А что?
Г е н н а д и й. Ты же плачешь?
Н и н а. Вот еще! Пишут дурацкие картины, у которых ни верха, ни низа… (Перевешивает картину по-старому.)Пошли!
Г е н н а д и й. Куда?
Н и н а. По-моему, ты хотел в кино?
Г е н н а д и й. Мы уже опоздали…
Н и н а. Тем более!
З а н а в е с.
Картина вторая
Окраина кладбища, могильные плиты, кресты. В стороне домик сторожа. Н и к и т а и М и к е ш а сидят перед домом, чистят картошку. Лицо М и к е ш и разбито, голова обвязана.
Н и к и т а. Даже покойник пошел торопливый. Никакой размеренности. В землю хлоп – и адью. Ни на девятый день, ни на сороковой, ни даже, бывает, на второй никто не заглянет. Бегут, спешат – некогда. И помереть некогда. Особенно, если в смысл войти, чтобы со смыслом помереть. У меня деверь перед телевизором окончился, на хоккейном матче. Гол не в те ворота забили, не вынес. Можно было перед таким концом в сознание войти? Чтобы кого-то простить, у кого-то прощения попросить или какую ни на есть правду в последнюю минуту сказать? Чтобы кто-то итог жизни принял и дальше понес? Какое! Окочурился наспех, без всякой ответственности. Никто ничего понять не успел, а уже зарыли.
М и к е ш а. А цветы насажены. И убрано. Значит, приходят?
Н и к и т а. Цветочки – что! Цветочки каждый насадить может. Порядок на кладбище завести не трудно. Конечно, и приходят которые по случаю. А один так и совсем твердо ходит. И не по праздникам, а в самые будни, что бы одному побыть. Придет, посидит, поулыбается и пойдет. Спина у него прямая.
М и к е ш а. Улыбается?
Н и к и т а. Он на свидания ходит, он смерти не верит. И сегодня был, да что-то быстро ушел. Тебя увидел и ушел.
М и к е ш а. Я-то при чем?
Н и к и т а. Не понравился ты ему, видно. С покойником в тишине говорить нужно, а тут такой бандит рядом. Шум для глаза.
М и к е ш а. А ты давно здесь, Никита?
Н и к и т а. Да нет. Лет десяток.
М и к е ш а. А раньше что?
Н и к и т а. А раньше разное. Много раньше.
М и к е ш а. Ну, а почему?
Н и к и т а. Сторожем-то? Призвание.
М и к е ш а. Скажешь…
Н и к и т а. Тебя уже обижали?
М и к е ш а. Мать у меня… гуляет.
Н и к и т а. Так это не ее ли дружок тебя и саданул?
М и к е ш а. Я его с лестницы спустил.
Н и к и т а. Не убил?
М и к е ш а. Убьешь такого…
Н и к и т а. Ну, ничего. Зарубцуется.
М и к е ш а. Еще иногда поговорить не с кем.
Н и к и т а. Спешат все. Гляди, что на улицах. Бегом бегут. А в магазинах, а в трамвае, а в той же столовой… уж и не жуют, целиком заглатывают, как гуси. Некогда. Домой прибегут – убрать, постирать, ребятишек отшлепать, на жену-мужа полаять… В сон кидаются, как в пропасть, – с отчаянием: это не успел, то не успел, завтра опять не успею… Милый, а где жизнь-то?
М и к е ш а. Теперь быстро все. Ракеты.
Н и к и т а. Жизнь тишины требует. Углубления. Бегом бежать – не поймешь ничего. Выскочил я из этого. Как из поезда на ходу выскочил. Оглушился – тишина… Да, может, я на кладбище человеком стал!
М и к е ш а. А может, ты лентяй, Никита? От работы сбежал?
Н и к и т а. Так ведь что работа… Нет, я не от работы.
М и к е ш а. А если все, как ты, в сторожа пойдут?
Н и к и т а. Покуда у меня конкурентов не было.
М и к е ш а. Я не о том…
Н и к и т а. Знаю, что не о том. А только в жизни должно быть разнообразие. Не один только шум, а и тишина. А то мы как бочки по штормовой палубе: левое – правое, без всякой середки.