Текст книги "Ночи нет конца. Остров Медвежий"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

Помолчав несколько секунд для вящего эффекта, штурман произнес:

– Как ни отчаянно наше положение, при нынешних погодных условиях это невозможно, мистер Джерран. После недавних штормов море не скоро успокоится.

У рабочих шлюпок тот недостаток, что при сильной встречной волне повернуть назад никак нельзя. Корма у таких лодок открыта, лодку захлестнет, и она потонет. Прежде чем отправиться в путешествие, нужно дождаться, чтобы море успокоилось.

– Понятно. Пока это опасное предприятие. А когда волнение стихнет, мистер Смит?

– Все зависит от ветра. Сейчас он отходит к весту, и, если бы он дальше не менял своего направления, можно было бы попытать счастья. Если же ветер перейдет на норд–вест и будет перемещаться по часовой стрелке, ничего не получится, – улыбнулся Смит.

– А как вы считаете, пешком до Тунгейма можно добраться?

– Не знаю. По части арктических переходов я не специалист. Думаю, мистер Хейсман даст более квалифицированный ответ.

– Нет–нет, – помотал головой Иоганн. – Лучше выслушаем ваше мнение, мистер Смит.

И штурман последовал его совету. По существу, это был почти буквальный пересказ моих размышлений по этому поводу у нас в комнате. Когда он закончился, Хейсман, знавший об арктических путешествиях не больше, чем я об обратной стороне Луны, с умным видом произнес:

– Сформулировано кратко и четко. Я полностью согласен с мистером Смитом.

Наступила тишина, которую первым нарушил штурман, сказав смущенно:

– Я тут человек лишний. Так что, едва погода улучшится, попробую добраться до базы.

– А теперь я с вами не согласен, дружище, – тотчас отозвался Хейсман. – Это же самоубийство.

– Об этом сейчас и думать нечего, – заявил Отто. – Тут не обойтись без экспедиции.

– Вряд ли нужна экспедиция, – кротко возразил Смит. – Какой прок от слепых поводырей слепцов?

– Мистер Джерран, – вмешался Ион Хейтер. – Может, я смог бы помочь?

– Вы? – удивился Отто, затем лицо его просветлело. – Я же совсем забыл. – И прибавил удовлетворенно:

– Ион участвовал в качестве каскадера в съемках фильма «В горах Сьерра–Невады». Он дублировал актеров, которые боялись гор. Это первоклассный скалолаз, уверяю вас. Каково ваше мнение?

Вопреки моим ожиданиям Смит тотчас ответил:

– Вот такой состав экспедиции меня устраивает. Буду очень рад обществу мистера Хейтера. Особенно если он согласится большую часть пути тащить меня на себе.

– Тогда договорились, – заключил Отто. – Очень благодарен вам обоим. Но отправитесь вы, если погода улучшится.

– В таком случае все вопросы улажены.

– А вы – как вновь кооптированный член правления – согласны? – с улыбкой спросил меня Джерран.

– Пожалуй, да, – отозвался я. – За исключением вашего предложения разойтись до утра.

– Ах вот как! – сказал Отто.

– Вот именно! – ответил я. – Неужели вы действительно считаете, что мы все должны пойти спать? Для некоторых господ с известными намерениями самое удобное для их дел время – это раннее утро. Говоря о господах, я имею в виду не только присутствующих в этом помещении, а говоря о намерениях, подразумеваю преступные намерения.

– Мы с моими коллегами обсудили этот вопрос, – возразил Отто. – Предлагаете организовать дежурство?

– Такая мера, возможно, поможет некоторым из нас прожить подольше, – сказал я. Пройдя в центр помещения, я прибавил:

– Отсюда просматриваются все пять коридоров, так что ни один из тех, кто выходит из комнаты или входит в нее, не останется незамеченным.

– Понадобится какой–то особенный сторож, – вмешался Конрад. – Сторож, у которого шея на шарнирах.

– Никакого особенного сторожа не потребуется, если дежурить по двое, сказал я. – Не в обиду будь сказано, но эти двое будут наблюдать не только за коридорами, но и друг за другом. В пару будут входить подозреваемый и чистый от подозрений. Думаю, обеих Мэри из числа дежурных следует исключить. Аллена тоже, ему надо хорошенько выспаться. Остаются мистер Джерран, мистер Гуэн, мистер Смит, Сесил и я. Итак, пятеро, которые вполне справятся с двухчасовым дежурством, скажем с двадцати двух до восьми часов.

– Отличное предложение, – заметил Отто. – Значит, пять добровольцев у нас уже есть.

Все тринадцать предложили свои услуги. Договорились, что Гуэн и Хендрикс будут дежурить с двадцати двух до полуночи, Смит и Конрад с полуночи до двух, Отто и Юнгбек с четырех до шести, а Сесил и Эдди с шести до восьми. Некоторые из оставшихся, в частности Гpaф и Хейсман, запротестовали, заявив, что их, дескать, третируют. Но после уверения, что впереди еще двадцать одна ночь, голоса протеста умолкли.

По одному, по двое разошлись по комнатам почти все. Кроме Смита и меня, остался Конрад. Я понял, что он намерен потолковать со мной. Мельком посмотрев в мою сторону, штурман ушел в нашу спальню.

– А как вы узнали насчет Лонни и его семьи? – спросил Конрад.

– Догадался. Он с вами беседовал?

– Немного. Семья у него была.

– Была?

– Вот именно, была. Жена и две дочери. Взрослые девушки. Автомобильная катастрофа. Не то они налетели на чью–то машину, не то чужая машина врезалась в них. Кто вел машину, не знаю – Лонни замолчал, словно жалея, что развязал язык. Он даже не сказал, находился ли он сам в машине, кто еще в ней сидел и даже когда это случилось.

Большего Конраду не удалось выяснить. Некоторое время мы с ним поговорили о всякой всячине, и когда появились Гуэн и Хендрикс, я пошел к себе в комнату. Смита на раскладушке не было. Уже одетый, он вывинчивал последний шуруп. Фитиль керосиновой лампы был опущен, и в комнате царил полумрак.

– На прогулку? – спросил я.

– Там кто–то бродит. – Смит протянул руку к своей канадке, я последовал его примеру. – Я решил, что через дверь выходить не стоит.

– И кто там?

– Не имею представления. В окно заглянул какой–то тип, лица его я не сумел разглядеть. Он не знал, что я наблюдаю за ним. Я в этом уверен, поскольку, отойдя от нашего окна, он подошел к окну спальни Джудит и осветил ее фонарем. Этого он бы не сделал, если бы знал, что за ним следят. – Смит уже вылезал из окна. – Он выключил фонарь, но я успел заметить, куда он направляется. Он спустился к причалу, я в этом уверен.

Последовав примеру Смита, я закрыл окно, подложив сложенный листок бумаги между створкой и рамой. Погода ничуть не изменилась, все так же мела метель, крепчал мороз и дул пронизывающий до костей ветер, перешедший в зюйд–вестовую четверть. Подойдя к окну Джудит Хейнс, мы прикрыли фонари, направляя внутрь узкий пучок света. Нашли на снегу следы и решили было идти дальше, но тут мне пришло в голову выяснить, где эти следы начинаются.

Однако сделать это не удалось: их владелец обошел вокруг строения по крайней мере дважды, волоча ноги, поэтому нельзя было установить, из какого окна он выбрался. Досадно, что он так умело замел свои следы; факт, что подобная мысль пришла ему в голову, настораживал. Выходит, таких поздних вылазок следует ожидать и впредь.

Держась подальше от следов незнакомца, поспешно, но осторожно мы спустились к причалу. Возле пирса я рискнул включить на мгновение фонарь и увидел, что следы ведут дальше.

– Понятно, – едва слышно проговорил Смит. – Наш приятель направился к субмарине или шлюпкам. Если пойдем следом за ним, можем столкнуться с ним нос к носу. Если же дойдем до конца причала и лишь взглянем, где он, он заметит наши следы, когда будет возвращаться. Нужно ли, чтоб он знал о нашем присутствии?

– Нет, никто не может запретить человеку выйти на прогулку, даже в метель. И если мы себя выдадим, он наверняка будет столь осторожен, что впредь на Медвежьем не сделает ни одного ложного шага.

Мы укрылись среди прибрежных валунов, находившихся в нескольких метрах от причала, – излишняя предосторожность в условиях почти полной темени.

– Как думаешь, что он намерен предпринять? – спросил Смит.

– Что конкретно, не знаю. Но, вообще говоря, все, от подлости до преступления. Когда он уйдет, мы узнаем.

Минуты две спустя наш приятель уже возвращался. Пелена снега была столь плотной, что, если бы не колеблющийся свет фонаря в руке у незнакомца, мы бы его и не заметили. Выждав несколько секунд, мы вышли из своего убежища.

– Он нес что–нибудь? – спросил я.

– Я тоже об этом подумал, – ответил Смит. – Возможно, но ручаться не стану.

По следам незнакомца мы дошли до конца причала. Следы подвели нас к железному трапу. Без сомнения, человек этот побывал на модели субмарины: и корпус, и площадка внутри боевой рубки были испещрены его следами. Мы спустились внутрь.

Все было на месте: никаких изменений мы не заметили.

– Не нравится мне эта посудина, – сказал задумчиво Смит. – Прошлый раз я назвал ее железным гробом. Не хотел бы, чтобы он предназначался для нас.

– А существует такая опасность?

– Похоже, наш приятель ничего не унес. Но не зря же он приходил сюда. Думаю, он что–то принес. Уж не взрывное ли устройство?

– Допустим, ты прав. Но он не мог подложить пластиковый заряд, который трудно обнаружить. Чтобы уничтожить такую махину, нужно большое количество взрывчатки и детонатор замедленного действия.

– С тем чтобы он мог спать как ни в чем не бывало, когда произойдет взрыв? От этого мне еще больше не по себе. Как думаешь, сколько времени ему понадобится, чтобы забраться к себе в постель?

– Сущие пустяки.

– Господи, так что же мы тут стоим и болтаем? – Смит обвел вокруг себя лучом фонаря. – Черт возьми, куда же он мог спрятать адскую машину?

– Думаю, возле переборки. Или на днище. – Мы обследовали палубу, но ничего не нашли. Затем стали осматривать детали корпуса, приподняли грибовидные якоря, якоря–цепи, заглянули под компрессор, лебедку, осмотрели пластмассовые модели перископа и пушек, однако ничего не обнаружили. Даже осмотрели крышки балластных цистерн, не отвинчивались ли они, но на головках болтов не было ни единой царапины. Будь устройство прикреплено у переборки, мы бы его тотчас заметили.

Смит озабоченно взглянул на меня, потом посмотрел в носовую часть корпуса:

– Не положил ли он устройство в какой–то из тех рундуков? Это удобно и быстро.

– Вряд ли, – отозвался я, но направил луч фонаря вдоль рундука, в котором хранилась краска. Задержав взгляд на настиле, я спросил штурмана: – Видишь?

– Комок снега из–под сапога. – Протянув руку к крышке рундука, он произнес:

– Время не ждет. Надо заглянуть в рундук.

– Лучше не надо, – схватил я его за руку. – А вдруг тут мина–ловушка?

– И то правда. – Он отдернул руку. – Тогда и взрывателя не понадобится. Но как же нам его открыть?

– Постепенно. Вряд ли он успел установить какую–нибудь электрическую систему. Скорее всего, если он что и установил, то простое натяжное устройство. В любом случае на пару дюймов приподнять крышку можно. Ведь ему нужно было вытащить собственную руку.

Мы осторожно приподняли крышку и изучили содержимое рундука. Внутри ничего постороннего не было, но исчезли две банки быстросохнущей краски и две кисти.

Посмотрев на меня, штурман покачал головой. Мы закрыли рундук, вылезли из рубки и снова поднялись на причал.

– Не думаю, чтобы он отнес краску к себе в комнату. Ведь в тесном помещении такие банки не так–то просто спрятать, тем более если ваши друзья нагрянут.

– Ему незачем прятать банки в комнате. Я уже говорил, кругом полно сугробов, в них можно укрыть все что угодно.

Если незнакомец и спрятал краску в каком–то из сугробов, то, судя по следам, не по пути от причала к жилым блокам. Мы подошли к жилому помещению и убедились, что следы затоптаны.

– Похоже, что кто–то еще обошел вокруг блока, – заключил Смит.

– Пожалуй, ты прав, – ответил я. Подойдя к окну нашей комнаты, я хотел было открыть его, но что–то меня остановило. Направив луч света на раму, я спросил Смита:

– Ничего не заметил?

– Заметил. – Сложенный листок бумаги упал. Наклонившись, Смит что–то поднял с земли. – Побывал гость, а может, и не один.

– Похоже на то, – согласился я. Мы забрались внутрь, и пока Смит завинчивал шурупы, я прибавил огня и принялся обследовать комнату. Прежде всего осмотрел медицинский инструментарий и понял, что произошло.

– Так–так, – проговорил я. – Одним выстрелом он убил двух зайцев. Мы друг друга стоим.

– Мы?

– Тот малый, который заглядывал в окно. Минут пять маячил, пока не убедился, что его заметили. Затем, чтобы привлечь к себе внимание, он направил луч фонаря в окно комнаты Джудит. Этого достаточно, решил он, чтобы увести нас подальше от блока.

– И он не ошибся в расчетах, не так ли? – Посмотрев на мой раскрытый чемоданчик, штурман проговорил:

– Насколько я понял, кое–что исчезло?

– Правильно понял. – Я показал ему пустое гнездо. – Исчезла смертельная доза морфия.

Глава 11

– Четыре склянки пробило, живей вставай, чудило, – потряс меня за плечо Смит. И призыв, и жест были излишними: я был настолько издерган, что едва штурман повернул ручку, я проснулся. – Пора с докладом на мостик. Мы свежий кофе сварили.

Я пошел следом за ним в кают–компанию, поздоровался со склонившимся над кофейником Конрадом и вышел наружу. К моему удивлению, ветер, дувший теперь с веста, ослаб баллов до трех, снег почти перестал, и мне даже показалось, будто на юге, над бухтой Сор–Хамна, в просвете между тучами тускло сияют звезды. Зато морозило сильней, чем ночью. Поспешно затворив дверь, я повернулся к Смиту и сказал вполголоса:

– Неожиданная перемена погоды. Если так будет продолжаться, Отто напомнит тебе о твоем вчерашнем обещании добраться до Тунгейма и вызвать полицию.

– Я уже сам жалею, что пообещал, но ведь у меня не было другого выхода.

– Теперь тем более. Плыть никуда не следует. Посматривай за Хейтером, да повнимательней.

– Считаешь, что он опасен? – произнес Смит после продолжительного молчания.

– Он один из тринадцати потенциальных убийц, причем из тех, кто вызывает особое подозрение. Если исключить из чертовой дюжины Конрада, Лонни и «Трех апостолов», остается восемь. И один из восьми, может, двое или даже трое – это те, за кем нужен глаз да глаз.

– Уже теплее, – ответил Смит. – Но почему ты думаешь, что пятеро из них… – Штурман на полуслове умолк, заметив, что в кают–компанию, позевывая и потягиваясь, вошел Люк – худой, неуклюжий, долговязый юноша. Он был так лохмат, что хотелось позвать цирюльника или надеть ему на шевелюру повязку.

– Неужели ты думаешь, что он способен на убийство? – спросил я.

– Я мог бы засудить его за музыкальные безобразия, какие он вытворяет на своей гитаре. Но на большее он не способен, – согласился Смит. – То же можно сказать и об остальных четверых. – Наблюдая за Конрадом, который куда–то нес чашку кофе, штурман прибавил:

– За нашего героя поручусь головой.

– Куда же он так спешит?

– Поддержать силы дамы сердца. Ведь мисс Стюарт, по существу, дежурила вместе с нами.

Я хотел было заметить, что у этой дамы сердца странная привычка шататься по ночам, но передумал. Хотя прежнее ее поведение для меня оставалось загадкой, я ни на минуту не допускал, чтобы девушка могла иметь какое–то отношение к деятельности преступников.

– Это важно – добраться до Тунгейма? – спросил Смит.

– Доберешься ты туда или нет, не имеет особого значения. Все зависит от погоды и поведения Хейтера. Если придется вернуться, тем лучше, ты мне здесь пригодишься. Если доберешься до Тунгейма, там и оставайся.

– Как я там останусь? Я же отправлюсь за помощью, не так ли? И Хейтер потребует, чтобы я вернулся.

– Если скажешь, что устал и нуждаешься в отдыхе, тебя поймут, я уверен. Если Хейтер начнет шуметь, потребуй, чтобы его арестовали. Я дам тебе письмо для начальника метеостанции.

– Ах вот как, письмо? А если господин начальник откажется выполнить твое распоряжение?

– Думаю, ты сумеешь найти людей, которые тебе охотно помогут.

– И это, конечно, твои друзья, – посмотрел на меня без особого восторга штурман.

– На станцию откомандирована группа британских метеорологов. Их пятеро. Но они не метеорологи.

– Естественно, – холодно, почти враждебно отозвался Смит. – Вижу, вы не любите раскрывать свои карты, доктор Марлоу.

– Не сердись. Я не прошу, а приказываю. Такова стратегия. Если ты не подчиняешься приказам, то я подчиняюсь. Тайна, которую знают двое, известна всем. Если б ты заглянул в мои карты, то еще неизвестно, кто был бы следующим. Письмо это я дам тебе утром.

– Хорошо, – произнес Смит, с трудом сдерживая гнев, и с мрачным видом добавил:

– Нисколько не удивлюсь, если обнаружу в Тунгейме и «Морнинг роуз».

– Такая возможность отнюдь не исключена, – ответил я.

Кивнув, Смит отвернулся и направился к печке, у которой стоял Конрад, разливая кофе. Минут десять мы сидели, прихлебывая ароматный напиток и разговаривая о пустяках, затем Смит и Конрад ушли. В течение последующего часа не произошло ничего стоящего внимания, не считая того, что спустя пять минут после начала дежурства Люк внезапно заснул. Будить я его не стал. В отличие от Люка, мне было не до сна, голова разламывалась от дум.

Но вот в коридоре открылась дверь, вышел Лонни. Поскольку, по его словам, спал он обычно мало, факт этот меня не удивил. Войдя в кают–компанию, он тяжело опустился на стул рядом со мной. Выглядел он подряхлевшим и измученным и говорил без привычной шутливости.

– И снова перед нами добрый исцелитель, – произнес он. – И снова он врачует народ. Я пришел, дружище, разделить с вами полнощное бдение.

– Сейчас не полночь, а без двадцати пяти четыре, – ответил я.

– Это для красного словца, – вздохнул Лонни. – Я плохо спал. Вернее, не спал вовсе. Перед вами обремененный заботами старик, доктор.

– Очень жаль это слышать, Лонни.

– Не нужно слез. Как и большая часть человечества, я сам создаю себе проблемы. Быть стариком само по себе плохо. Быть одиноким стариком – а я много лет одинок – и того хуже. Но быть одиноким стариком, который не в ладах с совестью, – просто невыносимо. – Лонни снова вздохнул. – Нынче мне особенно жаль себя.

– Почему вы решили, что вы не в ладах с собственной совестью?

– А потому, что она–то и не дает мне спокойно спать. Ах, дружок, что может быть лучше, чем уснуть без мук. Чего же еще пожелать старику, когда настанет вечер и придет пора уйти?

– Чтобы попасть в кабак на том берегу?

– Не будет даже этого, – мрачно покачал он головой. – Таких, как я, в раю с распростертыми объятиями не ждут. Рылом мы не вышли, дружок, – улыбнулся старик, но глаза его оставались печальными. – Пивной бар в чистилище – на большее я не рассчитываю.

Старик умолк, закрыв глаза, и я решил, что он уснул. Но он прокашлялся и сказал невпопад:

– Всегда это приходит слишком поздно. Всегда.

– Что приходит, Лонни?

– Сострадание, понимание или прощение. Думается, Лонни Гилберт мог прожить жизнь более достойно. Но я понял это слишком поздно. Слишком поздно надумал сказать, что я тебя люблю, какой ты славный человек или что я тебя прощаю. Если бы да кабы… Трудно помириться с человеком, если ты смотришь на него, а он лежит мертвый. Боже мой, Боже мой! – С видимым усилием он поднялся. – Но ничтожная надежда еще осталась. Лонни Гилберт сейчас пойдет и сделает то, что должен был сделать много лет назад. Но сначала я должен вооружиться, влить огня в старые жилы, очистить разум, словом, подготовиться к тому испытанию, которое, со стыдом признаю, мне предстоит. Короче, дружище, где виски?

– Боюсь, Отто унес его с собой.

– Добряк Отто, добрей его не сыскать, только скуповат немного. Но ничего, до основного хранилища рукой подать.

Он направился к выходу, но я его остановил.

– Когда–нибудь вы пойдете в склад, сядете на ящик и замерзнете. Незачем вам туда идти. У меня в спальне есть бутылка. Из того же источника, уверяю. Сейчас принесу, а вы тут присмотрите. – Присматривать ему не было нужды: секунд через двадцать я вернулся.

Лонни щедрой рукой наполнил стакан, опустошил его в несколько глотков, посмотрел влюбленно на бутылку и отставил ее в сторону.

– Выполнив свой долг, я вернусь и выпью не торопясь. А пока я подкрепился в достаточной мере.

– Куда же вы направляетесь? – спросил я, не представляя, что за дела могут быть у него среди ночи.

– Я в большом долгу перед мисс Хейнс. Я хочу…

– Перед Джудит Хейнс? – невольно удивился я. – А я–то думал, вы и смотреть в ее сторону не желаете.

– В огромном долгу, – твердо произнес старик. – Можно сказать, хочу снять с души грех. Понимаете?

– Нет. Я понимаю одно: сейчас только без четверти четыре. Если вопрос этот так важен, как вы заявляете, то раз уж вы откладывали его решение столько лет, подождите еще несколько часов. Кроме того, мисс Хейнс больна, она испытала тяжелейшее душевное потрясение и находится под действием транквилизаторов. Нравится ей это или нет, но я ее доктор, и я вам не разрешаю будить ее.

– Если вы доктор, дружище, то должны понять, насколько это срочное дело. Я дошел, что называется, до ручки. Еще несколько часов, и будет поздно: тот Лонни Гилберт, которого вы сейчас видите перед собой, наверняка превратится опять в старого, эгоистичного, малодушного Лонни, каким он был прежде. В того Лонни, каким вы все его знаете. И тогда ничего нельзя будет исправить. – Сделав паузу, он переключился на другое:

– Транквилизаторы, говорите? А долго ли они действуют?

– Это зависит от больного. Четыре, шесть, иногда восемь часов.

– Что и требовалось доказать. Бедная девочка, наверное, лежит не в силах уснуть уже несколько часов, страстно желая, чтобы хоть кто–то навестил ее. Правда, вряд ли она ждет общества Лонни Гилберта. Или вы забыли, что с тех пор, как сделали ей укол, прошло около двенадцати часов?

Он был прав. Уже давно отношение Лонни Гилберта к Джудит Хейнс привлекало мое внимание. Решив, что будет полезно узнать, что за вина угнетает Лонни Гилберта и что именно намерен он сообщить бедной женщине, я произнес:

– Позвольте, я схожу и взгляну на нее. Если она не спит и в состоянии с вами беседовать, то пожалуйста.

Лонни кивнул. В спальню мисс Хейнс я вошел без стука. Ярко горела керосиновая лампа. Джудит лежала с открытыми глазами, почти с головой закрывшись одеялами. Вид у нее был ужасный, а бронзовые волосы лишь подчеркивали худобу и бледность ее лица. Обычно пронзительные зеленые глаза были словно подернуты пеленой, на щеках следы слез. Безразлично взглянула она на меня, когда я подвинул к ее кровати табурет, затем со столь же безразличным видом отвернулась.

– Надеюсь, вы хорошо спали, мисс Хейнс, – сказал я. – Как вы себя чувствуете?

– Вы всегда посещаете своих пациентов глубокой ночью? – спросила она бесцветным голосом.

– Нет, не всегда. Мы начали дежурить по ночам. Сегодня мой черед дежурить. Вам нужно что–нибудь?

– Нет. Вы узнали, кто убил моего мужа? – Она произнесла эти слова настолько спокойным и твердым тоном, что у меня возникло опасение, уж не прелюдия ли это к новому приступу истерики.

– Не узнал. Следует ли понимать, мисс Хейнс, что вы более не считаете Аллена виновным?

– Не думаю, что это сделал он. Я лежу без сна уже много часов, обо всем размышляя, и пришла к такому выводу. – По ее безразличному голосу и лицу можно было определить, что она все еще находится под действием успокоительного препарата. – Вы поймаете его, верно? Того, кто убил Майкла? Майкл был совсем не такой плохой, каким его считали, доктор Марлоу. Нет, совсем не такой. – Впервые на ее лице мелькнуло бледное отражение улыбки. – Не хочу сказать, что он был добрым или образцовым человеком, вовсе нет. Но он был мне нужен.

– Я знаю, – ответил я, хотя только теперь начал это осознавать. – Надеюсь, мы доберемся до преступника. Найдем его. У вас нет на этот счет никаких соображений?

– Мои собственные соображения мало чего стоят, доктор. У меня в голове еще туман.

– С вами нельзя было бы поговорить, мисс Хейнс? Для вас это не будет утомительно?

– Я и так говорю.

– Не со мной. С Лонни Гилбертом. Он хочет сообщить вам что–то важное.

– Мне? – В усталом голосе ее прозвучало удивление, но не протест. – Что же такое Лонни Гилберт намерен мне сообщить?

– Не знаю. Похоже на то, что докторам Лонни не доверяет. Я понял только одно: он причинил вам большое зло и хочет перед вами покаяться. Так мне кажется.

– Лонни хочет передо мною покаяться? – с изумлением произнесла Джудит Хейнс. – Нет, этого не может быть. – Помолчав какое–то время, она проговорила:

– Что ж, мне бы очень хотелось увидеть его.

С трудом скрыв собственное изумление, я вернулся в кают–компанию и сообщил не менее удивленному Лонни, что мисс Хейнс охотно встретится с ним.

Посмотрев ему вслед, я взглянул на Люка. Юноша спал как убитый, на устах его блуждала счастливая улыбка. Ему, видно, снились золотые диски. Потом я неслышным шагом подошел к комнате Джудит: клятва Гиппократа не запрещает доктору стоять у закрытой двери.

Мне стало ясно, что придется напрячь слух: хотя дверь была из бакелитовой фанеры, собеседники говорили вполголоса. Опустившись на колени, я прижал ухо к замочной скважине. Слышимость значительно улучшилась.

– Вы! – воскликнула Джудит Хейнс удивленно. – Вы хотите просить у меня прощения?

– Я, дорогая моя, я. Столько лет, столько лет я хотел это сделать. Голос старика стал не слышен. Затем он произнес:

– Как это гадко! Жить, питая неприязнь, какое там, ненависть… – Лонни замолчал. Спустя некоторое время продолжил:

– Нет мне прощения. Я знаю, он не мог быть настолько дурным человеком и вообще дурным. Вы же любили его, а разве можно любить безнадежно дурного человека? Но даже если бы его душа была чернее ночи…

– Лонни? – резко оборвала его Джудит. – Я знаю, муж мой не был ангелом, но и дьяволом не был.

– Знаю, дорогая моя, знаю. Я только хотел сказать…

– Да выслушайте же меня! Лонни, в тот вечер Майкла не было в машине. Его и рядом с ней не было.

Я напряг внимание, но ничего не услышал. Джудит Хейнс прибавила:

– Меня тоже в машине не было. – Наступило продолжительное молчание. Потом Лонни сказал почти шепотом:

– А мне дело представили совсем иначе.

– Я в этом уверена, Лонни. Машина была моя. Но не я ее вела. И не Майкл.

– Но вы не станете отрицать, что мои дочери были… не в себе в тот вечер. И вы тоже. И что вы сделали их такими.

– Я не отрицаю ничего. Мы все тогда перепились. Вот почему с тех пор я капли в рот не беру. Не знаю, кто виновен в случившемся. Знаю лишь одно: ни Майкл, ни я не выходили из дому. Господи, неужели я стала бы лгать, когда Майкла нет в живых?

– Нет, конечно нет. Но кто… кто же вел вашу машину?

– Два посторонних человека. Двое мужчин.

– Двое мужчин? И все это время вы скрывали их имена?

– Скрывали? Я бы так не сказала. Если мы это делали, то невольно. Главное заключалось в ином. Всем известно, что мы с Майклом… Словом, преступниками мы не были, но готовы были взять от жизни свое.

– Двое мужчин, – машинально повторил Лонни, не слушая ее. – Двое мужчин. Вы должны их знать. Снова молчание, затем Джудит вымолвила:

– Конечно.

И снова тишина, приводящая в бешенство. Я даже дышать перестал, боясь пропустить хоть слово. Но услышать, что было сказано дальше, мне не удалось.

Сзади раздался резкий и враждебный голос:

– Черт побери, чем это вы тут занимаетесь, сударь? – Я с трудом сдержался, чтобы не ответить достаточно резко, и, повернувшись, увидел массивную грушеподобную фигуру Отто, возвышающуюся надо мной. Весь красный, он угрожающе сжимал кулаки.

– Вы, я вижу, расстроены, мистер Джерран, – ответил я. – Я подслушивал. – Встав на ноги, я отряхнул пыль с колен. – Могу все объяснить.

– Жду ваших объяснений, – чуть побледнел Отто. – Это будет интересно.

– Я только сказал, что могу все объяснить. Это отнюдь не значит, что я намерен перед вами отчитываться. Если уж на то пошло, что вы сами тут делаете?

– Что я… что я?.. – Он не мог больше выговорить ни слова. Казалось, еще минута, и он лопнет от злости. – Что за наглость, черт побери! Я собираюсь на дежурство. Что вы делаете у двери в спальню моей дочери? Почему вы не подсматриваете, Марлоу, а подслушиваете?

– Мне незачем подсматривать, – назидательно произнес я. – Мисс Хейнс моя пациентка, а я врач. И если я захочу увидеть, я открою дверь и войду. Что ж, раз вы приступили к дежурству, я пойду спать. А то я устал.

– Спать? Ей–Богу, Марлоу, – вы еще пожалеете, клянусь. Кто там у нее?

– Лонни Гилберт.

– Лонни Гилберт? Какого черта! Отойдите в сторону! Пустите!

Я преградил ему путь. Отто кинулся на меня точно танк, но сантиметрах в тридцати от двери все же остановился.

– На вашем месте я не стал бы врываться. У них очень важная беседа. Оба, можно сказать, погружены в отнюдь не радостные воспоминания.

– Что вы там еще несете, черт вас побери? Что хотите этим сказать, вы, любитель чужих секретов?

– Ничего я вам не хочу сказать. Может быть, вы сами мне кое–что сообщите? Может быть, расскажете об автомобильной катастрофе, которая, насколько мне известно, произошла в Калифорнии много лет назад? Катастрофа, в которой погибли жена Лонни и две его дочери?

Лицо Отто было уже не серым и не багровым, как всегда. Краска исчезла с его щек, на них появились безобразные свинцовые пятна.

– Автомобильная катастрофа? – Голос его был спокоен. – Что еще за автомобильная катастрофа?

– Не знаю, потому–то вас и спрашиваю. Я слышал, как Лонни говорил об аварии, кончившейся для его семьи трагически. Поскольку ваша дочь знает о ней, я решил, что знаете и вы.

– Не имею представления, о чем она там толкует. – Оставив свои инквизиторские замашки, Отто круто повернулся и зашагал в кают–компанию. А я, пройдя мимо него, направился к выходу. Смит, судя по всему, собрался на прогулку. Хотя температура ничуть не повысилась, снег прекратился, дувший с веста ветер ослаб и напоминал свежий бриз. Это, видно, объяснялось тем, что мы оказались с подветренной стороны Антарктик–Фьеля. В многочисленных просветах туч виднелись звезды. Воздух был пронизан их сиянием. На юге, низко над горизонтом, я увидел луну, находившуюся в третьей четверти.

Войдя в помещение, я заметил Лонни, возвращавшегося к себе в спальню.

Шел он неуверенно, словно человек, потерявший очки. Когда он очутился рядом со мной, я заметил, что в глазах его стоят слезы. Дорого бы я дал, чтобы узнать их причину. Лонни был настолько расстроен, что даже не взглянул на едва начатую бутылку виски, стоявшую на столике перед Отто Джерраном. Он не посмотрел и на Отто, и, странное дело, Джерран тоже не обратил внимания на проходившего мимо Лонни. Судя по напору, с каким он на меня набросился возле комнаты дочери, следовало ожидать, что он начнет допрашивать старика. Возможно, даже схватит руками за горло. Однако пыл Отто заметно поостыл.

Я направился к Люку, намереваясь разбудить нашего бдительного ночного стража, но в этот момент Отто поднялся со стула и двинулся по коридору к комнате дочери. Я не колеблясь последовал за ним – семь бед, один ответ – и остановился у приоткрытой двери. С Джудит Отто говорил строгим голосом, в котором не было и намека на отцовскую привязанность.