Текст книги "Ночи нет конца. Остров Медвежий"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

– Доктор Марлоу, – произнес Гуэн, – полагаю, вам следует пересмотреть свое решение оставить службу у нас.

– Считайте, что я его пересмотрел. А то я начал уже ломать голову над тем, как заработать кусок хлеба. – Взглянув на свой пустой стакан, а затем на Отто, я продолжал:

– Поскольку я, так сказать, снова в штате, вы мне позволите?..

– Конечно, конечно. – Отто, с виду потрясенный услышанным, опустился на табурет и как–то разом обмяк, словно проколотый футбольный мяч, если такое сравнение применимо к груде сала. – Господи Боже! Один из сидящих здесь убийца. Один из нас загубил пять жизней! – Он содрогнулся всем телом, хотя в помещении стало значительно теплее. – Пять мертвецов! И негодяй, который отправил их на тот свет, среди нас!

Закурив сигарету, я пригубил виски и стал ждать новых замечаний. Ветер усилился, было слышно, как он стонет и воет, точно оплакивая погубленные жизни. Жутко было слышать этот реквием, но все превратились в слух, цепенея от леденящего ужаса.

Прошла целая минута, но никто не произнес ни слова, и я продолжал:

– Выводы напрашиваются сами собой. Во всяком случае, если подумаете хорошенько. Страйкер убит, как и четверо других наших товарищей. Кому нужна была их смерть? Зачем им было умирать? С какой целью их убили? Не маньяк ли их убил? И достиг ли он своей цели? Если нет или если убийца – психопат, то кто из нас на очереди? Кому предстоит умереть сегодня ночью? Можно ли спокойно разойтись по комнатам спать, зная, что в любую минуту к вам может войти убийца? Может, это сосед по комнате, который только и ждет, чтобы ударить ножом или задушить подушкой? Думаю, последнее наиболее вероятно. Кому придет в голову, что преступник может действовать так безрассудно? Разумеется, за исключением маньяка. Итак, нам предстоит бессонная ночь.

Возможно, мы сможем организовать бдение в течение одной ночи. Но сумеем ли мы продолжать такое дежурство двадцать две ночи? Может ли кто–либо из нас быть твердо уверен в том, что к возвращению «Морнинг роуз» он останется жив?

Судя по выражению лиц и гробовой тишине, такой уверенности не было ни у кого. Задумавшись над вопросом, который сам задал, я понял, что в гораздо большей мере он относится ко мне. Если преступник не маньяк, убивающий без разбору, а хладнокровен, расчетлив и поставил перед собой определенную цель, то следующая его жертва – это я. Не потому, что устранить меня входит в его планы, а потому, что я помеха их выполнению.

– Какова же должна быть наша тактика? – спросил я. – Разделимся на «чистых» и «нечистых» и перестанем общаться друг с другом? Возьмем, к примеру, завтрашнюю съемку. Мистер Джерран и Граф, насколько мне известно, отправляются к скалам – один «чистый», второй потенциально «нечистый». Может быть, мистеру Джеррану следует иметь при себе еще одного «чистого» для страховки? Хейсман на рабочей шлюпке намерен обследовать побережье вдоль бухты и, возможно, чуть южнее. Насколько мне известно, Юнгбек и Хейтер вызвались помочь ему. Невиновность всех троих, как вы заметили, не доказана.

Отправится невинная овечка вместе со злым волком или волками, а потом те вернутся и скажут, что бедняжка упала за борт и, несмотря на все их героические усилия, увы, погибла. Что уж говорить о великолепных ущельях в южной части острова… Точно рассчитанный толчок локтем, умело подставленная подножка, а высота около пятисот метров… Костей не соберешь. Сложная проблема, не так ли, господа?

– Глупости, – громогласно заявил Отто. – Совершенные глупости.

– Неужели? – удивился я. – Тогда спросите у Страйкера, каково его мнение на этот счет. Или спросите Антонио, Холлидея, Моксена и Скотта. Когда ваша душа, мистер Джерран, будет созерцать с небес, как вас опускают в яму, вырубленную во льду, это вы тоже назовете глупостью?

Сразу сникнув, Отто потянулся к бутылке.

– Что же нам делать, скажите ради Бога?

– Не представляю, – произнес я. – Вы слышали, что я сказал мистеру Гуэну. Я вновь на службе у киностудии. В организацию экспедиции я лично не вложил ни гроша, но, как заявил мистер Гуэн капитану Имри, сами вы вложили в нее все свои средства. Думаю, решение следует принимать на уровне совета директоров – трех его членов, которые все еще в состоянии это сделать.

– Не соизволит ли наш служащий объяснить, что он имеет в виду? – попытался улыбнуться Гуэн.

– Намерены вы продолжать съемки или не намерены, решать вам. Если по крайней мере человек шесть будут постоянно дежурить в жилом блоке, внимательно наблюдая и прислушиваясь к происходящему, то, вполне вероятно, мы сохраним свое здоровье в течение всех двадцати двух суток. Но это значит, что вы не сделаете ни одного кадра и понапрасну потратите вложенные средства. Не хотел бы я столкнуться с такой проблемой. У вас превосходное виски, мистер Джерран.

– Вижу, оно пришлось вам по вкусу, – отозвался Отто, попытавшись съязвить, но в голосе его прозвучала тревога.

– Не будьте скаредным, – ответил я, наполняя стакан. – Настало время испытания душ.

Ответа Отто я не слушал, занятый собственными мыслями. Однажды, когда мы уже вышли из порта отправления, Граф что–то сказал по поводу хрена, и тут, точно фитиль, к которому поднесли спичку, в голове у меня вспыхнула догадка. То же самое произошло и сейчас.

Граф внимательно взглянул на меня.

– Снять с себя ответственность проще всего, но как бы вы сами поступили? – Улыбнувшись, он прибавил:

– Считайте, что я снова кооптировал вас в совет директоров.

– Предложил бы самое простое решение, – сказал я. – Я бы застраховал себя от нападения сзади и снимал бы этот окаянный фильм.

– Ах так, – кивнул Отто. Граф и Отто переглянулись, явно удовлетворенные предложенным выходом. – Но что бы вы посоветовали в данный момент?

– Когда у нас ужин?

– Ужин? – заморгал глазами Отто. – Около восьми.

– А сейчас пять часов. Соснуть на три часа, вот что бы я предложил. Только не советую никому подходить ко мне ни под каким предлогом – попросить ли аспирина или пырнуть ножом. Нервы у меня на пределе, и я за себя не ручаюсь.

– А если я сейчас попрошу аспирина, вы меня не пришибете? – откашлявшись, спросил Смит. – Или чего–нибудь посильней, чтоб уснуть. А то голова раскалывается.

– Уснете через десять минут. Только имейте в виду, проснувшись, будете чувствовать себя гораздо хуже.

– Хуже быть не может. Ведите меня к себе, давайте свое снотворное.

Войдя к себе в комнату, я повернул ручку окна с двойными стеклами и с трудом открыл его.

– А у вас открывается?

– Ты ничего не упускаешь из виду. Незваным гостям трудно будет проникнуть к тебе.

– Как же иначе? Неси сюда раскладушку. Можешь забрать ее из спальни мисс Хейнс.

– Хорошо. Там как раз есть лишняя.

Глава 10

Пять минут спустя, закутавшись так, что только глаза оставались не защищенными от летящего в лицо снега и ветра, уже не стонущего, а воющего по–волчьи над стылыми плоскогорьями острова, мы со штурманом стояли возле окна моей спальни, которое я закрыл, сунув сложенный вчетверо листок бумаги между рамой и косяком. Ручки снаружи не было, но я захватил с собой швейцарский армейский нож с множеством разных приспособлений – таким откроешь что угодно. Мы посмотрели на просторную общую комнату кают–компанию, из окна которой струился яркий белый свет, и на тускло освещенные спальни.

– В такую ночь честный человек и носа наружу не высунет, – шепнул мне на ухо штурман. – А если бесчестный попадется?

– Еще не время, – отозвался я. – Сейчас каждый начеку, опасно и прокашляться в неподходящий момент. Позднее он или они, возможно, и вылезут из своего логова. Только не сейчас.

Направившись прямо к складу продовольствия, мы закрылись и, поскольку окон в помещении не было, включили карманные фонари. Осмотрев мешки, ящики, картонки и коробки, ничего подозрительного не обнаружили.

– А что мы ищем? – поинтересовался Смит.

– Представления не имею. Ну, скажем, нечто такое, чего тут не должно быть.

– Пистолет? Большую бутылку черного стекла с надписью «Смертельно. Яд»?

– Нечто вроде этого. – С этими словами я извлек из ящика бутылку «Хейна» и сунул в карман малицы. – В медицинских целях, – объяснил я.

– Разумеется. – Смит в последний раз обвел лучом фонаря стены блока, задержав сноп света на трех лакированных ящиках на верхней полке стеллажа.

– Должно быть, какой–то особо качественный продукт, – решил Смит. – Может, икра для Отто?

– Медицинские приборы. Главным образом, инструменты. Не яд. Даю гарантию, – ответил я, направляясь к двери. – Пошли.

– И проверять не будем?

– Какой смысл? Вряд ли мы там обнаружим автомат.

Ящики были размером двадцать пять на двадцать сантиметров.

– Не возражаешь, если я все–таки проверю?

– Хорошо. – Я начал раздражаться. – Только поживей.

Открыв крышки первых двух ящиков, Смит мельком осмотрел их содержимое и закрыл вновь. Открыв третий ящик, он произнес:

– Кому–то понадобился медицинский инструментарий.

– Я к этим ящикам не прикасался.

– Значит, прикасался кто–то другой. – С этими словами штурман протянул мне ящик. Два гнезда в нем и в самом деле оказались пусты.

– Действительно, – признал я. – Взяты шприц и ампула с иглами.

Молча посмотрев на меня, штурман взял коробку, закрыл ее крышкой и поставил на место.

– Не скажу, что мне это нравится.

– Двадцать два дня могут показаться долгими как вечность, – сказал я. – Вот если бы еще найти состав, которым хотят этот шприц наполнить…

– Если бы. А может, кто–то взял шприц для собственного употребления? Какой–нибудь наркоман сломал свой собственный? К примеру, один из «Трех апостолов»? Биография подходящая – мир поп–музыки и кино, к тому же зеленые юнцы.

– Нет, не думаю.

Из склада мы направились в блок, где хранилось горючее. Чтобы убедиться в том, что там нет ничего такого, что бы представляло для нас интерес, нам хватило двух минут. То же можно сказать и о блоке, где хранилось оборудование. Правда, там я нашел два нужных мне предмета – отвертку и пакет с шурупами.

– Зачем это тебе? – поинтересовался Смит.

– Закрепить рамы, чтобы не открыли снаружи, – объяснил я. – В спальню можно попасть не только через дверь.

Задерживаться в гараже, где лежал мертвый Страйкер, глядевший неподвижным взором в потолок, особого желания мы не испытывали. Мы осмотрели ящики с инструментами, металлические барабаны и даже прозондировали топливные масляные баки и радиаторы, но ничего не обнаружили.

Затем направились к причалу. От основного блока до пирса было немногим больше двадцати метров, и через пять минут мы были на месте. Фонари включить мы не решились и двигались к головной части причала на ощупь, рискуя свалиться в ледяную воду. Отыскав рабочую шлюпку, закрепленную в защищенном от ветра углу причала, спустились в нее по трапу, проржавевшему настолько, что некоторые перекладины были толщиной не больше шести миллиметров.

Даже во время снегопада огонь карманного фонаря ночью виден далеко, однако, оказавшись ниже уровня причала, мы все же включили фонари, на всякий случай прикрывая их. Осмотр рабочей шлюпки ничего не дал. Никакого результата не дал и осмотр четырехметровой моторки, куда мы затем забрались.

Оттуда по скоб–трапу мы вскарабкались в боевую рубку модели подводной лодки.

На расстоянии метра с небольшим от верхнего среза рубки по ее окружности была приварена платформа. Приблизительно в полуметре от фланца, к которому привинчена рубка, находилась полукруглая площадка, на нее можно было попасть через рубочный люк. К площадке был прикреплен небольшой трап, по которому мы спустились внутрь. Включив фонари, огляделись.

– Совсем другое дело субмарина, – заметил Смит. – Тут уж тебя снегом не занесет. Но поселиться здесь надолго я бы не хотел.

И правда, очень уж мрачно и темно было внутри корпуса. Палуба представляла собой настил из досок, положенных с интервалом поперек лодки и привинченных с обоих концов крыльчатыми гайками. Под досками виднелись ряды выкрашенных в шаровой цвет прочно закрепленных чугунных чушек – четыре тонны балласта. По бортам корпуса располагались четыре квадратные балластные цистерны. Для придания секции отрицательной плавучести их можно было заполнить водой. В дальнем конце корпуса установлен небольшой дизель–мотор, выхлопная труба которого выпущена через верх боевой рубки. Дизель соединялся с компрессорной установкой, предназначенной для продувки балластных цистерн.

Таковы были конструктивные особенности модели подводной лодки. По слухам, модель обошлась в пятнадцать тысяч фунтов стерлингов, откуда можно было заключить, что любимым времяпрепровождением Отто, как и всех кинопродюсеров, было сочинительство.

Мы обнаружили в лодке несколько предметов иного рода. В шкафу, в кормовом конце секции, мы нашли четыре небольших грибовидных якоря с якорь–цепями в комплекте с небольшой портативной лебедкой. Наверху находился люк, через который можно подняться на верхнюю палубу. Якоря использовались для того, чтобы закрепить модель в любом положении, какое будет необходимо.

Напротив шкафа в переборке прочно привязана пластмассовая модель перископа, которая внешне ничем не отличалась от настоящего прибора. Рядом находились еще три пластмассовые модели: трехдюймовая пушка, которую предполагалось, очевидно, установить на верхней палубе, и два пулемета, предназначенных, похоже, для монтажа на боевой рубке. В носовой части секции располагались еще два шкафа: в одном хранились пробковые спасательные жилеты, в другом шесть банок краски и кисти. На банках стояло: «Моментальная шаровая».

– Что это значит? – поинтересовался Смит.

– Очевидно, какой–то тип быстросохнущей краски, – предположил я.

– Везде флотский порядок, – заметил штурман. – Недооценивал я Отто. – Он зябко повел плечами. – Хотя снег тут и не идет, но мне, признаться, холодно. Словно в железном гробу.

– Да, не очень–то здесь уютно. Давай выбираться на берег.

– Поиски оказались бесплодными?

– Пожалуй. Да я и не рассчитывал на успех.

– Потому–то и уговорил их продолжать съемки? Сначала колебался, потом стал нажимать? Это не затем, чтобы в их отсутствие осмотреть комнаты и вещи?

– Как могла прийти тебе в голову такая подлая мысль, Смит?

– Вокруг тысяча сугробов, где хоть черта спрячешь.

– Вот и я так думаю.

Добраться до жилого блока оказалось гораздо более простой задачей, путь наш освещали неярко горевшие лампы Кольмана. Без особого труда забравшись в свою спальню, мы стряхнули снег с сапог и одежды и повесили ее сушиться.

После холода субмарины мы чувствовали себя как у Христа за пазухой. Достав отвертку и шурупы, я принялся закреплять раму. Смит, жалуясь на недомогание, раскупорил бутылку, которую я прихватил в складе продовольствия, и, вынув две мензурки из моего медицинского саквояжа, стал ждать, когда я закончу работу.

– Ну вот, – заключил он, – теперь можно не бояться, что кто–то влезет сюда ночью. А как быть с остальными?

– Я думаю, что большинству не грозит какая–то опасность, – сказал я, – поскольку они не собираются нарушать планы нашего приятеля или приятелей.

– Большинству, говоришь?

– Пожалуй, окно в спальне Джудит Хейнс я бы тоже завинтил.

– Джудит Хейнс?

– Мне кажется, она в опасности. Насколько реальна эта опасность, я не знаю. Возможно, это у меня от нервов.

– Ничего удивительного, – неопределенно сказал Смит и отхлебнул из стакана. – Я тоже думал, но о другом. Как ты считаешь, скоро ли поймут члены правления компании, что необходимо вызвать сюда представителей правопорядка, позвать на помощь или хотя бы оповестить внешний мир о том, что служащие компании мрут как мухи, причем не своей смертью?

– А ты бы пришел к такому решению?

– Конечно, если бы не был преступником и не имел веских причин избегать встреч с представителями закона.

– Я не преступник, но у меня есть веские причины не встречаться здесь с представителями закона. Как только оные появятся на сцене, любая преступная мысль, намерение и действие уйдут в глубокое подполье, и тайна пяти погибших так и останется нераскрытой. Выход один – дать веревочке виться, чтобы у палача появилась работа.

– А что, если веревка окажется настолько длинной, что в петлю попадет кто–то из нас? Если произойдет еще одно убийство?

– В этом случае придется прибегнуть к помощи закона. Я нахожусь здесь для того, чтобы как можно лучше сделать свое дело, и не хочу, чтобы пострадали невинные.

– Ты снял у меня с души камень. Ну а если такая мысль все–таки придет им в голову?

– В этом случае надо будет попробовать связаться с Тунгеймом. Радиус действия тамошней радиостанции таков, что достанет хоть до Луны. До Тунгейма меньше десяти миль, но при нынешних погодных условиях это все равно что добраться до Восточной Сибири. Если погода улучшится, появится возможность попасть туда. Ветер поворачивает к весту, если он не изменится, то, двигаясь вдоль берега на моторке, можно, хоть и не без труда, доплыть до Тунгейма. Если ветер перейдет в норд–вестовую четверть, такой возможности не будет: открытую лодку захлестнет волной. Добраться до станции по суше вряд ли удастся. Во–первых, местность сильно пересеченная, гористая, на снегоходе туда не пройти. Если отправиться пешком, придется углубиться внутрь острова, двигаясь на запад, чтобы оставить в стороне комплекс Мизери Фьель, так как он заканчивается утесами, окаймляющими восточное побережье.

Там сотни небольших озер. Их ледяной покров, думаю, еще недостаточно прочен и не выдержит веса человека. А глубина больше тридцати метров. В сугробы можно провалиться по пояс. Что говорить об опасности утонуть, когда мы не оснащены для передвижения в зимних условиях. У нас нет даже палатки, чтобы заночевать: за один световой день до Тунгейма ты вряд ли доберешься, а если начнется снегопад, будешь плутать до тех пор, пока не свалишься от холода, голода или просто от усталости. Ведь у кинокомпании даже ручного компаса не найдется.

– Ты, вижу, все обо мне толкуешь, – проговорил Смит. – А почему бы тебе самому не отправиться в это путешествие? – усмехнулся он. – Конечно, я мог бы забраться в какую–нибудь уютную пещеру, переночевать в ней, а потом вернуться и заявить, что задание невыполнимо.

– Посмотрим, какие выпали карты. – Допив содержимое стакана, я взял отвертку и щурупы. – Пойдем узнаем, каково состояние мисс Хейнс.

Оказалось, что состояние ее сносно. Жара нет, пульс нормальный, дыхание глубокое и ровное; как она будет себя чувствовать, когда проснется, – это другой вопрос. Я закрепил шурупами ее окно, чтобы никто не забрался к ней.

Теперь в спальню Джудит можно было попасть, лишь разбив двойную раму и наделав при этом столько шуму, что половина блока проснется. Затем мы вошли в общую комнату – кают–компанию.

Удивительное дело – она почти опустела, хотя здесь должны были находиться человек десять. Я тут же смекнул, что тревожиться по этому поводу не стоит. Отто, Граф, Хейсман и Гуэн, очевидно, собрались в чьей–то спальне и обсуждают важные проблемы, о которых не следует знать всякой мелкой сошке.

Лонни наверняка отправился «подышать свежим воздухом». Лишь бы не заблудился на пятачке между жилым блоком и продовольственным складом. Аллен наверняка лег в постель, а маленькая Мэри, похоже преодолевшая прежние страхи, сидит рядом, держа раненого за руку. Куда исчезли «Три апостола», я не знал, да и не особенно тревожился по этому поводу: если они и могут причинить какой–то вред, то лишь нашим барабанным перепонкам.

Я подошел к плите, на которой стоял трехконфорочный керогаз, возле него хлопотал Конрад. В одной кастрюле тушилось жаркое, в другой бобы, в кофейнике кипела вода для кофе. Конрад, похоже, наслаждался своей ролью шеф–повара, тем более что ему помогала Мэри Стюарт. Будь это кто–то другой, я решил бы, что передо мной актер, на потребу галерке изображающий своего в доску парня. Но я успел достаточно изучить Конрада и знал, что он не таков, что в его натуре заложено стремление помочь ближнему, а желание как–то возвыситься над товарищем ему совершенно чуждо.

– Что же это такое? – проговорил я. – Ведь Отто назначил «Трех апостолов» дежурить по очереди на камбузе.

– «Трем апостолам» вздумалось совершенствовать свое исполнительское мастерство прямо в жилом бараке, – объяснил Конрад. – В целях самозащиты я заключил с ними сделку. Они репетируют в блоке, где установлен дизель–генератор, а я хозяйничаю здесь вместо них.

Я попытался представить себе адский шум, создаваемый лишенными слуха певцами, их инструментами с усилителями звука и грохотом дизеля в тесном помещении размером в два с половиной на два с половиной метра. Попытался – и не смог представить.

– Вы заслужили медаль, – изрек я. – И вы тоже, дорогая Мэри.

– Я? – улыбнулась девушка. – А я–то тут при чем?

– Помните, что я говорил насчет того, чтобы паиньки работали на пару с бяками? Рад, что вы присматриваете за одним из тех, на ком лежит подозрение. Он ничего не всыпал в кастрюли, не заметили?

– Не нахожу тут ничего смешного, доктор Марлоу. – Мэри перестала улыбаться.

– Я тоже. Неуклюжая попытка разрядить атмосферу. – Взглянув на Конрада, я заговорил уже иным тоном:

– Нельзя ли шеф–повара на два слова?

Пристально взглянув на меня, Конрад кивнул головой и отвернулся. А Мэри Стюарт заметила:

– Вот это мило. А почему нельзя поговорить с ним в моем присутствии?

– Хочу рассказать ему пару забавных историй, а вам, насколько я понял, мой юмор не по вкусу.

Отойдя с ним на несколько шагов в сторону, я спросил Конрада:

– Не удалось вам потолковать с Лонни?

– Нет, не было возможности. А что, это спешно?

– Вполне может статься. Я его не видел, но думаю, он в продовольственном складе.

– Там, где Отто хранит свой эликсир жизни?

– Не в дизельном же блоке искать Лонни. Солярка и бензин не по его части. Сходили бы вы в склад, чтобы найти утешение от тягот сурового нашего мира, от острова Медвежий, от компании «Олимпиус продакшнз», словом, от чего угодно, и затеяли с ним разговор. Скажите, что скучаете по семье и еще что–нибудь. Заставьте его разговориться.

Помолчав, Конрад произнес:

– Мне Лонни нравится. Не по душе мне это задание.

– Мне не до ваших переживаний. Меня заботит безопасность и жизнь людей.

– Хорошо, – кивнул он, внимательно поглядев на меня. – А не боитесь обращаться за помощью к одному из подозреваемых?

– Я вас ни в чем не подозреваю, – ответил я. – И никогда не подозревал.

Он молча глядел на меня какое–то время, затем проговорил:

– Скажите то же самое Мэри, хорошо? – Он отвернулся и направился к двери. Я подошел к керогазу. Мэри Стюарт посмотрела на меня серьезно и спокойно.

– Конрад велел сообщить вам – вы меня слушаете? – что он не состоит в списке подозреваемых.

– Это хорошо, – улыбнулась девушка, но не слишком весело.

– Мэри, – произнес я, – вы мною недовольны.

– Ну и что?

– Что – ну и что?

– Вы мне друг?

– Конечно.

– «Конечно, конечно…» – Она очень похоже передразнила меня. – Доктор Марлоу – друг всего человечества.

– Доктор Марлоу не обнимается всю ночь напролет со всем человечеством.

Снова улыбка. На этот раз повеселей.

– А Чарльзу Конраду? – спросила она.

– Он мне нравится, но я не знаю его мнения обо мне.

– И мне он нравится. Насколько мне известно, и я ему нравлюсь. Поэтому мы все друзья. – Я чуть было не сказал «конечно», но только кивнул. – Так почему бы нам троим не делиться секретами?

– Женщины – самые любопытные существа на свете, – ответил я. – Во всех смыслах этого слова.

– Не надо считать меня дурой, прошу вас.

– А вы сами–то делитесь секретами? – спросил я. Мэри нахмурилась как бы в недоумении, и я продолжал:

– Предлагаю детскую игру. Вы сообщите мне свой секрет, а я в ответ – свой.

– Что вы имеете в виду?

– Вашу тайную встречу вчера утром. Во время снегопада, на верхней палубе. Когда вы были так милы с Хейсманом.

Я ожидал немедленной реакции и очень удивился, когда на мои слова девушка никак не отреагировала. Она лишь взглянула на меня и проронила:

– Так вы за мной шпионили?

– Я случайно оказался поблизости.

– Что–то я вас поблизости не заметила, – закусив губу, сказала она, правда, не очень расстроенным голосом. – Очень жаль, что вы это видели.

– Почему же? – Я хотел произнести эту фразу с иронией, но удержался.

– Потому что не хочу, чтобы люди знали.

– Вполне очевидно, – терпеливо продолжал я. – Но почему?

– Потому что мне нечем гордиться. Мне нужно зарабатывать на жизнь, доктор Марлоу. Я приехала в Великобританию всего два года назад и ничего не умею. Актриса я никудышная, я это знаю. У меня ни крупицы таланта. Две последние картины с моим участием были сплошным кошмаром. Не удивительно, что все на меня косятся и спрашивают друг друга вслух, с какой это стати я снимаюсь уже в третьем фильме киностудии «Олимпиус продакшнз». Теперь вы знаете причину. Мне покровительствует Иоганн Хейсман. – Мэри слабо улыбнулась. – Вы удивлены, доктор Марлоу? Может быть, шокированы?

– Нет.

Улыбка исчезла с ее губ. Лицо помертвело. Безжизненным голосом девушка произнесла:

– Выходит, вы легко поверили, что я такая?

– Нет. Наоборот. Я вам не верю.

Девушка посмотрела на меня растерянно и грустно.

– Не верите, что я такая?

– Не верю. Мэри Стюарт не может быть такой. Дорогая Мэри не может быть такой, какой она хочет себя выставить.

Лицо ее вновь ожило, и она проговорила в волнении:

– Для меня это самый лучший комплимент. – Девушка помолчала, разглядывая свои руки, потом, не поднимая глаз, произнесла:

– Иоганн Хейсман – мой дядя. Мамин брат.

– Ваш дядя? – Как ни готов я был ко всяческим неожиданностям, но подобный вариант мне никогда бы и в голову не пришел.

– Дядя Иоганн. – И снова мимолетная, едва заметная улыбка, в которой светилось лукавство. Как же хорошо она смеется от восторга и счастья, подумал я. – Можете мне не верить. Сами пойдите к нему и спросите. Только без свидетелей, пожалуйста.

Ужин в тот вечер прошел не слишком весело. Недоставало товарищеской, теплой атмосферы, какая обычно возникает, когда собирается компания друзей.

Большинство унесли еду к себе в спальни, остальные сидели за столом или стояли кучками, рассеянно ковыряя в тарелках бобы с тушеным мясом.

Но главное, у всех было такое ощущение, будто мы присутствуем на некоем подобии последней вечери. И потому очень часто то один, то другой поднимал глаза от миски, окидывал быстрым взглядом соседей, рассчитывая по каким–то признакам разоблачить предателя. Конечно, таких явных признаков налицо не было; обстоятельство это усугублялось тем, что в большинстве своем присутствующие вели себя не вполне естественно. Таково уж свойство человеческой натуры: даже ни в чем не повинный человек, зная, что его подозревают, начинает подчеркнуто показывать свое равнодушие и невозмутимость, тем самым лишь усиливая общую подозрительность.

Естественно, Отто к числу такого рода людей не принадлежал. Оттого ли, что его считали совершенно невиновным, или оттого, что он был президентом компании и продюсером фильма, он смотрел на всех свысока и чувствовал себя хозяином положения. Как ни казалось это прежде невероятным, Отто, обычно вялый и нерешительный, похоже, был из тех, кто проявляет свои лучшие качества в кризисных ситуациях. Когда он поднялся, чтобы в конце трапезы обратиться к нам с речью, от нерешительности и вялости его не осталось и следа.

– Мы все помним, – произнес он энергичным голосом, – кошмарные события, происшедшие в течение последних двух суток. Полагаю, иного объяснения случившемуся, кроме предложенного доктором Марлоу, быть не может. Более того, боюсь, мы должны серьезно отнестись к его прогнозу на будущее. От реальности нам никуда не скрыться, поэтому прошу не считать, что я недооцениваю серьезность обстановки. Мы оказались отрезанными от внешнего мира и не вправе рассчитывать на чью–либо помощь. В то же самое время, памятуя о наших коллегах, которые умерли насильственной смертью, не следует упускать из виду, что это может повториться. – Отто спокойным взглядом обвел аудиторию, его примеру последовал и я. Заявление Отто произвело впечатление на многих. Он продолжал:

– Именно потому, что ситуация, в какой мы оказались, совершенно невероятна и неестественна, предлагаю вести себя наиболее разумно. Если поддаться панике, это делу не поможет и лишь усугубит наше положение.

Мы с моими коллегами решили продолжать, естественно соблюдая все меры безопасности, ту работу, для выполнения которой сюда прибыли. Уверен, и вы со мной согласитесь, что лучше занять наше время и внимание полезным и целеустремленным трудом, чем сидеть сложа руки и предаваться мрачным мыслям.

Я вовсе не предлагаю делать вид, будто ничего страшного не произошло. Я предлагаю действовать так, как мы действовали бы в обычных условиях. Тогда это принесет нам пользу. Если позволит погода, завтра три группы начнут натурные съемки…

Отто не советовался, он приказывал. Будь я на его месте, я бы действовал так же.

– Основная группа, возглавляемая мистером Дивайном, отправится на север по ведущей к соседней бухте дороге Лернера, построенной еще в начале нынешнего столетия. Правда, от нее, думаю, мало что сохранилось. Граф, Аллен и Сесил, естественно, будут его сопровождать. Я сам туда отправлюсь и хочу, чтобы вы пошли со мной, Чарльз, – добавил он, обращаясь к Конраду.

– А я вам не понадоблюсь? – спросила маленькая Мэри, подняв руку, точно школьница.

– Почти все это будет натура… – Отто на полуслове умолк, посмотрел на лицо Аллена, все в синяках и ссадинах, затем перевел взгляд на Мэри и плутовато улыбнулся. – Конечно, если желаете. Мистер Хендрикс вместе с Люком, Марком и Джоном постараются записать на пленку все звуки – вой ветра в ущельях, крики птиц на скалах, удары волн, разбивающихся о берег. Мистер Хейсман захватит с собой портативную камеру и на лодке обследует побережье в поисках подходящих для съемок участков. Мистер Юнгбек и мистер Хейтер любезно согласились сопровождать его. Такова программа на завтра. Но самое важное решение, которое я оставил напоследок, совсем не связано с нашей работой. Мы пришли к выводу, что следует обратиться с призывом о помощи. Под помощью я подразумеваю помощь представителей правосудия, правопорядка или иных компетентных органов. Пусть они проведут тщательное и квалифицированное расследование в самые сжатые сроки. Вызвать их не только наш долг, но и необходимая мера для собственной безопасности. Чтобы обратиться за помощью, необходимо радио, а ближайшая рация находится в Тунгейме, где расположена норвежская метеостанция.

Я едва удержался, чтобы переглянуться со Смитом.

– Мистер Смит, – продолжал Отто, – то, что вы отстали от судна, может обернуться для нас удачей. Вы единственный среди нас моряк–профессионал. Скажите, есть ли возможность добраться до Тунгейма на лодке?