Текст книги "Одиночество инспектора Уэста. Сатанинский микроб. Покушение на леди"

Автор книги: Алистер Маклин

Соавторы: Джон Кризи,Эван (Ивэн) Хантер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)

Глава 8

Сэм Гроссман определил, что бинокль выпущен фирмой «Питер-Вондигер». Судя по серийному номеру, он был изготовлен примерно в 1952 году. В то время фирма выпускала много военной продукции, но поскольку на внешней поверхности стекол противоотражательного покрытия не было, бинокль явно не предназначался для армии. Связавшись с фирмой по телефону, Сэм установил, что эта модель уже снята с производства, заменена новой и в продажу не поступает. Тем не менее, пока люди Сэма снимали с бинокля отпечатки пальцев, сам он взялся за составление его технической характеристики для работников участка. Сэм Гроссман отличался методичностью и считал, что для тех, кто расследует дело, важны мельчайшие, самые, казалось бы, незначительные подробности. Поэтому он не упустил ни одной детали.

На бинокле были найдены отпечатки двух людей. Одни, понятно, принадлежали Коттону Хейзу. Другие представляли собой четкие рисунки пальцев обеих рук – такие отпечатки можно было оставить, лишь используя бинокль по назначению, следовательно, они принадлежали нападавшему. Фотографии отпечатков были немедленно посланы по фототелеграфу в Бюро учета правонарушителей, а также в ФБР с просьбой срочно провести опознание.

Сэм Гроссман молил бога, чтобы пальцы, отпечатавшиеся на бинокле, уже наследили в прошлом хоть в каком-нибудь уголке Соединенных Штатов.

* * *

13.10. Лейтенант Бернс развернул на столе газету.

– Как вам это нравится, Хейз? – спросил он.

Пробежав страницу глазами, Хейз наткнулся на объявление:

Только в «Бриссон Руф»! Джей Леди Эстор – фортепьяно и вокал – в лучших традициях Леди Эстор!

С фотографии улыбалась молодая темноволосая женщина в облегающем вечернем платье.

– Я не знал, что она в городе, – произнес Хейз.

– Что-нибудь о ней слышали?

– Да. Она котируется достаточно высоко. Довольно своеобразная манера исполнения. Что-то в стиле Кола Портера, представляете примерно? Много у нее всякой белиберды, и песенки сомнительные, но в способностях ей не откажешь.

– Как ваша кисть?

– Отлично, – сказал Хейз.

– Думаете, следует заняться этой дамочкой?

– Конечно.

На столе зазвонил телефон. Бернс поднял трубку.

– Бернс, – сказал он и стал слушать. – Конечно, Дэйв, давай его сюда. – Он прикрыл рукой трубку. – Из лаборатории, – сообщил он Хейзу и, убрав руку, принялся ждать. – Привет, Сэм, что нового? – Бернс слушал, лишь время от времени вставляя «угу». Так прошло минут пять. Наконец, Бернс сказал: – Ну, спасибо, Сэм, – и повесил трубку.

– Что-нибудь есть?

– На бинокле нашли четкие отпечатки. Сэм уже послал фотографии в Вашингтон. Теперь остается уповать на бога. Вместе с биноклем Сэм посылает нам свой отчет. Бинокль образца пятьдесят второго года, модель снята с производства. Как только мы его получим, я отправлю Стива и Мейера по лавкам подержанных товаров. Ну, а что с этой Леди Эстор? Думаете, она и есть мишень?

Хейз пожал плечами.

– Надо проверить.

– Это вполне возможно, – сказал Бернс и, в свою очередь, пожал плечами. – А почему бы и нет? Личность она известная. Может быть, какому-то кретину не нравятся ее пошлые песенки. Что вы об этом думаете?

– Я думаю, стоит попытаться.

– Только быстро, – предупредил Бернс. – Чтобы никаких там песенок. Вполне возможно, что до восьми вечера нам предстоит еще не одна попытка. – Он взглянул на часы. – Черт возьми, время-то как летит, – пробормотал он.

* * *

Хейз позвонил в «Бриссон Руф», и ему ответили, что первое выступление Джей Эстор начинается в восемь вечера. Однако адрес ее менеджер наотрез отказался сообщить – даже детективу. Менеджер потребовал, чтобы Хейз назвал ему номер своего телефона. Хейз назвал, и менеджер тотчас перезвонил. Он был полностью удовлетворен разговором с дежурным сержантом, который соединил его с отделом сыска: теперь ясно, что с ним хочет говорить настоящий коп, а не какой-нибудь воздыхатель из толпы поклонников Леди Эстор. Он назвал Хейзу адрес, по которому Хейз тотчас же и отправился.

Хейза несколько удивило, что мисс Эстор живет не в отеле, где выступает, но, видимо, она считала, что работать и развлекаться нужно в разных местах. Квартира ее находилась в одном из фешенебельных районов в южной части Айсолы, в коричневом каменном доме. Хейз доехал туда за десять минут. Поставив машину у тротуара и поднявшись по ступенькам к входной двери, он вошел в маленький чистенький вестибюль. Пробежав глазами фамилии на почтовых ящиках, он не обнаружил Джей Эстор ни на одном из них. Пришлось выйти на улицу и на площадке перед дверью еще раз проверять адрес. Адрес был правильный. Тогда Хейз вернулся в вестибюль и позвонил управляющему. Раздался громкий звонок. Затем где-то открылась и закрылась дверь, послышались шаги, и, наконец, открылась занавешенная дверь, за портьерой.

– Что вам угодно? – спросил старик в домашних тапочках и выцветшем голубом халате.

– Я хотел бы видеть мисс Джей Эстор.

– Никакой мисс Эстор здесь нет, – отрезал старик.

– Я не поклонник и не газетчик, – объяснил Хейз. – Я из полиции. – Вытащив бумажник, он раскрыл его и показал жетон.

Старик внимательно рассмотрел его.

– Вы детектив?

– Да.

– У нее что, какие-нибудь неприятности?

– Все может быть, – неопределенно ответил Хейз. – Мне нужно с ней поговорить.

– Подождите минутку. – Старик прошаркал за портьеру. Хейз услышал, как тот набрал номер и начал говорить. Через минуту он вернулся.

– Она сказала, что вы можете подняться. Номер четыре-А. Эту дверь она использует для входа. Вообще-то, весь верхний этаж ее: четыре-А, четыре-В, четыре-С. Но для входа она использует только четыре-А, а остальные двери изнутри заставлены мебелью. Можете подняться.

Хейз поблагодарил и прошел мимо старика вглубь по коридору. Из коридора наверх вела устланная ковром лестница, с одной ее стороны тянулись резные перила. Стояла удушающая жара. Взбираясь наверх, Хейз думал о том, что Карелла и Мейер сейчас, должно быть, прочесывают лавки подержанных товаров. Обратится ли Бернс за помощью в другие участки? Или посчитает, что его парни смогут прочесать весь город сами? Нет, он, конечно, попросит подключить людей из других участков. Не может не попросить.

В медном прямоугольничке, привинченном к дверному косяку квартиры 4-А, торчала маленькая табличка. В табличку было вписано всего одно слово: Эстор.

Хейз нажал кнопку звонка.

Открыли так быстро, что оставалось предположить одно: Джей Эстор стояла под дверью.

– Вы детектив?

– Да.

– Входите.

Он вошел. Взглянув на Джей Эстор, он испытал по меньшей мере разочарование. На фотографии в газете она выглядела волнующей и соблазнительной, а облегающее платье подчеркивало изящные изгибы тела. Там, на фотографии, в глазах ее читался вызов, в многообещающей улыбке искрился порок. Здесь же не было и следа вызова или соблазна.

Джей Эстор вышла в шортах и легкой блузке. У нее была высокая красивая грудь, но чересчур мускулистые ноги теннисистки. Зубы, которые она обнажила в улыбке, были довольно крупные, и у Хейза невольно возникло сравнение с холеной кобылой. Впрочем, возможно, он судил слишком строго. Быть может, не попадись ему фотография в газете, он посчитал бы Леди Эстор привлекательной женщиной.

– У меня в гостиной кондиционер, – сказала она. – Пойдемте туда, а эту дверь закроем.

Комната, куда они вошли, была обставлена весьма элегантно. Закрыв за Хейзом дверь, Джей Эстор облегченно вздохнула.

– Ну вот. Здесь куда лучше. Эта жара становится совершенно невыносимой. Я вернулась из турне по Южной Америке всего две недели назад, и можете мне поверить, там не было так жарко. Итак, чем я могу быть вам полезной?

– Сегодня утром мы получили одно письмо, – начал Хейз.

– Вот как? О чем же? – Джей Эстор подошла к бару, который вытянулся вдоль длинной стены. – Вы что-нибудь выпьете? Джин? «Том Коллинз»?

– Спасибо, ничего.

На лице ее мелькнуло легкое удивление. Она невозмутимо принялась готовить себе джин с тоником.

– В письме говорится: «Сегодня в восемь вечера я убью Леди. Ваши действия?»

– Миленькое письмецо. – Она скорчила мину и выжала в бокал лимон.

– Кажется, оно вас не очень впечатлило, – заметил Хейз.

– А что, должно впечатлить?

– Но ведь вы известны как Леди, разве нет?

– Ах, вот что! Вот что! – воскликнула она. – Ну, конечно. Леди. «Сегодня вечером я убью Леди...» Понятно. Да. Да.

– И что же?

– Псих.

– Возможно. Вам никто не угрожал – по телефону или письменно?

– В последнее время?

– Да.

– Нет, в последнее время все тихо. А вообще-то угрожают время от времени. Типы вроде Джека Потрошителя. Они называют меня бесстыжей. Говорят, что убьют меня и смоют мирскую грязь кровью ягненка. И тому подобный бред. Чокнутые. Психи. – Она с улыбкой обернулась. – Тем не менее я еще жива.

– Вы, мисс Эстор, по-моему, слишком легко к этому относитесь.

– Называйте меня просто Джей, – предложила она. – Да, слишком легко. Если я буду всерьез принимать каждого чокнутого, которому вздумалось писать или звонить, я быстро чокнусь сама. Реагировать на это – только нервы себе портить.

– И все-таки не исключено, что речь в письме идет именно о вас.

– Так что же теперь делать?

– Прежде всего, если вы не возражаете, мы хотели бы на сегодня обеспечить вас охраной.

– На весь вечер? – спросила Джейн, кокетливо подняв брови, и на какое-то мгновение ее лицо стало соблазнительным и кокетливым, что так отчетливо получалось на фотографии.

– Ну, с момента вашего выхода из этого дома и до конца выступления.

– Последнее выступление у меня в два. Вашему копу придется несладко. Или этим копом будете вы?

– Нет, не я, – ответил Хейз.

– Не везет мне, – откликнулась Джейн, потягивая коктейль.

– Ваше первое выступление начинается в восемь, верно?

– Верно.

– В письме говорится...

– Это может быть совпадением.

– Да, может. В котором часу вы отправляетесь в «Бриссон»?

– Около семи.

– Вас будет сопровождать полицейский.

– Красивый ирландец, я надеюсь.

– Таких у нас хватает, – улыбнулся Хейз. – А пока расскажите-ка мне, не случилось ли за последнее время чего-нибудь такого, что могло бы...

– ...заставить кого-то поторопить меня на тот свет? – Джей на минуту сосредоточилась. – Нет, – уверенно сказала она.

– Совсем ничего? Какая-нибудь ссора? Спор по контракту? Обиженный оркестрант? Хоть что-нибудь?

– Нет, – задумчиво произнесла она. – Со мной очень легко ладить. Это вам скажет любой, кто со мной работает. Сговорчивая леди. – Она усмехнулась. – Звучит несколько двусмысленно, я совсем не то хотела сказать.

– Вы говорили об угрозах по телефону и в письмах. Когда в последний раз было что-нибудь подобное?

– О-о, еще до моего отъезда в Южную Америку. Уже целая вечность прошла. А вернулась я всего две недели назад. Вряд ли эти чокнутые успели пронюхать, что я вернулась. Когда они услышат мой новый диск, наверняка снова начнут пускать свои ядовитые стрелы. А вы, кстати, его слышали? – Она покачала головой. – Конечно нет, откуда же. Ведь он еще не вышел.

Она подошла к стоящей у стены стереоустановке, открыла один из ее шкафчиков и вытащила с верхней полки пластинку. На конверте обнаженная Леди Эстор мчалась верхом на белой лошади. Длинные черные волосы были распущены и падали на грудь, закрывая ее. Глаза блестели тем же загадочным, озорным и манящим огнем, что и на фотографии в газете. Диск назывался «Любимый конек Эстор».

– Это сборник ковбойских песен, – объяснила Джей. – Только слова подработаны, теперь стало чуть позадорнее. Хотите немножко послушать?

– Да я...

– Всего одна минутка, – сказала Джей, подходя к проигрывателю и ставя пластинку на вертушку. – Считайте, что попали на закрытое прослушивание. Вы будете единственный детектив в городе, который сможет этим похвастать.

– Я только хотел...

– Садитесь, – приказала Джей, и пластинка заиграла.

Сначала зазвучали традиционные аккорды старомодной ковбойской гитары, затем из динамика поплыл вкрадчивый, волнующий голос Джей Эстор.

Душа моя рвется в трущобы, домой.

Там птиц не услышишь ты клич озорной,

И «травку» тебе там предложит любой.

Полно там подонков, убийц и бродяг,

Торчат самопалы из-под рубах,

И музыка пуль барабанит в ушах...

С точки зрения Хейза, забавного в песне было мало. Он слишком хорошо знал воспеваемую действительность, поэтому пародия на нее не казалась ему смешной. «Домой, на просторы» сменила пародия на «Глубоко в сердце Техаса».

– Тут я немного переборщила, – призналась Джей. – Полно всяких туманных намеков. Публике это скорее всего не понравится, но мне наплевать. Мораль – штука занятная, вам не кажется?

– Что вы имеете в виду?

– Еще давным-давно я пришла к выводу, что мораль – дело сугубо личное. Дохлый номер, если артист пытается примирить свои моральные принципы с моралью толпы. Потому что примирить их невозможно. Мораль есть мораль, у меня она своя, а у других – своя. Есть вещи, которые я воспринимаю совершенно спокойно, а у какой-нибудь канзасской домохозяйки от них волосы дыбом встают. И артист запросто может угодить в эту ловушку.

– В какую ловушку?

– Артисты – по крайней мере, те, что связаны с шоу-бизнесом, – живут в больших городах. Приходится жить: ведь работа-то твоя здесь. Так вот, городская мораль очень здорово отличается от морали захолустья. И то, что подойдет городскому прохвосту, никак не устроит фермера, который косит пшеницу или молотит, бог знает, что он там с ней делает. А будешь стараться всем угодить – сам чокнешься. Поэтому я стараюсь угодить себе. А если есть вкус, то и с моралью как-нибудь уладится.

– Ну и у вас улаживается?

– Когда как. Я же говорю: то, что кажется простым и естественным мне, фермер воспринимает совсем иначе.

– Например? – невинно спросил Хейз.

– Например? Вы бы хотели переспать со мной?

– Хотел бы, – без раздумья ответил Хейз.

– Тогда пошли. – Она поставила бокал на стол.

– Прямо сейчас?

– А что? Сейчас, потом – какая разница?

Хейз почувствовал, что ответ его будет донельзя смехотворным, но что еще он мог ответить?

– Сейчас у меня нет времени, – сказал он.

– Из-за этого писаки?

– Из-за этого писаки.

– Вы можете упустить редчайшую возможность.

– Обстоятельства выше нас, – пожал плечами Хейз.

– Мораль – это всего лишь вопрос средств и возможностей, – сказала Джей.

– Как и убийство, – ответил Хейз.

– Хотите строить из себя чистюлю – дело ваше. Просто я хочу сказать, что сейчас у меня есть желание поразвлечься с вами, а завтра от него может и след простыть. От него может не остаться следа даже через десять минут.

– Ну вот, теперь вы все испортили.

Джей вопросительно подняла бровь.

– Я уж было возомнил о себе. А это, оказывается, всего лишь минутная прихоть.

– Что вы от меня хотите? Чтобы я вас раздела и изнасиловала?

– Нет, – сказал Хейз, поднимаясь. – Давайте отложим рейс из-за нелетной погоды.

– Погода, между прочим, летная.

– Вдруг еще испортится.

– Да? Есть хорошая старая поговорка: «Молния в одно и то же место два раза не ударяет».

– Вы знаете, – сказал Хейз, – я сейчас, кажется, пойду и застрелюсь.

Джей улыбнулась.

– Вам не кажется, что вы слишком самоуверенны?

– Неужели?

Какое-то мгновение они пристально смотрели друг на друга. В ее лице не было чувственности, не было и гнева оскорбленной женщины, только грустное одиночество маленькой девочки, живущей в огромной квартире на верхнем этаже с кондиционером в гостиной. Леди Эстор пожала плечами.

– Ну, черт с вами, можете когда-нибудь позвонить. Вдруг прихоть вернется.

– Ждите нашего полицейского, – ответил Хейз.

– Подожду. Он может перебежать вам дорогу.

Хейз с философским видом пожал плечами.

– Везет же некоторым, – сказал он и вышел из комнаты.

Глава 9

Кому везет, а кому и нет. В этот знойный день Стив Карелла и Мейер Мейер безусловно относились к последним.

Часы показывали без двадцати два, и дома накалились до такой степени, что, казалось, вот-вот станут вишневыми, тротуары горели, люди усыхали, автомобильные шины таяли, и всем, не только любителям научной фантастики, стало ясно, что Землю каким-то непостижимым образом занесло слишком близко к Солнцу. Еще немного – и она запылает огромным костром. Это был последний день, Ричард Матесон накликал-таки беду: земной цивилизации суждено было погибнуть в разжиженной лаве.

Словом, стояла чудовищная жара.

Мейера Мейера можно было выжимать. Он потел даже зимой, почему, этого никто объяснить не мог. Возможно, просто нервная реакция, считал он. Во всяком случае, пот выделял всегда. Сегодня же Мейер просто тонул в нем. Детективы таскались по замызганной Крайтон-авеню от одной лавки подержанных товаров к другой, от одной открытой двери к другой, и Мейер думал, что вот сейчас он умрет, причем самым недостойным бравого полицейского образом. Он умрет от теплового удара, и в газетах в отделе извещений о смерти напишут просто «Коп хлопнулся». А если заголовок об этом событии появится где-нибудь в «Верайети», тогда это может быть: «Потный коп сыграл в гроб».

– Как тебе нравится заголовок в «Верайети» насчет моей смерти от теплового удара? – спросил он Кареллу, когда они входили в очередную лавку. – «Потный коп сыграл в гроб».

– Звучит, – одобрил Карелла. – А насчет моей хочешь послушать?

– Где? В «Верайети»?

– Конечно.

– Ну, давай.

– Потный итальяшка-коп в полдень сыграл в гроб.

– Да ты, я смотрю, парень с предрассудками, – расхохотался Мейер.

Они приблизились к клетушке хозяина лавки, и тот поднял голову.

– Слушаю вас, джентльмены, – затараторил он. – Чем могу быть полезен?

– Мы из полиции, – заявил Карелла. Он бухнул бинокль на прилавок. – Узнаете?

Хозяин лавки осмотрел бинокль.

– Отличный бинокль, – сказал он. – «Питер-Вондигер». Он, что же, улика по какому-то делу?

– Именно.

– И им пользовался преступник?

– Пользовался.

– М-м, – промычал хозяин.

– Вы его узнаете?

– Вообще-то мы продаем много полевых биноклей. Когда они у нас есть.

– А этот продавали?

– Вряд ли. «Питера-Вондигера» у меня не было с января. У вас с восьмикратным увеличением, а у меня был с шестикратным. И стекла ваши лучше.

– Значит, вы этот бинокль не продавали?

– Нет, не продавал. Он краденый?

– Таких сведений у нас нет.

– Извините, ничем не могу помочь.

– Ничего, – кивнул Карелла. – Спасибо.

Они снова вышли на пылающий тротуар.

– Сколько еще наших брошено на поиски? – поинтересовался Мейер.

– Пит попросил выделить по два человека от каждого участка. Может, они на что-нибудь наткнутся.

– Я уже устал. Как думаешь, это чертово письмо – липа?

– Не знаю. Даже если и липа, этого мерзавца надо засадить под замок.

– Это точно, – воодушевился Мейер, проявив необычный для такой жары энтузиазм.

– Может, что-то дадут отпечатки пальцев, – предположил Карелла.

– Может, – согласился Мейер. – А может, пойдет дождь.

– Может.

Они вошли в следующую лавку. За прилавком стояли двое. Завидев Мейера и Кареллу, они расплылись в улыбке.

– Добрый день, – произнес один, улыбаясь.

– Чудесная погода, – произнес второй, улыбаясь.

– Джейсон Блум, – представился первый.

– Джейкоб Блум, – эхом отозвался второй.

– Здравствуйте, – ответил Карелла. – Мы детективы Мейер и Карелла из восемьдесят седьмого участка.

– Рады познакомиться, джентльмены, – поклонился Джейсон.

– Добро пожаловать к нам, – пригласил Джейкоб.

– Мы ищем владельца этого бинокля, – Карелла положил бинокль на прилавок. – Узнаете его?

– "Питер-Вондигер", – объявил Джейсон.

– Прекрасный бинокль, – похвалил Джейкоб.

– Исключительный.

– Великолепный.

Карелла безжалостно прервал эту хвалебную песнь.

– Вы его узнаете?

– "Питер-Вондигер", – протянул Джейсон. – Уж не тот ли...

– Именно, – подтвердил Джейкоб.

– Тот человек с...

И братья одновременно захохотали. Карелла и Мейер выжидающе смотрели на них, но не было никаких признаков, что смех идет на убыль. Наоборот, он стремился к апогею, к истерии, достигал высот ураганного веселья и безудержной радости. Детективы ждали. Наконец смех утих.

– Ох, боже мой, – еле вымолвил Джейсон.

– Они еще спрашивают, помним ли мы этот бинокль, – отозвался Джейкоб.

– Помним ли мы?

– Ох, боже мой, – квакнул Джейкоб.

– Так помните вы или нет? – спросил Карелла. Ему было нестерпимо жарко.

Джейсон мгновенно посерьезнел.

– Это тот самый бинокль, Джейкоб? – спросил он.

– Разумеется, – ответил Джейкоб.

– А ты уверен?

– Помнишь царапину сбоку? Так вот она, эта царапина. Помнишь, он еще на нее обратил внимание? Мы из-за этой царапины скинули ему доллар с четвертью. А он-то всю дорогу... – и Джейкоб снова захохотал.

Мейер взглянул на Кареллу. Карелла взглянул на Мейера. Надо полагать, температура воздуха в лавке оказалась для братьев чересчур высокой.

Карелла покашлял. Смех снова затих.

– Вы этот бинокль кому-то продали? – спросил Карелла.

– Да, – сказал Джейсон.

– Безусловно, – подтвердил Джейкоб.

– Кому?

– Человеку с леденцом! – выкрикнул Джейсон и тут же задохнулся в новом приступе истерического смеха.

– Человеку с леденцом! – в унисон повторил Джейкоб, не в состоянии сдержать рвущийся из горла смех.

– У этого человека был леденец? – спросил Карелла, сохраняя на лице каменное выражение.

– Да, да! Ох, боже мой!

– Он сосал его все время, пока мы препирались насчет... насчет...

– Бинокля, – докончил за него Джейсон. – Ох, боже мой! Ох, господи, боже мой! Сколько мы еще смеялись, когда он вышел от нас! Ты помнишь, Джейкоб?

– Еще бы, разве можно такое забыть? Красный леденец! А с каким наслаждением он его сосал! Да ни один ребенок в мире так не наслаждался леденцом! Это было прекрасно! Прекрасно!

– Великолепно! – просиял Джейсон.

– Фантастически...

– Как его звали? – спросил Карелла.

– Кого? – спросил Джейсон, пытаясь успокоиться.

– Человека с леденцом.

– А-а, его, как его звали, Джейкоб?

– Не знаю, Джейсон.

Карелла взглянул на Мейера. Мейер взглянул на Кареллу.

– А счет разве у нас не остался, Джейкоб?

– Разумеется, Джейсон.

– Когда он был у нас?

– Думаю, недели две назад.

– В пятницу?

– Нет, в субботу. Или... нет, все-таки в пятницу.

– Когда это было? Какого числа?

– Не помню. Где у нас календарь?

Братья бросились к висевшему на стене календарю.

– Вот, – указал Джейкоб.

– Правильно, – согласился Джейсон.

– Пятница.

– Двенадцатое июля.

– Проверьте, пожалуйста, свои счета, – попросил Карелла.

– Разумеется.

– Конечно, конечно.

И братья удалились в комнату за прилавком.

– Очень мило, – сказал Мейер.

– Что?

– Братская любовь.

В ответ Карелла хмыкнул.

Братья вернулись, держа в руках желтую бумажку – копию счета.

– Он самый, – объявил Джейсон.

– Двенадцатое июля, как мы и думали.

– Так как его зовут? – спросил Карелла.

– Эм Самалсон, – прочитал Джейсон.

– А имя полностью?

– Только первая буква, – огорченно произнес Джейсон.

– Мы всегда записываем только первую букву, – вступился за брата Джейкоб.

– А адрес есть? – спросил Мейер.

– Ты можешь это прочитать? – спросил у брата Джейсон, указывая на каракули в строке «адрес».

– Это же твой почерк.

– Нет, нет, это писал ты, – упорствовал Джейсон.

– Нет, ты, – не уступал Джейкоб. – Посмотри, как перечеркнуто t. Это явно твой почерк.

– Ну, может быть, может быть. Что же там написано?

– Вот это t, уж точно, – ткнул пальцем Джейкоб.

– Да, да. А-а, так это Камз Пойнт! Ну, конечно! Камз Пойнт!

– А адрес какой?

– 31 – 63, Джефферсон-стрит, Камз Пойнт, – прочитал Джейсон, испытывая при этом счастье завершившего работу дешифровальщика.

Мейер переписал адрес.

– Леденец! – воскликнул вдруг Джейсон.

– Ох, боже мой! – подхватил Джейкоб.

– Большое вам спасибо за... – начал было Карелла, но братья уже грохотали громче любого оркестра, поэтому оба детектива вышли из лавки не попрощавшись.

– Камз Пойнт, – произнес Карелла. – Это же у черта на рогах, другой конец города.

– Да, где-то там, – подтвердил Мейер.

– Давай вернемся в отдел. Может, Пит передаст это дело ребятам из того участка.

– Давай, – согласился Мейер. Они подошли к машине. – Хочешь за руль?

– Все равно. Ты устал?

– Нет. Просто подумал, может, ты хочешь повести машину.

– Ладно, – сказал Карелла. Они сели в машину.

– Как думаешь, по отпечаткам они уже что-нибудь прислали?

– Надеюсь. Тогда, может, и в Камз Пойнт звонить не придется.

Мейер хмыкнул.

Машина тронулась с места. Они помолчали, потом Мейер сказал:

– Стив, сегодня печет, как на сковородке.

* * *

Когда Карелла и Мейер вернулись в отдел, сведения из Бюро учета правонарушителей и из ФБР уже были получены. Обе службы сообщили, что отпечатки пальцев, обнаруженные на бинокле, в их объемистых картотеках не значатся.

Карелла и Мейер знакомились с полученными сведениями, когда в комнату вошел Хейз.

– Что-нибудь удалось откопать? – спросил он.

– Ни черта, – ответил Карелла. – Зато мы узнали имя парня, который купил бинокль. Хоть какой-то проблеск.

– Пит хочет его взять?

– Он еще об этом не знает.

– Как его зовут?

– Эм Самалсон.

– Давайте по-быстрому доложите Питу, – посоветовал Хейз. – Парня, что меня долбанул, я запомнил хорошо. Если он и есть Самалсон, я сразу его узнаю.

– А если тебя подведет память, можно сравнить отпечатки, – сказал Карелла. Помолчав, он спросил: – А как успехи с Леди Эстор?

Хейз подмигнул, но ничего не ответил.

Вздохнув, Карелла поднялся и пошел к двери Бернса.

* * *

Из полицейских участков в Камз Пойнте ближе всех к дому М. Самалсона находился сто второй. Бернс позвонил тамошним детективам и попросил как можно быстрее задержать Самалсона и доставить его в восемьдесят седьмой участок.

В два часа в отдел привели новую партию мальчишек в джинсах и полосатых футболках. Из комнаты дежурного вызвали Дэйва Мерчисона. Оглядев мальчишек, он остановился перед одним из них и сказал:

– Это он.

Бернс подошел к мальчику.

– Это ты принес письмо сегодня утром? – спросил он.

– Нет, – ответил мальчик.

– Это он, – повторил Мерчисон.

– Как тебя зовут, сынок? – спросил Бернс.

– Фрэнк Аннучи.

– Это ты принес письмо сегодня утром?

– Нет, – ответил мальчишка.

– Ты входил сегодня утром в это здание и спрашивал дежурного сержанта?

– Нет, – ответил мальчишка.

– Ты передавал письмо этому человеку? – Бернс указал на Мерчисона.

– Нет, – ответил мальчишка.

– Врет, – уверенно заявил Мерчисон. – Это он.

– Ну же, Фрэнки, – мягко произнес Бернс. – Ведь ты принес сюда письмо, разве нет?

– Нет.

Большие голубые глаза мальчика были полны страха, страха перед законом, прочно укоренившегося в сознании каждого живущего в этом квартале.

– Тебе нечего бояться, сынок, – попытался успокоить его Бернс. – Мы хотим найти человека, который дал тебе это письмо. Это ведь ты принес его сюда, правда?

– Нет, – ответил мальчишка.

Терпение Бернса явно подходило к концу, и он повернулся к другим детективам. Ему на помощь пришел Хейз.

– Тебе ничто не угрожает, Фрэнки. Мы просто ищем человека, который дал тебе это письмо, понимаешь? Скажи, где ты первый раз с ним встретился?

– Я ни с кем не встречался, – ответил мальчишка.

– Мейер, остальные дети нам не нужны, отпустите их, – приказал Бернс.

Мейер начал выпихивать всю ораву за дверь. Когда Фрэнки понял, что остается один, глаза его стали еще больше.

– Ну, так что же, Фрэнки? – спросил Карелла. Он машинально шагнул вперед и вступил в круг, смыкавшийся вокруг мальчишки. Мейер вернулся и тоже встал вместе с Бернсом, Хейзом и Кареллой. Сцена выглядела довольно забавно. Комизм ситуации дошел до всех детективов одновременно. Они совершенно машинально избрали такое построение для интенсивного перекрестного допроса, готовые выпустить в окруженную жертву очереди вопросов, только на сей раз их жертвой был всего лишь десятилетний мальчишка, и они чувствовали себя какими-то уличными хулиганами. И все же этот мальчуган мог дать им ниточку к человеку, которого они искали, ниточку, возможно, куда более полезную, чем мифическое пока что имя М. Самалсон. Они не хотели открывать огонь сами и словно ждали, когда командир даст сигнал к атаке.

Бернс выстрелил первым.

– Итак, Фрэнки, мы зададим тебе несколько вопросов, – начал он мягко, – и хотим, чтобы ты на них ответил. Хорошо?

– Хорошо.

– Кто дал тебе это письмо?

– Никто.

– Это был мужчина?

– Не знаю.

– Женщина? – спросил Хейз.

– Не знаю.

– Ты знаешь, что написано в письме? – спросил Карелла.

– Нет.

– Ты открывал его? – спросил Мейер.

– Нет.

– Но письмо все-таки было?

– Нет.

– Ты ведь приносил письмо?

– Нет.

– Ты нас обманываешь, да?

– Нет.

– Где ты встретился с этим человеком?

– Я ни с кем не встречался.

– Возле парка?

– Нет.

– Возле кондитерской?

– Нет.

– В переулке?

– Нет.

– Он был в машине?

– Нет.

– Но человек все-таки был?

– Не знаю.

– Мужчина или женщина?

– Не знаю.

– В письме написано, что сегодня вечером он хочет кого-то убить. Ты знаешь об этом?

– Нет.

– Ты хочешь, чтобы этот человек, мужчина это или женщина, кого-то убил?

– Нет.

– А вот он хочет кого-то убить. Так написано в письме. Он хочет убить какую-то леди.

– Этой леди может быть твоя мама. Фрэнки.

– Ты хочешь, чтобы этот человек убил твою маму?

– Нет.

– Тогда скажи нам, кто он. Мы хотим ему помешать.

– Не знаю я, кто он! – вдруг взорвался Фрэнки.

– Ты что, раньше его не видел?

Фрэнки начал плакать.

– Нет, – просопел он. – Никогда.

– Расскажи, Фрэнки, как все получилось, – произнес Карелла, протягивая мальчику платок.

Фрэнки потер платком глаза, потом высморкался.

– Он просто подошел ко мне, и все, – сказал он. – Я не знал, что он хочет кого-то убить, клянусь богом!

– Мы знаем, Фрэнки, что ты не знал. Он был на машине?

– На машине.

– Какой марки?

– Не знаю.

– А цвет?

– Голубой.

– С откидным верхом?

– Нет.

– Значит, седан?

– Что такое седан?

– С твердой крышей.

– Да.

– А номер не заметил?

– Нет.

– И как все получилось, Фрэнки?

– Он из машины позвал меня. Мне мама говорила, чтобы я никогда не садился в машины к незнакомым людям, но он-то меня в машину и не звал. Он просто спросил, не хочу ли я заработать пять зелененьких.

– И что ты ответил?

– Я спросил как.

– Продолжай, Фрэнки, – подбодрил Бернс.

– Он сказал, что я должен отнести письмо в полицейский участок за углом.

– На какой это было улице, Фрэнки?

– На Седьмой. Как раз за углом.

– Хорошо. Продолжай.

– Он сказал, что я должен войти, спросить дежурного сержанта, передать ему письмо и уйти.

– Пять долларов он тебе дал сразу или потом?

– Сразу, – сказал Фрэнки. – Вместе с письмом.

– Они еще при тебе? – спросил Бернс.

– Кое-что я уже истратил.

– Банкнота нам бы все равно ничего не дала, – заметил Мейер.

– Конечно, – кивнул Бернс. – Ты хорошо его запомнил, Фрэнки?

– Очень хорошо.

– Описать его можешь?

– Ну, у него были короткие волосы.

– Очень короткие?

– Да.

– А глаза какого цвета?

– Вроде бы голубого. Светлые – это уж точно.

– Никаких шрамов не заметил?

– Нет.

– Усы?

– Нет.

– Во что он был одет?

– В желтую спортивную рубашку, – сказал Фрэнки.

– Он самый, – вмешался Хейз. – Тот, с которым я сцепился в парке.