Текст книги "Сказки лесной ведьмы (СИ)"

Автор книги: Алисия Клэр

Соавторы: Ульяна Скибина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Его тело, а также тела Ричарда и Майры нашли на следующий день. Все жители деревни были опечалены случившимся и строили предположения о том, что могло подтолкнуть Томаса к столь зверским убийствам, ведь юноша в своей записке написал лишь признание, а о причинах не обмолвился ни словом. Но эта причина и так была почти всем ясна – любовь и ревность, два чувства, что вечно связаны в один узел. Два самых разрушительных чувства на земле.

Ведьма умолкла и глотнула чаю, который уже давно остыл. На лице ее застыла печаль, которой Абель еще не приходилось видеть. Сама же королева не могла удержать слез, как, впрочем, и всегда.

– Я не понимаю, как можно было так поступить, как можно было позволить фальшивым чувствам затмить истинную дружбу? – Абель всхлипнула и, последовав примеру ведьмы, глотнула чаю. Он был таким горьким, что девушке вновь захотелось заплакать.

– Все дело в том, что в нашей жизни не бывает фальшивых чувств, Ваше Величество. Каждое чувство настоящее. Был миг, когда Майра действительно любила, я знаю это. Но у каждого чувства есть свой срок. Ни одно чувство не может жить вечно. Не бывает вечной дружбы, вечной любви – это все обман. Время стирает чувства, разбавляет их яркость, словно вода краски. В нашей жизни у всего есть конец. У самой жизни есть конец, а уж у чувств… тем более.

Абель вздохнула. Конечно, она знала это, знала где-то внутри, но, как и каждый человек, не хотела в этом признаваться. Всем людям нравится верить в то, что существует любовь до гроба, дружба, что не кончается… счастливый конец, который обязательно будет за следующим поворотом, а если его там не будет – значит, должен найтись еще один поворот, ведь конец обязательно должен быть счастливым. Ведьма своим мелодичным голосом разрушила эту иллюзию, разбила ее, словно хрупкое стекло, оставив душу Абель мерзнуть в комнате без окон. Как жить, заведомо зная, что хорошего конца не будет?

– В этом и заключается искусство жизни, Ваше Величество. Нужно уметь смотреть в глаза пропасти и идти в нее, зная, что там таится лишь тьма, но твердо веря, что в любой тьме найдется лучик света. Пусть это будет совсем маленький лучик, лишь блик свечи, пылающей так далеко, что она еле видна. Это и есть магия – уметь верить, когда знаешь, что того, во что веришь, не существует.

Абель допила свой чай, на этот раз не поморщившись. Она почувствовала среди горечи полыни какую-то новую нотку, намек на сладость. Возможно, это была лишь иллюзия, но королеве хотелось в нее поверить.

– Именно так, – ведьма одобрительно улыбнулась. – Верить, несмотря ни на что.

Сказка седьмая, или Последствия желаний

Слабый, неяркий свет заходящего солнца, льющийся в комнату, был подобен неспешному ручейку, тихому и равномерному, в любой момент, казалось, готовому замедлить своё движение, а вскоре и вовсе остановиться. Этот свет, готовый уже угаснуть, смешавшись с полумраком и приходящей за ним ночной тишиной, окружал высокую, статную фигуру ведьмы аурой таинств и загадочности. Обрядов, проведённых в уединённой лесной глуши при свете ночной владычицы – луны; вспыхивающих в никому не изведанных пещерах, глубоких и тёмных; факелов и диких ночных костров; лихорадочных слов, с мольбой произнесённых в кромешной тьме; полётов во мгле, овеянной свежестью, и купаний в серебряном, мягком, точно свежие сливки, лунном свете… Настоящего волшебства.

Колдунья была облачена в тёмно-бордовое платье, изысканными складками спадающее к её ногам и выгодно подчёркивающее тонкую талию и большие глаза, которые, казалось, теперь стали еще темнее. Платье это и тёмные волосы, непокорные, казалось, даже самой хозяйке, густой массой спадающие на гордые плечи, создавали резкий контраст с пейзажем, расстилающимся за окном – тем мягким розовато-золотистым линиям, нежно раскрашивающим полотно небес этим вечером.

Абель не видела её лица, но поняла, что лесная гостья улыбается – глядя ли на умиротворяющую тишь, изредка прерываемую пением птиц, или же заглядывая в какие-то свои воспоминания, тёплые и сокровенные. Впрочем, вряд ли она видит то, что твориться за окном, почему-то подумалось девушке – тут скорее второй вариант.

Сегодня королева пришла к лесной гостье непривычно рано – ей даже самой было несколько неуютно. Но, как только закончился очередной совет, а закончился он сегодня непривычно рано, Абель тут же поспешила к своей сказочной наставнице – даже не сменив платье на новое. Раньше она никогда бы так не поступила – не проигнорировала бы только-только сшитое для неё платье из шёлка и бархата или вкуснейший десерт, приготовленный к вечеру дворцовой поварихой. Раньше. Но теперь…

Теперь обитель ведьмы казалась ей островком умиротворения, спокойствия… правды –  хоть и горькой; но горькая правда всегда лучше сладкой и приторной лжи. Истина может быть обжигающей, немилосердной и бесчеловечной, но всё же это – истина, и её следует принимать таковой, какова она есть. И, уж во всяком случае, такая правда – правда, оставшаяся на языке королевы вместе со вкусом чая с полынью, – гораздо лучше, чем все эти лживые придворные улыбки, слова, да даже взгляды. Впрочем, какое право она имела сейчас осуждать их всех? Она ведь и сама была такой – улыбалась тем, кому не хотела улыбаться, приветствовала и учтиво говорила с теми, кого презирала и едва могла терпеть. Что ж, это была придворная жизнь – и её можно было бы назвать игрой в жизнь. Ведь это и впрямь была игра. Улыбались здесь ради выгоды, кланялись ради выгоды – да даже любили, и то, ради выгоды. Говорили не то, что хотели сказать, а то, что хотели услышать более высокопоставленные особы. И везде царила лишь одна мысль: как бы пробиться туда, наверх, поближе к солнцу.

Порой Абель казалось, что весь дворец был опутан тонкой паутиной лжи, липкой и удушающей – весь, кроме этой комнаты. Каким-то образом ведьма смогла превратить свою уединённую обитель в отдельное королевство, которое никак не соприкасалось с королевством замка – а как ни крути, во всех дворцах есть своё, отдельное королевство, со своими вассалами и сюзеренами – этим пиршеством тщеславия и интриг. В эти апартаменты не ступала ни одна нога жителей этого королевства – кроме, разумеется, самой королевы, – девушка даже где-то слышала, что жители дворца считают покои колдуньи проклятыми… Однако что они могут сделать? Абсолютно ничего. Во всяком случае, пока, по их мнению, к ведьме благоволит сама Абель.

Таким образом, когда молодая королева переступала порог этой комнаты, в лёгкие ей словно врывался поток свежего воздуха, не отравленного едким смрадом лжи – смрадом, которому все пытались придать вид патоки – впрочем, не без успеха. Из углов на неё не смотрели глаза, полные почтительного ожидания и внимания – а на дне этого внимания, хорошо, очень хорошо скрытая, плескалась насмешка. На стенах не плясали губы, изогнутые в притворной радости, и спины, согнутые в глубоких поклонах, столь же лживых, как и всё остальное.

Потому посещения этих покоев были для девушки огромной отрадой – здесь она чувствовала, как груз этой лжи постепенно стекает с её плеч, тая, а липкая паутина исчезает, будто её и не было. Удивительно, но здесь она чувствовала, что действительно кому-то нужна – и не для того, чтобы раздавать титулы, почести, богатства. Чувствовала, что лесная гостья рассказывает ей свои сказки не только для того, чтобы в итоге спасти свою жизнь, и не только для того, чтобы чему-то научить её, Абель. А этого чувства – странного, текучего, но не холодного и не жестокого – девушка не ощущала давным-давно… наверное, со времён смерти родителей.

И не было ничего удивительного, что сразу же после очередного, на редкость затянувшегося совета юная королева направилась именно сюда. Да, она пришла гораздо раньше назначенного времени, но почему-то чувствовала… Нет, знала, что ведьма уже ожидала её – даже несмотря на то, что до сих пор не повернулась, даже не взглянув на Абель.

И уж тем более она знала, что сейчас, в этот самый миг, ведьма стоит за её спиной. Королева, наверное, и сама понять не могла, откуда взялась такая уверенность – она просто была уверена. Точно так же, как в том, что сейчас вечер, или в том, что тягостный совет уже завершился…

И сейчас, стоя в нескольких шагах от колдуньи, видя стан, строгий и стройный, развёрнутые точёные плечи и гордо поднятую голову этой свободолюбивой женщины, она застыла, поражённая не столько внезапно открывшейся красотой ведьмы (хотя и она имела место!), сколько мыслями, которые до сих пор и не думали зарождаться в её мозгу – но, тем не менее, они зародились, обездвижив Абель, подобно молнии – а может, даже хуже.

Эта женщина… Девушка же, в сущности, ничего о ней не знала. Она казалась королеве этаким идеалом, мудрейшей, повидавшей всё на свете – и, соответственно, всё на свете знающей. Но испытывала ли ведьма когда-либо сильные чувства – чувства, отключающие и голову, и сознание, вздымающиеся бурей и разгорающиеся в душе непокорным пламенем? Чувства, кажется, пожирающие не только эту самую душу, но и плоть? Испытывала она когда-либо муки любви – а быть может, и её счастье? А муки неопределенности? Сидела ли когда-нибудь в полной темноте, обняв колени руками и совершенно не зная, что делать – ибо вокруг был только густой, непроницаемый мрак без единого луча света? Или, быть может, ведьма знавала муки ненависти? Всепоглощающей, всепожирающей ненависти, покрывающей даже горячее сердце узором инея и дыханием льда? Кто-нибудь, когда-нибудь целовал её надменные губы – да так, что женщина забывала обо всём на свете, полностью окунаясь в дикое пламя, бушующее в груди – пламя, впрочем, не причиняющее боли? И когда-нибудь забывалась ли она в чьих-то сильных объятиях – и в этот миг, быть может, чувствовала себя как за крепостной стеной? Чувствовала, что никто, никогда до неё не доберётся, ни один враг?

Удивительно, но Абель в первый раз задумалась об этом. Какие тайны она хранит? Где, как она жила раньше? Чем жила?

И что обозначает эта полуулыбка, обращённая в наступающую тьму? Быть может, колдунья вспоминала восхищенный взгляд какого-нибудь молодого человека, волнительно сжимавшего кисти её рук… возможно, милую улыбку, проскользнувшую по устам близкой ей девушки – подруги или, может, сестры. Интересно, была ли у неё близкая подруга? Поверяли ли они друг другу, смущённо хихикая, сердечные тайны в темноте, прерываемой мягким отблеском свечи? Или колдунья была выше всего этого?

Кто знает…

Как странно, подумалось молодой королеве – вот мы знаем какого-либо человека, какое-нибудь, положим, даже долгое время. И по прошествии этого срока составляем об этом человеке какое-то определённое мнение, своё. Составляем по каким-то поступкам, обрывкам фраз, возможно, взглядам, неосторожным словам… и вот мнение о человеке уже сформировано – и, возможно, крайне неверное. Потому что кого интересует, к примеру, его прошлое? Чем он жил, чем увлекался и увлекается поныне? Любил ли он кого-нибудь и любил ли кто-нибудь его? Сколько раз его предавали? Один? Много? Ни одного? В конце концов, человека невозможно узнать, если он сам этого не захочет – да даже у близких людей могут быть вопросы на его счёт, что уж говорить о посторонних! Ведь молчание часто принимают за явление глупости, когда оно совершенно может оную и не обозначать, улыбку – за проявление, к примеру, расположения, когда на самом деле она может означать прямо противоположенное. Наконец…

– Как прошёл день Вашего Величества?

Абель вздрогнула – она так была погружена в свои странные, хаотичные и быстрые мысли, что мягкий и мелодичный голос колдуньи пронял её до дрожи. Ведьма по-прежнему стояла у окна, однако теперь странная улыбка была обращена вовсе не в воспоминания, а к самой королеве – и, несмотря на то, что она слегка поменяла своё значение, разгадать её у девушки всё равно не было шансов. Как и, она была уверена, ни у кого иного.

Сегодня женщина не спешила опускаться в привычное мягкое кресло и приступать к размеренному, спокойному повествованию – нет, она явно чего-то ожидала.

Едва юная королева успела задаться вопросом, чего же именно, как, вспомнив, досадливо мотнула головой.

– Мой день? О, довольно неплохо! Совет прошёл на удивление тихо.

Ведьма улыбнулась – словно лёгкая рябь коснулась зеркально гладкой поверхности воды.

– Что ж, я рада это слышать.

В прежние времена Абель, даже не отвечая на вежливый вопрос, потребовала бы немедленно перейти к новой истории, чарующей, сладкой и горькой. Но не сейчас… не теперь.

– А Ваш? – Молодая королева улыбнулась. В присутствии ведьмы некая робость никогда не отпускала её – девушка не могла избавиться от ощущения, что королева вовсе не она, а эта таинственная женщина. Нет, даже еще более – на самом деле, она не могла избавиться от ощущения наготы – ощущения, что все её мысли и помыслы открыты перед взором колдуньи, что та может читать по её душе так же легко, как по книге или, к примеру, по древним свиткам.

Мелодичный смех в ответ прозвучал, точно ритмичный перезвон колокольчиков.

– Весьма, весьма хорошо, Ваше Величество!

Но, казалось, колдунья ждала что-то еще – Абель почти была уверена в этом, глядя в эти серые при свете дня глаза цвета обволакивающей тьмы и на эту мягкую улыбку, в которой сквозило ожидание – ожидание и, как показалось королеве, лукавство.

И тут, внезапно, девушка выпалила – с досадой, запальчиво, сама того не ожидая:

– Да, совет прошёл хорошо, но… скажите мне, почему им всем нужно постоянно лгать? Почтительно улыбаться, поминутно кланяясь, хотя в душе они все поголовно смеются надо мной, считая еще ничего не понимающим маленьким ребёнком?! Ведь я вижу… вижу это! В их глазах, в движениях, жестах!

Девушка умоляюще посмотрела на ведьму – так, наверное, маленькая девочка смотрит на мать в надежде, что та защитит её. Или улыбнётся, обнимет, успокоит… и девочка перестанет бояться.

Женщина действительно улыбнулась – мягко, даже, как показалось Абель, с неким сочувствием – хотя, наверное, никто не смог бы сказать наверняка.

– Потому что они не могут иначе, Ваше Величество. Придворная жизнь не выражается в одном человеке – их много, и их можно сравнить, если позволите, с единым организмом, у которого свои правила игры. И эти правила игры должен принять любой, кто хочет когда-либо влиться в этот организм. Ложь – это их двигатель, они не могут безо лжи – более того, это не просто ложь, а ложь, отточенная веками, впитавшаяся ими с молоком матери. Они не могут без неё. К тому же при дворе люди разные, как и везде – кто-то честолюбивый, тщеславный, глупый; кто-то – доблестный и благородный…

– Что, там есть и такие? – поразилась Абель. – Но…

– Разумеется, есть, Ваше Величество. Ведь мир – а какой-либо организм – это тоже, по своему, мир! – не может существовать только на одних лишь глупцах и честолюбцах. Разумеется, при дворе есть и благородные люди – только их не видно. Они не выступают, ибо понимают, что не смогут совладать со сворой голодных псов –  быть может, и смогут, но зачем? Ведь свора эта бесконечна, на место павшего тут же придет новый.

– И эти люди не поднимаются, – тихо пробормотала королева.

– Верно, – ведьма улыбнулась. – Не поднимаются. Да им это и ни к чему. Честь для них дороже богатства, – помолчав, женщина добавила: – И очень жаль, что количество, к сожалению, очень часто берет верх над качеством.

– И… неужели я ничего не могу сделать?!

Колдунья пожала плечами.

– Когда огромный механизм запущен и уже набрал обороты, очень редко когда его сумеет остановить один человек – это почти невозможно. Даже будь человек сильным и вообще имеющим власть – всё равно, очень вряд ли.

Она помолчала.

– К тому же, Ваше Величество… как-никак у каждого из них есть своя правда.

– Что Вы имеете в виду?

– То, что сказала. Правда никогда не бывает одна. Как правило, их много, и они часто противоречивы. И у каждого она своя, эта правда.

Женщина сдвинулась с места, как бы показывая, что этот разговор закончен, и, шелестя юбками, направилась к креслу. Улыбнувшись, она опустилась, откинувшись на его спинку и несколько небрежно расправив подол платья. Она чуть прикрыла глаза.

– Итак, Ваше Величество, какую же историю Вы желаете услышать в этот раз?

– Что-нибудь со счастливым концом, – чуть ли не жалобно попросила Абель, опускаясь в уже такое привычное кресло, уютное и тёплое.

Ведьма открыла глаза и ухмыльнулась, едва уловимо – и, как показалось королеве, довольно печально… горько.

– Со счастливым концом? Ваше Величество, неужели Вы так и не поняли, что конец никогда не бывает счастливым? Ибо конец – это всегда смерть, а смерть априори не может стать счастливым событием. Рассказчик же может только оборвать повествование на определенном моменте – и да, этот момент может быть счастливым. Ну а дальше, когда рассказчик и зрители уже покинут своих героев и занавес закроется, продолжится жизнь…

– Порой мне кажется, что Вы игнорируете это счастье! Кажется, что, по-вашему, его и вовсе нет! – Эта фраза прозвучала резче, чем намеревалась произнести её Абель, но женщина лишь улыбнулась.

– Отчего же? Отнюдь нет. Счастье есть, и оно – самое прекрасное из чувств, которые только могут обуревать человека. За капельку счастья мы можем до дна испить боль, – в голосе колдуньи девушке почудилась усталость – но она едва успела её заметить.

– Тогда почему Вы никогда не рассказывали мне о счастливой любви?

– А разве счастье заключается лишь только в любви, Ваше Величество? – вопросом на вопрос ответила ведьма. – Подумайте: разве Вы никогда не ощущали этого чувства, сидя, к примеру, в насыщенной летней траве, вдыхая полной грудью пряный ночной ветер и любуясь закатными всполохами, которые беспечно прочертили по небу последние лучи солнца?

Абель растерянно примолкла.

– Любовь ведь приносит не только счастье, Ваше Величество. Хотя, безусловно, и его тоже.

Колдунья вновь улыбнулась – и вновь, как показалось королеве, не без горечи.

Молчание – тягучее, задумчивое, почти мягкое. Впрочем, в нём не было ни неуюта, ни неудобства.

– Расскажите мне о волшебстве, – наконец, тихо попросила королева.

Женщина кивнула – медленно, прикрыв глаза, задержав голову в нижней точке.

– Волшебство… – Она вновь помолчала. – Хорошо.

Абель закрыла глаза, чувствуя, как чуть ли не напряглись её мышцы, само её тело, приготовившись внимать переливчатому, чуть с хрипотцой голосу ведьмы, обволакивающему сознание, подобно мечте.

– Итак…– Наконец-то, она начала говорить. Через минуту ли, час, день… а может, и вовсе через десятилетия? – На свете этом, на одной забытой пустоши, где мало что росло и еще меньше что жило, стоял небольшой дом из давно уж отсыревших бревен и с покосившейся крышей. Жила в этом домике ведьма – как раз такая, которую так любят описывать в страшных сказках для детей: старая, горбатая, седая, с весьма вздорным нравом – впрочем, её сердце не покрылось чёрной краской жестокости, иначе не подобрала бы она много лет назад новорождённую, подложенную кем-то добрым – или не очень добрым – ей на крыльцо. Чей это был ребёнок, узнать не представлялось возможным – пустынь та была действительно забыта и заброшена, ближайшая деревенька находилась в нескольких километрах. Да и боялись в народе её, ведьму-то: говорили, что и порчу навести может, и мор, и засуху наслать, и дождь… Впрочем, не были уж так негативно настроены, как могло бы показаться – ибо лечила колдунья всё-таки отменно, хоть и ворча, хоть и за плату.

Вот и взяла старуха девочку эту на воспитание, окрестив её Джейн – ибо не было найдено даже никакой записки тогда на крыльце, проливающей свет на прошлое ребёнка и на его имя. Взяла и обучила её тому, что сама знала – врачеванию, в первую очередь, и другому колдовству – кстати, а дар у этой девочки был, и сильный, как выяснилось позднее.

Так и росла Джейн – в бедности, в крайней бедности. Денег у них почти не было – редко кто появлялся в этой треклятой пустоши, и еще реже кто решался заглядывать к старой колдунье. Сам дом держался на одном частном слове – мебели почти не было, не говоря уж о сгнивших досках и протекающей крыше. И о холоде. Жутком, воющем холоде, продувающем не то что тело – душу, до основания, наполняя её только одним чувством – желанием убежать, уйти – и поскорее, прочь, подальше от этого холода – холода, который ломает кости и кромсает плоть.

И – в очередной раз, – набирая грязноватую воду из расположенного в нескольких метрах, а то и километре, старого-престарого колодца, Джейн, сжав зубы, поклялась себе, что наступит тот день, когда она больше не будет знать нужды – ни она, ни её дети – ни нужды, ни холода. А затем, медленно бредя к старому, уже осточертевшему дому, к старухе, от которой всю свою жизнь она не слышала ни одного доброго слова, только ворчливые упрёки, девушка всё больше и больше укреплялась в своём мнении.

Наконец, настал тот день, когда она ушла. Просто ушла. Собрала кое-какие свои пожитки и ушла.

– Что – вот так, просто? – не удержалась Абель. – Даже не попрощавшись со старой колдуньей? Как бы то ни было, в конце концов, та её вырастила, воспитала, обучила…

Женщина, вновь проведя рукой по подолу платья, прикрыла глаза.

– Просто ушла,– бесстрастно повторила она. А затем продолжила: – Она подалась в город – ближайший к пустоши, однако Джейн казалось, что она пробыла в пути целую вечность, а не каких-то пару дней. Прибыв к месту назначения, девушка даже пожалела о принятом столь поспешно решении – ведь у неё не было с собой почти никакой еды и совсем не было денег. Только несколько склянок с лекарствами, сворованными девушкой у старухи, – и она стала продавать эти лекарства.

Королева поморщилась – мало того, что девушка даже не попрощалась со старой колдуньей, так еще и обокрала её. Нет, ей определённо не нравилась эта Джейн.

Ведьма же меж тем продолжала:

– Дела у неё шли плохо – мало кто соглашался покупать лекарства у совершенно незнакомой девушки, прибывшей непонятно откуда, – а если быть до конца честной, покупателей не находилось вообще. И если бы не поистине счастливый случай, не эксклюзивная удача, возможно, Джейн бы ждала лишь только бесславная кончина на улицах города. Но ей повезло. Дело в том, что престарелого графа, живущего в этом городе, представляющего власть короля и собиравшего с его жителей дань, поразила болезнь – да такая, что личный его лекарь лишь разводил руками, не в силах что-либо сделать. И, разумеется, тут же были высланы люди на поиски лекаря, который смог бы помочь – и этим лекарей волей судьбы оказалась наша героиня. Услышав об этой вести на улицах города, девушка тут же приняла решение – она пошла к дому графа.

– И он принял её помощь?

Женщина едва заметно повела плечами и чуть усмехнулась.

– Почему бы и нет? В конце концов, других кандидатур всё равно видно не было, а Джейн клялась и божилась, что знает, как справит ь ся с напастью.

– Джейн спасла графа, – догадалась Абель.

– Именно,– кивнула ведьма. – Ей удалось понять причину этой болезни и излечить её. Нам остаётся сейчас только гадать: правда ли девушка знала, что это была за напасть, или ей что-то открылось в процессе попыток? В любом случае, истина была несомненна, и она заключалась в том, что старый граф был жив и здоров. В качестве награды ей позволено было остаться в богатом доме – сначала в качестве гостьи, а затем в качестве фрейлины жены графского сына. А сын этот, которого, кстати, звали Дитрих…– Колдунья усмехнулась, – высокий, темноволосый, черноглазый, неистовый и яростный по своей сути – и эта суть была тщательно завёрнута в сладкую, податливую обёртку галантности и обходительности… Он был нетерпелив, порой резок, скор на суждения… и верен только одной женщине. Своей жене – доброй, улыбчивой, честной молодой женщине.

– И Джейн влюбилась в него? – Дыхание у Абель перехватило, а рот наполнился странным, чуть ли не горьким привкусом – видно, вестником надвигающейся трагедии. А то, что и эта сказка закончится трагически, молодая королева отчего-то не сомневалась.

Ведьма вновь усмехнулась – в глубине её глаз молодой королеве почудились озорные искорки.

– Да… или ей так казалось. Более того, девушке думалось, что сам Дитрих любит её! Видимо, несколько раз поймав на себе его задумчивый взгляд, брошенный за обеденным столом или в одном из коридоров. И, как и всё, что нам не принадлежит, да и не может принадлежать, молодой граф моментально овладел всеми мыслями юной колдуньи. Она думала о нём, мечтала, чуть ли не отслеживала его появление… Даже когда Джейн читала книгу – даже тогда на месте главного героя ей всегда представлялся именно этот юноша, и никто иной. Разумеется, этот образ преследовал её во снах… и она очень, очень ревновала Дитриха к его собственной жене.

Привкус горечи во рту усилился.

– Джейн казалось, что это она во всём виновата, что это она мешает им быть вместе.

Каждое слово ведьмы отдавался в ушах безжалостной печатью – как приговор.

– Жена графа выжила? – едва-едва слышно, облизав пересохшие губы, спросила Абель.

Женщина, закрыв глаза, покачала головой, словно бы сожалея.

– Нет. Упала на охоте и сломала себе шею.

Королева безучастно смотрела на пятна, появляющиеся на подоле платья, и не осознавала, что это её собственные слёзы.

– Это Джейн? Джейн прокляла её? – медленно, словно собираясь с силами, спросила девушка – она чувствовала себя разбитой. И одновременно чувствовала, как в груди её закипает чувство, стремительное, холодное и тёмное – как дёготь и как тьма. И чувство это было обращено на Джейн.

– Возможно. А возможно, что и нет – ведь мысли материальны, Ваше Величество. Даже такие.

– И Дитрих полюбил Джейн? – с невыразимой злобой спросила Абель. Она не понимала, как ведьма может рассказывать всё так спокойно! Как может она усмехаться с такой бесстрастностью, с такой… насмешкой?

– Да… после ритуала приворота.

– И он женился на ней, – пальцы королевы стиснули подлокотники кресла.

– Именно. А после смерти отца Дитриха они получили имение и довольно солидное состояние в придачу,– женщина чуть прикрыла глаза. – Самое интересное, что они и впрямь были счастливы. Какое-то время.

– Оба?! – не поверила девушка.

Колдунья небрежно кивнула.

– Да. Джейн была счастлива потому, что ей и впрямь казалось, что она любит его. О большем нельзя было и мечтать: любимый – а не лучше ли сказать, желанный? – мужчина, огромное имение и доход… Ну а граф был счастлив потому, что ему казалось, что рядом с ним была любимая, идеальная женщина.

Но шли дни, и девушка перестала понимать, что нашла в этом нетерпеливом, заносчивом, восторженном мужчине. Пожалуй, она наконец поняла, что это была не любовь, даже не влюблённость, а лишь так, каприз… Но нынешнее положение её вполне устраивало – деньги, балы, платья, слуги… и воспоминания о прошлой, бедной жизни – как страшный кошмар. Но всё же граф до смерти надоел ей, и девушка совершила одну ошибку, затем оказавшуюся роковой…

– Она изменила Дитриху?

– Отнюдь. Она сняла заклинание приворота. Джейн переоценила себя, реши в, что мужчина и так полностью в её руках.

– И… и он…

– Всё вспомнил. Да. Любовь слетела с него, точно её и не было – словно как раз она и оказалась страшным сном, и мужчина наконец-то проснулся.

Королева вновь в волнении облизала губы, впившись взглядом в тёмные колодцы глаз ведьмы.

– И что же он сделал?

– Полагаю, достаточно сказать, что Джейн закончила свои дни на виселице.

В душе Абель внезапно зажёгся огонёк, выместив этот странный, чуждый, ледяной холод – огонёк некоего… злорадства, так же ей чуждый, – но был всё же понятнее и приятнее ненависти, а именно так звалась та изморозь, что на какое-то время – минуты или мгновения – покрыла сердце молодой королевы.

– А Дитрих? У него всё было хорошо?

Колдунья покачала головой – медленно, неотвратимо, и это движение словно отмерило оставшуюся жизнь мужчины – или оборвало её.

– Нет. Он погиб, и очень быстро. Некоторые говорили, что погиб от нещадно терзающего его чувства вины – граф не понимал, как смог так влюбиться в эту девушку, он и впрямь очень любил свою первую жену. Возможно, и так… но, в любом случае, добило его другое. Люди, которые испытали на себе действие приворота, как вы помните, не живут долго.

Приговор был произнесен с таким спокойствием – Абель бы даже не побоялась назвать его ледяным.

Точно подводя черту, резкую и размашистую, женщина поднялась из кресла, подобрав юбки, и взглянула на девушку, которую била дрожь – что именно выражал взгляд ведьмы, не смог бы сказать никто, насколько туманным, тёмным, неопределённым он был.

– На чужом несчастье своё счастье не построишь, Ваше Величество, и за всё надо платить. Особенно за желания.

Сказка восьмая, или Отголоски прошлого

Дождь барабанил за окном, умывая землю своими живительными каплями. Казалось, что солнце зашло за горизонт уже очень давно, но был только ранний вечер, краски которого поглотила серая пелена туч.

Казалось, что все эти тучи были одного серого оттенка, но если присмотреться, то можно было рассмотреть и дым от костра, и серебро столовых приборов, и свинец смертельной пыли, и молоко тумана. Дождевые тучи скрывали в себе множество оттенков, создавая огромный пушистый плед, укрывающий землю.

Абель сидела в своем привычном кресле, а ведьма, как всегда сидела напротив нее. Взгляд королевы был направлен за окном, но она смотрела и ничего не видела, погруженная в какие-то свои мысли.

– Ваше Величество, вы неважно выглядите. Возможно, вам необходимо отдохнуть или обратиться к придворному лекарю? – голос ведьмы был полон неподдельной заботы. Ее черные глаза поблескивали в свете свечи, но даже отсветы пламени, пляшущие в их бескрайней тьме, не казались зловещими. В этот вечер ведьма была похожа на изящную черную кошку, что примостилась у теплого камина, тихо мурлыча. Но это, конечно же, была лишь иллюзия. У любой кошки в ее мягких лапках спрятаны острые коготки. Сегодня кошка спрятала когти, но это не означало, что завтра она их не выпустит, чтобы расцарапать кому-то лицо в кровь.

Сегодня… Это был последний вечер с ведьмой и от этого не было лекарства ни у одного лекаря на свете. Абель чувствовала себя опустошенной, покинутой и всеми забытой, хотя ведьма сейчас еще сидела напротив нее. Королева знала, что после этого вечера уже ничего не будет и это знание ее убивало. Очень часто бывает так, что еще ничего не произошло, а человек уже успел сотню раз умереть от волнения или отчаяния, ибо он знал, что это, чем бы оно ни было, произойдет.

Абель вздрогнула, словно очнувшись ото сна, когда слова, произнесенные ведьмой, пробились сквозь тот плотный полог мыслей и грусти, которым она себя окружила.