Текст книги "Стена Искандара"

Автор книги: Алишер Навои

 
Прекрасный мира сад меня влечет.
Прекрасен утра юности восход.
 
 
Дни юности, как воды с крутизны,
Свергаются, но радости полны.
 
 
Весною к голубым лугам Овна
Идут пастись и солнце и луна.
 
 
И обрастают молодой листвой
Нагие ветви с новою весной.
 
 
Гремящие громады облаков
Идут, как стадо боевых слонов.
 
 
То, низвергая брызги вдалеке,
Смотри, – слоны купаются в реке!
 
 
И капли падают из темных туч,
Как с каменных боков слоновых круч.
 
 
Не капли – струи, бурная река!
Весенние несутся облака,
 
 
Не капли рассыпая – жемчуга
На синие моря и на луга.
 
 
Трава открыла глубь подземных жил,
И красный свой фиал тюльпан раскрыл.
 
 
Но в чашечке тюльпана чернота,
Дурная у него в крови черта.
 
 
Отгонный луг, цветением объят,
Перепоясал шелком свой халат.
 
 
Такие расцвели цветы в саду,
Что равных им я в Чине не найду,
 
 
Вкруг кипариса, красно-золотой,
Как волос, вьется дягиль молодой.
 
 
И дягиля высокие цветы,
Как амбровые кудри, завиты.
 
 
Фиалка к говорливому ручью
Склонила томно голову свою;
 
 
Она хмельна, хоть из ручья пила,
Недаром свой подол подобрала.
 
 
И у нарцисса день за днем пиры,
А пьет он из лимонной кожуры.
 
 
И, набекрень колпак напялив свой
Он в полудреме никнет головой.
 
 
Цвет лилии белеет невдали,
Иль то Меджнун тоскует о Лейли?
 
 
Или душой от мира он ушел
И радость в отрешенности обрел?
 
 
Пылает роза, пламени красней;
Над ней, как саламандра, соловей.
 
 
Но роза не гнездо его сожгла,
А само существо его сожгла.
 
 
Несется по полям гонец ветров,
Стеля шелка стоцветные ковров.
 
 
Как фонари, тюльпаны зажжены,
Но чернью их сердца заклеймены…
 
 
И ветерок, когда о том узнал,
Их лепестки по степи разметал.
 
 
А роза белая, полна красы,
Отяжелела в серебре росы.
 
 
И на рассвете инеем блестит
Роса, что цвет весенний тяготит.
 
 
В ту пору расцветает аргаван,
Весь в пурпуре – блистает аргаван.
 
 
И восхищает он сердца людей
Багряною одеждою своей.
 
 
Из тучи капли падают, блестя,
Круги на влаге циркулем чертя.
 
 
Нет, ты взгляни, без циркуля они
Круги и кольца чертят, как Мани.
 
 
Блистая станом дивной красоты,
Подвесил тополь серьгами цветы.
 
 
И, как эдем, цветет весенний луг,
Где кипарисы стали в полукруг.
 
 
И дождиком на рощи и луга
Апрель свои рассыпал жемчуга.
 
 
Несутся грозовые облака,
Раскатывая гром издалека.
 
 
И львиным ревом содрогают степь,
И грозных молний разрывают цепь.
 
 
Весенний дождь сравни с живой водой,
А струи с жизнью – вечно молодой.
 
 
Идут – за водоносом водонос —
Над степью тучи в полыханье гроз.
 
 
И воплощается душа травы
В ростки, цветы и яркий блеск листвы.
 
 
А в том, кого не радует весна,
Жизнь не жива, душа омрачена.
 
 
В том человеческого сердца нет,
Кого весны не опьянит расцвет.
 
 
Вот распустилась роза, и над ней
Поет, гремит, стенает соловей.
 
 
Но тот под сени сада не придет,
Кто встречи с другом избранным не ждет.
 
 
А мы за Искандаром в сад сойдем,
Осыпанный сверкающим дождем.
 

РАССКАЗ О СОЛОВЬЕ

НАЗИДАНИЕ

Искандар спрашивает Арасту, почему естество человека как бы возрождается в пору цветения весенних роз; и ответ Арасту, подобный дыханию ветерка из сада мудрости

Искандар, покидая страну Чин, направляется в земли Магриба

 
И вновь он мудрости броню надел
И на престоле разума воссел.
 
 
Он знал, что не владыка мира он,
Пока Магриб ему не подчинен.
 
 
Награду дал он воинам сперва,
О том до наших дней звучит молва.
 
 
Потом, когда войска он наградил,
Приказ о выступленье объявил.
 
 
А коль по нраву вождь своим войскам,
Он нанесет урон любым врагам.
 
 
И если царь народ свой не гнетет,
То за него народ стеной пойдет.
 
 
Храни аллах! Любой погибнет шах,
Коль недовольство у него в войсках.
 
 
Нет, щедрость людям царская нужна,
А строгость – там, где правильна она.
 
 
А Искандар – он царь счастливый был
И полководец справедливый был.
 
 
Полкам в поход велел сбираться он.
С владыкой Чина стал прощаться он.
 
 
И, кроме Чина, западный Ал-Хтой.
Вручив, сказал: «Прими подарок мой!»
 
 
И вот из Чина вывел он войска…
Скажи, – на запад хлынула река.
 
 
Сопутствовать ему хакан решил,
Но Искандар его отговорил
 
 
И, тайны многие открыв ему,
Вернул хакана к дому своему.
 
 
Шел к югу… Чудо сущего всего —
Направо Хинд остался от него.
 
 
Ждал раджа Хинда на его пути
С войсками, чтобы с ним в поход идти.
 
 
Но раджу он обратно отослал
И вдаль к Магрибу скакуна погнал.
 
 
И войск поток, блестя булатом лат,
Прошел без боя землю Худжарат.
 
 
Вот наконец войска пришли в Оман,
Увидели Индийский океан.
 
 
В Омане все владельцы кораблей
С готовностью пришли к царю царей.
 
 
И он под парусами тех судов
Ходил к пределам дальних островов.
 
 
Порой, на быстроходном корабле,
Он приплывал к неведомой земле.
 
 
И много городов завоевал,
И много новых, славных, основал.
 
 
На кораблях он море переплыл
И диких гор хребты перевалил,
 
 
Безмерностью пространства изумлен,
Шел с войском по степям безлюдным он.
 
 
Здесь это описать мы не смогли б,
Как Искандар завоевал Магриб.
 
 
И там, всегда добро творить готов, —
Он много взял прекрасных городов.
 
 
Магриб ведь величайшей был страной
Средь всех, что украшают мир земной.
 
 
Магрибский царь пощады стал просить,
Любую дань пообещал платить.
 
 
Шах Искандар объехал склоны гор,
Холмы, долины и степной простор.
 
 
И где бы он ни разбивал шатер
И чем бы он ни утешал свой взор,
 
 
Все продолжал в пути он тосковать
О родине, о Руме вспоминать…
 
 
И было много в той стране чудес, —
Там подымались горы до небес,
 
 
А за горами – тайна. Полон дум,
Откладывал он возвращенье в Рум.
 
 
И вот с отрядом всадников он сам
Пошел через пустыню к тем горам.
 
 
Селенья некоего он достиг,
Деревья там росли, журчал родник.
 
 
А дальше к югу земли шли – ничьи,
Огромные там жили муравьи;
 
 
Вернее – псы в обличье муравьев,
Чудовища, страшней пустынных львов.
 
 
На всех, кто в их владенья попадал,
Рой муравьев внезапно нападал
 
 
И разрывал, со всех сторон тесня,
Мгновенно человека и коня,
 
 
Да так, что от несчастного того,
Скажи, не оставалось ничего.
 
 
Царь молвил: «Тайну этой стороны
Разведать осторожно мы должны!»
 
 
И о повадках муравьев-зверей
Расспрашивал у тамошних людей.
 
 
Сказали: «Рыскают они кругом,
И в постоянном страхе мы живем.
 
 
Знай: истребят в степи войска твои
Чудовищные эти муравьи.
 
 
Коль невредим сквозь муравьев пройдешь,
Страну, как сад Ирема, там найдешь.
 
 
Но великаны страшные стоят
На страже у дороги в этот сад.
 
 
И это – ужас! Весь их род заклят,
Сокровища Земли они хранят.
 
 
По виду – люди; но из них любой
Не с человеком схож, а со скалой.
 
 
Сто воинов не справятся с одним…
А муравьи степные служат им.
 
 
Их речь слышна порою вдалеке
На непонятном людям языке.
 
 
Коль этот путь пройдешь, храним судьбой,
Откроется долина пред тобой,
 
 
Но вход в долину заградит отвес
Двух гор, царапающих свод небес.
 
 
И золотая вся – одна гора,
Другая – целиком из серебра.
 
 
Та, – золотая – солнцем взгляд слепит,
Серебряная – месяцем блестит.
 
 
Они бесценней всех богатств земных.
А великаны охраняют их.
 
 
Тем великанам-сторожам дана
Необычайная потребность сна.
 
 
Они свой срок на страже отстоят,
А как уснут, то десять суток спят.
 
 
И к службе возвращаются своей,
Как только выспятся за десять дней.
 
 
И десять суток бодрствуют опять,
Покамест не настанет время – спать.
 
 
Лишь в пору их очередного сна
Их сила может быть истреблена.
 
 
Но муравьи огромные хранят
Их сон, покуда великаны спят.
 
 
Чудовищные эти муравьи
Ни часа не бывают в забытьи».
 
 
Шах Искандар был этим удивлен,
И свет ума призвал на помощь он.
 
 
Сказал, созвавши мудрых на совет:
«Как быть – решайте! Нам возврата нет».
 
 
Молчал совет. Но были все сердца
Потрясены величием творца.
 
 
И понял разум, как пред божеством
Ничтожен он в неведенье своем.
 
 
Круг мудрецов, безмолвствуя, сидел;
Язык их в изумленье онемел.
 

* * *

 
Дай чашу, кравчий, из ключа души,
Несовершенный разум оглуши!
 
 
Меня ума величье не спасло,
Мне изумленье душу потрясло!
 
 
Певец! На лад Магриба песню спой,
В Магрибе я шатер поставил свой.
 
 
Я золото Магриба, словно прах,
На темя сыплю здесь – в иных песках.
 
 
О Навои, о родине своей
Не вспоминай, не сетуй, не жалей.
 
 
Восток в себе и Запад совмести,
Весь мир сумей в самом себе найти!
 

О людях, которые, взирая на миротворение глазами, озаренными светом знания, воздают хвалу зиждителю

Искандар приводит в порядок свои войска для охоты на сонмище муравьеподобных, и то стадо дивоподобных, обезумев, появляется и выстраивается напротив его войска, и из них один – разрушитель рядов – выступает впереди войска и побеждает богатырей Искандара; чинская газель, как львица, выходит на майдан и охотится за драконом. Искандар избирает ее газелью своего гарема; а пленника пленяет еще раз своей милостью, и тот вместе с побежденными им возвращается к царственному собранию

Описание тьмы ночи разлуки; дым ада несчастья по сравнению с ним – гиацинт рая радости; о трудности положения тех, чья жизнь омрачена ночью разлуки и чьи глаза не освещаются рассветом свидания

 
Тот счастлив, – будь в разлуке он сто лет, —
Пред кем желанной встречи вспыхнул свет.
 
 
Пусть перенес он муки ста смертей,
Но встретился с возлюбленной своей,
 
 
В той встрече – искупленье мук его,
В той встрече – вечной жизни торжество.
 
 
Пусть утром, после пира, муж любой
Порою тяготится сам собой,
 
 
Но если чашу выпьет ввечеру,
Забудет все на новом том пиру.
 
 
Разлука с другом так трудна для нас,
Что смерть любая легче во сто раз!
 
 
А миг слиянья с милой – этот миг,
Как счастье бесконечное, велик.
 
 
Но если дни разлуки тьмы темней,
То безнадежна тьма ее ночей.
 
 
О ночь разлуки! С этой грозной тьмой
Сравним лишь ужас гибели самой!
 
 
Томление разлуки – черный день,
Чья безнадежна тягостная тень.
 
 
Не будь разлуки, не было б средь нас
Роняющих, как слезы, кровь из глаз.
 
 
Там – за морем разлуки – грозный суд
Провидит он, где слезы не спасут…
 
 
Не потому ль, что розы далеки,
Тюльпаны рвут свой пурпур на куски.
 
 
И небосвод, когда б не тосковал
О солнце, туч кошму б не надевал.
 
 
И туча, разлученная с луной,
Рыдает над пустынею степной.
 
 
А перстень, что без Сулеймана он,
Хотя и талисманом наделен?
 
 
Что без души Фархада Бисутун?
Что степь, когда навек ушел Меджнун?
 
 
Гора в разлуке стоны издает,
Глухая степь ушедшего зовет.
 
 
Тоской о розе соловей спален,
Не потому ли цвета пепла он?
 
 
Он серым стал от горя, как зола:
Упала молния и сад сожгла.
 
 
Кто разлучен с любимой, только тот
И понял, как огонь разлуки жжет.
 
 
Ты у того, кто плачет, сна лишен,
Спроси – и все тебе откроет он.
 
 
Но скорбь скрывают тайную одну
Все, кто, как я, в разлуке и в плену.
 
 
Я плакать кровью сердца обречен
С тех пор, как с милой сердцу разлучен.
 
 
Пусть в этом истребляющем огне
Никто не мучится, подобно мне!
 
 
Лишь встреча может муки утишить,
Негаснущее пламя потушить.
 
 
Но стала бесконечной для меня
Разлуки нашей ночь. Дождусь ли дня?
 
 
Я так страданья книгу изучил,
Что все страданий виды различил:
 
 
С богатством разлученье – это знай —
Беда для тех, кто в бренном видит рай.
 
 
Отторженность от милых, от друзей —
Для сердца благородного больней.
 
 
Разлука с близкими, с семьей своей,
Еще ужасней, нет ее страшней.
 
 
Как пережить разлуку, коль в крови,
Коль в существе твоем – болезнь любви?
 
 
Не равны тягостью рода разлук,
Но всякая из них – источник мук.
 
 
Тягчайшая из них, когда пути
Не смог ты сердцем к Истине найти.
 
 
Все – кроме первого – рода разлук
Я испытал и стал горнилом мук.
 
 
Но человек, пускай всего лишен,
Коль сердцем тверд, не ослабеет он.
 
 
Пускай в душе предела мукам нет,
Тогда надежда свой подъемлет свет,
 
 
И мы к устам тот кубок поднесем,
Наполненный слияния вином.
 
 
Зови его напитком бытия.
Навек в нем возродится жизнь твоя.
 
 
О боже, новой жизни весть яви!
Надежду дай страдальцу Навои!
 

Когда, после завоевания Магриба, Искандар направлялся в Рум, народ страны Кирван пожаловался ему на притеснение яджуджей. И он, чтобы закрыть дорогу этому бедствию, строит стену; и строители, подобные ученым-геометрам, и каменщики, подобные звездочетам, шнуром наметили место стены. И литейщики, по мысли Утарида, и кузнецы, по знаку Сухейля, заливая гипс расплавленной бронзой, а известь блестящей сталью, возвели стену до небесного купола

 
Тот, кто событья века записал,
Так мускусом по амбре начертал:
 
 
Когда правитель Рума, скажешь ты,
Дошел до крайней западной черты —
 
 
На западе увидел племя он,
Чьей злобой род людской был изнурен.
 
 
Хан из улуса к Искандару в плен
Попал – и милость получил взамен.
 
 
Он, покорясь румийскому ярму,
Привел все племя в подданство ему.
 
 
Им Искандар сказал: «Вы все со мной,
Чтоб верность доказать, пойдете в бой,
 
 
Чтоб муравьев огромных истребить,
Мир от опасности освободить!»
 
 
«О царь! – сказало войско дикарей, —
Опора мира и вселенной всей!
 
 
Коль этих муравьев мы перебьем,
Мы – великаны – сами пропадем:
 
 
Когда мы десять суток спим подряд,
В ту пору муравьи нас сторожат.
 
 
Мы десять суток бодрствуем; потом
Мы десять суток спим глубоким сном.
 
 
В ту пору к нам враги не подойдут —
Врага любого муравьи убьют!»
 
 
В ответ им шах ни слова не сказал,
Всем муравьям помилованье дал.
 
 
Сказал: «А где из золота гора?
И где еще гора из серебра?»
 
 
Тот исполин, себя ударив в грудь,
Сказал: «О них и думать позабудь!
 
 
Нельзя пойти по этому пути,
А кто пошел – того нельзя спасти.
 
 
Отсюда, где стоим, от степи сей
До этих гор дорога – в десять дней.
 
 
Но мы их не видали никогда,
Хоть и недальний путь ведет туда.
 
 
На той дороге бедствий и вреда
Подстерегает путника беда.
 
 
Там воды смертоносные текут,
Деревья ядовитые растут.
 
 
Там, жаждой разрушенья обуян,
Свирепствует пустынный ураган.
 
 
Все на своем пути сжигает он,
Дракона в воздух подымает он.
 
 
Те, кто, минуя этот смерч, пройдут,
Без счета на дороге змей найдут.
 
 
Там кобры и очковые кишат,
И каждая хранит старинный клад.
 
 
А змей число, как старцы говорят,
Тьмы тысяч, а вернее – мириад.
 
 
И воздух напоен над степью всей
Дыханьем ядовитым этих змей.
 
 
И аспиды, чей убивает взгляд,
На том пути к сокровищам стоят.
 
 
Ты не ходи к пределам той земли,
Мы до нее и сами не дошли!»
 
 
Ответил Искандар ему: «Ты прав!
Рассказ твой необычный услыхав,
 
 
Куда хотел пойти, я не пойду,
Войска в обитель бед не поведу.
 
 
Зачем нам золото и серебро,
Когда от них беда, а не добро?
 
 
Несовместимо с нашим естеством,
Идя за золотом и серебром,
 
 
Войска в пути беспечно истребить,
Богатство жизни вечной погубить!»
 
 
За золотом и серебром в поход
Он не пошел; освободил народ.
 
 
Суровых этих диких степняков
Он защитил от рабства и оков
 
 
И отпустил их, поручив судьбе.
Но нескольких оставил при себе.
 
 
Из-за ужасного обличья их
Поставил среди избранных своих.
 
 
Когда Магриб им завоеван был,
Он взгляд опять на север обратил.
 
 
И кручи снежных гор перевалил,
И голубое море переплыл.
 
 
Пока корабль его, как колыбель,
Качали волны, чинская газель,
 
 
Чья в бедствии рука его спасла,
Кудрей арканом в плен его взяла.
 
 
Взяла его в глубоких плен утех,
Для Искандара став желанней всех.
 
 
С утра была, как кравчий, на пиру.
Зухрой ему сияла ввечеру.
 
 
Вот близ Фаранга корабли царя
Пристали, опустили якоря.
 
 
Пред ним лежала хмурая страна,
Меж западом и севером она.
 
 
Там, где зима свирепая грозна,
Разрозненные жили племена.
 
 
И приступали к шаху: «В добрый час,
Бери свой меч и заступись за нас!
 
 
Там, где порядок свой построил ты,
Судьбу людей благоустроил ты.
 
 
А мы твоей защиты лишены, У
гнетены врагом, разорены!»
 
 
А царь: «Какие к вам враги пришли,
Рассыпали вас по лицу земли?»
 
 
Ответили: «Из неизвестных стран
Они идут через страну Кирван,
 
 
Где солнце от захода до утра
Скрывается, там высится гора.
 
 
К нам из-за той горы беда идет,
Оттуда – ужас, и оттуда – гнет.
 
 
Предел вселенной, той горы хребет
Дневного солнца заслоняет свет.
 
 
В горах – ущелье; по тому пути
Нельзя сквозь горы никому пройти,
 
 
Яджуджи злобные гнездятся там,
Подобные чудовищным зверям.
 
 
Оттуда вихри бедствий к нам летят.
Их нападенье – сущий кыямат.
 
 
Видать, их породил аллах святой,
Разгневавшись на грешный род людской.
 
 
За чью вину мы – жертва мести их?
В словах не описать нечестья их!
 
 
Как дивов тьма, бесчисленны они,
Как бездны тьма, немыслимы они.
 
 
На их макушках волосы – копной,
Торчат их космы – в семь пядей длиной,
 
 
Ничем не одеваются они,
Ушами укрываются они.
 
 
Страшны их лица – желты и черны,
Их бороды, как ржавчина, красны.
 
 
У них глаза свирепых обезьян;
Их темный разум злобой обуян.
 
 
Даны еще, как печи, ноздри им, —
Они их чистят языком своим.
 
 
Они клыками, словно кабаны,
Изрыли землю нашей стороны.
 
 
Там, где яджудж, как злой кабан, пройдет,
Не то что злак, былинка не взрастет.
 
 
Самцы они иль самки, но подряд
У всех две груди длинные висят.
 
 
С тех пор, как существует этот свет,
Их сквернословию сравненья нет,
 
 
А круча той горы так высока,
Что у ее подножий – облака.
 
 
Весь тот хребет в сединах снежных глав
Зовется издревле горою Каф.
 
 
Она, подковой кругозор объяв,
Подобна начертанью буквы «каф».
 
 
Хребты заоблачные разорвав,
Теснина есть в горах, как в букве «гаф». [49]49
  Она, подковой кругозор объяв, // Подобна начертанью буквы «каф». // Хребты заоблачные разорвав,// Теснина есть в горах, как в букве «гаф». —Горный хребет «Каф», якобы опоясывающий землю, сравнивается с буквой арабского алфавита «каф», напоминающей подкову; а узкая теснина в горе – с буквой «гаф», в начертании которой имеются две прямые параллельные друг другу черточки.


[Закрыть]
 
 
И через узкий горный тот проход
К нам от яджуджей бедствие идет.
 
 
Из горных нор своих два раза в год
На мир яджуджи движутся в поход.
 
 
И все живое губят на пути,
Как нам спастись? Куда от них уйти?
 
 
И вот – покинули мы навсегда
Поля свои, сады и города.
 
 
Скитаемся мы по пескам степей,
Оторванные от своих корней.
 
 
Все города великой сей страны
В развалины врагом превращены.
 
 
А эти изверги зверей лютей,
Поверишь ли – они едят людей!
 
 
Овец, коров, коней – забрали все,
К себе угнали и пожрали все.
 
 
Здесь ни зерна нет в закромах пустых.
Все съели! Только смерть насытит их.
 
 
Вот все сказали мы тебе! Прости!
Народ наш можешь только ты спасти!»
 
 
Шах Искандар спросил: «Когда же тут
На вас яджуджи злобные идут?
 
 
Как вы догадываетесь о том,
Чтобы успеть уйти перед врагом?»
 
 
Ответили ему: «Два раза в год
Идет на нас народ свирепый тот.
 
 
Тогда, клубясь, как туча, пыль встает,
Зеркальный затмевая небосвод.
 
 
Пыль, омрачающая блеск небес,
Предозначает нам, что мир исчез».
 
 
И царь спросил: «Когда вы ждете их?»
Сказали: «По примеру лет былых
 
 
Жить нам в покое – месяц или два».
Запали в сердце шаха те слова.
 
 
И войску станом там он стать велел,
Стан войска валом окопать велел.
 
 
Но возроптали толпы бедняков,
Рассеянные сонмы степняков:
 
 
И молвили царю: «До коих пор
Терпеть нам это горе и позор?»
 
 
Нас от врага не можешь ты спасти…
И просим мы тебя от нас уйти!
 
 
В тот день, когда чудовища придут,
Твоих румийцев воинства падут.
 
 
Вы все погибнете! А нам тогда
В сто крат настанет худшая беда!»
 
 
Царь им ответил: «Не пугайтесь вы!
Но все же здесь не оставайтесь вы.
 
 
До нитки все забрав, что есть у вас,
Подальше откочуйте – в добрый час!
 
 
Спешите! Бог – свидетель, я не лгу, —
Надеюсь – помогу вам, как смогу!»
 
 
Ушли они… Но там остался сам
Шах Искандар, подобный небесам.
 
 
Сказал он, и к ущелью, словно львы,
Пришли мужи и выкопали рвы.
 
 
И клич он кликнул лучшим мастерам,
Прислали лучших Рум, Фаранг и Шам.
 
 
Постигших числа мира и расчет
Движенья, где река светил течет. [50]50
  …где река светил течет. —Имеется в виду Млечный Путь.


[Закрыть]
 
 
Нет, не литейщиков, не кузнецов —
Он созвал мироздания творцов!
 
 
Чтоб мир стеною вечной защитить,
Навек дорогу бедствий преградить.
 
 
Медь, олово и сталь со всей земли
На тысячах верблюдов привезли.
 
 
Печей плавильных тысячи зажгли,
И реки огненные потекли.
 
 
А Искандар – при первом свете дня,
Встав раньше всех, садился на коня;
 
 
И объезжал подошву Кафских гор,
Стеной загородивших кругозор.
 
 
А там – скалу валили за скалой
И камень резали стальной пилой.
 
 
Но увидали, дел не завершив,
Что пыль встает, полнеба омрачив.
 
 
Яджуджи шли, – скажи, за дивом див!
Неудержим, как сель, был их порыв…
 
 
……………………………………………
 

Искандар, скрыв свое войско за неприступными рвами и устроив засады, дал отпор яджуджам, выждав срок, пока не истощится сила этого племени, и, оплакав погибших воинов, приступил к завершению своего замысла

 
Когда пожрал все, что пожрать успел,
Свирепый род яджуджей ослабел
 
 
И ринулся в ущелье наутек,
Как вспять внезапно хлынувший поток,
 
 
Бегущих Искандар велел рубить,
Чтоб навсегда их память истребить.
 
 
Так воля добрая и сильный ум
Заставили умолкнуть этот шум.
 
 
Вот приступили, знанием сильны,
Румийцы к возведению стены.
 
 
Меж двух отвесных исполинских гор
Могучий стали воздвигать затвор.
 
 
Определил строитель-звездочет
Счастливый час начала всех работ.
 
 
И начертили место на земле,
Где ставить стену – от скалы к скале.
 
 
Над чем-то колдовали мудрецы,
Все строго рассчитали мудрецы.
 
 
Вновь к небесам поднялся голубым
От тысячи печей плавильных дым.
 
 
Опору всей твердыни основав,
Не гипс – семи металлов лили сплав.
 
 
На сплав горячий клали глыбы плит,
Сперва их обтесав, как надлежит.
 
 
Во всей работе слушались они
Великого строителя Бани. [51]51
  Великого строителя Бани. —Образ легендарного строителя Бани Навои заимствовал у Низами.


[Закрыть]
 
 
Так плотно клали каменный оплот,
Что между плит и волос не пройдет.
 
 
Пятьсот локтей, вот ширина стены,
И тысяч за десять длина стены.
 
 
Десятки тысяч каменщиков там
Повиновались мудрым мастерам.
 
 
Полгода – ночи напролет и дни —
Без отдыха работали они.
 
 
И наконец твердыню возвели, —
Скажи, восьмое чудо всей земли.
 
 
А высота стены громадной всей,
Как говорят, была в пятьсот локтей.
 
 
На верх стены две лестницы вели,
Чтоб восходить дозорные могли.
 
 
Сторожевая башня на стене
Блестела синей сталью в вышине.
 
 
Укрытие для стражи было там,
Запас камней – метать их по врагам.
 
 
И печи, чтоб котлы разогревать,
Врага смолой кипящей обливать.
 
 
И были там дозор нести должны
Бессменно сотни стражей той страны.
 
 
Шах, видя завершение трудов,
Вознес хвалу строителю миров.
 
 
Он видел, как могуча и крепка
Стена, построенная на века…
 
 
Но вот померкли небеса в пыли,
Ордой к стене яджуджи подошли.
 
 
Но что поделать их клыки могли
С твердыней величайшею земли!
 
 
Тут Искандар сказал сторожевым:
«Бросайте камни на головы им!»
 
 
И тысячи проворных сторожей
Низвергли на чудовищ град камней,
 
 
Свинцом кипящим обливали их,
Горящей серой обжигали их.
 
 
Яджуджи, подымая страшный вой,
Вспять понеслись ревущею толпой.
 
 
Вот так, за все содеянное зло,
На них теперь возмездие сошло.
 
 
И вновь пришли и встретили отпор,
И перестали нападать с тех пор.
 
 
Так Искандар несчастных защитил,
И от яджуджей мир освободил,
 
 
И, как поток блистающей реки,
В обратный путь повел свои полки.
 
 
Овеян славой, полон морем дум,
В объятья матери вернулся, в Рум.
 

* * *

 
Дай, кравчий, мне отчаянья фиал!
Я по родной стране затосковал!
 
 
Так долго я блуждал в чужих краях,
Что – мнилось: мир земной распался в прах.
 
 
Певец! Я вновь теперь в краю родном…
Спой мне теперь забытый мной маком!
 
 
В слезах, внемля стенания твои,
Забуду я скитания свои!
 
 
Я – Навои – предела своего
Достиг, но нет мне пользы от того.
 
 
Ведь все, кого любил когда-то я,
Исчезли за пределом бытия!
 

Искандар, как солнце, овладев миром, ради открытия неведомых морей садится в корабль желания и подымает ветрила страсти; и, согласно совету ученых, на берегу Румийского моря собирает искуснейших судостроителей мира и приказывает строить корабли

И когда были спущены на воду три тысячи кораблей, из которых каждый был подобен юной луне, они устремились, как стрелы, выпущенные из натянутого лука, и Искандар на этих кораблях в письменах волн читает поэму завоевания Океана

 
Из моря этого жемчуголов,
Ныряя в бездну, вынес жемчуг слов.
 
 
Вернувшись из похода, Искандар
Родной стране принес полмира в дар.
 
 
Он отдых утомленным дал войскам
И новой силы набирался сам.
 
 
И розой счастье Рума расцвело,
Как солнце, что к зениту подошло.
 
 
И радовались люди всей земли,
Которые свободу обрели.
 
 
И ликовал не только весь народ,
Весь ликовал девятисферный свод.
 
 
Четвертый свод гордится оттого,
Что солнце ходит по кругам его.
 
 
Был Искандар в дому своем счастлив,
Из кубка мира жажду утолив.
 
 
И начал час за часом, день за днем
Он о походе вспоминать своем:
 
 
«Вот все пределы суши матерой
Я обошел, руководим судьбой.
 
 
И все, что удивительного есть,
Я видел. А земных чудес не счесть.
 
 
Я видел много на стезе своей
Растений необычных и зверей.
 
 
И все изведать было мне дано,
Что на земле под солнцем рождено.
 
 
Лишь Океана я не переплыл,
Завесы тайн его не приоткрыл.
 
 
Хоть много есть чудес на берегах,
Но больше есть чудес на островах.
 
 
Морская необъятна пелена,
Неизмерима моря глубина.
 
 
Огромный этот круглый шар земной
Со всех своих сторон покрыт водой.
 
 
А суша – часть десятая всего,
Не более, поверхности его.
 
 
Доныне плавать приходилось нам
Вдоль берегов – по внутренним морям.
 
 
Миротворенья непостижна суть,
Познанья тайны бесконечен путь.
 
 
Десятой доли мира человек
Не может изучить за долгий век.
 
 
Не можем мы рукой до звезд достать,
Не можем их загадки разгадать.
 
 
Лишь части мира постигает ум,
Но целого не обнимает ум.
 
 
Вершится волей неизвестных сил
Движенье сфер небесных и светил.
 
 
Прошли мы по неведомым путям,
И мир подлунный покорился нам.
 
 
Нам знанье и могущество дано,
Но наше дело не завершено.
 
 
Коль наложу запрет я и печать
На вечное стремленье все познать,
 
 
Я сам веленье духа обману,
В неведении жалком утону.
 
 
Моря земли я должен переплыть,
Неведомые страны посетить.
 
 
Прошел я с Хызром мудрым по земле,
С Ильясом поплыву на корабле».
 
 
Страсть эта Искандара обняла
И снова в путь неведомый звала.
 
 
Коль эта страсть исхода не найдет,
Она разрушит разума оплот.
 
 
Владела мысль одна его умом,
И страх безумья появился в нем.
 
 
И он созвал ученых, мудрецов,
Чтоб рассказать им все в конце концов.
 
 
С достойными он долго говорил
И замысел свой тайный им открыл.
 
 
Поведал цель великую свою,
Что стала оправданьем бытию.
 
 
И поняли ученые, что он
Душой к морям безвестным устремлен.
 
 
Один из них пытался возражать,
Но принужден был вскоре замолчать.
 
 
И средь ученых мира большинство
Одобрило желание его.
 
 
Так им повелевали долг и честь,
А спорить было неуместно здесь.
 
 
Сказали старцы, покорясь судьбе:
«Мысль эта свыше внушена тебе.
 
 
Пусть тот, кто держит мир и небосвод,
Даст силу нам свершить морской поход!»
 
 
Когда согласье старцев получил,
Румиец тут же к делу приступил.
 
 
Созвал он из приморских городов
Искусных корабельных мастеров.
 
 
И поручил им, для своих людей,
Три тысячи построить кораблей.
 
 
На тысяче он сам был должен плыть
И все, кто с ним в дороге должен быть.
 
 
Ученые на тысяче другой —
Помощники в правлении страной.
 
 
На восьмистах – отважные бойцы,
А на двухстах – бывалые купцы.
 
 
Все корабли надежны быть должны,
Как крепости, против любой волны.
 
 
Не корабли, а город поплывет,
Где человек все нужное найдет.
 
 
Дома и башни, словно на земле,
Подымутся на каждом корабле.
 
 
Еще построить триста кораблей,
Вмещающих по тысяче людей,
 
 
Так, чтобы всем просторно было им
С оружьем, снаряженьем боевым.
 
 
А двести кораблей должны вести
Припас еды на много лет пути.
 
 
И был еще на сотне кораблей
Запас цепей, канатов, якорей.
 
 
И кони и верблюды на двухстах
Для высадки на дальних островах.
 
 
Как солнце, будут все суда блестеть,
Одеты в пурпур, золото и медь.
 
 
Чуть Искандар успел отдать приказ,
Немедля стали выполнять приказ.
 
 
И много тысяч плотников пришло,
Орудья их – топор, бурав, тесло.
 
 
В лесах деревья стали вырубать,
Рекой к морскому берегу сплавлять.
 
 
Строители по берегам реки
Вставали шумным станом, как полки.
 
 
Везде по склонам этих берегов
Трудились над постройкою судов.
 
 
Пятнадцать тысяч столяров одних
И много тысяч мастеров иных.
 
 
Там с утренней и до ночной поры
Звенели пилы, пели топоры,
 
 
Гремели кузницы. Огонь печей
Плавильных полыхал во тьме ночей.
 
 
Три долгих года стук, и гул, и гром
Строительный не умолкал кругом.
 
 
И закачались на волнах зыбей
Три тысячи могучих кораблей.
 
 
И мореходов тысячи пришли
И поднялись на эти корабли.
 
 
Грузить взялись проворно в тот же час
Необходимый в плаванье припас.
 
 
И журавлиным клином встали в строй
Суда, приняв порядок боевой.
 
 
Со всем народом попрощался царь,
Прийти с победой обещался царь.
 
 
И с милой матерью своей простясь,
И от оков любви освободясь,
 
 
Сел на коня и поскакал в свой стан,
Где море делит Рум и Франгистан,
 
 
Вот Искандар на палубу шагнул,
Поводья дальних странствий натянул.
 
 
И, высоту светил определив,
Решил он – час отплытия счастлив.
 
 
И он с кормы высокой корабля
Сказал, пока не отошла земля:
 
 
«Прощайте! Честно вы служили мне,
В трудах моих, как братья, были мне!
 
 
Надолго с вами разлучаюсь я,
На вашу верность полагаюсь я.
 
 
Я должен плыть. Не волен я в себе,
И мы не в силах дать отпор судьбе.
 
 
Друзья, я счастьем вашим дорожу,
Запомните же то, что я скажу:
 
 
Во всем, что каждому из вас дано
И что заранее определено —
 
 
Разумный, твердый сохраняйте строй,
Не нарушайте распорядок мой.
 
 
Примите сердцем этот мой наказ,
И счастье ваше не уйдет от вас.
 
 
Вы пожеланья блага шлите нам,
Хоть этой службой послужите нам!»
 
 
Когда сказал все это славный шах,
Великий плач возник на берегах.
 
 
У провожавших слезы полились,
И возгласы стоусто раздались:
 
 
«В морях безвестных, где бы ты ни плыл,
Хотя бы антиподов победил,
 
 
Мы здесь в печали будем без тебя,
Не будет счастья людям без тебя!
 
 
Пусть, видя мир вселенской красоты,
Душой в пути возрадуешься ты!
 
 
Мы сохранить сумеем твой наказ,
Иных не будет помыслов у нас.
 
 
Пусть вечный промысел тебя хранит
Средь бурь морских, как нерушимый щит!»
 
 
Вот главный кормчий высоту светил
По астролябии определил.
 
 
В тот день входило солнце в знак Овна
И синева небес была ясна.
 
 
Хоть было небо зеркала светлей,
Шел бесконечный дождь из глаз людей.
 
 
Вот выбрали, усердием горя,
Окованные цепью якоря.
 
 
И киноварью лопастей своих
Блеснули весла – крылья птиц морских.
 
 
Вот кормчий в рог свой медный затрубил,
Строй кораблей в морской простор поплыл.
 
 
Покрылась пеной водяная гладь,
И волны в берег начали плескать.
 
 
То плыл огромный город по воде,
Какого не увидите нигде.
 
 
То двигалась дубовая река,
Все паруса раскрыв, как облака.
 
 
Так с воинством могучих кораблей
Стал Искандар владыкою морей.
 
 
На волнах пена, словно облака,
Пучина непомерно глубока.
 
 
Водоворотами возмущена,
Выбрасывала перлы глубина.
 
 
И открывала тайны бездн морских
В просторах неоглядно голубых.
 
 
А верный, если гость придет такой,
Не жемчугом пожертвует – душой.
 

* * *

 
Дай, кравчий, чашу – как морской залив!
Пусть на мгновенье буду я счастлив.
 
 
Дай мне отраду влажного огня, —
Как берег, сухи губы у меня.
 
 
Певец, настрой свой чанг, запой, играй,
Печаль души с мелодией смешай!
 
 
Чтоб слезы, словно жемчуг, я ронял,
Чтоб, как весенний облак, зарыдал.
 
 
О Навои, нет верности нигде
В сем мире, что построен на воде!
 
 
Не возлагай надежд на этот дом [52]52
  Не возлагай надежд на этот дом. – То есть на бренную земную жизнь.


[Закрыть]—
Мгновенный, схожий с водным пузырем.
 

НАЗИДАНИЕ

Искандар спрашивает мудрецов о строении моря, и Сократобъясняет, как вода окружает сушу, и, выделив вокруг Океана семь морей, волнующихся, как семь голубых небес, рассказывает о двенадцати тысячах островов, помимо множества других; и описанием морей поражает слушателей

Искандар, захватив семь морей и двенадцать тысяч городов на островах, очертил, как циркулем, круг водных просторов и направился к центру Океана, и в этом походе его деревянные кони двигались на парусах, как на крыльях, под ветром, а равнина вод казалась небом, и на этой равнине он много трудов перенес; и на этом пути ты много найдешь примет – как капля дробит камень

О бесстыдстве виночерпиев на пиру жизни, наливающих в чашу жизни яд смерти, не видя разницы между невеждой и знающим; и о неверности работающих в саду жизни, которые, срезая живые ветви острием смерти, не отличают нищего от шаха; и призыв отряхнуть полы от пыли этого презренного мира и указание верного пути, дабы избегнуть водоворота гибели

 
О сердце бедное – не вечен мир!
Здесь верность в гости не придет на пир.
 
 
Мир – только глины ком; ты это знай —
И белизну одежд не замарай.
 
 
Сей в океане плавающий ком
Пучиной затопляется кругом;
 
 
Три четверти сокрыты под водой:
Зовется четверть сушею земной.
 
 
Одежды духа светлы, ясен взор
У рассекающих морской простор.
 
 
Но тонешь сердцем ты в грязи, в пыли —
В пределах обитаемой земли.
 
 
Не погружайся в эту пыль и грязь,
Прочь от соблазнов мира устремясь.
 
 
Кого трясина мира засосет,
Тот сам пути к спасенью не найдет.
 
 
Пустынный вихрь песок и пыль клубит,
Рот забивает и глаза слепит.
 
 
Так, сам Бахрам в трясине той увяз,
И свет его до дня Суда угас.
 
 
Пропал в пустыне мира Кей-Хосров,
И не нашли нигде его следов.
 
 
Где все они? Куда теперь ушли
Владыки величайшие земли?
 
 
Хоть мир несметно их обогатил,
Сам их потом ограбил и казнил.
 
 
А для того, кто может возразить,
За образцом недалеко ходить.
 
 
Ведь был недосягаемо высок
Шах Искандар, мудрец, святой пророк.
 
 
Стремясь, он цели достигал любой
И, нищий, прочь ушел – с пустой рукой.
 
 
Весь мир он обошел и победил
И ничего с собой не захватил.
 
 
Когда он пыль до неба подымал,
Оружье враг бросал и убегал.
 
 
И не явилось в мире никого,
Кто повторил бы подвиги его.
 
 
От Каюмарса и до наших дней
Не перечесть прославленных царей.
 
 
Но что исполнить удалось ему,
Не выпало на долю никому.
 
 
Ему свою покорность принесли
Семь поясов сей четверти земли.
 
 
С семи майданов – пред его шатром
Пять барабанов грянули, как гром.
 
 
Тогда, в безвестность устремляя взор,
Как кит, он ринулся в морской простор.
 
 
И, семь вселенной обойдя кругов,
Открыл двенадцать тысяч островов.
 
 
Против яджуджей стену он воздвиг,
Что описать бессилен мой язык.
 
 
Построенная знаньем и умом,
Возникла астролябия при нем.
 
 
Философов великих ученик,
В познаниях вершины он достиг.
 
 
Нет, не мечом – а мудростью своей
Завоевал он преданность людей.
 
 
Он ведал все. Сокрытый ото всех,
Он видел путь и свет грядущих вех.
 
 
Он смог своим примером доказать,
Что только мудрый может управлять.
 
 
И он не только властью был силен,
А некой высшей силой наделен.
 
 
Кто был еще таким, как он? Никто!
Кто был так небом одарен? Никто!
 
 
И он повержен, предан был судьбой,
Подобно твари страждущей любой.
 
 
Давно ли был силен, могуч и бодр
Сегодня брошенный на смертный одр!
 
 
Вчера он был всех выше вознесен,
Сегодня на мученья обречен.
 
 
Когда забвенье вечное придет,
Он от скорбей телесных отдохнет.
 
 
Взгляни, как небом Искандар сражен —
 Его одолевает смертный сон.
 
 
Он по степям и по холмам скакал
И ослабел, с коня на землю пал.
 
 
Провел в разлуке вереницу дней
С возлюбленными, с матерью своей.
 
 
Он в дальних странах, в плаванье морском
Душой о крае тосковал родном.
 
 
Горячей жаждой радости влеком,
Спешил он, торопился в отчий дом.
 
 
Он видел цель достигнутой почти.
Его настигла смерть в конце пути.
 
 
Он средь пустыни, преданный беде,
Лежал, как рыба на сковороде.
 
 
Где светлый дух, которым он храним?
Ни друга, ни наперсника над ним.
 
 
Болезнь его свалила, как палач,
В больной душе – беспомощность и плач.
 
 
Что ближних скорбь, что состраданье там,
Где не поможет никакой бальзам!
 
 
Делами мира разум потрясен,
Да видит в этом назиданье он.
 
 
Да умудрится этой притчей тот,
Кого влечет мирской водоворот.
 

Рассказ о том, как Лукман предпочел мирским благам развалины, подобные сокровищам; но и тысячу лет спустя он не избег настигшего его дракона небес