Текст книги "Никчемный муж (СИ)"

Автор книги: Алиса Вишня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Никчемный муж

Глава 1

Над Буйтуром летит перезвон колоколов. Не грозный набат, возвещающий об опасности, а радостные праздничные переливы. Буйтурское войско возвращается с победой!

Жители высыпали на улице, дабы поприветствовать героев. И сам Великий Князь Боремир вышел на красное крыльцо, встретить рать. Без княгини – она болеет, и не может долго стоять. Да и сам князь не молод и не здоров, поэтому и не возглавляет походы, отправляя вместо себя сына.

И вот они, победители! Под шум и радостные крики толпы войско княжича Судислава вливается в распахнутые городские ворота, и движется блистающим потоком по главной улице Буйтура, к княжеским хоромам.

Впереди колонны всадник, держащий стяг княжества – с изображением яростного тура; за ним командиры: сам Судислав, или Судиша, как его все называют, и я, его правая рука, богатырь-девица Богданка. Мы оба любимы народом, и горожане, стоящие на улицах, и бегущие следом за войском, выкрикивают наши имена. Что не совсем справедливо – куда мне тягаться с княжичем, богатырем и героем, могущим ударом кулака свалить коня!

Лицо Судислава, почти скрытое треугольным, низко надвинутыми шлемом, и бармицей, защищающей шею и верх груди, выражает строгость и важность, как и положено челу грозного воина. Но я знаю, вижу по дрожащим уголкам губ, что он едва сдерживает улыбку; что ему льстит народная любовь; и он счастлив вернуться домой.

И я рада! Изматывающий поход, длившийся девять месяцев, и кровопролитные битвы позади! Родной город, родные хоромы батюшки Боремира и матушки Явнуты! Пусть я им и приемная, но ближе и дороже никого нет! Разве только Судиша…

И тоже сдерживаю улыбку – богатырь-девица славиться крутым и суровым нравом! Вот и неча лыбиться на весь честной народ!

Смотрю на сияющие из под шлема синие глаза Судислава, и сердце замирает от шальной радости. Перед возвращением домой он сказал, что поговорит с отцом. Все же знают, что мы неродные… Почему бы и не посвататься?

Воины, следующие за нами, тоже радуются, скрывая улыбки под суровой усталостью. Даже пешие ратники ускорили ход, хотя они умаялись больше нашего – чай, на своих двоих версты меряют, не на лошади.

Проезжаем мост через речку Кунью, разделяющую город пополам. Слышала от стариков, что раньше граница Буйтура тут и была, по реке. Теперь город разросся, и Кунья оказалась посередке.

Вот и наши хоромы! Великий Князь с улыбкой и гордостью во взгляде смотрит на войско, которое его приветствует. Мы с Судиславом спешиваемся и кланяемся до земли…

Судиша делает шаг вперед, и докладывает князю о победе. Доклад для вида, князь, как и все, уже знает подробности.

Но надо делать, как положено. Боремир благодарит княжича и рать, отпускает войско на отдых, пообещав закатить в ближайшие дни и для них, и для всего народа «пир на весь мир».

– Ну, Богданка, – произносит Буремир, поднимая меня – какую важную птицу пленила нынче?

– Никакую! – виновато вздыхаю я – В этот раз князь Черновский Умил убит, а его жена и дети утекли!

Князь не сердится, смеется. Потому что, и без важных пленников мы много добра привезли. Черново – богатый город. Был. Теперь сожжен до тла.

На крыльцо, поддерживымая под руки девками, выходит княгиня-матушка. Мое сердце щемит от жалости – как она сдала за эти девять месяцев! Постарела, и почти совсем идти не может.

Судиша кидается к ней, обнимает. Матушка тоненько причитает и плачет.

– Мама, ну ты чего? – бормочет княжич – Я вернулся! Не ранен, не убит! И Богданка жива здорова!

Судислав поворачивается ко мне – иди мол, обними матушку. Делаю шаг и…

– Сыночка мой! – ласково произносит Явнута – Не могу стоять, ноги болят! Вернусь к себе на половину! А ты как с отцом закончишь, приходи! Буду ждать!

– Приду, мама, конечно приду! – отвечает Судиша.

А матушка уходит, даже не взглянув на меня.

Что? Почему? Явнута и раньше особой любви ко мне не проявляла, не родная же. Но что бы так? Будто и нет меня…

Тревога холодной лапой сжимает сердце… Неужели она злится, узнав про нас с княжичем?

Едва успеваю заскочить в свою светелку, переодеться в сарафан (матушка не любит, когда я хожу по дому, одетая как мужик), и пообниматься с подружкой моей, девкой Айкой, с которой так долго не виделись, как Великий Князь призывает к себе. Интересно зачем? Что бы наградить?

Нахожу Боремира в передних покоях, недовольным и нахмуренным. Да что такое? Что могло случиться за час, пока мы не виделись? Радовался же!

Однако, разговор князь начинает спокойно и даже ласково. У-фф! Показалось мне, что батюшка сердится!

– Ты молодец, Богданка! Богатырша! – произносит он – Вот думаю, как тебя наградить за преданную службу?

– Не надо наград, батюшко! – склоняюсь в поклоне – Не за награды и почести радею, а за землю родную, и за тебя, Великий Княже!

Боремир молчит, и рассматриваем меня.

– Сколько тебе лет? – спрашивает он – Восемнадцать? Запамятовал я!

– Да, батюшка, восемнадцать!

– Замуж давно пора! А ты все воюешь!

Мое сердце забилось часто-часто, как заячий хвост… А лицо горит, залилось краской. Выходит, Судиша с отцом поговорил! И сейчас…

– Так что, хватит в походы ходить, и в битвах биться! – заявляет князь – Пора свою семью заиметь! Ты женщина, жёнка, а не мужик-воин! Будешь в тереме сидеть, и мужа с войны ждать!

С князем я не согласна, подвиги свои богатырские бросать не собираюсь и после замужества! Станем вместе с Судиславом в походы ходить! Но с батюшкой не спорю – главное, что бы согласие на наш брак дал!

– Я нашел тебе подходящего супруга! – говорит князь – И не кого-нибудь, а сына княжеского, Мирко!

– Кого? – таращусь я на Боремира.

– Миро, последнего сына князя Доброчаньского Всеволода!

– Он же…– ахаю я.

Шутит, что ли, батюшка?

Бормочу:

– Мирко заложник, полонянин… Княжич, но бывший!

– А ты хочешь замуж за настоящего? За сына Великого Князя? – рявкает Боремир, и бьет кулаком по столу. Так, что стены дрожат.

Сердце отважной богатырши ухает в пятки.

– Не смею, батюшка… – бормочу, уставившись в пол.

Страшен Великий Князь в гневе – лицо красное, глаза метают яростные молнии. И сил у него, несмотря на многие лета, еще не меряно! Лучше не спорить!

– Ишь, чего удумали! – продолжает орать Боремир – Ты мне как дочь, а Судяша тебе как брат! Брат с сестрой! Опозорить меня хотите, на весь белый свет?

Бросаюсь на пол, и чуть ли не бьюсь лбом.

– Прости, батюшка! Прости неразумную!

– Вставай! – уже спокойно говорит князь.

Встаю, глаза в пол, и носом хлюпаю…

– Позовите Мирко! – кричит Боремир слугам.

И опять поворачивается ко мне.

– Чем недовольна? Муж молодой, не старик, и собой хорош. Княжеских кровей! Разве я о тебе не позаботился?

Благодарить князя нет сил. Если начну говорить, то расплачусь.

Дверь открывается, и в покои входит проклятый полонянин Мирко, сопровождаемый запахом хлева. А как он еще может вонять, если живет в курятнике? Кланяется князю, и так и остается, с опущенной головой.

– Проходи, княжич, не стой у порога! – добродушно приглашает Боремир.

Миро поднимает голову, смотрит на князя, потом на меня. При взгляде на меня в его глазах мелькает нехорошее… Да и я радости и приветливости не выказываю.

Мирко делает несколько шагов, останавливается.

– Садись! Выпьем меда! – говорит батюшка, показывая на стол.

Миро удивленно хлопает глазами, и садиться. Тихонько так, осторожно… Подвоха ждет, видать.

Князь пододвигает ему наполненную чашу, но Мирко только косится на нее, не берет – верно боится, что отравят.

– Думаю, – произносит князь – хватит тебе жить полонянином! Княжич, все таки. Проиграл твой отец мне в битве, и княжества вашего нету больше. Теперь это часть нашего, Великого Буйтурского!

Мирко молчит, потупив глаза. Что он думает по поводу гибели отчего края – неведомо. Хотя, когда его, пленного, везли в Буйтур, плакал по своему княжеству, и родным, как баба. Тьфу!

– Я зла за смуту и неподчинение не держу! – продолжает батюшка – Хочу, что б ты, единственный оставшийся потомок мужеского полу Доброчаньского княжеского рода, вошел в мою семью!

Мирко глядит на князя с изумлением, затем встает, кланяется, произносит:

– Спасибо за добрые слова, Великий Княже!

– Хочу дочку свою приемную, Богданку, за тебя выдать! – заявляет Боремир.

Полонянин стоит как столб, ничего не говоря.

– Согласен ли ты, княжий сын Мирослав, дочку мою, Богдану, замуж взять? – вопрошает Великий Князь.

Мирко продолжает молчать, но теперь его взор обращен на меня. Во взоре вопрос – чего-о-о? И ответ – чур меня! Изыди, нечисть!

«Не соглашайся! – мысленно велю я – Не должен согласиться! Я виновата в твоей бедственной судьбе! Я тебя захватила в прошлом походе, и в полон увела! Я! Не соглашайся!»

– Еще вот о чем я подумал! – произносит князь – Куда ты женку молодую приведешь? Ни кола, ни двор!

– Это так, батюшка! – кивает полонян – Некуда!

– Поэтому, дарую я вам с Богданкой новый дом! – продолжает князь – Тот, что на берегу Куньи! Для сына строили, но пусть дочке будет! Как приданое! Однако, отдаю тебе! Мужик должон в доме хозяином быть!

Мирко снова бухается на колени, да и мне приходится. Благодарим Великого князя чуть ли не хором…

– Ну так что? Будет твое согласие на женитьбу? – повторяет вопрос князь.

– Согласен, батюшка Великий Князь! – говорит Мирко, не поднимаясь – Спасибо за милость твою, великую!

«Ах ты гад! Ну погоди! Я тебе устрою! Не доживешь до свадьбы, идолище поганое!»

– Ну полно, полно! – все также ласково произносит Боремир, поднимает Мирко, и снова показывает на стол – Выпьем меда за сговор!

На этот раз княжич не отказывается, и они с батюшкой осушают чаши.

Глава 2

Князь отпускает Мирко радоваться, а мне велит остаться.

– Отныне, – произносит он, вытирая усы – ты отвечаешь за Миро! Следи, что б он был жив-здоров, и что бы не утек. Княжич нам нужен!

Теперь ясно… Выдавая меня замуж за полонянина, великий князь убил двух зайцев – и сына от соблазна избавил, и к Мирко соглядатая приставил…

– Но зачем, батюшка? – осмелилась поинтересоваться я – Зачем полонянин нам?

– Не спокойно на Руси, Богданка! – отвечает батюшка – Сама видишь! Есть князья, которые не хотят объединяться под моим началом! Да и союзники наши так и норовят верх взять, и других себе подчинить. Со всеми не навоюешься! А Мирослав пусть заложником и остается! Что бы мать его, княгиня Волгава, не удумала войско собирать, да на нас войной идти! И что бы люд доброчаньский не смел бунтовать! Княжича своего они любят, и жалеют, поэтому, поостерегутся беду на него навлекать. И еще – пусть все, и враги и други видят, как мы к пленным князьям относимся! В семью берем! Поняла, Богдана, какая на тебе ответственность?

– Поняла, батюшко! – смиренно бубню я.

– Распорядись, что б перед свадьбой в баню его сводили! – велит князь на прощанье – Воняет, как боров!

Только выйдя из покоев батюшки, могу дать волю своим чувствам – обиде, злости, и ярости!

И иду в курятник.

Мой будущий муж, с довольной рожей, сидит в углу на соломе.

– Радостно тебе, морда поганая? Лыбишься? Так хочется на мне жениться? – злобно вопрошаю я.

– А у меня был выбор? – спрашивает—отвечает Мирко – И да, рад я! Свой дом будет! Поживи, как я, будто собака бесхозная, так на ком хошь женишься! За свободу и хоромы!

– Ах ты…– ору я, и бью жениха ногой, впечатывая его тощее тело в угол. Закрывает локтем голову… У-у, никчемный!

– Доволен, говоришь? Да ты мечтать будешь вернуться в этот хлев, тварь вонючая!

И выскакиваю во двор. Боюсь, прибью! И прибила бы, если бы не приказ батюшки беречь и охранять…

Продолжая кипеть от злости, иду по двору, задрав подол чуть ли не до колен – неудобно ходить в сарафане, мешает! И побоку, что на меня слуги дворовые таращатся!

Неожиданно, слышу голос Судислава:

– Богданка!

Оглядываюсь, вижу ненаглядного и бегу к нему навстречу! Хочется обняться, прижаться, пожаловаться…

Но просто останавливаюсь напротив – люди смотрят. Обнимание с княжичем – это не задранный подол. Не стану его позорить!

– Богдана! – повторяет Судиша, тоже не подходя близко – Ты не переживай! Он же не муж, а так…

Делает шаг, и говорит в пол-голоса, почти шепотом:

– Я буду приходить к тебе! Да что приходить – уходить от тебя не буду! Зиму переждем, а весной опять поход! Вместе отправимся!

Смотрю в любимые синие глаза, полные сочувствия и печали…

Красив Судислав! Высоченный, больше меня, плечи широченные! Мышцы как каменные булыжники! Руки сильные, ласковые – мне ли не знать…

Лицо приятное, круглое, как ясно солнышко! Кудри светлые до плеч, а борода и усы темные… Красив мой Судиша! Только… мой ли?

– Как скажешь, княжич! – бормочу, сдерживая слезы, и иду мимо…

Плачу я своей светелке, обнявшись с Айкой.

– Горе-горькая я, да горемычная! – вою.

– Надоела да надоскучила родному батюшке! – подвывает Айка.

И вдруг говорит:

– Ну хоть жених молодой! Не дед старый!

– Что вы заладили – молодой, молодой! – возмущаюсь я, всхлипывая – Лучше бы и старый, да нормальный!

– Скажешь тоже! – спорит подруга – За старика замуж! Да я лучше в петлю, чем…! А Мирко нормальный! Высокий…

– По плечо мне! – перебиваю ее.

– Ну не по плечо, не наговаривай! – продолжат Айка – Вот по сюда, наверное!

И тыкает мне над ухом.

– И тощий! – заявляю я, вытирая слезы и сопли.

– Так голодает! Объедками питается. Откормишь!

– Еще чего! Голодом заморю, проклятого!

– И лицом пригож…

– Пф-ф! Ага, пригож! Как девка! Даже борода не растет!

– Ну… Может, он колдун! У колдунов бороды не растут!

– Еще не хватало! – пугаюсь я.

– Да не, не колдун! Был бы колдун – утек бы уже! Обернулся бы птицей и улетел! – успокаивает подруга и добавляет – А то, что он полонянин, заложник, и положение имеет хуже курицы – так то не его вина!

– Ага, моя! – мрачно говорю я.

– А родился-то он княжичем! – с некоторым укором, будто соглашаясь с моим утверждением, произносит подруга, и добавляет – Не нам с тобой чета!

– Поговори у меня! – рявкаю я, и спрашиваю – Что ты за Мирко заступаешься? Сама, что ли, замуж за него хочешь?

– Я бы не отказалась! – заявляет Айка – Да кто ж мне позволит!

Испугавшись, что сболтнула лишнего, переводит разговор:

– Пойду узнаю, что там с баней!

– Погоди-ка! – говорю, вспомнив наказ князя – Иди скажи, что бы Мирко в баню отвели!

– Ага! – кивает подруга.

– Пусть спину хорошенько потрут! Пусть кожу сдерут! Или кипятком ошпарят! Так и скажи!

– Ага! – снова соглашается Айка, и убегает выполнять поручение.

А я продолжаю страдать и сетовать на свою судьбу.

Моя мамонька умерла, когда я еще маленькая была. А тятенька был воином, князевым дружинником. И меня ростИл, как воина, как мальца. Оставить меня было не с кем, и отец брал с собой в походы. И Борислав Судишу с собой брал. Так что, мы с княжичем дружны с детства.

Погиб тятенька, когда мне исполнилось десять годков. Погиб, закрыв собой князя от вражеской стрелы. И взял меня Борислав в семью, назвав дочкой.

Жизнь моя почти не изменилась – походы, а в перерывах ратная подготовка.

Потом, княгиня-матушка взялась за мое воспитание – велела носить сарафан, и принялась учить женским премудростям, женскому поведению, скромности и послушанию – готовить к замужеству. Все это мне не особо нравилась, но матушка была строга – бывало, меня даже пороли. Так что, и женской работе я научилась. Но в походы все равно ходила, с соизволения батюшки, только теперь с Судиславом – он возглавлял рать.

И случилась у нас с Судишей любовь… Да такая, что сердце на разрыв… И немудрено – красив княжич, как Лель, о котором бояны сказы сказывают… Да и я не дурнушка – высокая, белокосая, кожа кровь с молоком, и глаза синие. Чего б нам с княжичем не влюбиться, если мы и днем и ночью вместе?

Судислав герой, подвиги совершает. И я не отстаю – много врагов полегло от моей руки. Великий Князь хвалил не нахвалился…

Да…Была я героиней, пока глаз на княжича не положила… И сразу подвиги мои забылись, а вместо награды – никчемный муж! Да еще и с приговоркой, что рада должна быть, ведь жених княжеских кровей. А я – чернь, дочка обычного ратника.

Зря считала себя частью княжей семьи… Никогда ею не была.

Выглядываю в окно – вдруг Судиша по двору пройдет?

Княжеские хоромы высокие, а моя светелка в тереме. Так что, вижу не только двор, но и почитай весь город.

Вижу сады, где яблони склонились до земли, усыпанные плодами. Серпень же на дворе, все созревает. И ягод, говорят, уйма. Зима, значит, суровой будет… Ох. Раньше меня это не особо касалось – в княжеском дворе в любой год голодным не останешься. Да и есть кому об урожае позаботится. А теперь я сама стану хозяйкой. Ой, мамонька родненькая! Как справлюсь-то? С таким мужиком бесполезным…

Всхлипываю, и вижу сквозь пелену слез дворого мужика Белуна, который дрова колит. Для бани, мабудь.

Без рубахи трудится, явив моему взору красивое мускулистое тело. Бывают же мужики! И Судислав такой, только еще красивше!

А мне достался мелкий да дохлый…

Надо будет на капище сходить, богам подношение отнести. И попросить, что б избавили от постылого жениха. Уж лучше вообще не замужем, чем с таким мужем!

Глядишь, боги смилуются, что-нибудь случится, и свадьбы не будет…

Глава 3

Жестоки боги, и нет в них жалости. Подношения приняли, а свадьбу не отменили. Настал этот день, ровно через две недели после сговора.

…Гости пируют чуть ли не с утра, а я сижу в своей светелке. В красном сарафане, и со свадебным обручем на голове, удерживающим распущенные волосы. С подружками, оплакивающими мою молодость и свободу.

Подруг у меня нет – всю жизнь с мальцами да мужиками. Но, девки пришли, по велению матушки—княгини. И вот – песни поют, да рожи корчат печальные – будто сочувствуют. Но я вижу и слышу, как они, втихомолку, хихикают надо мной, и моим никакущим женихом.

Сарафан я вроде как сама сшила, за две недели – так положено. Но шила его Айка – не могу я с иголкой управляться, все пальцы исколола…

Девки маются – скучно им со мной сидеть, да песни печальные петь, хотят побыстрее к свадебному столу да к веселью. Однако, княгиню ослушаться не смеют, и покорно тоскуют со мной.

Айка принесла мне пирога – я сегодня ничего не ела. Но и пирог не стала – не лезет кусок в горло.

Девки от скуки страдают, а я… За эти две недели много всего случилось.

На следующий день после возвращения из похода, вернее на следующий вечер, когда я уже спать укладывалась, Айка приносит весточку – Судислав ждет меня в овине.

Вскакиваю, и мечусь по светелке.

– Ой, надо причесаться! Косу заплести, или пусть так? Айка, где сарафан новый?

Некогда наряжаться и заплетаться! Ноги так и несут к двери! С распущенными волосами, с накинутым на рубаху платком, с бьющимся, как у мыши сердцем, выбегаю из светелки. Только бы матушка не увидела! Айка сказала, что княгиня не спит.

Бегу по тихим, сонным залам и коридором княжеских хором, потом по темному двору, выскакиваю через калитку в огород…Вот и овин, чернеет большой грудой на фоне беззвездного, из-за туч, неба.

Судиша неожиданно появляется из темноты – ждал возле овина.

– Пришла! – бормочет шепотом, и хватает меня в объятия. А я обнимаю его за шею. Высок ростом мой ладушка – мне, богатырше, здоровой да большой, приходиться на персточки вставать, что б его за шею обхватить!

А уж как силен! Задыхаюсь в крепких руках, да и рада тому, задохнуться от ласк Судишиных!

– Любушка моя! – продолжает шептать княжич. Гладит, тискает, мнет мое тело, словно цветок… И ловит жарким ртом мои губы.

Млею от горячих ласк, от сладких поцелуев… Голова кружится, как от хмельного меда… Ноги подкашиваются, и если бы не ладони княжича, упала бы на траву…

– Богдана! – вклинивается в мою затуманенную счастьем голову женский голос.

Что? Откуда тут Айка?

– Богданка! Княгиня из покоев вышла, по терему ходит! Как бы не стала тебя искать!

Словно ледяной водой окатила!

Выпутываюсь из рук княжича, хоть он и пытается удержать. Даже оттолкнуть пришлось.

– Да что тебе княгиня, любушка? – нетерпеливо произносит Судислав – Не пойдет она к тебе!

– В другой раз свидимся, княжич! – бормочу я, и иду, было, за Айкой, но Судяша хватает за руку.

– Постой!

– Княгиня по мою душу не спит! – горестно произношу я – Воротится надо, соколик мой ясный! И у меня горе будет, и у тебя, если увидят нас вместе в такой час!

Судислав снова притягивает меня к себе, снова прижимает, снова целует. Сладко… Млевно…

В моей голове мелькает мысль – ежели нам с княжичем сбежать?

Но он меня отталкивает, только руку не отпускает.

И надевает мне на палец колечко…

– Вот! – произносит Судислав.

– Княжич! Что…?

– Ты теперь моя жёнка! А я твой муж! Не отдам тебя никому! И сам ни с кем не буду! Не надо мне другая! – грозно бормочет Судяша, и добавляет – Не смей с ним спать! Слышишь? С этим скобленым рылом! Не надумайся! И я ни с кем не буду! Пообещай! Слышишь? Обещай!

– Обещаю! – говорю я, и снова обвиваюсь вокруг шеи княжича, и целую его.

– Богданка! – верещит Айка – Если хватятся тебя, быть беде!

Неохотно отваливаюсь от любимого, произношу:

– Да иду, иду!

И иду. За Айкой.

Княгиня, поддерживаемая под руку служанками, встречает у моей комнаты, смотрит зло и презрительно.

– Где была? – грозно вопрошает она.

– На улицу выходила! – бормочу, уставясь в пол, и пряча за спиной руку с перстеньком на пальце – Прогуляться, а то не заснуть никак!

– Поглядите на нее! – говорит матушка служанкам – Волосы распущены, растрепаны, и в одной рубахе! Так и выглядят волочайки!

И бьет меня ладонью, наотмашь, по лицу. Мне не больно – что мне удары! – и даже не обидно – за дело получила. Не подобает девке по ночам по овинам миловаться! Но страшно… Княгиня может приказать…Да что хочешь! Даже утопить, что б не позорила!

– Бесстыжая! – со злостью и горечью произносит Явнута, и уходит.

А я спешу к себе, полюбоваться на колечко. Тонкое, золотое, с бирюзовым камешком в виде цветка. Как незабудка!

Я равнодушна ко всяким украшениям, но этот перстень… Любимым подарен!

Снимаю, и прячу в шкатулку – туда, где бусы хранятся.

Улегшись в кровать, вспоминаю только что пережитое – наше с Судишей короткое свидание. Снова горю, снова млею и задыхаюсь от счастья…

Пусть нас разлучили, пусть меня отдали другому, но это все пустое! Все равно мы вместе, и венчаны перед богами, небом и землей!

Мои мечтания прерывает Айка, сообщив, что ей велено быть со мной неотлучно, даже спать в светелке, и караулить, что бы я не выходила из комнаты… А выходить мне запрещено. Совсем. Велено сидеть в комнате безвылазно, и готовить приданое. Даже еду будут в покои приносить…

Утром я отправляю Айку разузнать, не наказали ли и княжича. Она приносит известие, что Судислав и Боремир куда—то уехали, взяв с собой только несколько дружинников. Куда – не было известно никому.

Я занялась шитьем сарафана, и ожиданием возвращения Судиши. Знаю, что нам не дадут видеться до моей свадьбы, но все равно спокойнее, когда княжич дома… Хоть в окошко смогу увидеть.

Мысли о побеге с любимым я отринула – Судислав будущий князь, и рушить его будущее, оставить Буйтур без наследника, недопустимо. Любовь любовью, а долг перед семьей и народом важнее. Да он и не предлагал бежать…

И вот князья вернулись! Чуть ли не прыгая от радости, бросаюсь к окну, в надежде увидеть любимого. Но, так и не увидела.

А потом приходит Айка, отправленная мною в разведку и доносит: Боремир и Судиша ездили сватать дочку новосельского князя Всеволода, Милонегу. И Судиславу, по словам дружинников, так понравилась княжна, что он влюбился без памяти.

– Что ты мелешь? – рявкаю я – Откуда дружинникам это знать, понравилась Судише невеста или нет!

– Так он сам княгине-матушке тоже сказал! – печально замечает Айка.

– Служанки говорят? – ехидно вопрошаю я – А ты веришь сплетням, и повторяешь чушь! Что б я больше не слышала!

– Как скажешь! – опускает глазки Айка. И больше о княжиче от нее я не слышу.

Конечно, сплетни и неправда! Так не бывает, что бы вчера мне колечко подарил, а сегодня в другую влюбился!

Или бывает? Мужики, они такие! Но не! Не Судиша! Он меня любит, он верный, и кольцо подарил венчальное! Не правда это все, про княжну Милонегу! Надо бы с княжичем увидеться – что б обнял, успокоил… Но как? Если меня охраняют, будто татя в остроге!

Судиша найдет, как! Придумает!

Но княжич не придумал… До моей свадьбы мы так и не увиделись.

И сидела я две недели как на иголках, бросаясь из огня да в полымя – то думаю, что сказанное Айкой правда, и любимый меня забыл… То верю, что это не так, и слова о его любви к новосельской княжне просто сплетни.

Металась, и шила сарафан – помогала Айке, поливая ткань слезами, и кровью из исколотых пальцев…

…Поэтому сегодня, когда мне, невесте, прощающейся с красотой и молодостью, полагается плакать, не плачу – все слезы излились в эти две недели.

Матушка приходила ко мне почитай каждый день, была строга и холодна, и заботилась только о том, что б с моим приданым было все в порядке. Один раз навестил батюшка, но и его визит не улучшил моего настроения. Князь Боремир сказал следующее:

– Хоть Мирослав и вошел в нашу семью, но врагом нашим так и остался! Отомстит за смерть отца и братьев, коли случай подвернется! Хоть не ты их порешила, но может и на тебе отыграться! Будь осторожна – кинжал при себе всегда держи, ешь только то, что Мирко отведал, и глаз с него не спускай.

Горе горькое! Князь-батюшка меня чуть ли не на погибель отправляет! Не ропщу – я же воин, привычно смерти в бою ожидать!

…И вот день свадьбы, и час, когда меня к гостям и жениху, под руки, выводят. Под печальные завывания «подружек».

– Ты прости-ко, краса девичья!

Я навек с тобой расстануся,

Молодёхонька наплачуся…

И сажают рядом с Мирко, на медвежью шкуру…

Мой жених сегодня чистый, не воняет, и принаряжен в расшитую рубаху. И радостный – светиться весь! Но мне на него все равно, даже не смотрю – ищу глазами Судислава. Вот он, рядом с князем, сидит смурной, глаза опустив. На меня не глядит. Раз смурной, значит россказни про Милонегу просто сплетни! Переживает обо мне, сердце не на месте!

Ко мне подходит матушка, и тихонько говорит:

– Что сидишь, набычившись? Невеста плакать должна!

Не буду плакать! Не хочу! Жениха ненавижу, гостям не рада, и сурово на них поглядываю. Но слезы лить не стану – свадьба не настоящая, и жених липовый! Чего обычаи соблюдать?

Боремир встает, и произносит речь. Гости кричат «Горько!», мы с Мирко встаем, и он прикасается своим ртом к моим устам. Едва сдерживаюсь, что бы не отшатнуться, да оплеуху поганцу не отвесить. Смотрю на Судишу, но он продолжает отводить взор.

Между тем, князь продолжает речь и сообщает, что вот дочку замуж выдает, а скоро и другая свадьба – сын его, Судислав, берет в жены дочь князя новосельского Всеволода. И с Всеволодом, который тоже присутствует, чарки поднимают.

Судиша как сидел истуканом, так и остался, а я, наконец-то, заплакала, на радость матушке…

Что было дальше на пиру помню смутно. Шум, смех, крики, песни… Несколько раз кричали «Горько!», приходилось вставать, и подставлять жениху губы. Слава богам, он, видимо, тоже не хотел целоваться – или боялся меня – и только прикасался губами к моим устам. Отпихивать Мирко уже не хотелось – мне уже все равно. Заметила только, что губы жениха теплые и мягкие.

И вот мучения мои закончились, нас с Мирко выводят из пиршественных покоев.

Вокруг веселящийся народ, и жёнки, поющие срамные частушки – таков обычай, перед первой ночью жениха и невесты.

И Судяша, мрачнее тучи, стоящий прямо передо мной. Что со мной сделалось, не знаю – будто хмельное пиво, которого я и не пригубляла даже, в голову ударило. Или словно я в бою, в атаке – азарт, отчаянность, опьянение… Делаю шаг вперед, и, остановишись перед Судиславом, спрашиваю:

– Что же ты, княжич, слово свое нарушаешь? От клятвы, данной мне, отступаешь? Женишься?

– А что я могу? – спрашивает в ответ Судяша – Не перечить же батюшке!

Не говоря больше ни слова, обхватываю княжича за шею, и целую в губы…

Не долго. Отстраняюсь, и продолжаю путь к выходу, мимо Судислава, оставляя его позади.

В голове шумит шальная кровь, сердце ухает, как молот в кузне.

Кругом аханья, вскрики «Срам какой!», и ехидный хохот.

Сажусь в телегу, украшенную, как и лошадь, цветами да лентами, опять на шкуру… Мирко пристраивается рядом. Уже не лыбиться и не светится – хмурый, лицо потемневшее… Да все равно мне! Смеются над ним – ну и пусть!

Прибываем в наш новый дом, который я до этого видела, но не рассматривала, и внутри не была – не знала, что будет моим. Но и сейчас разглядывать не хочу – все равно мне. Хмель и удаль покинули, и навалилось опустошение… Спать хочу!

Нас с Миркой ведут в спальню, и оставляют одних. Новоявленный муж стоит у дверей, как столб, и поглядывает то на меня, то на кровать.

Забираю с постели одну подушку, и кидаю на пол.

– Там спи! – велю коротко. Затем, подумав, кидаю на пол и одеяло. Мне привычно почивать неукрытой – и на холоде приходилось – а этот мозгляк простудится еще и заболеет. А мне перед князем потом отчитываться.

Очень хочу спать, но помню наказ Боремира, и достаю спрятанный в рукаве кинжал. Мирко отшатывается.

– Ты чего? – спрашивает он.

Не отвечаю – чиркаю ножиком по ноге выше колена, и ложусь, задрав платье, на белую простыню. Доказательства моей невинности расплываются по постели багровыми пятнами. Ножик кладу под подушку, и правую руку туда же сую – если что, успею вытащить. И засыпаю.