Текст книги "Левша, правша и прочие (СИ)"

Автор книги: Алиса Рудницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

-19-

!!!ВНИМАНИЕ!!!

Слабонервным к прочтению не рекомендуется. Остальные – запасайтесь валерианкой.

Рыжий и Билли Сцинка побили. Ну как побили...

Сначала остановили и вежливо решили все разузнать о зелье. Однако наркоман выпучил еще больше свои и без того на выкате глаза, и попытался вежливо их обойти. Парни вежливо эту попытку пресекли. Тогда Сцинк решил вполне невежливо сбежать

Разумеется, его поймали. Бегал Сцинк зигзагами, как обезумевшая от страха ящерица. Куда ему тягаться с Кешиной славой бегуна и Билловым умением телепортироваться. Поймали, скрутили, спросили еще раз. Вежливо же спросили, по-хорошему. Но тщетно. Тогда опять спросили вежливо, но уже с применением пряника. Кеша вдохновенно пообещал ему и доступ к лаборатории, и всякие травки-муравки, и даже все его пробирки чертовы обратно. Ни в какую. Тогда в дело пошли уже словесные кнуты. Тут уже Билли с радостью расписал-описал ему и синяки, и применение зелья правды, и прочие неприятные мелочи жизни. Но Сцинк молчал, будто проглотил язык.

– Ну вот почему, почему? – спрашивал его Кеша по-хорошему. – Я просто хочу узнать рецепт. Ну что тебе, жалко что ли? Я не буду его варить, не буду его использовать, не буду на нем наживаться. Я просто хочу понять из чего и как ты это сварил. Хочешь, магической клятвой поклянусь, что никому ни слова не скажу и сварю всего однажды, чтобы удостовериться, что рецепт верный?

На это Сцинк только плюнул Кеше на ботинки. И они его побили. Не сильно так побили, слегонца. Всего-то пару синяков поставили и под дых один раз дали. Припомнили уже и Хранителей, так не любящих запрещенные зелья. Но куда там. Сцинк оказался крепким орешком. Да еще и бить его было как-то стыдно, уж больно болезненный, бледный, тощий.

– Ладно, не хочешь по-плохому, будем по хитрому, – пообещал ему Кеша. – Билли, перекидывай нас.

Дважды просить не пришлось. Переместились они в подвалы, за закрытые двери с громадными замками. Стукнули еще пару раз – чтобы не пытался сбежать. Связали. На стул посадили. К стулу привязали. Кеша даже подумал, что им не хватает лампочки на длинном проводе под потолком. Была бы атмосфера что надо. Но лампочки не было, только яркие магические огоньки.

Все началось заново. Вежливая просьба? Молчание. Просьба с посулами? Презрительное молчание. Просьба с угрозами? Посыл далеко, в лес, по грибы. Пара ударов – злобный взгляд. Кеша проверяет ауру на наличие магических обещаний – пусто, значит от раскрытия рецепта не помрет.

– Ну все, сам напросился, – достал Кеша из кармана пузырек. – Но я тебе обещаю, что не использую во вред. Просто хочу знать.

Они с трудом разжимают Сцинку зубы и вливают в горло содержимое. Тот все же глотает, хотя очень старался этого не допустить. Кеша спрашивает. Сцинк смотрит на него как на подонка. Кеше стыдно. Очень стыдно. Но упертость и, что уж греха таить, некоторая одержимость идеей всегда заводила его очень далеко.

– Рассказывай, – просит Кеша. – Рассказывай и мы тебя отпустим.

– Пошли бы вы в пасть к шакалам, – шипит Сцинк. – Пошли бы вы, пошли бы! ПОШЛИ БЫ!

Он зажмуривается на секунду а потом с силой выплевывает что-то на пол. Это что-то красное, длинное и страшное. Каким-то чудом Кеше удается отпрыгнуть. Изо рта наркомана льется кровь. Кеша и Билли с ужасом переглядываются. А Сцинк смотрит с видом победителя на них и улыбается. Потому что Сцинк ничего не скажет, он только что откусил и выплюнул свой язык.

Потом много возни еще было. Лечебные заклинания – чтобы этот партизан не умер от кровопотери. Потом сильное обезболивающее и снотворное. Еще одно лечебное заклинание – чтобы язык начал отрастать обратно. Потом зелье кратковременной потери памяти. Потом успокоительное – уже для себя. Потом водка Земная – потому что успокоительное не помогло от слова совсем.

– Знаешь что... – бормочет Билли почти пять часов спустя, когда они оставляют Сцинка в его загаженной комнате и уходят к Кеше. – Если я захочу кому-нибудь когда-нибудь рассказать какую-нибудь страшную тайну... я расскажу ее Сцинку...

А Кеша ничего не бормочет. Кеша просто сидит, трясется всем телом и предвкушает, какие ему будут сниться кошмары в ближайшие недели.

-20-

– Нет!

На это слово Кеша оборачивается и видит Билли, упрашивающего усатого куратора красного общежития чего-то там сделать. Уильям Линрих необычно серьезен, Якоб Леам нахмурен и непреклонен.

– Ну хотя бы совет дайте, – просит он. – Вы же учитель. Я хочу на боевую магию. Хочу уметь за себя постоять.

– Не твое это, Линрих, – стучит ему костяшками польцев по голове Якоб. – Не твое. Нет смысла учить того, кто не сможет научится. Твое оружие – твой острый язык. Им учись пользоваться.

– Но языком меч не отобьешь, – бормочет Билли.

– Твое дело не отбить меч, а не дать его вытащить из ножен, – поучает Якоб. – Я бы на твоем месте свои жуликоватые наклонности засунул бы себе же...

И Кеша прикусывает губу. С Биллом их много что связывает, хочется ему помочь. И есть одна идея. Якоб давно зовет его поучиться. Давно, но тщетно, ибо у рыжего душа (если она есть) ближе лежит к алхимии. Кеша даже думает, что, если бы алхимия была бы женщиной, то он бы на ней женился. Учиться драться ему не хочется, но зато хочется отплатить Биллу добром на добро. И за поддержку, и за дружеские издевательства, и за молчание, и за вообще то, что он есть у него такой идиот.

– А меня поучите? – вклинивается Кеша, решившись. – А Билл постоит и посмотрит. Или поучаствует, надо же на ком-то отрабатывать.

Теперь уже усы жует Якоб. Ему и хочется затащить к себе Кешу, и не хочется возиться с Биллом. В конце концов он приходит к компромиссу с самим собой и заявляет:

– Только одно занятие. Живо сбегали в общежитие, переоделись в то, что не страшно испортить, и жду вас у ворот. Хотите потом – сами тренируйтесь. Но уже без меня. А вы, Флягин, все же подумайте. Подумайте серьезно, я в вас потенциал вижу.

– Подумаю, – обещает ему Кеша. – Очень серьезно подумаю.

Как только они отходят, Билли со всей силы радостно хлопает друга по спине, потом тыкает в бок, улыбаясь как чеширский кот помноженный на надоедливый апельсин. На это рыжий картинно трет спину, бок, делая несчастное лицо – мол, убил-убил. Но все равно невольно улыбается. Приятно другу помочь.

Через полчасика они уже как штык стоят у ворот в самом рваном рванье какое только нашли. Искание старых шмоток тоже являлось частью соревнования – кто найдет гаже. Гаже нашел Билли. Кеше, чтобы его нагнать, пришлось порвать джинсы на коленях и поваляться по земле. Билли в долгу не остался, и оторвал у старой рубахи рукава. Кеша уже хотел избавится от штанин, волшебным взмахом руки превратив джинсы в шорты, но тут пришел Якоб и потащил парней в сторону от академии.

Так далеко за воротами Кеша впервые. Видел, конечно, что дальше общежития земля в облака переходит, но не думал, что они такие плотные. Непонятно, правда, летающий ли это остров, или просто место такое сумасшедшее, и пусто ли под облаками или они вниз длятся бесконечно. Однако интересно, и Кеша обещает себе почитать об этом. Как-нибудь обязательно. И когда он обещает это себе, они входят в туман. Густой такой, и внутри него магия съеживается. Как входят, так и выходят на место без тумана. Там Якоб их и останавливает.

– Летать оба умеете? – осведомляется.

Парни не дружно сообщают, что умеют. Тогда Якоб сует им в руки по тренировочному мечу. Мечи эти – две водопроводные трубы, обмотанные поролоном. На ручках – счетчики. Пока парни примериваются к грозному оружию, Якоб ухмыляется в усы.

– Итак, правила. Мы с вами сейчас в области дикого тумана. Попал в туман – магия сжалась и не отвечает. Чтобы ответила нужна концентрация и умение. Также мы далеко ушли от сердца междумирья, благодаря которому колдовать гораздо легче. Так что, чтобы магичить вам, ребятки, придется очень раскорячиться. Магией можно пользоваться только ради уворотов, нападения и щитов. Никаких проклятий, огненных шаров, ледяных стрел и прочего, только мечи. Драться будете до тех пор, пока либо не рухните без сил, либо у кого-то на счетчике не наберется сто очков. Поехали.

Кеша берет грозный меч и смотрит на Билли. Тот недоуменно поднимает бровь.

– Ты что же это, решил, что я совсем дно в драке? – спрашивает он сердито. – Чего ты меч левой рукой держишь?

– Да я тебя просто жалею, – ухмыляется ему Кеша. – Я тебя всегда жалею. Ты же такой слабенький, вечно тебя бьют все, лечить тебя приходиться.

– Ах ты! Еще друг называется, – пытается разозлиться на него Билли, но замахивается слабо и тут же получает тычок в живот острием трубы. Бинго. Счетчик на ручке Кеши радостно пикает, только что не поздравляет с открытием счета.

И тут Билли понимает, что друг его жалеть не собирается, и они принимаются за драку. Сначала ленивую такую, не особо продуктивную. Потом, после того, как Кешин счетчик пиликает еще три раза, Билли начинает махаться серьезно. Ну а что, не зря же рыжий в подростковом возрасте ходил в секцию по фехтованию? Не зря. Не зря рыжий тренировал выносливость марафонскими забегами? Не зря. А что Билли? Билли курил, спал с девочками, по-мелкому и по-крупному разводил людей на деньги, пил. Куда ему за Кешей? Никуда.

Еще пять тиков счетчика, и Билли понимает, видно, что с Кешей ему без магии не совладать. К тому же рыжий магию не так хорошо контролирует. Да и телепортации тоже. Потом Билли прыгает и исчезает. Кеша удивленно застывает, и тут на него валится друг. Тик! Счет открыт и у Билли. Трюк Кеша оценивает по достоинству, и тут же ретируется в туман. Но Билли сбежал. Билли на далеком соседнем облаке, хлопает себя по заднице крича, явно, какие-то гадости про батана и девственника. И вот это уже низко.

В облаках они мечутся часа два прежде, чем падают от усталости. Билли от физической, Кеша – от магической. Падают на пушистую землю, тяжело дышат. Рожи красные, довольные. Якоб смотрит на них, забирает мечи, улыбается в усы.

– Шестьдесят семь против двадцати трех, победил Флягин, – сообщает он. – Пять минут вам на отдышаться, а потом идем обратно в академию.

Билли расстроен, но доволен. Чуть оклемавшись подползает к Кеше и спрашивает у него даже с каким-то завистливым восхищением.

– Слушай, а что бы ты со мной правой рукой сделал? Нарезал бы наверное на ровные ломтики даже этой мягкой палкой.

– Дурак ты, Бил, – фыркает Кеша. – Я тебя бы правой рукой и не ударил бы не разу. Потому что, дубина такая, я левша. Так-то.

-21-

Ночь. Бессонница. Экзамены.

Приглушены светильники, разбросаны тетради с конспектами, впервые за все время обучения общежитие пропахло кофе.

Ручка. Шпоргалки. Знания.

Кеша сидит и думает – может не все так плохо? Все же ни единого занятия не пропустил в отличие от некоторых. В любом другом университете ему грозил бы автомат.

Линии. Бумага. Записи.

Интересно, а не спал бы он и волновался так же, если бы поступил таки в МГПУ? Вряд ли. В МГПУ не имелся бы шанс попасть с экзамена прямиком в лазарет.

Классификация. Теории. Рекомендации.

Кеша фыркает нервно – а есть ли у него теперь откос от армии? Берут ли в армию магов? Не пришлют ли ему повестку как только он вернется на Землю?

Пусто. Пусто. Пусто.

Три грязные чашки и ни капли кофе ни в одной. Непорядок, надо наполнить хотя бы одну. В идеале – все три. Лень конечно, но как учиться без кофе? Никак.

Раз рука, два рука, три рука...

Третьей руки нет, потом третья кружка остается пустой. Не разбудить бы сладко спящих лентяев. Наверняка Билл дрыхнет без задних ног, даже и не чешется. Как и остальные.

Нога. Дверь. Скрип.

Вот и коридор. Из-под дверей сочится свет. Ну вот, зря Кеша их недооценивал. Тоже сидят, волнуются, учатся. По крайней мере живущие с ним на первом этаже Сцинк и Хрон зубрят.

Топ. Топ. Топ.

В гостиной никого, а вот на кухне свет. Кеша входит и застает склонившего голову над чашкой с кофе приятеля. Билл унывает. Руки чуть ощутимо дрожат. Лица Кеша не видит, но знает – друг хмурится.

Взгляд. Испуг. Вздох.

– А, это ты, рыжий? Чего ночью шатаешься? Я-то думал, что ты спишь. Уж кому-кому, а тебе положено перед экзаменами дрыхнуть и ржать надо всеми нами.

Стул. Кружки. Стол.

– Не, я тоже боюсь. А ты чего не спишь, малыш Билли? Я тоже, честно, думал что ты дрыхнешь. Все равно бы что-нибудь наплел. Так чего напрягаться?

Улыбка. Улыбка. Тишина.

– Да вот... думаю сижу о том, чем займусь после академии. Не знаю. Возвращаться ли вообще на Кронус? Есть ли в этом какой-нибудь смысл?

Замешательство. Сомнения. Вопрос.

– А что, там тебя никто не ждет? Ну там... семья, девушка, друзья? Опять же имущество – дом, карета, лошадка любимая? Работа какая-нибудь? Банда подельников-шулеров-мошенников?

Смех. Тоскливый. Наигранный.

– Плохо же ты меня знаешь, рыжий. Никто меня не ждет. Родителей убили подонки когда мне было двенадцать. Друзей нет, женщины любимой нет, банды нет. Жил... да где придется. По бабам ночевал.

Удивление. Скрип. Монолог.

– Знаешь, рыжий... а ты ведь, получается, мой лучший друг. Единственный за всю мою жизнь. Глупо, правда? Я никогда не думал о будущем. Ни с кем не связывался, ничего не боялся. никто никогда мне не помогал. Все меня шпыняли. Пацан иди туда, пацан иди сюда, пацан пойди отсюда. А ты, гад бездушный, сволочь такая, как-то приручил. Занимался со мной, над тетрадками торчать заставлял. Ржал когда мы дрались. И при этом тебе же, придурок, было все равно что я людей обворовывал. Я себя тут из-за тебя человеком почувствовал. Если бы не ты, идиотина несчастная, выгнали бы меня, и первого курса не доучился бы. А так... первый курс закончил, второй под предводительством самой Фелиции Вонн прошел. Вот завтра сдадим теорию и практику... и все, я маг перед которым все пути открыты. А я даже не знаю, возвращаться мне на Кронус или нет.

Вздох. Тяжелый. Молчание.

– Я тебя никогда не спрашивал, Билл... но почему ты вообще воруешь? Умный же вроде парень. Если бы ты только захотел, то смог бы и честным путем...

Кулак. Стол. Удар.

– Честность. Мои родители были честными, и где они? Мой отец, зеленщик, не хотел платить бандитам оброк. Потому что это нечестно. Тогда бандиты пришли и повесили его, а мою мать изнасиловали и зарезали как свинью. А я сидел, спрятавшись в шкафу, и мне нельзя было даже плакать, иначе бы я отправился следом за ними. А что потом? Я сам себя сдал в приют, рыжий. И там я все еще повторял слова отца. «Честность – это твое второе имя». Бред. И меня лупили. А потом я вдруг встал перед выбором. Поступил бы честно – схлопотал бы. Знаешь... я до сих пор сволочью себя чувствую. Потому что я первый раз сжульничал. А где первый там и второй, где второй там и третий. И поняв, что будучи жуликом можно жить легко и хорошо, я забыл завет отца. Только вот...

– Только вот что?

– Я до сих пор хочу свою лавку.

-22-

Сцинк. Кеша смотрит на него украдкой и пытается не вспоминать тот злосчастный день. Благо, парень ничегошеньки не помнит. Еще бы. Доза достаточная была. Кеша тоже думал сначала – а не выпить ли? Выпить и забыть, славно же так. Сладкая перспектива. А потом подумал – нет. Нет, нельзя. Потому что если он когда-нибудь еще раз увлечется, зациклится, сойдет с ума, это воспоминание его остановит. Теперь для него Сцинк – это знак стоп. Большой, красный, страшный дорожный знак, за который машина его мыслей больше не заедет никогда. А раз она туда не заедет, значит, и не сорвется с обрыва, который прямо за знаком, но из-за поворота не видим.

А еще Сцинк – это у них с Билли теперь имя-восхвалительное. Ну как, есть имя нарицательное, а это наоборот. Буду молчать как Сцинк – говорит Кеша Билли ночью перед экзаменом, когда тот просит о своей судьбе никому не рассказывать. И Билли верит. Потому что кто-то, а Сцинк молчать умеет. Он это уже продемонстрировал на практике.

Тем не менее, кажется, только молчать Сцинк и умеет. Потому что вот стоит он на экзамене перед Грегом и Якобом, и молчит. Сказать ничего не может. Трясется весь, как тронутое ложкой желе. Покачивается. Худой, бледный, болезненный, с глазами навыкате уставшими, с мешками под этими самыми глазами бездонными. Стоит и мямлит что-то. И жалко его Кеше, и стыдно перед ним, и вообще как-то хочется вину загладить, пусть и не помнит парень что они с ним сделали вдвоем, идиоты гребанные.

– Садитесь, Сцинк, и еще немного подумайте, – говорит ему Грег. – И успокойтесь наконец. Не нервничайте. Флягин, встаньте пожалуйста.

От неожиданности Кеша неловко вскакивает и замирает. Глаза Грега – рентген. Пристально так смотрит, будто насквозь видит. Крылья носа у него шевелятся, дергаются, будто он чует идущий от рыжего душок плохого дела.

– Я видел, как вы с Линрихом распивали какой-то отвар перед экзаменом, – начинает он. – Судя по тому, что Уильям сдал достойно и ушел, это нечто является неким успокоительным. Если успокоительное не алкогольного характера и оно у вас еще осталось – одолжите соседу по общежитию, будьте другом.

– Конечно, – отвечает Кеша. – Осталось. Сцинк, иди сюда.

С опаской поглядывая, Сцинк подходит. Сует ему Кеша бутылек, пустой на две трети. Последняя часть предназначалась Фрейе, но та лишь переливчато засмеялась и отказалась. Сдала и ушла. Чертовка же, не иначе. Только чертовки никогда не нервничают. Пока Кеша вспоминает соседку, Сцинк пьет. Кривится. Еще пьет. Отдает пустой бутылек. Утирается.

– Спасибо, – говорит тихо. – Хороший ты все же парень. За мной должок.

И садится на заднюю парту. А Кеша... Кеша опускает голову и припоминает все самые противные оскорбления в свой адрес. Потому что вместо того чтобы сделать Сцинку много добра он выбрал самый короткий путь – злой. Короткий, да неправильный. Дыру сделал на своей совести. Крупную дыру, которую не заштопать третью флакона успокоительного.

А еще Кеша сдает экзамен. Сначала теорию, потом практику. Благо, билет тут один на два предмета. Сначала рассказал, потом продемонстрировал. Сдает, получает по шапке, уходит довольный собой, пусть и немного подавленный. В коридоре его тормошат Лизон, Хрон, Чертовка и Билли. Потом они вместе тормошат Сцинка, который тоже каким-то чудом сдает. Потом, вшестером, они идут пить, гулять и веселиться. Потому что главный экзамен сдан, осталось только много побочных да специальности. Уж их-то они как-нибудь непременно сдадут.

-23-

Нинель Тарман сказала:

– Я не позволю своим студентам пить, есть и курить всякую гадость.

А потом добавила снисходительно:

– Так что я угощаю, мои сладкие. Молодцы, достойно выпустились. Никого не убили, не изнасиловали и не замучили. Так что вы заслужили награду. Развлекайтесь.

Сказала, поставила на стол бутылку красного, бутылку белого, бутылку виски, пачку сигар да огромную тарелку с сыром... и ушла. Шестеро студентов (седьмой так и не сдал, и теперь уже где-то там дома хлопал глазами, пытаясь понять, куда делись несколько лет из его памяти) переглянулись, улыбнулись, и сели праздновать.

И вот сидят они уже все разомлевшие, только шесть струек дыма к лампе волшебной поднимаются, сидят и наслаждаются жизнью. Потому что вино выпито, виски выпит, сыр съеден – остались только сигары. Лица у всех задумчивые, но не сказать чтобы сильно пьяные.

– Так что? – разрывая тишину, спрашивает Кеша. – У кого какие планы?

– Актуальный такой вопрос, – в тон ему задумчиво спрашивает чертовка, выдыхая дым к потолку. – Я думаю попутешествовать сразу после практики. Хотя кто знает... может и останусь на Готреде. Война меня не пугает, а если смогу там кому-то помочь, то буду считать, что жизнь прожита не зря. К тому же одежды целителя мне идут.

Кеша представляет себе чертовку в коротком медицинском халатике и голова у него начинает кружиться.

– А ты, Хрон? – переключается он на орка, который дымит как паровоз аж двумя сигарами – одной ему мало.

– Знамо куда, на родину. Буду своих просвещать. У меня уже столько планов. И тебя, рыжий, не забуду. Ты приезжай если что.

– Лизон?

– Н-н-не знаю, – хмыкает разомлевшая белая моль. – Т-т-тоже н-н-аверное как и Ф-ф-рейя. О-о-останусь на п-прак-ктике.

– Сцинк? – допытывается Кеша.

– На родину, в Вейдану, – широко улыбается этот тощий чудик. – Вернусь в родную нору и буду там дальше тихо и мирно жить. Знания мне, конечно, пригодятся, но в другие миры уезжать – нет уж.

Кеша уже поворачивается к Биллу, но тот спрашивает первым:

– А ты сам-то куда?

– Торн сказал, что лет через двадцать уйдет в отставку, – хвастается Кеша. – Так что у меня есть целых двадцать лет на то, чтобы самостоятельно учить алхимию и целительство. А потом буду преподавать. Грег подсуетился, и ректор почти одобрила эту идею. Почти – с условием что ближайшие двадцать лет я буду учиться на Пинионе у разных мастеров, выезжать в другие миры, а к моменту Торновой отставки покажу ей класс.

– Ого, ничего себе новости! – удивляется Билл. – Везет же некоторым...

– А ты так и не определился? – спрашивает Кеша.

– Нет, – глупо дергает плечами Билл. – Даже где жить буду не знаю. Чувство такое, будто на улицу выкидывают. Сначала практика, правда... а потом выкидывают. Только вот я не знаю, насколько мне нужно это место в транспортной компании Вейданы...

– Так иди своим путем, что тебе мешает? – удивляется Кеша. – Ты же лавку вроде хотел, нет?

– И растрачивать свою магию до конца дней на то, чтобы не давать подгнивать овощам? – поморщился Билли. – Не смеши.

– Так ты не одну лавку заведи, – предлагает Фрейя. – А много. И не овощные... а какие-нибудь.

– Вот правильно чертовка говорит, – соглашается Кеша. – Займись бизнесом! Построй монополию на своем отсталом Кронусе.

– Чтобы заниматься там крупным бизнесом надо иметь земли и титул, – хмурится Билли. – А кто я?

– Ты? – задумывается Кеша. – Да ты можешь быть кем угодно, Билл! Ты же маг! Придумай себе новую историю. Или плюнь. Все когда-нибудь случается впервые. Опереди свое время. Стань первым простолюдином, который превзойдет богатством знать.

– Идея, конечно, хорошая, – стряхивает пепел в общую пепельницу Билли. – Только вот чем заниматься?

– А тут все просто, – щурится Кеша. – Сначала ты смотришь, что нужно народу. Потом ты смотришь, чего дефицит. Сопоставляешь и из получившегося выбираешь то. что тебе больше всего по душе.

– Строительство значит, – задумчиво хмыкает Билл. – У нас материалы для строительства очень в цене. Я видел, какие красивые здания в остальных мирах... нашим инженерам до этого расти и расти. Но... где я возьму деньги? И людей?

– Схитри, – предлагает Кеша. – Как угодно извернись. Богачи любят всякую веселуху. А людей можно набрать, пообещав лучшие условия чем на прошлом месте работы. Главное не бойся импровизировать. Ты ведь, Билли, языкастый. Ты кого угодно уболтаешь на что угодно. Главное не плыви по течению.

– Об этом не беспокойся, – фыркает Билли. – Мой отец всегда говорил – лишь слабые плывут по течению, а сильные всегда идут против до тех пор, пока не достигнут чистого источника.

– Прости уж, ничего не имею против твоего отца, – скалится Кеша, – но все это туфта. Миром, Билли, правят хитрые, и ты давно бы должен это понять. Потому что хитрые покупают в другом мире моторную лодку и плывут куда хотят – хоть к устью, хоть к истоку, хоть на рыбные места.

– И как теперь мне себя звать, раз у меня новое прошлое? – смеется Билли с горящими глазами. – Только имя менять не хочу, но фамилия новая нужна однозначно. Линриха слишком хорошо все знают...

Кеша порылся в памяти. Посмотрел на темноволосого, коротко остриженного Билли, заросшего из-за экзаменов щетиной от усов до подбородка. Хмыкнул, прикинул. Ну, у того вроде лицо более мужественное. Да не суть. Решился и выдал:

– Хоук.

– И что это значит? – удивился Билли.

– Да так, – улыбается Кеша, припоминая персонажа одной компьютерной игры. – Считай что земная знаменитость. Защитник города.

– Звучит красиво, – улыбается Фрейя. – Ну что, Уильям Хоук, от кого будете защищать город?

– От подонков всяких, мирных людей убивающих, – гордо выпячивается новоявленный Хоук. – Давно думал их всех перестрелять. Как только разбогатею – заведу себе личную шайку наемных убийц. Пусть всяких грязных аристократов уничтожает, которые от судов откупаются, и тех, кого полиция поймать не может или не хочет.

– О, набери туда обиженных женщин, – предлагает Фрея.

– Да лааааадна, баб? – кривится Билли. – Что они могут?

– Слушай, а идея хорошая, – вставляет свое слово Кеша. – Тех, кого эти самые аристократы и бандиты обидели и бери. Злая баба – хуже армии чертей. К тому же на них не подумают.

– К тому же они будут заглядывать этому красавчику в рот и кормить домашними ужинами, – томно улыбается Фрейя. – А еще тебе нужна секретарь с хорошим даром предвидения, чтобы не прогореть в первое время.

И после этих слов все как-то сами-собой посмотрели на Лизон, которая закончила специализацию у Лейли Фиш. Моль бледная вся покраснела, сжалась, а потом вдруг распустила волосы и заявила:

– Я с-с-согласна! Когда едем?