Текст книги "Свидетельница"
Автор книги: Алина Знаменская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– А представьте, как парню в шестнадцать лет, вот такому парню, – Лена почти подбежала к Степочке, взяла его за плечи, – как ему жить среди таких, как ваш Леша? Как остальным детям ходить по улицам, когда там полно таких Леш?
– У которых такие добрые дяди, – вставила свое слово я.
– Да! Всемогущий дядя всегда вытащит своего племянника, даже если тот сделает из инвалида калеку! – подхватила Лена. Ей не требовалась моя помощь. Я была свидетель, и только.
Женя тоже чувствовал себя не у дел. Одному Степочке было вполне комфортно. Он таскал из толстой пачки белые листы и мелкими цветными штрихами рисовал на них цветы.
Дяди переглянулись, поднялись и двинулись к выходу.
– Я устрою вам встречу с мамой, если вы на этом настаиваете, – угрюмо пообещал начальник ГИБДД.
Это прозвучало как «я устрою вам сладкую жизнь».
– Хорошо, – спокойно отозвалась Лена. – Буду ждать вашего звонка.
Дяди ушли, в зале повисла неловкость. Я хотела выйти, чтобы оставить Лену с Женей наедине, но она меня остановила. Я углубилась в журналы.
– Лен, ты прости меня, – заговорил Женя. – Из-за меня у тебя лишние проблемы.
– Это ты меня прости, Женя, – ответила Лена. – Это у тебя из-за нас проблемы.
Женя встал и подошел к Степочке.
– Ну, мы пойдем?
– Ага. Всего доброго, – кивнула Лена.
– И вам.
Женя взял куртки – свою и сына, и они вышли. Лена подошла к столу и села. Положила голову на руки. У нее было усталое лицо.
– Ты его совсем не любишь? – спросила я.
– Я сейчас, Свет, не способна на любовь. Я всех ненавижу.
– Но… разве тебе его не жалко?
– А меня кому-нибудь жалко? – Лена тяжело вздохнула. – Хоть кто-нибудь пришел бы и сказал: «Лена, не думай ни о чем. Я сам за тебя все решу».
– Отец Кирюши был таким.
– Слава? – удивилась Лена. – С чего ты взяла?
– Помню.
– Мама считала иначе.
– А ты?
– Что теперь об этом? Разбитую чашку не склеишь…
– Ты к Кирюше сегодня пойдешь?
– Была уже.
– Как он?
– Нормально. С Лешей этим не разлей вода. Ты же Кирюшу знаешь – обнимает этого Лешу, как родного. Смотреть тошно.
– А тот?
– Тот, как меня увидит, глаза прячет. Боится. Знаешь, я понять хочу, что он чувствует? Неужели только страх за себя и ничего больше? Неужели – ничего?
Глава 4
На встречу с Лешиной мамой Лена отправилась без меня. На этой встрече присутствовали лишь трое – Лена, мама Леши и Дядя. Дядя – начальник ГИБДД. Мама второго мальчика на встречу не явилась.
– Им все равно, что будет с их ребенком, – ответила хозяйка на вопрос Лены.
Мама Леши оказалась дамой ухоженной и значительной. И квартира у нее была ничего – с евроремонтом и мягкой мебелью. Но вид мама приняла скорбный, соответствующий ситуации. Кругом – за стеклом горки с посудой, на журнальном столике, на стене – висели и стояли Лешины детские портреты. Милое детское личико. Добрый, улыбчивый мальчик.
Лена заколебалась. Ей стало жаль и эту ухоженную, но, в сущности, несчастную женщину, воспитавшую бездушного сына. И этого мальчика с фотографий, не подозревающего, что его ждет.
Дядя утопал в своем кресле и исподлобья наблюдал за гостьей. Лена не успела опуститься на предложенный стул, как Дядя огорошил ее:
– Ваша сумма.
Лена опешила от его наглости, и в ней тотчас проснулось противостояние.
– Какая еще сумма? Мы с вами разве на базаре?
Она прошла через комнату и села подальше от Дяди, у окна.
Мама подошла к ней и села поблизости. Они сидели рядом – две мамы. А Дядя оказался далеко и, утопая в своем кресле, был внизу. Ломал композицию и выглядел смешным. По крайней мере Лене так казалось.
– Вы поймите нас правильно, – заговорила Лешина мама, не теряя своего скорбного вида. – Предлагая деньги в обмен на ваше заявление, мы хотим вам помочь… Поймите, вы болеете душой за своего сына, а я – за своего. Да, я убита его поступком, я раздавлена. Но что я могу? Сын без отца растет…
Тут Дядя подскочил как мячик:
– А кто виноват, что он без отца растет? Я говорил тебе в свое время, что этим кончится! Только ты меня не слушала. Отомстить ему хотела!
Зимин побагровел, глаза налились кровью – вся сдерживаемая злость просилась наружу.
– Теперь слюни и сопли льешь! Договаривайся вот теперь! – Он потряс ладонью в сторону Лены. – Вот, унижайся!
Сказал и выкатился в другую комнату.
– Отец Леши сейчас сидит, – сказала женщина и закурила. – Но я тут ни при чем, сам добился. Пьяный он идиот. Сыну двенадцать лет было, когда это случилось. Мальчик тогда был такой нежный, податливый… Как воск – что вылепишь, то и будет. А лепить-то некому. Я взвалила на себя фирму мужа, пропадала на работе. Это теперь они забегали, всполошились, братья мужа. А где они были все эти годы? Только деньги Лешке совали, вроде как помощь. А что для мальчика дармовые деньги? Вред один…
Если бы Зимина повела себя иначе, если бы в ее тоне засквозили наглость и превосходство, Лена бы развернулась и ушла. Но женщина вызывала сочувствие. Ее рука с сигаретой нервно дрожала.
– Вы подумайте, что с ним в колонии-то будет! Сломают его там! Елена Павловна, милая, пожалейте вы нас!
И мать Леши заплакала в голос, как на похоронах.
Лена с минуту сидела без движения. А потом заговорила:
– Я вам тоже могу слезную историю поведать про своего ребенка. Как мы все детство по больницам… Он умирает в реанимации, а я в больничном туалете закрылась, на колени бухнулась и просила Бога не забирать моего сыночка. И Кирюша выжил. Но уже не мог развиваться, как другие дети, отставал в развитии. Стал инвалидом. Но знаете, он никогда не ударит ребенка на улице. Он и котенка не ударит, не то что… Хотя он тоже рос без отца.
– Простите нас, – после паузы попросила Зимина. – Ради Бога, простите.
Лена почувствовала усталость и пустоту. Ничего не клокотало внутри.
Дядя осторожно вкатился в комнату.
– Хорошо. Я заберу заявление. Но честно говоря, сомневаюсь, что вашему сыну это пойдет на пользу.
– Он осознал, – поспешила уверить мама. – Он раскаивается! Они ведь там, в больнице, подружились с вашим мальчиком…
Мама Леши очень старалась. Она попыталась тронуть сердце гостьи тем фактом, что так сильно раздражал. «Они ведь там подружились…»
Лена поднялась. Тут вклинился Дядя:
– Адвокат предлагает передачу суммы произвести в его присутствии. Чтобы все официально.
– Да идите вы со своими деньгами! – не выдержала Лена.
Дядя закрыл рот.
– Не отказывайтесь, – попросила Зимина. – Вы на эти средства сможете купить путевку в санаторий. Полечите ребенка… Поймите, мы искренне сожалеем и хотим помочь…
Когда Лена в деталях передавала мне эту встречу, слова Лешиной мамы о воске больше всего поразили меня. Я решила привести их на своей встрече с мамашами, к которой уже начала готовиться. Я должна их всех увидеть. Каждую. И в среду на педсовете поделилась планами, и их одобрили. Анжела даже вызвалась помочь в организации.
После педсовета я, как обычно, сломя голову неслась в сторону Поля Чудес. Торопилась к Черновым за Иришкой. Лепил мокрый снег, под ногами хлюпала снежная каша, в голову лезли мысли о горячем супе и о горячей ванне. А предстояло еще тащиться с Иришкой из Поля Чудес в Простоквашку по этой слякоти.
Пока я месила слякоть, сапоги, конечно же, промокли. Войдя в прихожую, громко крикнула:
– Вот и я!
На мое приветствие никто не ответил. Конечно же, моя подруга и моя дочь решили затянуть меня в прятки. Они это любят. Но так не хотелось разуваться, шлепать в мокрых носках по черновским коврам, оставляя кругом мокрые следы, кричать «ку-ку» и заглядывать во все углы. Мне было не до игр, я в школе наигралась.
– Ириша! – прокричала я. – Мама пришла.
Ни звука в ответ. Не дождутся. Все равно не буду разуваться и снимать дубленку.
Я прошла в холл, недовольно прокричала в сторону второго этажа:
– Ксюш, мне некогда!
Вверху что-то грохнуло, и вслед за этим раздался истошный Ксюхин визг.
– Ира! – заорала я и рванула к лестнице. – Ира!
Я уже была на середине, когда передо мной возник Вадик – в расстегнутой рубахе, с закатанными по локоть рукавами. У него был вид мясника. Я невольно отпрянула и зацепилась за перила.
– А вот и Светочка… – нехорошим голосом проговорил он и протянул ко мне руки. – Подружка наша золотая…
Глаза у Вадика были как стеклянные. Я никогда прежде не видела у людей такого странного взгляда.
– Где моя дочь? – как можно внятнее спросила я.
– Нету. – Вадик скривился и показал пустые руки. И вдобавок покрутил ими так противно.
Я не помню, как проскочила мимо него. Вероятно, просто оттолкнула. У меня было такое состояние, что я могла бы отодвинуть гору. Или превратиться в пчелу, чтобы оказаться на втором этаже. И я там оказалась.
Влетела в одну спальню – никого, в другую… Моя подруга сидела на огромной кровати, забившись в самый угол. Она смотрела на меня одним глазом, другой заплыл и почти полностью закрылся. На ногах и руках обозначились красные ровные полосы, будто ее били плеткой. Ксюшка тряслась и молча смотрела на меня.
– Где Ира? – Голоса моего хватило только на шепот.
– Я не успела в сад, – ответила Ксюшка, клацая зубами. – Он не пустил меня.
– Ты не забрала ее из сада? – переспросила я, пытаясь собрать мысли в кучу.
– Полюбовалась? – раздалось у меня за спиной. – Твоя работа.
– Что? – Я повернулась к Чернову. Глаза его, в красных прожилках, смотрели на меня сузившимися зрачками.
– Кто моей жене наврал про любовницу? Не ты? Развести нас хочешь? – Он попытался схватить меня за руку.
– Убери руки, ненормальный! – Я отпрыгнула. – Садист!
Я оказалась в коридоре, он вывалился вслед за мной. Поймал за руку и больно дернул на себя.
– Иди сюда!
Изловчившись, я треснула его сумкой по черепу. Это только еще больше его разозлило.
– Ах ты!
Чернов выдернул у меня из рук сумку и бросил на пол. Этого мгновения мне хватило, чтобы вырваться и оказаться на лестнице. «Телефон в кармане», – вспомнила я.
Тут Чернов прыгнул за мной, лестница заходила ходуном. Он напоминал мне разъяренного медведя. Видела подобное в кино. Я нырнула под перила, повисла и спрыгнула вниз. Поднимаясь, запуталась в собственном шарфе и поняла, что сплоховала – Чернов уже был внизу и перегородил мне путь к выходу.
– Я тебя просил молчать? Сучка!
Он качался из стороны в сторону, как неваляшка. Мне стало страшно.
– Я ничего не говорила, – зачем-то начала я оправдываться. – Твоя Рыжая сама Ксюшке позвонила.
– Не свисти, – посоветовал он, надвигаясь на меня.
Я метнулась в столовую. Уронив по пути стул, бросилась к кладовке. Толкнула дверь. Зачем я это делала? Не знаю. Во мне проснулся инстинкт самосохранения и заглушил здравый смысл. Оказавшись среди коробок и кастрюль, захлопнула дверь и двумя руками задвинула засов.
Я оказалась в западне. Кладовка не имела окон и запасного выхода. У меня оставалась одна надежда – телефон. Но, вытащив его на свет, поняла, что зря надеялась. В черновской кладовке напрочь отсутствовала сеть.
Между тем Чернов стоял под дверью.
– Ты провинилась, Светочка, – вещал он. – И должна быть наказана. Таких девочек, как ты и Ксюша, надо воспитывать. Плохо тебя муж воспитал.
– А тебе лечиться надо, – ответила я. – В стационаре и смирительной рубашке! Псих.
Он подергал дверь.
– Светик, открой по-хорошему.
– Не дождешься.
– Ты поиграться со мной решила?
Чернов дернул сильнее, и я поняла, что засов, держащийся на трех шурупах, – лишь видимость надежности. Чернов дергал дверь методично, словно раскачивал больной зуб.
Я проклинала Ксюшкино второе замужество. С самого начала можно было понять, что ничего хорошего из этого не получится. Одна тетя Таня была довольна – дочь выходит за богатого.
Познакомились они в ресторане, куда Ксюха закатилась с однокурсниками. Она тогда была в депрессии, от которой пыталась избавиться всеми мыслимыми и немыслимыми способами.
Студенты-хореографы отрывались по полной, они умеют веселиться. Ксюшка хорошо выпила и отправилась танцевать стриптиз у шеста. Вот тогда ее и заметил Вадик, который отмечал в ресторане встречу с друзьями – ветеранами второй чеченской войны.
К концу вечера компании танцоров и воинов-«чеченцев» слились в одну, как, впрочем, и линии жизни Вадика и Ксюхи.
…Вадик ударил в дверь с такой силой, что стало очевидно – она вот-вот слетит с петель.
«Хоть бы кто-нибудь пришел! – умоляла я белый потолок с матовым плафоном. – Хоть бы кто-нибудь!»
Мой немой вопль был услышан. Там, наверху, распорядились, чтобы пришел Горин. Я узнала его по голосу. Он говорит очень громко.
– Чего шумим? – проорал он из холла.
– Да вот… – отозвался Вадик, – попросил Светку вина принести из кладовки, а у нее дверь заклинило.
Вывернулся! Я со стуком отодвинула засов и распахнула дверь.
– Ну вот, открылась, – прокомментировал Горин. – Здорово, Светик! А где вино?
Не спросил, почему я в пальто, а сразу про вино!
– Ты больной, Вадик, – повернулась я к Чернову. – Больной на всю голову.
– А ты чего в пальто? – опомнился Горин.
Не взглянув на него, я прошагала к выходу. Но уже в дверях подумала про Ксюху. Все же не по-товарищески получается – уйти, оставив подругу в лапах этого изверга.
Я взлетела наверх. Моя подруга сидела в той же позе, в том же углу. Она перестала стучать зубами, но выглядела совершенно апатичной.
– Собирайся! – приказала я.
– Куда?
– Переночуешь у нас, а завтра уедешь к маме.
– Я боюсь, – прошептала Ксюха.
– Ты должна бояться оставаться здесь! Тебе надо ноги уносить, пока жива!
– Он нас не выпустит, – возразила Ксюха.
– Там Горин внизу, они водку пьют. При нем Вадик не вякнет.
Я раскрыла шкаф и вытащила сумку.
– Бесполезно это, – остановила меня подруга. – Он сказал, что, если я уйду, он маму убьет в первую очередь. А ему ведь ничего не стоит, убьет, я верю.
– А во вторую кого?
– Во вторую меня.
– И что ты собираешься делать?
– Я сама виновата, что про эту дуру стала спрашивать…
– Ах, ты еще и виновата! – Я чуть не задохнулась от возмущения.
– Свет, ты иди. Поздно уже. Игорь там, наверное, с ума сходит.
В подтверждение в кармане запиликал телефон.
– Ты где?! – прокричал мой муж. – Ты на часы смотрела? Битый час звоню, а ты недоступна!
– Я у Ксюши. Ты Иру забрал?
– Ах ты у Ксюши?!
Я представила себе его чувства. Я бы тоже разозлилась.
– Я тебе сейчас все… – Но я не успела ничего объяснить. Игорь отключился.
– Иди, не переживай за меня. Два раза за вечер с Вадиком такое не повторяется, – вздохнула Ксюха.
С тяжелым чувством я ушла из дома Черновых. Шагала по дороге, яростно вымешивая снежную кашу. С неба теперь вместо мокрого снега лил настоящий дождь. Пережитый страх из меня выходил слезами. У поворота на шоссейку ослепили фары «жигуленка».
– Садись!
Это был Игорь. Не выдержал, поехал встречать.
Я плюхнулась на сиденье – мокрая, зареванная, несчастная.
– Что случилось, Свет?
Сбивчиво, стараясь смягчить острые углы, я поведала о том, что произошло.
Замолчала, когда поняла – муж разворачивает машину.
– Игорь, не надо! Он дурак, он убьет тебя! Поехали домой!
– Ну уж нет…
Даже в темноте я без труда уловила то выражение в лице своего мужа, которое появлялось не часто, но означало одно – его не переубедишь. Он сделает то, что задумал.
– Игорь, я умоляю тебя, не связывайся с ним. Он больной! Он, наверное, контуженый.
Все было бесполезно.
Мы подъехали к коттеджу и увидели, что Горин с Черновым курят на крыльце. Вероятно, они уже выпили и собирались расходиться.
– Игорек! – весело приветствовал его Чернов.
Игорь молча подошел и заехал ему в скулу. От неожиданности Чернов вписался спиной в дверь.
– Ты чё, Игорек, оборзел? – возмутился пьяный Чернов.
У меня сложилось впечатление, что он ничего не понимает. Он уже напрочь забыл, что полчаса назад, гоняясь за мной по дому, загнал в кладовку и угрожал расправой. Его взгляд был полон искреннего недоумения.
– Э! Э! – Горин поспешил встать между ними. – Игорь, ты чего это?
Игорь разозлился, что случалось крайне редко. Но уж если случалось…
– Отойди, Рома, – попросил он. Очки его блестели от измороси, на скулах гуляли желваки.
Я выскочила из машины, подбежала и попыталась обнять мужа, остановить его. Чернов что-то бубнил с крыльца, нетрезво покачиваясь. Игорь рвался в бой, а ничего не понимающий Горин стоял посередине, как шлагбаум.
– Слушай, ты! – прокричал Игорь, пытаясь приблизиться к Чернову. Я мешала ему, как могла. – Если ты еще на шаг к моей жене приблизишься, сволочь…
– Да нужна она мне… – хмыкнул Чернов. – Кому она нужна-то… жена твоя…
– Ах ты…
Игорь дернулся, тем самым оттолкнув меня. Я не удержалась и упала. Тогда на Игоре повис Горин. Хотя был значительно здоровее моего мужа, он едва его удерживал.
– Я тебя убью, сволочь! – заорал Игорь не своим голосом.
Ему вообще не свойственно повышать голос, поэтому все происходящее выглядело противоестественно. Поведение моего мужа удивило всех.
– Если ты ее хоть пальцем… – рычал Игорь, вырываясь из рук Горина. – Я тебя убью, я обещаю!
– Убивалка не выросла, – хмыкнул Чернов, сплюнул окурок и скрылся в своей берлоге. Щелкнул замок входной двери.
– Игорь, Игорь, спокойно, – просил Горин, не выпуская Игоря из своих объятий. – Пойдем, дорогой. Чего ты разошелся?
Игорь выдернул свои руки из горинских, помог мне подняться. Мы молча вышли за калитку. Когда мы выехали за пределы Поля Чудес, муж объявил:
– Чтобы к Черновым больше ни ногой. Поняла?
Иногда в его голосе слышались интонации Киры. Даже отец никогда не позволял себе разговаривать со мной в приказном тоне. Только Кира, пожалуй, могла заявить: «…И чтобы ни ногой».
– Понятно, – вздохнула я. – Но Ксюшка…
– Твоя Ксюшка – дура. Сама виновата.
– Но мне ее жалко.
– Пожалей лучше собственного ребенка. Всех детей родители забрали, а нашу нянечка к себе домой повела. Ты подумала, каково это для ребенка, который и сказать-то не может…
– Игорь, но я не знала! Иру Ксюшка должна была забрать, мы договорились…
– Я не понимаю, как это ты у себя на работе не можешь сказать, что тебе нужно в детский сад?
– А ты? – Чувствовала, что поругаемся, но остановиться не могла. – Если бы ты нормально обеспечивал семью, я бы не работала, а сидела бы с ребенком. Тогда мне не нужно было бы постоянно просить Ксюшку!
– Ну, начинается… – проговорил Игорь, будто у него жена была скандалистка и только искала повод. Стало так обидно!
– Как ты не понимаешь, – дрожащим голосом продолжала я, – нашей дочери необходимо много заниматься. Если бы я сидела с ней дома, то мы бы успевали больше…
– Ну так сиди! – оборвал меня Игорь.
– Сам знаешь, что твоей зарплаты не хватит на все! – От обиды я чуть не плакала. – Специальные занятия для Иришки дорого стоят. Каждый месяц на логопеда и массажиста уходит почти вся моя зарплата и…
– Перестань.
– Но почему – перестань? Где выход, Игорь? Ну, я откажусь от Ксюшкиной помощи. Мои родители далеко, оба работают. Они не смогут забирать Иру. Что ты предлагаешь?
– Хорошо, я уволюсь с работы и пойду к Горину в шестерки, – язвительным тоном заявил мой муж.
Я нарочно не замечала его тона. В конце концов, почему я должна жертвовать, а он нет?
– Да, это хорошая идея. Увольняйся и иди к Горину, – спокойно поддержала я. – По крайней мере я хотя бы до школы побуду с Ирой дома.
– До школы? – переспросил он. – Ты думаешь, Ира сможет учиться в школе?
Машина остановилась во дворе нашего дома. Муж выключил зажигание.
– А ты думаешь – нет? – вопросом на вопрос ответила я.
Игорь не смотрел мне в лицо. А мне так хотелось увидеть его глаза в тот момент! Мое нутро вопило: нет, только не ты! Пусть весь мир не верит, только не ты! Ты должен верить! Она заговорит! Она пойдет в школу, станет учиться, как все дети!
Игорь молча вынул ключи и выбрался из машины. Он не смотрел на меня. Ком стоял у меня в горле. Мы вошли в квартиру, как уставшие друг от друга люди. В нашей комнате горел свет – соседка смотрела телевизор.
– Ирочку я накормила и уложила, – сказала она. – Сказку ей почитала.
– Не знаем, как вас благодарить, Мария Сергеевна, – ответил Игорь.
Мария Сергеевна возраста нашей Киры, уже давно не работает. Наша палочка-выручалочка. Но в тот вечер даже тепло в голосе, которое мой муж предназначил соседке и которого у него не хватило на жену, больно укололо меня.
Я долго стояла под душем, словно могла смыть с себя все неприятные впечатления сегодняшнего дня.
Игорь курил на кухне, не включая свет.
После душа я прошла к дочери. Игрушки были собраны в коробку, одежда аккуратно сложена на стульчике. Иришка спала, поджав под себя ручки и ножки, клубком.
Я потрогала пятки. Они, как всегда, были чуть холоднее, чем нужно. И это при том, что в комнате жара и ребенок укрыт пуховым одеялом.
«Слабое кровообращение», – сказала врач еще в роддоме. Оно до сих пор слабое.
Я легла рядом с дочкой и взяла в ладони ее ступни. Если бы можно было отдать ей все тепло, лишь бы оно восстановилось, это кровообращение!
Когда я ее рожала, то уже на столе заподозрила – что-то не так. Врач и сестры слишком суетились вокруг меня, бегали. Когда поняла, что все позади и вот сейчас я услышу крик моего ребенка, раздался странный приказ врача:
– Вынь ее из петли.
Кого? Из какой еще петли?
Они долго возились, а после унесли ребенка. Даже забыли сказать, кто у меня. Потом нянечка объяснила:
– Девочка. В пуповине запуталась, синяя вся. Да ты не переживай, отходили, выжила.
Вот как у нас было. Вероятно, там, в моем животе, она и росла в этой пуповине, как в петле, и что-то там сложилось не так. Недоразвились мышцы языка. Нарушилось кровообращение…
Игорь приоткрыл дверь. Полоска желтого света из коридора перечеркнула темноту наискосок. Я не пошевелилась.
Он аккуратно прикрыл дверь. Впервые за нашу семейную жизнь, ложась спать в одной квартире, мы засыпали врозь.
Утром он объявил, что сегодня же напишет заявление об уходе.
Мне стало жаль его. Вид у него был потерянный. Он ждал, чтобы я его остановила. Но я промолчала.
Игорь отвез нас в детсад и поехал на завод.
Днем в школе я ощущала себя натянутой струной. Мне удалось немного прийти в себя уже после уроков и самоподготовки, когда воспитательница увела интернатских, а я осталась с домашними.
Мы перешли в игровую. Дети занялись играми, а я отправилась в учительскую, чтобы оставить там классный журнал и тетради. Возвращаясь, заметила прилично одетую женщину, стоявшую перед расписанием начальных классов. Когда шла по коридору, заметила – женщина направилась за мной. Шла след в след, но не окликала меня.
Дверь игровой была нараспашку. Мальчишки играли в настольный футбол, Юля Зуйко сидела с куклой на диване.
Когда я вошла, девочка вдруг изменилась в лице. Я никогда прежде не видела такого выражения на этом милом личике. Даже когда на Юлю обрушивалась Карина.
– Зачем ты пришла?! – вскричала она. – Уходи! Уходи!
Я остолбенела.
– Юля, зачем ты так… Ну что ты… – раздалось у меня за спиной. – На маму…
– В чем дело? – поинтересовалась я.
– Пусть она уходит! – крикнула Юля, прижимая к себе куклу. – Я все бабушке скажу!
Девочка раскраснелась, забилась в угол дивана, будто на нее был наведен пистолет.
– Это твоя мама? – уточнила я.
– Пусть уходит! Пусть уходит! – только и повторяла перепуганная девочка.
– Подождите, – бросила я женщине и закрыла стеклянную дверь игровой.
Я обняла Юльку, и она доверчиво прижалась ко мне. Я чувствовала возле себя трепещущую маленькую птичку. Чуть надави, и сломаешь крылышки.
– Чего ты боишься? – прошептала я ей на ухо. – Ты же со мной. Если ты не захочешь, никто не заставит тебя делать что-то против твоей воли. Но ведь это твоя мама… Может, стоит ее выслушать?
Юля упрямо вертела головой.
– Ну хорошо. Ты играй, а я поговорю немного с твоей мамой. Ладно?
Я привела женщину в класс, который находился как раз напротив игровой. Сквозь стеклянную дверь мне хорошо были видны мои ученики.
Предстояло выслушать иной вариант уже знакомой истории.
– Вы понимаете… Это все моя мать, это она настраивает ребенка против меня! – горячо убеждала меня женщина. – Моя мать – очень тяжелый человек. С ней невозможно договориться.
– Кажется, Тамара Павловна с четырех лет воспитывает вашего ребенка, – напомнила я.
– Так получилось. С мужем у меня жизнь не сложилась, я вынуждена была с ребенком вернуться к маме. Это была моя ошибка. Если бы вы знали ее характер! С ней невозможно ужиться. Каждым куском хлеба попрекает! Но я все терпела ради Юленьки…
– Вы работали?
– Ну а как же? Работала. Но ей всегда мало! Мать постоянно придиралась ко мне, требовала, чтобы я больше зарабатывала. А где сейчас найдешь денежную работу? Да еще у нас в поселке…
– Многие ездят на работу в город…
– Я пробовала. Но мать настаивала, чтобы я искала обеспеченного мужа, с квартирой. Она вынудила меня снова выйти замуж, причем без любви. Я во второй брак, как в омут, нырнула только ради денег. Уступила напору матери. Вы представить себе не можете, что мне пришлось пережить… – Юлина мать заплакала, стала вытирать слезы рукавом.
Я поспешила достать платок.
– Могу себе представить, – неопределенно проговорила я. Ее слезы тронули меня. А что, если ее версия – более правдивая, чем версия Тамары Павловны? Кому верить?
– Я мучилась во втором браке, все терпела, чтобы избежать вечных упреков матери. А она не отдавала мне Юлю.
– Но теперь-то почему?
– Говорила, что девочке будет плохо с отчимом.
– Но может быть, в этом есть доля истины?
– Понимаете… – заговорила Юлина мать после небольшой паузы. – Она стала считать Юленьку своей собственностью. Моя мать не хочет быть одна, но и меня она не любит. Я не оправдала ее ожиданий. Так вот теперь решила сделать Юленьку своей дочерью… Как бы вместо меня.
Передо мной сидела вполне нормальная, хорошо одетая, аккуратно причесанная женщина. Наталья Зуйко никак не вязалась с образом, который преподнесла мне Юлина бабушка Тамара Павловна.
– Мало того, – плакала женщина, – она стала настраивать Юленьку против меня, говорить гадости. Она стала делать вид, что меня нет! Нет совсем!
Довольно долго мы говорили с мамой Юли. У меня зародилось и крепло сомнение. Что, если Тамара Павловна рассказывала мне не совсем правду, а немного лукавила в свою пользу? Как поступить мне?
– Я попробую поговорить с Юлей. Подождите здесь.
Юлька слушала меня, упрямо покусывая нижнюю губу. Пытаясь склонить ее к разговору с матерью, я искала нужные слова, и это было нелегко. И все же она пока еще оставалась мягкой и податливой, как кусочек воска в теплой руке. Она слушала меня не возражая.
– Хорошо, – наконец согласилась девочка, – я поговорю с ней… если вы хотите.
Они разговаривали в классе, пока мы с мальчиками наводили порядок в игровой. Затем за Шадтом пришла его бабушка и забрала Сашу и Юлю. Эти две бабушки забирали детей по очереди. Бабушка Шадта неодобрительно взглянула на маму Зуйко. Очень неодобрительно. Можно не сомневаться, завтра я буду иметь разговор с Тамарой Павловной…
Мы шли в сторону детского сада с Юлиной мамой вдвоем. Летел пушистый снег. Хотелось верить в хорошее.
– Я все понимаю, – сказала я. – У вас не сложились отношения с матерью, личная жизнь не задалась… Но одного я все же не могу понять – почему вы никогда не приходили? Вы ведь могли приходить в школу, чтобы видеться с дочкой. Юля такая умница, отличница, старательная, добрая… Любая мать мечтает о таком ребенке… Как можно было столько времени не видеть ее?
Наталья ответила не сразу. Она охотно кивала, соглашаясь со мной, и это немного раздражало.
– Вам трудно понять, – сразу перейдя на слезы, заговорила она. – У меня такие проблемы… От второго мужа пришлось уйти, живу у чужих людей. Иногда хлеба не на что купить. А как прийти к ребенку с пустыми руками? Я вот сейчас снова безработная…
– Какое у вас образование? – машинально спросила я и взглянула на часы. Снова я забираю свою дочь последней…
– Да никакого! – не без вызова ответила Наталья. – Я после школы поступать собиралась, да мать твердила – иди работай! Деньги, мол, зарабатывай на себя… Что мне оставалось? Светлана Николаевна, – Юлина мать замялась, – а нельзя мне кем-нибудь в ваш интернат?.. Хоть уборщицей? Мне бы лишь бы с Юленькой видеться!
– Я поговорю с директором, – пообещала я. – Зайдите в пятницу.
Иришка действительно осталась последней. Она занималась с логопедом в методическом кабинете. Одной рукой моя дочь держала женщину за ладонь, другой трогала многоярусные бусы у нее на груди.
Преподавательница соловьем разливалась перед моей дочерью, но та была поглощена бусами.
– Хитрюга, – охарактеризовала ребенка логопедша. – Хитрюга и лодырь. Все понимает, но говорить ленится. Но все же, Светлана Николаевна, не покривлю душой – прогресс имеется.
– Правда?
Я почувствовала, как меж лопаток резко сработал механизм моих крыльев. Они выросли, едва логопедша нажала на пульт управления. Я готова была воспарить, но методический кабинет не располагал к этому.
– Ну а как же?! – бодро продолжала она. – Шепотом мы говорим вовсю. По крайней мере слоги по картинкам. Но звук пока включать стесняемся…
Иришка раскрыла мою сумку и сунула туда носик. Сейчас достанет косметичку и углубится в ее содержимое.
– Но как быть со звуком? – огорчилась я. Крылья опустились и приготовились сложиться в исходную позицию.
– Дайте время, милая Светлана Николаевна, – вода камень точит. Мы еще запоем… – В ее тоне не было ни грамма сомнения. – Упражнения, гимнастика, ежедневные занятия. Нам с вами расслабляться нельзя.
– А мы и не расслабляемся, – весело ответила я. Достала из сумки деньги. – Здесь за месяц.
– Да, Светлана Николаевна, – добавила логопедша, пересчитывая купюры. – Хочу вас заранее предупредить, что со следующего месяца плата повышается.
– Намного? – испугалась я.
– На двадцать процентов, – виновато улыбнулась она.
– Ничего, – приговаривала я, одевая Иришку, – наш папа теперь будет работать у дяди Ромы. Нам не страшны повышения… Ничего… Это не главное. Главное, что прогресс имеется!
Почти всю дорогу до дома я, как молитву, повторяла слова логопеда «прогресс имеется».
– У нас прогресс! – заявила я с порога.
Игорь принял припорошенную снежком Иришку и начал разоблачать ее.
– А у нас – регресс, – вздохнул он.
– Ты о чем? – насупилась я.
Если он думает, что теперь при каждом удобном случае меня можно упрекать в его уходе с завода, то он ошибается. Это его личный выбор.
– Твой муж, инженер, теперь служит в магазине.
– И что?
Игорь пожал плечами:
– На той неделе Горин отправляет меня в Турцию.
– Тебя? Зачем? – не поверила я.
– За шубами.
– Одного?
– Почему же – одного? Со своим главным продавцом.
– По-моему, у него нет продавцов, – засомневалась я. – Одни продавщицы.
– Именно это я и хотел сказать.
Игорь поднял нашу дочь и усадил на компьютерный стол.
– Говори, что нашептала сегодня на занятиях, – предложил он и наклонил к ней ухо. Иришка стукнула отца по уху и резво скинула с полки два диска. Те со звоном разлетелись по полу.
