Текст книги "Рябиновый мед. Августина"
Автор книги: Алина Знаменская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– Расскажите мне о себе, – попросила она и удивилась, как звучит в ночи ее голос. Словно чужой.
– Рассказать? А не лучше ли ничего не знать… Тогда вы, Августина, можете сами придумать мою историю, а я – вашу.
– Я уже придумала вашу историю. Давно. Когда увидела вас впервые.
Пытаясь не выбиваться из созвучия ночи, Ася заговорила тише. Слова, сказанные шепотом, сокращают расстояние между людьми. Ася поняла, что готова рассказать ему все – все свои мысли, мечты, открыть чувства! Она испугалась на миг, но лишь на миг.
– Интересно.
– Вы показались мне сказочным принцем из далекой страны. Мне подумалось, что вы можете все и мир лежит у ваших ног… Вы были так не похожи на тех, кого я знала до вас.
– Теперь ваши представления обо мне изменились?
– Теперь… да, наверное. Но ведь это не важно. Я знаю точно, что наша встреча неслучайна.
– Вот как? Откуда же такая… уверенность?
Ася не видела в темноте выражения его лица. Он стал разворачивать лодку, и теперь они поплыли против течения. Грести приходилось с усилием. Асе показалось, что Лев чем-то огорчен или недоволен. Но интуиция не подсказала ей, что теперь лучше уйти от разговора, применив невинное женское кокетство. Вернее, она не стала слушать голос интуиции.
Но с самых первых минут их новой встречи она чувствовала к нему такое доверие, которое исключало любую возможность недосказанности.
– Цыганка нагадала мне, что моим мужем станет человек на коне, и я увижу далекие края.
Повисла пауза. Ася тотчас пожалела о сказанном. Она почувствовала себя будто бы раздетой.
– Человек на коне, по-вашему, – это я?
Только бы он не засмеялся, она этого не перенесет!
Остаток пути прошел в молчании. Ася не знала, как расценить это молчание, и полагала, что объяснение произойдет на берегу.
Лев молча привязал лодку, подал ей руку. На лице его теперь легко читалась досада. Очарование прогулки разрушилось.
– Вам не нужно было мне этого говорить, Августина. Он двинулся к замку, оставив ее стоять на тропинке.
Она нарушила правила игры! Она сделала неверный ход. Все рухнуло. Как дальше жить?
Совершенно подавленная, Ася поплелась в замок и черным ходом, чтобы не попадаться никому на глаза, пробралась к себе.
Нужно ли говорить, что в эту ночь ей так и не удалось уснуть? Она мучилась от собственной глупости, перебирала в памяти каждое слово, заливалась краской стыда и навзрыд плакала в подушку.
Утром поднялась с красными от бессонной ночи глазами и совершенно разбитая, не вышла к завтраку. Сказавшись больной, решила целый день провести в комнате.
Ирина Николаевна привела доктора.
– Типичная инфлюэнца! – заявил Дмитрий Ильич, проведя довольно поверхностный осмотр. – А я, заметьте, предупреждал о вреде этих поздних прогулок…
Ася уже решила, что ее оставили в покое, но примчалась Лиза и принялась с порога выговаривать:
– Вы нарочно заболели, нарочно! Мы ведь уговаривались сегодня кататься верхом! И день отличный!
– Лиза, попросите Льва. Он вам не откажет. Вы же видите, мне нехорошо.
– Льва! Он с самого утра куда-то делся, и за завтраком его не было!
Лиза обиженно надулась. Ася отвернулась к окну.
«Ну и пусть! Ну и пусть! – твердила Ася про себя, глядя, как за окном в ясном небе плывут редкие облака. – Теперь он станет избегать меня. Ну и пусть!»
– Ну и пусть, ну и пусть, ну и пусть! – бурчала себе под нос Лиза, торопливо шагая через хозяйственный двор к конюшне.
Подойдя ближе, она огляделась. Конюх торчал возле кухни, где кухарка чистила рыбу.
Возле конюшни, привязанный к столбику, топтался оседланный Байрон. Значит, архитектор где-то поблизости…
Не теряя времени, Лиза отвязала коня, подвела его к скамье и довольно ловко, по крайней мере без посторонней помощи, со скамьи забралась в седло.
Байрон, чувствуя непривычную легкость седока, капризничал, гарцевал по кругу, пока красная от усилий Лиза пыталась направить его куда следует. Наконец ей это удалось – конь, повинуясь ее требованиям, тихонько пошел прочь от конюшни, по дорожке к пруду и, обогнув пруд, оказался на просторе. Лизе показалось, что она слышит чей-то окрик со стороны замка. Не оглядываясь, Лиза ударила коня пятками по бокам, тот взвился и взял с места в галоп. Девочка не ожидала от коня подобной прыти, пригнулась, вцепилась в поводья, но остановить Байрона не сумела. Конь несся по лугу, привыкший на этом участке двигаться галопом. Лиза зажмурилась и закричала. От ее крика конь шарахнулся в сторону, свернул к лесу и помчался, уже совершенно неуправляемый.
Теперь Лиза думала об одном – не вылететь из седла. Они промчались мимо березовой рощи, миновали опушку соснового леса, и вдруг Байрон остановился как вкопанный. Лиза открыла глаза. Вокруг был смешанный лес. Солнце продиралось сквозь ветки, било в глаза. Пальцы девочки побелели от напряжения, но она не рискнула их разжать. Вдруг где-то в глубине заржала лошадь. Байрон ответил ей и двинулся на зов.
Лиза не смела пошевелиться. Конь двигался по лесной дороге и вскоре пришел на поляну, где стояла привязанная лошадь отца. Там за мохнатыми хвойными ветками стоял бревенчатый охотничий домик. Лиза с облегчением вздохнула. Лошади терлись мордами друг о друга. Она осторожно размотала с ладоней поводья, пошевелила пальцами. Обессиленная, она сползла с коня и уселась на траве. Лиза растирала онемевшие пальцы и с упоением плакала. Сейчас выйдет отец, пожалеет ее, как прежде, и все будет хорошо. Так сладко было жалеть себя, тихо плакать и знать, что сейчас тебя непременно пожалеет еще и близкий человек! И утрет твои слезы. А слез было много, они не кончались. Лиза была готова зареветь громче, когда услышала голоса.
То, что отец может появиться не один, ей почему-то не пришло в голову. Чтобы приказчик или кто-нибудь еще из прислуги увидел ее слезы? Ну уж нет!
Она проворно наклонилась и подолом утерла лицо.
Девочка сидела в тени раскидистой ели, со стороны поляны ее не было заметно. Зато для нее вся поляна и домик были на виду. И она сразу увидела, как на поляну со стороны реки вышли двое. Впереди шла женщина, она вытирала мокрые волосы. Из одежды на ней была только прозрачная батистовая сорочка на тонких бретельках. Местами сорочка намокла и бесстыже липла к телу.
– Полковник, догоняйте же! – крикнула женщина и побежала.
Лиза приросла к земле. Это была их тихая как мышь горничная Татьяна, которую никто не замечал – так скромно и незаметно она вела себя в доме. Лиза поняла, что по голосу она никогда не узнала бы горничную, поскольку голоса ее скорее всего прежде не слышала.
– У, какой вы! Неужели устали? – смеялась Татьяна, бегая вокруг кустов и отмахиваясь от своего спутника полотенцем.
Отец Лизы был в одних кальсонах, которые тоже местами промокли.
– Уморила, бестия, – усмехнулся он и упал на траву. Горничная подбежала и упала сверху.
Лиза с ужасом и отвращением наблюдала, как отец обнимает Татьяну, как они катятся с пригорка под уклон. В ушах звенел довольный смех горничной.
Лиза попятилась назад, пролезла под елью и, оказавшись на просторе, побежала куда глаза глядят.
Выйдя из леса, она оказалась на дороге и поплелась, не зная направления. Через какое-то время ей почудилось, что за ней кто-то идет. Оказалось, пристыженный Байрон в сопровождении лошади отца. Некоторое время Лиза шла впереди лошадей, затем устала, забралась на коня и предоставила ему привезти ее домой.
Она была уверена, что в замке подняли переполох, что все, включая конюха и кухарку, ищут ее. Сначала придумывала себе оправдания, затем решила, что будет гордо молчать.
Спешившись у пруда, она вошла в замок через черный ход и решила спрятаться в библиотеке, дабы избежать расспросов матери.
Поднявшись в башню, тенью скользнула мимо диванной и остановилась. Там кто-то был. Девочка сделала шаг назад, остановилась как раз напротив приоткрытой двери и увидела мать. Та сидела совсем близко к доктору и обеими руками обнимала его за шею. Ее длинные пальцы перебирали волосы на затылке Дмитрия Ильича, а тот гладил обнаженное колено матери!
Лиза машинально отступила назад, к лестнице, но что-то заставило ее вернуться. Она толкнула дверь в диванную:
– Вы все гадкие! Гадкие!
Мать и доктор вскочили. Лиза схватилась за горло – что-то сильно сдавило ей грудь, она не могла дышать. Она сползала по стене вниз, хватая ртом воздух.
– Ненавижу… вас всех…
Ася твердо решила не выходить к обеду. Ее терзали противоречивые чувства. Она в сотый раз со стороны пересматривала собственное поведение во время вчерашней прогулки, и находила его ужасным. Ей пришли на ум слова Вознесенского относительно Эмили: «Терпеть не могу влюбленных восторженных барышень…» Это ужасно! Вчера она вела себя совсем как Эмили! Хуже, чем Эмили! Она достойна презрения, которое архитектор ей в полной мере и демонстрирует.
Позже, обругав себя как следует, Ася начала наступление па архитектора. Но он-то каков! Заманил ее кататься на лодке, предложил выдумать его историю… Это ведь не ее идея, его! И вот ее история ему не понравилась! И она же виновата!
Злость помогла ей. Ася убедилась, что куда-то делся налет обожания, с которым она готова была взирать на этого человека. Она больше не будет смотреть в его сторону! Подумаешь, ему не понравились ее слова! Она такая, какая есть. А кому не нравится…
Размышлениям помешал шум, доносившийся из правого крыла. Там что-то упало, раздался крик, кто-то пробежал по галерее.
Ася выглянула в коридор. Первое, что бросилось в глаза, – плетью повисшая рука Лизы. Девочку нес перепуганный доктор.
Следом бежала Ирина Николаевна и что-то говорила, говорила не переставая.
– Где Татьяна? В этом доме есть хоть одна горничная? Августина? Да найдите хоть кого-нибудь из прислуги!
– Что с Лизой?!
– Приступ, – на ходу ответил доктор. – Принесите лед! Скажите кухарке, пусть вытащит с ледника…
Ася побежала вниз и на лестнице столкнулась с архитектором.
– Августина, я хотел…
– Извините, я спешу. Лизе плохо, нужен лед.
Они вместе прибежали на кухню. Лев отобрал у копуши-кухарки ключи, сам побежал на ледник.
Когда они вернулись в детскую, доктор уже уложил девочку в подушки и, засучив рукава, колдовал над ней.
Ирина Николаевна беспокойно металась по комнате, хватая вещи дочери, бессмысленно перекладывая их с места на место.
– Откройте окно! – приказал Дмитрий Ильич.
Лев распахнул окно, в комнату влетел летний теплый ветер.
– Ирина Николаевна, выпейте валериановых капель. – Ася усадила хозяйку, протянула ей склянку с лекарством. Та, похоже, с трудом понимала то, что ей говорят. Она оттолкнула руку гувернантки и крикнула в спину доктора:
– Ну сделайте же что-нибудь! Почему у нее губы синие? Почему у нее губы синие, я вас спрашиваю, доктор!
– Сейчас все пройдет, – повторял тот, – сейчас пройдет. – Но почему так долго? Почему долго?!
У Ирины Николаевны началась истерика. Лев обнял ее за плечи, вывел из комнаты, а Ася взяла Лизину руку. Ладонь девочки была холодной и вялой.
– Может быть, я разотру ей руки?
– Вы, Августина, посидите с ней. Просто подержите ее за руку. Я пойду взгляну, чем можно помочь Ирине Николаевне.
Доктор ушел. Ася устроилась на стуле рядом с кроватью девочки. Она держала ее руку в своей и приговаривала:
– Все позади, Лиза. Все позади. Теперь нужно собраться с силами и открыть глазки. Ну же, Лиза, я знаю, что вы меня слышите.
Ася сейчас вдруг захотела быть сильной. Такой сильной, что-бы поделиться с воспитанницей, перелить ей часть своих сил.
И она взяла в свои руки вторую ладошку Лизы и стала держать их обе и приговаривать что-то ободряющее. Хотя по большей части она ободряла саму себя.
Через некоторое время ресницы Лизы дрогнули, и она отрыла глаза.
– Боже, Лиза! Как вы нас напугали!
– Где я? Что со мной?
– У вас был приступ, но теперь все позади.
– Приступ… Мне холодно.
– Ах да. У вас лед на груди. Я сейчас уберу.
– Не уходите. Дайте мне вашу руку.
– Да-да. Сейчас.
Ася вернулась на место.
По коридору раздались шаги. Тяжелые – мужские – и торопливые, мелкие – женские. Распахнулась дверь, в комнату вошел полковник. Из-за его плеча выглядывала Ирина Николаевна.
– Ты очнулась? Тебе лучше, дорогая? Как же ты нас напугала, глупышка…
– Вы не любите меня! Уходите! – Лиза пыталась подняться. От усилий ее шея вытянулась, сквозь тонкую ткань сорочки поступили острые ключицы. Лицо, и без того всегда болезненно-бледное, исказила боль.
– Лиза! Доченька, что с тобой? – недоумевал полковник.
– Уходите все! Вы не любите меня! Уходите! Все уходите, кроме Августины.
Полковник, совершенно потрясенный, отступил в коридор.
– Лиза, лежите, все ушли. Мы с вами одни.
Было слышно, как в коридоре полковник раздраженно допрашивает доктора.
– Так бывает. Это шок. Шок. Это бывает, – твердил Дмитрий Ильич.
Ирина Николаевна плакала.
Ася по-настоящему испугалась. Она не понимала Лизу и боялась нового приступа.
В дверь осторожно поскреблись. Лиза умоляюще воззрилась на гувернантку.
– Не волнуйтесь, Лиза, я с вами.
Дверь скрипнула, показалась физиономия архитектора. Собрав, вероятно, все запасы своего артистизма, он состроил такую мину, что было невозможно не улыбнуться.
– Можно войти? – на манер опоздавшего ученика спросил он. Ася взглянула на девочку.
– Войдите, – разрешила та.
Лев, продолжая изображать грустного клоуна, втащил себя в комнату. Покрутился возле стола, взял в руки карандаш и листок бумаги.
Он что-то набросал на нем и протянул дамам. Ася взглянула. Это был шарж на доктора. Дмитрий Ильич на рисунке был очень похож. Немного преувеличенно вырисованный нос и приподнятые высоко густые брови делали его весьма потешным.
Ася передала картинку Лизе. Девочка улыбнулась.
А Лев уже рисовал кого-то еще, и еще…
Приказчик вышел надутым, точь-в-точь индюк!
Лиза посмеялась. На следующей картинке была горничная Татьяна. Ася сразу узнала ее по острому носику и волосам, собранным в пучок.
Лиза будто обожглась о картинку. Отдернула руку.
– Ненавижу! Нарисуйте ей бородавку на носу.
– Лиза, но у нее нет бородавки!
– Так пускай будет! Жаба!
Ася в недоумении оглянулась на архитектора – тот лишь плечами пожал. Ася взяла книгу и начала вслух читать. Девочка не возражала. Лежала, отвернувшись к стене, и молчала.
Позже, когда Лиза уснула, они вышли в классную.
– Она пугает меня, – тихо проговорила Ася. – Я не понимаю, в чем дело. Может быть, вы понимаете?
– Возможно, девочку обидели? В чем-то отказали ей, мало ли?
– Но откуда столько ненависти? Она единственный ребенок в этом огромном доме…
– Очень одинокий ребенок, – заметил Лев.
– Но только вчера Лиза была весела, оживленна, а сегодня…
– Будем надеяться, что после сна она станет другой.
– Да. Я должна теперь пойти к Ирине Николаевне. Спасибо вам за помощь, Лев.
– О чем вы? Сущие пустяки. Я хотел попросить у вас прощения за вчерашнее. Я лишь хотел предостеречь вас. Ваши слова…
– О нет. Давайте не будем вспоминать мои слова. – Ася поднялась и устремилась к выходу. – Я прошу вас, обещайте считать их неудачной шуткой!
Она вышла, не дожидаясь его ответа.
Ася пересекла пустую гостиную и направилась в правое крыло. Постучала в спальню хозяйки, но на ее стук никто не отозвался. Тогда Ася решила, что Ирина Николаевна могла сейчас находиться в кабинете мужа. Прошла по коврам в сторону кабинета. Еще издали она увидела, что у дверей кабинета, замерев в позе суслика, стоит горничная Татьяна. Ее остренький носик, так удачно скопированный архитектором, был вытянут в сторону приоткрытых дверей. Зажатая в пальцах фланель бездействовала.
Ковры скрадывали звук шагов, и Ася, подойдя ближе, негромко поздоровалась. Горничная замерла, точь-в-точь как в тот день, когда Ася впервые переступила порог замка, затем быстро, если не сказать резко, обернулась и взглянула на Асю так, как если бы та собиралась ударить ее.
– Что с вами? – испугалась Ася. Но уже в следующее мгновение услышала, как за дверью кабинета разговаривают на повышенных тонах. Она поняла, что Татьяна подслушивала.
– Ах, Августина, что с девочкой? – прижимая фланелевую тряпку к горлу, с придыханием зашептала горничная. – Я слышала, она так страдает, бедняжка!
Горничная уводила гувернантку прочь от кабинета, и Асе отчего-то хотелось ответить резко на ее приторные вопросы. Но она уже догадалась – к хозяйке сейчас не стоит обращаться.
– Девочке лучше. Даст Бог, к утру все образуется.
– Да, да. Дай-то Бог… Такая болезненная, бедняжка…
Ася поторопилась вернуться в детскую.
Следующую ночь она провела в комнате своей воспитанницы, то и дело просыпаясь и прислушиваясь к ее дыханию.
Их разбудили птицы.
Лесные птахи подняли такой щебет, что было невозможно не проснуться. Где-то невдалеке мерно выстукивал дятел. Он разбудил кукушку, и та принялась куковать. Лиза открыла глаза и, увидев Асю, разулыбалась.
– Я хочу плавать! – заявила она. – Давайте сегодня пойдем плавать?
– Нельзя. Олень копытце обмочил. С этого дня не купаются.
– Жаль… Что это – кукушка? Кукушка, кукушка, сколько мне жить?
– Лиза! Что за глупости вы спрашиваете? Такая взрослая девочка, и какие-то суеверия?
Кукушка умолкла.
Некоторое время обе молчали, слушая, как работает в парке дятел.
– Давайте, фрейлейн Августина, сегодня не выйдем к завтраку? Пусть нам принесут сюда.
– Пусть.
Они уже оделись, когда в дверь детской постучали. На пороге стояла горничная с подносом в руках.
– С добрым утром! Как вы себя чувствуете, барышня?
Лиза и не думала отвечать. Она насупилась, сжала губы и смотрела на горничную зверьком. Ася попыталась сгладить бестактность, поддержала разговор, строго взглянув на свою воспитанницу.
Но даже когда горничная вышла, Лизино настроение не изменилось. Она отодвинула от себя тарелку с кашей.
– Я не буду это есть. Вдруг она хочет меня отравить?
– Лиза! Что вы такое говорите! – вскричала Ася. – Зачем ей вас травить? Что за фантазия?
– Вы не знаете… – понизив голос до шепота, проговорила Лиза. – Ее нужно опасаться.
Ася несколько секунд не сводила со своей подопечной пристального взгляда. А не подействовал ли вчерашний приступ на психику девочки?
– Еду готовила не горничная, а кухарка, – возразила гувернантка. – И если вы опасаетесь, что Татьяна что-то подсыпала вам по пути из кухни в детскую, то я возьму вашу тарелку, а вы возьмите мою.
– Я вовсе не желаю, чтобы вы рисковали жизнью из-за меня, – серьезно ответила девочка. – Откройте окно.
Ася не стала возражать, открыла окно, и в комнату влетели утренняя свежесть, запахи сосны, ели и дуба, головокружительная смесь августовского леса и его ненавязчивые звуки.
Ася залюбовалась видом из окна, которое выходило как раз на центральную аллею. Меж молодых акаций гуляли задумчивые борзые.
– Альма, Альма! – позвала девочка.
Одна из собак подошла на зов и вопросительно задрала голову. Ася взглянула на Лизу – у той в руках был кусок хлеба, поверх которого горкой лежала рисовая каша.
Хлеб полетел вниз, борзая неторопливо подошла и, как бы извиняясь, взглянув в окно, столь же неторопливо слизала кашу и съела хлеб.
– Лиза, ваша игра мне не нравится, – объявила Ася.
– Подождите! Смотрите за Альмой!
– Покуда мы будем наблюдать за собакой, каша остынет! – сказала Ася и вернулась к столу.
Она расправилась со своей порцией, а Лиза все стояла у окна и смотрела вниз.
– Ну, что Альма? – поинтересовалась Ася, принимаясь за молоко.
– Ася! К нам бричка прибыла, а в ней полиция. И конный урядник!
– Что вы выдумываете, Лиза? Вы начитались книжек о Шерлоке Холмсе?
– Посмотрите сами, ежели не верите.
Ася подошла и, к своему удивлению, обнаружила у ворот бричку, запряженную в пару лошадок, и рядом – урядника с помощником.
– Что я вам говорила? – горячо зашептала Лиза. – Теперь эту крысу непременно арестуют и посадят в острог!
– О ком вы?
– О Татьяне, о ком же еще?! Что же вы стоите, пойдемте же вниз, а то все самое интересное произойдет без нас!
И девочка, не слушая возражений, ринулась вниз. Ася догнала Лизу на галерее. Отсюда как на ладони открывался холл, где собрались почти все обитатели замка.
– Госпожа Остенмайер? – недружелюбно поинтересовался урядник.
– Да, это я. Что вам угодно? – поинтересовалась хозяйка. Она сегодня была в строгом сером платье с высоким воротом и чем-то напомнила Асе классную даму. С ней рядом стоял полковник и сверху вниз взирал на урядника. – В чем, собственно, дело?
– Вынужден вас арестовать, госпожа Остенмайер. До выяснения всех деталей дела.
– Меня? Меня арестовать? – Ирина Николаевна усмехнулась, затем растерянно обвела взглядом всех присутствующих. Ее недоумевающий взгляд искал, за что зацепиться. Она была уверена, что это чей-то нелепый розыгрыш. Но ни на чьем лице не находила зацепки. Все были одинаково ошеломлены.
– Урядник, вы в своем уме?! – прогрохотал полковник. – Что вы себе позволяете?
– Извините, господин полковник, но у полиции имеются все основания к задержанию. Дело серьезное.
– Что? Какое еще дело? Женщину?! За что?! Да я… Да я вас…
– Госпожа Остенмайер, прошу вас последовать со мной.
– Да объясните же, в чем дело! – с трудом сдерживаясь, подступил к уряднику архитектор. Ася видела, как напряжены его скулы, как потемнела кожа на щеках. Лев тяжело дышал.
– А кто вы такой, собственно, чтобы я с вами объяснялся? – недобро усмехнулся полицейский.
Ирина Николаевна инстинктивно спряталась за мужа. Тот побагровел. Он шагнул навстречу уряднику:
– В чем вы обвиняете мою жену? Что такое она могла натворить?
– Госпожа Остенмайер арестовывается по подозрению в немецком шпионаже.
– Да вы шутите, урядник!
– Мне не до шуток, Генрих Аскольдович, – вздохнул урядник. – Вы лучше бы без шума… В управе разберутся…
Когда Ирина Николаевна поняла, что происходящее не розыгрыш, она как-то неуклюже взмахнула рукой, словно ища, на что опереться, и, не найдя, попыталась улыбнуться и сказала:
– Господа, это какая-то нелепая ошибка. Дурацкая ошибка. Скоро все прояснится и…
Ирина Николаевна еще раз рассеянным взглядом обвела собравшихся и увидела дочь. Лиза стояла на галерее рядом с гувернанткой и сверху смотрела на происходящее.
– Лиза, детка, прости меня! Я тебя очень люблю… Лиза сорвалась с места и помчалась на зов.
– Мамочка, мамочка! – повторяла она, повиснув на шее у матери. – Не уходите!
Урядник отвернулся. Видно было, что ему самому неприятна эта сцена.
– Лиза, пойди же к фрейлейн Августине! – взмолилась Ирина Николаевна. Она не хотела плакать, не хотела, чтобы у дочери началась истерика. Но было поздно. Лизу пытались оторвать от нее, уговаривали все, включая приказчика. Но только когда урядник подошел к ним и что-то сказал над самой головой девочки, она попятилась, натолкнулась на доктора, взлетела по лестнице и мимо Аси – вверх, вверх, в башню…
Ася хотела было кинуться за девочкой, но окрик урядника остановил ее.
– Прошу всех не покидать помещение без моего разрешения.
Полковник вызвался сопровождать жену, но урядник отклонил эту просьбу.
Ирину Николаевну увели. Оставшийся урядник долго переписывал собравшихся, расспрашивал каждого о роде занятий, возрасте и происхождении. Все были обескуражены случившимся.
Наконец собравшимся было предложено разойтись по своим комнатам и ожидать приглашения для допроса. Ася отправилась на поиски воспитанницы. Тревога гнала ее из комнаты в комнату – Лизы нигде не было.
Гувернантка обошла все помещения замка, постоянно задавая его обитателям один и тот же вопрос – не видел ли кто-нибудь девочку.
Никто не смог дать ей вразумительного ответа. Она спустилась вниз, намереваясь расспросить кухарку, в холле ее догнал Лев.
– Это просто фарс какой-то! – зло бросил он. – Я еду в город. Нужно разобраться, что за фрукт у них исправник и что за порядки…
– Нет, умоляю вас, не уезжайте! – Ася схватила его за рукав. – Лизы нигде нет! Помогите найти ее, пожалуйста.
Лев с минуту смотрел на нее, затем махнул рукой и широкими шагами вышел из замка. Ася поторопилась за ним.
– В конюшне нет Маркизы, – доложил конюх. Ася и Лев поняли друг друга без слов.
Лев вывел из конюшни Байрона для себя и Орлика для Аси. Сначала они объехали все места, где гуляли втроем. Затем проскакали несколько верст вдоль реки. Безуспешно. Ася была в отчаянии.
– Я думаю, нам нужно вернуться в замок и подключить всех на поиски. Скорее всего урядник закончил свой допрос… – предположил архитектор. – В конце концов, этот доктор! Сидит как сыч…
Как только они вернулись, Асю пригласили в кабинет для разговора с полицейским.
– Итак, барышня, вы – гувернантка Лизаветы Генриховны? – постукивая карандашом по сукну стола, спросил урядник.
– Да.
– Давно ли служите в замке, барышня?
– Один месяц.
– Прекрасно. Скажите… м-м-м… – Урядник заглянул в бумаги и поднял глаза на Асю: – Скажите, Августина Тихоновна… Не замечали ли вы в поведении вашей хозяйки чего-либо необычного?
Ася пожала плечами. Еще не хватало с посторонними обсуждать свою хозяйку!
– Не замечала.
– Может быть, Ирина Николаевна отлучалась куда-то… надолго? Или, напротив, принимала у себя… подозрительных гостей?
– Ирина Николаевна – человек домашний, редко выходила. При мне гостей, кроме господина архитектора, не было.
– Но ведь она, хозяйка ваша, настроена против военной политики нашего государя… Вы ведь не станете этого отрицать?
– Да? Я не знала.
– Ой ли, Августина Тихоновна? Так-таки и не знали? А вот кухарка ваша показала, что разговоры велись… И другие обитатели замка подтвердили.
Ася словно в ледяную воду вступила. Ее обожгло изнутри – до того мерзким представилось ей то, что происходило сейчас. Урядник внимательно наблюдал за ней.
– Со мною Ирина Николаевна обсуждала только вопросы воспитания дочери. В мои обязанности не входили разговоры с хозяевами о политике.
– Браво! – усмехнулся урядник. – К вам не подступишься, барышня. Я слышал, что вы воспитывались в семье господина Сычева? Что ж, это дает мне все основания быть уверенным в вашей благонадежности. Надеюсь, вы сочтете своим долгом помочь следствию.
Ася молчала. Допрос доставлял ей массу неприятных ощущений.
– Мы располагаем сведениями, барышня, что во время обеда, на котором присутствовали вы лично, велись разговоры о подстрекательстве крестьян к бунту…
Ася посмотрела на урядника с искренним изумлением. Он, кашлянув, сделал поправку:
– О подстрекательстве оных к отказу от мобилизации.
«Кто? – лихорадочно думала Ася. – Приказчик? Но зачем? Он сам сетовал на то, что урожай не с кем убирать… Ну не доктор же?»
У нее голова шла кругом. На щеках выступил проклятый румянец.
– Вижу, вижу, барышня, что на памятном обеде вы присутствовали…
– Да что вы такое говорите? – возмутилась Ася, не в силах более сдерживать эмоции. – Какое подстрекательство? Ирина Николаевна – мирный человек, и никого она не подстрекала! И если нужно, я и в суде могу подтвердить! И если хозяйка и рассуждала о войне, так все сейчас об этом только и говорят, это же ясно!
– А в каких именно выражениях ваша хозяйка высказывалась о положении на фронте? – вкрадчивым голосом спросил урядник.
Ася глубоко вздохнула. Она чувствовала себя совершенно вымотанной. И где теперь Лиза? Каково бедняжке осознавать, что мать арестовали и увезли в острог, где держат воров и убийц?
– Я не помню. В самом деле – не помню. Это был первый мой день в замке, и я была озабочена своей воспитанницей – она дерзила за столом, и мне было не до разговоров о войне.
Урядник внимательно слушал Асю, и она уверена была, что у него на языке крутится новый вопрос. Но она опередила его:
– Я вообще не интересуюсь политикой. А сейчас я должна разыскать Лизу. Ее отсутствие меня очень беспокоит. Девочка больна…
– Что ж… не смею задерживать… пока. Но к нашему разговору мы еще вернемся, фрейлейн Августина.
С пылающим лицом Ася покинула кабинет. В гостиной сидел Лев. Она никогда его таким не видела – он сидел, безвольно опустив голову и обхватив ее обеими руками.
– Она не вынесет… – сказал он непонятную фразу.
– Вы нашли Лизу?
Он ответил не сразу. Медленно поднял голову и взглянул на нее, будто с трудом узнавая.
– Да… то есть нашел не я, но все равно…
– Где она?
– В библиотеке.
– Слава Богу. Но я была в библиотеке! Она пряталась от меня?
– Нет… она не пряталась.
Лицо архитектора менялось. Оно то искажалось, как от зубной боли, то вдруг становилось злым. Ася смотрела на него и понимала, что думает не о проказах Лизы, даже не о чудовищной ситуации с Ириной Николаевной. Она думает, как он прекрасен. И как он далек от нее, хотя стоит в двух шагах. И о том, что…
– Я поднимусь и поговорю с ней.
– Вы не сможете с ней поговорить.
И тогда она испугалась. Поняла – произошло страшное.
– Мне необходимо поговорить с Лизой!
– Лиза умерла.
– Нет!
Ася отступила на шаг. Она натолкнулась на столик для игры в покер. Со столика упал фужер и покатился по ковру.
Она побежала. Ее нога догнала злосчастный фужер, толкнула его на мрамор пола, фужер докатился до ступенек и, рассыпаясь, со звоном полетел вниз.
Лиза лежала в библиотеке на полу у самого окна. Возле нее на коленях стоял полковник, вмиг ставший старым и немощным. Рядом суетился доктор со своим саквояжем. Горничная сновала туда-сюда, перенося стулья с прохода к стеллажам.
Ася опустилась на пол и взяла в руки холодную ладонь Лизы.
– Ничего нельзя было сделать, – повторял доктор, наверное, в сотый раз, теперь для Аси. – Когда ее нашли, было уже поздно. Вероятно, приступ повторился сразу же после отъезда Ирины Николаевны… Такое потрясение для ребенка! Лизе совершенно нельзя было волноваться, когда болезнь обостряется. А тут сразу столько… И никого не оказалось поблизости…
…К вечеру в замок внесли гроб. Его установили внизу, в холле. Зеркала, коих здесь было множество, завесили черной материей. В холле стояла мрачная атмосфера с оттенком таинственности, который придавали мерцающие в бронзовых подсвечниках огни.
Обряжать покойницу Асе помогала кухарка Матрена – баба сноровистая и суровая. Вдвоем они обмыли девочку, надели на нее белое с розовым нарядное платье.
– Что ж Танька-то не захотела Лизоньку собирать? – поинтересовалась кухарка, разглаживая нежные оборки своей грубой широкой ладонью.
– Хотела. Только я отказалась, – призналась Ася. – Уж больно Лиза не любила горничную. Не знаю, за что, но…
– За что! Известное дело за что! За бесстыдство ейное и не любила. Как любить-то, ежели она, Танька-то, с хозяином кувыркается!
– Что ты такое говоришь, Матрена?
– Что вижу, то и говорю. Вижу, как она по утрам в лес-то бегает. Там и избушка для этого дела имеется.
– Ты думаешь, Лиза знала?
Матрена кивнула. А потом, оглянувшись, добавила:
– И в полицию на хозяйку она, змеюка, донесла. Больше некому.
– Татьяна? Да зачем?
– Как зачем? Спит и видит в замке хозяйкой стать!
Ася только головой покачала. К пересудам она всегда относилась с недоверием и потому разговор не поддержала. Кухарка ушла.
