Текст книги "Хуторок с привидениями (СИ)"

Автор книги: Алина Лесная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

      – Может быть. А ты что скажешь? – аватар обернулся к Майе. Девушка сидела спиной к нему, лицом к озеру, опустив ноги в воду. Расслабленно-отрешённая поза, голова чуть склонена набок, русые волосы перебирает шаловливый ветер, пальцы рисуют на песке неведомые символы – путник мог бы принять её за печальную водяную деву, одинокую или на кого-то обиженную.

      – Мне здесь нравится. Озеро как будто из сказки, пейзаж красивый, а ночью, когда разведём костёр и поднимется луна, будет просто волшебно... Будет, о чём осенью вспомнить. А здесь русалки не водятся?

      – Да не! – отмахнулся Сенька. – Если б водились, они б наш плот перевернули: это у русалок так с парнями знакомиться принято.

      – Тогда остаёмся на романтический ужин с проклятой усадьбой, прекрасными "умертвиями" и волшебной луной. И будем надеяться, что папоротник спутает эту ночь со Свитличной и укажет нам, где собака... тьфу, клад укопан! – объявил Вилль, радуясь, что хоть чем-то поднимет девушке настроение. Разговора по душам хотелось бы избежать, но, увы, не получится. Оставалось надеяться, что к вечеру Майя немного остынет... а там и луна дорожку на озере высеребрит, и сверчки запоют, и подружка на ветру продрогнет – согреть надо будет...

      – Как будем искать? – глаза у Лушки прямо-таки светились азартом: дай лопату, и не только двор, а поле под пшеничку вскопает.

      – Искать мы будем, а вы лучше покушать приготовьте...

      – Чаво?!

      – Если найдём что-нибудь, поровну поделимся, а если голодными упашемся, сами к утру умертвиями станем. Разобъёмся на пары и будем по очереди обыскивать особняк и двор. Как только тем, кто в доме, станет невмоготу – меняемся.

      Хитро прищурившись, Веньян колупнул кончик носа.

      – Если б ты был купцом, где бы схрон сделал? В доме или во дворе?

      – Во дворе его могли батраки найти, так что, скорей всего, в доме, – озабоченный собственными проблемами Вилль не заметил подвоха.

      – Тогда мы – в дом! – обрадовались Лесовята.

      ***

      Деревянный козлиный рог был слишком велик для крохотного тельца, и со стороны могло показаться, что кто-то злой шутки ради насадил на него воробья вместо украшения.

      – Зосий сюда последним ходил, – пробормотал Венька.

      – Ага, – рассеянно кивнул Сеньян. Лесовята стояли на крыльце, задрав головы вверх, смотрели на трупик и почему-то не могли просто войти. – Давай его снимем?

      – Что, птичку жалко? Похоронить решил? – неуклюже съязвил Венька, тоже чувствуя какую-то нелепую обязанность перед мёртвой птахой. Ну, висит, и пусть висит себе дальше...

      – Да не, вдруг кому на голову свалится? – нашёлся Сенька.

      – Особенно, если Таше: от её визга дом сам подклет подымет и на столбах уковыляет, – хмыкнул его брат, ища в траве палку, чтобы стряхнуть трупик. Лопаты забрали те, кому предстояло начать раскоп двора.

      Сеньяну повезло раньше. Палка нашлась хорошая, прочная, но, увы, коротковатая и до цели доставала самым кончиком.

      – Он там застрял. Подсади-ка, – попросил Сенька.

      Брат подставил сцепленные в замок руки, и младший Лесовёнок упёрся ногой. Парни весили одинаково, и Венька сквозь зубы ругался, из последних сил пытаясь не разжать пальцы, а живая конструкция угрожающе раскачивалась; измазанный в глине Сенькин лапоть скользил; палка никак не попадала по воробью.

      – Ты скоро там? – прошипел Веньян.

      – Сейчас... А-а, твою мать!!!

      Сбитый упокойник наконец-то упокоился, но не в земле, как положено, а у Веньки за пазухой, предварительно тюкнув Сеньяна по макушке. Естественно, "башня" рухнула. Младший Лесовёнок растянулся плашмя, а старший заскакал вокруг, почти в суеверном ужасе выдёргивая рубашку из штанов. Орать не орал, но бранился от души.

      – Ну что, в крапиву его откатим? – неуверенно предложил Сенька, когда птичка вытряхнулась и печально распростёрла в траве крылышки. – Девчонки точно туда не сунутся.

      – Да нет, лучше похороним, – ответил Венька и, оправдываясь, добавил: – А то вдруг они крапивные щи варить удумают?

      ***

      – Давай отсюда начнём! – решил Вилль, вонзая лопату у корневища векового раскидистого дуба.

      – Думаешь, тут оно заррыто?

      – Не-а, просто здесь тенёк, да и земля рыхлая. Видимо, кто-то до нас уже копал, и не раз.

      Аватары по природе своей существа, до богатства не охочие, Эртану с лихвой хватало дохода от "Оркан-бара", оба приятеля не верили в мифический клад, так что копали развлечения ради и чтобы не обидеть остальных. Вилль украдкой наблюдал за Майей, щебечущей с сёстрами над кипящим котелком: девочки варили щи из крапивы, а на второе решили просто запечь картошку в золе, что вприкуску с салом да огурчиками всегда идёт на ура.

      Вилль боялся связываться с ровесницами из своего города, зная: рано или поздно всё закончится либо жрецом Теофаном и ленточкой на запястьях, либо позорным изгнанием за ворота. Подколки насчёт того, что семнадцатилетний парень до сих пор ни с кем не встречается, уже не просто надоели, а раздражали, и приезд Майи он воспринял, как подарок Пресветлой. Девушка ни на что не намекала, просто отдыхала в своё удовольствие. Стражник – тоже. Болтуны наконец-то отстали. Всё шло просто отлично до сего дня. А сегодня Вилль понял, насколько сам изменился за это лето, насколько Майя изменила его. Свидания при луне, робкие поцелуи за углом (ай-ай, а вдруг взрослые застукают, жуть же как интересно!), игры в бутылочку – это всё было до своей девушки, но понарошку, по-детски. Аватар и не думал, что постоянные отношения не только обяжут его, но и привяжут, заставят ждать её стука в дверь, прикосновения её рук, звука её голоса. Нет, Арвиэль не любил Майю. Но теперь понял, как плохо будет без неё, одному, увязшему в городе, как шельма Наринэ в своём болоте. С одним лишь призраком надежды, что когда-нибудь в гости заглянет родственная сущность.

      А по всему выходило, что одиночество – единственный выход. По крайней мере, здесь, в Северинге.

      За час парни украсили ямами полдвора, второй час их зарывали, дабы не лишать кладовых угодий последующих охотников за мечтой. Тем временем, обед поспел и остыл, и девочки позвали к столу.

      – Пойду ополоснусь, – аватар вытер лоб рукой. Рубашку он сразу снял, работали в теньке, но с северянина всё равно лило в три ручья. – Ты пойдёшь?

      – А на хррен? Всё рравно ещё копать и копать, – Эртан сплюнул изжёванный мятлик, сорвал свеженький. Привычный к жаре степняк почти не вспотел и поросёнком на вертеле себя не чувствовал в отличие от несчастного приятеля.

      – Ну-ну, – Вилль принюхался, – будем надеяться, что твой степной дух напугает дом больше Венькиной задницы.

      Парень спустился с пригорка к воде и ушёл за кустики. Не стеснялся, просто не хотел, чтобы Майя просверлила ему спину обиженным взглядом. Разговаривать с ней пока рано, будут одни слёзы да упрёки.

      До сумерек было ещё далеко, но солнышко уже зацепилось краем за конёк особняка. Вилль представил, как оно съезжает вниз по скату, точно на салазках, чтобы уснуть там, в заброшенном саду, и усмехнулся. Когда-то Дариэль Винтерфелл удивлялся, откуда у сына берутся такие странные, несвойственные аватарам фантазии. Например, с уверенностью заявить, будто у луны есть лицо – то грустное, то улыбающееся. Или придумать, что небесные гончары лепят из облаков фигурки зверей, горы и корабли, а снег из них высекают кузнецы метелей. Это всё осталось в голопузом детстве, но сейчас Вилль был полностью согласен с Майей: это место действительно казалось волшебным. По сути, небо оставалось небом, трава травой, вода водой, песок песком, ольшаник на противоположном берегу – обычным кустарником, но всё вместе складывалось в чудесную купель покоя и света, в которой язвой чернел проклятый дом.

      В шёпот веток вливался едва уловимый плеск воды, птицы пели слаженно, будто заранее сговорились, насекомые их не перебивали, вступали, только когда более опытные певцы замолкали, и все эти звуки вместе растекались над озером мотивом песни, которой Вилль никогда раньше не слышал и слов не знал.

      По лазоревой росе,

      По лазоревой росе

      Ходит девица босая

      С алой лентою в косе...

      ***

      Похоже, Венька оказался прав, и особняк сводил с ума только парочки, связанные определённой разновидностью любви, к коей братская не относилась. Наполовину обследовав гридницу, ребята решили, что вряд ли скрытный мужик будет прятать клад в большой столовой. Сени, подклет и переходы, куда был доступ слугам и батракам, тоже оставили на потом и занялись комнатами. В первой же их ждало открытие. Не клад, правда, но всё равно потрясающее.

      – Фью-у-у! – присвистнул Венька, благоговейно лаская трухлявый седой лоскут, отороченный выпирающим из брёвен мхом как мехом. – Да у него стены были полотном обиты, и не простым, а шёлковым, с рисунками!

       – Ну и чё? – Сеньку куда больше занимал пустой сундук, в котором он с методичностью дятла выстукивал двойное дно. – У господина Грайта, вон, тоже обиты, и у Лушки с Ташей, и у Демьяна...

      – Так это сейчас! А сто лет назад такое только в столице купить можно было, да и то на заказ! Представляешь, сколько оно стоило? Шёлковое, с рисуночками?!

      – Нет! – Сеньян переключился с сундука на лавку. – Но я его уже хочу!

      – Ты ищи-ищи, глядишь, и нароешь себе и на полотно, и на избу, чтоб было куда прибивать! – Венька тоже без дела не сидел, поддевал долотом половицы.

      – Вилль хорошо решил, чтоб мы поровну делились, – хмыкнул Сенька. – Коли деда с Мироном не передумают, будет у нас с тобой по двойной доле.

      – Это если мы не передумаем! – назидательно поправил старший брат.

      – Или Лушка с Ташей.

      – А девкам вообще думать не о чем и нечем.

      Пасечник Лесович и мельник Мирон были закадычными приятелями. У одного подрастали внуки, у другого – дочери, так что сам Триединый велел семьями породниться, да и молодёжь, вроде, была не против. А, как известно, девке нельзя деньги в руки давать – всё на ленты да орехи изведёт, вот Лесовята и прикарманили будущие невестины доли на резонных основаниях. По крайней мере, Сенька в Таше ничуть не сомневался. А вот в Лушке очень даже.

      Таким образом братья тщательно обследовали две комнаты и перешли к потенциальному тайнику – хозяйской опочивальне. Обоих такой азарт захватил, что заныло под рёбрами, а по спине побежали мурашки. Венька церемонно распахнул дверь...

      – Н-да, – Сенька уныло прицокнул языком.

      Из убранства в опочивальне осталась только картина с малоразличимым сюжетом на тёмном фоне, а всё остальное уже кто-то вынес.

      – Ну, давай хоть с веничком пройдёмся, – Венька постучал долотом по косяку.

      Старший Лесовёнок занялся полом, младший ощупывал и оглаживал стены, но не везло обоим. Когда дошло до картины, Сенька схватился за тяжёлую бронзовую раму, да вдруг отдёрнул руки.

      – Шушеля мать! Она будто иглами утыкана!

      – Чего?

      – Картина, говорю, колется!

      Скептически хмыкнув, Венька подошёл, коснулся рамы, холста...

      – Да не, не колется. Почудилось!

      – Ну да, точно, – Сеньян ткнул в раму сначала пальцем, потом взялся рукой. – А что здесь намалёвано? Скотный двор?

      – Ну да, вроде... Вон свиньи, козы... бе-е-е, вон баба... девка, то есть, зерно птице сыплет, а это... медведь?!!

      – Ага, медведь, – ошалело согласился Сенька. – А ещё – две лисы, и соболь на чурке сидит. Занятная у хозяина скотинка была...

      – Интересно, почему её вместе с остальным не утащили? – Венька, пыхтя, снял картину – тяжёлая.

      – Да разве ж такое продашь? Хотя, раму можно...

      Одна догадка посетила братьев одномоментно:

      – Она из золота!!!

      Увы, после упорного расковыривания трещины выяснилось, что рама не то, что не золотая, даже не бронзовая, а деревянная, покрытая творёной бронзой. Стена за ней тоже сюрприза не приподнесла.

      Никчёмную картину так и бросили валяться в уголке.

      Былой запал угас, и братья просто выполняли свою нудную работу: один поддевал и переворачивал, второй стучал и ковырял. Но порядком громче и нуднее этой какофонии урчало в пустых желудках...

      – Да я смотрю, у вас тут сокровищ горы – дракон лапы сломит! – румяную щёку в окне подпирала столь же аппетитная пухлая ручка. – Пойдёмте-ка обедать, пока ножки во злате не протянули.

      – Не суйся в дом, дура! – хором заорали Лесовята.

      Лушка ахнула, потом сердито плюнула, правда, в жениха не попала.

      – Больно надо! – и непечатно добавила, в каком конкретно месте братья могут сами себе нарыть пропитание, и чем.

      Девушка развернулась, стегнув тяжёлой золотистой косой, как кнутом, и исчезла восвояси с гордо поднятой головой. Сенька почесал свою, лохматую, припорошенную трухой с лоскутьями паутины.

      – Эх, и крепка ж она на язык! Тьфу!

      – А ты зачем мою Лукьяну дурой обозвал? – набычился Венька.

      – Ты же сам её обозвал!

      – Так она моя Лукьяна, а не твоя! Иди свою Ташку обзывай, как хочешь, а мою Лушку не смей!

      – Ташу обзывать не за что, она тихая да покладистая! – гордо парировал Сеньян.

      – Ага, а кто тебя сегодня по матушке крыл так, что стены дрожали?!

      – Так ведь не она виновата, а... – Сенька осекся и приложил палец к губам.

      – Да, пойдём-ка отсюда! – подхватил Веньян, воровато стреляя глазами туда-сюда. – Ты – лучший на свете брат!

      – Ты тоже, брат! – Сенька растроганно распахнул объятья. – Давай я быстренько этот угол закончу и пойдём. Лады?

      – Лады, брат, я помогу!

      Полюбовно намяв друг другу рёбра, парни принялись за работу, а в четыре руки дело шло ладно да гладко. Всё бы ничего, но одна мысль вцепилась в Сеньку клещом и отлипать не желала. Чтобы не рассориться, Лесовёнок начал издалека:

      – Лушка у тебя – девка фактуристая, что ни говори.

      – А то! Есть за что подержаться... может, и Ташка через пару лет мясцом обрастёт?

      Младшая сестра была такой же золотокосой и миловидной, как старшенькая, но почти вдвое худее её и на полголовы ниже. Зато девушка брала хозяйственностью и кротким нравом. Сенька за невесту, конечно, обиделся, но сдержался.

      – Так вот, фактуристая она, но вздорная.

      – Не вздорная, а с характером! – По правде говоря, за глаза Венька Лушку и не так величал, но чтобы кто-либо другой – да никогда!

      – Нехорошо это, – гнул своё Сеньян. – Сегодня тебя лопатой гоняла, как пса шелудивого, а завтра вовсе каблук тебе на шею поставит!

      – Она-то не поставит, а вот ты в Ташкин хомут сам лезешь, – подозрительно тихо возразил Веньян.

      – Поставит-поставит, а потом и рогов понаставит не хуже, чем у тех козлов.

      Старший Лесовёнок встал с колен, младший не замедлился. Глаза у обоих стали тёмные, нехорошие.

      – Лушка всегда прямо говорит, что думает и чего хочет, а Таша тихоня тихоней, глазки в дол, а сама ими так и стреляет, пока ты не видишь. Будет тебе на радость каждый год детишек носить – то остроухого, то зелёненького, то бородатенького.

      Сенька немного помолчал, а потом взял, да и выпалил то, что накопилось за день:

      – Знаешь, Веньян, хоть и без рогов ты пока, а козёл козлом!

      ***

      – Аррвилль...

      Неправду люди говорят, будто роса хрустальная, они просто не смотрят под ноги. Но если прилечь на бережке ухом к шепчущей волне, глаза в глаза с лугом, то видишь, что роса – лазоревая, дрожит на зелёных ресницах, словно прощальные слёзы тающей утренней луны...

       – Аррвилль! Дрружище! – голос орка грубо оборвал озёрную песню, песню луны и росы.

      – А? – Вилль обернулся.

      – Дрружище, ты уснул, что ли?! – запыхавшийся Эртан схватил приятеля за плечо. На скуле орка расцветал здоровенный синяк. – Идём!

      – Что случилось? – на ходу, точнее, на бегу спросил Вилль.

      – Лесовята насмеррть рразодррались! Я к ним сунулся, так думал, живьём загррызут! Это меня-то! Насилу ноги унёс!

      – Ну а я что сделаю?

      – Дык... Ты ж у нас мирротворрец!

      Девочки стояли у окна, выходящего в сад. Таша взахлёб рыдала на плече мрачной Лушки, бледная Майя судорожно комкала юбку. Увидев Вилля, она бросилась к нему на шею, будто и не было размолвки, коснулась губами уха:

      – Не ходи туда...

      Аватар молча её отстранил и заглянул в окно. Братья катались по полу пустой комнаты, намертво сцепившись в клубок. Они не бранились, не кричали – бились молча, и от этого было особенно страшно. Мелькающие лица не выражали вообще ничего – ни ненависти, ни ярости, ни жажды победы. Лесовята просто делали важную работу, которую им поручили.

      Убить друг друга.

      Скрипнув зубами, аватар прыгнул в дом. По привычке попытался с налёта расколоть этот клубок и растащить драчунов, но получил такой пинок в живот, что отлетел к стенке. Когда звёздочки перед глазами померкли, а слух резанул жалобный писк Майи, оказалось, что братья уже выкатились в сени, оставив на гвозде в косяке клочок окровавленной рубашки.

      Под тяжестью тел одна половица задрала ветхий край, вторая... И обе встали на дыбы.

      Лесовята с грохотом рухнули в подклет. Вот теперь они заорали. Не теряя времени, аватар нырнул за ними.

      Рухнувшие половицы подняли земляную пыль, густым слоем устилавшую пол, так что казалось, будто здесь трусили мешок с серой мукой. Аватар раскашлялся, и это отдалось спазмом в пострадавшем животе. Справа кто-то застонал: за оседающей пылью Вилль разглядел Сеньку. Веньян, глухо, жутко рыча, уже вставал на ноги слева.

      – Ребят, хорош! Давайте пойдём хоть к шушеля матери, только подальше отсюда! – едва сохраняя остатки хладнокровия, стражник попытался воззвать к затуманенному разуму Лесовят.

      Напрасный труд! Два брата ринулись друг на друга, чтобы завершить начатое. Покончить с работой.

      Ну, хватит!!!

      Злой аки упырь в разгар солнцестояния, Вилль перехватил обоих за грудки, треснул друг об друга лбами – аж гул поплыл – и развёл руки в стороны, чтоб балбесы снова не сцепились. А чтобы не пререкались с бригадиром – рявкнул:

      – Хватит! Надоело! Грызётесь, как два безмозглых щенка, у которых вечно под хвостом свербит! Проку от такой грызни никакого, только тявканье на всю округу!

      Тут парень заметил, что братья как-то странно смотрят на него, потом – вниз. Тоже глянул. Ясненько. Лапти Лесовят едва касались пола. Вилль разжал пальцы, и два безвольных кулька свалились в пыль.

      – Ты как это сделал? – держась за лоб, простонал Венька. Глаза у него косили как у пресловутого козла, бригадир даже занервничал, не перестарался ли с воспитанием. Но, по крайней мере, Лесовёнок стал самим собой.

      – Физиология такая, – буркнул аватар. – Вон, баба телегу подымет, если под неё ребёнок угодил... А у меня два придурка с мозгами, как у телеги!

      – Ты чего рычишь, как пёс цепной? – испугался Сеньян.

      Ох, лучше бы он молчал. Назвать волка собакой рискнёт только самоубийца или распоследний идиот. Глубоко внутри взбешённый аватар ещё помнил, что Лесовята принадлежат когорте последних, и не свернул Сеньке шею, а всего лишь заломил руку и ткнул носом в пол. На жалобный крик брата Венька бросился, не раздумывая, но только ради того, чтобы оказаться в таком же положении.

      – Я вам не пёс! Ясно?! Пошли вон отсюда, пока я обоих вместо клада не зарыл! – оборотень толкнул парней в шеи, не заботясь, разобьёт ли кто нос.

      Братья медленно поднялись на ноги, поддерживая и подбадривая друг друга. Похвально! И, надо отдать им должное, на Вилля не огрызались, даже не смотрели. Вот и молодцы. Знают, что сильный всегда прав.

      С одной стороны, аватар понимал, что этой злобой его питает дом. Но, с другой – разве настоящий волк не должен быть таким? Сильным. Злым. Свободным.

      А ведь мог стать таким. Нет, должен был стать таким.

      Эртан помог выбраться охающим Лесовятам, затем протянул руку приятелю, но оборотень легко выбрался сам. Орк привычно хлопнул его по плечу:

      – Ну ты даёшь, дружище!

      – Чего даю? – подозрительно сощурился Вилль.

      – Настоящий дикий оррк!

      – А-а... Ну да, дикий.

      Вот только живёт за частоколом городской стены, охраняет тех и служит тем, кого по сути не должен охранять и кому не должен служить, да и вожак его "стаи" – человек. Господин Берен Грайт, и ему волк обязан жизнью до смерти.

      Наружу выбирались так же, через окно, не желая задерживаться в бесовском особняке. Спалить его, что ли, на хрен?

       Аватар скользнул безразличным взглядом по нелепой картине, висящей на правой стене. Она была тёмной и мрачной под стать дому, с единственным светлым пятном посередине.

      ***

      На улице Вилль остыл, а за обедом окончательно утвердился в мысли, что он хоть волк сильный, но отнюдь не злой и дикий, а добродушный и цивилизованный. Сестрёнки увивались вокруг него как пчёлы у туеса с мёдом, наперебой подсовывая то яйцо с оранжевым желтком, то присоленный огурчик, то самый аппетитный кусочек сала на хрустящей горбушке. Под конец это стало утомлять, и аватар жалобно поглядывал на Майю, но та вдруг вспомнила, что ещё дуется, и на помощь не спешила. Лесовята сидели пришибленные, не понимая, как с ними такое могло произойти. Двойняшки дрались с пелёнок, но чтобы пожелать смерти брату?!

      – Как будто это были мы и не мы одновременно. В памяти осталось только плохое, а язык сам собой молол одни гадости, – с содроганием вспоминал Венька. – И, главное, поссорились-то из-за такой ерунды, что сказать тошно!

      – Из-за какой? – заинтересовалась любопытная Лукьяна, но парень только поморщился, дескать, отстать, противная, и без тебя муторно.

      – Ну его к лешему, золото это! Нехай другие дураки ищут! – махнул рукой Сенька.

      Хвала Пресветлой, хоть парни и здорово помяли друг друга, но обошлось без серьёзных травм, отделались ушибами и ссадинами, да ещё Сенька подвернул ногу, когда упал в подклет, а Венька оцарапал плечо об гвоздь. О возвращении в таком состоянии домой – ночью, по плохой дороге – речи не было, решили переплыть озеро и заночевать в поле, но тут вдруг заартачился Вилль, дескать, делайте, что хотите, а я останусь здесь.

      Само собой, одного в проклятом хуторе его не бросили.

      Солнце уже скрылось. Вилль представил, как оно, сладко зевнув, падает в заботливо переплетённые ветви яблонь и груш, точно в гамак, а те передают его спрятавшим колючки ароматным малине да терновнику, и, наконец, оно укладывается в мягкой, им же самим согретой траве. И заброшенный сад до утра хранит его покой.

      Кладоискатели стали готовиться к посиделкам у ночного костра. Эртан пошёл за дровами, Лесовята мужественно вызвались собрать хоть какой-нибудь урожай по кромке сада (только и слышалось "Брат, давай подсажу!", "Брат, осторожно, там змеюка!"), а девочки соображали романтический ужин. Медовухи было мало, но много и не требовалось.

      Вилль снова спустился к озеру. Он не был уверен, что днём действительно слышал здесь песню. Быть может, сам придумал мотив и слова сочинил, но аватару отчаянно хотелось узнать продолжение. Почему-то ему казалось, что это очень важно.

      Эльфы воспринимают мир не органами чувств, как люди, а словно пропускают его через себя вплоть до крохотной былинки. Крылатых оборотней же Пресветлая одарила ещё и звериной способностью различать и выбирать одно-единственное – искомое – из сотен и тысяч похожих оттенков цвета, запахов, звуков. Родители Арвиэля слишком рано ушли в Хрустальные Чертоги, и за десять лет жизни в родной семье мальчик мало чему успел научиться, но сейчас он попытался вспомнить мелодию той песни как можно чётче и возродить её в своём сердце. Кого же он слышал?

      Ветер и лёгкую зыбь на воде.

      Шёпот плакучих ив и ольхи.

      Синиц, дроздов, соловья.

      А вот запела и зарянка.

      Кузнечиков и стрекоз.

      Пчёл, но это не всё....

      Ах, конечно!

      Роса... Он слышал росу...

      Увидал ту деву князь,

      Увидал ту деву князь,

      Осадил коня гнедого,

      И подходит, не таясь...

      Она подошла со спины, обняла его и положила голову на плечо.

      – Да, Майя?

      – Ты сказал, что не любишь меня. Это правда?

      – Ты мне очень нравишься. Это – правда.

      Майя усмехнулась.

      – Ты же мастер говорить загадками и увиливать от прямого ответа. Так мог и сейчас обмануть.

      Вилль развернулся лицом к девушке.

      – И ты бы мне поверила?

      – Кто знает... – она отвела взгляд. – Когда родители отправили меня к дяде на каникулы, я думала, что зачахну в этой глуши. Я взяла книги, шитьё... И первым, кто мне встретился, был ты. Помнишь, у ворот?

      – Ещё бы! – рассмеялся Вилль. – Ты стала третьей за последние пару лет, кто поставил на проходном листе подпись, а не закорючку.

      – А я помню, как ты мне улыбнулся и сказал "Добро пожаловать в Северинг, сударыня Майя!" И мне вдруг стало хорошо-хорошо... Вилль! – голос Майи окреп и зазвенел. – Я не хочу спрашивать, будешь ли ты меня ждать, потому что сама не знаю, вернусь ли на следующий год. Просто вспоминай меня хотя бы изредка.

      – Можно и не изредка...

      "Быть тебе моей женой,

      Быть тебе моей женой,

      Станешь в тереме княгиней,

      Поезжай сейчас со мной..."

      – Шушеля ма-ать... – простонал парень, нехотя отстраняясь от Майи. Ну что за безобразие?! То девушка не даёт песню дослушать, то песня девушку не даёт доцеловать.

      – Ты чего? – Майя ещё не решила, обидеться, рассердиться или посочувствовать больному на голову Виллюшке, поэтому вопрос звучал спокойно.

      – Не слышала ничего... ммм... необычного?

      – То ли ты меня снова обозвал, то ли я плохо целуюсь, – фыркнула девушка.

      – Нет, ты просто чудо! – искренне сказал аватар. – Но мне нужно срочно кое-что проверить... – уже на бегу Вилль обернулся. – Продолжим вечером, лады?

      Майя развела руками.

      – Ну, лады...

      (Парень уже не видел, как подружка с задумчивым выражением лица возвращается к костру, дабы околотками выспросить у девочек, не случалось ли Виллюшке беседовать с поленницей о вечном или гонять метлой со стен крапчатых бесиков.)

      Эртан увязался с приятелем, дескать, нечего в одиночку по бесовской хате блуждать. Вилль был уверен как раз в обратном, однако, спорить не стал. Друзья добрались до середины ветхой опасной лестницы, когда тяжёлое сопение за спиной аватара стало зловещим. Пришлось остановиться.

      – Ты чего на меня так сердито молчишь?

      Орк колупнул когтем стену, цыкнул клыками:

      – Да вот думаю, чего это ты днём на мой дух намекал, дрружище? Ксанку вполне устраивает, а тебя от меня ворротит, что ль?

      "Да-да-да! Ты – вонючий, грубый, неотёсанный орчина! Сдохни же, сдохни!" – злорадно подсказывал дом, но Виллю удалось сдержать не только язык и кулаки, но даже интонацию, и парень миролюбиво предложил:

      – Эртан, иди лучше за огнём пригляди, а то у Лесовят он опять на хворост перекинется, и получится у нас два костра, а ночью – шиш. Я тут не заплутаю и сам себя тоже не убью, даже если дом будет очень настаивать. А представляешь, что будет, если мы с тобой тут подерёмся?

      – Что будет – не знаю, а вот хуторра точно не будет, – подумав, хмыкнул орк.

      Дальше оборотень поднимался в одиночку. В одиночку – да. Но не один. Воздух, казалось, загустел мучным киселём, стены жалили точно утыканные иглами, скрип каждой ступеньки почти невыносимо резал слух – дом буквально сочился злобой, но ничего не мог поделать с непрошеным наглым гостем.

      Волки сильные. И очень, о-о-очень выносливые.

      После коронного побега Веньки от Лушки с лопатой дверь так и осталась распахнутой настежь. Бегло осмотрев терем с порога и придя к выводу, что для красной девицы он точно не годится, аватар зашёл внутрь.

      Терем оказался не совсем теремом. Кроме красного окна на "лице", обращённом к озеру, вообще никаких окон не было, а единственная дверь выходила на крохотную площадку, огороженную обвалившейся балюстрадой со стороны лестницы и глухими стенами – с двух других. Выяснилось, что остроконечные башенки-смотрильни снаружи терема чисто декоративные, и изнутри проходов в них изначально не прорубали, а дыры в стенах появились уже во времена кладоискателей. При строительстве комнату зачем-то скруглили по периметру, забив углы досками. Сейчас же эти доски валялись на полу, а брёвна, к которым их некогда прилаживали, щетинились гвоздями и занозами. В общем, помещение выглядело на редкость неуютным, да, видимо, в нём и не жили: если на первом этаже ещё сохранились хоть какие-то следы отделки и убранства, то здесь – ничего. Пустая пыльная комната, где даже в солнечный день будет править полумрак.

      – Будь я колдуном, мне бы здесь понравилось, – вслух пробормотал Вилль.

      "Кхе-хе-хе-хе-хе..." – проскрипело в дырявой кровле.

      – Да не нужно мне твоё золото! Отвянь!

      Парень уже начал спускаться, когда педантичность, прививаемая отцом маленькому Арвиэлю, одержала верх над стражницким раздолбайством. Скрипнув зубами, аватар вернулся и громко закрыл дверь. Вот так!

      Так-то так, да не там...

      Вилль тихонько присвистнул.

      Со стороны площадки на двери пузатилась толстенная петля из отличной гномьей стали. На одном с ней уровне кусок косяка оказался выломан.

      Вилль знавал людей, которые запирают на ключ даже внутренние двери дома. Например, ростовщик Демьян таким образом уединялся с бутылочкой в кладовой, спасаясь от стервы жены.

      Но вешать амбарный замок снаружи?!

      Кого прятал в тереме Лапа? Или что?

      ***

      В середине скошеня ночи уже по-осеннему зябкие, и оттого у костра особенно уютно. Обнять того, кто рядом, прижать к себе покрепче и вдвоём глядеть на рыжий беспокойный цветок; горящая пыльца срывается с лепестков и в хороводе летит ввысь, а там – своя свистопляска. Небесный полог кружится, прощаясь с летом, и звёзды сыплют как бусины с пояса ярмарочной танцовщицы – только успевай ладошку подставить да желание загадать. Желаний у смертных много, но звёзд ещё больше, на всех хватит. И неважно, кто ты – человек, орк или последний из рода аватар, для неба все равны, небо всех любит поровну. И всё оно видит и слышит. Скользит по озеру туман, обнимая стволы прибрежных ив, растекаясь по низине сонным облаком. Дышит на ветру старый сад, и его изломанная луною тень поглаживает обветшалую стену дома, точно успокаивая. Далеко-далеко, за озером, за рощей, за полем, за трактом запели волки.