Текст книги "Охота на оборотня"

Автор книги: Алина Илларионова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– В городе колдунов нет! – эльф бросил задумчивый взгляд на ранние зимние звёзды в окне. – Индикатор почуял бы тёмного, а после того, как сломался, только ты пришла. Видишь ли, тильзит распознаёт все чувства Магии, а настройка окрашивает их в разные цвета. А раньше у нас не случалось ничего! Самое страшное происшествие – потасовка за место на ярмарке или купеческий мухлёж. Хуже обвешенного покупателя может быть только, гм, покупательница. Уж поверь мне!

– А ты уверен, что в лесу никто не живёт?

– Уверен, мне бы сказали волки. Это – Дар, – юноша, опустив глаза, поддел ягодку.

– Но и метаморфом оно быть не может, через укусы это не передаётся. А вот проклятость – запросто, если укушенному не помочь вовремя, то он будет превращаться каждое полнолуние. Сейчас Сестра пошла на убыль, и ещё месяц зверя можно не бояться.

Вилль крепко задумался. Как зверь мог проникнуть в город? Чужую нечисть волки попросту не пустили бы, почуяв опасность. Во всяком случае, предупредили наверняка. Стая Тиэлле не тронула раненую Алессу, еле передвигавшую ноги, но волчица на следующую ночь выла под воротами до тех пор, пока Страж к ней не вышел. Девушка, сама о том не подозревая, попала в категорию «подзащитных Владыки» и летом спокойно собирала травы на лесных полянках и обрывала шишки с молоденьких сосен. Она чувствовала звериные взгляды, но, скорее, любопытные, чем угрожающие. Волчица отнеслась к новенькой горожанке, самозабвенно поющей на весь лес, как к забавной игрушке мягкосердечного Владыки.

Если Тиэлле каким-то образом не заметила пришельца, то как он миновал ворота? Конечно, разгильдяи стражники могли и отлучиться, с них станется! А что, если… Если кого из них подкупили? Значит, в городе появился чужак, которого приютил кто-то из своих.

– Арвиэль, ты вслух разговариваешь! – Алесса, цапнув последнюю баранку, торжествующе помахала ею перед мордой обездоленного кота. – «Нежить, нечисть или колдун»… У тебя сабли-то хоть посеребрённые?

– Позолоченные! Хочешь посмотреть?

Когда Вилль вытащил сабли из ножен, знахарка только и смогла, что открыть рот: клинки были явно тупые, в зазубринах и царапинах.

– Это от предшественника моего досталось – раритет, так сказать. Он ими и колбасу резал, и хлеб, и с бутылок горлышки сшибал, а как-то, – Вилль понизил голос, – в каменной стене себе выход пытался прорубить.

– А хозяин, – мяукнул кот, жадно поглядывая на ополовиненное блюдце Вилля, – их вмессто кочерги использует, в печке дрова ковырряет.

– Зачем тебе эта рухлядь?

– Это Берена идея. Он считает, что сабли капитану по статусу полагаются, арбалет – как-то несолидно!

Натужный кашель вперемешку с фырканьем отвлёк обоих.

Едва хозяин отвернулся, домовой решил воспользоваться удобным случаем. Сунул морду в хозяйское блюдечко, но тут же начал отплёвываться. Запустил лапу в пасть едва ли не по локоть и выудил оттуда странную находку – дохлого полосатого жука, стреноженного чёрной ниткой.

– Однако! – выдохнула знахарка. Минувшей осенью она решила погадать по обычаю родного юга. Селянки, справившие шестнадцатилетие, собирали лесную рудянику, по форме напоминавшую сердце, и перевязывали подсушенные ягоды нитью, сплетённой из собственных волосин. Гадальную рудянику подбрасывали в варенье, и на Новый Год обносили холостых парней сладкими пирогами. Считалось, что суженый непременно угадает пирог будущей невесты, тогда и сватов засылать можно. Теплолюбивая рудяника морозов не переносила, но знахарка рассудила, что и чернослив сгодится. К делу подошла со всей ответственностью и отправилась за сливами на край картофельного поля. Она выбирала самую крупную, насыщенно-лиловую ягоду, как вдруг увидела его. Пузатого, нарядно-полосатого красноголового жука. Сердце художницы-оборотня не выдержало, и заморенный паразит отправился в варенье.

Парень вытаращился на предсказателя своей участи с неподдельным ужасом и жалобно прошелестел:

– Симка, а ведь эту пакость мог проглотить я!

Глава 11

Эльф провожал девушку уже по темноте. Горожане послушно скрывались в домах, законопаченных от нечисти гномьей ковки засовами да храмовым воском, пролитым вдоль порога и на подоконниках. Плотно сомкнутые ставни поражали разнообразными вариациями святого символа – от равностороннего, аккуратно начерченного по доске треугольника с вполне узнаваемыми рунами триединства до косогранных, похожих на раздутый ветром подол девичьего сарафана, фигур с муравьиным орнаментом. Алесса упрямо молчала, а Вилль всё никак не мог подобрать темы для разговора.

Знахарка размышляла о Природной Магии и эльфийских странностях. Даже если ромашковый луг опустеет, со временем ветер занесёт семена новых цветов. Можно, в конце-концов, посадить их самим, да ещё краше прежних! Мир изменится, да, но зачем думать о смерти, когда впереди долгие сотни лет? Нельзя всё время барахтаться в стоячей воде, только ил со дна поднимешь. А жизнь – река, и не знаешь, что ждёт тебя за кустистой косой – шёлковый разлив или клыкастые пороги. Но плыть стоит. Только так, и никак иначе.

Уже у двери аптеки Вилль созрел-таки на просьбу:

– Алесса, а я смотрю, ты с грамотой ладишь? Зелья-то твоей рукой подписаны.

Впрочем, он не стал уточнять, что большинство надписей было сделано по принципу «Пешу, как слухаю».

– Да, я грамотная!

– Давай завтра в библиотеку сходим? Я легенды уже перечитал, и ничего похожего на нашего зверя не нашёл. А вот Энциклопедию посмотреть стоит. Только много там, сам не справлюсь.

И Вилль вздохнул искренне-искренне. У него созрел чёткий план действий и, если всё сложится удачно, завтрашний день полностью свободен. Так почему не накопить к вечеру побольше приятных эмоций?

Что самое непонятное, знахарка согласилась и даже не стала жеманиться:

– Хорошо, пойдём. А Симеон мигом все загадки расщёлкает, как белочка лещину!

– Ни за что! Симка не пойдёт! – эльф шутливо сотворил охранный жест от нечисти. – Про мышей-оборотней я уже наслушался, хватит. Алесса… А ты где грамоте обучалась? В каком городе жила?

– В деревне! Сам посуди, кто б меня в городе научил травы распознавать?

Эльф нахмурился, обижено пнул ступеньку.

– Не хочешь говорить – не надо, только не ври! Не похожа ты на деревенскую, стать не та… Это то же самое, что запрячь в плуг косулю вместо тяжеловоза… хотя характер у тебя упрямый как у ослицы!

Алесса хотела привычно нагрубить в ответ, но вместо этого почему-то сказала совсем другое:

– Ты прав и не прав одновременно. Я действительно выросла в деревне, но где родилась, не знаю. Я – подкидыш.

Эльф искоса на неё глянул, но спрашивать больше не стал, и Алесса была ему за это благодарна. Попрощался и ушёл, но не в сторону дома. По своим капитанским делам, наверное. «Не стоит бояться Берена. Он суровый, но справедливый, да и мы с Мартой в обиду не дадим… Ты мне веришь?» А верить хотелось. Надоело убегать и скрываться, чередовать лесные опушки и щедрые на травы поляны. Опускать глаза перед криво писанными по подгнившему горбылю названиями деревень – слишком много, всех не упомнить. Вздрагивать от слова «облава». Если сам капитан стражи обещал защиту, быть может, поймут и другие? Стоит пересилить себя и рискнуть. Рассказать и…

«Мы будем гулять, где захотим. Не таясь! Свободные! Может…»

«Нет!»

«Мрр… Жаль»

Знахарка отперла дверь и зашла в полумрак аптеки. Заботливая Марта оставила на прилавке чадящую толстенную свечку, позабыв, что кошка Алесса видит в темноте. Девушка, посмеиваясь, шагнула за дверь к деревянному засову. Вот тут всё и случилось. Запнулась правой ногой обо что-то тяжёлое, злобно лязгнувшее, и, не удержав равновесия, с визгом растянулась в холодной луже на полу. Рядом, мстительно позвякивая железной ручкой, каталось опустевшее ведро.

– Ох, Леська! – заголосила выскочившая из сеней травница, – тебя как угораздило?

– Ты зачем под дверь ведро поставила? Убить меня решила? – шипела знахарка, поднимаясь с колен и светя на Марту позеленевшими злыми глазами. Теперь ночью ей придётся перекинуться, чтобы залечить синяки.

– Что ты, что ты! Раздевайся давай, пока не обожглась!

– Скорее, замёрзну! – негодовала знахарка, встряхивая шубейку. – Вода ледяная!

– Так она ж святая!

– Та-ак… Марта, я не боюсь ни храмов, ни храмовой дребедени! И серебра тоже! Вот на костёр не хочу! Ты меня уже год, как знаешь! Козья вошь, на метаморфов эти суеверия не распространяются! Тебя вообще кто надоумил?

К идее повесить ведро прямо над входной дверью приложила ручку затейница Марика. Таким мудрёным способом она недавно отвадила гульнувшего налево Риерта. Сработало как следует, и любовный пыл мигом охолонул под струями ледяной водицы. Не святой, правда, а обычной, слегка замутнённой помывкой пола. Теперь молодица ходила по гостям и проповедовала чудодейственный способ уничтожения нечисти. Мол, если стража не справляется, так мы и сами с зубами!

– Говорит, ежели нечисть ночью в дом полезет, так храмовая водица его и испарит! Тю-тю, вот… Хотела тебя дождаться да ведро повесить, а ты… эээ… Какая же ты нечисть, коли святого не страшишься? – последнюю фразу Марта выпалила скороговоркой и недоумённо потрясла головой.

– Не знаю, Марта. Просто Леська из леса, подкидыш-оборотень.

* * *

Травоцвет 1416 года начался с тревожных вестей из Нагорицы.

– В столице-то, грят, всех ельфей да гнумов на воротах вздёрнули! – удивлённо и недоверчиво рассказывал вернувшийся оттуда мельник.

Жители трёх соседних деревень – Ивлинки, Вилейки и Закомаринки – обступили стоящего на телеге мужика. Как же, вести из города! До провинциального центра было три дня пути, и селяне ездили туда нечасто. Далеко не каждый мог себе позволить такую роскошь как лошадь, поэтому, если кто по надобности решался на «дорогу дальнюю», крестьяне просто говорили, что кому привезти. Мельника ждали с нетерпением, но тот вернулся обратно только со своими нераспроданными мешками.

– Говорят, все улицы кровищей залили! – продолжал мужчина. – А в Нагорице – бардак! Воины Анператорские там квартируются, нас на войну призывают!

– Какая-такая война? – ахнули селяне.

– Да шушель знает! То ли ельфы напали, то ли мы на них! Ополчение в городе собирается, глядишь, и сюда припрутся!

Крестьяне зашумели, женщины и дети всхлипывали, а кузнец Венимир думал. Не умеют они воевать, только вилами да лопатами работать. Кто к солдатам пойдёт, назад уже не вернётся. Позапрошлая зима унесла на вьюжных крыльях жизни стариков и малышей, теперь война явилась за ними, мужчинами. Если так пойдёт и дальше, деревни совсем опустеют… Венимир поцеловал жену Мелиссу в затылок, потом решительно её отстранил и стал пробираться сквозь толпу к телеге.

– Послушайте! – закричал он, оттеснив мельника. – Послушайте!!! Не пойдём мы никуда! Если Император крови хочет – пускай сам её и проливает! Нам-то какое дело?!

– Тебя и не спросят! А перечить начнёшь – высекут, и – в телегу!

– Не достанут! – и в наступившей тишине принялся объяснять. Город – там, – он махнул рукой на север, – а мы – здесь! – и ткнул пальцем в пол телеги. А между нами – Вилейка! Сожжём оба моста, как они до нас доберутся? У Вилейки течение – ого-го, а брод далековато будет, да и не знают они его. Что скажете?

Сперва селяне не поняли, а потом по толпе зашелестел шепоток, всё громче и громче, и, наконец, перерос в рёв. Спасение!

– Молодец, Венимир!

– Не будем воевать сами не зная, за что!

– Анператора – к шушелю!

Мосты не сожгли, а разрубили практически в щепки – побоялись, что из города будет виден дым. Перед этим староста и Венимир перебрались на другой берег и, ведя под уздцы одолженных у соседей коней, двинулись в сторону города.

И осталась Мелисса одна с шестилетней Стасей на руках. Прошла неделя, одинокие серые дни тянулись друг за другом, а муж всё не возвращался. За рекой, правда, было спокойно, воины под алым императорским стягом в Вилейку не стремились.

Тем памятным утром Мелисса, как обычно, проснулась, поцеловала в лоб дочку и собралась пойти в хлев. Корова, помня о заботе, которой была окружена во время болезни позапрошлой зимой, вообразила себя самым необходимым на свете животным и стала диктовать свои правила, а именно – перенесла дойку на более раннее время. Мелисса обула стоптанные чирики, набросила на плечи платок, да так и замерла в проходе. На пороге, закутанный в тряпьё, лежал ребёнок. Совсем маленький, не больше месяца, круглая головёнка покрыта тёмным пухом. Женщина выглянула во двор – никого.

Ребёнок открыл глазки и внимательно посмотрел на селянку. Посмотрел не по-детски серьёзно. Мелисса вздрогнула: ей показалось, что голубые глаза на мгновенье засветились и погасли. Может, это просто проделки восходящего солнца?..

– Ку-ка-ре-ку, ну-ка – на реку!!! – заголосил бард Петька.

– Му-у-у!!! – гневно подтвердила корова.

– А-а-а!!! – запротестовал малыш.

Мелисса решилась. Подхватила вопящего младенца и, наплевав и на петуха, и на рогатую эгоистку, пошла обратно в дом.

Судьба – богиня незаурядная, она может или щедро одарить или отобрать сразу всё, но тот день оказался для селянки исполненным приятных сюрпризов. Ночью вернулся Венимир, мокрый, грязный и уставший, но с хорошими новостями – солдаты прознали о том, что в Вилейке был голодный мор, и деревню решили обойти стороной. К тому же, он не был против найдёныша: как-нибудь прокормят, а что сказать соседям – придумают.

Осмотрев тряпки, в которые была завёрнута девочка, Венимир нахмурился: тёплая плотная ткань явно кому-то раньше служила дорожным плащом. Несмотря на то, что сейчас она была покрыта ровным слоем пыли и потеряла первоначальный цвет, высокое качество ткани мужчина заметил сразу. Тот или та, кто раньше носил накидку, был не из числа простолюдин. Что ж, ясно одно – бывшему владельцу плаща ребёнок не нужен, и тряпки полетели в печь. От греха подальше…

До пяти лет девочка, названная Алессой, росла обыкновенным ребёнком – в меру хулиганила, в меру слушалась, а затем пробудилась пантера. Звериная часть сущности развивается медленнее, чем человеческая, и чёрный котёнок открыл глаза впервые, когда ей шёл шестой год. Вечером, как обычно, девочка легла спать раньше остальных домочадцев, и, когда она заснула, любопытная пантера решилась высунуть нос из неприятной ей оболочки.

Встревоженные домочадцы устроили семейный совет. Кажется, теперь они поняли, почему мать бросила своего ребёнка – кто же захочет воспитывать оборотня? И решили, что человеческая женщина понесла от незнакомца, не зная об его истинной сущности, а когда догадалась, было уже поздно.

Чёрный котёнок тоже подошёл к столу и с любопытством уставился на людей. Тогда Алесса-пантера ещё не понимала человеческого языка, поэтому просто наблюдала за мимикой и интонацией. Вот мужчина с тревогой посмотрел на неё и стал что-то горячо доказывать сидящей напротив женщине. Та заплакала, а девочка вскочила и в гневе замолотила кулаками по столу. Кричала она намного громче мужчины, поэтому тот был вынужден замолчать. Он попытался поймать девочку за руку, но та ловко вывернулась и подбежала к Алессе.

…Запах… Молоко, жареная на гусином жиру картошка… Уют… Тепло… «Это она меня греет ночью»! – догадалась пантера и потёрлась головой о колено девочки.

Утром Мелисса взяла дочь за руку и повела в лес. Маленькая кошка перекинулась, когда наигралась, и заснула. Рассвет она встретила человеком. Алесса не помнила себя прошлой ночью, но почему-то ей казалось, что лес несколько изменился. Он был полон запахов, а ещё Алесса услышала голоса. Дятел стучал сердито – он уже два часа не мог выдолбить спрятавшуюся глубоко в коре гусеницу, заинтересованно тявкнула лисица, почуяв приближение новой хищницы.

К избушке подошли несколько часов спустя. У Алессы болели ноги, но она не жаловалась, зная, что мать устала ненамного меньше. К тому же её терзало любопытство – по дороге женщина сказала, к кому они идут.

– Здравствуй, Лина! – поклонилась Мелисса. Девочка так изумилась, что даже забыла о вежливости и во все глаза уставилась на лесную ведунью. Так вот она какая, знахарка Армалина! Поздней осенью, когда Стася начала кашлять, мать, не взирая на дождь, отправилась в лес. С собой она прихватила корзину, в которую с трудом поместилась крупная курица-несушка. Вернулась Мелисса без птицы, зато со странной кожаной флягой. Жидкость из фляги теперь неизменно присутствовала в самоваре, и больше никто из семейства не заболел. Во второй раз изрядно располневшая мать ходила к ней совсем недавно, а через несколько дней вернулась счастливая, с Лешкой на руках.

Алесса отчего-то представляла её себе горбатой старухой с бородавкой на длинном носу, но настоящая Армалина оказалась персонажем гораздо более колоритным – высокой, светлокожей, с рыжими кудрями по пояс.

Пока женщины разговаривали, девочка пила вкусный душистый чай и разглядывала жилище лесной знахарки. Никаких чёрных кошек или вороньих чучел, сушёных летучих мышей и змеиных голов в банке. Только травы. Везде – на стенах, под потолком, на шкафу и столе.

– Интересно? – лукаво спросила знахарка. – Хочешь, научу?

– Давай, дочка, – поддержала знахарку мать, – как раз к зиме кой-чему и обучешься, нас лечить станешь.

Почему бы и нет? У неё будет редкая, уважаемая профессия и всегда сытая, спокойная жизнь. Да и Лешке насобирает-наварит вкусных чаёв, пускай растёт здоровым и сильным!

Девочка обучалась быстро, благодаря тонкому нюху безошибочно выбирая из лесного разнотравья необходимые ингредиенты. Однажды Алесса «паслась» на лужайке, как вдруг заметила мелькнувший в траве яркий лисий хвост. Спустя мгновенье его обладательница уже сидела перед начинающей травницей.

– Ну, как успехи? – поинтересовалась рыжая плутовка. Алесса открыла рот и прочистила уши – голос был о-очень знакомым.

– Дай-ка посмотрю, – и с этими словами лисица сунула нос в корзину. – Хорошо, недурно… Разрази меня блохи – это что?

– К-кошачьи лапки, – пропищала Алесса.

– Я тебе сколько раз повторяла, у кошачьих лапок кайма по краю листа фиолетовая! А у этих какая?

– Синяя…

– Это – снежень-цвет, трава безопасная, но на вкус – прегадкая! Ой, растяпа! – вздохнула лисица и постучала девочку лапой по лбу.

Алесса почувствовала себя невероятно глупо. Сидит на попе посреди лужайки, а в её корзине копается говорящая лисица, да ещё и поучает.

– Ты – Армалина?

– Ай, умница, возьми пирожок! – разулыбалась плутовка и, приложив к груди лапу, отвесила оторопевшей девочке шутовской поклон. – Пойдём домой, поведаю тебе кое-что интересное.

Девочка осталась у знахарки-лисицы почти до зимы – теперь ей приходилось не только учиться ремеслу травницы, но и контролировать себя. Когда котёнок и Алесса познакомились впервые, пантера теребила только что пойманную птичку.

– Ты что делаешь? – мысленно возмутилась девочка.

– Играю! – отвечала кошка.

– Ей же больно!

– Зато мне весело!

– А если кто-нибудь захочет так с нами поиграть? – спросила девочка. Кошка задумалась, а потом разжала коготки. Потрёпанный поползень, всё ещё не веря внезапно обретённой свободе, запищал и ринулся прочь.

– Жаль, – вздохнула кошка.

– Не переживай! – утешила её девочка. – У нас на обед кролик. А сырое мясо есть вредно – у нас будут глисты!

Она не знала, что из-за занавески на них смотрит Армалина. Кицунэ улыбалась: девочка её надежды оправдала. Позже она расскажет, что оборотень, даже истинный, не должен поедать только что пойманную дичь, а лучше вообще не знать вкуса крови – есть опасность озвереть и лишиться всех человеческих чувств.

Шли годы, котёнок превратился в молодую пантеру, Алессе исполнилось тринадцать лет. Она кочевала от жилища знахарки до своего, используя звериную ипостась, пока не услышала про облаву. Кто-то стал воровать из Ивлинки коз, и крестьяне похватали колья. Бабы наперебой голосили про чёрного зверя, неоднократно виденного во время грибных прогулок. Бродил-бродил по лесу, да вдруг к людям подался. Нечисть.

«Леська, а мне тритончика принесёшь?..»

* * *

Алесса рассказала Марте всё, что ей в своё время поведала мать. Женщина, близкая не по крови, но такая родная. Но Мелисса сама о многом не подозревала. Кто знает, как сложилась бы дальнейшая судьба девочки, останься она с родной матерью? Вполне вероятно, жила в хоромах и ела из золотой тарелки, а может, её бы давно уже не было на свете. Подбрасывая новорожденную дочь в чужой дом, пантера приняла единственно верное решение: или они спасутся поодиночке, или погибнут вместе.

К себе девушка поднялась далеко за полночь, а спать легла уже под утро. Марта, к её нескрываемой радости, не стала жалеть «бедную сиротку», а рассудила мудро, по-житейски. Только спросила:

– Вернуться не хочешь?

– Что я им теперь скажу? Убежала, даже не попрощавшись. Бросила мать, беременную Стаську… А ведь их могли убить за то, что укрывают оборотня. Не вернусь.

– А теперь укрываю я! – весело рассмеялась травница, и Алесса смутилась. – Не боись, переживём! Сама посуди – Эртан жену и ребёнка тебе доверил? Со мной уж год как под одной крышей живёшь? А вот если вы с Виллем на пару зверя изловите, сам Берен тебе обязан будет!

«Кррек!» – пятая ступенька привычно поздоровалась с подкованными каблучками знахарки.

– Живём!

На дверном косяке её ждал сюрприз – пойманные деревянной заусеницей несколько светлых волосков. Девушка освободила пленников и прошлась по комнате, с интересом разглядывая низкий потолок. К концу «уборки» в знахаркиной ручке лежала целая прядка – похоже, Вилль умудрился опробовать собственной головой на крепость все выпирающие рёбра-балки. А нечего по девичьим опочивальням расхаживать – в родном доме и стены защитят!

Ленивый зимний рассвет скорее чувствовался, чем виделся. Алесса улеглась спать в кошачьем обличье, и пантера сначала, как следует, взбила перину, а затем вольготно свесила лапы по обе стороны узкой кровати.

«А, может, кудлы-то ему подстрижём? – лениво предложила кошка. – А то он нам мррепутацию всю испортит…»

Девушка согласилась. Она с удовольствием следила за собственной внешностью, и утренний туалет иногда отнимал столько времени, что ранних посетителей аптеки приходилось обслуживать Марте. Ухаживать за собой – что может быть приятнее и увлекательней? А Вилль частенько выглядит, как нечёсаный пёс, порывшийся в лавке старьёвщика и ради интереса напяливший человеческую одежду. Авось, за своего примут! Но ведь уши-то всё одно торчать будут, так зачем притворяться?

В сухом чулане с травами на первом этаже живёт мышь. Она тоже прячется, притворяясь невидимкой. Только «хруп-хруп» по ночам. И Алесса скрывает истинную сущность, потому что боится суеверий. А что пугает капитана Винтерфелла?

Уже засыпая, пантера думала о том, кто ещё в Северинге прячет свою истинную сущность. О звере-убийце. Зосий частенько пропадает в лесу зимой, а уж летом разве что там не живёт. Могли укусить? Могли. Живёт мужик бобылём, хоть и не старый вовсе – едва ли за тридцать. Да и сам на шатуна похож: глаза колючие, тёмные, под кустистыми бровями прячутся. Нос – крупный, хищный – усы попирает. Зосий ни зверя дикого, ни стражу городскую не боится. Такой убьёт и не поморщится.