Текст книги "Сказки для психов (СИ)"

Автор книги: Алина Чинючина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Добираться было несложно – организаторы этого фестиваля народных ремесел (как выяснилось потом, с ними сотрудничают даже городская театральная мастерская и завод по производству посуды из соседней области) выбрали хорошее место в пятидесяти километрах от города, у реки. От федеральной трассы – всего три километра по нормальной насыпной дороге, есть места и для машин, и для стоянок туристов. Марина подумала про себя, что эту поляну надо бы запомнить: Пашка – любитель рыбалки и походов, раньше они часто выбирались на несколько дней летом в лес, и с маленьким Денисом, и одни. Впрочем, он наверняка знает, на сплавы-то ходил, а река тут одна, мимо не пройдешь.

Но как все продумано – толпы нет, организаторы умело направляют людские потоки от площадки к площадке, все расписано: мастер-классы, представления, состязания. И сегодня, и завтра с утра до позднего вечера работают обучающие мастерские для всех желающих. Вон собрал возле себя зрителей кукольный театр: сцена, полог, занавес, все, как у больших. Вот бородатый улыбчивый гончар объясняет секреты мастерства, предлагает попробовать всем желающим сотворить что-то своими руками. Рядом загорелая женщина-художница показывает, как разрисовывать посуду; терпкий запах краски смешивается с ароматом дерева от соседнего прилавка. А выпечки сколько! Пирожки в двух местах пекут прямо при вас, пахнет на всю округу – обалдеть. А там усадила ребятню за плетение бисером девушка в расшитой народной рубашке. Детей, кстати, довольно много – и не только среди зрителей, есть и среди мастеров. Русские, скандинавские, восточные, северные узоры, танцы, песни, посуда, украшения – все слилось в один пестрый узор.

Марина ошалело крутила головой, жадно впитывая обрывки разговоров, сказок, объяснений, и наконец, почувствовав, что ничего уже не понимает, выбралась из толпы, пошла по краю поляны, отыскивая глазами мужа.

– Устали? – весело окликнула ее от одного из навесов круглолицая толстушка в наряде раннего Средневековья – серой скромной котте и отделанном серебристой вышивкой зеленом сюрко. – Хотите, я вам чаю налью? С травками.

Марина остановилась. На широком прилавке аккуратно выложены травы в пучках и полотняных мешочках, пакетики с чаем, стоят даже баночки с медом и джемом, но их немного. А уж запах-то… все богатство цветов, кажется, отдало сюда свои ароматы. Марина вдохнула с удовольствием. Надо же, даже термос – вроде бы совсем современный, китайский, но как оплетен шнуром, тоже смотрится совсем «не отсюда».

– Идите, идите сюда, – улыбалась толстушка. – Тут пока относительно тихо, только присесть, к сожалению, негде. У вас на травы аллергии нет?

– Вроде не было никогда, – откликнулась Марина. – Но и денег с собой, к сожалению, тоже нет, кошелек в машине остался.

– Не обеднею, – засмеялась толстушка. – А вообще тут соблазнов много, дай только волю себе разгуляться. Вы в первый раз, с непривычки тут многие косеют. Держите кружку, только осторожнее – горячо.

Большая кружка хоть и выглядела современной, но тоже казалась не заводской работы. По белому полю – алые маки, яркий ободок по верхнему краю. Красиво. А пахнет как! Чай не обжигал небо и горло, был удивительно ароматным и… незнакомым каким-то. Не душица точно, и не мята. В травах Марина разбиралась плохо, поэтому просто глотнула еще и прикрыла глаза. Усталость, легкое «очумение», тяжесть в голове постепенно уходили, таяли с каждым глотком, а душу наполняли тихое тепло и покой.

– Вы не волшебница? – спросила она, не открывая глаз.

– Пока только учусь, – отозвалась травница. – Иногда, говорят, получается.

– Получается. С чем это? Что здесь?

– Много чего. Смородины немного, а еще мята… если захотите, я вам оставлю, купите потом. У меня тут разные чаи есть, все сама составляла, не заводские. Ягодные есть, фруктовые, есть с лесными травами, зеленого много, белого, каркадэ, есть улун, но это на любителя. Посмотрите, если заинтересуетесь. И лечебные тоже, но с ними осторожнее, надо знать, что у вас болит и отчего.

– Да пока ничего вроде не болит, – Марине становилось все больше интересно. – А травы-то вы где берете?

– Ну… есть места. Какие-то сами собираем, не в городе, конечно, какие-то у местных в деревнях берем, там есть бабки, которые знают. Я давно этим занимаюсь, так что уже знакомых много. Вы, кстати, если заинтересуетесь, приходите – у меня в городе магазин, я вам визитку дам.

– А откуда вы узнали, что я в первый раз?

– Видно, – спокойно ответила хозяйка. – Мы постоянных всех в лицо помним, не первый год уже фестиваль делаем. К нам многие специально едут, и москвичи есть, и питерцы, у нас почти у всех свои клиенты. А еще у вас вид такой… характерный. Замороченный.

Обе рассмеялись.

– Не обижайтесь.

– Что вы, нет, конечно. Спасибо вам огромное, мне и вправду стало легче. Раньше как-то не приходилось в таких местах бывать, вот и… слишком много впечатлений.

Толстушка кивнула.

– Вы потихоньку, не рвитесь сразу ко всему. До завтрашнего вечера еще времени много.

Марина поставила пустую кружку на прилавок.

– Спасибо. И знаете, посоветуйте, что у вас тут можно посмотреть такого… ну, необычного.

– Необычного? Да как-то… – травница призадумалась. – У нас почти все необычное, знаете, ширпотреб не приживается, дух не тот. Ну, всякое там – мелочь на продажу, купленная за углом, понимаете? Почти у всех наших – авторское, ручная работа. И цены, кстати, поэтому такие. Вот сейчас пройдете прямо – там ряд украшений, бисерное, из камней, из кожи, есть обереги. Соседний ряд – береста и дерево. Направо камнерезы стоят, за ними гончары. Кузнецы во-о-он на том краю, видите? А в другом конце «Лавка рукописей», вот туда вам точно стоит сходить. Обязательно кукольный театр посмотрите, они такую новую сказку привезли, это что-то! И кстати, – травница оживилась, – куклы! Как я про Лянкиных кукол забыла!

– Это что? И где?

– Это куклы ручной работы, Лянка делает, – пояснила толстушка с таким видом, словно все обязательно должны знать неведомую эту Лянку. – Вот вдоль бисерного ряда идите, потом налево. Увидите, у нее большой прилавок. Лянка – рыжая такая, не спутаете. Это стоит посмотреть, честное слово.

– Спасибо.

– Не за что. Вам это будет нужно.

– Почему? – Марина улыбнулась. – Может, я неправильная девочка и вместо кукол в машинки играю?

– Не в том дело. Вы… немножко запутались, да? В жизни. Лянка поймет, что вам нужно. Куклы ее поймут. И покажут.

Холодок пробежал по спине.

– Я в колдунов не верю, – предупредила Марина. – И в приворотное тоже.

– Лянка не колдунья, – без улыбки сказала травница. – Это другое. Мои травки вам не помогут, а она… словом, сходите. Не пожалеете.

Не пожалела.

Куклы были действительно замечательными.

Марина кругами ходила вокруг прилавка уже почти час. Ну, как кругами – от одной работы к другой. Приглядывалась, щурясь от яркого солнца, приседала и восхищенно вздыхала и ахала, забыв про начинаюшие ныть колени, тихонько трогала пальцами, смотрела, смотрела… остро жалея, что ей не пять лет, что не было в ее детстве такого вот изобилия, вспоминала свою Капу с одним глазом и выпавшими от старости волосами.

Игрушки казались… живыми. Не в том дело, что искусно сделаны, а сделаны и вправду мастерски, это Марина со своим «текстильным первым высшим» смогла оценить. И не в том даже, что ни одна на другую не похожи – это как раз понятно и правильно. На то и Мастер, а не ремесленник. Но они и вправду были словно живые; улыбались, хмурились, подмигивали, смотрели весело или осуждающе.

Куклы, куклы, зверюшки, плюшевые, деревянные, плетеные из ниток. Народные обереги – куклы без лица, с торчащими в разные стороны волосами. Все – не фабричной, ручной работы или лепки, оттого и цены такие… немаленькие. Коты, щенки, зайцы, еноты, даже дракончик есть – маленький, из чего-то вроде глины, вот-вот взлетит, низко пойдет, к дождю. Куклы большие и маленькие, поодиночке и парами, многие – с именами, аккуратно выведенными от руки рядом с ценой. И названия-то все какие!

Вот «Иван-дурак» – человечек в красной шелковой рубахе и синих широких штанах сидит на печи, болтая ногами, обутыми в лапти, из-под картуза выбиваются льняные вихры. Смотрит, склонив голову к плечу, лукаво и хитро. Дурак-дурак, а у-у-умный! На печи-то он на печи, но цену себе знает. Только цена эта – не чужая, не соседская. Его собственная.

А это «Баба-Яга». Сухощавая, строгая дама – даже не дама, леди! – восседает на венском стуле с узорной спинкой, аккуратно пьет чай из маленькой чашечки дорогого фарфора. Седые букли тщательно уложены, из-под пены кружев коричневого с белым платья выставлен изящный кремовый ботинок, руки в бежевых митенках – с маникюром, крючковатый нос припудрен. Ступа и метла – тоже очень аккуратные, до блеска отчищенные, метла украшена колосками и лентами – прислонены рядом. Да, к такой леди поди подойди просто так, без дела…

Надо же, как забавно называется – «Плохое настроение». Во все стороны торчат иголки, колючки, хлопья паутины и пыли – поди разбери, что там в этом клубке. А, нет, разобрать можно – стоит, закутавшись в рваную шаль, маленькая девочка, губы надула, за ногу волочет по земле сломанную куклу. На щеке застыла слезинка, в глазах – кажется или в самом деле? – просьба пожалеть и обнять…

«Кокетка» – кудряшки чуть растрепаны, ямочки на щеках, очень важная особа лет пяти с половиной, платье сиреневое в белый горошек. Один чулочек сполз, а поправить некогда – новую заколочку и зеркальце ей подарили, вот и смотрит она, любуется…

– Неужели все ваши? – спросила Марина, у продавщицы – той самой Лянки, видимо. – Или тут несколько хозяев сложились?

– Несколько, – откликнулась та. – Большая часть, мои, конечно, но вообще тут работы еще четырех мастеров. И мы планируем в городе свою лавку открывать, так что, если заинтересуетесь, могу дать координаты.

Марина перевела взгляд на хозяйку этого игрушечного царства – и аж заулыбалась от удовольствия. Рыжая. Рыжая-рыжая, апельсиново-морковная, с россыпью веснушек на очень белой коже. Темно-карие внимательные глаза, круглое лицо, уютная, небольшая фигурка, изящные кисти рук. Роскошные волосы рассыпаны по плечам, светлое платье простого покроя, но украшено вышивкой явно не машинной работы, на поясе, богато расшитом бисером, – кожаный кошелек. Мастер. Не хозяйка даже и уж, конечно, не продавщица. Мастер – именно так. И ни следа этой навязчивой приветливости холеных менеджеров из магазинов, готовых улыбаться покупателю во все тридцать два; смотрит внимательно – и так, словно на самом деле все о тебе знает.

Марина поежилась от непривычного холодка, снова пробежавшего по коже. Посмотрела опять на выставленные на прилавке работы; язык не поворачивается назвать их просто игрушками.

Вот еще забавная – «Общественное мнение». Три бабки засели рядком на скамейке, буравят прохожих суровыми взглядами. Бородавка на мясистом носу, губы у всех трех строго поджаты, глаза горят азартом, осуждением и ощущением собственной власти. Чудовищных расцветок платья в цветочек, трикотажные колготы собраны на коленях в гармошку, калоши помнят еще дедушку Ленина, волосы выбиваются из-под платков. Вот-вот сейчас услышишь от них, что проститутка ты и юбка у тебя короткая, зато Манька из пятой квартиры…

«Бабушка» – маленькая, круглая старушка, узел волос на затылке, платье в полоску, лицо в морщинах. Из кармана фартука клубок и спицы высовываются. Руки сложены на животе… натруженные, узловатые, большие… вон и ожог на пальце от противня – пирожки, небось, из духовки доставала. На минутку только присела, а надо бежать, дел столько – сейчас внуки из школы вернутся…

А это что? Небольшая игрушка сиротливо стоит в самом углу прилавка. Марина пригляделась – и вздрогнула.

«Депрессия». Низенький кувшин с нешироким горлышком, серый, как монотонный осенний день, как дождливое пасмурное утро, когда не хочется вылезать из постели. Простые, гладкие, без единого узора бока, сам весь приземистый, словно придавленный к земле безнадежностью. С одного бока – длинная, змеистая трещина. Пустой, насухо пустой… тихо и темно внутри, ни капли жизни на донышке. Никогда и всегда. Совсем.

– Что это? – севшим голосом спросила Марина.

– Эта штука у меня случайно получилась, – объяснила рыжая. – Сама, я ее и не задумывала. Второй год ее с собой вожу по всем ярмаркам, выставляю на всякий случай, только не берет никто, да и немудрено. Видно, своего хозяина ждет.

Марина посмотрела на нее, снова на кувшин.

Серый.

Пустой.

– Сколько это стоит? Я возьму.

Расплатилась, не торгуясь, повертела в руках, погладила серые, словно припорошенные пылью горлышко и бока игрушки. Своего покупателя ждал, да? Вот и дождался.

– Да, – негромко сказала Лянка. – Она действительно ваша.

Наклонилась, вытащила что-то из стоящей под ногами большой корзины.

– А вот поглядите, этот к ней в пару получился, тоже случайно. «Счастье». И тоже пока не продан, своего человека ждет, – она засмеялась.

Как было не засмеяться! Огненно-рыжий, невозможно конопатый тряпичный мальчишка улыбался, растянув от уха до уха щербатый рот, сверкал зеленью глаз из-под лохматых апельсиновых прядей, сиял, разбрасывая искры восторга. Ярко-желтая рубашка, синие шортики с лямкой через плечо, большие, как у Буратино, башмаки. Руки с исцарапанными пальцами сжимают не то кувшин, не то вазу, не то горшок, большой, широкий, исчерченный разноцветными полосами, штрихами, какими-то надписями и картинками, рожицами и пятнами краски. Кувшин-горшок доверху набит всякой всячиной: цветными камешками, мелками, фруктами, бусинками, лоскутками в горошек и в клеточку, игрушками, чем-то еще… Вот оно, детское, настоящее, истинное без примесей счастье – неважно, сколько стоит то, чем ты владеешь, это вообще вопрос не цены, счастье цены не имеет. Счастье солнечного утра, любопытства, фантазии, умеющей старую палку превратить в боевого коня, счастье бабкиных пирожков, мультиков по воскресеньям и верных друзей, счастье любви и прощения… счастье самой жизни.

– Видите, сколько всего в горшке? – сказала рыжая. – Он волшебный вообще-то… Только кажется доверху набитым, на самом деле открывается – вот здесь, видите? Каждый раз, когда случится у вас радость, большая или маленькая – неважно, бросаете в него… ну, что-нибудь. Камешек какой-нибудь или бусину, монетку, ракушку… да что угодно. А когда трудно будет – достаете. И будет вам удача. Работает, проверено.

Марина молча смотрела на мальчишку. Счастье… так просто – и так сложно. Брось на удачу камешек… а сперва найди его. Отыщи эту радость, если все дни в твоей жизни – одинаковые...

– А знаете, что? – вдруг сказала Лянка. – Если обещаете его использовать по назначению, а не как пылесборник, то я вам его подарю. Обещаете?

Перехватило горло. Не в силах ничего сказать, Марина только кивнула.

– Тогда берите.

– Не жалко? – сипло спросила Марина. – Ручная ведь работа…

– Не-а, – Лянка по-детски помотала головой. – Все равно им друг без друга хорошо не будет, в пару делались. Берите, берите. Но помните – вы обещали!

Вечером было хорошо. Марина бродила от костра к костру, в изобилии рассыпанным вокруг поляны, смотрела, слушала, снова смотрела. Пели под гитару, и она с удовольствием узнавала бардовские песни юности и слушала новые, удачные и не очень, красивые и не слишком. Обсуждали способы варки и преимущества разных сортов кофе, очень познавательный был разговор. Девочка из лавки украшений плела, прерываясь на варку каши, новый, красно-желто-оранжевый браслет – «фенечку для Сандро». Круглолицая травница – Наташа – угощала собственным, составленным по бабкиному рецепту чаем – такого Марина не пробовала никогда и нигде больше, ни до, не после. Бродила между кострами пестрая, черно-рыже-серая кошка, игнорировала «кис-кис-кис», снисходительно откликалась на «киса, иди сюда, дам колбаски», иногда позволяла себя гладить, но на руки не шла, сохраняла независимость. Танцевала под звуки бубна высокая гибкая девушка в травянисто-зеленом платье – костюме неведомо какого народа; плескались ленты и косы, звенели мониста, звенел бубен, плавным речитативом вторила ему скрипка – вихрастый парень в джинсах и скандинавской рубахе ухитрялся вести мелодию так, что слышен был и бубен, и звон украшений танцовщицы. Стояли на краю поляны, опустив головы, две низкорослые, мохнатые лошадки, смотрели умными глазами, брали хлеб и морковку и совсем не сердились. Над лесом, над голосами и смехом, над звуками флейт и гитар, огоньками костров и сигарет царило, раскинувшись во всем своем почти-ночном великолепии, июльское темное небо.

Солнце село, через весь горизонт протянулись от леса к реке оранжево-красные перья. Жара спала. Старенькая, еще походная куртка сидела, как влитая, новые кроссовки несли ноги без малейшей тяготы. Маленькие разноцветные камешки удивления, любопытства и какой-то детской, беспричинной радости падали, падали в высохшее горло серого ее колодца.

…Рано утром ее разбудило пение птиц. Серый предутренний сумрак разбавляли, разгоняли звонкие, еще неуверенные трели. Марина поправила плед на лежащем рядом муже, подумала и вышла из машины. Огляделась, поеживаясь от утреннего холодка.

Поляна спала. Ни души, ни звука, ни дымка над кострами. Кажется, самые стойкие угомонились совсем недавно.

Спотыкаясь негибкими спросонья ногами, Марина спустилась к реке. Наклонилась погладила текучую рябь, зачерпнула в ладони, умылась. Тихо звенела вода на перекатах, лес молчал, раскинувшись во всем своем царственном величии. Пахло травой, свежестью и хвоей, пахло летом и жизнью.

Кувшин – не тот, купленный, а ее собственный, личный, еще недавно серый, пустой и высохший, раскрашивался красками этого спокойного утра, наливался, заполнялся разноцветными бусинами, словами, картинками… силами, желанием жить.

Марина подняла голову, вздохнула глубоко-глубоко, полной грудью, как дышала когда-то давно, в детстве, раскинула руки. Вобрала в себя серо-синюю реку, сиренево-розовое небо, зеленую разноцветную поляну, людей, спящих в палатках и машинах, весь этот сонный, еще не проснувшийся, но такой настоящий мир. И засмеялась.

Небо, еще недавно бывшее серым, наливалось алым, золотым, фиолетовым, расчерчивалось синими полосами. К спящей поляне приближался неторопливо и уверенно еще один день.

9-11.06.17

Арбузная тетушка

Миссис Аннабель слыла лучшей домохозяйкой среди всех домохозяек штата. Пирожки ее всегда поднимались, торты выходили пышными и нежными, полы блистали чистотой, а кухня дважды побеждала на конкурсе «Лучшая кухня года». Небольшой белый дом под красной крышей приветливо светился теплыми окнами, гостям в нем всегда были рады. Куры миссис Аннабель неслись только отборными яйцами, а зелень в огороде радовала глаз сочностью и густотой.

С раннего утра до позднего вечера миссис Аннабель была на ногах, и не сказать, чтобы такая жизнь ее утомляла. Муж ее, Роберт Смайлс-старший, работал страховым агентом, поэтому рубашки его всегда светились белизной, невзирая на дождь, пыль, летящую с рассвета до заката, и времена года. Вечером мистера Роберта всегда ждала запеканка с горячей подливкой и сладкий пудинг. Несмотря на растущий животик, мистер Роберт с аппетитом съедал все, что ему подавали, и удалялся на диван с газетой. Вечерний просмотр прессы, гольф-клуб по воскресеньям были для него обязательными. Возвращаясь домой, он знал, что дверь ему откроет жена, дома будет пахнуть чистотой, а пес Луни, живший у Смайлсов уже больше десяти лет, подбежит и оближет руку. И это правильно. Потому что наш дом – это наша крепость, всему в жизни свое место, и каждый должен заниматься тем, что у него лучше всего получается.

Сложно сказать, разделяла ли миссис Аннабель воззрения супруга, но детей она стремилась воспитать так, как предписывали правила. Правда, Бобби, Роберт Смайлс-младший, уже учился в университете в Чикаго и домой приезжал дважды в год – на Рождество и на летние каникулы – на пару недель, поэтому миссис Аннабель не вполне уверена была, дали ли всходы ее семена. На мягкие уговоры и увещевания матери Боб отмахивался, с вопросами шел к отцу, если ему это бывало нужно, а нужно ему было это нечасто. Но Сьюзен, родительская любимица, еще училась в школе. Нынешний год ей предстоял выпускным, а это столько хлопот… впрочем, радостных.

Так что, как видите, скучать миссис Аннабель было вовсе некогда.

Огорчение ей доставляли только две вещи в жизни. Во-первых, она была рыжая, и не просто рыжая, а усыпана веснушками так, что не видать ни бровей, ни ресниц. И Бог бы с ним, что глаза не зеленые, а серые, но ведь и они – серые в крапинку. Словно Господь, создавая миссис Аннабель, ради забавы кинул ей в лицо целую горсть коричневого риса, и ни одна рисинка не промахнулась мимо цели. Волосы миссис Аннабель еще и курчавились мелким бесом, и это приводило ее в отчаяние – попробуй-ка затяни их в узел так, чтобы ни одна прядь не выбилась. А у уважающей себя домохозяйки порядок не только на полках и на грядках, но и в волосах. То есть мы хотим сказать, прическа ее должна быть такой же аккуратной и гладкой, как у женщины из рекламы журнала «Мой дом».

Во-вторых, мистер Смайлс категорически не желал участвовать в выборе занавесок для кухни. «Сделай, как тебе больше нравится, дорогая», – вот и весь ответ. Занавески давно следовало поменять, но миссис Аннабель никак не могла решить, покупать ли их в клеточку или в полоску. В журнале «Мой дом» на этот счет давали разные рекомендации, а фотографии с образцами изображали кухни несколько другие: то не коричневый пол, а желтый, то оттенок кухонной плиты не такой, то посуда не того цвета и размера. И как тут угадать? А ведь миссис Аннабель надеялась, что фотографию ее кухни однажды опубликуют в журнале, как это случилось после первой ее победы в конкурсе.

И третье огорчение появилось совсем недавно. Однажды утром миссис Аннабель увидела у себя целую прядь седых волос. Сказать, что она расстроилась, значит, не сказать ничего. Добро бы блондинкой была, а то ведь – рыжая. А при таком цвете любой седой волосок просто-таки кричит о возрасте своей хозяйки за много сотен миль.

Увидев прядь, миссис Аннабель села на кровать и задумалась. Да уж, ничего не скажешь, подарочек – и как раз сегодня, в день рождения. Вечером соберутся гости, предстоит еще столько сделать, успеет ли она найти краску для волос и навестить парикмахерскую? И ведь болтушка Маргрит хоть и подруга, но обязательно раззвонит на весь город, что у миссис Аннабель… в ее-то годы! А ведь она совсем не старая еще, совсем!

Не старая. Миссис Аннабель вдруг стало горько. И талия – не как у девушки, конечно, но все же лишь совсем недавно их со Сьюзен перестали считать сестрами незнакомые люди. И грудь еще вполне, вполне… миссис Аннабель похлопала себя по фартуку. Правда, Роберт уже давно потерял к ней интерес, да и она к нему тоже; теперь их еженедельные объятия больше напоминают рутину. Впрочем, это ничего не значит, она любит своего мужа, ведь он – отец ее замечательных детей, и муж замечательный, и дом у них… о чем это она? Да, и морщинки у глаз… как же она раньше этого не замечала? И время летит все быстрее, и почему-то незнакомо, странно невпопад стало перестукивать в груди – слева, там, где находится сердце.

Да, когда пятый десяток подошел к середине, сложно не видеть очевидного. Но разве есть у нее время смотреться в зеркало? Если не довязать Роберту свитер до совсем скорой осени, ему нечего будет носить. А Сьюзен обещано новое платье. И яблок в этом году столько, что не успеваешь делать пастилу и варить джем…

Вздохнув, миссис Аннабель отошла от зеркала. Ну его. Пора чистить картошку – скоро муж придет на обед. А Сьюзен, как обычно, берет с собой в школу сэндвичи. И нужно начистить побольше, с запасом – ведь сегодня гости, а курицу она прямо сейчас поставит мариноваться.

День рождения миссис Аннабель приходился на конец августа. На то самое время на границе осени и лета, когда воздух становится прозрачным, дни – короткими, а ночи – очень темными и звездными. Еще не желтеет листва на деревьях, но уже носится где-то под облаками предчувствие близкого ненастья. В прозрачные, хрустальные эти дни всегда стиралась граница не только между летом и осенью, но и между сбывшимся и несбывшимся; не только дни становились короче, но и мечты – отчетливее и звонче. Когда-то миссис Аннабель казалось, что в один из этих ясных, словно нездешних дней с ней обязательно случится чудо: может быть, ей встретится фея из волшебной сказки, может, она найдет на дороге золотое колечко, а может быть, исполнится желание, загаданное на падающую звезду. Со временем мечтать она перестала, но короткое это, пронзительно-невесомое время нравилось ей всегда.

Вечером по случаю дня рождения Смайлсы ждали гостей – сестру Роберта и двух подруг миссис Аннабель. Еще накануне Сьюзен, ворча и вздыхая, жалуясь на притеснения, все-таки помогла матери вымыть окна, а Роберт подровнял газон перед домом. Розы уже давно отцвели, но вот-вот начнут распускаться астры, да и георгины уже топорщились лиловыми, оранжевыми и красными цветами.

Все в этот день почему-то валилось из рук. Подгорели пирожки; в маринад для курицы миссис Аннабель забыла добавить соль; суп выкипел и залил плиту. В довершение, едва она развесила во дворе выстиранное белье, пошел дождь. Ну, как некстати...

Еще один год, как же быстро он пролетел. И ведь если посчитать, большая часть жизни уже прожита. Прожита хорошо; у нее хороший муж, и дети такие чудесные. Около полудня миссис Аннабель сняла фартук и вышла из кухни. Поднялась, едва касаясь перил, по деревянной лестнице в спальню, из нижнего ящика большого, накрытого кружевной салфеткой комода достала старый, потертый, с обитыми кожей уголками альбом, присела на край кровати, осторожно отогнув вышитое розами покрывало. Страницы пожелтели от времени, стали очень хрупкими, и перелистывать их приходилось очень осторожно.

Вот мама – Аннабель очень похожа на нее, такая же тоненькая и кудрявая была в молодости… ну, раздалась, правда, теперь, но все же не так сильно, как мама после вторых родов. Вот она сама – годовалый щекастый младенец, фотография черно-белая, но пушок на голове ярко-рыжий, это все знают. Мама с папой под руку – счастливые и молодые, а рядом – их с Робертом свадебная фотография. С какой нежностью Роб смотрел тогда на нее; когда в последний раз она ловила на себе такой же взгляд мужа? Роб исправно дарит ей фартук или книгу рецептов на Рождество, на день рождения они выбирают ей подарок вместе – что-то нужное для дома, но такого светящегося любовью взгляда мужа она давно уже не замечает. Бобби раньше рисовал маме кривоватые рисунки с трогательными надписями. Вот Сьюзен – маленькая, доверчивая девочка, не норовистый подросток, как сейчас… еще доверчиво жмется к матери, еще не фыркает в ответ на каждое слово. Убери, подай, принеси, накорми. Исчезни сейчас из их жизни мать – что для них изменится?

Да ничего, пожалуй. Бобби домой и пряниками не заманишь, он вырос и стал совсем чужим. А Робу, кажется, важнее, чтобы рубашка была наглажена каждое утром и кофе был горячим, чем ежедневный поцелуй жены, которым она провожает его на работу.

Худенькая рыжая Аннабель, хохотушка со старой фотографии, ты еще есть?

Миссис Аннабель закрыла альбом и аккуратно положила его обратно. Тесто уже поднялось, пора разделывать пирожки.

К пяти часам вечера кухня Смайлсов сияла чистотой. Нынешний август выдался прохладным, хоть и солнечным, но от духовки так тянуло жаром, что миссис Аннабель раскрыла окно. Прихваченные с боков лентой занавески шевелил ветерок, на подоконник упал желтый лист. Первый. Миссис Аннабель аккуратно заложила его между страниц поваренной книги. Она уже успела сходить на рынок, накормить обедом мужа – Роберт полежал четверть часа на диване в гостиной и снова уехал, пообещав освободиться пораньше, – встретила из школы и попыталась усадить за стол дочь, потерпела неудачу. Сьюзен чмокнула мать в щеку, спросила, что в доме есть вкусненького, стащила из вазочки в буфете горсть засахаренного арахиса и умчалась. Миссис Аннабель усмехнулась – кажется, про то, что сегодня у матери день рождения, девочка благополучно забыла. Впрочем, неудивительно.

Вытащив из духовки последнюю порцию пирожков, разложив их на блюде и накрыв чистым полотенцем, миссис Аннабель решила передохнуть и выпить чашку чая. До праздничного ужина еще три часа, все дела, кажется, сделаны, курицу она поставит в духовку за час до прихода гостей, нарядная блузка выглажена и ждет в спальне. Арбуз Роберт нарежет сам, когда придет время десерта, это дело он не доверяет никому. Да и прав, собственно, муж – такой угрожающе-огромный, темно-зеленый, буйно-полосатый арбузище миссис Аннабель в одиночку не одолеть. Вчера они вдвоем едва дотащили его от рынка. Сэм, продавец в овощном отделе, клялся, что таких у него еще не бывало; этот, мол, арбуз привезен буквально пару часов назад, а вчера он еще мирно зрел на бахче на Юге. Вряд ли это так, но должен быть спелым – хвостик совсем сухой. Миссис Аннабель задумчиво постучала по боку лежащего в корзине в углу гиганта, тот глухо отозвался из глубины.

А чай она сейчас заварит с мятой. И не забыть достать мамины салфетки с лавандой.

Миссис Аннабель вытерла и убрала в шкаф последнюю тарелку, красиво расставила в буфете чайные чашки, поставила на плиту чайник с водой и вздохнула. Развела пошире створки окна и выглянула в сад, вздохнула еще раз и потерла ладонями лицо.

– Что грустишь, подруга? – услышала она вдруг тоненький голос.

Миссис Аннабель повернулась – и вскрикнула. Опустилась на табурет, поморгала, протерла глаза. Снова посмотрела. Нет, все правда. Маленькая девочка в ярко-красном платье в черный горошек сидела, болтая ногами, на арбузе, держалась за хвостик и смотрела на нее пронзительно-зелеными глазами. Черные косички девочки, завязанные зелеными ленточками, забавно торчали в разные стороны, а лицо… лицо усыпано веснушками еще гуще, чем ее собственное. Крупными веснушками, темными, как арбузные семечки.

– Ты кто? – прошептала миссис Аннабель, когда дар речи вернулся к ней.

Девочка вскочила и с важностью раскланялась.

– Арбузная тетушка, к вашим услугам. Рада познакомиться, – девочка рассмеялась и подпрыгнула, чудом удержавшись на макушке арбуза.

Миссис Аннабель потеряла дар речи вторично.

Про Арбузную тетушку она слышала от матери давным-давно, еще совсем крошечной, но не забыла эту сказку и часто рассказывала ее Бобу и Сьюзен. Маленькая девочка, ростом всего в пару дюймов, живет в самом большом на свете арбузе. Увидеть ее выпадает не каждому; для этого надо, во-первых, чтобы совпало время и место – граница лета и осени, самая безлунная ночь и самый обыкновенный дом. А ведь известно, что любой дом на свете чем-то да отличается от сотен таких же, нет ни одной обыкновенной хозяйки, вот и миссис Аннабель умеет петь колыбельные и печь пирожки с джемом, как никто другой, так что разве ее дом – обыкновенный? Во-вторых, увидеть Арбузную тетушку может только тот, кто не хочет ничего для себя. А разве она ничего не хочет для себя? Вот новые занавески, например… И в-третьих, Арбузная тетушка может выполнить любое твое желание. Правда, только одно и не за просто так, а вот что попросит взамен… в разных сказках об этом говорилось по-разному, но все сходились в одном – жизнь человека, чье желание выполнила Арбузная тетушка, уже никогда не станет прежней. Так что еще большой вопрос, к добру или к худу ее встретить… и это если верить тому, что Арбузная тетушка вообще бывает. На самом деле, сказки это все – так же, как и Бузинная матушка, и Кофейная бабушка. Уж не говоря о том, что самый большой на свете арбуз поди еще отыщи в целом свете…