Текст книги "Пикник под соснами (СИ)"
Автор книги: Алина Борисова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
А ведь он обещал носить ее, босоногую, на руках. А сам не в силах даже подняться на ноги. И время. Он почти слышал, как шуршит, убегая, отпущенное Инге время. С каждым часом ее кровь чище, а его жажда сильнее. Яд высушивает, выжигает, губит. Блокирует его магию, туманит разум, отнимает волю.
– Мы с тобой умрем? – спросила его ночью Инга, дрожа от холода и глядя в далекое, усеянное звездами небо. Голодная, ослабевшая. Напуганная его беспомощностью, отсутствием явных улучшений. Днем она еще держалась, но страхи всегда выползают ночью.
– Обязательно, – не стал спорить он. – Вот только на внуков твоих для начала посмотрим – а потом и умрем. Ты обещала меня познакомить, помнишь?
Она улыбнулась. Из вежливости, она и прежде слабо представляла собственных внуков. Потому как не могла себе представить того, от кого ей захотелось бы иметь детей. Кроме несбыточного, конечно. Кроме несбыточного.
Она заснула почти под утро, доверчиво прижимаясь к нему всем телом, вдыхая его родной и любимый запах. И ей снилось, что все вернулось, и ей снова всего восемнадцать, и впереди у них долгие пять совместных лет. Целая жизнь. С ним.
А ему снилась кровь. Ручьи, реки, водопады свежей чистой крови. Ему снилось, что вены его пересохли и сжались, и эти потоки питательной крови просто не могут проникнуть в них. Не могут очистить, избавить… Ему так нужна была кровь…
Он проснулся с рассветом, в испарине, с единственной мыслью, стучащей в больных висках: немедленно. Он должен выпить немедленно. Глотнуть. Хоть глоток, хоть каплю. Прямо сейчас, иначе ему не взлететь. Он никогда больше не сможет летать, он навсегда останется инвалидом, если вот прямо сейчас, тотчас… А Инга спала, доверчиво прижимаясь…
Он оттолкнулся от нее рывком, падая назад, откатываясь прочь. Сел, стараясь унять сердцебиение. От столь резких движений виски ломило, перед глазами все кружилось. Он пытался успокоиться. Убедить себя, что ничего страшного с ним без крови не случится. Он выпьет. Он обязательно выпьет. Просто потом и не ее.
Он даже сумел дойти до воды. Долго умывался, а потом и пил эту безвкусную жидкость. В голове чуть прояснилось, жажда крови временно отступила. Временно. Он не сомневался. Дальше будет все только хуже. Хотя физические силы понемногу, но прибывали.
Он вернулся к костру полчаса спустя, весь мокрый после осторожного, но весьма неуклюжего купания, с парой толстых, отвратительного вида жаб, зажатых в руке. Не малина, конечно. И даже не рыба. Но он слышал, что их тоже как-то едят.
Свой нож он нашел воткнутым в бревнышко возле костра. Видно, Инга брала вчера, когда ходила в лес. Развел огонь и, присев на бревнышко, начал задумчиво резать жабу. И что из этого годится в пищу?
Ингу разбудил запах мяса. Жарящегося на углях, истекающего соком в эти шипящие угли. Мяса, которого здесь и сейчас быть не могло.
– С добрым утром, – Анхен сидел напротив, все еще очень бледный, но сидел! Не шатаясь, уверенно и спокойно. С ясным взглядом, с легкой улыбкой. Влажные после купания волосы аккуратно расчесаны, и стекающие с них капли чертят тонкие дорожки по атласной коже. А перед ним, на потрескивающих угольках жарились нанизанные на палочки кусочки мяса.
– Тебе лучше?
– Лучше, моя хорошая. Грибов и ягод я не нашел, но завтрак все-таки будет. Смотри сама, насколько они должны быть прожарены, может, уже и готово.
Стремительно приблизившись, она порывисто обнимает его. И чувствует, как он вздрагивает. Инга растерянно отстраняется, смотрит внимательней. И только тут замечает и общую скованность позы, и легкий тремор рук.
– Анхен? Может, тебе лучше еще полежать?
– Нет, солнышко, нам надо идти. Боюсь, здесь не слишком близко до ближайшего поселка.
– Идти? – она понимает не сразу.
– Мне нужно лекарство, Инга. Яд без него не вывести. А пока он в организме – я почти не владею собственным телом, – признает он горькую правду. – Яд разъедает мою суть, блокирует способности. Мне не взлететь в таком состоянии. Я хуже слышу сейчас. Довольно плохо вижу. Медленней реагирую.
О том, что обоняние, напротив, обострилось, говорить не стал. Обострилось оно однобоко. Он чувствовал кровь. Только кровь. И почти задыхался от этого запаха. Он хотел пить. Больше всего на свете он хотел пить. Ему нужна была кровь, ее кровь, другой он не чувствовал на километры вокруг. И только боги знают, чего ему стоило сидеть и вести беседу.
Яд убивал в нем эльвина. Не только физически. Даже думать, как эльвин, становилось все труднее. А вот вампир в нем – страшное создание жестокого солнца – все настойчивей требовал своей дани, все полнее овладевал сознанием.
– Пока я могу хотя бы идти – нам надо двигаться. Поэтому кушай – и будем собираться.
Она не заставила себя упрашивать. Мясо было готово. Не соленое, конечно, но вполне съедобное. Вот только не понять, что за мясо: кролик, курица? А, впрочем, откуда? Ну, тогда куропатка?
– Анхен, а что за мясо? Кого ты поймал?
– Это можно есть?
– Да, конечно, мне просто любопытно…
– Тогда ешь и не любопытствуй. А то вдруг окажется, что это та самая змея, что вчера тебя обижала…
– Но это же не змея? – она даже палочку с мясом от себя отстранила, настороженно рассматривая нанизанные кусочки.
– Нет. Не змея. Но лишь потому, что я не уверен, что люди их едят, – он чуть улыбнулся. Улыбка вышла печальной, но – хотя бы вышла. – Охотник из меня сейчас не получится, Ингуш. Поэтому лучше просто кушай. Оно съедобно, а чье оно – что за печаль?
С завтраком она закончила быстро, голод не позволил долго раздумывать. Мясо и мясо. Вот только жаль, что его так мало. Собираться тоже было недолго. Вся имеющаяся одежда на них. Нож Анхен уже припрятал. Контейнер, чтоб было куда набрать воду, да матрас для сна, его сдуть – и он маленький и легкий.
– Погоди, Анхен, а зачем сдувать? – Инга перехватила его руку, уже потянувшуюся к клапану. – Мы же можем просто на нем поплыть. Как на плоту, он должен нас выдержать.
– Плыть? – он бы и в здоровом состоянии не доверил себя воде, а уж сейчас… Случись что, он и взлететь не сможет. Взлететь. Пока это было столь же естественно, как дышать, он мог неделями не отрываться от земли. Но сейчас… подумать только, один рывок, пара глотков – и он может вновь подняться в небо. Всего несколько минут – и он сможет…
– Это горная речка, Инга, она опасна, – он решительно отбросил лишние мысли, сосредоточившись на беседе. – Там дальше могут быть пороги, крутые повороты, острые камни. Мы не вырулим, Ингуш, мне просто не хватит сил. А если тебя приложит течением о камень… Лучше пешком, надежней.
– А когда у тебя кончатся силы идти пешком? – она редко позволяла себе с ним спорить. Он старше, мудрее, он лучше знает жизнь. Но сейчас он себя переоценивает. Или пытается обмануть ее. Но она видит, насколько ему трудно. Даже просто сидеть, делая вид, что он полон сил. – Что я буду делать, когда ты упадешь и не сможешь встать? Я не смогу тебя поднять, ты же знаешь.
– Будешь ждать, пока я отдохну. Даже если я упаду – я встану, Инга, ты не бойся. До людей мы с тобой доберемся. Просто будет сложно. И долго.
Долго. Только бы она не поняла, как пугает его слово «долго». Как мало шансов оно оставляет ей.
– А по реке будет быстрее, Анхен, ну пожалуйста! И легче, нас вода сама донесет. А если начнутся крутые пороги, мы просто пристанем и обойдем их. Ну это же проще, чем идти всю дорогу.
Он лишь улыбнулся, слушая ее рассуждения. Что такое нестись на неуправляемом плоту навстречу порогам, она явно не представляла. И как мало там шансов «просто пристать» тоже. Но слово «быстрее» оказалось магическим. Она не могла этого знать, но больше всего на свете он боялся не успеть вывести ее к людям до того, как кровавое безумие полностью поглотит его разум.
И он согласился на плот. Первое время напряженно всматривался вдаль, ожидая опасности. Но они плыли. Час, другой, третий. А потом острые камни все же пропороли вампирский матрас. Ингу ему удалось уберечь от столкновения с огромным подводным валуном практически чудом. Как и выгрести с ней на берег.
Матрас он спасать не стал, чинить его возможности не было. Да и плавать он больше был не согласен. Даже за волшебное «быстрее».
Дальше добирались пешком. Он нес ее на руках, босиком ей было не пройти, слишком велика опасность поранить ноги. А это не только боль для нее, это и открытая кровь для него, запах которой мог оказаться фатальным. Он и так почти задыхался.
Он нес ее на руках, и ее горло все время было так близко, так недопустимо близко. Только перехватить поудобнее, только склониться над ней чуть ниже. И больше не нужно будет идти, шатаясь от усталости, огибать завалы, пробираться меж бесконечных камней, поскальзываться, оступаться. Один глоток – и он в небе, бесконечном, свободном небе, полный сил, энергии, могущества! Зачем он несет ее, задыхаясь от боли и желания? Это же кровь, просто кровь, пища!
Нет, это Инга, беззвучно убеждал он себя, это моя Инга. Мой солнечный луч, дарованный небом. Мой свет в бесконечной тьме. Превозмогая подступающее безумие, заставлял себя вспоминать: вот она поворачивает голову и улыбается. И он сбивается с мысли, и уже не может вспомнить, на что он злился. И бесконечная синева небес в ее нежном взгляде дарует покой. И солнце зажигается в груди от ее улыбки.
Она – Светозарная Дева, в ней нет крови, это мираж, твердит он себе, плотнее сжимая челюсти. И вспоминает, как она танцевала. И как переливались солнечными бликами золотые ленты в ее волосах. И как звенели колокольчики отзвуками ее беззаботного смеха. Она танцевала для него, он знал это, чувствовал. Для него одного среди бесконечной толпы…
Она – только кровь, что бежит под его чуткими пальцами, отделенная от них лишь тоненьким слоем кожи. Так куда он несет ее через этот бесконечный лес? Зачем бережет? Его силы сгорают в этом бессмысленном кроссе, его способности никогда не вернуться, если немедленно не вывести яд. Он еще может, еще может вновь стать полноценным эльвином и подняться в небо. Взлететь над этим миром с его условностями, над этим лесом с его завалами. Что ему этот мир? Один глоток – и это он будет диктовать свою волю этой земле, а не земля ему. Один глоток – сейчас, немедленно, ведь завтра уже будет поздно. Нечего будет восстанавливать, не к чему стремиться, его способности навсегда сгорят, уничтоженные ядом изнутри и солнцем снаружи. И только кровь спасет. Кровь всегда спасала от проблем, даруя силу, легкость, свободу. Свободу под этим солнцем. Только кровь дает жизнь. Так во имя чего отказываться?
Инга что-то ему говорила. Он не слушал. Не слышал. Кровь шумела в ушах. Кровь застилала взор. Он лишь прижимал ее к себе крепче, чтоб не заметила, что у него осталось уже только два зуба, острых, словно самые лучшие иглы, дарующих жизнь не хуже тех, через которые войдет в его вены лекарство…
Он шел. Нет, они останавливались, отдыхали, спали. Кажется, в какой-то день он даже сумел поймать для нее рыбу. И ягоды она однажды тоже нашла. Но это ему запомнилось плохо. Как и то, сколько именно дней… Осталось в памяти лишь, как он шел, продираясь сквозь лес, спотыкаясь на камнях и корягах. Прижимал ее к груди и нес – вперед, вперед, вперед. Забывая, что он вообще несет, зачем, куда. Просто шел – из упрямства, из гордости. Он не вампир, он эльвин. Он дойдет. Он дойдет и донесет, а потом… все остальное потом, он вспомнит и разберется. А сейчас – надо идти, только идти, больше ничего не делать. Идти. И нести свою ношу. Она важна. Зачем-то, он не помнил. Но пить нельзя. Нельзя, нельзя, нельзя, надо просто идти. Река знает дорогу, река выведет. Там, в конце, будет кровь. Много, много крови. А эту нельзя, никак нельзя. Почему-то…
Наверное, он все же упал и, обессиленный, отключился. Или просто лег вечером спать, просто этого не запомнил, как не помнил подробности мелькавших мимо дней и мест. Слишком сильно устал. Самая страшная битва – та, что с самим собой. И кто победил? Понятно, что точно он, но вот только он в этой битве был – за кого? За какую, собственно, часть себя? Ему было уже безразлично.
Рядом пахло кровью. Привычно, как и всегда в эти дни. Желанной, но недоступной кровью. Почему желанной? Почему недоступной? Вот она, бьется жилка под пальцами, бери да пей. Вот только зачем? Он уже не хотел. Ничего более не хотел.
Чуть отодвинулся и закрыл глаза. Тьма играла на сомкнутых веках красноватыми всполохами. Силилась напомнить об огне и крови. Он не хотел вспоминать. Он не желал быть эльвином и не жаждал – вампиром. Хотелось просто погрузиться во тьму – до конца, без остатка…
– Анхен! – Инга кричала и трясла его, – Анхен!
Он не слышал. Он уже давно разучился понимать ее речь. Все было лишь шелестом трав да колыханием листвы. Где-то там, в вышине, сияло чужое безжалостное солнце. Он не мог его видеть, и даже не удавалось его почувствовать. Он просто помнил, где-то там, наверху, оно есть. Оно так долго жгло его жизнь, но больше никогда не будет иметь над ним власти. Уже скоро. Совсем.
А Инга щупала пульс и снова не находила. Пыталась пробудить его сердце, но оно больше не отвечало. Яд победил. Яд все-таки его победил. Она не плакала. У нее не было сил и не было слез. Ей казалось, она давно это знала. Догадывалась, наблюдая, как из его глаз уходит узнавание. Осознание, понимание. Он просто шел, и меж бровей залегала упрямая складка, а взгляд стекленеющих глаз был направлен куда-то сквозь… Потом упал. И на этом – все.
Отчаявшись дозваться его, она положила голову ему на грудь и прикрыла глаза. Значит, так. Что ж. Зато с ним. До конца, навсегда уже с ним. Где-то вдали лаяли собаки. Должно быть, деревня. Немного всего не дошли. Жаль. Возможно, она еще смогла бы туда добраться. Но к чему ей внуки, которых он никогда не увидит? Как ей жить, зная, что он умер из-за нее? Нет, она его девочка, она с ним. Теперь он уже не может ей запретить.
Ей вспоминалось, как они танцевали. Где-то в небесах, и он говорил, что она похожа на лист, носимый ветром. И она парила среди ветров, легкая, невесомая. И его сильные руки держали ее. Порой отпускали, но всегда ловили. И вновь возносили в небеса… Но любой лист рано или поздно падает на землю. Она это знала. Не думала только, что он упадет чуть раньше…
Он был уже далеко, когда ветер принес ему запах огня. И крови. Иной, чужой крови. Не той, что была под запретом. Это было чем-то важным… значимым. Это было то, к чему он шел… Он пришел?
Он заставил себя очнуться. Продираясь сквозь тьму вечной ночи обратно к свету, он мучительно пытался вспомнить: зачем? Зачем он шел так долго и трудно? Куда? Нет, все же – зачем? Это было так важно, и он все же дошел… Так что он должен сделать теперь?
Он лежал и слушал, как сердце толкает кровь. Маленькое, слабое. Не его. Но кровь послушно бежит, совершая привычный круговорот, а его шею щекочет чье-то дыхание. Прошла, наверное, целая вечность, пока он вспомнил, что кровь имеет имя. Инга. Его маленькая Инга.
– Анхен? – почувствовала? Услышала? Не важно. Приподняв голову, она всматривалась в его лицо, замирая, следила как, вздрогнув, приподнимаются его веки. Смотрит. И даже, кажется, видит. – А у тебя сердце не билось, – пожаловалась ему. На него же.
– Испугалась?.. Я же говорил – отлежусь…
– Ты сможешь идти? – робкая надежда во взоре. Она слишком рано отчаялась, он же вампир. Ну, подумаешь, сердце.
– Нет. Дальше ты одна.
– Я тебя не оставлю!
– Не оставишь. Спасешь. Там кровь… люди. Ты дойдешь. Найдешь телефон. Позвонишь Сериэнте. Объяснишь. Мне нужно лекарство. Я дождусь. Я просто идти не могу. Но дождусь.
Она поверила. Закивала, коря себя за глупость. Давно надо было бежать в деревню. Вызвать вампиров, попросить людей помочь его донести…
– Людям не говори. В таком виде вампира… видеть не стоит. Нельзя. Сэнту дождешься там. И будешь слушаться, как меня. Обещаешь?
Кивнула. Поцеловала в холодную восковую щеку и поспешила прочь. Он смотрел, как она уходит. Как мелькают меж деревьев алые сполохи широких рукавов. Как солнце, прорываясь сквозь листву, заливает ее своим светом… Светозарная Дева уходила от него в сияющий свет. Вот и все, дальше не интересно…
А ее путь оказался не так уж близок. И совсем не легок. Слабая от голода, босая, с израненными ногами, она с трудом добрела до ближайшей калитки и обессиленно осела на землю.
Ее подобрали. Занесли в дом, дали воды. Решили, что она заблудилась в лесу. Она не стала спорить, да, заблудилась. Уже несколько дней, как. И теперь о ней волнуются, а ей очень надо позвонить. Сильнее, чем отдохнуть или поесть. Еще немного без еды она потерпит. А позвонить – это срочно, очень.
Телефон в деревне был. Всего один, в доме старосты. Но ее проводили. И разрешили сделать звонок. А она поняла, что телефона Сериэнты не помнит. Да и не знала никогда. Он был в ее телефонной книжке, там много разных телефонов было, но на память… А чей телефон она может вспомнить? Вампира или того, кто связан с вампирами… Вспомнился лишь телефон Гоэрэдитэса. Не личный, секретаря. Правда, сейчас лето. Но Гоэрэ – не Анхен. Во время приемных экзаменов он обычно в университете бывал.
Секретарша у светлейшего куратора была новая, незнакомая. Но Инга умела правильно представляться. С Гоэрэдитэсом ее соединили. Он выслушал. Холодно поинтересовался, сколько времени прошло после отравления. Уточнил, когда Анхен последний раз пил кровь. И взбеленился:
– Да ты что, сдурела?! Смерти его ждешь?! Он с тобою носился всегда, как с писаной торбой, а ты?! Крови для него пожалела? Жизни для любимого жалко? Так сильно любишь, да?!
– Но он не просил, он сказал – нужно только лекарство, – Инга растерялась.
– Не просил?! А ты царица какая, тебя еще и просить нужно? Может, на коленях поумолять? Не просил! Ты сама не знаешь, что вампиру для жизни кровь необходима? Всегда была маленькой эгоистичной дрянью, но сейчас – это просто верх непотребства! – возмущение выливалось из вампира тяжелыми грязевыми потоками и грозило заполнить собой всю землю. – Я сейчас вылетаю. А ты – немедленно беги к нему и пои его кровью! Потому что если с ним по твоей вине хоть что-то случится – ты даже представить себе не можешь, как долго и страшно я заставлю тебя умирать!
В ухо забили короткие злые гудки. Она съежилась на стареньком стуле, не замечая, что по лицу потоками текут слезы. Гоэрэ всегда ее ненавидел, она это знала. С того самого первого дня, когда она не смогла… соответствовать занимаемой должности. И, будь у нее выбор, она позвонила бы кому угодно другому. Но выбора не было, а Анхену необходима была помощь… Анхен. Неужели ему нужна была ее кровь? Но почему он не взял? Не обмолвился и словом? Она бы дала, она и сейчас даст, если это позволит ему почувствовать себя лучше. Она…
Ее не пустили. Да и не было у нее уже сил на дорогу обратно. Оставалось лишь ждать. Ждать и уговаривать себя, что он и сам не велел ей возвращаться. И людей не велел присылать. Правда, он просил позвать Сериэнту. Ну, она ведь сказала, а Гоэрэ свяжется с нею сам.
Она собиралась дождаться прилета Гоэрэ. Показать дорогу. Убедиться, что с Анхеном все хорошо. Не дождалась. Проглотив немного еды, провалилась в сон, больше похожий на забытье. И проспала до самого вечера.
А вечером в комнату, где ее уложили спать, пришел Анхен. В свежем костюме по человечьей моде, с собранными в строгий вампирский хвост волосами. Полный сил, здоровья и того особого вампирского обаяния, которое не перепутаешь ни с чем другим. Присел на краешек постели, смотрел, как она спит, и не решался будить. А вот Гоэрэдитэса сомнения не мучили.
– Нам надо ехать, Анхенаридит, – заявил, появляясь на пороге. И замер, завороженно переводя взгляд с грязной обтрепанной халеи, висящей на спинке стула, на алую рубаху, оставшуюся на спящей.
– Да ты… совсем из ума выжил? Церемониальный наряд императорского дома – на рабыню? На эту девчонку, что едва не стоила тебе жизни?
– Однако ж не стоила. И, покуда я жив – изволь выбирать выражения, – глаза последнего авэнэ опасно сверкнули. – В машине меня подожди!
Ушел. А Инга от шума проснулась.
– Анхен!
– Да, моя радость, – он улыбался. Тепло и нежно. И глаза его светились счастьем. – Все хорошо, ты молодец, ты меня спасла.
– Я едва тебя не погубила. И потом… Ты почему не сказал, что тебе нужна была моя кровь?
– С чего ты решила? Неужели Гоэрэ наслушалась? Забудь, он в жизни не разбирался в медицине, – он отмахнулся, легко, беззаботно. Словно и не было этого серого утра, когда он и сам поверил, что уже не спастись. – И, кстати, о медицине. Вставай, мое солнышко. Добрый дядя Гоэрэ рвется отвезти нас в больницу. Хочу, чтоб тебя врачи посмотрели.
– Добрый дядя Гоэрэ рвется отвезти нас разве что в Бездну, да там и высадить, – позволила себе фыркнуть Инга. С добротой этого «дяди» она сегодня очередной раз ознакомилась.
– Пока я жив, моя радость, он будет рваться делать лишь то, что я укажу. А жить я теперь собираюсь вечно. Так что – считай, не повезло Гоэрэ, – весело усмехнувшись, он легко подхватил ее на руки, снял со стула халею и направился к выходу.
Гоэрэ задействовал Службу Крови, те привезли рабов и лекарство, вернув ему здоровье, силы, способности. Он уже связался с техпомощью, остатки его машины уберут, ведь, как известно, вампирские машины не падают и не разбиваются.
Инга жива и невредима, а с последствиями истощения ей помогут справиться в больнице. И он не сомневался, что для его девочки там сделают все необходимое и даже больше. А он – он сумел, он остался эльвином, несмотря ни на что. Он выдержал. Он не сорвался. Ему было, чему улыбаться, выходя во двор, к ожидавшему его Гоэрэ.
– Тебя желает немедленно видеть Владыка.
– Соскучился? И недели не прошло, как встречались.
– Издеваешься? Ты покидаешь его дом с грандиозным скандалом, пропадаешь без вести почти на неделю, все уже с ног сбились тебя разыскивая. А теперь возникаешь – полумертвый, в обстановке более чем возмутительной, – Гоэрэ неодобрительно оглядел накрытую императорской халеей Ингу на руках у авэнэ. – Ты собираешься везти ее за Бездну?
– Не надейся. Мы завезем ее в больницу. Это по дороге.
– Тебя ждет Владыка, Анхен, какая больница?
– Светлогорская. Не спорь, ты только напрасно тратишь время, – авэнэ был непреклонен.
Он даже сесть не пожелал рядом с Гоэрэ, расположился сзади, так и не выпустив девчонку из рук до самой больницы. Затем лично отнес в приготовленную для нее палату. Усадил на кровать. Вздохнул.
– Мне действительно надо лететь, Ина. Владыка и без того на меня зол. Так что, чем быстрее он сможет обругать меня последними словами, тем лучше.
– Да, конечно, лети, – она попыталась улыбнуться. Ее последняя вампирская сказка подошла к концу. Ну, хотя бы закончилась хорошо. – Твоя одежда…погоди, я сниму рубаху.
– Сними, конечно. И оставь у себя. На память, – ему хотелось бы одарить ее чем-нибудь на прощание. Чем-нибудь ценным, значимым, важным. Вот только не было при нем сейчас ничего. И времени у него уже не было тоже. С Владыкой не шутят, а Гоэрэ вряд ли забудет упомянуть, как он сильно спешил. – Только не носи, а то видишь, Гоэрэдитэс как злится. Спрячь куда-нибудь в шкаф. Она не для этой страны.
Кивнула. Взглянула на него отчаянно, пристально, пытаясь навеки запечатлеть в памяти того, кого и так не забыть. Его последний жест, последний взгляд, последний…
– Ты меня не поцелуешь? – не удержалась. – Последний раз, самый-самый последний.
Поцеловал. Медленно и очень-очень бережно, словно все еще боялся ей навредить. Заставил себя оторваться.
– Надо лететь.
Но улететь от нее навсегда вот так, после всего, что было… Нет, он еще должен встретиться с врачами, убедиться, что обследование серьезных проблем не выявило. Должен еще хоть раз встретиться с ней.
– Давай так, моя радость. Я слетаю сейчас домой, разберусь с Владыкой, с делами. А потом вернусь к тебе. Должен же я подарить тебе хоть один нормальный вечер после всего, что тебе пришлось вынести.
Она кивнула, не веря своему счастью. Он ушел, чтобы занять свое место в машине Гоэрэ. Владыка не любит ждать. Сильно не любит.
– Надеюсь, тебе хватило ума сообщить Владыке, что я уже лечу, а не что я все еще не лечу? – поинтересовался, когда машина взяла курс на Илианэсэ.
– Сообщил, – коротко кивнул Гоэрэ и перешел к тому, что сейчас волновало его куда больше. – Анхенаридит, я не могу не заметить, твои отношения с этой человечкой давно уже потеряли всякую видимость приличий. Ты развратил ее, избаловал. Она полностью забыла свой долг. Где это видано, вампир погибает от недостатка крови в организме, а она примеряет его наряды и требует, чтоб его спасал кто-то другой!
– Она моя девочка, Гоэрэ, и делает то, что велел ей я.
– Я не заметил, чтоб ты велел ей хоть что-нибудь разумное. Ты должен поставить ее на место, Анхен. А лучше – вообще убрать за Бездну. Какой пример она подает окружающим? Разгуливать в одеждах вампирского правящего дома, бросив авэнэ помирать в лесу, словно ненужный мусор! Убери ее, Анхен. Иначе это сделает кто-то другой.
– Она моя, Гоэрэдитэс, постарайся это запомнить. Потому что ты даже представить себе не можешь, насколько страшно не повезет тому вампиру, по чьей вине моя девочка проронит хотя бы слезинку. Я уж не говорю о тех, кто тронет ее хоть пальцем, – развернувшись всем корпусом, он впился взглядом в старого моралиста. Глаза Гоэрэ опустил, но свое несогласие скрывать не стал.
– Пару лет назад, – продолжил тогда авэнэ, – светлейший Кардэнис, пользуясь своим особым положением при Мудрейшем нашем Владыке, очень любил играть с ножом. И однажды он поиграл им слишком близко от моей секретарши. Я бы сказал – недопустимо близко. Тебе рассказать, в каком именно месте его более не светлого тела нашли не так давно этот нож? Или и сам в курсе, ты ж следишь за новостями?
– Да как ты!.. – Гоэрэ аж захлебнулся от возмущения. – Я только что спас тебе жизнь! Бросил все свои дела и примчался, хотя видит Светоч, более идиотского способа покинуть этот мир ни один эльвин еще не выдумывал! И в благодарность ты угрожаешь мне? Угрожаешь?!
– Ты спас жизнь последнему эвэнэ Эльвинорэла. И заодно – непутевому братишке мудрого Тинтарэдиса. Не мне, – на праведные вопли он не купился. – Вот только один момент, Гоэрэ. Ты – не Тинторэдис, ты просто когда-то давно ему служил. И поэтому прав поучать меня и направлять на путь истинный у тебя не больше, чем вон у той птички, что сейчас мимо пропорхнула. И потому – не дай тебе Светоч еще хоть раз попытаться. Я помню, что ты верой и правдой служил моему брату. Но лишь до тех пор, пока ты служишь мне. Служишь, а не умничаешь, улавливаешь разницу?
Гоэрэ кивнул, не скрывая раздражения, и уставился в ветровое стекло. Авэнэ тоже не удостоил его более и взглядом. Впереди ждал Владыка, и беседа с ним точно не будет приятной. А он улыбался, вспоминая, как она уходила прочь – маленькая девочка в императорской халее, и солнце сияло короной в ее золотых волосах…
…
Ну а Инга… Инга ждала. Много лет. Но он так и не вернулся.
