Текст книги "«Тигры» в снегу
Мемуары танкового аса"

Автор книги: Альфред Руббель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 4. Кампания в России в 29-м танковом полку на Центральном фронте
Группа армий «Центр» – 3-я танковая группа Гота – 39-й моторизованный армейский корпус – 12-я танковая дивизия – 29-й танковый полк – 9-я рота

До 22 июня 1941 года

Мы, 29-й танковый полк 12-й померанской танковой дивизии, после нескольких недель на полигоне в районе Ландсберг-Мезеритц примерно в середине июня по железной дороге были перевезены в Восточную Пруссию и выгружены в районе Сенсбурга. Мы немедленно вошли в лес, был строгий приказ замаскироваться и не двигаться. «Легкие» роты нашего полка имели на вооружении танки «Шкода», «тяжелые» роты – по роте в каждом из трех батальонов – Pz. IV. Лишь немногие офицеры и унтер-офицеры имели фронтовой опыт. Наш полк был парвеню в этой проверенной боями дивизии. Танкисты в этой сформированной в 1921 году пехотной дивизии, которая по-прежнему рассматривала себя как царицу полей, должны были добиться признания. И я думаю, что нам это удалось.

Приближался мой 20-й день рождения, и меня мучил вопрос, где и как я буду его отмечать, в состоянии готовности или уже на войне? Мы уже многие месяцы после того, как покинули гарнизон в Шпроттау, спрашивали себя, что будет? Рассказывали самые дикие истории. Все, и население, и солдаты, знали, что немецкая армия находится на марше на восток. То, что это предназначено не для увеселения населения, а для войны, тоже было понятно.

Но против кого война? Против наших новых союзников, русских, – вряд ли. Про русских теперь в «Народном наблюдателе» и даже в «Штурмовике» писали только позитивно. Статьи по сравнению с прошлым поменяли свое направление на 180 градусов. Смертельные враги, коммунизм и фашизм, пришли к соглашению. Итак, вместе против англо-американцев? Больше ведь никого на карте Европы не было.

С помощью, как это сегодня известно, широко распространенной дезинформации план нападения на СССР прикрывался легендой о том, что немецкая армия получила от русских право прохода в Иран. В Северной Африке наступал Роммель, и в глобальных клещах британцы будут уничтожены в Египте, Палестине и повсюду, где они были. Кроме этого мы получим персидскую нефть! Я не знаю, верил ли я в это. Это звучало фантастически, но не пережили ли мы только что невероятный союз между немцами и русскими? В общем, мы называли себя как пара к «Африканскому корпусу» – «Иранской армией». Некоторые товарищи уже пытались оценить, какой будет «азиатская прибавка» к военной зарплате.

В конце концов в ночь на 21 июня мы выступили в марш через Николайкен – Арис – Лыск к старой восточнопрусской границе, напротив Августово. 3-й батальон остановился в лесу, и это была исходная точка нашего нападения 22 июня, о чем мы узнали только вечером 21 июня.

Генерал-полковник Гудериан, создатель и ведущий тактик танковых войск, в декабре 1941 года был отстранен Гитлером. Начиная с 1943 года он, как инспектор танковых войск, пытался предоставить своим танкистам наилучшую возможную технику.

Обзорная карта показывает движение трех групп армий, которые 22 июня 1941 года вошли в занятые советами бывшие польские области, чтобы потом войти глубоко в Россию. 12-я танковая дивизия, в которой тогда служил Альфред Руббель, в начале русской кампании была подчинена 3-й танковой группе, которая действовала на северном крыле группы армий «Центр».

Немецкая танковая колонна пробивает себе путь вперед по пыльным дорогам России.

22 июня и дни после него

Приказ по 9-й роте зачитал командир роты обер-лейтенант Оберман. Оберман был всеми любимый офицер. Он всегда пытался выполнять свои служебные обязанности наилучшим образом. Он все еще не полностью отошел от тотально несчастливого для него посещения нашей роты в ноябре 1940 года командиром полка полковником Штенгеляйном. Делом его чести теперь было реабилитировать себя, но не за счет тупых мероприятий на горбу личного состава нашей роты, которые нас достали, а среди начальства принесли ему славу злой собаки. Не так, как обычно при зачитывании приказа, в этот раз мы, примерно 120 человек, сидели кругом на опушке леса, а шеф стоял под деревом. Я помню фразу: «Завтра утром, 22 июня, мы начинаем наступление». Было сказано, что враг, слово «русские» или «Советы» произнесено не было, располагает танковой группой, по силам примерно равной нам. Первым атакует 1-й батальон. Больше я не помню, прежде всего я не помню пресловутого «приказа о комиссарах». Я думаю, что после долгого периода неопределенности каждое слово, которое вносило ясность, должно было запомниться.

Каким у меня было настроение? Я был подавлен, потому что было ясно, что мы будем воевать против русских. Мы идем против государства, которое в его тогдашнем состоянии являлось неизвестной величиной. Какое гигантское расстояние до Москвы, до Урала, а там Россия только по-настоящему начинается, потом Сибирь и до Тихого океана. Я знал про Березину, про Бородинскую битву, про горящую Москву 1812 года и про гибель Великой Армии. Я знал о бесконечных просторах России и о неспособности людей, по крайней мере до этого времени, взять их под контроль.

Русский БТ-5 был подбит. Немецкий солдат исследует пробоины в броне башни. Хотя русские танки обычно обладали лучшим вооружением, чем немецкие танки, этот недостаток мог быть выровнен за счет лучшего тактического командования немецкими танковыми соединениями. Только благодаря этому стали возможны первые успехи немецких соединений в начале русской кампании.

Генерал-лейтенант Херманн Гот командовал 3-й танковой группой, в которой 12-я танковая дивизия воевала до октября 1941 года.

После этого 3-й танковой группой командовал генерал-лейтенант Георг-Ханс Райнхардт. Оба генерала были опытными полководцами и были награждены высокими наградами.

Советская армия в первые месяцы русской кампании потеряла большое количество танков. На фотографии выведенные из строя русские танки типа Т-26.

Вернемся к воскресенью 22 июня. Мы провели ночь в наших танках или прямо возле них, с караульными и заряженным оружием. Роту отделили от первого и второго обозов и забрали колесные машины. Наступило утро, в 3.30 началось наступление. В группе армий «Центр» наша 12-я танковая дивизия сначала была резервом. Она составляла, вместе с 7-й и 19-й танковыми дивизиями и еще четырьмя моторизованными дивизиями, 3-ю танковую группу, которой командовал генерал-полковник Гот. 3-я танковая группа и 9-я армия под командованием Штраусса с восемью пехотными дивизиями имели задачу, быстро продвигаясь, обойти и окружить 3-ю и 10-ю Красные армии. Быстрые немецкие соединения должны были продвинуться как можно дальше на восток, потом развернуться на запад и окружить русских в глубине их территории, а оставшиеся сзади пехотные соединения – уничтожить окруженные части.

Артиллерию мы практически не замечали. Она должна была быть далеко от нас, вдалеке мы слышали разрывы снарядов. Иногда мы видели небольшие группы самолетов, летевшие на восток. Сначала казалось, что война нас избегает. В первые дни, я не знаю, сколько дней, мы не имели соприкосновения с врагом. Инженерных сооружений, таких как полевые позиции, минные поля или противотанковые рвы, мы не видели. Ударов русских резервов тоже не было, это указывало на то, что первая цель – разгром стоящих в Белоруссии русских сил – была достигнута.

После встречи с первыми русскими танками Т-34 (здесь на фотографии) немецким танкистам стало ясно, что их техническое отставание они могут компенсировать только лучшей тактикой и лучшим командованием.

Бронирование Т-34 под углами позволяло снарядам рикошетировать. Простая ходовая часть с широкими гусеницами делала танк очень быстрым и очень проходимым. С его эффективной 7,62-сантиметровой пушкой до середины 1942 года он был лучше вооружен, чем любой немецкий танк.

Мы, 3-й батальон, следовали за передовыми дивизиями, предположительно за 19-й танковой дивизией. Наша дорога шла по сувалкинскому выступу, затем на севере по Литве, которую оккупировал СССР До переправы через Мемель (по-литовски Немунас) у Олиты с врагом мы не встречались. Там были только приграничные бои. К сожалению, на второй или третий день у нашего танка сломалась коробка передач. Как это было принято в танковых войсках, командир роты пересел в другой танк, а наш оставил стоять. Мы надеялись, что нас скоро отвезут в мастерскую, но это заняло некоторое время. Мы стояли одни в бескрайних полях и очень боялись, что на нас нападут русские, выходящие из окружения. Наконец приехал эвакуатор. Мы пересекли Мемель у Меркена и приехали в мастерскую, я думаю, что она находилась около Лиды. Наш полк был в бою далеко впереди. Здесь было очень небезопасно, рассеянные русские, не только бегущие, но и воюющие, были повсюду. Встречи с врагом теперь происходили чаще. Деревня, в которой находилась мастерская, строго охранялась. Разведывательные отряды искали русских солдат. Там я был свидетелем ужасного события – у церковной стены были расстреляны трое русских партизан.

Наш танк скоро отремонтировали, и мы поехали на восток к нашей роте. Командир нашего танка, унтер-офицер, о котором мы с самого начала были не самого высокого мнения, все время затягивал наше возвращение в роту. Ему было страшно, он описывал нам свой опыт из французской кампании и рассказывал про ужасы войны. Он действительно пытался склонить нас к саботажу и возвращению танка в мастерскую с новыми повреждениями. Но он нас не разжалобил, и делать это мы отказались. Наконец мы догнали нашу роту, это было уже недалеко от Минска, там удался прорыв через укрепления на старой русской границе. Эти укрепления не сыграли для русских большой роли. Там не было тяжелых боев, потому что русские войска были дезорганизованы. Все это закончилось закрытием котла у Белостока и Минска.

Танк IV 12-й танковой дивизии въезжает в сильно разрушенный русский город. Командир в командирской башенке подвергался особенной опасности быть застреленным одним из многочисленных русских снайперов.

Столб дыма на горизонте говорит об идущем бое или о воздушном налете.

За первые шесть месяцев русской кампании в плен были взяты более трех миллионов русских солдат.

Мой первый бой: котел Белосток – Минск

Моя рота много раз участвовала в боях при рассечении котла. Хотя в котле были уничтожены примерно 32 советские дивизии и примерно 2800 танков и хотя управление войсками у Красной армии было плохим на всех уровнях, мы все больше осознавали, что русский солдат воюет жестко и храбро. Генерал-лейтенант бундесвера в отставке Герд Нипольд точно написал в своей статье «Создание и боевой путь 12-й померанской танковой дивизии»: «Минск был обойден с севера, 28 июня 1941 года (!) части дивизии заняли северную часть города… Разгораются тяжелые бои с противником, который снова и снова пытается прорваться на восток или на север. Неожиданные атаки врага следуют с различных направлений. 12-я танковая дивизия, которая, западнее и юго-западнее Минска, также пытается сжать котел на запад, переходит от наступления к обороне и обратно. Потери значительно растут».

Мощнейший КВ-2, вооруженный 15,2-сантиметровой гаубицей, производил ужасающее впечатление. Но все-таки этот танк был слишком малоподвижный, чтобы быть опасным для быстрых немецких танков. Часто эти чудовища выходили из строя из-за технических дефектов.

Только 8,8-сантиметровая зенитная пушка, тяжелая артиллерия и штуки в начале русской кампании были в состоянии эффективно бороться с тяжелыми русскими танками КВ. Болотистая местность и технические проблемы также вынуждали эти чудовища останавливаться. На фотографии КВ-1 с эффективной 7,62-сантиметровой пушкой.

Танки и автомобили 12-й танковой дивизии в конце июня 1941 года входят в Минск, столицу Белоруссии.

Монументальный дом компартии в Минске. Перед ним стоит много немецких автомобилей. Знамя со свастикой укрывает серп и молот Советов.

Сгоревший Витебск после взятия его немецкой армией в середине июля 1941 года. Во многих больших русских городах деревянные дома все еще стояли почти в центре города. Из-за них пожары распространялись очень широко и уничтожали целые городские кварталы.

Во время этих боев я был заряжающим в танке командира роты. Я был недоволен тем, что мой товарищ Вегман стал наводчиком, хотя мы оба получили одинаковую подготовку. Он был на три года старше меня, это должно было быть причиной. Но быть в танке командира роты было поощрением. Однажды было очень жарко и снаружи, и внутри танка, бой затихал, и командир приказал открыть люки. Наводчик и заряжающий высунулись из люков и наслаждались свежим воздухом. Вдали еще был слышен звук боя. Неожиданный выстрел – и наводчик Вальтер Вегман осел в крови и рухнул обратно в башню танка. Он получил выстрел в голову, но был еще жив. Наконец приехали санитары, и на легкобронированном санитарном автомобиле его увезли. Чтобы продолжать бой, командир роты пересел в другой танк. Я остался в строю и в качестве командира повел танк на сборный пункт роты. На следующий день я занял место Вальтера как наводчика в командирском танке и оставался на этой должности долгое время. Вальтер Вегман остался жив. После долгого лечения его признали негодным к военной службе и уволили из вермахта. Мы встретились только после войны.

Наше продвижение замедлялось на глазах, и мы начинали понимать, что победа над Советским Союзом до наступления зимы, т. е. через десять недель, – это химера. У нас были тяжелые потери, прежде всего по причине нашего легкомыслия, как в случае с Вальтером.

Мы стояли в лесу и беспечно расположились вне танков. Артиллерийский налет убил нашего командира роты, обер-лейтенанта Обермана, и пять человек из боевого и колесного полувзвода нашей роты. Нам еще не хватало опыта.

После завершения боев в котле Минск – Белосток мы шли дальше через Смоленск до Вязьмы. Там погиб мой товарищ и друг Хайнц Берман.

Полк имел разведывательный взвод на легких танках Pz. II, им командовал лейтенант Броско, которого мы хорошо знали по Нойруппину. Он выбрал себе экипаж, Берман был его радистом. Его могила находится у железной дороги в Смоленск, в районе Орши.

Перевод в группу армий «Север» (август 1941 г.)

Казалось, что после завершения боев в районе Смоленска немецкому военному руководству стало ясно, что взятие Москвы в ближайшее время невозможно, оно решило перенести основное наступление на Ленинград (из соображений престижа?) и перевело туда сильное наступательное соединение, 39-й армейский корпус.

Поэтому 21-я танковая дивизия, которая с боями прошла через Минск, Витебск, Смоленск и Ярцево, была остановлена у Вязьмы и оттуда переведена в район Ленинграда. Потери в дивизии были большие, оба стрелковых полка были ополовинены. 29-й танковый полк, в котором должно было быть 150 танков, имел только 88. Наш 3-й батальон был расформирован и распределен между 1-м и 2-м батальонами. Нас, остатки 9-й роты, перевели в 3-ю роту.

Перевод в группу армий «Север», 800-километровый восьмидневный марш своим ходом сначала на запад обратно в Смоленск, потом на север через Невель, Порхов, Новгород, Чудово, был для меня приятным событием. Мы, 29-й танковый полк, замыкали марш. Сначала мы двигались колоннами, но почти сразу растянулись и ехали на север одиночными машинами. Дорожные обозначения на марше были просто прекрасные, наш дивизионный тактический знак – мерседесовская звезда – указывал нам путь на север. Мы ехали в командирском танке. Мы были втроем: водитель, имя я не помню, радист – весельчак из Кельна, и я, наводчик. С каждым днем марш становился все более похож на экскурсию в незнакомой стране. Мы были в тылу, никакого врага, никаких злых начальников, была ранняя осень, мы получали все большее удовольствие от этой поездки. Каждый вечер мы останавливались в каком-нибудь населенном пункте, там были комендатура, полевая кухня и охрана.

Мы спали в танке и с утра продолжали нашу поездку на север, все время ориентируясь по нашим дивизионным тактическим знакам на дороге, которая была совсем неплохой. Водитель вел танк, а нам, двум оставшимся членам экипажа, было совсем нечего делать. Мы сидели спереди на башне танка, справа и слева от пушки, и рассматривали не знакомый нам север России.

Наш кельнский весельчак часами рассказывал нам свои приключения на кельнском карнавале.

Однажды начался дождь, у нас в танке был зонтик, и мы сидели на башне танка под открытым зонтиком. Нас обогнал автомобиль и посигналил. Из автомобиля вышел молодой офицер и от имени своего генерала попросил нас отставить использование гражданских вещей, т. е. зонтика, на войне. Разумеется, это было произнесено намного грубее.

Потом мы прибыли в наш полк в Мгу и прямо с марша пошли в бой.

КВ-2 угрожающе повернул свою 15,2-сантиметровую пушку в сторону дороги. Но со сбитой гусеницей этот русский танк остался стоять под Псковом.

Сборный пункт русских пленных за линией фронта. Тыловые немецкие службы абсолютно не справлялись со снабжением военнопленных и не могли предоставить им достаточного довольствия. Следствием этого было то, что очень многие военнопленные зимой 1941/42 года голодали.

Генерал Вальтер Крюгер (на фотографии слева), командир 1-й танковой дивизии, разговаривает с генералом Эрихом Хеппнером (на фотографии справа), командующим 4-й танковой группой летом 1941 года на северном участке Восточного фронта.

Альфред Руббель, будучи ефрейтором, уже в июле 1941 года получил страстно желанный значок в серебре за танковый бой. Свидетельство о награждении было подписано командиром 12-й танковой дивизии генерал-полковником Йозефом Харпе.

На один из танков IV 12-й танковой дивизии погрузили бревна. Они должны обеспечить ему проезд по покрытым грязью дорогам.

По грунтовым дорогам немецкие соединения пробивали себе путь все глубже в сердце России.

Глава 5. Кампания в России на северном участке

Бои на северном участке (сентябрь 1941 г.)

Наступление в зоне группы армий «Центр» после первых больших успехов остановилось перед воротами Москвы. Стратегическая цель – взятие Москвы до наступления зимы – достигнута не была. Гитлер изменил начальные планы и искал удачу на флангах. На юге, еще в 1941 году, должны были быть взяты устье Дона и Ростов. Индустриальные районы вокруг Кременчуга и Днепропетровска должны были оказаться в немецких руках, как и позиции для наступления на кавказскую нефть. На севере сначала должен был пасть окруженный финнами и немцами Ленинград, что дало бы большой пропагандистский эффект. Для этого группа армий «Север» была усилена 39-м моторизованным армейским корпусом.

После нашего длинного марша мы начали наступление вдоль шоссе из Тосно в Колпино. Лесная и болотистая местность, пересеченная большим количеством рек, тормозила успешное наступление моторизованных и танковых частей. Кроме тяжелой местности нам приходилось бороться с ожесточенным сопротивлением русских на южном оборонительном кольце. Все ухудшавшаяся погода и русская авиация делали нашу жизнь тяжелой.

Бои на окраине города, мы видели ездящие городские трамваи, продолжались для меня только с 25 августа по 3 сентября. Незабываемые картины из этого времени все еще стоят у меня перед глазами. Уже были заморозки. Нам надо было выдержать грязь, дождь, вшей и противника, а у нас еще не было большого опыта войны в России.

Кадр, снятый немецким фотоаппаратом для дальней съемки, – силуэт Ленинграда, который не должен был быть завоеван, а должен был вымереть от голода. Слева шпиль на башне Адмиралтейства, справа мощный купол Исаакиевского собора и портовые краны.

3 сентября, во время передышки в бою, я открыл люк моего танка. Возле танка разорвалась мина, и меня ранило осколками, но, как позже выяснилось, не очень тяжело. «Множественные осколочные ранения в голову, спину и заднюю часть» – так было написано в моей истории болезни. На Ю-52 меня из Тосно перевезли в Чудово, там я несколько дней пробыл в лазарете, оттуда меня поездом – мы ехали примерно неделю – отправили в госпиталь в Швайнфурт. Мы ехали прекрасной ранней осенью по спокойной Германии и прибыли в качестве «почетных граждан нации» во Франкию, как раз когда там начался сбор винограда. Почти три месяца я оставался там. Это было прекрасное время.

Сестры выгуливают фокстерьера старшего полевого врача, который кроме работы в лазарете продолжал работать в своей частной курортной практике.

Хельмут и сестра Рут из Зонненберга.

Хотя Альфред Руббель был ранен уже в сентябре 1941 года, удостоверение о награждении значком в черном за ранение он получил только 3 июня 1943 года. К этому времени он уже был унтер-офицером.

Три самые милые сестры, слева Анни из Штокхайма, потом Мария из Кронаха и Тина из Лихтенфельса. Сестер Красного Креста также любя называли «карболковые мышки». Карболка – это средство дезинфекции, которое повсеместно использовалось в госпиталях.