Текст книги "История Дальнего Востока. Восточная и Юго-Восточная Азия"
Автор книги: Альфред Крофтс
Соавторы: Перси Бьюкенен
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Иэясу был против ненужного вмешательства в дела духовенства. В период его правления буддизм в некоторой степени сохранил импульс к возрождению и заслужил признательность за руководящую роль в борьбе против христианства. Он обладал почти полной монополией в сфере образования и, подобно католической церкви в то время, способствовал развитию искусства. В одном Киото насчитывалось почти 50 тысяч священнослужителей. Пожертвования были значительными – хотя менее 5 % национального богатства. Несколько монастырей оказались жестокими и суровыми землевладельцами [119]119
Монастырь Коя-сан, главный храм секты Тэндай, трижды за пятьдесят лет подвергался нападению недовольных крестьян.
[Закрыть], но чаще священники служили посредниками между крестьянами и феодалами, осуществлявшими насильственные поборы и вымогательство.
Влияние синтоизма падало по мере ослабления почитания императора. Конфуцианство, несмотря на его зарубежные связи, стало почти официальным учением. Многие статьи в «Наследовании», составленном Иэясу, взяты из философии Конфуция. Действительно, в системе Токугава была имплицитной концепция фиксированных, постоянных социальных слоев при благосклонном правлении, подкреплявшимся добровольной покорностью. Иэясу, который искусно подорвал власть вассалов Хидэёси, твердо решил, что его собственный род не должен потерять власть из-за отсутствия лояльности. Первые три сёгуна серьезно поддерживали Хаяси Радзана, представителя конфуцианской школы Чжу Си, в учении которого высшей ценностью считалось повиновение. Доскональное знание этого учения являлось условием для получения должности в административном аппарате и требовалось, наравне с военными навыками, при подготовке молодых самураев к службе в качестве гвардейских офицеров.
Однако сильное сопротивление оказывалось распространению школы конфуцианства, известной как оёмэй [120]120
Величайшим из мыслителей оёмэйбыл Кумадзава Бандзан, ученый, широко читаемый и уважаемый, но которому отказывали в какой-либо важной должности и которого ограничивали в его карьерном продвижении, в первой половине XVII в.
[Закрыть](китайский философ Ван Ян-мин, основоположник неокунфуцианской школы синь сюэ– «учение о сердце», был известен в Японии как Оёмэй. – Пер.). Эта школа делала акцент на интуитивной этике, или действиях «ради них самих». Такое учение, по мнению цензоров, граничило с анархией, и его сторонников обвиняли в неортодоксальной мысли и открытом неповиновении.
Признано, что если бы не был опущен занавес изоляции, Япония могла бы не отстать в развитии от Запада. Однако правление Токугава не было периодом стагнации. Сахар, табак, апельсины и сладкий и ирландский картофель были ввезены в страну. Дополнительное снабжение продовольствием позволило обеспечить питанием население, численность которого превышала численность населения современной Англии. За два века производство шелка возросло в восемь раз. Порох стал использоваться в горных работах, и каменный уголь после 1700 г. применялся в большом количестве для выпаривания соляного раствора с целью получения соли. Нефтяные скважины были выкопаны в Этиго за тридцать лет до того, как полковник Дрейк получил первый нефтяной фонтан в Пенсильвании в 1859 г. Голландские насосы значительно улучшили ирригационные системы, и Япония достигла крупной инженерной победы с введением в строй токийского акведука в 1654 г.
Архитектурные сооружения на Дальнем Востоке редко превосходили по великолепию мавзолеи Никко и парка Сиба. Причудливые и яркие, а не выдержанные в классическом духе, они сравнимы с бурбонскими дворцами в Версале того времени. Также улучшались жилые здания: если до Токугава крыши были покрыты соломой и тростником, то к концу этого периода они были уже покрыты черепицей и выглядели красивее, и были гораздо более прочными и пожароустойчивыми.
Существовали понятные, четко изложенные кодификации законов. Экономисты много писали о природе денег, торговле и проблемах труда. Постоянно ставились эксперименты в области контроля над ценами и производством, хотя они не были успешнее экспериментов Ван Аньши в Китае или на Западе сегодня. На рисовых биржах Осаки и Эдо можно было осуществлять «фьючерсные» продажи, и эти биржи очень походили на пшеничные биржи Чикаго и Ливерпуля.
Сёгуны построили крупнейшую столицу в мире. Они поощряли такие утонченные церемонии среди дворянства, как чаепитие и составление букетов цветов. Влияние поэзии сказывалось на всех классах. Больше всего японцы восторгались такой формой поэзии, как лаконичная, состоящая из семнадцати слогов хокку, почти совершенное средство для составления эпиграммы и краткого описания момента. ХоккуБасо занимают видное место в мировой литературе. Веселье горожан, самураев и куртизанок в ярком «бренном мире» [121]121
Известный японцам как укиё.
[Закрыть]Эдо отображено на деревянных гравюрах современников – Утамаро, Моронобу и полотнах художников эпохи Гэнроку дзидай (период 1688–1704 гг., по наименованию царствования императора Хигасиямы. – Пер.). Еще более знаменитыми являются гравюры Хокусая и Хиросиге, творивших в последние десятилетия сёгуната, включая всемирно известные «Пятьдесят три станции Токайдо» и «Виды Фудзи». Возможно, ни одно общество «допромышленной эпохи» не было сохранено в такой яркой форме, как это сделали художники Японии Токугава. Написание работ по истории было затруднено некритическим восхвалением принципа двойного правления и запретом на обсуждение событий после 1600 г. Однако были довольно существенные работы по более ранним периодам. Первая государственная школа была основана в 1666 г., хотя школьное образование для широких масс никогда не существовало. Ведущий университет в Эдо оставался бастионом строгого конфуцианского учения. Однако знания никоим образом не ограничивались китайской классикой: была опубликована масса западных работ, с которыми японцы ознакомились через голландцев.
Голландцы ознакомили японцев с тропическими лекарственными растениями и обеспечили их научными работами по ботанике. Опираясь на голландскую литературу по анатомии, японцы первыми на Дальнем Востоке произвели вскрытие трупов и соответствующие исследования. К 1840 г. несколько врачей делали вакцинации против оспы и хирургические операции. Японским студентам преподавали оптику, электричество и химию. Наконец, в 1771 г. был опубликован обширный трактат по голландским исследованиям – Рангаку котохадзимэ. [122]122
Рангакуозначало «голландоведение». Слово ран(«апельсин») – это японское название Голландии.
[Закрыть]История Европы стала известна к 1860 г. На картах указывались долгота и широта, и небесный глобус в Эдо демонстрировал ньютоновскую космогонию. Художники экспериментировали с масляной живописью в голландской манере. В библиотеке сёгуна находились западные журналы и модели машин. Таким образом, японские ученые смогли во время своего первого визита на борт идентифицировать почти каждую часть кораблей Перри.
В Японии Токугава понимали фундаментальные проблемы, сохраняя почву и леса и ограничивая численность населения эффективными, хотя и жестокими методами. Однако господствовавшая система давала лишь небольшие возможности для проявления купеческой предприимчивости или честолюбия воинов. [123]123
Теперь, когда божественная миссия Мэйдзи подошла к концу, современные японцы могут спросить, «свернули ли они с истинного пути» или нет в 1638 г.
[Закрыть]
Система Токугава была уничтожена прежде всего купеческим классом. Иэясу предвосхищал военный мятеж путем разорения даймё. Некомпетентные и надменные, не желающие даже прикасаться к деньгам [124]124
На протяжении веков первым японским правителем, который брал в руки деньги, был Хирохито: будучи наследником престола, во время поездки за рубежом он бросил монету в турникет парижского метро.
[Закрыть], обладатели двух мечей легко становились жертвами брокеров и купцов. К 1735 г. сёнин, или купцы, в иерархии поднялись выше земледельцев; к 1780 г. они относились к ремесленникам как к рабам; в конце столетия снисходительно говорили с самураями-должниками; перед падением сёгуната три четверти всех расписок на рис в Осаке предназначались для обслуживания долгов землевладельцев. Крупной bourgeoisieпринадлежало 70 % национальных богатств. Ее представители требовали титулов, носили мечи и свободно вступали в брачные связи с членами военного класса. Сёгуны не находили иных средств, кроме редких токусэй, или прощения долгов, что грозило полностью подорвать доверие к самураям.
Гвардейские офицеры, главная опора военной власти, все более закладывали свои доходы, пока у них не оставалась простая порция риса. Некоторые зарабатывали средства к существованию, обучая детей сёнин. Другие вступали в брак с дочерьми купеческих семей, и таким образом «малые имена» становились союзниками торговцев в противостоянии к высшей аристократии. На этих высоких уровнях привилегированные фудай (наследственные вассалы сёгунов Токугава. – Пер.), чья работа в государственном аппарате отвлекала от управления поместьями, сдавали свои позиции «посторонним» даймё, которые вследствие высоких налогов на них были вынуждены эффективно вести свое хозяйство.
УСИЛЕНИЕ ЛОЯЛЬНОСТИВопрос о почитании императора был отодвинут на задний план философами Эдо. В столице проимператорские сочинения подвергались цензуре. Однако Токугава поощряли придворных Киото проводить время в безвредных исследованиях древности. Именно эти исследования привели к ревизии мысли и в конечном счете к политическому синтоизму. Кугэ (старое придворное дворянство – Пер.), у которых не было финансовых ресурсов, кроме небольшого императорского жалованья, должны были всего добиваться, поддерживая императора. Принц Мито, один из Токугава, написал до 1700 г. Дай Нихон си(«История великой Японии». – Пер.), основанную на древних источниках и подтверждающую уникальную верховную власть тэнно. Опасные книги не издавались более века, но они оказали влияние на преподавателей, передававших свои идеи учащимся, которыми была заполнена столица Киото. Эмоции собирались вокруг фантомного правителя, спрятанного от людей за стенами со рвом в своем старом саду – «Все люди боятся сёгуна; все люди любят императора».
Так как национальная изоляция стала твердым принципом династии Токугава, иностранное проникновение представлялось как вызов государству. После 1750 г. западное давление поддерживалось потребностями нового индустриализма. Британские, французские и русские корабли заходили в японские порты. Китобои ловили китов вблизи западных берегов, и некоторые обменивали добычу на воду и продовольствие. Несколько судов потерпели крушение, и выживших отправляли в Нагасаки для репатриации.
К 1840 г. консерваторы с тревогой, а либералы с надеждой наблюдали за длинным следом дыма по направлению к морю и слышали свист паровой струи. Прибытие Перри показало полную беспомощность государства. Его корабли затмевали все в бухте Эдо, и адмирал, настоящий «дипломат канонерок», намекнул на поддержку сотни крейсеров. Напротив них была пустая земля. Когда самураев призвали к оружию, выяснилось, что они отдали в залог доспехи и мечи в обмен на рис.
Уже в 1846 г. во время кризиса, созданного французскими военными кораблями, император занял твердую позицию. Когда в 1858 г. Таунзенд Гаррис сослался на императорскую власть, Совет взорвался от смеха, но быстрый темп событий привел к смене объекта шутки. Когда заместитель сёгуна взял с собой в Киото договор с Гаррисом, он ждал целые недели и вернулся без подписи императора. Ссылаясь на ее отсутствие, многие «посторонние» даймё отказались соблюдать соглашение.
Последовали годы анархии, во время которых произошло ослабление власти Эдо. Дипломатия Иэясу с ее балансированием между различными центрами феодальной власти, с ее системой разделения на феоды, шпионской сетью изжила себя. Подавляющая часть населения обратилась к древнему культу богини солнца. Когда Муцухито, сто двадцать второй потомок божественного Дзимму Тэнно, открыл эпоху Мэйдзи, или «просвещенного правления», только один клан обнажил меч от имени свергнутого Токугава. Последний сёгун принес присягу императору, и от бакуфу мало что осталось, за исключением его знамени, красного солнца на белом фоне, который остался национальным флагом.
И так ушла старая Япония, оплакиваемая романтиками. Мало веков в истории прошли быстрее. Занятые европеизацией, торопясь к неизвестным целям, люди вспоминали свою «отшельническую» эпоху как что-то очаровательное и пленительное, но отдаленное – как поблекшую шелковую картину гор Хорай в царстве грез Синкуру.
Глава 6
ВЕЛИЧИЕ И УПАДОК ПРИ ЦИНСКИХ МАНЬЧЖУРАХ
Величественное достоинство нашей страны проникло в каждую страну под Небом, и короли всех государств предложили Нам дорогую дань по суше и по морю. Как может убедиться Ваш посол, у Нас есть все. Я… не нуждаюсь в изделиях Вашей страны. Вам надлежит. Король, вечной покорностью Нашему Трону… после этого обеспечить мир и процветание Вашей стране.
Император Цяньлун королю Георгу III, 1793
ВОЗВЫШЕНИЕ МАНЬЧЖУРОВ
Северо-восточная граница Китая оставалась в известной степени стабильной с XIII в. Там горы Цзехол постепенно спускаются к заливу Чжили. Вдали расположены равнины Южной Маньчжурии, в древности разделенные на провинции Ляодун и Ляоси, к востоку и западу от реки Ляо. К востоку от этих равнин Белые длинные горы образуют границу с Кореей. Их покрытые лесами вершины являются источником рек Ялу, Тумен и Сунгари. В их долинах жили тунгусские, или восточные монгольские, народы.
Их племенные группы в XVI в. начали продвигаться на запад. На приморских равнинах они столкнулись с китайскими поселенцами, которых минские императоры защищали с помощью частокола – продолжения Великой стены. С племенами, прибывшими, чтобы заниматься сельским хозяйством или торговать, пограничные мандарины обходились грубо. Эти племена нашли своего представителя и лидера в лице Нурхаци, который путешествовал с посольствами в Пекин и, конечно, видел растущую беспомощность китайского двора. Родившийся в 1559 г., Нурхаци утвердил свое руководство за годы межплеменной борьбы, прежде чем в 1618 г. собрал достаточно сил, чтобы бросить вызов китайцам. После того как на его протесты не обратили внимания, он захватил их несколько аванпостов, один из которых, переименованный в Мукден, стал его столицей.
«ВЕЛИКАЯ ЧИСТАЯ ДИНАСТИЯ»Нурхаци умер в 1626 г., оставив титул хана внуку Абахаю. Тунгусская конница начала к этому времени нападения на Северный Китай и перерезала сухопутную дорогу между Пекином и вассальной Кореей. Когда корейцы взялись за оружие от имени своих минских сюзеренов, племена Абахая нанесли удар через замерзшую реку Ялу зимой 1632 г. Сеул подвергся разграблению, и король Кореи подписал унизительную капитуляцию.
До 1635 г. тунгусские племена признавали себя китайскими вассалами. В том году они приняли имя маньчжуров, подданных Да Цин, или «Великой чистой династии». Хотя их первоначальное число едва достигало пяти миллионов человек, эти кочевники стали серьезной силой. Похожие на корейцев, они, однако, говорили на особом языке и имели форму фонетической письменности, основанную на письме уйгурских монголов, то есть на санскритском алфавите. Их общество было феодальным с крепостным правом в сельском хозяйстве. Современники восхищались мужеством маньчжурских воинов и «поразительной красотой» женщин. Маньчжуры были признаны народом, легче других азиатских народов приспосабливающимся к новым условиям.
Нурхаци командовал кочевой ордой, разделенной на восемь знамен численностью около 12 500 воинов, каждому знамени был присвоен свой стяг, например красный или зеленый, окаймленный красным цветом. Две другие системы вооруженных сил были сформированы среди маньчжурских союзников или дезертиров противника, так что армия в конечном счете была разбита на двадцать четыре «знамени» – маньчжурских, китайских и монгольских, каждое из которых возглавлял командир из числа потомков Нурхаци.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО ВОЕНАЧАЛЬНИКА МИНОВВремена Минов подходили к концу. Инженеры-иезуиты сконструировали для них несколько артиллерийских батарей (каждая пушка была названа именем христианского святого!). Однако из-за невыплаты жалованья взбунтовалась императорская гвардия. Крестьянский разбойник Ли Цзычэн возглавил восстание, охватившее весь Северо-Западный и Центральный Китай. Когда Ли захватил Пекин в 1644 г., последний император династии Мин повесился.
Заслуживавший доверия генерал У Саньгуй с войсками располагался в крепости Шаньхайгуань, чтобы остановить продвижение маньчжуров. У, возможно справедливо, подумал, что правители Мин утратили мандат Неба, и у него была кровавая вражда с Ли. Он осознал, что войска «знамен» больше не были варварами. Линия Нурхаци была такой же древней и знатной, как и линия Минов, которые были потомками неожиданно выдвинувшегося странствующего священнослужителя. В жителях городов Ляодуна кровь была настолько перемешанной, что захватчики в расовом отношении были почти в такой же степени китайцами, как и тунгусами. Более того, маньчжуры были весьма благосклонны ко всем китайским чиновникам, поступившим к ним на службу. У Саньгуй приветствовал захватчиков за Великой стеной на территории Поднебесной и промаршировал с ними до Пекина. Шуньси, шестилетний сын Абахая (его настоящим именем было Фу-линь, но правил он под девизом Шуньчжи), был посажен на Трон дракона как первый император династии Цин.
Тем не менее с взятием Пекина покорение Китая не завершилось. Северные провинции, давно знакомые с маньчжурами, встретили их мирно. Южнее Янцзы, где несколько минских принцев оказывали сопротивление, борьба была длительной и ожесточенной: одна китайская армия отступила в глубь Бирмы на значительное расстояние, и в военных действиях в провинции Сычуань погибли 6 миллионов человек. [125]125
Чжан Сянь-чжун, сумасшедший диктатор Сычуани, свергнутый маньчжурами, получил печальную известность как самый кровавый тиран в китайской истории.
[Закрыть]Наиболее упорными сторонниками оказались «люди моря» на юго-востоке, возглавлявшиеся пиратом-метисом, которого европейцы называли Коксинга. [126]126
Это фонетический вариант его почетного титула Го Син-я, «господина императорской фамилии». Его родовым именем было Чжэн Чэнгун.
[Закрыть]Он родился в Японии, и его отцом был китаец. Коксинга был новообращенным христианином и пиратом, достиг высокого звания в китайском флоте.
Когда династия Мин пала, Коксинга смог собрать сотни военных кораблей и армию в сто тысяч человек. Этого оказалось недостаточно, чтобы отвоевать Центральный Китай, но его власть на юго-восточном побережье оставалась прочной. Действуя в Фуцзяне, он нанес удар по голландцам на Формозе, захватил форт Зеландия и очистил остров от всех гарнизонов белых. [127]127
Набеги Коксинги заставили европейцев покинуть весь юго-восток, кроме Макао.
[Закрыть]Коксинга мог бы захватить также Филиппины, если бы не его ранняя смерть – спустя лишь несколько месяцев после его триумфа на Формозе. Этот остров и юго-восточные провинции перешли под маньчжурский контроль к 1682 г. Сопротивление «иностранцам» продолжалось на протяжении жизни поколения. Однако оно не породило такого героя, которого можно было бы сравнить с Коксингой – красивым и тщеславным, расхаживающим по палубе военной джонки или диктующим условия голландцам в своей полевой палатке, украшенной тканью голубого цвета.
Маньчжуры недолго пытались править «с седла»; со времени своих первых побед в Ляодуне они использовали захваченных китайских ученых для ведения хроники событий. Чтобы сломить сопротивление гарнизонов, лояльных правителям Мин, Нурхаци провозгласил, что действует так, как предписывает конфуцианство, что он получил мандат Неба.
Правительство Цин старательно следовало образцу, установленному предшествовавшими династиями, легализуя и укрепляя его. Через тринадцать лет после своего вступления в Пекин маньчжуры приняли систему из шести министерств, которая давно использовалась в Китае: церемоний, налогов, чинов, наказаний, общественных работ, военного. Министерство церемоний, истолковывая конфуцианский закон и руководя придворным протоколом, до конца империи считалось самым важным. Татарские императоры унаследовали древнюю власть Сына Неба и сохранили Большой секретариат из шести членов как исполнительный кабинет. Секретариат, избранный из представителей высшей аристократии, все больше становился декоративным органом, и, хотя он продолжал существовать, реальная власть перешла после 1730 г. к другому учреждению, Большому совету, предназначенному для быстрого решения актуальных вопросов.
Маньчжуры полностью использовали цензурное управление, созданное при династии Тан, чьи мобильные инспекторы докладывали непосредственно императору о всех делах в империи. Они усилили значение Академии Ханьлинь – высшего национального культурного арбитра и исторического хранилища, предоставив ей великолепные кварталы в императорском городе. Будучи безразличным к иностранцам, как и его предшественники, маньчжурское государство быстро учредило ведомство по монгольским делам. Только в последние годы своего существования оно создавало различные ведомства по иностранным делам, но на уровне ниже министерств.
Провинции управлялись наместниками, которым подчинялись две или три смежные провинции, или губернаторы, в ведении каждого из которых была одна провинция. Они были настоящими сатрапами, клялись в верности императору, но обладали абсолютной властью на подчиненной им территории. Каждому помогали заместитель губернатора, судья и по крайней мере два чиновника по налогам, ответственные за налог на урожай и за монополию на соль. Ниже находились руководители областей, а еще ниже, на местном уровне сянь гуань, представлявший правительство на «низовом, массовом уровне» – «разносторонний» чиновник, выполнявший обязанности конфуцианского священнослужителя, литературного эксперта, собирателя налогов, шерифа и судьи, нотариуса и семейного советника: «отец и мать» общины.