Текст книги "Жизнь животных Том I Млекопитающие"

Автор книги: Альфред Эдмунд Брем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 57 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Но горе тому животному, на которого обрушится страшный прыжок! Как пораженная молнией, падает несчастная жертва, и только гигант жирафа пытается нести на себе ужасного всадника. В смертельной тоске несется бедное животное, пока не подкосятся быстрые ноги, пока не поникнет высокая голова и страшные когти не перервут грациозной шеи…

Обыкновенно лев охотится один, но иногда супружеская чета охотится совместно, а иной раз для той же цели собирается целое стадо львов. Один английский охотник передает интересный случай подобного рода.

Небольшое стадо зебр, говорит он, беззаботно паслось на равнине, не подозревая, что пара львов с детенышами тихо подкрадывалась к ним все ближе и ближе. Лев и львица составили правильный план атаки и так осторожно пробирались в густой траве, что бдительные животные совершенно не замечали страшной четы. Таким образом последняя приблизилась к стаду на расстояние прыжка. Вдруг вожак заметил врагов и подал сигнал тревоги. Но было уже поздно: лев перескочил через траву и кустарники и с быстротой молнии обрушился на зебру, которая в тот же миг упала под ним. Прочие в ужасе разбежались.

Подобные охоты львы предпринимают или тогда, когда животное слишком осторожно, или когда оно слишком велико, как, например, буйвол. Рогатый великан, со своим грозным оружием, не под силу даже мощному «царю зверей», а слепое бешенство делает буйвола вдвойне опасным противником. Это не робкая антилопа, и, прежде чем овладеть такой добычей, львам приходится выдержать отчаянную борьбу. Исход боя сомнителен. Часто случается, что великан гибнет в схватке, побежденный не столько силой, сколько ловкостью противников. Но если лев не успеет увернуться от всесокрушающего удара рогов, ему нет спасения. Обезумевшее от ярости животное топчет и рвет своего царственного врага, иногда подбрасывая его на воздух, подобно мячу. Покончив с одним, рогатый исполин принимается за другого противника, которого не спасают ни страшные зубы, ни мощные когти. Иногда подобным же образом расправляется с «царем зверей» и дикий кабан.

Схватив добычу, лев уносит ее в свое логовище и там устраивает кровавый пир. Здесь особенно разительно проявляется необыкновенная мускульная сила могучего зверя. Для него ничего не стоит, с целым быком на спине, перепрыгнуть десятифутовую изгородь и затем пробежать с добычей целую милю. По словам Томсона, однажды охотники верхом целых пять часов гнались за львом, уносившим двухгодовалого бычка, и не могли догнать.

Еще рельефнее выставляет силу льва следующий арабский рассказ. Однажды лев кинулся на утолявшего жажду верблюда и хотел утащить его в лес. Но в ту же минуту из воды вынырнул громадный крокодил и схватил верблюда за шею. Между противниками завязался спор: один тянул вверх, другой – вниз. Кончилось тем, что верблюд был разорван на две части.

Умертвив добычу, лев начинает насыщаться ею, причем нередко его пиру мешают коршуны и гиены. Обыкновенно трусливые при встрече с «царем зверей», гиены, завидев добычу, становятся безумно смелыми. Один охотник видел, как три пятнистых гиены, ворча и скаля зубы, смело бросились отнимать у мощного зверя его обед, и только страшный удар лапой, замертво положивший одну, заставил двух других образумиться.

«Лев – человеческое животное, – говорит Шейтлин, – подобно тому, как и между людьми есть люди скотские». Эти слова германского натуралиста в высшей степени метко обрисовывают характер «царя зверей». Действительно, царственный зверь обладает многими качествами, которые резко выделяют его из ряда других животных и приближают к человеку: он – верный супруг и нежный отец; его мужество и храбрость стоят вне всяких сомнений; его характер полон благородства и совершенно чужд той кровожадности, какой отличаются все прочие члены семейства кошачьих; наконец, лев – животное в высшей степени умное, понятливое и сообразительное.

Супружеская верность мощного зверя – факт, который подтверждают все наблюдатели. Лев никогда не покинет своей львицы, заботится о ней, защищает от врага и добывает пищу. Очень часто царственная чета делит пополам все заботы по добыванию добычи и вместе производит нападение на «серибы» арабов или на дикого буйвола.

Родительское чувство также развито у «царя зверей» очень высоко. Львица-мать до последних сил готова защищать своих детенышей и ни при какой опасности не покидает их. Лев-отец не уступает ей в самоотвержении: он присматривает за детьми, когда мать их уходит на водопой, заботится о пропитании семьи и до последней капли крови готов защищать родное логовище.

Молодые львята рождаются обыкновенно в количестве от двух до шести и первое время являются беспомощными зверьками, ростом с котенка. На втором месяце они начинают ходить и играть. В это время трудно себе представить зрелище более грациозное, чем львица со своими детьми: красивые зверьки, точно котята, резвятся друг с другом, к удовольствию матери, которая любовно смотрит на их забавы.

Через полгода львица перестает кормить своих детенышей, и они начинают сопровождать родителей в их набегах. Величина их в это время достигает величины порядочной собаки. Голос, прежде совершенно походивший на мяуканье кошки, становится сильнее и полнее. На третьем году у самцов начинает пробиваться грива, но лишь на шестом году «царь зверей» достигает своего полного развития. Именно в этом возрасте у него появляется тот могучий голос, который арабы так удачно называют «раад» – гром и который приводит в ужас все живое. Заслышав его, замолкает гиена, утихает яростный леопард, обезьяны в страхе взбираются на высочайшие вершины деревьев, антилопы бросаются в бешеный галоп, дрожит и волнуется сам флегматичный верблюд, лошадь встает на дыбы и бешено рвется, собака с визгом жмется к ногам хозяина…

Этот голос особенно характерен для могучего зверя: он выражает его мощь и силу, безграничную отвагу и неодолимое мужество. Своим гневным рычанием «царь зверей» словно вызывает желающего померяться с ним. И кто бы ни принял вызов, отважное животное не задумывается вступить в бой. Только человека и страшится «царь зверей»: высокий рост «царя природы» поселяет в нем недоверие к своим силам, а спокойствие и мужество человека еще более усиливают это впечатление. Этим объясняются нередкие случаи, где лев отступал даже перед безоружными людьми.

Когда араб встречает на дороге льва, то он идет прямо на зверя, махая саблей или ружьем, но остерегаясь наносить удары или стрелять. Он только кричит своему страшному противнику: «О, ты, вор, грабитель большой дороги! Ты, сын того, который никогда не говорил «нет»! Не думаешь ли ты, что я тебя боюсь? Разве ты не знаешь, чей я сын? Встань и дай мне дорогу!..» Лев спокойно ждет, пока путник подойдет к нему ближе, затем встает и ложится на некотором расстоянии, но опять поперек дороги. Таким образом, человеку приходится выдерживать целый ряд страшных испытаний. Счастье его, если ему не изменит мужество, если, как выражаются арабы, он «хорошо держит свою душу», – могучий зверь не решается напасть на него и оставляет смельчака в покое.

Но если лев заметит, что человек боится его, или, наоборот, если смельчак чем-нибудь разъярит зверя, тогда единственное средство спасения – хороший выстрел; бегство редко может спасти человека, так как лев в состоянии нагнать, даже лошадь. Опытные наблюдатели утверждают, что человеку, встретившему льва, всегда можно заранее узнать, что ожидает его: если лев не машет хвостом, значит, он сыт и настроен мирно, тогда можно смело идти на страшного зверя и прогнать его с дороги; если же, наоборот, лев колотит себя хвостом по спине и трясет гривой, тогда следует готовиться к неизбежному бою.

В общем львы Северной Африки гораздо безопаснее для человека, чем южноафриканские. Это и понятно: племена Южной Африки находятся между собою в беспрерывной войне; зачастую тела убитых врагов остаются непогребенными и служат пищей львам; а отведав человеческого мяса, лев предпочитает его всякому другому. Такой лев-людоед нередко нападает на целый лагерь и уносит одного из спящих.

Что касается великодушия в характере льва, то это качество, подмеченное еще древними, долгое время служило предметом спора. Некоторые путешественники, как Шейтлин, поют гимны рыцарским качествам могучего зверя, другие же представляют «царя зверей» просто разбойником, из засады подстерегающим добычу. И то и другое мнение не чуждо крайностей. Несомненно, что лев – хищное животное, живущее убийством и насилием, но в то же время в его характере, сравнительно с другими хищниками, есть и черты благородства: он никогда не убивает из любви к убийству, как тигр, но всегда – или будучи вызван на бой, или побуждаемый голодом; он помнит оказанное добро, не чужд благодарности, иногда щадит слабых. В этом отношении интересен следующий рассказ Лихтенштейна.

Путешествуя по Южной Африке, этот исследователь зашел в дом одного бура и разговорился с ним. «Два года тому назад, – рассказал ему, между прочим, хозяин, – с того места, где мы теперь с вами стоим, я сделал рискованный выстрел. Однажды моя жена сидела подле дверей дома и смотрела за детьми, которые играли около нее; я в это время был на дворе и возился с телегой. Вдруг среди белого дня явился большой лев и улегся в тени на пороге. Жена, оцепенев от ужаса, но зная, как опасно бежать, не тронулась с места; дети в страхе бросились на колени. Их крики привлекли мое внимание, я поспешил к дверям, и можете представить, что почувствовал, увидев льва. Хотя животное еще не заметило меня, однако гибель моя казалась несомненной. Тем не менее я решился подойти к окошку той комнаты, где стояло мое заряженное ружье. По счастью, оно находилось так близко от окна, что я мог достать его рукой. Еще счастливее было то обстоятельство, что дверь из этой комнаты в другую, у входа которой лежал лев, была открыта, и я мог через свое окно вполне видеть страшную сцену. Сначала я медлил стрелять, но вдруг зверь зашевелился, как будто готовясь прыгнуть. Тогда я больше не колебался, тихо ободрил жену и, призвав на помощь Бога, выстрелил прямо в лоб, между его сверкающими глазами. Пуля просвистела как раз мимо локонов моего сына, и, к неописуемой моей радости, мощный хищник был убит наповал».

Если даже предположить, что этот лев был сыт, все-таки нужно вспомнить, что другие хищники, напр., леопард, в подобном случае не устояли бы против своей кровожадности. Вообще замечено, что лев почти никогда не трогает детей.

Помимо всех перечисленных нравственных достоинств «царь зверей» обладает и высокими, для зверя, качествами ума: он рассудителен, понятлив и умен; ему доступны понятия о времени, пространстве и т. п. Особенно ясно проявляются эти качества у ручных львов.

Приручить льва, пойманного в молодом возрасте, не представляет никакого труда. Могучее животное до такой степени привыкает к своему хозяину, что ходит за ним, как собака. В Хартуме у меня была такая львица, прежде принадлежавшая Латиф-паше, губернатору Судана. «Бахида», – имя львицы, – так полюбила меня, что повсюду следовала за мной, ласкаясь при всяком удобном случае; иногда она даже ночью забиралась на мою постель и будила меня своими ласками. Держали ее на дворе, где Бахида бегала совершенно свободно и вскоре приобрела господство над всем животным населением двора. К большинству животных она относилась чрезвычайно гордо, дразнила и пугала их, но вред наносила редко; только два раза она умертвила и съела – однажды обезьяну, а в другой раз барана, с которым перед тем играла. Из всех сожителей она боялась лишь марабу; при первом же знакомстве гигантская птица уселась на спину Бахиды и так отделала последнюю своим коническим клювом, что львица принуждена была признать себя побежденной. По отношению к своим хозяевам она была всегда кротка и честна; даже будучи однажды наказана, она уже через несколько минут подошла ко мне ласкаться. Иногда она ложилась на землю и потом вдруг делала скачок на подходящего человека – но без злого умысла, единственно с целью поиграть. В Каире я мог водить ее с собою по улицам на веревке. Впоследствии, находясь уже в Берлинском зоологическом саду, Бахида узнала меня после двухлетней разлуки.

Подобный случай – далеко не исключительный. Из практики так называемых укротителей львов видно, как послушны иногда бывают могучие животные: по приказанию укротителя они скачут, напр., через обручи, позволяют класть укротителю руку или даже голову в свою пасть и проделывают десятки различных фокусов. Следует, однако, помнить, что и в ручном льве иногда вдруг пробуждается природная дикость; оттого-то редкий из укротителей кончает своей смертью.

Интересен следующий рассказ о ручном льве маркиза Ватерфорда, жившего в половине прошлого века и отличавшегося эксцентричностями. Раз в гости к маркизу приехал лондонский епископ. После обильного обеда с возлияниями высокопочтенный гость прилег немного отдохнуть. Вдруг в дверь кто-то тихо постучал. «Войдите», – сказал епископ. В ту же минуту дверь отворилась и в комнату вошел громадный лев. Преподобный отец едва не умер со страху… Это был ручной зверь, которого лорд Ватерфорд таким образом ввел в комнату гостя, желая испытать мужество последнего.

Кроме человека, львы нередко привязываются и к другим животным, например к собакам. В Антверпенском саду одно время жила львица, которая свела тесную дружбу с жившей в ее клетке маленькой собачкой. Интересно было видеть, говорит Гартвиг, как мощная африканка, лежа на спине, обнимала огромными лапами свою маленькую подругу и, играя, перебрасывала ее из стороны в сторону.

Приручение львов было известно еще в древности. В Карфагене Ганнон поплатился за это даже ссылкой, так как его сограждане предположили, что человек, занимающийся укрощением львов, способен подчинять себе и людей. Некоторые римские триумфаторы въезжали в город, в триумфальном шествии, на колеснице, запряженной львами. Львиный бой в цирке всегда составлял одно из любимейших удовольствий римлян. Знаменитый Сулла заставил драться в цирке сотню львов, Помпеи – 600, а Цезарь – 400. Адриан нередко убивал в цирке за один раз по сотне могучих зверей; Марк Аврелий однажды приказал сотню их расстрелять стрелами. В эпоху мученичества травля христиан львами была в большом ходу, и крик черни: «Christianos ad leones» – нередко оглашал собою улицы и площади Вечного города.

Громадный вред, приносимый львами населению Африки, главное богатство которого составляют стада, является причиной, почему и арабы, и негры, и европейские поселенцы Черного материка стараются истреблять могучих животных всеми возможными средствами. Однако охота на «царя зверей» сопряжена с такими опасностями, что в некоторых местах Судана мусульманские жители предпочитают платить ему ежегодную дань или же прибегают, для защиты своих стад, к талисманам. Суеверный суданец-магометанин покупает за порядочные деньги у духовенства «геджаб», то есть лоскуток бумаги, исписанный изречениями из корана, и вешает на ограду своей «серибы». Лев – животное справедливое, любимое Богом, уверен бедняк, он слушает слова пророка и не тронет «серибы», защищенной «геджабом»… Может быть, так бы и было, если бы «царь зверей» был грамотен.

Самое лучшее – охотиться на льва одному, или вдвоем, с хорошим огнестрельным оружием. Так именно охотился на мощных зверей знаменитый «истребитель львов», Жюль Жерар, офицер алжирских спагов, которого местные арабы считали за полубога. Еще лучше иметь при этом свору хорошо дрессированных собак, как это делал Кумминг. Следующий рассказ свидетельствует, однако, что иногда охота на льва с собаками ведет только к гибели последних.

Герой рассказа – старый охотник-бур, живший в Капской земле, около фермы которого однажды поселился лев. Охотник по следам узнал, какого соседа дал ему Бог, и решился быть настороже. В первую же ночь могучий зверь сделал экскурсию к ограде фермы, но без всякого вреда. Бур стал уже думать, что лев испугался его собак, однако следующая затем ночь разочаровала его: могучим прыжком хищник перескочил ограду, умертвил лучшего вола колониста и уволок его с собою.

Бур немедленно отправился по следам разбойника, взяв с собою вооруженного слугу-готтентота и полдюжины собак. Логовище зверя находилось среди так называемого «клофа», длинного и широкого оврага, густо поросшего кустарником. Так как проникнуть в чащу было и крайне опасно, и почти невозможно, то колонист составил следующий план: заняв сам место у одной окраины оврага, он послал к другой готтентота, а собак пустил в самый клоф – выгонять зверя. Чуткие животные скоро открыли льва, и среди чащи раздался их громкий лай. Однако вскоре же лай стал ослабевать, и охотник кликнул собак назад. Из полдюжины вернулись лишь две и то одна страшно изуродованная, – прочих лев умертвил.

Страшно рассерженный, вернулся старый охотник на ферму и решил всю следующую ночь караулить врага. Лев, однако, не пришел. Тогда бур следующую ночь решился провести, вместе с верным готтентотом, в засаде, которая была устроена на деревьях, возвышавшихся по дороге от логовища льва до фермы. Лев, однако, этой дорогой не проходил, и поутру охотники вернулись домой ни с чем. Какова же была ярость старого бура, когда он узнал, что, в то время как он сидел на дереве, хищный сосед другой дорогой забрался на ферму и похитил прекрасную лошадь!

Вне себя от гнева, колонист задумал опасное предприятие: он решился один, лишь с неизменной двухстволкой, пробраться в клоф и напасть на «царя зверей» в самом его логовище. Предприятие было крайне рискованное, однако упрямый бур не обращал внимания на грозившую опасность и немедленно отправился в густую чащу клофа.

В Африке, когда охотник подкрадывается к зверю, ему больше всего мешают мелкие пташки и обезьяны: первые, заметив человека, начинают беспокойно щебетать и перелетать с места на место; вторые принимаются гримасничать и заводят страшный гам. Старый и опытный охотник, бурь ухитрился, однако, ползти так, что его не заметил никто. Проползши таким образом шагов пятьдесят, он заметил между деревьями остатки растерзанной лошади, откуда заключил, что логовище льва недалеко. И действительно, едва успел он спрятаться за ближайшим кустом, как заметил перед собою, шагах в двадцати, косматую голову «царя зверей». Настала решительная минута. Очевидно, зверь узнал о приближении какого-то существа, но еще не знал, где оно притаилось. Боясь выдать себя малейшим движением, бур лежал неподвижно, как статуя.

Наконец, лев успокоился и, не видя кругом ничего подозрительного, опустил голову. Тогда охотник взвел оба курка своего ружья. Слабого щелканья их было достаточно, чтобы могучий зверь вторично с беспокойством поднял голову… В этот момент раздался выстрел… Раненый лев с ужасающим ревом вскочил со своего ложа… Второй выстрел, однако, свалил его окончательно. Солнце не успело еще сесть, как шкура льва уже висела на дверях фермы; работники-готтентоты блаженствовали в восторге от победы своего господина и от водки, которой он щедро угостил их на радостях.

Немногие, однако, решаются один на один вступать в борьбу с «царем зверей». Подобные смельчаки попадаются только среди европейцев. Что касается арабов и негров, то они обыкновенно нападают на льва целой толпой. Мне рассказывали об одной такой охоте, в которой приняли участие четыре араба с ружьями и дюжина нубийцев, вооруженных копьями. Выведенные из терпения страшным опустошением, которое производил лев в окрестных стадах, храбрецы решились напасть на царственного зверя в самом его логовище.

Изумленный неожиданным посещением, лев медленно поднялся и направился на толпу врагов, как раздался залп из четырех ружей, сопровождаемый целой тучей копий. Получив несколько ран, из которых, однако, ни одна не была смертельной, разъяренное чудовище бросилось на ближайшего нубийца и страшным ударом лапы повалило его на землю. Другой нубиец, с копьем в руке, кинулся выручать товарища, но получил такой же удар. Остальные в испуге хотели уже спасаться бегством, как один юноша пристыдил трусов: вооруженный, кроме копья, длинной палкой, он смело подошел к свирепому зверю и изо всех сил ударил его палкой по переносице. Удар был настолько силен, что лев лишился чувств и упал. Победитель продолжал наносить ему новые удары, пока, наконец, чудовище не испустило последнее дыхание.

Еще грандиознее бывают облавы, устраиваемые на льва арабами Атласа. На борьбу с «царем зверей» выходит целое племя. Все способные носить оружие приближаются к логовищу и окружают его тройным рядом. Передние криком и бранью стараются выгнать зверя из его убежища. «Эй, ты, собака, собачий сын! – сыплется цветистая брань арабов. – Ты, происшедший от собак и производящий собак! Несчастный истребитель стад! Чертов сын! Вор! Негодяй! Ну, так ли ты храбр, как кажется! Ну, покажись так же днем, как ты делаешь это ночью! Приготовляйся! Ты должен идти против людей, сыновей мужества, друзей войны!» Если брань не помогает, в чащу делают на удачу несколько выстрелов. Наконец, лев теряет терпение и с гневным ревом выходит из логовища. Его встречают диким криком и ружейными залпами; сначала стреляет первый ряд, потом второй, затем третий. Обыкновенно могучий зверь не успевает сделать и одного прыжка, как падает под тучей пуль. Но иногда разъяренное чудовище, прежде чем получит смертельную рану, успевает растерзать многих несчастных. А однажды, по словам Жерара, лев обратил даже в бегство всю толпу охотников, человек двести, хотя последние и были вооружены огнестрельным оружием. При этом свирепый зверь убил одного араба и шестерых ранил.

Знаменитый Ливингстон едва не погиб, принимая участие в облаве на льва. Он выстрелил в зверя из обоих стволов и стал снова заряжать их, как вдруг раненый лев прыгнул на миссионера, схватил зубами за руку, повалил и стал трясти, как крысодав трясет крысу. Стоявший рядом с путешественником туземец, по имени Мебальва, также выстрелил в льва из обоих стволов, но ружье дало осечку. Тогда чудовище, бросило Ливингстона и кинулось на Мебальву. Отбивать последнего поспешил другой туземец, вооруженный копьем. Лев схватил и его. Тем временем Ливингстон успел оправиться и двумя выстрелами положил чудовище на месте. Его плечо оказалось совершенно раздробленным, и рука путешественника, после того как зажили раны, осталась кривой.

Этот и подобные случаи ясно показывают, с какими опасностями сопряжена охота на льва даже при большом числе охотников. Еще хуже, когда лев предупреждает нападение и сам первый бросается на противников. Так именно было с одним германским путешественником. Вместе с толпой дагомейцев он отправился раз на поиски льва; однако поиски в течение целого дня были безуспешны, и охотники, утомившись, расположились на ночлег у подошвы высокой скалы. В полночь, когда все спали, свирепый зверь пробрался на вершину скалы, отсюда мощным скачком бросился вниз, схватил одного дагомейца и скрылся с ним. Все попытки спасти несчастного были напрасны.

Кроме больших облав, охота на льва производится и другими способами. Арабы нередко ловят могучих животных живьем в глубокие, до пяти сажень глубиной, ямы. Лишь только лев попадет в такую ловушку, у ее отверстия собирается целая толпа народа: мужчин, женщин и детей. Все они кричат, неистово ругают бессильного зверя, осыпают его камнями и в конце концов убивают из ружей. Обыкновенно лев в таком случае покоряется своей судьбе с замечательным спокойствием. Труп, весящий иногда более десяти пудов, вытаскивается из ямы веревками.

Гораздо более опасен следующий способ охоты, также часто употребляемый арабами Алжира и Марокко. Заметив, по следам, дорогу льва, охотник выкапывает в стороне от нее яму около шести футов глубины, садится в нее с ружьем в руках и закрывает отверстие ямы ветками. Здесь охотнику приходится сидеть иногда несколько ночей, прежде чем лев вздумает пройти прежней дорогой. Завидев, наконец, царственного зверя, араб подпускает его ближе и стреляет в голову или сердце. Редко первый же выстрел убивает льва наповал: обычно лишь раненный, «царь зверей» в ярости мечется по сторонам, отыскивая противника. Этим пользуется охотник и вторым выстрелом наносит смертельную рану.

Убедившись в смерти ужасного врага, араб вылезает из своего убежища и зажигает около трупа костер, у которого и проводит остаток ночи; если же охотник опасается, что поблизости бродит львица, то, зажегши костер, привязывает к ногам убитого льва веревку, влезает на ближайшее дерево и сидит на нем до утра, подвесив труп на крепкой ветви, – иначе последний сделается добычей прожорливых шакалов и гиен.

С наступлением утра охотник спешит в кочевье за ослом или тележкой – перевезти труп. Лошадь и мул для этой цели непригодны, так как под страшной ношей они дрожат и не могут сделать ни одного шага. Нагрузив осла телом павшего противника, счастливец с триумфом отправляется сначала в свой дуар (кочевье), население которого восторженно приветствует победителя, затем – в город. Если дело происходит в Алжире, то прежде всего охотник везет льва в «Арабское бюро», где получает установленную награду – 50 франков. Затем шкуру зверя он продает дубильщику за 100–150 франков, мясо – мяснику, а сердце делит на куски и раздает детям своего дуара, «чтобы они выросли храбрецами». Всего удачная охота приносит арабу до 300 франков, не считая славы. Поэтому нередко убивший льва до того пристращается к охоте за благородным зверем, что бросает всякое другое занятие.

Если мы добавим, что некоторые племена Центральной и Южной Африки бьют львов отравленными стрелами, то этим исчерпаем все способы охоты на могучего «царя зверей».

Еще со времен древности натуралисты не могут твердо установить, считать ли пантеру и леопарда за разные виды или следует соединить их в один вид. Леопард (Felis pardus) – длиной 170–200 см, причем 60–80 см занимает хвост – имеет круглую голову с мало выдающейся мордой, основной фон его шерсти – бледно-красновато-желтый, темнеющий на спине и более светлый на груди и брюхе; по этому фону густо разбросаны небольшие черные пятна. Некоторые экземпляры приобретают, по-видимому, совершенно темный цвет, как, напр., абиссинские блестяще-буро-черные леопарды, называемые в Абиссинии гезела. Глаза леопардов имеют зеленовато-желтую радужную оболочку и круглый зрачок.

Напротив, пантера (Felis panthera), по мнению некоторых исследователей, несколько больше, 200–240 см длины, из которых 82–96 приходится на хвост. Голова у нее не так велика, морда – продолговато-округлая, выдающаяся; далее, ноги относительно гораздо толще, лапы – больше. Основной светлый охряно-желтый цвет окраски переходит на спине в темно-красновато-желтый, внизу и на внутренней стороне конечностей – в желтовато-белый, как у леопарда, но выступает гораздо резче. Пятна, испещряющие шкуру, – гораздо крупнее, радужная оболочка – желтого цвета.

Торговцы и охотники так и отличают леопарда, как более мелкое и плотнее сложенное животное, а пантеру – как более крупное и тоньше сложенное. Наконец, иные считают африканскую форму этих животных леопардом, а азиатскую – пантерой, хотя в Северной Африке леопардов называют пантерами, а в Цейлоне различают обе формы. Но так как и пантера и леопард сходны по своему характеру и образу жизни, то мы опишем их совместно.

Водящееся на о-вах Суматра и Ява животное некоторые выделяют в отдельный вид под названием зондской, или длиннохвостой, пантеры (Felis variegata). Она отличается сравнительно маленькой длинной головой, удлиненной (а не короткой, как у леопарда или пантеры) шеей, очень вытянутым телом и большим, почти равным телу хвостом. Кроме того, пятна на шерсти меньше, темнее и раскиданы гуще, отчего мех приобретает синевато-черный отблеск, особенно если смотреть на него по шерсти. Основной цвет – темный охряно-желтый. Радужная оболочка – зеленовато-желтого цвета.

Напротив, так называемая черная пантера, или черный леопард (Felis melas), представляет нечто иное, как более черные экземпляры того же животного, встречающиеся на Зондских о-вах и Малакке. Окраска их совершенно похожа на окраску черной кошки.

Область распространения леопарда (или пантеры) очень велика: этот хищник встречается по всей Африке, Южной Азии, Малой Азии, в Туркестане доходит до нижнего течения Амударьи и заходит даже в Южный Дагестан. Местом его пребывания служат и леса, густые и высокие, и степи, и поля (в населенных местностях), наконец, даже горы (до 3000 м высоты в Абиссинии). Голос леопарда негромкий, и, по словам Пехуэль-Леше, можно передать его словом «хура-ак»; в случае испуга или в состоянии раздражения этот хриплый звук раздается в виде сухого кашля, смешанного с дребезжащим ворчаньем, похожим на ворчанье бешеной собаки.

По наружности леопард, без сомнения, самая совершенная из всех кошек на земном шаре. Из всей семьи последних лев, конечно, внушает нам уважение своим величием, и мы охотно признаем в нем царя зверей; тигр является самым ужасным представителем свирепого общества кошек; мех оцелота, конечно, цветистее и пестрее, чем меха прочих парделей; но относительно стройности сложения, красоты и рисунка меха, относительно грации и красоты в движениях эти кошки, как и все остальные, далеко уступают леопарду.

К сожалению, внутренние качества леопарда не соответствуют наружной красоте: он хитер, лукав, коварен, дик, зол, кровожаден и мстителен. Это наиболее опасный хищник во всей Африке, отечестве леопарда. Для стад он является настоящим бичом, и скотоводы боятся его больше, чем самого льва, так как «царь зверей» всегда довольствуется одним животным, леопард же, забравшись в стадо, в одну ночь может задушить тридцать – сорок баранов.

Стоит послушать тот богатый запас брани и проклятий, который изливают туземцы Африки на пойманного леопарда.

– Подлая, трусливая собака, – приветствовал один кафр, описываемый Драйсоном, леопарда, попавшего в западню, – жалкий истребитель кур, наконец ты попался… Помнишь ли ты рыжего с белым теленка, которого зарезал в прошлом месяце? Это был мой теленок! Трус, оборванец! Отчего ты не подождал тогда, пока я приду с копьем и палкой? Ты, конечно, думал, что шкура твоя станет лучше, когда ты нажрешься по горло! Но теперь тебе не вырваться!

– Посмотри, посмотри, подлец, на мое копье! – кричал другой, грозя пойманному зверю. – Я вонжу его тебе в сердце так же, как теперь вонзаю в землю. А, мошенник! Покажи мне твои зубы: они пойдут мне на ожерелье, а твое сердце я изжарю…