Текст книги "Рассказы (Миры Альфреда Бестера. Том 4)"

Автор книги: Альфред Бестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

– Постойте, постойте, – сказал Бауэр, которого распирало от гордости.

Встав на колени перед камином, он разжег березовые дрова. Охваченные желтым и красноватым пламенем, поленья весело потрескивали.

– Смотри, – сказал он. – Дрова настоящие, и огонь настоящий. А еще я знаю музей, где есть пара железных подставок для дров в камине.

– Правда? Честное слово?

Он кивнул.

– Музей Пибоди в Высшем Йельском.

Вайолет наконец решилась.

– Сэм, я помогу вам.

Он удивленно на нее взглянул.

– Я помогу вам их украсть, – сказала Вайолет. – Я… я помогу вам украсть все, что вы захотите, Сэм.

– Вы шутите, Вайолет?

– Я была дурой. Я не понимала. Я… Вы были правы, Сэм. Я вела себя, как последняя идиотка.

– Вайолет, вы серьезно это говорите, или хотите меня во что-то втравить?

– Я говорю серьезно, Сэм. Честное слово.

– Вам так понравился мой дом?

– Конечно, мне понравился ваш дом, но причина не только в этом.

– Значит, мы действуем вместе?

– Да, Сэм, теперь мы вместе.

– Дайте руку.

Вместо этого она обняла его за шею и крепко к нему прижалась. Бог весть, сколько минут просидели они на раскладном кресле из пенопласта… затем Вайолет тихо шепнула ему на ухо:

– Мы с тобой – против всех остальных, Сэм.

– И пусть они поберегутся: им придется несладко.

– Да, пусть они поберегутся, и они и эти бабы по имени Джейн.

– Вайолет, клянусь, ни к одной из них я не относился серьезно. Если бы ты их видела…

– Я видела их.

– Видела? Где? Каким образом?

– Я тебе как-нибудь расскажу.

– Но…

– Ну перестань!

После длительной паузы он сказал:

– Если мы не врежем замок в дверь спальни, может случиться неприятность.

– К черту замок! – сказала Вайолет.

– ВНИМАНИЕ, ЛУИ ЖУРДЕН! – раздался резкий оглушительный голос.

Сэм и Вайолет вскочили с кресла. В окно ворвался ослепительный сине-белый свет. Слышался ропот толпы, уже готовой приступить к суду Линча, гремела галопирующим крещендо увертюра к «Вильгельму Теллю», раздавались звуки, напоминающие о кентуккийском дерби, локомотивах 4-6-4, о таранах и о внезапных налетах индейцев племени саскачеван.

– ВНИМАНИЕ, ЛУИ ЖУРДЕН! – вновь раздался резкий оглушительный голос.

Они подбежали к окну и осторожно выглянули. Дом был окружен слепящими прожекторами. В толпе смутно можно было различить повстанцев Жакерии с гильотиной, теле– и кинокамеры, большой симфонический оркестр, целую роту звукооператоров в наушниках, режиссера со шпорами и мегафоном, инспектора Робинсона с микрофоном, а вокруг на парусиновых шезлонгах сидело с полтора десятка загримированных мужчин и женщин.

– ВНИМАНИЕ, ЛУИ ЖУРДЕН. С ВАМИ ГОВОРИТ ИНСПЕКТОР РОБИНСОН. ВЫ ОКРУЖЕНЫ, МЫ… ЧТО? АХ, ВРЕМЯ ДЛЯ КОММЕРЧЕСКОЙ РЕКЛАМЫ? ХОРОШО, ВАЛЯЙТЕ.

Бауэр свирепо посмотрел на Вайолет.

– Значит, ты обманула меня?

– Нет, Сэм, клянусь.

– Тогда как здесь очутились все эти люди?

– Не знаю.

– Это ты их привела.

– Нет, нет, Сэм, нет! Я… может быть, я оказалась не такой умелой, как предполагала. Может быть, пока я гналась за тобой, они следили за мной. Но, клянусь тебе, я их не видела.

– Врешь.

– Нет, Сэм.

Она заплакала.

– Ты меня продала.

– ВНИМАНИЕ, ЛУИ ЖУРДЕН, ВНИМАНИЕ, ЛУИ ЖУРДЕН. НЕМЕДЛЕННО ОСВОБОДИТЕ ОДРИ ХЭПБЕРН.

– Кого? – ошеломленно спросил Бауэр.

– Эт-то ме-еня, – всхлипнула Вайолет. – Я взяла себе другое имя, так же как ты. Одри Хэпберн и Вайолет Дуган одно и то же лицо. Они думают, что ты меня удерживаешь как заложницу, но я тебя не выдавала, С-Сэм. Я не шпионка.

– Ты говоришь мне правду?

– Чистую правду.

– ВНИМАНИЕ, ЛУИ ЖУРДЕН. НАМ ОТЛИЧНО ИЗВЕСТНО, ЧТО ТЫ ИСКУСНИК КИД. ВЫХОДИ, ПОДНЯВ РУКИ ВВЕРХ. ОСВОБОДИ ОДРИ ХЭПБЕРН И ВЫХОДИ И3 ДОМА, ПОДНЯВ РУКИ ВВЕРХ.

Бауэр распахнул окно.

– Войди и арестуй меня, дурила! – гаркнул он.

– ПОГОДИ, ПОКА МЫ НЕ ПОДКЛЮЧИМСЯ К СЕТИ, УМНИК.

Десять секунд, в течение которых производилось подключение, прошли в полном молчании. Затем прогремели выстрелы. Удлиненные грибовидные дымки вспыхнули там, куда ударили пули. Вайолет взвизгнула. Бауэр захлопнул окно.

– Эффективность всех боеприпасов у них снижена до самой крайней степени, – заметил он. – Боятся повредить мои сокровища. Может, мы еще и выкарабкаемся отсюда, Вайолет.

– Нет, не надо. Миленький, прошу тебя, не надо с ними сражаться.

– Сражаться я не могу. Чем бы я стал с ними сражаться?

Выстрелы теперь гремели не смолкая. Со стены упала картина.

– Сэм, да послушай ты меня, – взмолилась Вайолет. – Сдайся. Я знаю, что за кражу со взломом дают девяносто дней, но я буду ждать тебя.

Одно из окон разлетелось вдребезги.

– Ты будешь ждать меня, Вайолет?

– Буду. Клянусь.

Загорелась занавеска.

– Так ведь девяносто дней! Целых три месяца.

– Мы переждем их и начнем новую жизнь.

Внизу, на улице, инспектор Робинсон внезапно застонал и схватился за плечо.

– Ну ладно, – сказал Бауэр. – Я сдамся… Но взгляни на них, на этот дурацкий спектакль, где перемешаны и «Гангстерские битвы», и «Неприкасаемые», и «Громовые двадцатые годы». Пусть я лучше пропаду, если оставлю им хоть что-нибудь из того, что я выкрал. Погоди-ха…

– Что ты хочешь сделать?

Тем временем на улице «Пробивной отряд» принялся кашлять, будто наглотался слезоточивого газа.

– Взорву все к чертям, – ответил Бауэр, роясь в банке с сахаром.

– Взорвешь? Но как?

– Я раздобыл немного динамита у Гручо, Чико, Харпо и Маркса, когда шарил по их коллекциям разрыхляющих землю инструментов. Мотыги я не раздобыл, а вот это достал.

Он поднял вверх небольшую красную палочку с часовым механизмом на головке. На палочке была надпись TNT.

На улице Эд (Бегли) судорожно схватился за сердце, мужественно улыбнулся и рухнул на тротуар.

– Я не знаю, когда будет взрыв и сколько у нас времени, – сказал Бауэр. – Поэтому, как только я брошу палочку, беги со всех ног. Ты готова?

– Д-да, – ответила она дрожащим голосом.

Он схватил динамитную палочку, которая тут же начала зловеще тикать, и швырнул TNT на серо-зеленую софу.

– Беги!

Подняв руки, они бросились через парадное в слепящий свет прожекторов.

НЕ ИЗ НАШЕГО МИРА

Я расскажу эту историю без утайки, в точности так, как все произошло, потому что все мы, мужчины, небезгрешны в таких делах. Хотя я счастлив в браке и по-прежнему люблю жену, временами я влюбляюсь в незнакомых женщин. Я останавливаюсь перед красным светофором, бросаю взгляд на девушку в остановившемся; рядом такси – и готово, влюбился. Я еду в лифте и пленяюсь юной машинисткой, которая поднимается вместе со мной, держа в руке стопку фирменных бланков. На десятом этаже она выходит и вместе с бланками уносит мое сердце. Помню, как однажды в автобусе я влюбился в красотку, словно сошедшую с обложки модного журнала. В руках у нее было неотправленное письмо, и я украдкой старался прочесть адрес.

А какой соблазн случайные звонки по телефону! Раздается звонок, вы снимаете трубку, и женский голос говорит:

– Попросите, пожалуйста, Дэвида.

В доме нет никаких Дэвидов, и голос явно незнакомый, но такой волнующий и милый. За две секунды я успеваю насочинять, как я назначаю этой девушке свидание, встречаюсь с ней, закручиваю роман, бросаю жену и оказываюсь на Капри, где мы упиваемся греховным счастьем. После этого я говорю:

– А какой номер вы набрали?

Когда я вешаю трубку, мне стыдно взглянуть на жену, я чувствую себя изменником.

Звонок, который раздался в моей конторе на Мэдисон 509, вовлек меня именно в такую ловушку. Мои служащие – бухгалтерша и секретарша – ушли обедать, и я сам снял трубку стоявшего на моем столе телефона. Чей-то милый голосок с неимоверной быстротой затараторил:

– Здравствуй, Дженет. Дженет, милая, ты знаешь, я нашла работу. Такая чудная контора, сразу за углом на Пятой авеню, там, где старое здание Тиффани. Работать буду с девяти до четырех. У меня свой стол в маленькой комнатке с окошком, и представляешь, она целиком в моем распоряжении, я…

– Простите, – сказал я, после того, как вволю нафантазировался. – Какой номер вы набрали?

– Господи боже! Ну, конечно, не ваш!

– Боюсь, что все-таки мой.

– В таком случае простите, что побеспокоила.

– Ну что вы! Поздравляю с новой работой.

Она засмеялась.

– Большое спасибо.

Послышались гудки. У моей незнакомки был такой чудный голосок, что я решил отправиться с ней на Таити, а не на Капри. Тут опять зазвонил телефон. И снова тот же голосок:

– Дженет, милая, это Пэтси. Представляешь, только что звонила тебе, а попала совсем не туда. И вдруг ужасно романтичный голос…

– Благодарю вас, Пэтси. Вы опять попали не туда.

– Господи! Снова вы?

– Угу.

– Это ведь Прескотт 9-32-32?

– Ничего похожего. Это Плаза 6-50-00.

– Просто не представляю, как я могла набрать такой номер. Видно, я совсем поглупела от радости.

– Скорее, просто разволновались.

– Пожалуйста, простите.

– С удовольствием, – ответил я. – У вас, по-моему, тоже очень романтичный голос, Пэтси.

На этом разговор закончился, и я отправился обедать, повторяя в уме номер: Прескотт 9-32-32… Вот позвоню, попрошу Дженет и скажу ей… что я ей скажу? Об этом я не имел понятия. Я знал лишь, что ничего подобного не сделаю, и все же ходил в каком-то радужном тумане. Только вернувшись в контору, я стряхнул наваждение. Надо было заняться делами.

Подозреваю все же, что совесть у меня была нечиста: жене я ничего не рассказал.

До того как выйти за меня замуж, моя жена служила у меня в конторе, и до сих пор я рассказываю ей все наши новости. Так было и в этот раз, но о звонке Пэтси я умолчал. Как-то, знаете, неловко.

До того неловко, что на следующий день я отправился в контору раньше обычного, надеясь утихомирить укоры совести сверхурочной работой. Никто из моих девушек еще не пришел, и отвечать на звонки должен был я сам. Примерно в полдевятого зазвенел телефон, и я снял трубку.

– Плаза 6-50-00, – сказал я.

Последовало мертвое молчание, которое меня взбесило. Я лютой ненавистью ненавижу растяп-телефонисток, принимающих по нескольку вызовов сразу и заставляющих абонентов ждать, пока их соизволят соединить.

– Эй, девушка, черт вас возьми! – сказал я. – Надеюсь, вы меня слышите. Сделайте одолжение, впредь не трезвоньте до того, как сможете соединить меня с тем, кто звонит. Что я вам, мальчик?

И в тот самый миг, когда я собирался шмякнуть трубку, испуганный голосок сказал:

– Простите.

– Пэтси? Снова вы?

– Да, я, – ответила она.

Сердце у меня екнуло: я понял, понял, что этот звонок уже не мог быть случайным. Она запомнила мой номер. Ей захотелось еще раз поговорить со мной.

– Доброе утро, Пэтси, – сказал я.

– Какой вы сердитый!

– Боюсь, что я вам нагрубил.

– Нет, нет. Виновата я сама. Все время вас беспокою… Не знаю, почему так получается, но всякий раз, когда я звоню Джен, я попадаю к вам. Наверно, наши провода где-то пересекаются.

– В самом деле? Очень жаль. А я надеялся, что вам захотелось услышать мой романтичный голос.

Она рассмеялась.

– Ну, не такой уж он романтичный.

– Я с вами грубо говорил. Мне бы очень хотелось как-то загладить свою вину. Вы позволите угостить вас сегодня обедом?

– Спасибо, нет.

– А с какого числа вы приступаете к работе?

– Уже с сегодняшнего. До свидания.

– Желаю вам успеха, Пэтси. После обеда позвоните Джен и расскажите мне, как вам работается.

Я повесил трубку, не совсем уверенный, пришел ли я так рано движимый трудовым энтузиазмом или в надежде на этот звонок. Второе, если уж говорить честно, представлялось мне более правдоподобным. Человек, вступивший на скользкую стезю обмана, внушает подозрения даже самому себе. Словом, я был настолько собой недоволен, что вконец заездил своих помощниц.

Вернувшись после обеда, я спросил у секретарши, звонил ли кто-нибудь.

– Только из бюро ремонта телефонов, – ответила она. – Какие-то неполадки на линии.

Значит, и сегодня утром Пэтси звонила случайно, подумал я, а не потому, что ей хотелось поговорить со мной.

Я отпустил обеих девушек домой в четыре – в виде компенсации за утренние придирки (во всяком случае, себе я объяснил это так). С четырех до половины шестого я слонялся по конторе, ожидая звонка Пэтси, и до того размечтался, что самому стало стыдно.

Отхлебнув малость из последней бутылки, которая оставалась после встречи рождества у нас в конторе, я хлопнул в сердцах дверью и пошел к лифту. В тот момент, когда я нажимал на кнопку, я услышал, что в конторе звонит телефон. Я как сумасшедший бросился назад (ключ от двери был еще у меня в руках) и схватил трубку, чувствуя себя последним идиотом. Я попытался замаскировать свое волнение шуткой.

– Прескотт 9-32-32, – запыхавшись, произнес я.

– Извините, – сказал голос моей жены. – Я не туда попала.

Что я мог ответить? Пришлось прикусить язык. Я стал ждать ее вторичного звонка, обдумывая, каким голосом мне говорить, чтобы она не догадалась, что за минуту до этого уже разговаривала со мной. Я решил держать трубку как можно дальше ото рта, и когда телефон зазвонил, осторожно снял трубку и, отставив руку, стал отдавать энергичные приказы отсутствующим подчиненным; затем, поднеся трубку ко рту, небрежно произнес:

– Алло.

– Господи, до чего же вы важный! Прямо генерал.

– Пэтси?! – Сердце гулко ударило в моей груди.

– Боюсь, что так.

– Кому же вы звоните: мне или Джен?

– Разумеется, Джен. С этими проводами какой-то кошмар творится. Мы уже звонили в бюро ремонта.

– Знаю. Как вам работаете я на новом месте?

– Ничего… По-моему, ничего. Шеф рычит совсем как вы. Я его боюсь.

– И напрасно. Поверьте моему опыту, Пэтси. Когда кто-то очень уж орет, знайте, что он чувствует себя неуверенно.

– Я что-то не поняла.

– Допустим, ваш начальник занимает слишком высокий пост и сам понимает, что не тянет. Вот он и строит из себя важную птицу.

– По-моему, это не так.

– А может быть, вы ему нравитесь, и он боится, как бы это не отразилось на служебных делах. Он, может быть, покрикивает на вас просто для того, чтобы не быть слишком любезным.

– Сомневаюсь.

– Почему? Разве вы непривлекательны?

– Об этом не меня нужно спрашивать.

– У вас приятный голос.

– Благодарю вас, сэр.

– Пэтси, – сказал я. – Я мог бы дать вам немало полезных и мудрых советов. Ясно, что сам Александер Грэм Белл сулил нам встретиться. Чего же ради мы противимся судьбе? Пообедаем завтра вместе.

– Боюсь, мне не удастся…

– Вы условились обедать с Дженет?

– Да.

– Значит, вам нужно обедать со мной. Я все равно выполняю половину обязанностей Дженет: отвечаю вместо нее на телефонные звонки. А где награда? Жалоба телефонному инспектору? Разве это справедливо, Пэтси? Мы с вами съедим хотя бы полобеда, а остальное вы завернете и отнесете Дженет.

Пэтси засмеялась. Чудесный был у нее смех.

– Я вижу, вы умеете подъехать к девушке. Как ваше имя?

– Говард.

– Говард – а как дальше?

– Я хотел задать вам тот же вопрос. Пэтси, а дальше?

– Ко я первая спросила.

– Я предпочитаю действовать наверняка. Либо я представлюсь вам, когда мы встретимся, либо останусь анонимом.

– Ну хорошо, – ответила она. – Мой перерыв с часу до двух. Где мы встретимся?

– На Рокфеллер Плаза. Третий флагшток слева.

– Как величественно!

– Вы запомните? Третий слева.

– Да, запомню.

– Значит, завтра в час?

– Завтра в час, – сказала Пэтси.

– Вы меня легко узнаете: у меня в носу серьга. Ведь я дикарь, у меня нет фамилии.

Мы рассмеялись, и разговор был закончен. Я не мешкая выкатился из конторы, чтобы меня не застиг звонок жены. Совесть покалывала меня и в этот вечер, но я кипел от возбуждения. Еле уснул. На следующий день ровно в час я ждал у третьего флагштока слева на Рокфеллер Плаза, приготовляя в уме искрометный диалог и одновременно стараясь выглядеть как можно импозантнее. Я полагал, что Пэтси, прежде чем подойти, непременно оглядит меня украдкой.

Пытаясь угадать, которая из них Пэтси, я внимательно рассматривал всех проходивших мимо девиц. Нигде на свете нет такого множества красивых женщин, как на Рокфеллер Плаза в обеденный час. Их здесь сотни. Я придумал целую обойму острот. А Пэтси все не шла. В половине второго я понял, что не выдержал экзамена. Она, конечно, заглянула на Рокфеллер Плаза и, увидев меня, решила, что продолжать со мной знакомство не стоит. Никогда в жизни не был я так унижен и зол.

В конце дня моя бухгалтерша отказалась от места, и, говоря по совести, я не могу ее винить. Ни одна уважающая себя девушка не стала бы терпеть такого обращения. Я задержался, чтобы позвонить в бюро по найму с просьбой прислать новую бухгалтершу, и лаялся с ними добрых полчаса. В шесть зазвонил телефон. Это была Пэтси.

– Кому вы звоните: мне или Джен? – сердито спросил я.

– Вам, – ответила она ничуть не менее сердито.

– Плаза 6-50-00?

– Нет. Такого номера не существует, и вы отлично это знаете. Я позвонила Джен, надеясь, что пересекающиеся провода снова соединят меня с вами.

– Как прикажете понять ваши слова о том, что моего номера не существует?

– Уж не знаю, что за странная у вас манера шутить, мистер Дикарь, но, по-моему, это просто подлость… Продержали меня целый час на площади, а сами не пришли. Как вам не совестно!

– Вы меня ждали целый час? Неправда. Вас там не было.

– Нет, я была, и вы меня обманули, как дуру.

– Пэтси, это невозможно. Я вас прождал до половины второго. Когда вы пришли?

– Ровно в час.

– Значит, произошла какая-то ужасная ошибка. Вы точно все запомнили? Третий флагшток слева?

– Да. Третий слева.

– Может быть, мы с вами перепутали эти флагштоки? Вы не представляете себе, Пэтси, милая, как я расстроен.

– Я вам не верю.

– Как мне вас убедить? Я ведь и сам решил, что вы меня одурачили. Я весь день так бесновался, что в конце концов от меня ушла бухгалтерша. Вы, случайно, не бухгалтер?

– Нет. Кроме того, у меня есть работа.

– Пэтси, я прошу вас, пообедайте завтра со мной, только на этот раз условимся так, чтоб ничего не перепутать.

– Право не знаю, есть ли у меня желание…

– Ну, пожалуйста, Пэтси. Кстати, объясните, отчего вы вдруг решили, что номера Плаза 6-50-00 не существует? Что за чушь!

– Я совершенно точно знаю, что его не существует.

– Как же я с вами говорю? По игрушечному телефону?

Она засмеялась. – Скажите мне ваш номер, Пэтси.

– Э, нет. С номерами будет то же, что с фамилиями; я не скажу вам своего, покуда не узнаю ваш.

– Но вы же знаете мой номер.

– Нет, не знаю. Я пробовала к вам сегодня дозвониться, и телефонистка сказала, что даже коммутатора такого нет. Она…

– Она сошла с ума. Мы все это обсудим завтра. Значит, снова в час?

– Но никаких флагштоков.

– Хорошо. Вы, помнится, когда-то говорили Джен, что ваша контора сразу за углом от старого здания Тиффани?

– Да.

– На Пятой авеню?

– Ну да.

– Так вот, я буду ждать вас завтра ровно в час там на углу.

– И не советую вам меня подводить.

– Пэтси…

– Что, Говард?

– Вы даже еще милее, когда сердитесь.

На следующий день лил проливной дождь. Я добрался до юго-восточного угла Тридцать седьмой и Пятой, где возвышается старое здание Тиффани, и проторчал под дождем добрый час – до без четверти второго. Пэтси снова не явилась. У меня не укладывалось в голове, как могла эта девчонка так ловко водить меня за нос. Потом я вспомнил ее нежный голосок и милую манеру выговаривать слова, и у меня мелькнула слабая надежда, что она побоялась выйти на улицу из-за дождя. Может быть, она даже звонила мне, чтобы предупредить, но не застала.

Поймав такси, я вернулся в контору и с порога, не раздеваясь, спросил – не звонил ли кто в мое отсутствие? Мне не звонили. Расстроенный и возмущенный, я спустился вниз и зашел в бар на углу Мэдисон Авеню. Заказал себе виски, чтобы согреться после дождя, пил, строил догадки, предавался неопределенным мечтам и через каждый час звонил в контору. Один раз какой-то бес толкнул меня, и я набрал Прескотт 9-32-32: хотел поговорить хоть с Дженет. Но тотчас услышал голос телефонистки:

– Назовите, пожалуйста, номер, по которому вы звоните.

– Прескотт 9-32-32.

– Прошу прощения, У нас не зарегистрирован такой индекс. Будьте добры, еще раз сверьтесь с вашим справочником.

Ну что ж, поделом мне. Я повесил трубку, заказал еще порцию виски, потом еще, потом вдруг оказалось, что уже половина шестого, и, прежде чем отправиться домой, я решил в последний раз звякнуть в контору. Набрал свой номер. Раздался щелчок, и мне ответил голос Пэтси. Я сразу его узнал!

– Пэтси?…

– Кто это говорит?

– Говард. Для чего вы забрались ко мне в контору?

– Я у себя дома. Как вы узнали мой номер?

– Сам не знаю. Я звонил к себе в контору, а попал к вам. Наверно, наши провода барахлят в обе стороны.

– У меня нет охоты с вами разговаривать.

– Еще бы, вам стыдно разговаривать со мной.

– Что вы имеете в виду?

– Послушайте, Пэтси. Вы безобразно со мной поступили. Если вам хотелось отомстить, вы могли хотя бы…

– Как я с вами поступила? Да это же вы обманули меня.

– О-о, бога ради, давайте уж хоть сейчас обойдемся без этих шуток. Если я вам неинтересен, куда порядочней сказать мне правду. Я вымок до нитки на этом проклятом углу. Мой костюм до сих пор не просох.

– Как это вымокли до нитки? Почему?

– Да очень просто! Под дождем! – рявкнул я. – Что в этом удивительного?

– Под каким дождем? – изумленно спросила Пэтси.

– Бросьте дурачиться. Под тем самым дождем, который льет весь день. Он и сейчас хлещет.

– Мне кажется, вы сошли с ума, – испуганно сказала Пэтси. – Сегодня ясный, совершенно безоблачный день, и солнце светит с самого утра.

– Здесь в городе?

– Конечно.

– И вы видите безоблачное небо из окна своей квартиры?

– Да, разумеется.

– Солнце светило весь день на Тридцать седьмой и на Пятой?

– На какой это Тридцать седьмой и Пятой?

– На тех самых, что пересекаются у старого здания Тиффани, – сказал я раздраженно. – Вы ведь около него работаете, сразу за углом.

– Вы меня пугаете, – сказала Пэтси шепотом. – Нам… давайте лучше кончим этот разговор.

– Почему? Что вам еще не слава богу?

– Так ведь старое здание Тиффани – на Пятьдесят седьмой и Пятой.

– Здравствуйте! Там новое.

– Да нет же, старое. Вы разве забыли, что в сорок пятом году им пришлось переехать на новое место?

– На новое место?

– Конечно. Из-за радиации дом нельзя было отстроить на прежнем месте.

– Из-за какой еще радиации? Что вы тут мне…

– Там ведь упала бомба.

Я почувствовал, что по моей спине пробежал странный холодок. Может быть, я простыл под дождем?

– Пэтси, – сказал я медленно. – Все это очень… странно. Боюсь, что перепуталось нечто поважнее телефонных проводов. Назовите мне ваш телефонный индекс. Номер не нужен, только индекс.

– Америка 5.

Я пробежал глазами список индексов, вывешенный в телефонной кабине: АКадемия 2, АДирондайк 4, АЛгонкин 4, АЛгонкин 5, АТуотер 9… АМерики там не было.

– Это здесь, в Манхэттене?

– Ну, конечно. А где же еще?

– В Бронксе, – сказал я. – Или в Бруклине. Или в Куинсе.

– По-вашему я стала бы жить в оккупационных лагерях?

У меня перехватило дыхание.

– Пэтси, милая, извините меня: как ваша фамилия? Мне кажется, мы с вами оказались в совершенно фантастических обстоятельствах, и, пожалуй, нам лучше не играть в прятки. Я – Говард Кэмпбелл.

Пэтси тихонько охнула.

– Как ваша фамилия, Пэтси?

– Симабара, – сказала она.

– Вы японка?

– Да. А вы янки?

– Совершенно верно. Скажите, Пэтси… Вы родились в Нью-Йорке?

– Нет. Наша семья приехала сюда в сорок пятом… с оккупационными войсками.

– Понятно. Значит, Штаты проиграли войну… и Япония…

– Ну, конечно. Это исторический факт. Но, Говард, это же нас с вами совершенно не касается. Я здесь, в Нью-Йорке. Сейчас тысяча девятьсот шестьдесят четвертый год. Сейчас…

– Все это так, и мы оба в Нью-Йорке, только я в одном Нью-Йорке, а вы в другом. У вас светит солнце, и дом Тиффани на другом месте, и это вы сбросили на нас атомную бомбу, а не мы на вас, вы нас разбили и оккупировали Америку. – Я истерически расхохотался. – Мы с вами живем в параллельных временах, Пэтси. Я где-то читал, что это может быть… Одним словом, ваша история и моя не совпадают. Мы в различных мирах.

– Я вас не понимаю.

– Неужели? Вот послушайте: каждый раз, когда мир в своем движении вперед достигает какой-то развилки, он – ну, как бы это вам сказать? – расщепляется. Идет дальше двумя путями. И эти миры сосуществуют. Вы никогда не пытались представить себе, что случилось бы с миром, если бы Колумб не открыл Америку? А ведь он где-то существует, этот другой мир, в котором не было Колумба, существует параллельно с тем миром, где Америка открыта. И может, даже не один такой мир, а тысячи разных миров сосуществуют бок о бок. Вы из другого мира, Пэтси, из другой истории. Но телефонные провода двух различных миров случайно скрестились. И я пытаюсь назначить свидание девушке, которая, простите, не существует… для меня.

– Но, Говард…

– Наши миры параллельны, но они различны. У нас разные индексы телефонов, разная погода. И война кончилась для нас по-разному. В обоих мирах есть Рокфеллер Плаза, и мы оба, вы и я, стояли там сегодня в час дня, но как безумно далеки мы были друг от друга, Пэтси, дорогая, как мы далеки…

В этот момент к нам подключилась телефонистка и сказала:

– Сэр, ваше время истекло. Будьте добры уплатить пять центов за следующие пять минут.

Я поискал в кармане мелочь.

– Вы еще здесь, Пэтси?

– Да, Говард.

– У меня нет мелочи. Скажите телефонистке, чтобы она позволила нам продолжить разговор в кредит. Вам нельзя вешать трубку. Нас могут разъединить навсегда. Ведь у нас начали чинить линию, и у вас там тоже, рано или поздно наши провода распутают. Тогда мы навсегда будем отрезаны друг от друга. Скажите ей, чтобы позволила нам говорить в кредит.

– Простите, сэр, – произнесла телефонистка, – но мы так никогда не делаем. Лучше повесьте трубку и позвоните еще раз.

– Пэтси, звоните мне, звоните, слышите? Позвоните Дженет! Я сейчас вернусь в контору и буду ждать звонка.

– Ваше время истекло, сэр.

– Пэтси, какая вы? Опишите себя. Скорее, милая. Я…

И монеты с отвратительным грохотом высыпались в лунку.

Телефон молчал, как мертвый.

Я вернулся в контору и ждал до восьми часов. Она больше не звонила или не смогла позвонить. Я целую неделю просидел у телефона, отвечая вместо секретарши на все звонки. Но Пэтси исчезла. Где-то, может быть, в ее, а может, в моем мире починили перепутанные провода.