Текст книги "А у нас во дворе... (СИ)"

Автор книги: Альфия Камалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Алинка подняла на него серьезный, немного напряженный взгляд.

– Крысы очень боятся воды. И кошки боятся воды. Когда мы кошку купали, она рычала на нас, кусалась и царапалась. Мы думали, что крыса тоже будет кусаться... Она, конечно, вырывалась, но не так яростно, как кошка. Она вся извивалась, пищала жалобно от страха и лизала мне руки. Мне тогда показалось, что она мне доверяет!

Опустив голову, Алинка поглаживала рукой беленькую шубку своей питомицы. Волосы соскользнули ей на лицо и повисли веером. Она заправила упавшие пряди за ухо. Он проследил ее быстрое движение и увидел, как один завиток своевольно отделился от остальных и, распушившись, кольцом свернулся на ее округлой полудетской щеке с кожей нежной и чистой, как у ребенка, без пор и прыщей.

Ему захотелось пригладить пальцем этот завиток, но он заробел и поспешно отвел взгляд.

– А как ее кличут?

– Собакой кличут. Я давно уговаривала маму купить мне собаку, а принесла домой крысу. Вот с тех пор и повелось: Собака да Собака. ''Ты покормила Собаку?'', ''Ты Собаку выпускала погулять?" А вчера она вовсе запамятовала, какой зверь у нас в доме живет. '' Выпусти, – говорит, – птицу и почисти клетку''.

– Забавно.

– А что ты слушаешь? – Алина уперлась взглядом в оттопыренный карман, из которого на треть высовывался плейер с наушниками.

– Это ''Kiss'', последний альбом – две тысячи второго года. Представляешь, они создали свою группу в начале семидесятых и до сих пор не распались.

Алина взяла в руки подкассетник с изображением карнавально загримированной четверки.

– Они двадцать лет прятались под масками. Вот этот в гриме Демона – Джим Симонс. Он вместе с Полом Стенли – вот он со звездой на глазу – Звездный Мальчик – создали группу. Кот – это барабанщик Питер Крисс, а гитарист Эйс Фрейли – Инопланетянин.

– Фанатеешь? – с улыбкой спросила она.

Он пожал плечами.

– Не то, что фанатею.... Я выделяю их, потому что они не гомики и не наркота, и музыка у них без агрессии. Баллады – те воще спокойные – для релакса. А если ты хочешь, чтоб драйва побольше... вот «Linkin park», «Offspring». Из классики «Scorpions» можно послушать... Ты вообще, какую музыку любишь?

Алинка смущенно потупилась:

– Попсу я слушаю. Зарубежную. Нашу не перевариваю. За тупость и слащавость. Самая отстойная группа – '' Руки вверх''.

Юра обрадовался.

– Тогда я знаю, чем тебя можно заинтересовать. ''Дельфина'' когда – нибудь слушала? У него тексты – супер! Я принесу тебе! А еще у ''Короля и Шута'' прикольные тексты, а музыка у них еще покруче, чем у ''Дельфина''.

Снегирев оказался очень пунктуальным. Как и договаривались, утром, ровно в одиннадцать, он, краснея, переступил порог Алинкиной квартиры с пакетом дисков. В Алинкин компьютер он «вкачал» несколько альбомов Дельфина, коллекцию клипов «Линкольн Парк» и с десяток фильмов.

Ближе к вечеру Алинкин мобильник «запел», и Юркин голос в нем предложил:

– Погуляем? Выходи. Я уже здесь стою, у твоего подъезда.

Свершилось. Этого мига она давно ждала. Еще вчера в ее сердце заронилась звеняще-радостная мысль, что этот день наступит очень скоро – завтра. Это маленькое «завтра» переросло в необъятное и пугающее СЕГОДНЯ. И этот день настал. Накануне она спросила у своей мамы: как вести себя с мальчиком на первом свидании? Какие девочки им нравятся: строгие, умные, веселые? Мама пожала плечами:

– Ты понравилась ему такой, какая есть. Будь собой.

Они шли вдвоем по аллее, и все было так, как она себе представляла. Почти так. И не так. Гораздо лучше. Потому что так нельзя придумать. И солнце сияло не как в раю – победно, ослепительно затопляя все вокруг золотым потоком. Ведь это не сон, а явь. Все было по-настоящему и проще. Солнышко светило по-осеннему мягко. С деревьев слетали пожелтелые листья и порхали, трепеща в воздухе, и кружились в прощальном вальсе, и плавно ложились под ноги. И за руку он ее не держал. Постеснялся, наверное. Или не решился. Пока не решился. Они шли по аллее, усыпанной листьями, и молчали. И молчать было легко. Когда они случайно соприкасались плечами, она быстро взглядывала на него, чуть запрокидывая голову к нему, и, расширяя глаза, взмахивала ресницами. И этот взгляд ее потом вновь и вновь будет вспыхивать для него в темноте ночи. Вновь и вновь он будет вспоминать, как она смотрела на него, отвечая на его взгляд. Вот так: встрепенется испуганно, мах – мах ресницами, а потом распахнет глазища с немым вопросом, и губы дрогнут в улыбке, и выплывет что– то из глубины глаз… да… доверчивость и нежность…

– А у него особенные глаза – как будто тысячи осколков зеркала переливаются внутри! – блаженно будет думать перед сном Алинка. – Сам смотрит, а самому неудобно так долго смотреть, опускает глаза и снова хочет смотреть!

Они шли по аллее, а впереди несколько голубей клевали брошенную кем-то булку, обступив ее со всех сторон. Почуяв приближение людей, они не разлетелись в испуге, а быстро– быстро семеня лапками, унесли свои тугие, круглые брюшки к краю обочины… Алинка смотрела на голубей. А Юрка – на нежный девичий профиль. Он не заметил, что сизые птицы пережидают, когда люди унесут свои большие ноги подальше от их мягкой булки… Но подальше унеслась сама булка от ожидавших вкусить ее. Юрка пнул ее носком своего ботинка.

– Ты че, булка же! – обидевшись за голубей, возмутилась Алина.

– А ты ее хотела подобрать? – неудачно пошутил Юра.

– Нет, не хотела. Но зачем же глумиться над чужим хавчиком!

Селезнев хотел сказать, что он залюбовался на нее и ничего вокруг себя не видел, но промолчал. Он только повернул голову к голубям – они, быстро перебирая ножками, вовсю катились к своему лакомству.

– Мне у них прощения просить? – спросил он ее с улыбкой.

Они оба засмеялись.

– Ну как тебе Честер? – спросил Юра.

– Какой Честер?

– Солист группы «Линкольн Парк». Слушала?

– Офигенный вокал! Когда он поет, он все повторяет и повторяет одну и ту же фразу, и, кажется, у него душа разрывается от боли. Даже плакать хочется. Я пыталась перевести его песню с английского. Получается такая белиберда. Понимаешь, он все время поет, что у него под кожей боль, а по – русски это будет звучать по – другому: не под кожей – а в сердце. Так ведь?

– Это как у Задорного почти. Помнишь, он говорит: «Никого нет в в комнате» по-русски звучит, как «Ни души», а у американцев «No body», то есть «Нет тела». Я тебе скачаю из Интернета переводы текстов песен Честера. А рэп, ты заметила, какой там необычный? Такой интеллигентный, ненавязчивый.

– Да. Обычно рэп бывает злой, напористый. А тут, как ты говоришь.

– А у тебя имейл есть? – спросил Алину Селезнев, проводив до дверей подъезда. – Нет? Тогда возьми мой электронный адрес, – он вытащил из кармана клочок бумаги, на котором четким почерком заранее было написано то, что он ей предлагал.– Пошли мне сообщение, ладно? Войди в чарт, я там буду тебя ждать.

Утром Алина услышала стук в дверь. У порога стоял смущенный Снегирев.

– Ты почему не послала мне сообщения? Я зашел в чарт и четыре часа ждал, когда ты в него войдешь.

– Ка-а-к? Просто так сидел и ждал?

– Да. Я скачал из Интернета тексты «Линкольн парк», обои с ангелами, херувимами… Ну ты же говорила, что тебя интересует иерархия ангелов. Я хотел их отправить тебе, но ты же не дала мне свой электронный адрес.

С Леркой мы давно уже не общались – она отошла от нас после той истории, когда пацаны из соседнего двора чуть не изнасиловали Таньку. Лерка тогда сказала, что общаться со своими ровесниками ей неинтересно: они грубые, неотесанные и озабоченные…

Летом, когда мы выходили погулять втроем, Лерка покидала нас и подолгу с кем-то разговаривала по телефону. Сотовая связь в нашей глубинке появилась недавно и стоила дорого. Родители на телефон нам давали по десять – двадцать рублей, и такого свободного, как у Лерки, базара по мобильнику мы себе позволить не могли, дешевле и потому предпочтительнее для нас были эсэмэски – купишь пакет за полцены и общайся, пока лимит не выйдет.

Однажды Лерка позвала нас в библиотеку, и мы пошли, чтоб ей одной не скучно было. Лерка распустила по плечам свой отросший за лето натуральный блонд-хэйр, принарядилась, ресницы тушью накрасила и даже каблуки зачем-то нацепила, но держалась напряженно и по дороге без конца оглядывалась. Разговоры у нее были странные: она говорила, что замуж надо выходить за мужчин старше себя на пятнадцать –двадцать лет, потому что у него все есть, и он ничего для тебя не пожалеет: и мобильник купит самый дорогой, и на море свозит… Вскоре мы поняли, для чего весь этот спектакль… Сзади неслышно подъехала иномарка, и почти прижимаясь к бордюру проезжей части дороги, медленно покатила параллельно тротуару, по которому мы шли с подругами. Лерка сдержанно улыбнулась и небрежно махнула рукой. Светло-серый Ланд-Крузер остановился.

– Девочки, извините! Я не смогу с вами пойти в библиотеку. Меня друг ждет, – сказала она и прямо по зеленому газону, неторопливо прошла к машине.

Я ошеломленно посмотрела на Таньку. Это была та самая крутая иномарка с тонированными стеклами, в которой мы с Леркой как-то прокатились ради развлечения (Таньки с нами не было, она бабе Рае помогала на фазенде). Вечером мы с Леркой гуляли по улице, и проезжающий мимо автомобиль вдруг резко притормозил, и так же на тихом ходу, прижимаясь к обочине, поехал рядом с нами. Мы свернули в проулок, машина – за нами, мы засмеялись и перебежали через двор на другую сторону дорожного кольца, иномарка развернулась, объехала нас и встала поперек дороги. Из Крузера вышел мужчина… ну такой… слегка понтовый, в темных очках, русые волнистые волосы зачесаны назад – не сказать, что молодой, но и не старый, приятной наружности…

– Девушки, а давайте познакомимся, – предложил он. – Вы же никуда не спешите. И у меня сейчас нет никаких срочных дел. Давайте покатаемся, поговорим. Садитесь в машину! Вы что боитесь меня?

Лерка пренебрежительно задрала подбородок.

– С чего это вы взяли! Ничего мы не боимся! – высокомерно сказала она, затем, посмотрев на свои новые туфли, с добродушной усмешкой обратилась ко мне. – Я как раз не хотела до парка пешком добираться, мозоль натерла на ноге… Может, сядем? Будем считать, что это такси… – и, не дождавшись моего согласия, смело полезла в распахнутую дверь.

Лично я не видела никакого смысла знакомиться с чужим дядькой и в чужой машине кататься. Подумаешь, какая невидаль! Что я в иномарке не ездила? Но… не могу же я бросить подругу… одну с незнакомым человеком…

Конечно же, дядька спрашивал, как нас зовут, кто наши родители, в каком классе мы учимся. Легко и свободно общалась с ним Лерка, я не умею, как она, с кем попало язык чесать и всю дорогу до парка просидела бука– букой. Сам он представился Виктором Авиловым, директором завода полимерных материалов. Рассказывал анекдоты, смешил. Потом, подогнав машину к продуктовому магазину, выскочил из салона и вернулся с двумя яркими пакетиками сливочного пломбира. Это было очень вкусное мороженое в хрустящих вафельных рожках – с орехами и замороженной вишней – оно просто таяло во рту...

У ворот в парк я вышла, а Лерка тогда почему-то замешкалась…

Алина с Таней еле-еле дождались Лерку после ее прогулки с этим Виктором Авиловым.

– Девчонки, да вы что?... – Лерка только смеялась в ответ на их встревоженные вопросы. – Мы просто дружим с ним! Чего вы так перепугались-то?

– Фу, да он же старый! – проговорила Танька, сморщив нос.

– Вовсе не старый… Зато умный, интересный, воспитанный! И представь себе – еще и небедный! А пацаны вроде Сивого и всей его шайки – они лучше что ли? Ты заметила у Сивого и у Вовчика – глаза вечно красные и на губах какие-то язвочки? Это потому что они насвай под язык кладут! Это порошок такой, типа наркотика, таджики его на базаре по пять рублей продают. Дешевый – потому что очень ядовитый, а им пофиг, лишь бы чем-нибудь задуриться!

– Ладно, с тобой все ясно, – сказала Алинка. – Неясно другое: с какой целью он водится с малолеткой? Женат, небось…

– Был женат, развелся… – беспечно ответила Лерка.

– А ты ему говорила, что тебе только четырнадцать? – спросила Алинка.

Лера кокетливо улыбнулась.

– Я прибавила себе годок… Соврала, что мне пятнадцать.

– А он что?

– «Тем лучше!» – говорит. А еще говорит, что ждет – не дождется, когда мне исполнится шестнадцать, и мы тогда сможем совершить обряд. И он повезет меня на Канарские острова…

– Жесть… – пробормотала Танька завистливо.

– А в качестве кого ты не спрашивала? – строго допытывалась Алина.

– Алин… Ну он же говорил про обряд…

– А как насчет того, чтобы школу закончить? Ты ему не сказала, что тебе надо учиться, профессию приобретать?

– Он сказал, что выучит меня. Он еще спрашивал, не хочу ли я познакомить его с родителями. Я сказала, что никогда этого не сделаю, потому родители меня не поймут! Он их старше: моему отцу – сорок, а Виктору уже – сорок три. Представить страшно, какой кипеж был бы дома! – ухмыльнулась Лерка. – Тогда б меня вообще никуда из дома не выпустили бы! И так каждый раз со скандалом на улицу вырываюсь!

– А у вас с ним… что-нибудь было? – страдальчески спросила Танька.

– Нет, он меня не тронул, – безмятежно отозвалась Валерия. – Я предупредила его, что я девственница. Он сказал, что восхищен моей юностью и чистотой. Целовались только… – призналась она, опустив глаза, затем, хохотнула и с самодовольной усмешкой добавила. – Мне кажется, он меня боялся... – она опять засмеялась. – Я знаю, что я сильная. Я очень сильная! И у меня в жизни все-все получится: я всего добьюсь, чего захочу. Когда я с ним общалась, я представлялась выше, чем я есть, и даже выше его, чтоб уважал!

– А подарков дорогих он тебе не дарил? – с азартно заблестевшими глазами поинтересовалась Таня.

Лерка покачала головой.

– Нет, только шоколадки и мороженое… А-а, симку дал бесплатную! Сказал: «Я не могу позволить, чтоб на наши разговоры ты тратила свои деньги. Я хочу, чтоб мы свободно общались».

– Фу, так неинтересно, – разочарованно хмыкнула Татьяна. – А я думала, у вас роман, как в кино… А я уж было представила тебя в белой развевающейся фате. Классно же, в церкви бы венчались! А потом свадебное путешествие на яхте! Ты в шляпке и в купальнике! А кругом волны бьются о борт, и чайки с криками летают! Вот это, я понимаю, романтика!

Антон Гончаров на собственные заработанные купил себе мафон – «три в одном»: тут и MP– 3, и кассетник, и радио. В воскресенье он пригласил Юрку Селезнева обмыть нового ''другана''. К ним прилепилась болтающаяся без дела Фара. Несмотря на то, что Нелька с Лосем давно помирились и теперь снова ходят ''сладкой парочкой'' – не разлей вода, Фара частенько появлялась во дворе и, никто ее не прогонял, потому что она была заводная, и с ней было классно угорать. И даже Нелька не держала на нее зла, наверно, потому, что у самой было рыльце в пушку.

Пили на территории детского садика, пустующего в выходные дни. В дымину наквасились и на полную катушку отрывались затем: катались на каруселях, играли в песочнице, лазили в расписных бревенчатых избушках. Фара вскарабкалась в высокий сказочный теремок по деревянной лесенке и звала к себе Селезнева.

– Юр, иди сюда! Здесь так клево!

Селезнев сначала не хотел, но один раз залез из интереса в такую избушечку. Сидеть вдвоем в тесноте было неудобно и жестко, но ощущения ему понравились: отчего –то дух захватывало, дышать становилось трудно, жар разливался во всей голове и еще что-то такое тупое, сладостное давило-напирало на мозги и хотелось отключиться…

Вечером, когда выбрались через лазейку в детсадовской ограде на игровую площадку двора, Фара с трудом держалась на ногах и висела на Юрке Селезневе. Когда Селезнев свалил два обмякших тела – сначала ее, а потом и свое собственное – на лавочку под сиренью, Фара обняла его за шею и уткнулась лицом ему в плечо.

К Алине неверными шагами подошел Антон.

– Алина, в последний раз тебя спрашиваю: ты будешь моей девушкой? – Гончаров качнулся к ней, схватил ее за плечи, пытаясь поцеловать. Но Алинка резко встряхнув его руки, брезгливо оттолкнула его.

– Алинка, а ты не знаешь, кто пустил слух, что Юрка твой парень? – спросил Антон с подковыркой и выразительно кивнул головой в сторону обнимающейся пары. Увидев ее неестественно застывшее лицо, не преминул еще раз подколоть. – Тебя что-то не устраивает?

Алина криво усмехнулась:

– Нет, почему же? Если их это устраивает, я ничего не имею против.

– Если не хочешь, чтобы у тебя парней уводили, – посоветовал ей Гончаров, – учись у этой оторвы.– Он покачал головой, удивляясь. – Измацала его всего, как только можно...

– Измацала? Как это? – удивленно спросила Танька.

– Ты не знаешь, в какое место пацанов мацают? – он ухмыльнулся. – У мертвеца встанет. Она еще подзуживает: '' У тебя, – грит, – что полшестого? Ты что, – грит, – не мужик? '' А воще, Алинка, ты лучше не меняйся, оставайся, как есть. Такие девчонки как Фара, они одноразового пользования. С ней, конечно, классно угорать... Но Юрка – он серьезный парень. И разные дешевые «свистульки» ему не нужны.

Их разговор невольно подслушали стоящие неподалеку две соседки.

– Ну и девки нынче пошли! Сущие аллигаторы! – неодобрительно отозвалась тетя Шура.– У нас в училище есть одна бестия, такая же дошлая. И хорошего парня охомутала... И лицом... не то чтобы страшненькая – уж больно страшно красится. И глаза бельмастые. Я у внука спросила про глаза-то: «Лечить, – говорю, – надо». – «Нет, – говорит, – не надо, это линзы. А красится она так, потому что Эмма». Я вначале подумала, что зовут ее Эммой, но потом сама слышала, как студенты называли ее Наташкой. А эмма – это оказывается мода такая: чем страшнее, тем моднее... А бельмы -то точь-в-точь, как у Мерлин Менсон. Это певица такая иностранная. Не та Мерлин, которая кинозвездой была в шестидесятые, блондиночка такая приятненькая… А другая. Эта Мерлин – сущая дьяволица из преисподней... раскрашена-то – страх божий! У внука моего в комнате над кроватью висит.

– Мерлин Менсон – это мужчина, – с улыбкой поправила ее Молодая Соседка.

– Вот ведь времена пошли: уже мужики на свою рожу тонну краски изводят.

– Ой, а напилась – то как… – cказала Молодая Соседка со вздохом. – Ей ведь и пятнадцати еще нет… Господи, а понту-то, гонору! Гордятся, что они дерзкие, смелые! Тоже мне современные Евы: торопятся от яблока греха побольше кусок отхватить! Ну вот, нахрюкалась без тормозов, и на кого она сейчас похожа?

В сентябре времени на «улицу» у Алины практически не оставалось – девятый класс. К предстоящим выпускным экзаменам школа нацелилась подвести своих учеников во всеоружии знания. Полчища образовательных наук были агрессорски брошены на оккупацию мозгов гимназистов. Сверх шести уроков по расписанию политика внедрения шквального потока информации продолжалась еще и на спецкурсах и факультативах. А кроме основной школы, время требовало и дополнительного образования, поэтому Алинке приходилось часами долбить гаммы на фортепьяно и разучивать пьесы.

Каждое утро, когда Алинка бежала в школу прямиком через дворы, она сталкивалась с Селезневым на игровой площадке. Насупившись, она проскакивала мимо. Сердце ее по-прежнему ёкало и «где – то в середке захолунывало» мгновенным страхом. Он смотрел напряженно, в упор и прожигал ее взглядом.

– Лох! Даже поздороваться не умеет, – презрительно думала о нем Алина.

Чтобы нигде с ним не пересекаться, она изменила маршрут и стала ходить в школу, не напрямик, как раньше, а в обход по центральной дороге. Но странно: через несколько дней она опять нос к носу столкнулась с ним.

Первая мысль была сопряжена с испугом: «Неужели он выбрал другой путь, чтобы не встречаться со мной? Вторая – всколыхнула радость: «Ему же неудобно так ходить: этот обход для него – путь в противоположную сторону от школы. И это для того, чтобы увидеть меня?!...»

Вечером после школы к Алине зашла Лерка.

Покатываясь со смеху, Алинка ей рассказывала, какая комедия произошла у них в классе.

…На середине урока вдруг запахло гарью. Сначала долго не могли разобраться, что горит, и откуда идет запах. Предположение о том, что дым идет из коридора, сразу же отпало – источник был где-то рядом: дым клубился, заполнял классную комнату и разъедал глаза...

– Кто устроил поджог? – допытывалась учительница, заглядывая под парты. – Немедленно прекратите! Ну что вы сидите? Быстро открывайте все окна!

Закашлявшаяся Светка Малышева отодвинула портьеру, а Костя Ворсин, раздвинув цветочные горшки и еще какие-то предметы, вскочил на подоконник, чтобы рвануть щеколду … вот тут она и обнаружилась – причина переполоха: горела … точнее, тлела деревянная рама … на вертикали которой чуть наискосок пылала четко очерченная красная полоса в черном обугленном обрамлении…

– Полтергейст… – изумленно пробормотала Светка.

А Костя Ворсин, бросив беглый взгляд на облачное небо, с трудом подавил смех и суровым голосом произнес:

– Неопознанных летающих объектов не обнаружено. Всех присутствующих прошу оставаться на местах. Будьте понятыми. Степанов, звони в милицию, пусть составляют акт о поджоге. А тебе, Малышева, придется возместить ущерб за порчу школьного имущества.

– Чего-о? – произнесла Светка. – Обкурился что ли? Я-то тут при чем?

– Вот эта вещица вам знакома? – Костя раскрыл ладонь и показал небольшой серебристый предмет.

– Ой! – сказала Светка радостно. – Моя пудреница! А я ее потеряла! Давай сюда!

– Нет! – сказал Ворсин и быстро спрятал руку за спину. – Вещественная улика. Пригодится следствию. А ты – поджигательница!

– Чего-о-о? – опять протянула Светка. – Сам ты поджигатель! А на меня сваливаешь! Я тут не при чем, понял!

– Вещь твоя?

– Моя!

– Все слышали? – Ворсин вопросительно обвел глазами одноклассников, как бы призывая их засвидетельствовать показания. – А может, ты признаешь свою вину в совершенном преступлении? Чистосердечное признание смягчает тяжесть наказания.

– Чег-о-о? – в третий раз растерянно произнесла Светка Малышева, хлопая белесыми ресницами. Глаза ее медленно наполнялись слезами.

Класс заинтригованно замер. Учительница тоже молчала, выжидая развязки.

– Ладно, не плачь, – великодушно сказал Костя. – Вина твоя косвенная. Неумышленный поджог. Смотри, ты прыщи свои запудрила и забыла открытую пудреницу на подоконнике. Солнце сегодня яркое – ослепляет, и ты сама задернула портьеру, а от отраженного в зеркальце лучика возникло самовозгорание.

– Ну, ты мозг, Костян! – восхищенно сказал кто-то из ребят.

– Ну все, ребятки, давайте по местам, и так много времени потеряли!, – заторопила учительница. – Шерлоку Холмсу – респект и уважуха! А тебе, Малышева… срок: в течение недели привести раму в надлежащий вид.

Алинка хохотала, а Лерка, хоть и улыбалась, но реагировала скучно: слушала невнимательно, и глаза у нее были тусклые.

– Тебя… твой …этот, как его, Авилов обидел, да? – спросила Алина, заподозрив что-то неладное.

– Не знаю… – пожала плечами Лера. – Может, он не виноват…

Ты помнишь, я тебе с гордостью говорила: мой друг, директор большого предприятия, дал мне бесплатную симку. Помнишь?

– Да. А что случилось?

– Я… Я слишком много говорила по телефону. Он же сказал, что я могу свободно общаться – с кем захочу и сколько захочу. Так вот – вмешались федеральные службы и предъявили мне счет в полмиллиона…

Алинка не поверила.

– Бред полнейший! На такую сумму ты не могла наговорить.

– Наговорила вот!

– А он что говорит?

Лерка усмехнулась и опять пожала плечами.

– В принципе…, я всегда знала, – вяло, с неохотой проговорила она, – все, что он говорит, это лапша на мои уши. Просто мне интересно было со взрослым мужчиной дружить. Уровень-то другой, понимаешь… От наших пацанов такого сроду не дождешься, а сколько пошлости услышишь, сколько грязных намеков… – Лерка помолчала, а потом собравшись с духом, честно и без утайки призналась. – Он меня обманывал, когда говорил, что он в разводе. Жена его в это время, когда он меня на машине катал, была в отъезде. Она в санаторий уезжала. А когда она вернулась, он просто перестал мне звонить, и даже симку, по ходу, сменил, судя по тому, что постоянно был недоступен.

– А про жену откуда узнала?

– Узнала вот… Случайно. Зашла в супермаркет, а там Виктор с какой-то женщиной отоваривается, они на пару полную тележку всяких продуктов нагрузили. Пока он коньяки себе выбирал, жена в очереди стояла в кассу и одновременно лясы точила со своей знакомой. « Приехала, – говорит, – из санатория домой, а в холодильнике хоть шаром покати – пусто. Виктор-то дома не питался, пока меня не было…». Ну я тихонько и слиняла, чтоб он меня не увидел.

– А может зря? Взяла бы да и подошла к ним в наглую… Пусть бы было ему стыдно! Самой – то неинтересно, как бы он повел себя в этой ситуации?…

– Да я растерялась от неожиданности… Потом, конечно, задним числом, представляла себе, как бы было круто, если я подошла!…Вот это была бы бомба!

– Ну и что там за история с симкой?

– Дядька этот из федеральных служб сказал, что я за август наговорила двадцать пять тысяч и за сентябрь тоже двадцать пять... Теперь они счет закрыли. А мне придется выплатить свой долг…

– Стоп ! Сколько ты сказала? Двадцать пять и двадцать пять? Это, по твоему, полмиллиона?

Лерка сначала потеряла дар речи, пытаясь сообразить, как же ее угораздило так ступить.

– Так он же мне смс прислал: пятерка с четырьмя нулями… – она медленно нарисовала пальцем в воздухе цифру «пять» и четыре нуля. Это же пятьсот тысяч ? Или пятьдесят тыщ?.. Я была в таком шоке, что мозги мне напрочь заклинило… Я так и думала, что полмиллиона…

– Ну и козел этот Виктор… А ты балда! – Алинка выразительно постучала костяшками пальцев себя по лбу. – Чем только ты думала, когда брала эту симку? Про бесплатный сыр слышала?

– Я выкинула ту симку… Теперь у меня другая. Но они все равно меня нашли.

– Кто они?

– Кто-кто?! Федеральные службы, конечно! Дядька этот, их представитель, позвонил мне, описал мою внешность, назвал дату рождения, сказал, что всех моих друзей знает наперечет, и, что я от них все равно никуда не скроюсь, они меня в два счета найдут! Он мне даже предложил встретиться, чтобы обговорить этот вопрос.

– И что?

– Что– что? Я не пошла! Где я такие деньги возьму?

– А может… ты родителям расскажешь? Сумма-то серьезная…

– Нет, мои родители меня никогда не понимали! Вот закончу школу и уеду от них куда-нибудь подальше, а то достали уже… Отец, если узнает – убьет его! Невезуха, млин! Со всех сторон обложили…

– А ведь это шантаж… задумчиво проговорила Алина.

– Я теперь на улицу носа не высовываю. Сижу дома, как суслик в норе! Ты –то в другой школе, и Танька тоже, а то бы я вас в свою охрану записала, – засмеялась Лерка. – Я теперь из школы одна не хожу, только в толпе одноклассников, а потом еще девчонки из класса меня до подъезда провожают. А он уже три дня после уроков меня подкарауливает! Представляешь, как в шпионском кинофильме! В первый день – идем себе с девчонками домой, гогочем над всякими пустяками, и я даже не подозреваю, что за мною слежка. Помню, я пару раз оглянулась на эту Мазду вишневую, которая за нами шла – уж больно красивая! – но мне и в голову не пришло, что это оказывается по мою грешную душу. А когда девчонки все разбежались, и я осталась одна – я-то ведь дальше всех живу – машина эта сразу же ко мне подъехала, из двери лысый мужик высунулся и говорит мне: «Садись!» Я глаза вытаращила, посмотрела на него, как на идиота: «Мы меня с кем-то спутали!» – и дальше пошла. Слышу, у меня в кармане мобильник запел. Открываю раскладушку, а оттуда: « Нет, милая! Тебя с твоей белокурой головкой ни с кем не перепутаешь! Издалека тебя видать! Я же звонил тебе, предупреждал, что это в твоих интересах встретиться со мной, и если будешь хорошей девочкой, я помогу тебе выбраться из сложной ситуации …».

И, знаешь, что странно? У этого типа из федеральных служб номер такой же, как у меня на выброшенной симке, разница – в последней цифре. И у Авилова на телефоне цифры такие же, кроме последней… Я даже подумываю, уж не из одной ли они конторы?

– Вот-вот! – оживилась Алина. – В правильном направлении движется твоя острая мысль! Это сговор, понимаешь? Тот на вишневой Мазде – ни фига он – не из федеральных служб. Скорее всего, когда у Авилова ничего не вышло с тобой, а тут еще и жена не вовремя прикатила… короче, версия такая: они с приятелем решили тебя на пушку брать, припугнуть решили федеральными органами.

Кстати, по поводу тех денег, которые ты проговорила… Я сейчас пытаюсь определить степень твоей вины… Ты же ее не украла эту симку, верно? Он добровольно тебе ее отдал, не так ли? Ну тогда, какие же могут быть претензии? – Алинка широко развела руками, и тут же, сжав пальцы в кулачки, радостно взвизгнула. Затем, выражая свой бурный восторг по поводу того, что сложная задачка, которую взрослые определили, как не для детского ума, вскочила на диван и начала прыгать на нем, громко выпевая. – Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! – затем, внезапно успокоившись от новой мысли, она спустила ноги на пол и снова обратилась к подруге. – Скажи, ты новую симку как получала – на мамин паспорт? Так вот, симка, которую дал тебе Авилов, скорее всего, была оформлена на его имя! Он сам отвечает за нее, а не ты! А ты, как несовершеннолетняя, по закону можешь завести себе симкарту только с восемнадцати лет. Ля-ля ля! Ля-ля-ля! – Алинка снова вскочила, включила музыку и они, взявшись с Лерой за руки, стали кружиться и скакать по комнате и во всю глотку горланить песни.

Возвращаясь домой после сольфеджио, Алина зашла в свой подъезд, обошла двоих парней и стала медленно подниматься по лестнице. Вдруг кто – то схватил ее сзади за плечи и двумя руками развернул к себе.

– Хорошенькая! – оценил парень.

Алинка не успела опомниться и даже испугаться опоздала, как другой парень вцепился в первого, рванул его за куртку и сердитым басом начал выговаривать:

– Ты чё трогаешь ее? Чё хватаешь? Привык свои клешни распускать?! За это можно и по шее схлопотать, понял?

Басок был знакомый. Алинкина душа затрепыхалась, заметалась, как птица в клетке, и ноги сами быстро – быстро понесли ее вверх по лестнице, а каблучки зацокали, зацокали... Стоя на площадке перед своей дверью и унимая сердцебиение, Алинка вдруг ощутила, что в оправданиях растерявшегося от наскока парня есть что – то такое, что грело ей душу... Она прокручивала его слова в голове вновь и вновь: ''Да отпустил я, отпустил! Ты чё возбухаешь? Твоя что ль? Ни хрена себе! Да я ж только посмотреть хотел! Ну ты, блин, даешь! Ты чё так раскипятился – то? ...Ты эту что ли ждал?" Последние слова он проговорил, приглушив голос, и именно эта фраза была для Алинки как бальзам на душу... Она стояла и улыбалась.