Текст книги "А у нас во дворе... (СИ)"

Автор книги: Альфия Камалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Вот, оказывается, кто из нас тут самый голосистый! Звонко поешь, весьма, весьма! – съязвила Татьяна, давясь от смеха.

Алинка надулась и твердо решила про себя, что Танькину песню она петь не станет. Ни за что.

– Все. Тихо. Настраиваю, – деловито сказала Лера, поправила маленький черный микрофончик около губ своих и навела «мышку» на запись звука.

– А-а, что же делать нам троим? А-а, не хотим мы быть одни,– пропела она.

Пока шел проигрыш, наушники нацепила Танька и продолжила:

– А-а, где парней нам отыскать? А-а, чтобы их очаровать!

И обе они враз толкнули Алину.

– Э-эй! – мы мальчишкам прокричим. – Э-эй! Познакомиться хотим! -

– Но-о не заметят нас они. И опять гуляем мы одни! – эти строчки должны были прозвучать в Алинином исполнении. Она же, набрав в легкие побольше воздуха, выдала на частушечный лад партию совсем из другой оперы.

– Аист был немножко пьян,

– Перепутал а-а-дрес!

– На планете обезьян

– Я сегодня ма-а-юсь!

Мальчишки из компании Артема Таньку не забыли. Шумной толпой они приближались к грибку, под которым девчонки играли в ''подкидного дурачка''. Впереди широко и решительно вышагивал крепкий белобрысый Сашка.

– Сивый идет, – вполголоса сказала Лерка. – Не иначе, как что-то затевают...

Ну, конечно же, поиграть они им не дали: начали выхватывать, передавать друг другу и прятать карты, кончилось тем, что они их разорвали в мелкие кусочки... Сивый, грубо приставая к Таньке, спросил:

– Будешь пёхаться?

– Как это?

– Драться, значит, – хитро подсказал Вован.

– Буду! – зло огрызнулась Таня.

Пацаны заржали, а Вован, как – то гнусно хихикая, приблизился почти вплотную. Придурялся он как – то странно, как в баскетболе, делал обманные движения мячом: выкинет броском руки вперед и… почешет у себя в затылке или дернет себя за ухо... Но время от времени он все же попадал руками в те заманчивые мягкие места, куда и целился. Двое встали по бокам, Сивый – сзади. Танька попятилась назад, но, споткнувшись о чей-то кроссовок, потеряла равновесие и, навалившись спиной на Сивого, тут же почувствовала на своем теле клешни его пальцев. '' Будешь пёхаться?'' – дохнул ей Сивый в ухо щекотно и горячо. Толкнув кого – то из пацанов, Танька бросилась бежать. Лера как сидела, так и осталась хладнокровно сидеть на скамейке с презрительным выражением лица. Алинка же на всякий случай направилась вслед убежавшей подружке: вдруг понадобится помощь. Сивый схватив ее за руку, закружил вокруг себя, потом, с силой надавив ей на плечо и подставив ей ногу под колено, резко бросил ее наземь.

– Ты чего, ненормальный? – сердито закричала поверженная Алинка.

– Шутка! – бросил он ей мимоходом и побежал догонять Таньку.

Сбив ее с ног, Сивый сел на нее верхом и опять задал тот же вопрос: "Будешь пёхаться?''

Что значит это слово, девчонки узнали в тот же день у Антона. Бурно повозмущались.

– Пацаны есть пацаны! Ну, ничего себе шуточки!

– Ой, да они всегда так! К их грубым шуткам не привыкать!

– Это называется, пацаны угорают над нами!

– Вот такие у них манеры! И ничего с этим не поделаешь!

Но вечером, когда пацаны вновь атаковали Таньку и силой удерживали ее впятером, до Алинки вдруг дошло: они не шутят. Шутками здесь и не пахнет. Это не прикол. И не угар. Это мрак какой – то...

Дул холодный пронизывающий ветер. И темнеть стало рано. Все, кончилось лето. Все лето ждали лета, а оно так и не наступило. В августе пришла осень, серая, пасмурная, с унылыми затяжными дождями. Хотелось домой – в тепло. Все подружки давно ушли, но Алинка Таньку не бросила, хотя пацаны давно ее гнали. Их было пятеро. Таньку держали с двух сторон за руки, чтоб не убежала. Сивый настаивал грубо, зло и нетерпеливо.

– Последний раз спрашиваю: бушь пёхаться или нет?

– У нас терпенье ангельское, но и ему приходит конец! – добавил Вовчик.

– Если ты чего – нибудь боишься, то зря, – сказал он и полез рукой к Сивому за пазуху. У Сивого руки были заняты: он удерживал Таню за локоть и за запястье. Он покорно разрешил Вовану вытащить из внутреннего кармана кучу разноцветных пакетиков.

– Что это? – Алинка нагнулась посмотреть.

– Вали отсюда, – грубо отпихнул ее ногой Сивый. – Тебя вообще никто не звал.

– Порнуха какая – то... – пробормотала она растерянно, увидев на глянцевой обложке голую тётьку.

– Порнуха! Детский сад! Чё презервативы не видала? Малолетка! – раздалось одновременно несколько голосов.

– Алина! Уйди ты, ради бога! Христом богом тебя прошу! – звонким мальчишечьим голосом выкрикнул Вованчик.

– Не уйдешь, коза, поколотим! Давай двигай! Чеши отсюда, кому сказал! – Сивый опять лягнул ее ногой.

– Вован! Руслан! Гоните ее! Чего стоите? – cказал незнакомый парень, державший Таню с другой стороны.

Руслан, все время стоявший в стороне, опустил голову и промолчал.

– Алинка! Тебя мама ругать будет, иди домой! – cказал Вован и потянул ее за рукав. – Пойдем, я тебя провожу до подъезда.

Она резко отдернула руку.

– Не хочешь добром – тогда пеняй на себя! – огрызнулся Вован и зачем-то нагнулся к земле.

Алинка не двигалась. Вован все же отогнал ее, бросая мелкие камушки и комки грязи. Постояв возле больших темных кустов, Алинка собралась духом и внезапно с размаху налетела на Сивого и с силой толкнула его. Потеряв равновесие, тот матюгнулся.

– Танька! Бежим! – Алина рванула подругу за руку.

Танька сначала побежала, потом как – то лениво, нехотя сбавила шаг... развернулась и побежала обратно. Плюхнулась на лавочку и беспечно сказала:

– Неохота мне домой. Чё дома делать? Спать, что ли? Неохота мне спать! – глаза ее заинтригованно и возбужденно горели, как плошки: еще бы! пять пацанов, и все ее хотят! Главное, на Алинку – так ноль внимания! Главное, что все они домогаются только ее – Таньку!

– Ах, так! – разозлилась Алинка. – Значит, и я никуда не пойду. Тронешь – заору! – сказала она Сивому. Оглядела всех остальных. – Хотите, чтобы я домой ушла? Я уйду и маму приведу!

Но пацанов она уже не интересовала.

– Будешь пёхаться, будешь? – обрадованно спрашивал Сивый. – Мы из тебя Зёму номер два сделаем! Будешь пёхаться?

– Буду! Но только с тем, кого люблю.

– А кого ты любишь? Руслана? Он – то тебя не любит! Скажи ей, Руслан!

– Я не люблю тебя. Ты мне даже не нравишься.

Таня молчала, опустив глаза, потом подняла их и умоляюще посмотрела на Руслана.

– Но ты же не будешь меня пёхать, правда?

– Буду.

– Вам что, Зёмы мало? – вмешалась Алинка (Тема рассказывал, что они всем скопом ''пользуют'' четырнадцатилетнюю девчонку со своего двора).

– Мало, – признался Сивый. – Она редко выходит. После того, как мы ее отпёхаем, она потом неделю не вылазит.

Стало совсем темно. Ни одной звездочки на небе. Даже луны не видно. Все небо заволоклось рваной грязновато – сизой пеленой. В метрах ста от них около тротуара красноватым пятнышком медленно издыхал фонарь. Чахлый свет от него не долетал даже до земли, не говоря уже о площадке с маленькой сценой и рядами паралельных скамеек, на одной из которых и сидели они. Здесь была игровая зеленая лужайка с торчащими из травы деревянными фигурками гномиков, горками, каруселями и шведскими стенками. Днем здесь было шумно и людно, и молодые мамы гуляли со своими ребятишками… Но ночью… Ночью здесь прохожие не ходили, потому что пешеходный тротуар пролегал дальше и соединялся с асфальтированной частью детской площадки...

Было зябко. Ветер пронизывал.

– Давай быстрей соглашайся. Добровольно. А то изнасилуем,– нетерпеливо и грубо говорил Сивый.

– Сто тридцать шестая статья за изнасилование, – наугад сказала Танька.

– А тебе, Саша, уже пятнадцать, правда? Четырнадцать только Вовану и Руслану, остальным всем по пятнадцать, правда? За решетку не терпится, да? Сколько там за групповое изнасилование, Тань, ты не помнишь? – бодренько говорила Алинка, а про себя с тоской думала:

– Ну, где же там наши родители? Совсем что ли им на нас наплевать: где мы, что с нами?

И тут она услышала голос мамы, сердито прокричавший в темноту:

– Алина! Домой!

– Я не могла уйти домой, – виновато оправдывалась Алина перед матерью. – Там Таня. Нельзя ее бросать одну. Ее пацаны не пускают.

– Таня, иди сюда! – повелительный голос полетел в ночь. – Иди домой, – без обиняков приказала Алинина мама, едва смутные очертания девочки отделились от кромешной тьмы.

– Больше я тебя караулить не буду! – возмущенно прошептала Алина Тане.

– Мы больше никогда не будем с ними общаться! – так же шепотом заверила ее Таня.

Между Нелькой и Лосем пробежала черная кошка, и Лось теперь демонстративно прогуливался в обнимку с Нелькиной подругой Фарой. По – настоящему ее звали Настя, но об этом мало кто знал. Все – Фара да Фара. Эта Фара и раньше изредка появлялась в их дворе, покуривала в компании друганов Толяна. У Фары – блестящие карие глазища, которые с любопытством вперяются в собеседника или, как говорили пацаны, она зырит во все фары. Но кличка "Фара'' прилепилась к ней вовсе не из – за глаз, а из – за волос. Как она сама выражалась: волосы у нее, блин, ''не в тему'' – прямые и жидкие, по плечам не распустишь – висят, блин, как пакля; стрижка – тоже отстой. Все обесцвечивают, ей же захотелось чего – нибудь супер убойного, чтобы все ахнули от ее новой причи. Болгарская краска ''Фара'' очень даже подходила по цене – не кусалась. Цвет, который она выбрала, назывался – ''синяя слива''. Голова вспыхнула ультрамариновым сиянием, а лицо потерялось. Ребята сказали: Тебе не идет, лучше в «рыжий» перекрасься. И опять на помощь пришла ''Фара''. Цвет назывался облепиховый, а волосы стали зелеными, лицо же стало напоминать бледную поганку. На третьем этапе она стала брюнеткой и дальше экспериментировать побоялась – так можно и лысой остаться. С краской ''Фара'' Настя зареклась не иметь никаких дел, но на кличку ''Фара'' отзывалась охотно, потому что Фара звучит круче, чем Настюха или Наська.

Общительная и легкая на контакт, она охотно инструктировала дворовых пацанов по части приобретения навыков общения с ровесницами. Первые практические шаги мальчишки делали с ней, в порядке очереди, уединяясь с нею в подъезде. Никаких тайн из этого не делалось, потому ничего постыдного, ничего криминального Фара не совершала, просто – напросто с веселой беспечностью она учила их целоваться. Когда – то учили ее, теперь учила она. Любопытные могли наблюдать за процессом обучения – дверь в подъезд не закрывалась.

Кто из них начал первым: Лось или Нелька – было непонятно. Они оба не уступали друг другу: Лось в открытую при всех целовался с Фарой, Нелька то же самое делала с другими пацанами. Весь двор с недоумением взирал на это представление, которое нельзя было назвать комедией, потому что никому не было смешно, но и трагедии никто из этого не делал: звона разбитых сердец ничьи уши не услышали.

Ближе к полночи, когда шум города стихал, и не слышно было гула моторов подъезжающих и отъезжающих машин, скрежета тормозов, бесконечного хлопанья автомобильных дверей, когда двор успокаивался, и разноцветные окошки затухали одно за другим, и тогда вся улица хорошо прослушивалась. Все звуки в тишине становились чистыми и отчетливыми, и все соседи с первого по пятый этаж могли быть свидетелями Нелькиной мести Толяну, недаром же она расположилась с группой ребят не возле своего подъезда, а под окнами Лосевых.

– Серега, ты где? Иди сюда, сядь поближе! Вот, чудак, сел за километр! Смотри, я даже рукой до тебя не достаю. Сядь поближе, я тебя приласкаю. Ты что стесняешься? Ты что даже ни разу не целовался? Нецелованный, нетронутый, девственный мальчик! Прикольно, да? Сейчас даже про парней говорят – девственный.

Когда у меня все было в первый раз, на моем желтом сарафане сзади кровь проступила и ... я еще не знала, что это такое... таким твердым пятном сзади застыло... Мамка увидела, чего – то заподозрила, ругает меня, выпытывает... Я, как могу, отмазываюсь: Это, – грю, – месячные, месячные у меня...

Пацаны с соседнего двора не показывались несколько дней. Затем снова заявились тесной решительной гурьбой.

– Тань, иди сюда! Поговорить надо!

– Мне не о чем с вами разговаривать. Валите с нашего двора!

– Тань! Ну серьезно, дело есть. Иди сюда. Не пожалеешь!

Пацаны оседлали заборчик напротив Таниного подъезда. Девчонки столпились возле соседнего подъезда. Их разделяли заросли сирени.

– Тань! Та– ня! Та – ня! Иди сюда! Тебе говорят! Дело есть! – уговаривали пацаны, но она молчала, опустив голову.

– Ну ладно, идем на стыковку! – сказал Вован, который, как самый смелый, как самый дипломатичный, вел переговоры.

Вся шарага приблизилась к девчоночьей стайке. Вперед вышел Вован. Сально хихикая и непрерывно играя руками в свою дурацкую '' салочку – мацалочку '', он долго тянул резину, прежде чем изложить суть своего делового предложения.

– А если Руслан предложит тебе дружбу, ты будешь с ним пёхаться?

– Буду, – сказала Таня.

Алина с удивлением вскинула на нее брови, потом взглянула на Руслана. Тоненький, черноглазый, смазливый мальчик, он стоял, опустив голову. Жонглерские манипуляции Вована его явно не беспокоили. На протяжении всех заигрываний Вована Руслан ни разу не взглянул на Таньку, но очень часто исподлобья бросал влажные обеспокоенные взгляды на Алину.

Таня смотрела на Хотельника в упор.

– Это правда, Руслан?

– Что – правда?

– Что ты хочешь дружить со мной?

– Правда... – кисло промямлил он.

– А... почему тогда... почему ты... не сам мне это говоришь?

Руслан молчал, по – прежнему, опустив голову. Тут Лерка решительно перехватила инициативу в свои руки.

– Ты! – обратилась она к Вовану. – А ну – ка, отойди от нее. Уйдите вы все! Дайте им поговорить. Ну что вы встали? Уходите отсюда все! Таня! Руслан! Идите в подъезд! – она с силой втолкнула их туда, заперла дверь и заслонила ее собой.

Таня и Руслан стояли на лестничной площадке между первым и вторым этажами. Руслан все также вел себя деревянно и непонятно.

– А почему ты тогда сказал, что я тебе не нравлюсь?

– Ребята заставили.

– И ты честно хочешь со мной дружить?

– Да.

Таня замялась.

– А ... С Земой ... вы по – прежнему?

– Нет. Пацаны говорят, что она беременна. Она не выходит на улицу.

– И что теперь будет?

– С пацанами – то? Сивый ей пригрозил, что башку ей снесут, если проболтается.

– Да нет, я про нее... Рожать будет или чё?...

Руслан пожал плечами.

– А я почем знаю. Пусть, что хочет, то и делает.

Танька хихикнула.

– Ну вы же теперь... вроде коллективного папы... Помнишь фильм ''Папаши''? Там еще Жерар Депардье с Пьером Ришаром играли?

– А я вообще тут ни причем. Если хочешь знать, я даже не прикасался к ней.... И Тема, между прочим, тоже... Мы смотрели только.

Поговорить им не дали. Снизу доносились звуки какой – то возни, толкотни, хохота. По всей видимости, Вован очень побаивался, что без его суфлерской помощи разговор «tet -a – tet» не слепится. Прорвав сопротивление стражи, он крадучись, поднялся по лестнице и присел на корточки. Танька хоть и стояла спиной к нему, резко обернулась, затем, задрав свой веснушчатый нос, стала медленно, не спеша спускаться с лестницы.

– Постой, постой! – закричал ей вслед Вован. – Давай это! Обмоем вашу дружбу! С тебя пузырек!

– Фу, шутки какие дурацкие! – сказала Алинка.

Но и на этот раз пацаны не думали шутить. Они полдня ходили за Танькой толпой, требуя от нее самогонку.

– У деда стяни! Ну надо же отметить событие! Учти! Ты нам должна. Мы тебе помогли? Помогли! Так что долг платежом красен!

Cбежав от этой неотвязной шантропы, мы с Танькой заскочили ко мне домой и стояли в прихожей, пережидая, пока пацаны свалят из подъезда.

– Тань, а ты зачем Вовану сказала, что будешь пёхаться?

– Я сказала, что буду, но не со всеми, а только с Русланом. – Танька преподнесла свою фразу с таким важным и значительным видом, как будто только что решилась на геройский поступок. Если бы я услышала бы такие речи от какой – нибудь чужой, посторонней девчонки, я бы даже и вникать не стала бы, точно, презирала бы ее, как последнюю дешевку.

– Офигеть можно! Тань, ты сдурела! Зачем тебе это нужно? Я понимаю, если б ты сама хотела!

– Я сама хочу. Я мечтаю об этом! Я хочу заниматься любовью. Как в кино. Или как в современных романах.

Я попыталась представить их двоих в какой – нибудь эротической сцене, как в том фильме, который Танька стащила однажды у родителей, когда они были на работе, и предложила посмотреть нам, своим подружкам. Но моей фантазии на это не хватило. Рыжую Таньку еще можно было представить героиней фильма, но Руслан... – этот тоненький мальчик, то робкий, то презрительно улыбающийся, ну никак не тянул на роль плейбоя.

Увы, Танька помешалась... Она зациклилась на этой теме. Мозги у нее, как многослойные сандвичи, нашпигованы подобной ерундой. А недавно для всей этой начинки она изобрела новый соус. ''Зверский взгляд '' называется. ...

''Он пожирал ее взглядом... Его хищный плотоядный взгляд без слов говорил о том, какой пламень сжигает его изнутри, и как ему не терпится поскорее овладеть ею''….

''Он смотрел на нее демоническим взглядом, и в бушующем пожаре его страсти она испекалась, как в жерле вулкана, от зноя желанья лишаясь сил''…

Это все из ее обожаемых любовных романов. У Танькиной бабушки их полный книжный шкаф, они ей по наследству достались от каких-то родственников, переселившихся в другой город. А бабе Рае их навязали, не потому что она книги уважает, а потому что у них с дедом квартира большая, четырехкомнатная, есть куда поставить. И Танькина бабушка их взяла – не выбрасывать же добро. Поначалу баба Рая рассчитывала продать их на базаре – летом она целыми днями там пропадала, торговала всякой мелочевкой – утром уходила, как на работу, а возвращалась только к вечеру – но потом оставила эту затею: нет от книг ни проку, ни доходу, – говорила она, – берут только соленья-варенья, цветы хорошо разбирают, но только не книги... Танька у деда с бабкой была прописана, здесь было ее постоянное местожительство. А Танина мама с отчимом и с маленьким братишкой жили в малосемейке в общежитии.

Так вот, я отвлеклась: Танька зачитывалась этими книжками до одури. И мне давала их почитать. Мама, кстати, их не одобряет, ''бульварщиной'' называет... ''Классику, – говорит, – читай, там, – говорит, – чувства истинные, настоящие''. Но мне эти бульварные романы как-то не очень, слащаво в некоторых местах… до тошноты. Меня лично фэнтэзи и приключенческая литература больше увлекают: ''Хоббит'' Толкиена, «Бесконечная история» Михаэля Энде, волшебные повести – сказки Александра Волкова и серия книг про юного мага Гарри Поттера...

– Прикинь, а Руслан не такой, как все. Он особенный, правда же?– спросила Танька.

– А черт его знает! – я пожала плечами. – Непонятный он какой – то. Ну чего он с этими пацанами шаландается? Что у них общего?

– В том то все и дело! Он выше их всех! Он не пьет, не курит и даже не матерится! Поэтому он всегда и смотрит на всех свысока.

– Вот тогда взял бы да и защитил тебя от всех! Если не он… Тогда пусть Тема пришел бы и защитил тебя от них!

– Если бы Тема защитил меня, я бы снова с ним была. Но он против своих не пойдет. А Руслан все равно – самый лучший из всех пацанов нашего и соседнего двора.

– Эти пацаны из шайки Сивого – они как из помойки... – сказала я ей, – то есть они оттуда, где любовь – помойка.

– Ты дура или прикидываешься? Алин, ты меня извини, но по – моему, ты жизни не знаешь.

Я усмехнулась:

– Можно подумать, что жизнь это что – то грязное или плохое. А если я не хочу ничего грязного и плохого – значит, я жизни не знаю.

– Ты полная дура или только наполовину? – Танька рассердилась и ушла, хлопнув дверью.

Я прошла в комнату и плюхнулась в кресло. Откровенно поговорить о жизни не с кем. С подружками все равно не получается полного взаимопонимания. Маме тоже обо всем подряд не расскажешь – сразу воспитывать начнет. Скажет: ''А зачем вы так делаете? Какой прок под окнами ходить? Надо же гордость иметь. А зачем вы ему звонили? Это же глупо ''. Чаще всего именно так и получается, как мама говорит. Глупо получается! Но постоянно признавать, что мама права тоже не хочется. От злости и досады на себя начинаешь раздражаться и маме грубить. А мама разве виновата, что у тебя своих мозгов не хватает, чтобы не идти на поводу у Таньки? Танька взбалмошная, и у нее в башке всякие затеи, как пчелы, роятся. Иногда как – будто бы и предчувсвуешь, что с этих затей опять в какую – нибудь дурацкую историю вляпаешься, но боишься отказом подругу обидеть. Можно, конечно, найти себе другую подругу, правильную и рассудительную, но ведь с ней со скуки помрешь! А с Танькой никогда скучно не бывает. С детства она была заводилой и выдумщицей во всех играх.

Вот Танька говорит, что взрослые все зануды и не понимают молодежи. Но разве мама не права, когда говорит, что любовь – это такая вещь, из которой можно сделать помойку или волшебную сказку?

Волшебная сказка любви… Если б Танька узнала, о чем мечтает Алина, она бы ее точно высмеяла, опять бы сказала: «Ты полная дура или только наполовину? Любовь – это не то, что ты себе представляешь, а то, как в кино показывают, когда голые дяденька и тетенька в постели, задыхаясь, друг по другу ползают»…

Но Алина своим сердцем чувствовала, что любовь – это совсем другое... Этой музыкой чувств, то чарующей, то печальной, она была с детства, захвачена, когда вместе с Бель из диснеевского мультфильма ''Красавица и Чудовище'' с отчаяньем обмирала над косматым бездыханным телом Чудовища, не подозревая, что чудо уже произошло: любовь разрушит заклятие и вернет ему прежний облик прекрасного принца. Вместе с Русалочкой она переживала оттого, что у нее вместо ног – рыбий хвост и готова была пойти на любые пытки и лишения, чтобы заполучить эти ноги. А разве безобразный Квазимодо в своей безответной любви был жалок и несчастлив? Наоборот, любовь озарила его жизнь чудной красотой.

Между миром сказки и реальной жизнью Алина не делала никакой разницы. Это неважно, что в жизни у девушек нет рыбьих хвостов, и нет заколдованных принцев в облике чудовищ или Квазимодо, главное, что сказочные герои чувствуют так же, как и живые люди. А если Алина страдает и радуется вместе с ними, то ее чувства – они же не выдуманные – настоящие! – значит и любовь, которой бредит она, тоже не выдумка. Без любви Алина не представляет себе жизни. Без любви тупо было бы жить! Без любви – это мрак, какой – то... Если нет любви, то зачем человеку душа? Жили бы, как звери…

Но в отличие от Таньки, она представляет себе свою любовь не в виде постельной сцены, а в виде дорожки в парке, щедро залитой ослепительным сиянием солнца. И в этом золотом потоке света они идут вдвоем. Рука об руку. Мальчик и девочка. А по краям дорожки цветут большие красные цветы. Над ними жужжат мохнатые полосатые шмели и порхают пестрокрылые бабочки.

А Сивый со своей покорной молчаливой шайкой – он как шакал, грубый, злой, он постоянно ищет, кого бы отпехать или чем бы мозги свои задурить. Алинка брезгливо поморщилась, думая о Зёме. Как можно с такими? Мама говорит, что у них тело созрело, а душа – то нет... А душу, – считает она, – надо воспитывать книжками хорошими, добрыми и умными фильмами, а не садисткими боевиками и порнухой.

Вечером, вернувшись с дачи, Алинка сняла трубку верещавшего телефона и услышала гнусавый зареванный голос Таньки.

– Где ты была? Я тебе уже сто раз звонила! Приходи быстрей! Мне очень плохо!

Танька рассказала, что пацаны с соседнего двора пришли на игровую площадку где – то под вечер. Они не стали звать ее, не гоняли и не устраивали на нее охоту, а сели на лавочки, что возле сцены. Танька сама подошла к ним.

– Руслан, иди сюда! – тихо позвала она.

– Не парься! Не будет он с тобой ходить! – cказал Сивый. – Мы угорали. Это была шутка, ясно?

– Это правда, Руслан?

– Правда. Мы прикалывались. Не хочу я тобой дружить! Ты мне не нравишься. Я же говорил тебе! – cкривив рот, брезгливо процедил Руслан.

Молча постояв со смиренным горестным видом, Танька вздохнула.

– Въезжаешь? Ведь это неспроста. – Округлив свои глаза, Танька со значительным видом сообщила. – Они отомстили мне. За Артема. Прикинь, Алин, сегодня он с ними был. Он признался, что это он все подстроил.

– Не думаю, – засомневалась Алина. – Не похоже на него. Скорее всего, это идея Сивого. А Артем по своей бесхарактерности согласился.

– Да ну их к черту! Я хочу забыть про них! Знаешь, что я решила? Нам надо срочно познакомиться с этим парнем из соседнего дома – с Юркой Селезневым!

– Зачем? – напряглась Алина.

– Как зачем? У него, наверняка, есть друг! Я однажды его видела с каким-то парнем. Знаешь, как этот парень на меня залупался! А вдруг он мне дружбу предложит! Я бы согласилась. Мне уже все равно с кем дружить. Главное, прямо сейчас, немедленно!

– Нет уж, – запротестовала Алина. – Об этом ты меня не проси. Я уже четыре месяца люблю Юрку. Но знакомиться с ним не хочу. Мне страшно. А вдруг мне в нем что нибудь не понравится. Мне просто... очень хочется его увидеть… иногда. Вот и все. Мне пока хватает.

Познакомиться с ним оказалось совсем не сложно. Вечером, когда стемнело, баламутка Танька притащила Алинку под селезневские окна и предложила запросто без всяких хитростей позвать его на улицу. Задрав голову кверху, к одному из светящихся окошек на третьем этаже, Танька выкрикнула его имя: ''Юра!'' Свет в окошке погас, Танька шмыгнула в кусты, задумчивая Алинка осталась стоять на тротуаре. Темный силуэт нарисовался в квадрате окна. ''Чего ты орешь?'' – спросил он Алину женским голосом.

…Оконфузившись, девчонки зашагали по направлению к дому.

– Ты чё меня бросила? Стою одна, как дура! – обиженно выговаривала Алина подруге.

– Я ж тебе из куста рукой махала, когда его мать к окну подошла. Ты что не видела?

– Нет. А ты в такой темноте что-нибудь видишь? Надо было меня за руку дернуть.

– Тихо! Слушай...

Кто – то шел за ними следом, торопливо и широко ступая. Одновременно повернув головы назад, подружки прыснули со смеху. Это был он, Юрка Селезнев! Через несколько минут он уже сидел на железной оградке прямо перед ними, напротив их лавочки.

– А тебя Юра зовут? – первой начала Танька.

Он молча кивнул.

– А ты в каком классе учишься? В десятый пойдешь?

Он опять согласился кивком головы.

– А почему ты с балкона следишь за нами?

– Я не за вами слежу. Я вообще наблюдаю жизнь двора. С балкона,– сказал Юра таким густым басом, что девочки опять засмеялись.

– А зачем ты тогда за шторкой прячешься? – не унималась Танька.

– Это не я, это Лешка, наверное. Братишка мой.

– Ну, конечно же, Лешка, – усмехнулась про себя Алинка. – Лешка маленький и щуплый, а Юра – вон какой верзила.

Алинка молчала, расщепляя ногтями какую – то веточку. Время от времени она быстро взглядывала в его робкие мягко светящиеся глаза. Танька вовсю щебетала. Он смущался, и от этого его басистый голос звучал мягко и тепло. ''Тебя Таня зовут, я знаю, – говорил он ей. – А тебя – Алина? Красивое имя. А вас дома не заругают, что так поздно гуляете? ''

Захватила инициативу Танька, что и следовало предполагать, но это Алину совсем не напрягало. После этой встречи осталось ощущение, что она погрузилась в какое – то озонное пространство, дыхание стало легким, и вся она парила в состоянии невесомости.

Крыска была совсем непугливой, доверчивой и очень ручной. Если отпустить ее на землю, то она никуда не убегала, а вскарабкивалась по Алинкиной ноге, запрыгивала к ней на колени, взбиралась на плечо, цепляясь острыми коготками, и обнюхивала свою новую хозяйку, уморительно подергивая шевелящимися усиками. Алинке эта беленькая альбиноска с красными прозрачными бусинками глаз досталась от соседского мальчишки, который не обременял себя уходом за нею, а запах в комнате нервировал его маму, что в итоге и решило судьбу длиннохвостой.

Алинка вывела крысу погулять, но мир вокруг, такой большой и шумный, наверно пугал ее, крыса все время норовила куда – нибудь спрятаться: лезла в рукава, за шиворот, под кофточку.

Селезнев давно уже приметил ее хрупкую точеную фигурку. Он не сразу решился подойти и приблизился к ней как раз в тот момент, когда Алинка, зардевшись, как маков цвет, сконфуженно вылавливала из рукава гибкое, проворное тельце зверька.

– Yes, попался! – сказала Алинка, и, сомкнув вокруг него пальцы кольцом, подняла перед собой.

Растопырив пятипалые розовые лапки, крыска задергалась в воздухе, пытаясь освободиться. Твердым, как палка, хвостом она замолотила вкруг себя.

– Опору ищет, – догадался Селезнев,

Хвост в тот же миг змеиным броском обвился вокруг Алинкиного запястья. Засмеялись они враз. А крыса, удобно расположившись теперь уже на Юркиной ладони, внимательно изучала его своим розовым носом, щетинки усов при этом мелко вибрировали и выписывали круги.

– Усы – это, наверно, очень чувствительные антенки, своего рода маленькие радарчики. – предположил Селезнев. – Ты знаешь, дрессированных крыс всякие спецслужбы на таможне используют в поиске контрабандных наркотиков. Я читал, что крыса по своему интеллекту превосходит даже кошку. По интеллектуальной шкале среди животных она занимает четвертое место после обезьяны, лошади и собаки.

– А тогда почему, когда хотят сказать про чью – нибудь подлость, говорят, что крысы с корабля бегут первыми?

– Если крысы бегут с корабля первыми, – Селезнев рассуждал так старательно, как будто бы решал математическое уравнение, – то это значит, что они почувствовали опасность раньше других. А это в свою очередь свидетельствует о том, что у них, скажем, более развитая интуиция... Нет, пожалуй, интуиция тут ни при чем... Интуиция – это все – таки человеческое свойство, а крысы улавливают опасность скорее на обонятельном уровне, возможно, с помощью вот этих радарчиков. Короче так: за счет какой – то особой чувствительности инстинкт самосохранения у крыс срабатывает быстрее, чем... ну, скажем, у людей.

– Но ведь это же достоинство, – пролепетала Алинка, снова предательски краснея. Она не предполагала, что Селезнев такой ''чеснок'' (так в школе называют эрудитов), и почувствовала себя рядом с ним набитой дурой.

Селезнев смущенно улыбнулся и впервые за все время своей умной речи посмотрел на нее. И посмотрел беспомощно. И Алинка своей человечьей интуицией, которой нет у крыс, поняла, что Селезнев также боится опрофаниться перед нею, как и она перед ним, поэтому и речь свою он толкает с натугой, как на экзамене.

– Знаешь, твоя крыса – она... это... домашняя, короче, классная крыска. Я бы мог сказать, что народ – лох, а пословица стремная, но... в подвалах живут такие противные, прожорливые дикие крысы... Короче, по логике народного мышления – это плохо, если кто – то спасает только свою шкуру.