Текст книги "Моему судье"

Автор книги: Алессандро Периссинотто

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

* * *

Дата: Четверг 3 июня 17.46

От кого: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: А почему бы и нет?

Молодец! Ты подробно описал сцену преступления. Как если бы ты при этом присутствовал.

А почему бы тебе не оказаться тем самым человеком с пистолетом? И незачем тогда выдумывать мотивы преступления – наркотики, долги, женщины. Одной твоей ненависти вполне достаточно, чтобы уничтожить всех, кто уличил тебя в несостоятельности. Теперь послушай мою версию.

День за днем ты контролируешь электронную почту Мирко Гуиди и узнаешь, что в четверг, 20 мая, поздно вечером у него назначена встреча. Ты предполагаешь, что он сперва заедет домой. Проникаешь во двор его дома, пользуясь теми секундами, когда, пропустив машину, закрываются автоматические ворота, спускаешься в подвал и прячешься в темном коридоре поблизости от его гаража. В одиннадцать появляется Гуиди. В подземном гараже – никого. Он выходит из лифта, и ты провожаешь его взглядом. Гуиди открывает ворота, перешагивает через всякий хлам, которым буквально завален пол вокруг его машины, и выезжает из гаража. Потом, оставив ключи в зажигании, вылезает из машины, чтобы закрыть ворота. И вот тогда-то ты выскакиваешь из своего укрытия и приставляешь ему к голове пистолет. Проще всего было бы застрелить его на месте, но выстрелы могут услышать, а вдруг кто-нибудь выглянет с балкона: нет, не стоит, лучше там, где народу поменьше. Ты все еще угрожаешь Гуиди пистолетом. Заставляешь его вернуться в машину и сам садишься рядом, потом принуждаешь доехать до кладбища: разве для убийства кладбище не самое подходящее место? Район этот тебе хорошо известен, и ты знаешь, что там тихо.

То, что ты сделал, – это казнь.

По дороге ты разыгрываешь свой бредовый суд, потом, почти у самого кладбища, читаешь приговор, и когда машина останавливается, приводишь его в исполнение.

Напоследок ты доставляешь себе садистское удовольствие, давая ему надежду на спасение. Прикидываешься, что на минутку отвлекся, он открывает дверцу и убегает. Но он напуган, растерян и, вместо того чтобы петлять, не давая тебе прицелиться, все время бежит по прямой, как раз против дверцы, оставшейся открытой. Тебе не приходится даже выходить из машины – целься и стреляй.

Внутри «гольфа» криминалисты обнаружили следы пороха.

Приговор приведен в исполнение.

Еще один убитый. Кто будет следующим?

Лука, одумайся!

Если ты еще хоть немного отвечаешь за себя, остановись, иди в полицию. У тебя диссоциация, распад личности. Я готова поверить, что ты не выдумываешь, а правда убежден, будто находишься во Франции. А может, ты в самом деле во Франции, недалеко от границы: сел на поезд, приехал в Милан, убил Гуиди и опять уехал, а после все забыл.

Лука, остановись! Спаси, что еще можно спасти!

Если Элоди и Кандид существуют – они в опасности. В опасности Арман, жена Армана, в опасности славная библиотекарша.

В твоей голове что-то не так. В прошлый раз я писала: нечего рассчитывать, что тебя признают невменяемым, но теперь говорю тебе: сдайся, и тебя будут лечить.

Ты начал эту переписку с просьбы тебя понять. Кажется, мне удалось понять по крайней мере какую-то часть тебя. Ту, что спасает котят или хотя бы мечтает спасать. Ту, что любит Фернанделя.

Фильм, о котором ты пишешь, я тоже видела несколько лет назад на кинофестивале, его проводил культурный центр Франции в Милане. Он называется «Под небом Прованса», и поставил его, представь себе, Марио Солдати… Сюжет действительно уже использовался – по-видимому, такие истории вообще привлекательны: девушка в положении, нанимающая подставного мужа, встречается еще у Блазетти, потом пришла очередь Солдати, а восемь или девять лет назад Альфонсо Арау снял фильм «Прогулка в облаках».

Не верю, чтобы ты был бессердечным извергом, даже если смотришь фильм с Фернанделем после того, как убил человека. Думаю, что ты болен и тебе нужно лечиться.

Рано или поздно мы тебя возьмем, но для тех, кто рядом с тобой, может оказаться слишком поздно. Иди в полицию, прошу тебя.

* * *

Дата: Четверг 3 июня 23.59

От кого: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Уговор

Спасибо, господин судья. Я ценю вашу заботу о тех, кто мне дорог, но, уверяю вас, для беспокойства нет оснований.

Кандид чувствует себя превосходно. Антибиотики помогли, и сейчас он вне опасности. Сердце радуется, когда смотришь, как он носится и играет со всем, что ни попадется. Он обожает круглые резинки, которыми закрывают целлофановые пакеты. Они тем прыгучее, чем сильнее перекручены, и когда он трогает их лапкой, оживают и скачут туда-сюда, словно крошечные мышки, которые затем и существуют, чтобы он мог на них охотиться. Вчера утром в пустом еще баре мы с Элоди полчаса наблюдали за ним, пока Арман сновал взад-вперед, хлопоча по хозяйству.

– Дети, вот вы кто на самом деле, – смотрите разинув рот, как резвится котенок.

Он прав, месье Арман, по крайней мере в том, что касается его дочери. Когда она смеется над очередной кошачьей проделкой, то кажется маленькой девочкой. И еще когда улыбается моим словам, иногда она находит их ужасно забавными, – не знаю уж, из-за моего ли акцента или потому, что я ей симпатичен. Она маленькая, у нее черные короткие волосы и чуть скошенная челка – она напоминает мне Жанну Моро в «Жюле и Джиме», хоть и не очень на нее похожа, скорее выражением лица, своей молодостью.

Сегодня, когда я завтракал, Элоди подошла сзади и положила руки мне на плечи.

– Тебе нужно в архив? – спросила она, немного склонившись надо мной.

– Нет, я заглядывал туда вчера около двенадцати, и сотрудник сказал, что документы будут готовы не раньше, чем через пару дней.

– Значит, на сегодня у тебя никаких планов нет?

– Есть, но их можно отложить.

Это была такая откровенная ложь, что она даже показалась правдой. Она улыбнулась.

– Тогда, раз твои дела могут подождать, я поведу тебя смотреть мою дипломную работу.

– Дипломную работу?

– Ну да, я имею в виду квартал, который проектировала для диплома.

– Подожди немного, я сейчас.

– Ладно. Надень удобные ботинки, ходить придется порядочно.

Спустя четверть часа мы шагали к окраине.

– Пойдем по набережной, – предложила она, – там тенек.

– Давай. Только сначала мне нужно зайти в банк на площади возле театра снять деньги в банкомате.

– Не беспокойся, по дороге банков сколько душе угодно.

– Да, но у театра банк швейцарский, а у меня в Беллинцоне счет в этом же самом банке, и я смогу проверить остаток.

Не трудитесь, господин судья, не трудитесь искать в Беллинцоне текущий счет на мое имя: не могу же я всегда говорить правду даже Элоди, а потом Гельвеция по-прежнему предпочитает хранить тайну, по крайней мере в отношении банковских вкладов.

Однако это и правда мой банк, и мне правда нужно было проверить, сколько денег у меня осталось.

Я вставил карточку, набрал код и подождал, пока терминал вынесет приговор.

И на этот раз ждать пришлось долго. Похоже, это самый медленный в мире банкомат, но теперь, воспользовавшись им уже не однажды, я выучился быть терпеливым.

Ожидая, я смотрел на Элоди, которая тем временем изучала витрины. На ней была синяя полотняная юбка чуть повыше колена и кремовая майка, обтягивающая маленькую грудь.

Наконец на мониторе появился остаток. Довольно солидная сумма.

Я снял все, что мог, и догнал Элоди, которая внимательно изучала цены, вывешенные на улице у бара.

– Изучаешь стратегию конкурентов? – спросил я в шутку.

– В каком-то смысле. Пытаюсь понять, почему все повышают цены, а мой отец нет.

– Может, просто потому, что он честный человек?

– А может, потому, что считает, лучше подавать пиво забулдыгам, которые смотрят матч по телевизору, чем продавать вино по десять евро за бокал с невообразимым послевкусием миндаля, сена и черешни с малиной юнцам, изображающим знатоков, чтобы поразить своих девушек.

– Вот потому он мне и нравится.

– И мне тоже.

Мы пошли дальше. От реки поднималась свежесть, словно вода принесла с собой память о ледниках, откуда она спустилась всего несколько дней назад.

– Часто навещаешь своих?

– Реже, чем им бы хотелось, раз пять или шесть в году.

Мы еще немного поговорили, так просто, о всякой всячине, наслаждаясь ощущением близости. Потом довольно долго шли молча и все радовались, что вот мы гуляем вдвоем.

А потом без видимого повода я подумал о вас, господин судья, и о том, что вы написали в своем последнем письме: «День за днем ты контролируешь электронную почту Мирко Гуиди и узнаешь, что в четверг, 20 мая, поздно вечером у него назначена встреча».

Контролировать почту Гуиди. Мне это не приходило в голову, я никогда не занимался этим, но ваши слова навели меня на мысль. О ней после.

С набережной мы свернули на широкий проспект, ничем не примечательный. Потом опять проспект, еще более безликий. Улицы, где селится мелкая буржуазия: две комнаты и кухня, купленные на скромные сбережения и большие кредиты, – квартиры, которые через тридцать лет наконец-то станут собственностью обитателей.

– Этот район, – объяснила Элоди, – построили в конце шестидесятых. В те времена тут кончался город и начинались поля, поля отделяли город от HLM, а теперь, когда вокруг понастроили домов, остался лишь психологический барьер.

Ну правильно, habitations à loyer modéré[19]19
  Муниципальные дома с умеренной квартирной платой (фр.).


[Закрыть] – народные дома. У каждого народа приняты свои аббревиатуры и свои обозначения для этих бетонных громад, которые нам хотелось бы загнать подальше на городские окраины. ИНА Каза, Дома Фанфани, HLM – все это разные названия одного и того же.

– Барьер существует и по сию пору, – продолжала она, – только вот плюсы и минусы поменялись местами.

Я взглянул на нее, не понимая.

– Пять лет назад все, кто жил по ту сторону, мечтали переселиться сюда. А теперь нет. Теперь они гордятся своим кварталом, они же видят – приезжают телевизионщики, снимают их дома, и не для передач про нищету, как раньше, а потому что дома у них красивые, живые.

– А что изменилось за эти пять лет?

– Изменилось то, что под наш с друзьями дипломный проект дали деньги.

Мы прошли еще немного и потом пересекли невидимую границу, которая проходила посредине скоростной автомагистрали. По одну сторону чинные здания с крохотными и совершенно одинаковыми балкончиками, где развешивать белье запрещает жилтоварищество, у всех балкончиков – синие козырьки, опять же по решению жилтоварищества; а по другую – буйство желтого и оранжевого, зеленого и красного, где окна даже зимой утопают в цветах, где дети даже ночью смотрят из окон на воспитанных собачек и готовые взлететь монгольфьеры.

– Это самая большая декорация в мире. Когда-то стена была сплошь серой, разных оттенков смога. А сейчас изображает городскую жизнь, какой она могла бы стать. И главное, живущие здесь люди вдруг принялись ей подражать. Так что разрисованная стена теперь уже не просто образ идеального города, а портрет квартала.

Мы углубились в переплетение улиц и домов, умноженных игрой перспектив на фасадах. Окна поддельные чередовались с настоящими, настоящие дети – с нарисованными.

– Немного похоже на Евродисней, правда?

– Да, только билетов не нужно.

Она привела меня на пешеходную площадь, половину которой занимало что-то вроде амфитеатра. Повсюду росписи, изображающие спорт, музыку, танец, – и ни одного граффити, ни единой надписи из баллончика, нарушающей веселый разнобой красок.

– Вот эту часть проектировала я.

– Потрясающе! – отозвался я с готовностью. Хоть и не был уверен, нравится ли мне на самом деле. Что мне правда нравилось – так это энтузиазм Элоди, ее горение, вера в то, что в этих разрисованных стенах заключен секрет городского счастья. Я, к сожалению, замечаю, что во мне не осталось места для подобной веры, да и для веры вообще.

За амфитеатром располагалась пивная со столиками на улицах.

– Давай чего-нибудь поедим?

Я не возражал.

Мы уселись за круглый столик под зонтом с апельсиновой надписью «Оранджина» на голубом фоне.

Официант, заметив нас, немедленно подошел и поздоровался с Элоди:

– Мадемуазель архитектор, рад тебя видеть. Как поживаешь?

И раньше, чем та успела ответить, добавил:

– Дай я тебя поцелую.

И расцеловал в обе щеки, дважды в каждую.

– Лука, познакомься, это Жильбер, хозяин ресторана.

– Очень приятно.

Обмен любезностями, несколько замечаний о том, как идут дела, а идут они вроде хорошо, и наконец заказ: два салата «Ницца» и два светлых пива.

Мы ели с аппетитом, почти не разговаривая. Потом Элоди закрыла зонт и передвинула стул поближе ко мне, чтобы на нее падало солнце.

Я тоже откинулся на спинку стула, вытянул ноги и прикрыл глаза.

В зыбком полуденном воздухе настенные росписи казались живыми. Стояла тишина, как на безлюдном и выжженном африканском пляже.

Я оперся на подлокотник и стал искать руку Элоди, а она как раз искала мою. Мы сидели на солнцепеке не двигаясь, держась за руки, словно подростки или старички, как у Жака Бреля.

«Les vieux ne meurent pas, ils s'endorment un jour et dorment trop longtemps / Ils se tiennent la main, ils ont peur de se perdre et se per dent pourtant.[20]20
  «Старики, точно в пруд, погружаются в сон, и не выплыть порой из пруда. / Как боятся друг друга они потерять и, однако, теряют всегда…» (фр.). Перевод М. Ваксмахера.


[Закрыть]

He знаю, сколько мы просидели так молча. Порядочно, судя по тому, какая красная у меня физиономия сегодня вечером.

Потом Элоди стиснула мою руку. Я решил, что она хочет возобновить разговор, и сделал это как нельзя банальнее:

– О чем ты думаешь?

– Думаю, как странно переплетаются людские судьбы.

– Как это?

– Ты когда-нибудь задумывался, сколько народу тебе встречается каждый день? И с большинством из них ты уже никогда не увидишься?

– Поэтому мне и хочется жить в каком-нибудь городишке, чтобы вокруг были не только прохожие, знаешь, как эпизодические персонажи, которые потом мгновенно исчезают.

– А бывало так, чтобы жизнь совершенно случайно снова сталкивала тебя с теми же людьми?

– Бывало дважды. Первый раз в Хельсинки. Увидел в музее типа, с которым за год до этого в Эдинбурге мы делили комнату в общежитии. И еще – пару лет назад. На Центральном вокзале в Милане обращаю внимание на японское семейство: папа, мама и дочка лет двадцати. У дочки темные очки в совершенно жуткой оправе – желто-зеленой. Через день еду в Шамони—и кого я вижу? Японское семейство, созерцающее Монблан.

– Со мной тоже такое часто случается. Например, вон тот человек.

– Какой?

– Да вон, в желтой рубашке с закатанными рукавами. Сегодня утром, пока ты снимал деньги, он сидел на террасе в кафе рядом с нами, помнишь бар, где я смотрела цены? Ну вот. В таком огромном городе два незнакомых человека постоянно встречаются, в этом есть что-то сверхъестественное, да?

– Сверхъестественного я всегда побаивался.

– И я, по правде сказать.

Она опять стиснула мою руку и улыбнулась:

– Пошли?

– Пошли.

Мы снова оказались на одном из безликих проспектов и поравнялись с магазином оргтехники.

– Не возражаешь, если заглянем на минутку? – спросил я.

– Да что ты. Только в четыре у меня встреча.

– Я недолго. Лишь бы продавец попался толковый.

Продавец попался толковый.

– Мне нужен ноутбук, выше среднего уровня. Меня не интересует ни емкость жесткого диска, ни какая у него графическая плата, главное, чтобы он мог выходить в Интернет через мобильный телефон GSM.

Продавец показал две модели. Я выбрал ту, что подороже. Потом взял еще мобильник, рюкзак для компьютера и расплатился.

Элоди, выходя из магазина, удивленно посмотрела на меня.

– Ты всегда так делаешь покупки?

– Нет, это исключение.

Мне показалось, она встревожена, и тогда я погладил ее тыльной стороной ладони по щеке, чтобы успокоить, но не знаю, что у меня получилось, ведь если хочешь успокоить другого, нужно самому быть спокойным, а я не был.

Зато прогулка пошла нам на пользу. Мы болтали, шутили, смеялись, как нормальные люди, как люди, которые любили друг друга.

В три с четвертью мы вернулись в гостиницу.

– Теперь я должна тебя оставить, – сказала Элоди, – как ни жаль.

– Можно я пойду с тобой?

– Тебе там будет скучно. Я встречаюсь с двумя школьными подругами. Классическая женская компания: запрещается приводить мужчин, а также говорить о них хорошо.

Она тоже погладила меня по щеке и добавила:

– Оставляю Кандида на тебя, поиграй с ним за нас обоих.

Я взял с собой котенка и поднялся в комнату. Мне не терпелось попробовать новую игрушку, но главное, нужно было уладить кое-какие дела.

Я включил компьютер в телефонную розетку, борясь с Кандидом, который порывался перегрызть провод.

В Интернете на черном рынке я тут же принялся искать кого-нибудь, кто продаст мне карту GSM. С предоплатой и записанную на подставное лицо – на какую-нибудь бабулю в доме престарелых или на покойника. Найти карту оказалось непросто: с тех пор как мобильники стали использовать в качестве детонаторов, народ с большей опаской относился к подобным сделкам. Однако в конце концов, сойдясь в цене, которая заметно выросла за последние четыре-пять месяцев, сговориться удалось, и завтра (но не скажу, где и когда) я получу карту.

Разобравшись с картой, я перешел к следующему вопросу, который мучает меня с самого утра: «День за днем ты контролируешь электронную почту Мирко Гуиди и узнаешь, что в четверг, 20 мая, поздно вечером у него назначена встреча». Читать чужую электронную почту гораздо труднее, чем кажется, а вот проникнуть в веб-ежедневник – дело минутное.

Сейчас объясню.

В Интернете полно веб-сайтов, которые предоставляют место для записи встреч и телефонных номеров. Это настоящая электронная записная книжка, она всегда под рукой, ее можно открыть отовсюду – из дому, со службы, из любого Интернет-кафе. Помню, у Гуиди, когда мы работали вместе, была такая книжка, и он заносил туда все на свете, в том числе разные мелочи. Он страшно боялся о чем-нибудь забыть и записывал все подряд, иначе его охватывало беспокойство. Я не помнил, на каком именно сайте, но долго искать не пришлось.

И вот так передо мной прошел последний день его жизни.

Могу поспорить, что криминалисты перевернули в его компьютере все до последнего документа и попытались восстановить его выходы в Интернет. Может, они до сих пор еще проверяют сайты, на которых Гуиди побывал перед смертью, но на такую работу нужны дни, недели – и все напрасно, если не знаешь, где искать.

Но я-то знал и быстро нашел ответ: мне известно имя человека, с которым Гуиди должен был встретиться в четверг, 20 мая, поздно вечером.

А теперь мы должны заключить пакт, прийти к окончательному соглашению.

Вы, господин судья, либо должны мне поверить раз и навсегда, либо прервать нашу переписку и просто-напросто вести на меня охоту. Вы не можете по-прежнему говорить, что я сумасшедший, по-прежнему подвергать мои слова сомнению. Вспомните Сименона, нашего любимого Мегрэ. Сколько раз Мегрэ отказывался верить тому, что казалось очевидным! Сколько раз верил подозреваемому! В «Цене головы» он даже помогает приговоренному к смерти бежать из тюрьмы, чтобы доказать его невиновность. И вы, господин судья, должны взять с него пример, должны наконец решить, верите вы мне или нет. И если верите, должны дойти со мной в этом расследовании до конца, должны продвигаться за мной вперед, пока мы не откроем, кто убил Мирко Гуиди, потому что теперь уже мы расследуем убийство Гуиди.

Чтобы помочь вам принять решение, я в подтверждение чистоты своих намерений сообщаю имя, которое значится в записной книжке Гуиди на странице от 20 мая в строке 23.00: Сильвано Брамбилла, кавалер Сильвано Брамбилла.

Знаю, что вы думаете. Вы думаете, Брамбилла – слишком распространенная в Милане фамилия, чтобы оказаться настоящей, что кавалер Брамбилла – шарж, имя нарицательное. Согласен, но его подпись я видел своими глазами, и она запала мне в память. Видел в куче бумаг, скопившихся на столе у Джулиано, на бланке с логотипом какой-то телефонной компании, головной офис которой находится в Тринидаде и Тобаго. Кавалер Брамбилла не мог не запомниться, потому что тогда я улыбнулся при мысли, что на одном листе бумаги сошлись две крайности: Милан, воплощенная доморощенность, и экзотика дальних стран – какое-то ризотто с шафраном, сервированное под пальмами на тропическом пляже.

А потом в разговоре Лаянок я еще раз услышал это имя, такое привычное для слуха. Всего две-три реплики, ничего особенного:

– Джулиано, ты случаем не рассердил кавалера Брамбиллу?

– Да вроде нет.

– Отлично, потому что сегодня у нас с ним важный разговор.

Вот, господин судья, это мой вклад в расследование.

Однако теперь мне придется задать вам один вопрос, хоть я и не могу рассчитывать, что вы ответите откровенно.

Кто этот человек в желтой рубашке с засученными рукавами, которого мы с Элоди встретили два раза всего за несколько часов?

Игра случая, который забавляется, подкидывая совпадения, чтобы тайные замыслы провидения показались нам достойными доверия? Начавшаяся мания преследования? Агент в штатском, следующий за мной по пятам? Кто это? Скажите мне вы, господин судья.