Текст книги "Серая Дружина. Сердце Крона (СИ)"

Автор книги: Алена Жур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава 15. Искушения, драки и смех смерти

Она сделала шаг, нет, полшага – и вдруг оказалась рядом, несмотря на разделявшее нас расстояние. Карие с золотинкой глаза сияли теплом и огромной, непостижимой добротой… и именно потому, что она была такой огромной, она и настораживала. За ней не видно было души. Вместо того чтобы светиться изнутри, глаза ее светили своим теплом поверхностно, как лампочки. А вот с голосом она так не перебарщивала: тон был ровным и дружеским, как будто мы лучшие в мире приятели и расстались только вчера.

− Она у вас? – спросила она просто. – Вы все-таки ее добыли? Да?

И протянула руку. Мы с некоторым удивлением посмотрели на ее чистую, белую ладонь.

− Что мы добыли, так головную боль и рвоту, − заявил Эдмус. – Хотите – можете забирать, я свою отдам с удовольствием.

Атея улыбнулась ему, как бы говоря: понимаю, ценю, и потом мы с тобой непременно это пройдем, но сейчас будь пай-мальчиком и помолчи.

− Стрелу Эроота, − повторила она. – Вы же ее добыли? Я не смогла. Герем был настороже, он готов был уничтожить ее, только бы она не досталась мне… я опасалась действовать сама, он мог решиться... Но вы же ее добыли?

И ее лучащийся фальшивым теплом взгляд говорил, что правильный ответ она знает не хуже нас.

Йехар, наконец, вспомнил о своей роли Поводыря.

− Зачем она тебе? – спросил он тихо.

Атея застенчиво улыбнулась.

− Нужна. Гораздо больше, чем вам – вы ведь хотите разрушить Сердце Крона? Вы не сделаете этого. Моя мать заволокла пеленою вам глаза, и вы поверили, что стрела Эроота поможет разбить мертвый камень. Нет, она может внушить любовь лишь живому… Но все же мое сердце переполнено благодарностью к вам за то, что вы смогли ее достать.

Виола ругнулась сквозь зубы, но этот звук был единственным, что прервало леденящее страшное молчание, окутавшее нас вместе с пониманием того, что мы все время играли на руку противнику. И даже умудрились сделать то, чего не смогла сделать дочь богини обмана. И даже − а это совсем весело! – притащили стрелу сюда, на эту поляну, где просто не может не быть засады.

− Вы не сразу догадались о ней, − с огорчением в наших умственных способностях заметила Атея. – Мне пришлось столько раз вас направлять… и здесь… и тогда, во дворце, и у врат Эйда…

Она. И безумная пифия, и безобразная девушка из дворца, и оракул мойр, и даже тень у врат Эйда – везде была она, ну что же, это не новость, мы же знали о ее способности преображаться. Жаль только, что никому из нас, даже Веславу, не хватило ума сделать простейший вывод: весь наш путь был ложным. Точнее, не весь, а тот, что подсказывала она. Часть, связанная со стрелой Эроота.

− Мне думалось, что именно Дружине надлежит совершить такое деяние, − извиняясь, пояснила Атея. – Кто еще способен был отнять у Герема стрелу? Мои рабы тоже подсказывали вам путь…

− Подсказывали, как же! – яростно выпалила Виола. – Это мечами-то и копьями!

− ...я знала, что вы одолеете их, я не сомневалась в этом. И я знала, что после того боя вы пойдете к вратам Эйда уже без сомнений. И все это время Великий Крон жаждал ваших душ, но я смиряла его ярость.

Она выпростала из длинных одежд продолговатый, почти прозрачный и достаточно неказистого вида скипетр.

− Ну, ты бы хоть цветами его украсила, − хмыкнул Эдмус. – Или камешками, что ли.

− И по тебе нельзя судить лишь с виду, − со спокойной мудростью выдала нам прожженная интриганка. – Он, как и я, может быть любым.

Она чуть приподняла жезл. Йехар инстинктивно подался назад, будто увидел или почувствовал что-то страшное.

− Столько ненависти, − прошептал он. – Это и есть оно? Сердце Крона?

Атея улыбнулась печально и покачала головой. С виду – так она испытывала к нашему рыцарю искреннюю жалость.

− Лишь малая толика ненависти, − ответила она. – Лишь капля его крови. Каплю эту, когда великий Крон вырвал у себя из груди сердце, подобрала моя мать. Слышала она страшную клятву бога. Знала, что завладевший каплей сможет исторгать бессмертные сущности тех, к кому прикоснется кровью Крона, и передавать их его сердцу…

Проводник, значит. Просто проводник. Так она и одурачила всех богов: с помощью своей способности преображаться да вот этого невзрачного скипетра. Никому ведь и в голову не пришло проверить странное совпадение: каждый из бессмертных перед тем, как из него высосали сущность, находился рядом с женщиной с палкой или посохом. Зевей – если речь и правда шла об оракуле – так что ж тут странного, Гээра – неужели в храме Гекаты не было никого с жезлом? Тано говорил, что та нимфа постоянно держала в руках свирель, наверное, жезл и правда может быть каким угодно…

Но стрела Эроота ей тогда зачем? Неужто надеется влюбить в себя Крона, когда он восстанет? Экая будет семейная парочка. Атее остается понадеяться, что он не пережрет последовательно всех детей и от этого брака.

− Любовь Крона не нужна мне, − все с той же теплой и снисходительной улыбкой ответила она на мои мысли. – Только милость для меня и для матери. Только место рядом с ним на Олиме.

− Так что тогда? – прошептал Йехар.

Она помолчала, то ли собираясь с мыслями, то ли ожидая чего-то, и мне показалось: я слышу какой-то шорох, едва различимые шаги между деревьями…

− Мрачное царство Эйда не место для любви, − сказала она наконец. – И не место для стрел Эроота. Когда-то было предсказано: едва лишь такая стрела блеснет в пропасти у Тьенара – содрогнется все подземное царство. Вновь откроются закрытые врата Эйда…

Еще спасибо, что не договорила. Дальнейшее развитие сценария блистало античной простотой: как только врата Эйда откроются, все укрывшиеся за ними боги останутся без защиты, ну а там уж – дело ее и жезла с кровью Крона. Доберет до полного комплекта Аида, Деметру и еще кого-нибудь, ну, хоть и Афину, хотя ее в прошлый раз не глотали, − и встречайте воскрешенного Крона, а с ним и полный бардак не только в этой стране, а глобально в мире.

И при таком сценарии она еще умудряется смотреть на нас своими фальшиво теплыми глазами и вежливо просить:

− Отдайте мне ее. Отдайте стрелу.

Ответ, который дала ей Виола, не отличался вежливостью и изяществом, зато был предельно, убийственно честен.

− Но почему? – удивилась Атея, она все еще стояла рядом с нами, протягивая руку. – Зачем она вам, зачем вам восставать против воли великого Крона? Эта стрела проложит путь великим деяниям, и в награду за нее я поклянусь водами Стихса выполнить то, что вы хотите…

− Миску жареных червей подаришь? – осведомился Эдмус. – Ну, я совсем не против, нет-нет, тут надо серьезно подумать, но все же…

− Отдай ее мне, шут, − ровно продолжила Атея, глядя прямо ему в глаза. – И она будет твоей навеки.

Эдмус замолчал и как-то выцвел с лица. Глаза спирита изумленно распахнулись, а с физиономии пропало глумливое выражение, как будто то, о чем она говорила ему, сейчас стояло у него перед глазами. Кажется, это было что-то очень хорошее. До того хорошее, что ради этого можно предать.

Атея же с улыбкой перевела глаза на Йехара, который в негодовании раскрыл рот.

− Врата откроются именно туда, − шепнула она. – Она ждет тебя, а твой клинок снова станет просто клинком.

И странник замолчал, и в глазах у него сначала отразилась мучительная борьба, а потом пальцы на Глэрионе разжались, и на лице проступило такое же блаженное выражение, как у Эдмуса.

Пальцы Веслава совершили едва заметное движение, выдергивая из чего-то пробку, – когда он успел достать это «чего-то», никто не заметил − но взгляд дочки богини обмана уже переместился на него.

− В моих силах избавить тебя от этого.

На сей раз блаженного выражения не было: лицевые мускулы алхимика просто не были для него приспособлены. Но во всегда тревожных глазах пробежали сначала изумление и недоверие, а потом вдруг зажглась сумасшедшая надежда утопленника, которому протянули соломинку. И пузырек замер в неподвижности.

Арбалетный болт пролетел левее Атеи, почти задев ей щеку: триаморфиня поторопилась. Вторую стрелу Виола зарядить не успела: Атея ласково улыбнулась и ей.

− Всегда едина, всегда одна…

И арбалет опустился в ту же секунду, и на лице «серьезной девушки» появилось что-то вроде улыбки.

Атея смотрела теперь на меня и улыбалась тоже мне, но говорила уже со всеми:

− Зачем нам враждовать? Все мы получим, что хотим. Так справедливо…

И я почувствовала, как перед глазами словно прокручивают киношную ленту: все будет, все сбудется, девочка-стихийница, все, о чем ты так долго мечтала…

Йехар медленно вытащил стрелу. Я не увидела это, почувствовала, увидеть я не могла: перед глазами вставали одна картина за другой.

Твоя боль уйдет, твои мечты исполнятся. То, о чем ты так долго…

Минуточку, граждане! Кажись, наш поезд едет не по тем рельсам: а о чем это я так долго мечтала?!

О женихе? Сама найду! Дети? Нарожаю без всяких Кронов! Карьера? Дотянем сами, сами!

Вернуться в Питер и увидеть своих? Я вернусь, я вернусь туда, но в Питер можно вернуться, когда не станет Сердца Крона, и вообще, разве эта мечтишка стоит судеб этого мира?

А что стоит?

Я рванулась к Йехару и выхватила у него стрелу. Отскочила, попятилась так, чтобы видеть и Атею, и нашу героическую… уже четверку.

Атея улыбалась. Будь она серьезной – мне было бы легче.

Зато эта самая четверка готовилась отправлять меня на тот свет прямо сейчас.

Все как один – в боевых позициях, и в результате на меня направлены меч, арбалет, пузырек и комплект когтей с клыками. Я же могу противопоставить этому заморозку да похожую на солнечный лучик стрелку, зажатую у меня в руках.

Самое нехорошее – я их понимала. Знала, что их лица искажены не от ненависти собственно ко мне, а потому, что в уши им еще нашептывает сладкий голосок: «Только отнимите стрелу – и ваша боль уйдет… и сбудется то, о чем вы так долго мечтали».

Наверное, мне повезло, что не было у меня в жизни сильной боли, да и мечты, которая постоянно бы ее причиняла, – тоже не было. А из проблем, которые я не могла разрешить сама, – только вот эта самая Арка.

Я сунула стрелу в карман и приподняла руки.

− Отдай ее, Оля, − мягко попросил Йехар. Глаза у него все еще были блаженно затуманенными.

Я коротко покачала головой и мысленно прикинула расстояние до ближайшего родника. Многовато. Значит, в арсенале действительно имеется только холод, поскольку атмосферные чары – вообще не мой уровень.

− Это будет не бой, а убийство, − протяжно заметила Виола, но жалости в ее голосе слышно не было. – Твое убийство.

− Убивайте, − согласилась я. – И прощенья не просите: все понимаю, мечта все же, а мы с вами даже не очень долго знакомы. Одна жизнь погоды не сделает.

Глэрион выметнулся из ножен, светлое пламя обожгло на миг глаза, но Йехар уже стоял передо мной, повернувшись лицом к остальным.

Загораживая меня спиной.

− Прости, Ольга, − хрипло сказал он. – Столько лет скитаться по мирам и оказаться таким эгоистом, я хуже любого темного. Ни одна мечта не стоит человеческой жизни. Прости, Ольга.

− А я, что же, хуже?!

Спирит, который не умел предавать, встал рядом с Йехаром, теперь противостояние шло в пропорции трое на двое, и я могла себе позволить малюсенький вздох облегчения.

Хотя, может, трое на трое. Не надо все же забывать Атею, которая стояла теперь рядом с Веславом, положив ему руку на плечо, и улыбалась.

− Прикольненько! – раздался недоуменный голосок. На поляне вместо Виолы стояла Бо и удивленно крутила в руках арбалет. – А чего это мы тут? А чего мы так странно стоим, может, я не хочу тут стоять, может, хочу там?

С этими словами она присоединилась к нам.

Четверо на одного, если не брать в расчет Атею. Как будто вдруг перевернули песочные часы.

Так чего ж у меня все мое облегчение в горле застряло?

Да потому что я не знала, что в этом пузырьке, который алхимик сжимает в исцарапанных, забинтованных пальцах. И каков радиус действия этого – не представляла. Яд? А вдруг что-то вроде «Горгоны»? И кто поручится, что, даже если Веслав просто выронит его из пальцев, мы все не застынем мраморными изваяниями на этой поляне и у этого холма?

Веслав молчал. Выражение его лица снова изменилось, надежда из глаз пропала, и теперь ее заменила уже знакомая мне холодная собранность. Точь-в-точь, как когда он нам излагал насчет «Эффекта Медеи», как будто идут какие-то мыслительные процессы, но вот куда они идут, а главное – в нашу ли пользу…

− Темный, − требовательно окликнул Йехар. – Начинать ли нам бой?

− Готовьтесь к бою, − буркнул Веслав, не прерывая мыслительной деятельности.

Йехар поднял объятый пламенем клинок. Виола взяла Веслава на прицел. Эдмус пожал плечами и старательно примерился к костлявой шее алхимика. Атея ласково погладила своего последнего воина по плечу.

− Четверо против одного, − едва слышно пробормотал странник. – Ты погибнешь, темный…

Но в голосе его уверенности не звучало.

− Не со мной, болван! – рявкнул Веслав, разом приобретая свой всегдашний вид. – Да убери ты руку, иди на дерево обопрись! – Атея, услышав такое, не только руку сняла, еще и попятилась. – Да я б вас сто раз уже в Эйд отправил, думаете, предупреждать бы стал? Но неужели до вас не дошло, что раз так не получилось, она…

В воздухе вдруг завизжали стрелы – и одна за другой опали на землю, будто остановившись о невидимый воздушный щит.

− Они же в нас стрелять хотели! – обиделась Бо, глядя по сторонам. – Ух… вовремя я щит, да?

Вслед за стрелами из кустов понемногу начало выползать разномастное воинство Атеи. У меня разбежались глаза, а руки затряслись. Йехар выразил свое неудовольствие проще: криком на Веслава.

− И ты не мог встать на нашу сторону?!

− Я с нее не уходил, − ответил алхимик, выдергивая из карманов целую очередь пузырьков. – А если тебе нужны тупые и пафосные жесты… к ней!

Атея небрежным, но воистину царственным жестом остановила свои армии в десятке метров от нас. На автомате я попыталась сосчитать противников и продумать численное соотношение, но это было заведомо глупо. Эта рать насчитывала сотни особей: наверное, завербованные и самой Атой, и очарованные ее дочерью, и недовольные порядками богов, примкнувшие по собственному желанию, да и просто наемники – словом, войско было хоть куда, в том числе и по количеству мифических видов.

Плохо же я читала Куна… Многих тварей из тех, что сейчас накатывались на поляну, и вовсе узнать было невозможно. Мои глаза только задержались на десятке циклопов в отдалении (метров по пять, все с единственным глазом во лбу, а морды злые), потом на кентаврах с мечами и копьями и на чем-то змееподобном, но очень мерзком. Люди тоже были, множество, все с оружием, и на лице у них читалось откровенное удовольствие от легкой задачи. Пять лузеров-дружинников – это вам не Геракла завалить.

А Веслав недаром фыркал, когда Йехар разорялся: она, мол, ничего нам не сможет сделать, у нее силы нет, только обличия менять, да зачаровывать… Оказывается, например, она еще может навербовать себе маленькую армию. И скрыть ее присутствие совсем недалеко от нас.

− Отдайте же ее мне, − предложила Атея мягко, − вы сами видите, битва безнадежна. Как только я дам сигнал…

− Я помогу, − ухмыльнулся Веслав, подбрасывая высоко вверх, к сияющему солнцу, веточку с какими-то ягодами.

Он еще успел нам шепнуть: «Закройте глаза», а мы успели это выполнить, и тут же нас оглушили неимоверные крики, рев, рычанье… Открыли глаза мы уже без подсказки Веслава. Вовремя: ослепленное воинство Атеи вперемешку мчалось на нас. Наверное, алхимик рассчитывал на другой эффект, но здешние злыдни решили во что бы то ни стало отплатить нам всем. Поскорее.

− За мной! – рявкнул Йехар, и его клинок полоснул пламенем, ослепляя теперь еще и нас.

В бою светлый странник был страшен. Сквозь ряды противников он даже не пробивался, а просто шел со спокойным упорством, а вспыхивающий Глэрион, казалось, был сразу везде: справа, слева, вверху, даже сзади! Каждый клинок, с которым он сталкивался, или расплавлялся, или падал перерубленным, крови почти не было, только запах горелого мяса, от него першило в горле.

А вокруг падали тела. Людей, кентавров, каких-то мифических созданий и неизвестных мне тварей – полулюдей-полузмей. Если бы не было так жутко – меня бы наверняка вывернуло наизнанку, а так я покорно бежала за Йехаром, стараясь только перепрыгивать через трупы, оглядываться не было времени…

Бо занималась стрелами и делала это в своем духе: «хи-хи», «ой, как…» и «чмоки-чмоки, мальчики» ужасали врагов больше любых боевых кличей. Пару залпов она, поднапрягшись, вернула самим стрелкам, и больше в нас не прилетело ни единой стрелы.

Вот она. Высшая индульгенция.

Веслав прикрывал сзади, оттуда до нас звуков доносилось вдвое меньше, так что все время хотелось обернуться и посмотреть, живой он хоть там или нет. Что он живой, обнаружилось, когда мы вслед за Йехаром добежали до бывшей темницы Атеи рядом с холмом, и прижались спинами к камню.

− Все целы? – задохнулся Йехар, осмотрел нас и понял, что все. Между тем мы получили короткую передышку. Воинство Атеи сомкнулось вокруг своей госпожи, но к нам двигаться не собиралось. Кажется, они чего-то или кого-то ждали…

И тут прямо перед моим носом в землю ударилось остро заточенное медное перо. Вонзилось и затрепетало в земле. За ним еще одно и еще.

− Стимфалийские птицы, − пробормотала я. – Штук пять, не меньше.

И выбор веселый: либо внутрь, в темницу, откуда мы наверняка не выйдем, либо оставаться здесь и молить, чтобы воздушные щиты Бо сработали и против этих тварей.

Но…

Улыбка Атеи померкла во второй раз за день: навстречу стимфалийским птицам в небо рванулась с земли серо-зеленая молния с воплем:

− Эге-гей, пернатые! Встречайте родича!

И в небе явственно разгорелась свалка, хотя какая там могла быть свалка, спирит против пяти кровожадных тварей, одного из подвигов Геракла? Но, однако, была: нам в небо смотреть было опасно, мы и не смели, а вот в воинстве Атеи смотрели, и, судя по тому, как у наемников медленно удлинялись лица, чего-то такого странного они там насмотрелись.

Потом они перевели глаза на нас, и глаза на удлиненных лицах некрасиво выпучились.

Из темницы вышел и не спеша подошел к нам бледный юноша в черных одеждах, с большим, нелепым клинком на поясе.

− Радуйтесь, друзья мои! – проговорил он с застенчивой улыбкой.

К сожалению, наши перекошенные рожи в этот момент претендовали примерно на обычное выражение лица Веслава, но уж никак не на радость. И не на дружелюбие.

− Ты за нами? – спросила я наконец в наступившей – она как-то сразу наступила, даже в небесах – тишине.

− Я – к вам, − поправил Тано и занял место рядом с Йехаром: рука сжимает рукоять клинка, на губах меланхолическая полуулыбка. – Оставь твой безумный замысел, Атея… Я старше тебя на много веков. То, чего ты хочешь, принесет горе и тебе, и остальным. Я знаю это.

− И готов разделить с ними их участь? – она кивнула на нас. – Ты ведь теперь смертный, Тано… − и приподняла скипетр с коротким напоминанием, и мне показалось, что в хрустальном набалдашнике хищно блеснула красная капля. – Ты теперь смертный и лишен силы!

− Я – да, − грустно согласился бог смерти. – Но не он.

И его пальцы чуть сжали стертую рукоять меча. Атея свела тонкие брови, будто усомнилась в чем-то, но в ту же секунду дала сигнал к атаке одним взмахом руки.

Вновь вспыхнул Глэрион, но Тано стоял пока неподвижно. На нас кинулись сразу с трех сторон (разве что со спины мы были прикрыты), Веслав отпихнул меня назад, рявкнул: «Не лезь! Береги ее!» − подтолкнул Бо, чтобы прикрывала меня – и мне досталась самая незавидная и самая противная роль. Зрителя.

На Йехара можно было не смотреть. Рыцарь был в гуще сражения, но держался стоически и сохранял подобающую ему благородную суровость на челе. На месте его противников – я бы сразу расползалась, он двигался молниеносно: выпад, рубящий удар, колющий, взмах, круговое движение, уклониться, и на каждое движение приходилась чья-нибудь смерть. Странник и его клинок действовали как единое целое, но в армии Атеи либо была завидная дисциплина, либо у немногих были вообще мозги. Так или иначе, желающие попытать счастья находились. Счастье пока не спешило им улыбаться.

Как и противникам Веслава: вот кто решительно преобразился в бою. Четкие, размеренные движения. Ни лишнего жеста, ни слова, никакой нервности или суетливости, молчание и расчет, а противники боялись его размеренности больше, чем молниеносности Йехара: часть уже хрипела на земле, сколько-то корчилось рядом с лицами, изъеденными язвами, а кто-то подняться уже не мог.

Из-под небес все еще доносились крики. Бо тихонько хихикала и играла в пятнашки со своими правилами: не глядя, тыкала пальцем в лезущую на нас орду, а в орде от этих тычков разлетались в стороны, как от ударов кувалды.

А я прижалась к холодной стене темницы, и мне было от души страшно. Потому что кончиться это могло только одним: рано или поздно количество над качеством восторжествует, а умирать не хочется, а долго бой такой продлиться не может. Йехара вон окружают, и что теперь?

И вещие мойры решили дать ответ на мой вопрос – и дали его, когда из ножен с визгом вылетел меч Тано.

Он тоже светился, но не как Глэрион – яростным пламенем боя: это был холодный, тусклый металлический блеск смерти, но он резал глаза страшнее огня. У меня подогнулись колени при одном взгляде на него; слева Веслав схватился за сердце и выронил какой-то пузырек (и поймал его у земли во вратарском приеме); у Бо чуть дрогнула рука, и какой-то циклоп с ревом схватился за глаз. Рати Атеи заколебались, но не отступили.

Первый же взмах клинка выкосил из их рядов брешь в пять единиц. За ним последовали остальные: раз-два, раз-два, в этой спокойной монотонности движений Тано, в том, как легко он держал тяжеленное оружие в хрупких пальцах, было что-то жуткое, и только когда он сделал с десяток взмахов – я поняла…

Он вовсе не умел сражаться. Йехар, который было замер, но теперь опять дрался рядом, − пригибался, нырял под оружие противника, отражал удары, поэтому у него в глазах и было это выражение сосредоточенности воина, который ищет брешь в обороне врага.

А Тано взмахивал мечом так, будто косил траву, и глаза у него оставались лирически-грустными и задумчивыми. И если Глэрион и Йехар в бою составляли единый организм – казалось, клинок Тано сам выбирает себе жертвы, не советуясь с хозяином. Да и хозяин ему не очень-то нужен…

− Тано! – прокатилось над поляной.

Атее с чего-то вздумалось взобраться на тот самый холм, теперь она стояла на нем, в лучших традициях, с развевающимися волосами, с поднятым жезлом…

− Ты умрешь как смертный!

В ответ раздался тихий, грустный смех бога смерти. Он был уж точно не громче воинственных криков наемников и мифических злыдней, или боевого клича Йехара, или воплей с небес, но как только он послышался – замерло на поляне вся и все. Наверное, в этот момент все почувствовали то же, что и я.

Холодок под кожей. Горечь на губах – слабый отзвук горечи, которая звучала в этом смехе. Обреченный разлучать любящих, кто сможет вынести со мной мой жребий?

Вечно юный, уставший от своей юности и своей миссии в прямом смысле слова смертельно, Тано смеялся, опустив свой клинок, не заботясь о том, что оставил спину беззащитной, он смотрел на Атею, на то, как двинулся вниз ее жезл – и не говорил ни слова, только смеялся.

Бог смерти смеялся над смертью.

Я проскочила к холму без всякого прикрытия. Между ним и темницей расположилась пара-другая циклопов, двадцатка кентавров и еще всяких тварей порядочно, но в этот момент все они окаменели, будто «Горгона» все же сработала на поляне: у них в ушах все еще звучали отзвуки этого страшного смеха. Склон был пологий, и я пробежала его до половины, как вдруг увидела, что моя помощь не нужна. Атея опустила жезл.

И опять улыбалась.

− Стрела моя, − сказала она и не спеша начала спускаться ко мне.

То есть как это – ее стрела… я сунула руку в карман. Все правильно, вот она, стрела Эроота, легкая, солнечная, и как она собирается ее отнять, если даже скипетр свой на меня не нацелила? И не нацелит, я сейчас ударю заморозкой, я не дам ей подойти близко и забрать…

Удар был таким сильным, что у меня из глаз брызнули слезы, и я какой-то миг была целиком уверена, что это Нефос решил нам отомстить за все напасти и попал-таки в меня каким-то разрядом. Потом – страшное ощущение, как будто меня насквозь пронзили Глэрионом… обжигающий холод…

Не успел еще мой разбитый мир собраться воедино, как в ушах начали отдаваться мерные, грозные удары. Бух. Бух. Бух. Это не кровь в висках, почему звук идет из-под земли? Из-под земли?!

Я опустила глаза вниз и осознала вдруг, на чем стою. Удары в ушах стали сильнее и четче, теперь казалось, что я слышу их всем телом, земля под ногами вибрировала. Я подняла глаза, уже с трудом – и увидела кивок Атеи. Поощрительный – мол, молодец, догадалась. Жаль, что со временем у тебя такая неудача.

Я уже не слышала биения собственного сердца, а значит, скоро должна была прийти темнота. Только не такая, как для Тано или Зевея. Вечная темнота, до того, как вместе с остальными душами я начну скитаться здесь, ища путь к вратам Эйда…

Бух. Бух. Колени подогнулись, похолодели пальцы, Йехар что-то кричал мне издалека… откуда? Зачем? Одна рука невольно рванулась к груди – защитить, не дать выдрать из меня самое важное, самое дорогое; вторую я не могла уже поднять, только чувствовала сквозь туман, как роняю что-то такое легкое, почти невесомое…

Почва вздрогнула у меня под ногами. И что-то сначала жалко трепыхнулось, а потом судорожно заскакало в горле, и с некоторым опозданием я поняла, что это же мое сердце, которое я отвыкла слышать за последние несколько секунд. Тяжелые, мерные удары доносились еще и сейчас, но теперь они шли только из-под земли, отдавались в ушах, но внутрь меня не лезли. Я стояла на коленях на каменистом холме, а прямо передо мной, в его поверхности торчала маленькая солнечная стрела Эроота, которая выпала из моих пальцев. И на моих глазах без всякой посторонней помощи она вдруг двинулась – и целиком скрылась внутри холма, или Сердца Крона, или кому как нравится.

И внизу, под моими коленями, раздался тяжелый нутряной стон, будто кто-то проснулся. Потом стук и вибрация стали быстрее, чаще, еще чаще, темп нарастал, словно какой-нибудь чудовищный тамтам, но уже не пугал. Судорога дрожи, я ее ощутила всем телом − и вершина холма раскрылась.

У меня хватило ума скатиться к подножию Сердца, а там я смогла встать на ноги. Нужно было бы залечь: уж очень все, что происходило, похоже было на возрождение Крона. Но я поступила в точности с постулатами нашей Дружины: стояла недалеко от эпицентра событий, и, раззявив рот, на события пялилась.

Из раскрывшейся вершины ударил чистый солнечный свет, ушел в небо, встретился там с лучами дневного светила и затерялся в нем. Надтреснутый голос раскатился по поляне до краев: слов было не разобрать, но он звучал виновато и радостно и скоро смолк. А из холма к небу поднялось, развернуло плети величественное дерево.

Оно было похоже на плакучую иву, только плакало по-настоящему: с зелено-серебристых листьев стекали капли, и каждая из них казалась наполненной солнечным светом. Оно было таким мифически-чудесным, что я замерла, и мне показалось, что я просто с головой ушла в какую-то из своих любимых книг: сижу в комнате, рядом тарелка с печеньем, а за окном – дождливое питерское лето, и никто не звонит…

− Да, − вдруг влез в мое заблуждение задумчивый голос Бо. – А я б у себя такое посадила!

Эффект от этого вмешательства для меня был такой, как если бы я во второй раз за день прикоснулась к Сердцу Крона или в первый раз в жизни – к дефибриллятору. Но зато в чувство пришла быстро, и то же самое чудесным образом случилось со всеми, кто меня окружал.

− Великий Крон обрел покой, − спокойно и грустно возвестил Тано. – Ныне все прощено, и частица его вечно будет пребывать в этом мире.

Он был все таким же: юным, хрупким и печальным, вот только клинок свой успел спрятать в ножны. Может быть, еще глаза изменились. Я была от Тано далеко, но видела, что это больше не глаза человека и юноши, что в них тысячелетняя божественная мудрость и такая же усталость. Черный плащ, который окутывал его раньше, медленно обретал форму черных крыльев.

− Атея, − сказал он, поворачиваясь к ней.

А она стояла у холма и была очень занята. Пыталась, видно, разложить по полочкам события последней минуты, но события не раскладывались, а норовили проломить полки и сползтись обратно в кучу. Атея непонимающим взглядом смотрела то на холм и на дерево, которое медленно роняло на землю солнечные слезы, то на меня, а потом опять – на дерево и на меня. Она как-то пыталась связать нас в сознании, и ей это удалось, а когда удалось – она подняла скипетр…

− Атея! – властно повторил Тано, возникая между нами. – Тебе придется явиться на суд богов за твои преступления. Опусти его – он бесполезен теперь. Идем.

Но она беззаботно засмеялась в ответ на его слова, и это было почти так же страшно, как смех самого Тано.

− Идти с тобой? Зачем? − она подняла голову, и солнце осветило ее лицо, выделив каждую черточку и придав ему немыслимую, божественную красоту. – Разве так мне подобает уйти? Стой там, мрачный бог Эйда – ты не коснешься меня! Есть еще в запасе у него превращение!

Скипетр мелькнул высоко в ее руках, развернулся, все такой же хрустальный, но ставший вдруг вытянутым и острым, – и вошел в грудь, направляемый ее собственной рукой. Атея стояла и улыбалась презрительно и гордо, и на лице ее не было ни ненависти, ни боли, даже когда она упала на землю между своей темницей и бывшим сердцем Крона.

Волосы дочери Аты разметались по траве, глаза с вызовом смотрели в небо. Но вдруг прямо из стены темницы шагнул человек в белом хитоне. Он наклонился над телом Атеи и бережно извлек из него скипетр, который в его руках тут же изменился: кровь исчезла, и он стал белым и прозрачным, словно сделанным из кварца. Человек прикоснулся к лицу умершей своим жезлом – и ее глаза крепко сомкнулись.

Он повернулся, и мы узнали Герема.

В нем мало было теперь от нагловатого бога из лавки с артефактами. На лице лежала благородная скорбь, само лицо сделалось одухотворенным, и глаза светились в точности как у Тано. На ногах едва заметно серебрились сандалии с белыми крылышками: они преобразились со своим господином и вернулись к нему.

− Ты можешь остаться, Тано, − сказал он тихо. – Я проведу ее.

Взглянул на нас – но только кивнул, как старым знакомым. Будто и не было сцены над Харибдой. И тут же исчез.

− Ой, ну я уже совсем ничего не понимаю… − протянула Бо. – Это что было?