Текст книги "Тайна Блэкторн-холла (СИ)"

Автор книги: Алёна Волгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Алёна Волгина
Тайна Блэкторн-холла

Глава 1

Блэкторн-холл, ночь всех святых

Холодный лунный свет раскрашивал окрестности Блэкторн-холла в разные оттенки серебряного и черного. Массивное серое здание резко выделялось на фоне окружавших его деревьев, уже сбросивших осеннюю листву. Старый двор пересекала кленовая аллея, ее светлая дорожка, усыпанная гравием, сейчас казалась полосатой, иногда по ней пробегали легкие тени от заслонявших луну облаков. Тревожно и настойчиво гудел ветер. В одном-двух близлежащих коттеджах еще не спали, но главный корпус женского колледжа был абсолютно темен. Люди отгородились от ночи плотными шторами, а кто-нибудь более суеверный наверняка запасся рябиновыми ветками и железом.

Эта ночь была полна видений. Старинные призраки, обитавшие в Блэкторне, отлично повеселились бы сегодня, но пять лет назад их решительно потеснили армия каменщиков, стекольщиков, штукатуров и боевой дух леди Дианы Сазерленд, основавшей в старом замке первый женский колледж. Хотя в такую ночь легко было поверить в возвращение древних легенд. Вот одна тень, более плотная, чем остальные, бесшумно скользнула с главного крыльца. Шорох гравия заглушил беспокойный шепот ветвей. По аллее метались слоистые тени, а старый дом бесстрастно наблюдал за ними темными пустыми окнами. Один короткий вскрик прорезал темноту, но сразу же растворился в смутных голосах ночи.

И все стихло.

На светлой дорожке кленовой аллеи осталось лежать темное пятно.

Блэкторн-холл, две недели назад

Глория Морган, студентка второго курса, осторожно выглянула из-за куста орешника, присмотрелась к шумной кучке студентов, бредущих по широкой дороге к колледжу, и свернула на кривую неудобную тропу, которая вилась по берегу тинистого озера. Даже в этот погожий октябрьский день здесь было сыро и сумрачно, старые ветлы подметали землю седыми ветвями, а путь часто пересекали бугристые корни, но лучше извозить в грязи новые туфли, чем лишний раз столкнуться с этим чертовым Крейтоном!

Вообще-то отношения у студенток с коллегами из расположенных по соседству мужских колледжей Хэмфорда сложились вполне дружеские. Это только ей так не повезло. Давно прошло то время, когда ректору миссис Сазерленд пришлось выдержать целую битву по поводу открытия женского колледжа на территории старейшего университета. Полуразрушенный особняк Блэкторн-холл – где, по слухам, привидений водилось, как блох на бродячем коте – отреставрировали, пристроили еще одно крыло для библиотеки, сделали ремонт в коттеджах для обслуги… Спустя пять лет работы в кампусе все еще продолжались, вскоре должно было состояться торжественное открытие Нового двора.

Старые профессора восприняли идею в штыки. Одни, гневно потрясая академическими шапочками, фыркали, что легкомысленные школярки будут лишь отвлекать студентов от занятий. Другие скорбно предрекали крах нации, так как ученых женщин непременно постигнут проблемы со здоровьем. Некоторые преподаватели Хэмфорда зашли так далеко, что нацепили на рукав траурные черные повязки, когда представительницы прекрасного пола посмели посягнуть на их суровый, почти монашеский орден. Понадобилось несколько лет, чтобы всеобщее опасливое недоумение сменилось настороженным дружелюбием.

Осторожно ступая по скользкой тропе и морщась от гнилостного озерного запаха, Глория вспомнила, как прошлым летом в августе впервые приехала в колледж и встретила Чарльза Крейтона. Поначалу Блэкторн-холл показался ей раем. Отдельная, своя собственная комната в длинном крыле, бесконечные ряды книг в библиотеке и специально отведенное, законное время для занятий и размышлений! Как это отличалось от суматошной домашней жизни, где мать то жаловалась на нервы, то вдруг опутывала ее заботой. Кроме того, миссис Морган чрезвычайно увлекалась всякими таинственными явлениями и часто собирала у себя какой-нибудь кружок спиритуалистов. Эти господа вели себя так шумно, что их назойливость, по мнению Глории, должна была привлечь в их квартирку всех обитателей потустороннего мира разом.

На третий день пребывания в колледже она решилась осмотреть расположенную поблизости деревню Хайди и заодно отправить письмо матери. До деревни было не больше двух миль, прогулка ее не утомляла, глаз отдыхал на плавных зеленых изгибах холмов, по которым иногда пробегали тени от легких облаков. Насколько все-таки родные астерширские пейзажи милее сердцу, чем заморская экзотика! Глория шла и вспоминала их с матерью последнюю поездку на острова, где ей посчастливилось встретить лорда Алекса Рэндона с женой. По ее просьбе Рэндон помог Глории с рекомендательными письмами, затем она выдержала экзамен. Его жена, леди Элизабет, очень тактично уговорила миссис Морган отпустить дочь из дома на целых три года, хотя мать Глории считала ее учебу пустой блажью.

Домики деревни Хайди беспорядочно рассыпались по холму, над серыми и красными крышами торчал шпиль колокольни. Сначала девушка услышала голоса, потом заметила троих студентов, которые шли от деревни ей навстречу. Первый из них, завидев Глорию, напыщенно поджал губы и, едва поклонившись, прошел мимо. Конечно же, они узнали в ней одну из студенток. Тот молодой человек, вероятно, был из числа «женоненавистников». Внимание Глории привлек другой студент – высокий, худощавый, с такими же темно-рыжими волосами, как у Элизабет, и привлекательным изменчивым лицом. Воспоминания о старшей подруге привели девушку в хорошее настроение, и она безотчетно улыбнулась. К сожалению, ее неправильно поняли. Взгляд долговязого рыжика блеснул самодовольством, лицо искривила ухмылка:

– О, одна из «прекрасных школярок», я полагаю? Из нового колледжа? – он слегка насмешливо поклонился.

– А вы, вероятно, выбрались из-под холмов? – в тон ему ответила Глория, бросив выразительный взгляд на его огненные волосы, которые действительно больше подошли бы подменышу фейри, чем обычному человеку.

Судя по тому, как нервно дернулась его щека, студент достаточно натерпелся в жизни от своей яркой шевелюры.

– Если вы бегаете по холмам в надежде на встречу с Волшебным народцем, вынужден вас разочаровать, – парировал он. – Ваши подруги вконец распугали их своим визгом и неумеренной экзальтацией. «И лета песнь звучит в душе моей!» – продекламировал он слащавым голосом.

– Странно, что при таком глубоком знании предмета вы ухитрились завалить экзамен! – поддела его Глория, заметив подмышкой у наглеца учебник по словесности. Какой нормальный студент летом станет таскать с собой книги? Только если он готовится к переэкзаменовке!

Судя по всему, ее догадка оказалась верной. Рыжик гневно закусил губу, а третий студент, на которого Глория сперва едва обратила внимание, весело рассмеялся и хлопнул приятеля по плечу.

– Хватит, мир! – сказал друг рыжика, выходя вперед. – Позвольте представиться: Самюэль Фостер. Не обращайте внимания на Крейтона, он сегодня забыл дома свои манеры.

– Глория Морган, – девушка с удовольствием пожала ему руку. Самюэль ей сразу понравился. Он был пониже ростом своих друзей и слегка полноват, зато у него были мягкие черты лица и добрые карие глаза.

Рыжий Крейтон и не подумал проявить вежливость: он нервно дернул плечом и, обогнув Глорию, отправился догонять их первого спутника. Фостер, извиняясь, развел руками и двинулся следом.

Через два дня Глория случайно забыла мантию в парке, когда корпела там над учебниками. Вечером, спохватившись, она забрала ее и за обшлагом рукава вдруг обнаружила записку. Крейтон – а кто еще мог это сделать? – переписал процитированный им стих полностью, да еще снабдил его ехидной припиской насчет подходящего чтения для юных школярок.

Ах, так, – подумала Глория и решила действовать по всем правилам стратегии. Двух дней ей хватило, чтобы выследить, что Крейтон чаще всего появлялся в обществе Фостера, который, как оказалось, был помолвлен с одной из их студенток. Эта девушка, Джулия Тернер, была дочерью хэмфордского профессора. Сэм Фостер как-то раз зашел к профессору домой, был представлен его дочери и сразу же записался к нему на дополнительный курс. Так что Джулии была уготована участь из дочери профессора Тернера плавно превратиться в жену профессора Фостера. Глория иногда думала, что, наверное, есть особая прелесть в том, чтобы четко расписать свою жизнь на несколько лет вперед. Во всяком случае, Джулия всегда была безмятежна и приветлива, как жаворонок над летним полем. Сблизиться с ней не составило труда.

– Крейтон? – переспросила она, вытаращив на Глорию голубые глазищи. – О, у них на курсе только Сэм и может его выдерживать! Он известный записной остроумец, не хотела бы я попасть ему на язык! Хотя многие наши девчонки от него без ума.

– Правда, что ли? – искренне изумилась Глория. Имена поклонниц Крейтона она тоже внесла в свой стратегический список. Когда одна них устраивала вечеринку с какао и приглашенными студентами, Глория намекнула ей, будто Крейтон обожает яблочную пастилу (от Джулии она знала, что тот ее терпеть не может). Как-то раз Глория увидела в библиотеке приготовленные для Крейтона книги – и, крадучись, спрятала их в дальнем шкафу. На следующий день, правда, раскаялась и вернула их на место. При каждой случайной встрече они обменивались язвительными колкостями, причем Крейтон не оставался в долгу. Стоило ей хоть на час оставить без присмотра мантию или стопку книг, как в них заводились записки, которые бесили и смешили одновременно. Сначала Глория заподозрила привратника, мистера Доджа, в сговоре с Крейтоном, потом внимательно осмотрела каменную стену вокруг профессорского сада, вдоль которой пышно рос терновник, и нашла ее ненадежной. Чтобы такая стена могла задержать незваных гостей, неплохо было бы насадить поверх острые пики. В общем, уже второй год они с Крейтоном находились в состоянии перманентной войны, и она не хотела испортить себе день очередной стычкой.

Извилистая озерная тропа, наконец, привела ее к главным воротам. Глория пересекла аллею, главный холл и поднялась на второй этаж. Двери их комнат выходили в длинный коридор, тянувшийся до конца крыла. Глория дошла до своей двери, подумала немного и постучала в соседнюю.

– Ну где ты ходишь? – напустилась на нее подруга. – Семинар через полчаса! Я уж думала, ты оставишь меня на съедение мисс Стоукс!

Мэри Диккенсон, дочь пожилого чудаковатого священника, была энергичной хорошенькой девушкой с приятными манерами. Глория считала, что ей очень повезло с соседкой. Комната Мэри наглядно свидетельствовала, что здесь живет возвышенная натура, не слишком склонная к порядку. На книжных полках труды по истории соседствовали с романтическими поэмами. Над кроватью висела картина, изображающая тонущий в пучине парусник и некое призрачное существо, печально наблюдавшее за процессом. Небрежно захлопнутая дверца шкафа защемила подол яркого платья. Глория присела на кровать, застеленную пушистым розовым покрывалом.

Впустив подругу, Мэри метнулась к зеркалу и нахлобучила на свои кудри изысканную шляпку яблочно-зеленого цвета:

– Как тебе? – она повертела головой.

– Мне кажется, мило.

Глория считала, что темноволосой Мэри, с ее яркой смуглой красотой, к лицу было абсолютно все.

– А Флоренс говорит, что я в ней похожа на обезьянку шарманщика, – пожаловалась Мэри.

– Флоренс просто злючка.

– Хорошо тебе, – вздохнула подруга, снова отворачиваясь к зеркалу. – Тебя-то она не изводит!

Просто я ей не интересна, – подумала Глория. Кому нужен невзрачный белобрысый «синий чулок», не вылезающий из библиотеки? Флоренс Колберн довольно бойко отвечала на семинарах, но куда больше ее увлекали вечеринки, собрания и прочие прелести общественной жизни. Весь прошлый год она, фигурально выражаясь, отстреливала ярких соперниц. Спрашивается, зачем ей вообще понадобился колледж? Разве не жалко тратить эти уникальные три года на игру в догонялки с мужчинами? Как будто для этого не найдется другого времени!

– Кстати, ты опять забыла в парке свою мантию, растяпа. Какое счастье, что у тебя есть я! Вот, держи, – Мэри проворно сунула ей в руки свернутый поплиновый тюк.

Глория накинула на плечи темную тяжелую мантию, расправила капюшон. Машинально проверила рукава. Сердце привычно екнуло, когда пальцы нащупали за обшлагом сложенный лист бумаги. Чтоб ему провалиться, этому Крейтону! Дежурит он под стеной, что ли? Пока Мэри искала перчатки в своем необъятном гардеробе, она успела украдкой заглянуть в записку. А потом весь путь до лекционного зала старалась удержать на лице бесстрастное выражение. Спрятанный обратно в рукав клочок бумаги источал яд. Странно, что он не прожег ткань насквозь.

Сидя на семинаре, Глория не могла сосредоточиться ни на спокойных объяснениях миссис Стоукс, ни на горячем шепоте Мэри, хотя та готова была залезть к ней в ухо. Их голоса доносились до нее, как сквозь вату. Как ни противно, но с Крейтоном все же придется разобраться. Стихи и шутки – это одно, а мерзкие подметные письма – совсем другое.

Глава 2

Спленфилд, дом лорда Алекса Рэндона, канун ночи всех святых

Пушистый рыжий котище перевалился на другой бок и не спеша продолжил вечерний туалет. Мягкое одеяло ласкало его шерстку, от камина струилось уютное тепло. Красота… С тех пор как в самой теплой и светлой комнате этого дома появилась маленькая кроватка, Демьюр начал считать ее своей собственностью, хотя главный кот Алекс (крупный, черно-бурый, Демьюр его уважал и побаивался) и его жена, рыжая Элизабет, не одобряли его присутствия в детской и могли даже шугануть. Но сейчас хозяин еще не вернулся, а Элизабет была всецело занята своим котенком, так что Демьюр чувствовал себя в безопасности. Хозяйка и ее детеныш тоже присутствовали в комнате, они сидели поодаль за низеньким детским столом.

– Съешь еще ложку, дорогой, – донеслось до чутких кошачьих ушей. – Питер, ну я тебя прошу!

Кудрявый, щекастый лорд Питер Рэндон, почти двух лет от роду, радостно засмеялся, показав полный набор молочных зубов, и отрицательно помотал головой. Элизабет только вздохнула, а Демьюр недовольно повел ушами и презрительно фыркнул. Его хозяева почему-то не придерживались традиционных методов воспитания, согласно которым детей должно быть видно, но не слышно. В результате их детеныш бегал по всему дому, всюду совал свой нос и даже – о ужас! – иногда позволял себе покуситься на священный кошачий хвост. Вместе с маленьким наглецом в доме появилась его няня, миссис Ходжес, крайне беспокойная особа. Она тоже нещадно гоняла Демьюра с детской кроватки, а бестолкового котенка называла не иначе как «наш маленький ангел». Что в нем ангельского, скажите на милость?

Не успел Демьюр в своем внутреннем монологе дойти до точки кипения, как миссис Ходжес, легка на помине, вплыла в дверь, держа в руках зажженную лампу. Комната сразу повеселела. Одному камину было не справиться с освещением, сегодняшний октябрьский вечер был таким сумрачным, будто пытался притвориться ночью.

– Он совсем ничего не ест! – поделилась своим беспокойством Элизабет.

Миссис Ходжес обвела комнату взглядом опытного полководца.

– Та-а-к, – при звуках ее голоса Демьюр прижал уши, – что за нарушитель у нас тут объявился?

Кот тут же спрыгнул вниз, пытаясь найти спасение под кроватью, но щель была слишком узкой. Питер, приоткрыв рот, наблюдал за попытками кота принять плоскую форму. Воспользовавшись замешательством мальчика, няня ловко всунула ему в рот ложку с кашей. Ребенок сморщился и приготовился было зареветь, но потом передумал и энергично заработал челюстями.

Элизабет тем временем опустила тяжелые светлые шторы, отгородив их уютную компанию от осенней слякоти. На темно-синих стеклах дрожали капли дождя, за окном в темноте расплывались пятна фонарей.

– Вот и молодец, вот и умница, – ворковала миссис Ходжес, – а маму мы отпустим переодеться к ужину…

Элизабет спохватилась и посмотрела на маленькие золотые часики, прицепленные к кушаку. Уже почти семь! Алекс должен был прийти с минуты на минуту! Поразительно, как быстро пролетает время, когда ты весь день проводишь дома и вроде бы ничем не занята. Она даже ни одного письма не написала сегодня.

– Дай! – оживился Питер, протянув ручонку к материным часам. Его светлые глазенки, уже утратившие наивную младенческую голубизну, засветились знакомой решимостью.

– Весь в отца, – пробормотала Элизабет. И ведь не отстанет! «Дай», «мое» и «сам» – эти три слова сын освоил в первую очередь. В остальном он не был особенно разговорчив. Видимо, его и так все устраивало.

Миссис Ходжес удалось отвлечь ребенка, предложив ему вместо часов серебряную ложку. Улучив момент, Элизабет поспешила к себе. Демьюр, удачно притаившись за пышными юбками хозяйки, сумел покинуть детскую без ущерба для кошачьего достоинства.

В спальне, отделанной голубым шелком, Демьюр устроился на своем привычном месте, а Элизабет позвонила в колокольчик, вызвав горничную Энни. Без ее помощи переодеться в подобающее платье – тесный шелковый панцирь на китовом усе, с кружевом и пышными юбками – было попросту невозможно. Что поделать, – вздохнула она, – жизнь светской леди подчинена строгому расписанию и полна ограничений. Существовали общепринятые часы для того, чтобы наносить визиты, и для того, чтобы делать покупки. Негласные правила подсказывали, как лучше обставлять комнаты и куда отдавать учиться детей. Светское общество Спленфилда функционировало как единый организм, вписаться туда человеку со стороны было практически невозможно. Ее, можно сказать, приняли в семью благодаря браку с Рэндоном. Не такая уж большая плата за это – подстраиваться под чужие обычаи.

Но иногда она скучала по той свободе, которой располагала в Илсбери.

Элизабет прекрасно сознавала, что послужило причиной ее сегодняшних мятежных мыслей. На туалетном столике лежало распечатанное письмо. Ему пришлось порядком поплутать между Хэмфордом, Саннисайдом и Спленфилдом, так как все лето и полтора осенних месяца, до самых холодов, Элизабет с сыном провели в родовом поместье Рэндонов. Письмо было от мисс Глории Морган – одной весьма предприимчивой молодой особы, с которой они познакомились два с половиной года назад, во время путешествия на острова.

Глория нравилась ей, нравились ее целеустремленность и энергичность. Несмотря на противодействие матери, она все же осуществила свою мечту, поступила в Блэкторн и регулярно писала Элизабет, приглашая ее как-нибудь заглянуть в Хэмфорд. Их переписка не прекратилась даже после рождения Питера, когда Элизабет потихоньку отдалилась от многих своих приятельниц.

Ее мысли прервало шумное появление Энни, которая сразу же захлопотала вокруг хозяйки, восхитилась платьем, видом Элизабет в этом платье, вспомнила о новых кружевах, присланных портнихой… Мысли Энни легко перескакивали с одного предмета на другой, угадать их причудливый путь было так же сложно, как проследить за мухой. Зато она необыкновенно ловко управлялась с тесемками, крючками и прочими хитростями дамского туалета.

– Что бы я без тебя делала, – улыбнулась Элизабет, поскорее отослав говорунью на кухню с наспех придуманным поручением.

Оставшись одна, она взяла с каминной полки фотографию в серебряной рамке. В один из тех волшебных, безмятежных дней на острове Тенаро они с Алексом вдруг взяли и зашли в фотоателье. Муж на фотографии получился похожим на пирата: широкий разворот плеч, темные волнистые волосы, знакомая полуулыбка, ироничный излом брови. Сама она смахивала на гриб, в своей широкой летней шляпе. Карточка сохранила один из самых их счастливых моментов: Элизабет смеялась, Алекс бережно держал ее под руку. Она аккуратно поставила рамку обратно. Рядом на камине стояла еще одна фотография, сделанная уже в Спленфилде: здесь они сняты втроем, и Элизабет держала годовалого Питера на руках.

Да, рождение ребенка многое изменило. Рэндон перестал задерживаться допоздна, она заметно ограничила свое участие в великосветских раутах. Все равно там скука смертная, одни сплетни. Гораздо приятнее провести вечер в детской с миссис Ходжес, послушать лепет Питера, чтобы потом с гордостью рассказать о его очередных достижениях Алексу и тете Роуз – в очередном письме. Вот только одна проблема: Алекс, кажется, придумал себе еще одну причину за нее бояться. Вообще-то всем известно, что роды – не самое легкое испытание для женщины, да и с рождения Питера минуло уже почти два года, так что беспокойство мужа по поводу ее здоровья казалось Элизабет преувеличенным. Он категорически возражал против ее поездок к родственникам или к той же Глории. Ее кузина Эмили недавно сама стала матерью, тетя Роуз гостила сейчас у нее в Дарсенде, и Элизабет просто мечтала с ними увидеться. Питера она взяла бы с собой. Однако Алекс даже слышать об этом не хотел. Сам он, занятый обязанностями верховного лорда, никак не мог покинуть Спленфилд, так что столь желанное для Элизабет путешествие все откладывалось. А теперь, похоже, вовсе придется расстаться с этой мечтой до весны. Но одно дело – северный Дарсенд, и совсем другое – не столь отдаленный Хэмфорд. Уж Глорию-то она могла навестить! Услышав шум внизу, Элизабет пообещала себе за ужином обсудить с Алексом этот вопрос.

Увы, по одному резкому движению, которым ее муж сбросил пальто, она могла заключить, что он сегодня не в духе. Наверное, что-то случилось. Как обычно, она сбежала по широкой лестнице в холл, и как обычно, Алекс поймал ее, едва ее ноги коснулись мраморных плит пола. Элизабет негромко рассмеялась и прижалась виском к его холодной мокрой щеке. Горьковатый запах осенней улицы мешался с теплым солнечным ароматом лимона, и еще чем-то уютно-домашним, свойственным только Алексу.

– Я же с холода, замерзнешь, – пробормотал он ей в волосы.

Замерзнуть – рядом с ним? Это вряд ли. Элизабет только фыркнула и крепче сомкнула руки.

Их лакеи уже привыкли тактично находить себе дело за пределами холла, когда лорд Алекс возвращался домой. Разумеется, приличные леди не виснут на шее у мужа, тем более на глазах у слуг, но Элизабет просто ничего не могла с собой поделать! Слегка отстранившись, она отметила нахмуренные брови Алекса, его немного напряженную улыбку. Пожалуй, с просьбой насчет поездки лучше обождать.

В столовой их дожидались шедевры нового повара, которого Элизабет всеми правдами и неправдами удалось переманить у достопочтенной леди Байтон. За паштетом и тушеной говядиной она старалась поддерживать самый безобидный разговор: о новых присланных книгах, о нашумевшей театральной премьере, о необычном соусе, изобретенном их хитроумным поваром и изумительно подходившем к мясу. Время от времени из полумрака гостиной бесшумно возникал лакей, убирал грязную посуду, приносил новые приборы.

– Представляешь, я встретил своего однокурсника сегодня. – Алекс вдруг застыл с вилкой в руке. Между бровей у него снова прорезалась складка. – Когда-то мы вместе учились в Дарвель-колледже, в Хэмфорде. Он почти не изменился.

Я тоже хотела бы встретиться кое с кем из Хэмфорда, – чуть не вырвалось у Элизабет. Но, внимательней посмотрев на мужа, ей захотелось спросить другое: «И чем же он тебя так озадачил?» Правда, опыт ей подсказывал, что Алекс скорее всего отшутится и переведет разговор на другую тему. Он очень редко посвящал ее в свои рабочие дела и никогда не просил о помощи. Но все же лучше ей сейчас остаться в Спленфилде.

Значит, поездка к Глории подождет. Да и вряд ли подруга по ней скучает, если честно.

* * *

Теплая протопленная комната радостно приняла Рэндона в свои уютные объятья. Чья-то невидимая заботливая рука растопила камин, зажгла стоявшие на столе старинные лампы. Он с облегчением стянул жилет, развязал шейный платок. Из коридора доносились шумные протесты Питера, который активно сопротивлялся усилиям няни и матери уложить его в постель. Взгляд Алекса упал на аккуратно сложенные конверты – сегодняшняя почта. Одно из писем было с печатью колледжа Блэкторн. Алекс уже знал, что в нем. Подойдя к камину, он повертел в руках конверт. Вот бы бросить его в огонь и забыть! Среди мерцающих языков пламени вдруг отчетливо предстала перед глазами сегодняшняя встреча.

Стоило ему появиться в гостиной клуба, как из глубокого кресла ему навстречу вскочил невысокий плотный человек в очках.

– Рэндон! Очень рад тебя видеть!

– Бартон? – Алекс сразу узнал старого знакомого. После окончания университета Джайлз Бартон выбрал академическую карьеру. Он работал профессором в своем колледже, и должно было произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы выманить его из уютной тишины библиотеки и заставить приехать в ненавидимый им суетный Спленфилд. Недоумение Алекса быстро разрешилось.

– Я ждал тебя. Слушай, леди Сазерленд, ректор Блэкторна, должна прислать тебе приглашение на церемонию открытия Нового двора в их колледже.

– Спасибо, что предупредил. Напишу пространный вежливый отказ, – весело ответил Рэндон. – Расскажи лучше, как твои дела?

– Подожди, – глаза Бартона взволнованно блестели за стеклами очков, он смущенно взъерошил свои темные курчавые волосы. Еще с юности была у него такая привычка.

– Подожди. Я как раз хотел тебя просить, чтобы ты принял приглашение. Понимаю, ты занят, но было бы просто прекрасно, если бы ты смог провести несколько дней в Хэмфорде.

– Терпеть не могу этот унылый официоз, – поморщился Алекс. – И насколько помню, ты его тоже никогда не жаловал. Что изменилось?

– В Блэкторне… – казалось, Бартон очень осторожно подбирал слова, – в последнее время сложилась нервозная обстановка. Ходят всякие слухи… Это сказывается и на других колледжах Хэмфорда.

Рэндон сразу посерьезнел:

– Какого рода неприятности там происходят? Давай начистоту, что ты мнешься, как девица на выданье! Как, интересно, я смогу помочь, если ни черта не понимаю в ситуации?

– Я слышал о случаях вандализма в здании, о сорванных лекциях… Поговаривают даже о предыдущих обитателях Блэкторн-холла. Знаешь, о той семье…

– Неужели Черная Леди, наше известное на всю страну привидение, не поделила замок с шустрыми школярками? – Рэндон чуть не расхохотался, но, глянув на расстроенную физиономию приятеля, передумал веселиться. – Долго же она собиралась! Колледж существует уже не первый год.

– Нельзя исключить, что хулиганства – дело рук кого-то из студенток, – согласился Бартон. – Или кого-то из недоброжелателей. Блэкторн – первый женский колледж, так что можешь себе представить, сколько находится желающих его прикрыть. Некоторые сотрудники Хэмфорда кипят от гнева, стоит им заметить хоть краешек дамской юбки. Одно пятно на репутации Блэкторна – и ему конец.

– Помню, ты тоже довольно резко высказывался насчет полезности женского образования, – Рэндон остро взглянул на приятеля. Бартон стойко выдержал этот взгляд.

– Да, мы все под подозрением, – согласился он. – Поэтому вице-канцлер и послал меня. Я прошу тебя не только от своего имени…

Рэндон вздохнул и отошел к окну, за которым тянулся длинный, унылый осенний день. Снова магия, черт бы ее побрал! Она хуже надоедливой женщины! Только он успокоится, только решит, что всё, развязался с ней наконец – как она снова возникает у него на пути. Сколько можно-то?!

– Пригласить в Хэмфорд кого-то другого из верховных лордов ты, разумеется, не мог? – Алекс обернулся. Бартон укоризненно развел руками. Ах, да, конечно. Большинство из верховных лордов были те еще консерваторы. Одна фраза «женский колледж» вызывала у них нервный тик и обострение подагры.

– Ладно, в общих чертах ситуация мне понятна. Давай теперь, расскажи о себе.

Оставшиеся часы они посвятили более приятным разговорам. Алекс пригласил приятеля на ужин, но тот хотел как можно скорее вернуться обратно, к своим книгам, студентам, привычным тихим улочкам Хэмфорда. И привидениям.

– Понятно, что ничего не понятно, – пробормотал Алекс, снова вернувшись мыслями в свою комнату и продолжая глядеть в камин. Пламя в очаге дружелюбно потрескивало, отбрасывая изменчивые причудливые тени. Герб колледжа на конверте вспыхнул на миг тревожным багровым пятном.

Рэндон думал не о разбушевавшемся привидении в старом замке Блэкторн. И не о паутине слухов и сплетен – это явление в узком ограниченном мирке практически неизбежно. Он думал об Элизабет. Узнай она о его новом деле – наверняка захотела бы поехать с ним. И Питера с собой бы потащила. Но осень, сырость, плохие дороги…

Блэкторн-колледж мог принадлежать ей весь целиком, со всеми его огромными библиотеками и прохладными гулкими лекционными залами, если бы три года назад она приняла то первое его предложение, насчет учебы. Вместо этого Элизабет согласилась стать его женой. Каждый раз от осознания этого невероятного факта Алекса будто заново ослепляло счастье, но иногда ему казалось, что он не женился на нормальной земной женщине, а поймал за хвост редкую волшебную птицу и запер ее в клетку. В золотую, но все же клетку. Да, безусловно, ей захотелось бы с ним поехать!

Рэндон задумчиво сказал пляшущим языкам пламени:

– Положим, я смогу приструнить их местное привидение. Но как мне ухитриться скрыть эту поездку от Элизабет?

* * *

Раннее спленфилдское утро было жемчужно-светлым, туманным и безмятежным. Отчаянный солнечный луч, пробившийся сквозь осенний морок, туман и плотные шторы, осветил двух беседующих в холле людей.

– Но как, скажите на милость, он мог уехать и не сказать мне ни слова?! – вскричала Элизабет.

Мистер Паджерсон, их дворецкий, невозмутимостью мог поспорить со стоящей в нише статуей:

– Его светлость отправился на вокзал в пять утра, так как хотел успеть на курьерский поезд. Он оставил вам письмо, миледи. Там, наверху. На словах его светлость передал, что должен вернуться через несколько дней. Это будет совсем недолгая поездка, – последнюю фразу Паджерсон произнес совсем другим тоном. Даже его каменное спокойствие дало трещину при виде растерянности хозяйки.

Впрочем, не успела Элизабет дойти до столовой, как ее растерянность сменилась негодованием. Он же обещал насколько возможно держать ее в курсе! Она не лезла в его дела, не пыталась выведывать секреты… Но вот так взять и молча уехать, не сказав ни словечка!

Усевшись за стол, она налила себе кофе, зловеще грохнув кофейником о поднос. Намазанные маслом гренки на блюдце, казалось, съежились под ее взглядом. Правда, ее воинственное настроение развеялось с появлением миссис Ходжес.

– А вот и мы! – няня привела вниз Питера, уже сытого, полного сил, веселого и жаждущего общения со всеми, кто не успеет спрятаться.

– Тисы! – сразу же произнес ребенок, показывая на золотые часики Элизабет.

Ее сын иногда демонстрировал удивительно цепкую память. Когда сам того хотел.