Текст книги "Голова в кустах"

Автор книги: Алена Смирнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Я взялась за ручку двери и оглянулась:

– Вик, Леша угробил Зину? «Шестерка» в семейных владениях – это улика против него?

– Возможно. Ты сильно растерялась, номер не запомнила.

– Обижаешь. Сняты номерные знаки.

Я люблю Измайлова классически, то есть не поймешь, за что. Но иногда на экране наших отношений появляется стоп-кадр, и на секунду приходит понимание, которое нельзя выразить ничем.

Это снова случилось. Полковник встал, подошел ко мне и, не распуская рук, тихо, серьезно сказал:

– Извини, пожалуйста. Спасибо тебе.

* * *

Передохни… Не выйдет, пока не переговорю с Вешковой. Юра просил не трепаться о нем, но вдруг Лилия Петровна сама проявит инициативу? Не будь он Загорским, я бы твердила себе: «Наркоман – пожизненный диагноз. Они патологически лживы, оторваны от реальности, не отвечают за свои выражения и поступки, свыкаются с собственной смертью, у них мозги набекрень…» Но сочетание Юриной фамилии и предсказания:

«Меня убьют наркотиками» было чересчур тревожным. Кроме того, словечко «это» со вчерашнего вечера, будто ватой, забило мне уши. Необходимо было выяснить, приходил ли он к Вешковой и намерена ли она что-то предпринять, пока Юру Загорского снова не затянула героиновая трясина. Как он сказал? «Я, это, торчал от того, что „героин“ и „герой“ однокоренные слова».

Лилия Петровна, как всегда, была не очень приветлива. И занята по горло. Ей снова предстояло куда-то бежать, где-то выступать, ломать чью-то косность и обращать кого-то в свою веру.

– Я заглянула спросить, получили ли вы международный гранд.

– Нет, Полина, но положенный срок рассмотрения заявки не истек.

– А на создание реабилитационного загородного центра благотворительные средства предусмотрены? Помните, вы рассказывали – если помещать туда наркоманов на несколько лет, процент излеченных резко возрастает?

– Тоже нет – центр дело дорогое. За него еще надо биться с чиновниками и растрясать спонсоров. Но у меня есть кое-какие наметки…

Кто бы сомневался. Однако, похоже, Вешковой было не до Юры. Она вскочила и стала сдирать с себя белый халат.

Женщина-стайер.

– Лилия Петровна, – решила добиться своего я, – Юра Загорский, к примеру, обойдется без этого центра?

– Давайте покурим, – неожиданно предложила она.

Но, куря, умудрилась переобуться, причесаться, покрасить ногти быстросохнущим бледным лаком. И, разумеется, произнести монолог.

Мальчик заглядывал к ней сегодня, принес устав, но она убегала на совещание, поэтому они успели лишь поздороваться. Юра «накушался», его желания преодолеть зависимость хватило бы на десятерых. Кололся он всего полтора года, а в последнее время вбил себе в голову, что вот-вот увидится с матерью и обязан быть в форме. То есть состояние мальчика Вешкову устраивало. Ее сердил Загорский-старший. Шесть месяцев назад Вениамин Кузьмич привел сына сдавать анализы на СПИД. Вируса в крови не обнаружили. Родитель был откровенен, внимал медицинским указаниям и горестно молил: «Только не официальный наркоучет. Я знаю, как у нас соблюдается конфиденциальность и чего стоит анонимность, только не учет…» Лилия Петровна переквалифицировалась в нарколога. Оформляя «Надежду», старший Загорский изводил Вешкову беспрерывными телефонными звонками и нудными разглагольствованиями. Живущая в быстром темпе, Лилия Петровна с трудом это выдерживала. Но сейчас, когда Вениамин Кузьмич ни с того ни с сего сделался высокомерен, она расстроилась.

– Я не нуждаюсь в его благодарности, Полина, – горячилась Вешкова. – У меня полно хлопот. Я отдала Юре все возможное – время, энергию. Но вы правильно заметили, реабилитируется парнишка в домашних условиях, сорваться легче легкого, нельзя прекращать контакты. А Загорский-папа вообразил, что дальше сам справится. Между нами, не у всех родителей дети становятся наркоманами, не заноситься бы Вениамину Кузьмичу.

– Лилия Петровна, ему хочется, что называется, избавиться от свидетелей.

Вы видели его униженным, раздавленным. Бывают такие люди: когда плохо, напролом лезут за помощью; когда хорошо, не узнают вчерашнего помощника на улице.

– Мне тоже много чего хочется, – сообщила Вешкова. – Полина, я опаздываю.

– Секунду! С чего вдруг Юра «заболел» матерью?

– Не вдруг. Он всегда тосковал по ней. Тоска – то, за что я его поддела, чтобы вытащить. А месяц назад он нашел ее фотографию. Вы не представляете, сколько он упустил на игле. Постепенно возвращается к интеллектуальной и прочей деятельности. Но еще долго будет неадекватен. Ему предстоит вспоминать, жалеть, раскаиваться, плакать. Не прав Вениамин Кузьмич, один он через муки сына не проведет.

Последнюю фразу она произнесла в своей обычной прохладно-отстраненной манере, и я вновь ощутила себя стоящей на ветру. Поэтому простилась со своим раздражителем без сожаления. И забористых проклятий полковника Измайлова в адрес сыщиков-любителей не вспомнила. А зря.

Если честно, меня устраивало то, что Юра просто неадекватен. Я ничего путного не могла для него сделать, но беспокойство торчало во мне гвоздем, и я постоянно ранилась. Лилия Петровна словно гвоздь вбила… Я не успела упорядочить свои разномастные мысли, раздался телефонный звонок. Непривычно взволнованная Варвара интересовалась, не смотаюсь ли я из квартиры. Но я слишком устала для шевелений.

– Отрубаюсь, – сказала я.

– Подожди минутку! – воскликнула Линева.

– Это сильнее меня.

– Подожди!

Видимо, она связывалась со мной из автомата на углу, потому что очень скоро поднялась, прислонила меня к стене прихожей возле аппарата и попросила:

– Поль, чтобы отвязаться от Виталия, я позволила ему позвонить вечером и не исключила, что позову в гости. Скажи потверже и связно, будто к тебе родичи из Орла приперлись.

– Связно не получится. Мне надо рухнуть.

– Рухнешь, рухнешь, крепись.

Подоспели переговоры с Кропотовым. Варвара коротко бросила в трубку:

– Пардон, Виталик, мне Поля все планы порушила, перенесем встречу на завтра-послезавтра.

Я подтвердила наличие в доме нескольких нетрезвых провинциалов. Виталий сник, даже бодриться не пытался.

Вероломная Линева еще раз вскользь пообещала ему рандеву, которое не сорвут и ее собственные мама с папой. Парню ничего не оставалось, кроме как согласиться. Я не стала дожидаться окончания болтовни. Упала на свой диван в одежде и замерла, мол, до утра пушкой не разбудишь. К моему изумлению, Варвара снова ушла, не выключив свет. Я протомилась с полчаса и только собралась взять книгу, как открылась дверь, и баритон Бориса Юрьева посулил Варюше приятный вечер. Меня бросило в жар, в самое пекло растерянности. Поленилась выбраться на улицу и неизбежно испорчу лейтенанту игру.

– Подружка? – спросил про меня Борис бередящим душу тоном неврастеника.

– Не грузись, она «колес» наглоталась. Это отключка, плавно переходящая в крепкий длительный сон, – пояснила Варвара.

– Модное состояние, – фальшиво рассмеялся Борис.

Будет жаловаться полковнику, что я своим присутствием гашу его трудовой энтузиазм и создаю нетерпимую обстановку. Предупреждать надо. Теперь пусть расхлебывает.

До чего же мужчины разные. Юрьев и Линева накрывали на стол в комнате. Но если Виталий недавно норовил избавить Варю от лишнего движения, то Борис ее не щадил: «Варенька, подай, нарежь, поставь, принеси, вскипяти…» Когда она понеслась к соседке за солью, этот садист больно ущипнул меня за бок и обозвал «помехой чертовой». Я скрипнула:

«Дурак». Потом ловко стянула с тарелки кусок сыра. Не ела ведь ничего, обошлась чашкой кофе на завтрак.

– Не вздумай чавкать, – пригрозил Юрьев.

Вернулась Варвара. Они пили ароматный коньяк и закусывали. Я глотала слюну и слезы. И упрашивала всевышнего заглушить урчание раздразненного сыром желудка. Поэтому не сразу поняла, что за моей спиной творится нечто неординарнбе. Не желающая превращать квартиру в траходром недотрога Варя Линева бурно приставала к ухарю Боре Юрьеву. А он, напредлагавшись ей любовных утех и сексуальных приключений, сопел и отбрыкивался. Больше всего мне хотелось повернуться к ним лицом и мельком взглянуть на порносцену.

Но я была обречена слышать шлепки эластичного материала по коже, треск раздираемых «молний», охи и ахи. Я нюхала запахи возбужденных молодых тел, перешибающие парфюм и густеющие над креслом, в котором они возились.

Почему-то вспомнилось, как я на слух определяла, что происходит в подъезде, когда на меня напали Леня и Саня.

Лейтенант Юрьев попал в незавидную передрягу. Поверил с моих слов в невинность Линевой, в ее крайнюю скованность рядом с мужчиной и принялся доказывать пылкость своих чувств разными вольностями. Думал вывести неприступную красотку из себя, заставить уворачиваться и болтать, болтать, болтать без умолку, чтобы отвлечь горячего ухажера от приставаний. Но она оказалась страстной умелой женщиной и предлагала менту при исполнении сложные и заманчивые услуги.

Я не знала, как спасти Борю. То, что мне предстоит погибнуть от его побоев, сомнений не вызывало. Но перед смертью я была не прочь попытаться искупить свою вину. Почему вину? Я же не сознательно ввела его в заблуждение относительно Вариного темперамента. Так он мне и поверил! Встать и походкой сомнамбулы проследовать в туалет? Захохотать? Или долежать этаким замшелым бревном с ушами до любого финала?

– Ты врал про безумную страсть, Костя? Зачем? – всхлипнула утомившаяся нас ильница Варвара.

Костя? А, Борис так представился.

– Нет, кошечка. То, на что ты опираешься, соврать не даст. Но меня нервирует посторонняя девица.

О, если опора тверда, мне лучше освободить помещение. Измываемся над мужиком на пару с Варькой. Как бы не подумал, что сговорились. Была не была.

Я застонала, сползла с дивана, махнула чью-то полную рюмку «Арарата», показала на Юрьева пальцем и дебильно хихикнула: «Человек привиделся». После чего скрылась в кухне, уронила табурет и распласталась на полу. Варвара мигом закрыла кухонную дверь на шпингалет и бросилась к Борису. Я скрестила пальцы на удачу – только бы у него усы не отклеились.

Надо отдать Линевой должное. На рассвете она, как бурлак-одиночка, отволокла меня в уют и тепло под одеяло.

Я кивнула на объедки:

– У тебя были гости?

– Окстись, Поля, с тобой коньяку надрались. Ты упала возле мойки и задрыхла.

– Ни фига себе. Очередной провал памяти. Нет, после таблеток пить нельзя.

– Перестань ты, оторвалась и радуйся, – сказала довольная румяная Варвара.

Такой она и примостилась в моей памяти – тоненькой, задорной, счастливой. Наверное, Борис Юрьев тоже воспринимал девушку отдельно от помойки, в которой она барахталась. Хотя бы ночью, когда обнимал и целовал в интересах расследования.

Это было то еще зрелище. Смущенно косящий в мою сторону полковник Измайлов, до крови изгрызший шершавые непослушные губы Сергей Балков и нахохлившийся секс-символ убойного отдела Борис Юрьев, устроившись на стульях вокруг составленных буквой Т столов, одинаково ссутулились задолго до моего прихода. Сергей усилием воли сдерживал истерику, но она вырывалась из него чуть визгливым хохотом, стоило ему приоткрыть рот.

Вышеупомянутый рот, по заверениям дантиста, был санирован. Балков четырежды (четырежды!) в год посещал зубного врача. Жуткая профессия: люди корчат из себя садистов, а на самом деле наши судороги и раболепные просьбы обойтись без применения бормашины вызывают у них лишь раздражение. Не хотела бы я так зарабатывать деньги.

Впрочем, однажды, нажимая на педаль пыточного агрегата и называя меня сестренкой, мне доказали, что журналистика против стоматологии то ли ништяк, то ли фуфло, то ли туфта, то ли все сразу.

Я поверила и собралась сигануть из кресла в окно с валиками за щекой и сырой пломбой. Спасибо доктору, пресек попытку пародирования Тарзана изысканным предложением:

– Сидеть, е-к-л-м-н!

Чуть погодя выяснилось: он подвизался в кооперативном кабинете на полставки. На полную же практиковал в пригородной колонии малолетних преступников, вот и употреблял смачные специфические выражения тамошних своих пациентов. К нему всегда образовывалась очередь из господ, которые сначала жаловались на непонимающих жаргонного описания их страданий медиков, потом говорили: «Не берет меня никакая заморозка, брат», а после удаления зуба без обезболивания жутко матерились, плевались кровью, затем светлели лицами и швырялись купюрами. Но я снова отвлеклась.

Итак, Балков не мог совладать с весельем. Полковник приказал ему молчать и вдруг тоже прыснул.

– Затравили, запинали, – сказал мне Борис.

– А зачем ты отрапортовал? Я бы о твоих похождениях умолчала.

– Неужели нельзя было избежать половых сно.., тьфу, интимных отношений при Полине? – укорил Юрьева Измайлов, по-моему, неискренне.

Неплохо, да? Без Полины вытворяйте, что пожелаете! Ну, Вик.

– У Бори не было выбора, – тем не менее заступилась я. – Варвара доставала его запрещенными приемами. Артачься он с толком, мы бы решили, что он импотент. Разве это добавляет авторитета милиции? А так и знакомая журналистка, и приторговывающая наркотой студентка уважают.

Измайлов подростково заалел выбритыми ланитами. Балков зашелся смехом, будто победил удушье:

– Не посрамил? Орел. Теперь Линева тебя из койки не выпустит.

– Поля, будь добра, выйди и ровно через десять минут войди в кабинет снова. Можно без стука, – распорядился Вик.

– Я слышала всякий мат.

– Такой вряд ли.

Я взглянула на полковника и сочла за благо удалиться. Послонялась по коридору. Приникла к двери. Вероломный Виктор Николаевич мирно журил или поучал Бориса. Это было гораздо любопытнее анонсированной ненормативной лексики. Когда, все-таки постучав, я переступила через порог, тема использования секса в сыске была почти исчерпана. Видимо, постановили, что расследование есть прерогатива мозга, а поскольку мозг контролирует в организме сыщика члены, ткани, клетки, то любая деятельность в конечном счете является мозговой.

– Выкладывай, маньяк, – благословляюще бросил Измайлов.

После столь бесподобно произнесенного слова «маньяк» ни мне, ни Балкову в голову не пришло бы продолжать прикалываться. Борис тоже приосанился: ни дать ни взять павлин, который не знает, что в его хвосте недостает перьев. Или знает и гордится недостачей.

* * *

…С Леней и Саней Юрьев провел пять невосполнимых часов своего земного срока. Все трое темнили – межведомственная разобщенность, то бишь, странно вымолвить, конкуренция в сфере раскрытия преступлений. Дурдом, в который слишком узкая специализация превращает что угодно. Поиграли в пятнашки.

Борис сознался – экспертиза уличила Зину Краснову в употреблении новых, занимающих коллег наркотиков. Парни повинились – до наркоакул никак не добраться, стоит ли пугать мелкую рыбешку. Дальше настала пора реверансов и уколов.

– Если бы вы установили личность лже-Загорского… О вычислении убийцы нашего информатора Славы мы и не помышляем, висяк…

– Если бы вы порадели и предоставили материалы о наркоторговцах, связанных с университетом… И берегли бы своих информаторов…

После превращения двух уравнений с неизвестными в одно совершенно неразрешимое гений из убойного отдела Борис Юрьев отловил Варвару Линеву на ступенях учебного суперзаведения и хмуро спросил:

– Девушка, как вас зовут?

Она не вскрикнула: «Ба, лейтенант, неисповедимы пути» – и т, д. Борис воспрял духом и принялся за работу. Час они пили в баре шампанское и танцевали на внушительном – сантиметров пять – расстоянии друг от друга. Потом Варвара три часа таскала лейтенанта по промозглым улицам. Погодка выдалась лихая, будто не сентябрь, а ноябрь агонизировал. Наконец красна девица пригласила «Костю» к камельку в виде бездействующих батарей.

– Но Полину выдворить не удалось.

О прочем вы осведомлены. Мы с Варварой очень замерзли, – буркнул Юрьев.

– Эскимосы признают согревание обнаженным телом идеальным способом спасения окоченевших. Кстати, я не была осведомлена о твоем визите, Боря.

– Поль, Линева открытым текстом предлагала тебе очистить помещение.

– Борь, я это помещение снимаю наравне с ней. И платит за него не милиция. Так что ее дело предложить, мое – отказаться.

Мы с Юрьевым вскочили и попытались выразительно жестикулировать.

– Не грызитесь, артисты, – пресек пантомиму полковник Измайлов. – Линева звонила домой один раз?

– Три, – неохотно поместился на сиденье Борис. – Но змея Полина не брала трубку.

– Меня не было, к Вешковой ходила, – защищалась я. – Юра Загорский беспокоит до икоты. Если он к месту и не к месту употребляет словечко «это», значит, наверняка колется… Но язык не повернулся в лоб спросить Лилию Петровну, предать мальчишку. Теперь жалею.

Ты уж извини, Боря, мне не до твоих подвигов.

– А напрасно, – проворковал Измайлов. – Оголившись, Юрьев повернул расследование на сто восемьдесят градусов. Он молодец. Вместо порицания я ему, пожалуй, выпишу премию. Ее не заплатят – не из чего. И все получится справедливо. Когда шиш равняется поощрению, человека простили.

Вот она, справедливость расфилософствовавшегося математика Виктора Николаевича Измайлова. Борис – любимчик, нет, по-старинному певуче и ярко – любимче. Поэтому Бореньку не грех премировать за своевременное снятие брюк.

Правильно Сергей Балков кривится.

Представляет, как бы его наущали общементовским нормам морали с этикой, окажись он витязем в Борисовой шкуре.

Я рванула на амбразуру в облике полковника. Он позже уверял, что «девочка элементарно соскучилась». Шутник. Даже животные не скучают «элементарно». На них академик Павлов высшую – высшую, елки! – нервную деятельность изучал.

– И как Боря повернул расследование? Превратил Варвару из девственницы в бабенку? Воистину сто восемьдесят градусов. На триста шестьдесят, прошу прощения, не получится, хоть тресни.

– Прощения просишь поздно, уже такой непристойщины нагородила, детка, – вздыбился Вик, забыв, что «детка» – обращение нашего «внутреннего пользования» – тоже соскучился. – Святость Линевой мы обсудим в мужской компании. До свидания.

– Не уйду, – заявила я. – Свечку не держала, но разницу между Вариными номерами с Кропотовым и Борисом заметила.

– Тогда сиди тихо, – снизошел полковник. И перекинулся на затертого Балкова:

– Сергей, напомни нам историю с самого начала. В черно-белом варианте, только нерасцвеченные факты. Ты мастак. Я пока сосредоточусь. Ведь Полина главное уловила, ведьма.

Последняя фраза была про меня, но не мне предназначалась. Обидно. Сейчас «ведьма» – комплимент и намек на отличные заработки, а не приговор к сожжению на костре.

Сережа Балков слегка отмяк. «Мастак» из прокуренных уст Измайлова дорогого стоило. Лейтенант умудрялся ладить и со мной, и с Юрьевым. Но в отличие от нас, антиподов по жизни, ему тяжело давался треп о том, что у людей расположено ниже шеи. Мы с Борисом тоже не собственные переживания смакуем, а всеобщие обсуждаем. Устно доказываем друг другу, дескать, не ханжи.

Для Сергея же теория спаяна с практикой. Не предвидится секса – не будет и досужей болтовни о нем, тем более с посторонними. Этим Балков близок Измайлову. Почему Вик держит парня в черном теле, а Юрьева распускает? Причем вряд ли Сережу простецкая тетка воспитывала в духе рыцарства. Скорее тренировала в скрытности и стеснительности. Получилось – враги объявят бахвалом, друзья иззавидуются и сглазят. Не получилось – заткнись в тряпочку.

Пока я тревожила тень его тетки, Сергей Балков извлек из нагрудного кармана пухлую записную книжку и, редко с ней сверяясь, заговорил. Менты немало сделали, помимо того, о чем мне рассказывали. Но по порядку.

* * *

Шестого сентября, около полудня, белые «Жигули» шестой модели, номера которых очевидцы не запомнили, сбили перебегавшую улицу на зеленый свет студентку четвертого курса биофака Зинаиду Краснову. И бесследно скрылись с места дорожно-транспортного происшествия. Поскольку в сумке девушки нашли блокнот с домашним адресом и ключи, то после проведения всех необходимых мероприятий на свежем воздухе решили заглянуть в квартиру, благо дом высился в пятидесяти метрах от перекрестка, а на машину мог вывести лишь случай.

Заглянули и лишний раз вспомнили, что инициатива наказуема. В кресле остывал, как выразился натуралист Балков, «свежеиспеченный труп мужчины».

Незаправленная смятая постель, мокрые полотенца в ванной, бутылка из-под шампанского, два стакана, две кофейные чашки, отсутствие признаков насилия на жирноватом теле усопшего героя…

С ходу решили, что девчонка и «папашка» позабавились, стареющего ловеласа хватил удар, юная шлюшка перепугалась, бросилась прочь и очутилась под колесами. Версия была такой удобной, что тянуло не перегружать загнанных экспертов-криминалистов, а составить отчет и заверить его в церкви.

Но порядочные трудоголики еще не перевелись, поэтому в лабораторию отправили немало материалов для исследования. Потолковали с соседями, разыскали хозяйку снимаемого жилья. Она держала на рынке несколько прибыльных галантерейных лотков и, по уверениям продавщиц, постоянно надзирала за ними. Отлучалась ненадолго в контору – крохотную комнатушку в административном здании, а потом вновь неожиданно выныривала из толпы.

Зато подруги Красновой, Варвары Линевой, на первой лекции в университете не оказалось. Это не сулило новых вариантов. Втроем порезвились, тем понятнее одеревенение дяди. Возраст-то анекдотический – «одной бутылки мало, одной бабы много». Потом девочки разбежались в разные стороны, и Зинаиде не повезло. Вопрос «Почему стол был сервирован на двоих?» не смущал. Кто-то мог не пить ни спиртного, ни кофе или вымыть свою посуду. Или Линева просто где-то шлялась, пока Краснова дарила и получала удовольствие. Но все-таки подступила нужда разобраться с отпечатками пальцев. Опытные сыщики знают – это конец иллюзии, будто первая же версия верна. В лучшем случае получится:

«Что-то в таком роде мы и предполагали». В худшем: «Подобного никто не ожидал».

Стоило перестать упираться в столб желаемого, как заблудились в чащобе действительного. Пусть уже одетого солидного мужика прижало до смерти. Так приберись быстренько, благо комната почти келья, и вызови неотложку. Инфаркты и в транспорте случаются, и в гостях у студенток. Причем вопреки расхожему мнению статистика отдает первенство транспорту. А двум современным девицам и в подъезд труп выволочь не слабо. Разбирайтесь потом менты, к кому бедняга поднимался. Малышки его и в глаза никогда не видели, у них только учеба на уме.

Словом, принялись ждать результатов экспертиз, как ждут неизбежных дурных вестей: так не хочется получить, что уж поскорее бы пришли. И вдруг к вечеру приплывает самотеком весть хорошая.

Варвара Линева признается в убийстве…

Красновой, хотя за рулем сбившей Зинаиду машины всем свидетелям мерещился мужчина, и взывает: «Вяжите меня, виновата!» Сыщики солидарны с психиатрами. Если человек признался, что ненормален, значит, нормален, но собою не доволен. Если заявил, что убийца, значит, не убивал, но рыльце в пуху. Бывает, конечно, у уставших жить и психопатов – являются с повинной. Но едва оклемаются от шока, сразу поворачивают оглобли в степь самообороны или невменяемости.

Варвара Линева предвосхитила выводы породнивших микроскопы и компьютеры специалистов, рассказав о раннем визите Леши Трофимова. Она как бы легализовала капсулу со снотворным из сумки Зинаиды – пользовалась подруга их общими медикаментами. Она свое незыблемое алиби в лице Виталия Кропотова продемонстрировала.

И вновь установились тишь да гладь.

Краснова предстала в воображении сыскарей особой, мягко говоря, неуравновешенной. Линева чистосердечным признанием загодя «отмазалась» от двух гробов. Получалось возвращение к первой версии: Зина тайно от Вари и Леши ублажала кобелей не первой молодости, однажды некто Загорский не выдержал…

Но в «убойщики» идут те, кто стремится вперед и не оглядывается назад. Они невозвращенцы по определению. Возвращаются ведь для того, чтобы переосмыслить и покаяться. Или заработать в знакомой обстановке. Когда Варвара всех угомонила, каждый, оказывается, не дремал и ковырял свой струп на ранке. Сергей Балков обратил внимание на то, что паспорт Загорского перед последним в жизни третьим документальным снимком был новехонек, будто принадлежал домохозяйке прежней формации – ни круизов, ни гостиниц с любовниками, незачем вынимать из шкатулки десятилетиями. На вкус Сергея мужицкое удостоверение личности подлежало засаливанию в карманах старых пиджаков и ополаскиванию в пивных лужицах.

Бориса Юрьева покоробило то', что нынешние невесты, шутя, представляют яд противозачаточным средством. Юрьев неутомимо искал спутницу жизни с внешностью перспективной фотомодели и внутренним миром состоявшейся монахини. Случается, запросы у парня великие, а зарплата мизерная. Именно он объявил откровения Варвары Линевой белибердой. И надулся, когда Измайлов возразил:

– Не мы, черт нынешних девок разберет. Их всегда один черт поштучно спьяну разбирал.

– Виктор Николаевич, детский сад это. Одна зелье в чашку высыпает, другая в салфетку отсыпает.

Собственно, Борис, несколько лет наблюдавший людей вблизи, с натяжкой, но верил всему. Кроме случайного появления совершенно незнакомого мужчины в аскетичной обители двух дев.

Оговорись Варвара, что мельком видела потенциального покойника, Юрьеву полегчало бы.

Странно, но в первое посещение, как выражаются чиновники, голубчик мой Виктор Николаевич Измайлов воспринял Варварины бредни серьезно. И перечил ей, и дальнейшими контактами с милицией грозил, но ничему не удивлялся.

Стремятся двадцатилетние фифы наперегонки покончить с собой? Ради бога. Приблудился к Зинаиде незнакомец, чтобы отбросить коньки? Не страшно.

Встретила Варвара перед попыткой отравления олицетворение собственной мечты – Виталика Кропотова? Пожалуйста.

Гораздо позже Вик сказал мне:

– С тобой свяжешься – будешь воспринимать любые выкрутасы представительниц противоположного пола как должное.

Что правда, то правда. Но Измайлов лукавил. Когда Варвара Линева после сна на диване в его кабинете вышла в круг света от настольной лампы с заколкой в зубах, усмирила волосы, а после зевнула, полковник сделал какие-то свои выводы.

Я утверждала, что она необыкновенно строга с мужчинами, сама Варвара отрекомендовалась синим чулком, а он предложил Борису роль не пастыря, но соблазнителя. Так я и не разобрала, что произошло с Виком. Наверное, влюбился, как Юрьев. Варенька обладала неукротимой женственностью. Ведь и Сергей Балков в итоге не устоял. Но об этом потом.

Заключения патологоанатома и других экспертов поставили ментов по стойке смирно, но эффект внезапности благодаря Линевой не состоялся. Сперма во влагалище Красновой и «пальчики» на бутылке от шампанского не принадлежали господину Загорскому. Но уже поведал о проведенном с Зинаидой утре Леша Трофимов. Загорский погиб от воздушной эмболии, а не по воле естественных причин. Паспорт липовый, жертва превратилась в лже-Загорского. Так предчувствовали, что придется распутывать, не разматывать, клубок. По мере возможности, разумеется. А ментовские возможности часто равняются шалой удаче, так что и дергаться нечего. Не переберись я к Варваре в запале журналистского расследования, гнули бы Балков с Юрьевым свою линию: дочка хирурга с помощью медсестры умертвила лично ей надоевшего дядечку и почти сразу отправилась на доклад к господу богу.

И смерть Славы воспринималась бы иначе, не переполоши я всех с наркотиками, не привяжись к Лене и Сане.

Сергей Балков моего вмешательства в ход расследования не замалчивал. В злонамеренности не упрекал, и на том спасибо. Но разве я в состоянии была этаким цитрамоном ликвидировать их мигрени? Почему шприц и жгут, потребные для внутривенной инъекции лже-Загорскому, пропали, а тот же паспорт нет? Почему открыто интересовавшегося Красновой и Трофимовым Славу «замочили» именно после гибели Зины и появления Лешиной мамочки на студенческом междусобойчике? Почему, в конце концов, убитый в жилище наркоторговки и наркоманки человек был снабжен удостоверением личности, некогда принадлежавшим создателю антинаркотической общественной организации? Само собой, парням Измайлова не у меня было занимать добросовестности. Но мое присутствие рядом с Линевой их подстегивало.

Убийство милицейского информатора и автора своеобразной версии ввоза и распространения таблетированных синтетических наркотиков семействами Красновых и Трофимовых стояло особняком. Вроде и увязывалось оно в общий узел, и тем не менее выпирало из него.

Неведомый парень передал приглашение для Славы на вечернюю прогулку в университете, а не оставил конверт у вахтера. Следовательно, в общежитии его знали. Но тогда не проще ли было бы условиться со Славой о встрече один на один? Ладно, способ доставки послания студента не удивил. Он отправился на рандеву, намекнув на прибыль. «Осведомительских» принципиально не брал.

Значит, не с наркотиками свидание было связано?

Напротив арки, за которой его зарезали, Слава купил семечек. Бабулька торговка опознать спутника юноши не бралась, зато уверяла, что они дружелюбно беседовали.

С лав а: Обожаю полугорелые семечки.

Его приятель: Стоит ли загружать карманы мусором?

Пенсионерка обиделась и громко возмущалась тем, что ее товар назвали мусором. Комментариев по поводу эпитета «полугорелые» не возникло. Через четверть часа бабка поспешила к телевизору и возвращения предполагаемого убийцы не застала. Усилиями почтальона и продавщицы семечек составили словесный портрет молодого человека, выманившего Славу: не достигший тридцатилетия славянин без особых примет в коричневой кожаной куртке и трикотажной шапочке, коими при желании можно выстлать пространство между домами города любой величины.

Не помню точно, у человека сердце екает, а у коня селезенка или наоборот.

Мне почудилось, что все мои внутренности этим согрешили, стоило Сергею Балкову сказать:

– Насчет белой «шестерки» в овражке на участке Трофимовых…

Машину землей не засыпали, но валежником закидали качественно. "Я не уверен, что в яме «Жигули», – протянул Сергей и виновато посмотрел на меня.

В роще трудились не на живот, а на смерть.

Обыкновенные работяги разбирали забор вокруг дома, вкапывали столбы, и этот аврал обещал отгородить дачу Трофимовых от внешнего мира в течение двух-трех дней. Сергей с Костей Воробьевым сунулись было к оврагу, но их вежливо и жестко попросили убраться.

Дескать, владение частное, нечего мотаться. Приезжала мадам Трофимова, наскоро обозрела поместье и отбыла с довольным видом. Вообще народу ишачило много. Воробьев притворился дачником, который размечтался нанять бригаду. Его послали к бригадиру, трезвому злому дядьке, который от подряда не отказался, наоборот, пытался радостно скалиться. Сказал: «Здесь закончим, и к вашим услугам…»