Текст книги "Голова в кустах"

Автор книги: Алена Смирнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

И поехала к Вику.

Из Волгограда пришел ответ на запрос. Вениамин Кузьмич Загорский проживал там с рождения. Десять лет назад получил наследство от тетки – дом в Москве. Казалось бы, перебирайся и радуйся. Но прописать можно было его одного, жена и сын для чиновников не существовали. Немало народу получило нищенскую компенсацию за недвижимость и отняло, мучимое невысказанными претензиями к борцам со столичной перенаселенностью. Загорский фиктивно развелся с супругой и ринулся вперед.

По идее благоверная должна была последовать за ним, чай не «во глубину сибирских руд» отправился. Но семейная обыденность особенно редко зиждется на идее. Через год жена перевела развод из разряда фиктивного в разряд натурального. Сын Вениамина Кузьмича, тогда семилетний, натерпевшись от отчима, подался к отцу.

– Незадолго до прощания с Волгоградом Загорский потерял паспорт. Недоумевал, как это могло случиться. Точно помнит, что домой приносил. Все формальности были соблюдены, штраф он заплатил, удостоверение личности получил, – сказал Измайлов.

– Позвонить ему? – изобразила соблюдение обязательств я.

– Позвони, – разыграл удовлетворение соблюдением обязательств полковник.

Пришлось клянчить у полковника транспорт. Повторно я связалась с Измайловым уже из квартиры Линевой:

– Колдую над овощным рагу, Вик.

Купила у бабок полкило хрустящих соленых огурчиков. Водка запотевает в холодильнике. Елки!

– Мужчин принимаете, девушки?

– Не-а, не из таковских.

– Тогда давай быстренько про наш «живой труп». Иначе я сам умру. Через телефонную трубку передаются ароматы рагу или я брежу?

– Бредишь.

– Не жалко меня?

– Жалко, но я принадлежу журналистике и сыску.

– Попробуй сунься домой.

– Попробую. Ой, Варвара вот-вот нарисуется. Отпирает, Вик. Слушай, внешне Загорский похож на самого себя – плотный, с залысинами. Фамилию, имя и отчество произносит с апломбом, этакий масштабный деятель. Он размечтался объединить усилия родителей наркоманов в неустанной борьбе и так далее.

Все, пока, милый… Привет, Варь. Нет, не жених, у меня таких милых…

Измайлов зарычал. Мысленно я пожелала ему здравствовать и попросила о снисхождении.

Варвару и впрямь мучила смерть Зины Красновой. Однако прежде чем выговориться, она допросила меня: кто, откуда, почему, зачем. Правда, и свою немудреную биографию девушка излагала охотно. Воистину важно не что сказали, а как. Тон Линевой удивительным образом сочетал спесь и заискивание. «Эта обшарит карманы, сумку и, не спросясь, позаимствует на день юбку», – подумала я. И возрадовалась. Варвара Линева была живая, то есть в меру порочная. По сравнению с ней праведничающая Лилия Петровна Вешкова казалась муляжом.

Варварина манера пить и поить меня тоже не шокировала. Видела я таких. Собутыльнику наливают щедро, себе чуть-чуть, а выглядит закрашенное лимонадом пойло одинаково. Поскольку водку я приемлю с трудом, ниже уровня чекушки мы не опустились. Почему бы ей было не заказать шампанского? Вина? Проверяла на пристрастие к алкоголю? Ох уж эти саперные работы в быту. Или она Краснову поминала?

Про Зину Варя рассказывала трепетно, как и подобает подруге, принесшейся в милицию с повинной в равнодушии и недомыслии. Собственно, она попотчевала меня тем же, чем Измайлова, Юрьева и Балкова. В отличие от них я знала, что последует за каждым пассажем, и рулила к теме наркоты без зазрения совести. Судя по всему, Варвара о бурно формирующейся зависимости Зинаиды не догадывалась. «Так живешь бок о бок, дружишь, а ничегошеньки о человеке не ведаешь», – классически думала я, прикладываясь к стакану. Ни мне, ни Варваре не удавалось захмелеть. По выражению Сергея Балкова, мы «переводили продукт». Наконец убрали его с глаз долой. На какой-то миг мне показалось, что Варвара готова предложить забить косячок. Но она выразила желание лечь спать. «Такими темпами далеко не продвинешься», – недовольно размышляла я, вытирая намываемые Варварой тарелки. И тут позвонили в дверь.

– Кого принесло на ночь глядя? – проворчала Варвара.

– Девятый час всего, – объявила я.

Мне не хотелось сидеть одной и внимать посапыванию Линевой. Гости были ко двору. Тем более что на огонек забрел Леша Трофимов. Его визит взбудоражил Варвару. С девушки мгновенно стекли хандра и сонливость. И водочка в компании Леши хорошо пошла, и закуска на зубах не вязла. Бодрость Варвары заметно контрастировала с подавленностью Трофимова. Он пил и ел, словно через силу. Говорил только о достоинствах Зиночки Красновой – медленно, не очень связно и внятно. Мое присутствие Лешу очевидно раздражало. Он промаялся минут двадцать и вызвал Варвару в кухню.

– Не могу никого представить на месте Зинки, – донеслось до меня.

– Тише, Лешенька, Полина ни в чем не виновата. А я на мели.

– Сказала бы, у меня есть деньги.

– Извини, Поля, мы посекретничаем, – запоздало крикнула Варвара и закрыла дверь.

Я их извинила. Не в лучшее время попала в дом, надо было терпеть. Состояние средней паршивости превращалось в состояние крайней гнусности. Я уже собиралась малодушно сбежать к Вику, когда вернулись Варвара с Лешей. От рюмки на посошок Трофимов отказался.

Но общение с девушкой пошло ему на пользу. Во всяком случае, он перестал искоса зыркать на меня и цедить звуки, будто давал их взаймы. И сразу стал милее.

Его небольшие серые глаза, острый нос, узкие губы и чуть скошенный подбородок более не вызывали во мне неприязни.

После чашки кофе Леша убрался восвояси.

– Тоскует он по Зинке, – сказала Варвара. – Я все прикидывала, ставить тебя в известность, не ставить. В общем, когда Зину сбила машина, менты сюда наведались. Представляешь, в кресле восседал труп дядечки, которого я в глаза не видела. Поэтому и заволокла тебя сюда чуть ли не силком. Весь универ в курсе, желающих поселиться со мной не было.

Удерешь теперь? Струсишь?

– Нет, – успокоила я Варвару. – История, конечно, странная. Спасибо, что посвятила. Но мне приткнуться некуда. Кто еще на две недели пустит.

– Лады, мне полегчало, – улыбнулась Варвара. – Ну, укладываемся?

– Укладываемся, – поддержала я.

Никаких развлечений в финале суток не предвиделось.

Глава 4

Утро ознаменовалось разогретыми остатками рагу, горячим чайником и отсутствием Варвары. У девушки не было привычки будить людей, чтобы досадить им.

Поэтому Варя удостоилась моего мысленного привета и наилучших пожеланий. Я давно предпочла завтраку пробежку и контрастный душ. И изменять привычке не собиралась. Приспособление с дырочками в ванной наличествовало, но бездействовало. Это стало ударом по психике, однако в нокдаун не послало. Облачившись соответственно, я рванулась осуществлять то, что зависело от меня, а не от жилконторы. Народ у нас все-таки дикий. Трусящая женщина вызывает в нем потребность соучастия неласковым словом. Комплексы прут наружу. Чего только я не наслушалась. От «кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет» до «глупышка, пылесосишь легкими вредные выхлопы, на природе надо здоровье поправлять». От «жрать пора меньше» до «догоню – трахну».

Под железным навесом остановки на искореженной лавке сидел бомж. Он создавал впечатление скульптуры – мертвецкой неподвижностью членов и подслеповатостью взгляда. «Наверное, пребывает здесь неотлучно, – решила я. – Устал уже попрошайничать, просто ждет, когда кто-нибудь сунет в руку монету. Не видел ли сиделец, как погибла Зина Краснова?» Свою общительность бомж обменял на мой червонец. Да, недавно наехала легковушка на девицу. Водила был пьян или обкурен, потому что несся на зеленый. Сшиб девчонку и не заметил казуса. Наверняка снимает дачу в пригороде: номер грязью забрызган, а асфальт сухой. Почему обкурен? Да, мужик битый час за рулем кемарил и вдруг сорвался – чума чумой. Прохожие обалдели, к девушке бросились, потом врассыпную.

Кому охота с ментовкой связываться?

А наехавшего моментально и след простыл… На словосочетании «и след простыл» мой информатор забуксовал. Я отправилась в квартиру, он в магазин.

Вечер не сулил неожиданностей. Количество действующих лиц равнялось количеству исполнителей. Мне даже подумалось: «Напрасно переупрямила Измайлова. Надо было просто попросить Вешкову свести меня с наркоманом из завязывающих. Такие чаще соглашаются говорить с журналистами». Я готова была морщиться при слове «интуиция» и кукситься при мысли о перспективах чинного сосуществования с Варварой, которая, подобно Софи Лорен, норовила завалиться спать в двадцать ноль-ноль. Со стареющей кинозвездой все было ясно, а со студенткой Линевой нет. Нарушать уговор не хотелось. Но можно было пожертвовать деньгами, оплатить двухнедельное проживание и податься «в научную командировку». Я сомневалась, что Варя исстрадалась бы без моих телеграмм.

Это состояние стало навязчивым часам к четырем. Я не ожидала столь стремительного завершения работы в инстанциях. Ответственная за лечение и профилактику особо опасных инфекций женщина надиктовала мне целый блокнот ужасающих сведений и предупредила все возможные вопросы. Чувствовался опыт пресс-конференций. В отделе по борьбе с незаконным оборотом наркотиков ребята тем более не были склонны терять ни минуты. Вчера Лилия Петровна Вешкова представляла мне наркоманов запутавшимися детьми, не умеющими и не желающими выносить взрослую тоску, боль, необходимость без поблажек исполнять какие-то безрадостные обязанности, то есть, в сущности, жить обыденно. Менты наркоманов презирали и ненавидели. «Безвольная, жестокая, тунеядствующая мразь.,.» Это было самой пристойной из услышанных характеристик. Лилия Петровна сами наркотики называла карой, а их продавцов – подлыми убийцами. Слуги закона ратовали за тюремное перевоспитание потребителей и распространителей. Но последние, похоже, были им более симпатичны.

"Спрос рождает предложение, – твердили измотанные парни. – Торговля начинается с покупателя. Сейчас полно информации о вреде расслабляющего зелья.

И думающий, ответственный человек к ним не притронется. А подонок и сам найдет мак, коноплю, таблетки". В общем, мир не подлежит изменению. У каждого своя правда. И чем полнее она совпадает с правдами большинства, тем любезнее обществу становится личность. Наркоман ведь тоже бывает ему любезен, пока светло галлюцинирует и не претендует на престижную должность, богатство, славу, на то, чего всем изначально не должно хватать. Вот когда он принимается посягать на собственность, тогда и возникает конфликт. Разумеется, я не рискнула поделиться с милиционерами своими размышлениями.

Итак, за компьютер садиться было рано, еще не устаканились впечатления.

Ни рабочий, ни домашний телефоны Измайлова не отвечали родным полковничьим голосом. В снятой убогой берлоге не водилось книг, магнитофона, проигрывателя, телевизора. Я решила навестить маму с Севкой, и именно в этот момент появилась Варя и осчастливила меня сообщением:

– Сегодня у нас гости, Поля. Тебе надо познакомиться с людьми, а то загнешься от скуки. Спиртное и музыку народ притащит, а жратва в форме закуски – наша забота. Соленые огурцы остались, хлеба полно. Тебя не затруднит купить сыр, самый дешевый?

Да, девица Линева вознамерилась пользоваться моим кошельком напропалую.

Я могла сослаться на безденежье, но почему-то покорно отправилась к прилавкам. В конце концов, сама мечтала «проникнуть в студенческую среду». За осуществление любой мечты приходится платить. И лучше не затягивать с этим делом. Хуже нет ситуации, когда ты уже забыла, как страстно жаждала что-то обрести, привыкла к обретенному, а судьба вдруг выставляет запоздалый счетец.

И кажется подобное несправедливым.

Сохранив по привычке – незамысловатыми рассуждениями – душевное равновесие, я приободрилась и расщедрилась на консервированные болгарские голубцы. Когда у моего папы что-то не ладится в фирме, он ест их холодными из жестянки. Объясняет: «Свойство памяти, дочка. Отведал – и словно повезло с дефицитным продуктом. Настроение улучшается, снова молод и могуч, карьерист и добытчик». Мой опыт говорил: пришельцы смечут абсолютно все, и завтра нам с Варварой придется голодать.

А я, если честно, уже повадилась есть мало, но регулярно. Варя мою предусмотрительность одобрила и спрятала банки в угол под свой диван. Это, конечно, не означало, что кто-нибудь из нас в порыве пьяного дружелюбия и щедрости не извлечет их к концу попойки. То, что намечалась именно попойка, я определила по количеству лихо изготовляемых Линевой бутербродов. Не могла же она пригласить в однокомнатную конуру два десятка приятелей. Получалось, прикинула литры выпивки.

Я несколько подзабыла юношеские нравы. В комнате прекрасно разместились семнадцать парней и девушек. Но, по-моему, бутылки все-таки занимали больше места, чем они. «Наркоманов среди них нет, – подумала я едва ли не с сожалением. – Те вроде бы с алкоголем не связываются. Хотя, кто их, нынешних, разберет». Компания была довольно однородной по материальному признаку: общежитские, которым родители помогали продуктами и небольшими деньгами, и домашние, из семей с ограниченным достатком. Понятия «низшего и высшего круга» существовали всегда, но я не припоминала, чтобы в пору моего студенчества люди так открыто, бесстыдно и алчно зарились на чужое добро. Послушать их, готовы на самые грязные интриги, воровство, лжесвидетельство, лишь бы не попользоваться даже, а в сторонке постоять, когда либо живого врага в кутузку поволокут, либо мертвого на кладбище. «Окстись, Полина, готовы – еще не значит способны», – одернула я себя.

И стала бродить между группами, задерживаясь там, где болтали раскованно, в два-три голоса.

Треп был погрубее, чем у нас. Никто не «сохранял лицо». О соседском никогда и нигде не заботились, но чтобы свое не поберечь, чтобы не попытаться прослыть интеллигентным?.. Эти не пытались ни быть, ни слыть. О Зине Красновой тоже не проронили ни звука, будто их ровесники ежедневно нелепо гибли и смерть была обыденностью. Я их не осуждала. Сейчас год идет за три по плотности разочарований и приобретению навыков выживания за счет ближнего. При таком арифметическом подходе я была старше их на пятнадцать лет. Другое поколение, удивляться нечему.

На моем диване разместилась компания, в которой верховодила худенькая, коротко стриженная девушка с умными веселыми глазами. Она делилась впечатлениями о ректорском совещании, куда вызвали прогульщиков, двоечников и прочих штрафников.

– Мы с ребятами под завязку накачались пивом, купили полбуханки черного хлебушка, и черт нас дернул вернуться в универ. Тут тайфуном налетела куратор, подбодрила троих и спровадила в кабинет. А там – деканы, их замы, профессура и толпа праведников.

Светочи науки выступали рьяно и подолгу. Взывали к разуму, запугивали отчислением, упрекали в неблагодарности.

Провинившиеся внутренне ощетинились и гадали, на сколько наставников хватит и будут ли кого-то действительно выгонять, дабы другим неповадно стало.

– Было жарко, надышали, и меня развозило все сильнее, – рассказывала девушка. – Я хлеб незаметно отщипывала и в рот закидывала, мочки ушей массировала, нет, чувствую, отключаюсь.

И в этой отключке начинаю абсолютно все относить исключительно к себе. Пусть я учусь на пятерки, но ведь посещаемость почти нулевая. Точно, и честь позорю, и ученых с мировыми именами заставляю на проработку время тратить, и коллектив сверстников разлагаю, и безработной стану, потому что не выдержу конкуренции с теми, кто привык к дисциплине. И так мне паршиво на душе сделалось, так стыдно. Раскаяние одолело – пьяное, невыносимое, требующее выхода. Я уронила голову на руки и разрыдалась. Все переполошились, спрашивают: в чем дело? А я сквозь рыдания: «Мне совестно, простите…» И опять в рев. Видимо, рядовым преподавателям тоже невмоготу было париться на мероприятии.

Вскочила наш куратор и завопила: «Она хорошая девочка и напропускала по болезни. Видите, какой эффект. А с теми, кого ничем не проймешь, мы будем безжалостно расставаться!»

Мне уже минералки передали, по головке погладили, а я все не могу остановиться. Совещание прикрыли, братья и сестры по несчастью жмут мне обе руки, советуют в кино сниматься. Один только просек. Сказал: «Всем надоело, и они предпочли не заметить, как от тебя разит пивом». Но я вошла в роль и зарычала:

«Что ты себе позволяешь? Каким таким пивом? Мне грозило исключение». Мои собутыльники уже проржались, поэтому двинулись на него колонной. Парень, кланяясь и извиняясь за неудачную шутку, смылся…

Я посмеялась с ребятами и продолжила обход. Кресла были заняты целующимися парами. На полу между креслами курили трое ребят.

– Сто лет Натку не встречал, – сообщил рыхлый коротконогий детина.

– И не встретишь до Нового года, – откликнулся возлежащий со стаканом и сигаретой юноша. – У нее теперь только пингвин на уме.

– Чья кликуха? – удивился кто-то из дальнего угла.

Всезнайка хихикнул:

– Ничья. Настоящий пингвин. Хозяева у него крутые. Выгуливают в яркой шапочке типа «петушок» и тащатся, когда на них прохожие пялятся. В квартире домашние шлепанцы обувают. Уехали в загранку до января, а Наташку приспособили к живности в сиделки.

Пингвину каждый день покупалась живая рыба, и раз в неделю к нему вызывали на дом ветеринара. Наташке кинули аванс в долларах. Валюты же на содержание пингвина требовалось столько, сколько его нянька за всю свою жизнь не потратила. Несчастная Наташка очутилась в смертельных объятиях выбора. Ей было невыносимо трудно брать из толстой пачки баксы на ублажение птицы.

Экономить на питании экзотического существа? Перемежать живую рыбу мороженой? Загнется – не рассчитаешься.

Натка попыталась платить ветеринару натурой. Но мужчина благоразумно отказался, дескать, если по любви, бесплатно, – возьму. А если за деньги – не надо, жена есть. Теперь девица выгадывала доллар-другой на сортах морепродуктов и их весе. Короче, ей не до друзей.

Друзья понимали и не обижались.

Кружа потихоньку по квартире, я оказалась ближе всех ко входной двери, когда в нее уверенно позвонили. Я отперла и попятилась, пропуская двух молодых накачанных мужичков. Немедленно рядом со мной возникла Варвара и заворковала:

– Познакомься, Поля, близкие тебе товарищи – Леня и Саня.

– В каком смысле близкие? – растерялась я.

– Аспиранты, – усмехнулась Варя. – Но если захотите еще как-то сблизиться, ваше право.

– В чем совершенствуетесь? – из вежливости поинтересовалась я.

– В математике, – удовлетворили мое любопытство аспиранты.

– А… Физики и лирики – что далекие планеты, – отстранилась я.

– Не спеши с выводами, – предостерег меня Леня. И парни направились к заметно поредевшему завалу непочатых бутылок. Варвара вернулась в кухню, где умудрялась еще что-то кромсать на тарелки. Не иначе голубцы в ход пошли.

Я метнулась в туалет. На удачу он не был занят, в нем пахло спермой и мылом.

С веревки уныло свисали дешевые женские трусики. Варя Линева показала себя далеко не простушкой: корзинка для косметики была пуста. Причем не в стиральную машину она залог своей красы вывалила, а спрятала куда-то подальше и ненадежнее.

Я придирчиво уставилась в небольшой прямоугольник зеркала над раковиной.

Повертела головой, будто делала гимнастику для шеи. Похлопала веками, показала себе язык. Но от гнусных мыслей о Варваре Линевой не избавилась. Меня извиняло то, что я пребывала в панике.

Даже скорее в тихой истерике. Малодушный порыв броситься к Измайлову грозил перерасти в потребность. Искусственно стимулировать выработку организмом адреналина вовсе не хотелось.

«Кто же такая Линева? – скулила я про себя. – Случайно ли она столкнулась со мной в университете? Спонтанна ли сия вечеринка? Опознать, проверить, напугать меня должны были, по ее замыслу, Леня и Саня? Чего она добивается? Предположим выяснится, что я не аспирантка, а журналистка. Подумаешь – трагедия…»

– Поля, ты не умерла в месте общего пользования? – раздался из прихожей обеспокоенный голос Варвары.

– Секунду, – откликнулась я.

Получилось раздраженно и хрипло.

Именно собственный тон помог мне справиться с вибрирующими вразнобой нервными окончаниями. "Опомнись, трусиха, – призвала я себя. – Тайны ниспосылаются для того, чтобы их разгадывать, а не бояться. Беги к Вику, позорься.

Но если ты просто-напросто ошиблась, сама себе не простишь".

И я принялась соображать, по определению полковника, быстро и качественно. Леня и Саня действительно были недавно обезоружившими меня в подъезде ментами или я обозналась? Могла и обознаться. Тогда из носа текли кровь и сопли, из глаз слезы, да и в обморок я свалилась некстати. Дальше, если это и они, то теоретически аспирантам не возбраняется работать на выездах по зову сработавшей сигнализации. Еще дальше.

О моем визите в универ были извещены редактор и его знакомая дама. Причем дама меня никогда прежде не видела.

Линева что, ее или редактора агент? Маразм. Потом, Варвара не узнала меня уже на следующий после травмы день, когда я явилась к ней подселяться. Неужели Леня с Саней способны были узнать сегодня? Чушь. Итак, одно из двух: либо я до сих пор психованная из-за усмирения наручниками и перепутала аспирантов с ментами, либо они подрабатывают, но вряд ли соотнесут образы владелицы квартиры, мамаши резвого мальчика Севы, и бездомной иногородней идиотки, собравшейся в наше время делать научную карьеру. Нужно пойти взглянуть, чем они занялись.

Мои опасения отпустили меня на волю столь резко, что из туалета я вырвалась ошалевшей. Вероятно, контраст между скромно прислушивающейся к трепу ребят и мягко отстраняющейся от активных парнишек Полиной и эйфоричной, бесшабашной Полей был ощутим. Во всяком случае, Варвара, терпеливо подпиравшая стену напротив двери, отшатнулась. Мне стало неловко – протомила девчонку ни за что ни про что. Линева буквально запрыгнула в освободившееся помещение, но в прыжке успела буркнуть:

– Мастурбируешь ты там, что ли?

В комнате я совсем успокоилась. Леня и Саня зашли попить на халяву. Они глушили водку вдвоем и в третьем явно не нуждались. Их здесь не все, но знали и изредка подавали короткие реплики, на которые парни столь же скупо отвечали.

Свет не включали, на столе неровно горела пара оплывших огарков, и я так и не могла разобрать – эти люди спасали от меня человечество или все же другие. Не успела я для пущей расслабленности плеснуть себе из бутылки кем-то принесенного, но всеми игнорируемого сухого вина, как у входа снова задребезжал звонок.

– У нас все в сборе! – крикнул автор рассказа о пингвине.

Варвару впору было заподозрить в том же, в чем она заподозрила меня. Из уборной девушка носа не высунула. Вспомнив, что я здесь тоже как бы на своей территории, я открыла опоздавшему. Вернее, опоздавшей. «Похоже на налет хозяйки квартиры», – подумала я, вытаращившись на даму средних лет в шикарном плаще и с брезгливой гримасой на искусно загримированном лице.

– Вы снимаете эту конюшню? – спросила она и без приглашения перешагнула через порог.

– Снимаю, – сухо подтвердила я.

И разозлилась. У нас с Варварой нет средств на коттедж. Полагаю, что не только арабский шейх, но и многие наши соотечественники могли бы назвать конюшней ее недвижимость. Тоже мне королева. Я на минуту запамятовала, кто и откуда, и выпалила:

– Не надейтесь быть в сей конюшне ни конюхом, ни наездницей.

Она слегка дрогнула мускулами, однако тон не сбавила:

– Вы либо Зинаида Краснова, либо Варвара Линева.

– А вы кто? Доморощенная ясновидящая?

Расхамиться нам с мадам не позволила Варвара. Ее вынесло на гостью прямиком из сортира.

– Я Линева. Чего вы хотите?

– Где Алексей Трофимов? Я его мать.

Мы с Варей невольно переглянулись.

Дама истолковала обмен взглядами по-своему. Она ринулась в комнату, включила свет и прогулялась глазами по присутствующим, словно старалась запомнить их для кровавой вендетты. Развернулась и двинулась в кухню. Я расслышала шепот с придыханием: «Ублюдки, быдло, мразь». Варвара догнала ее и, прежде чем они уединились, громко попеняла:

– Насколько я понимаю, вы ищете Лешу и вам нужна помощь? Тогда не кипятитесь и не заводите моих друзей. – Друзья, впрочем, особого волнения не выказали.

– Дура тетка, – бросил кто-то. И капризно потребовал:

– Погасите лампу.

Я машинально тронула выключатель, запаслась вином и подперла косяк, чтобы не пропустить исхода.

Примерно через четверть часа ухоженная изнеженная фурия промелькнула мимо. А Варвара позвала из кухни:

– Поля!

Я не заставила себя ждать.

– Можно с такой стервой сосуществовать в замкнутом пространстве? – воскликнула Варя. Она опрокинула в себя рюмку, закурила, глубоко затянулась и тише добавила:

– Поля, Лешка слинял из дома, что меня лично не поражает.

Прошу, если он вдруг объявится в мое отсутствие, не отпускай его, пока он со мной не переговорит.

Я пообещала и спросила:

– Надо полагать, он не доложил мамуле о гибели Зины?

– Не доставил удовольствия. И я тоже, – подтвердила Варвара. – Да она к нам, как ко вшам, относится. И породистый ребенок в толпе от них не застрахован, но такая мигом выведет паразитов.

Я все-таки обзвоню кое-кого, предупрежу, что маман рыщет по Лешкиным приятелям.

– А я пройдусь до киоска. Ни у кого сигарет нет.

– И у меня последняя была в пачке.

Я накинула куртку и выбралась на воздух. Мадам Трофимова ругалась с владельцем припаркованной впритык к ее сверкающему «Фольксвагену» подержанной иномарки, которая мешала ей умчаться из этого вонючего двора на поиски любимого сына. Неподалеку под фонарем отирался парень, сетовавший на то, что сто лет не встречал Натку. На просторе он смотрелся не таким уж толстым и низкорослым. В зубах у него тлела «беломорина», зато в руках шелестела синеватыми страницами изящная и не дешевая записная книжка. У меня сложилось впечатление, что он заносил в нее номер трофимовской машины.

– Поля! – проорали сверху. Я задрала голову и улыбнулась представшему зрелищу. Почти полный состав гостей маячил в окнах и на балконе и разудало горланил. Не сразу, но разобралась: они сбросят мне деньги на курево для всех. И со второго этажа в палисадник полетел бумажный сверточек. Пока я его доставала, парнишка-следопыт скрылся в подъезде. Верно, не желал, чтобы я перепоручила ему поход в лавку. А я и не собиралась.

Киоск находился в трех минутах ходьбы, через дорогу.

Потом наступила самая сумбурная часть вечеринки. Кому-то становилось тоскливо, кто-то матерился, кого-то тошнило, кто-то дозрел до дискотеки. «Много ли обездвиженных заночует?». – беспокоилась я. Но Варвара выдворила всех без церемоний. На мой восхищенный возглас она потупилась:

– У нас с Зинкой так было заведено.

Никого не ограничиваем, ничего не заначиваем, только уползти должны все до единого. Лежачих уносят.

Мы наскоро прибрались и нырнули в постели.

– Поль, ты не пьешь или не косеешь? – сонно полюбопытствовала Линева.

– Когда как. А ты?

– Потребности в спиртном не испытываю. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Варя.