Текст книги "Дом на краю звезд (СИ)"
Автор книги: Алена Медведева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Эпилог
Юма встретила Санни красноватым небом и запахом пыли. Планета оказалась суровой – не враждебной, но требующей уважения. Горы на горизонте будто созданы из раскалённой меди. Воздух – плотный, насыщенный озоном. Немного больше чем на Земле, но не критично. Всё здесь дышало и пульсировало энергией – как живая, дикая, цельная стихия.
Среди пустынных ландшафтов Юмы стоял их дом. Тоже каменный, встроенный в склон, с панорамными окнами, уводящими взгляд к звёздам. Терраса выходила прямо на склоны долины, где на закате пар поднимался в небеса столбами света. Рядом имелась парковка с местными флаерами, обеспечивающими транспортную доступность.
И теперь этотдом сталеё. Дом на краю звезд. Дом, где поселилось счастье.
Свадьба прошла на закате, на высокой платформе, вырубленной в скале. Никаких платьев с фалдами. Никаких многолюдных церемоний. Только они с Тиаром, его сестры, семья Санни и несколько близких друзей. В их числе – Илия Мур в сопровождении высокого рыжеволосого ученого-изобретателя, создавшего практическую основу теории мгновенного перемещения материи в пространстве. Сёстры – учёные, как и Санни. Средняя – тоже ботаник. Накануне они вместе украсили платформу яркими цветами, вырастив их из местных спор по ускоренной методике.
– Эти растения живут только три дня, – сказала одна из них, укладывая охристые лепестки по кругу. – Но за это время они успевают зацвести, попылить и дать семя.
– Как чувство любви, если оно настоящее, ему не надо много времени, чтобы вырасти и расцвести, – добавила другая.
Обряд был древним.
Они стояли лицом друг к другу, босиком, с каплями крови на надкушенных губах в отблесках алого заката. Он – прикусил свою, она – свою. Потом вместе отпили из одной чаши риханну, передавая ее друг другу по очереди пока сосуд не опустел.
– С этого дня вы не просто пара, – произнёс старший представитель клана. – Вы едины, связаны кровью. Связаны памятью, дыханием.
Она смотрела в глаза Тиару и больше не боялась. Потому что сейчас – всё былопо-настоящему.Никакого подлога!
Жизнь на Юме текла иначе. Размереннее чем на Земле. Утром Тиар, если они были дома, просыпался первым. Варил крепкий бодрящий отвар из местных горьковатых семян и приносил его Санни прямо в постель. Она просыпалась под прикосновения его рук – тёплые, надёжные, нежные.
После завтрака – каждый отправлялся по своим делам. Тиар уезжал в головной центр корпорации, а Санни – в лабораторию, где занималась безопасной адаптацией земных культур под условия Юмы. Она чувствовала себяна своем месте.Любимой,нужной.
Вечером, когда позволяло время, они вдвоем гуляли по склону. Тиар показывал Санни следы редких глеев или они представляли как будут гулять здесь с детьми. Иногда они просто сидели, молча, наблюдая за тем, как звёзды выплывают из-за клубов пара. Картина неба завораживала, меняясь и увлекая. Казалось, звезды россыпью кружатся над их головами.
– Парадокс, – сказал Тиар однажды. – Я защищал грузы, которые шли по маршрутам в транспортах «Иволги», и смог заполучить то, что ценнее всех этих караванов.
– Что? – Санни смешливо прикусила губу.
Он прижал её руку к сердцу.
– Тебя.
Они засмеялись.
Внезапно пошёл дождь – настоящий, редкий, короткий. Они стояли на склоне в мокрой одежде, держась за руки, не пытаясь убежать в укрытие; освежающие капли сделали воздух чище – можно было дышать полной грудью.
– У тебя есть всё, что ты хотела? – спросил Тиар.
Санни посмотрела на него, промокшего до нитки, растрёпанного, но такого родного.
– Больше, чем могла представить.
Позже ночью она сидела у окна, завернувшись в плед, пила горячий настой из трав, которые сама же и вырастила. Муж – спал на диване, утомлённый. На губе всё ещё оставалась её метка.
Санни улыбнулась.
Ошибка. Притворство. Подмена. Крах?
А стало – навсегда.
Конец истории. Буду благодарна за впечатления в комментариях и оценки :)
Бонус
Думать о работе не получалось, вместо этого я уже полчаса сидела, не замечая ничего вокруг и рассматривая узкий темный браслет на своем запястье. С него все и началось…
За прошедшие пять лет я свыклась с ним настолько, что порой забывала о гладком ободке темного камня, обвивавшем левое запястье так плотно, что не получилось бы просунуть между ним и поверхностью кожи даже лист бумаги. Единственным украшением этого внешне неприметного браслета служил огромный рубин. Но заметить его было сложно – камень располагался с внутренней стороны запястья, над слегка проступавшими сквозь кожу голубоватыми венками.
И этот браслет невозможно снять. Мне так точно – пробовала. Ни единой трещинки, ни намека на защелку – безукоризненно гладкий по всей поверхности он производил впечатление цельного, изготовленного из монолитного куска камня.
Но я знала, что это не так. Ведь десять лет назад браслет на меня надели. И спустя годы я отчетливо слышу щелчок, с которым он закрылся, обвив мою руку словно… оковы. И чувствую ощущение первого холода соприкосновения с камнем. Впрочем, со временем я поняла, что прохлада предпочтительнее, тепло исходящее от него куда… страшнее.
– Когда ты мне понадобишься – он нагреется, – предупредил меня голос. Голос того, кого я не могла ни увидеть, ни почувствовать в кромешной темноте, окружавшей нас. Голос, который пугал настолько, что я не могла выдавить из себя и звука. Голос моего мужа. – Нажмешь на рубин и переместишься ко мне.
Ответ не требовался: мы оба знали, что я сделаю это. Сделаю немедленно, едва прохладный камень начнет излучать тепло. И делала уже много раз…
***
Во всех смыслах этого слова приятно быть обеспеченным человеком! И тем более обеспеченной женщиной. Я с детства привыкла к мысли, что могу позволить себе все – от понравившегося платьица до острова в любой точке мира. Повезло родиться в семье успешного банкира. Очень успешного – деньги всегда текли рекой в руки моего отца. Чтобы не происходило в мире, наше благосостояние лишь укреплялось. Это даже служило прессе поводом обвинить отца в сговоре с темными силами!
Он крепкой рукой управлял своим делом и так же – выверено и четко, без сантиментов – принимал решения в семейных делах. Слово отца – закон! Это единственное правило, которому я подчинялась с детства. Впрочем, вопреки возможностям, из меня не выросла ни аморальная лоботряска, ни глупая истеричка. Именно влияние отца сделало это – удержало нас, его детей от тлетворного влияния вседозволенности и всесильности.
«За все надо платить так или иначе – иногда говорил он. – Ничего не дается просто так»
И взгляд его при этом странно холодел.
Но в детстве не придаешь значения таким мелочам. Семья наша была большой – два брата и три моих сестры. Я – четвертая по счету, Юлия. Говорили, что я росла послушным и старательным ребенком. С этим не поспоришь – помню, что всегда стремилась радовать родителей, занимаясь со всей серьезностью. И о будущей профессии начала задумываться еще в школе. Ни о карьере модели или дизайнера, хотя внешность, фигура и возможности позволили бы мне стать «лицом» самых модных журналов. Нет, я искала для себя чего-то более основательного, всегда стремясь оставаться в тени и твердо стоять на ногах.
Наверное, я всегда была домашней девочкой, которой в мечтах чаще виделась любящая семья, чем модные показы и взоры тысяч глаз. Решила пойти путем отца, выбрав экономическое образование. Отец тогда задумался надолго, но в итоге решил: хорошо, учись, я обеспечу тебе хорошее место в семейной компании. Как иначе, не начинать же мне карьеру с разносчика пиццы?..
Все это мы обсуждали в старших классах. Но планы пошли наперекосяк, когда мне исполнилось семнадцать. Тогда я и узнала о причинах фантастической успешности нашей семьи.
Началось все с… темноты.
В первое мгновение я подумала, что… выключили свет? Случилась какая-то авария? Уже потом вспоминаешь про резервный генератор, автоматику и приходит осознание: случилось нечто невероятное. Мы всей семьей находились в столовой – ужинали. И когда внезапно наступила тьма (а была она абсолютной – без фиолетовой темноты ночи, размытой светом звезд и луны), резко замолчали – каждого накрыло страхом.
Не знаю, сколько прошло времени – я так и просидела, не шелохнувшись, не в силах произнести и звука. Когда внезапно все вернулось – свет, ощущение нормальности и привычное окружение – большой стол с едой и мои родственники.
И отец, который словно постарел лет на пятнадцать за одно мгновение…
– Юля, – рывком встав из-за стола, шагнул к кабинету, позвав меня за собой. – Нам необходимо поговорить.
Тогда я и узнала об уготованной участи – быть отданной в возмещение семейного благополучия. Кому?.. Злу! Демону, вампиру, монстру…
«Чудовищу» – как по прошествии времени мысленно я стала называть его.
Официально мы стали супругами. Впрочем, к чему этот блеф? Лгать себе нелепо. Супружество, пара, семья – все это подразумевает какую-то общность, равноправие, отношения в конце-концов. Между нами ничего этого не было. Да и как можно считать смертную женщину равной бессмертному сверх существу? Даже свадьба была бутафорской. Исключительно ради сохранения моей репутации в человеческом мире. Вместо жениха был какой-то нелепый субъект в сбившемся набок шейном платке и несуразном костюме. Он то и надел мне на руку ненавистный браслет, безразлично пояснив:
– Носить его огромная честь для смертной!
– И многие носили? – Вырвался у меня тогда вопрос.
От страха – не иначе. Мне толком никто не объяснил что предстоит, а неизвестность спровоцировала панику в душе. Даже отец сказал: будешь повиноваться мужу во всем, добавив, что это во благо семьи и что я сильная девочка, не зря у меня мужское имя, я справлюсь. Ах, да – на «вы» мне повелели обращаться к «супругу». Еще бы был повод… За пять прошедших лет мы едва ли обменялись парой фраз.
– Кто ж их считал… – не без иронии ответил незнакомец, представлявший неведомое зло.
Мне же вопросы задавать расхотелось сразу – слишком красноречиво указали на мое место. На значимость…
Никто.
***
Оторвав взгляд от браслета, взглянула в окно. Стемнело, повсюду засверкали новогодние гирлянды – на площади напротив, в окнах домов и витринах магазинов, даже на деревьях вдоль дороги. В большинстве своем люди воспринимают это время по-особенному, невольно поддаваясь навязанной традиции и привычным условностям: надо радоваться и праздновать.
Мне же оставалось только наблюдать за чужим праздником со стороны – из окна лимузина, проносясь по городским улицам, с экрана телевизора или вот так – в панорамное окно с видом на город из рабочего кабинета. Впрочем, потребности окунуться в атмосферу зимней сказки никогда и не возникало – не для меня все это. Участь стороннего наблюдателя устраивала, я всеми силами старалась не проникаться этим ощущением бурлящей жизни, тепла, семейными ценностями и атмосферой общности. Важнее было сохранить в душе ставшие неотъемлемой частью меня холодность, отрешенность и безразличие. Иначе мне не продержаться. Иначе станет очень больно… обидно… одиноко. Всплывут в голове вопросы, что я давно запретила себе задавать: почему? Именно я?
В нашей большой семье новогодние праздники тоже отмечают. С размахом, и вопреки всему, семейным теплом. Сестры и братья со своими семьями, родители – все собираются в большом доме и, как положено, делятся теплыми пожеланиями и подарками. Меня обычно не приглашают. Поначалу я пробовала являться сама, но быстро поняла – не стоит. Проникнуться теплом и чувством нужности это не поможет. Скорее наоборот – члены семьи сторонятся меня, стараясь не замечать и полагая странной. Вероятно, никак не могут решить: стоит мне позавидовать или пожалеть. Они толком ничего и не знают.
А вот отец… Мне хочется думать, что ему стыдно.
Но ему не стыдно… Или это последствия моей оледеневшей души? Он при каждой из наших редких встреч хвалит меня, говорит, что ценит мою жертву, уверяет, что мне надо смотреть на племянников и племянниц, ради благополучия которых живу. Все это имело бы для меня смысл, если бы я сама не была на их месте и однажды не узнала истинную цену благополучию.
Знаю, родным я кажусь жесткой, бездушной, странноватой. Они убеждены, что я живу карьерой, вижу во снах новые прибыли, поглощения, финансовые стратегии. Что замужем за эксцентричным миллиардером, что предпочел существование отшельника, скрывшись от мира в своем охраняемом поместье в Швейцарии (тоже блеф, условная резиденция моего «супруга» для человеческого мира). Или что это в принципе фиктивный брак, а я просто не способна сблизиться с кем-то?.. Любить…
В чем-то они правы – трудно рассчитывать на близость и понимание, являясь… никем. Стараясь день за днем смириться с собственной никчемностью. Принять неотъемлемый факт собственного существования: я – вещь. Временная и легко заменяемая.
– Приготовьте машину, – нажав кнопку селектора, сухо распорядилась секретарю.
Тянуть время, надеясь «переждать» злосчастные часы, когда все встречают праздник в рабочем кабинете – нелепо. Глупое и какое-то детское желание спрятаться от правды. От всего мира.
Жизнь – бутафория. Если бы я могла смеяться, смеялась бы над ненавистью подчиненных, величающих меня Горгоной и мужененавистницей. С какой радостью я поменялась бы судьбой с любым из них. Но все это глупые рассуждения. Моя участь предопределена и неизменна – браслет на моем запястье защелкнулся десять лет назад.
В семнадцать лет жизнь пошла кувырком – случилась моя нелепая свадьба. После – почти три года тишины, когда я начала уже надеяться, что все рассказы отца – бред, какая-то абсурдная шутка. Что я совсем не замужем, и что зло не вошло в мою жизнь.
Но однажды рубин нагрелся…
Случилось это по пути на лекцию на третьем курсе финансового университета. Да, я все же решила исполнить свой план, хотя отец и сказал что «более все это несущественно». Действительно, я каждый день провожу на работе, являя первой и уходя последней, но совсем не в этом мой вклад в семейное процветание.
Рубин нагрелся, опалив запястье болью и в один миг воскресив все мои подзабытые страхи. Неужели?.. Это правда?
Трясущейся рукой тогда потянулась к браслету, вдавливая пальцем камень, подчиняясь инструкции. Только одно мне и разрешили: подчиняться. Немедленно!
Зачем зажмурилась? Тьма, в которой я оказалась через миг, скрывала от меня все тайны. Холод иегоприсутствие – единственное, что я знала о том мире с этого момента. Но появлениеегочувствовала мгновенно. Ни звука, ни дуновения воздуха, который там словно бы застывал и уплотнялся, делая мои движения вязкими и медленными – ничто не могло мне подсказать. Но я с самого первого раза знала, когдаоноказывается рядом.
Касания его тоже были холодны – теперь я знала их наперед. Казалось, что это веками заученный порядок. Скорее механическая, вызванная необходимостью, а не желанием, последовательность действий.
Каждый раз одинаково.
Его руки на моих плечах – ощущение легкого головокружения. И вот уже я лежу на чем-то прохладном и немного колышущемся. Впрочем, это последнее что занимает мои мысли. Страшнее другое.
Одежды уже нет – окружающий холод соприкасается с поверхностью тела, отбирая его тепло. Меня словно погружает в прохладный кокон. Единственный раз он обратился ко мне тогда – при первой встрече.
– Не мешай мне, чтобы не навредить себе, – я толком и не поняла: безразличный голос прозвучал в моей голове, или я услышала его ушами. – У меня мало времени, но необходима человеческая кровь и твое тело.
Количество прикосновений минимально – он, словно, сам избегает малейшего сближения. Только те, что неизбежны. Первое – плечи. Дальше – колени. Там толком не понять есть ли ощущение его рук или это давящий эффект сгустившегося воздуха. Мне трудно дышать, тело перестает слушаться – я, покорно обмякнув, подчиняюсь, распластав руки по немного подвижной поверхности кровати.
Третье ощущение – тяжесть, притиснувшая бедра. Но и тут он умудряется свести прикосновение к минимуму. Он – невидимый и пугающий – остается на расстоянии, нависнув сверху, не мешая холоду разделять наши тела. Только его плоть, неумолимо погружающаяся в меня, напоминает о жизни и движении. Настолько все вокруг, включая и меня, застывшую в невыразимом напряжении, кажется замершим в безжизненной неподвижности.
Мне с первого мгновения было страшно почувствовать боль. Напрасно. Холод, поглощающий меня, действует как анестезия – все ощущения притупляются. О возбуждении нет речи, со временем я заставила себя терпеливо пережидать это напористое движение в глубине собственного тела. И вопреки окружающей тьме, я каждый раз продолжаю инстинктивно сжимать веки. Глупо!
Сколько длится этот «этап» – не знаю. По ощущениям – долго. Я успеваю едва ли не закоченеть под ним, измученная давящей тяжестью, жесткими и неумолимыми движениями его тела. Но и звука протеста не вырывается из моего горла. Кажется, оно тоже замерзает или просто стиснуто спазмом страха – я дышу-то с трудом.
Финал так же известен наперед. Это предпоследнее прикосновение – его рта к моей шее. Продрогшее тело не реагирует на клыки, впивающиеся в кожу. Я лишь отстраненно «чувствую» его глотки, когда твердые губы прижимаются к коже. Три, порой четыре больших глотка, последний и самый сильный толчок, прежде чем он отстраняется. В одно мгновение пропадает мучительное ощущение тяжести.
Последнее касание – его пальцы мимолетно задевают мое запястье, когда он нажимает камень на браслете, что вернет меня домой – в тепло кровати. В мою огромную квартиру, что в обычные дни кажется мне холодной и пустой. Но только не в мгновения «возвращения» – тогда меня окатывает жаром облегчения и тепла: все лучше ледяного страха темноты и присутствия чудовища.
Вот она моя «семейная» жизнь. Каждый раз, вернувшись, я не один час отогреваюсь под одеялом, стуча зубами и заливаясь слезами от боли и обиды на судьбу. «Отмираю», отходя от пережитого, каждый раз, словно, заново возвращаюсь к жизни. И еду на работу, отчаянно цепляясь за остатки «нормальности» и смысла в своем существовании.
– Юлия Генриховна, машина подана, – обрывает поток воспоминаний голос секретаря.
Тряхнув головой, отгоняя ненужные мысли и яркие образы, вызванные огоньками гирлянд снаружи, встаю и выхожу из кабинета. И продолжаю наблюдение за настоящей жизнью уже из окна машины. Праздничная ярмарка, смеющиеся люди, целующиеся счастливые парочки…
– Остановите! – В какой-то момент, таящаяся в глубине души боль, достигает предела. Сидеть и терпеть ее – нет сил. Даже мне, смирившейся уже с собственной участью, отчаянно хочется хоть на миг тоже почувствовать себя живой… настоящей… счастливой. Может быть, если поброжу среди этой, празднично настроенной толпы, немного полегчает?.. – Я пройдусь пешком.
Лицо водителя непроницаемо – он не имеет права оспаривать мои решения. Первый же шаг на тротуар и меня затягивает в поток движущихся в предпраздничной суете людей. Они спешат, они предвкушают, они… свободны. Но чем дальше я иду, тем отчетливей понимаю: не поможет! Мне не стать «своей» на этом празднике радости. С каждым шагом, наоборот, отчетливее ощущается пропасть, развернувшаяся между нами. И дело не в моем статусе и очевидном достатке. Просто им дано прожить жизнь так, как они это пожелают. А мне…
Смысл моего существования в том, чтобы служить вещью одного существа. Вряд ли дорогой и очень нужной. И точно легко заменимой.
Боль накатывает ошеломительным потоком – глаза застилают слезы, ноги дрожат, а руки суетливо обвивают собственные плечи. Я замираю посреди толпы совершенно чуждых мне существ. Одинокая, несчастная и не принадлежащая сама себе.
В этот момент вдруг нагревается рубин…
«Как не вовремя!»
***
Не знаю, что случилось сегодня. И что послужило причиной «сбоя»? Я достигла предела, не способная более выносить это самоуничижение? Жизнь… нет, существование в качестве вещи? Или это окружавшие меня люди, в массе своей сегодня с радостью спешащие домой в предвкушении праздника? В большинстве своем – счастливые и не одинокие. Люди, которых я избегала все эти годы, и вот сейчас так неосмотрительно приблизилась к ним.
Или это боль окончательно захлестнула мою душу? Чувство одиночества стало невыносимым… ощущение ненужности – подавляющим.
Кровавый камень вдавила рефлекторно, привыкнув к слепому подчинению. Думала, что и безропотно терпеть «использование» привыкла, но…
Тьма и холод так знакомо окутали тело. Мужские ладони на плечах, и я падаю на такое знакомое ложе – это ощущение не спутать ни с чем, пусть и не видела «матрас». Ветерок уже гуляет по моему телу, ледяным дыханием остужая горечь, притупляя чувства и служа «анестезией». Ни слова приветствия, ни звука радости от встречи. Меня привычно уже раздевают и наваливаются сверху. Впрочем, наваливаются это сильно сказано.Онкак всегда стремится избежать любого лишнего соприкосновения. Минимум касаний, необходимых для удовлетворения потребности.
Не во мне, а в теле. Женском покорном и безмолвном теле.
«Словно это я нечто безобразное… омерзительное… чуждое!»
Я одинока даже в своей отверженности. Эта мысль – такая знакомая и давно принятая мной – именно сегодня невыносима. Перед глазами все еще стоят счастливые лица горожан, отражающиеся в подсвеченных гирляндами праздничных витринах. Так нестерпимо обидно чувствовать себя пусть и на миг частью чего-то общего. Наши тела именно сейчас близки до предела.
«Он – самое близкое мне существо, – замираю я, потрясенная роковой мыслью. Ужасающей по своей безысходности мыслью. – Вопреки моему желанию, это так. Все эти годы ни с кем другим для меня не было большей близости. Пусть не душевной, но физической…»
Мысль вызывает оторопь. Я знаю правила этой невидимой встречи и уже на уровне рефлексов предугадываю миг, когдаеголицо склоняется к моей шее, чтобы укусить. И тут… в странном забытье потрясения, я так отчаянно жажду спастись от разъедающего душу изнутри одиночества, что, даже не осознавая это, вдруг касаюсь его рукой.
Правила известны. Мои руки всегда лежат вдоль тела, мне не позволено что-то делать. Никакой инициативы! Активного участия в происходящем, только пассивное смирение. Так было всегда… Да, иного и не предположить – так велик мой страх перед ним. Но сегодня…
Всего на секунду задумавшись, шокированная страшным откровением, я забываюсь. Ведь это так естественно – обнять за шею того, кто склонился так близко? Кто связан с тобой в этой миг теснейшей связью? Чье тело сейчас – продолжение твоего?..
Конечно, все это не про нас. Но на миг чувство одиночества затмевает страх. И я поступаю как свойственно моей природе – отвечаю сближением на сближение.
В первое мгновение сама толком не понимаю, что чувствую. Осознание свершившегося запаздывает, я обняла плечи склонившегося надо мной для укуса мужчины, что зовется моим мужем, обняла чтобы «почувствовать» близость всем телом. Испытать ощущение общности хоть на миг, хоть так… ограниченно и ущербно. Мозг быстрее анализирует тактильные образы, нежели факт страшной ошибки – я совершила непозволительное, словно страшится признать свершившееся!
Онзамирает тоже. С клыками, едва-едва прокусившими мою кожу. Я чувствую тончайшую струйку крови, что устремляется к груди. Вообще, чувствительность резко обостряется. Даже холод отступает под натиском прокатившейся по телу испарины – это жар паники. Чувствую что дрожу, готовая в следующий миг… к чему?
Сорвать с места в спасительном рывке побега? Но куда спешить в этой тьме. Погибнуть, в ярости уничтоженная «супругом»? Это вероятнее, но я не чувствую гнева. Скорее… недоумение! Оно разливается тонким флером в окутывающей наши тела тьме.
Мы оба не дышим несколько секунд в напряжении задумчивой паузы. Или это все мерещится мне в кошмаре?.. Даже наши тела замирают в вынужденной паузе –онотстраняется.
Моим предположениям не суждено сбыться –он, по моим ощущениям слегка прогнувшись, перехватывает кисть моей руки, повисшей поверх своей шеи. Едва уловимо двумя пальцами обхватив запястье, перемещает мою онемевшую от ужаса конечность назад – на поверхность кровати.
– Не делай так, – в забытом уже голосе (а кроме первого раза, он не говорил мне ничего) мне чудится некоторая доля сомнений!.. – Навредишь себе.
Но меня запоздало «накрывает» новым открытием – мозг наконец-то смог проанализировать тактильные ощущения. И я только сейчас понимаю что, скользнув ладонью по его спине, почувствовала совсем не кожу… Чешуйки? Тут же всплывает и другое – острая боль, словно от укола. Непроизвольно соприкоснувшись пальцами злосчастной руки, уверяюсь в правдивости собственных ощущений: палец поранила, есть крошечный порез, каплю крови из которого я только что размазала по подушечкам пальцев.
Прежде чем ответить, шепнув в темноту над собой, где предположительно находится его лицо, я делаю глубокий вдох.
– Это получилось невольно… Захотелось обнять, и я не сдержалась.
Оправдываюсь, сама не понимая зачем. Ясно одно – убивать меня не будут, катастрофой он случившееся не воспринял – я паниковала напрасно. Но вместе с облегчением, возвращается холод – пробежавшая по телу дрожь напоминает мне об ознобе. Невольно руками обнимаю себя за плечи, стремясь согреться и укрыться от невидимого в темноте взгляда. Не знаю как, но я чувствую его.
– Обнять?
Удивительно, но он снова откликается. В этот раз его голос звучит безразлично, не позволяя судить о впечатлениях на мои слова.
– Д-да… – с непривычки говорить с ним трудно. Я подспудно жду вспышки ярости. Угрозы! – Так… теплее. И это свойственно тем, кто занимается… сексом.
Заминка перед последним словом – я не могу подобрать название для происходящего между нами. Точно не любовь. Но и сказать – совокупление – язык не поворачивается, слишком стыдно признаваться в правде. В собственной незначительности, что сношу подобное отношение к себе.
– А тебе холодно?
Определенно в тоне удивление! Моя трактовка происходящего между нами его не заинтересовала.
– Д-да… – я с трудом выдавливаю из себя признание и тут же, словно прорывает плотину, льется поток оправданий – мне так страшно прогневить… супруга. – Это ничего, мне всегда удается не заледенеть до возвращения. А дома – толстое одеяло, горячая ванна и мне обычно удается избежать простуды.
– Простуды?
Словно бы ему не знакомо и не понятно это слово.
– Болезни… недуга.
Да, как нелепо это не звучит, но пневмонии мне однажды не избежать.
Тут, прерывая мои размышления, вокруг разливается тепло. Что там – жар! Миг и ощущения меняются: если раньше меня не покидала мысль о склепе, то теперь я как будто рядом с жерлом проснувшегося вулкана. Потрясенная переменой выдыхаю:
– Оо..
– Так лучше?
– Да! Спасибо, – с искренним восторгом откликаюсь я. И тут же опрометчиво добавляю. – А свет?
Но по мгновенно повисшей паузе осознаю, что захотела слишком много. Мне и так только что открылась потрясающая истина – мой супруг не чудовище! Иначе он не стал бы что-то менять. И не во внешности дело.
«Но почему тогда он так жесток ко мне во всем остальном?»
– Свет нельзя, – наконец, звучит заранее известный мне ответ.
– Как и обнимать, – киваю я, зная, что он видит и, стараясь продемонстрировать «понятливость».
Тут же нервно замерев, ожидаю дальнейшего – сегодня и так невероятнейшее «свидание» с супругом. Некоторое время он бездействует – нет ни ответа, ни единого движения рядом. Я уже начинаю волноваться, что невидимый муж и вовсе покинул меня.
«Но раньше он всегда перемещал меня назад»
Рядом возникает другое тело, в котором я узнаю супруга. От него веет теплом! Это, а так же состоявшийся между нами разговор, немного притупили страх перед ним, живущий в моей душе. И мое тело, лишенное «заморозки» реагирует куда податливей на давление притиснувших его мужских бедер. Я сама шире развожу ноги, подаваясь навстречу его рывкам. Ощущения куда острее!
Удивительно, но боли нет. Или она была надумана мной, или стала следствием онемения от «анестезии»?.. Наоборот, впервые в полной мере прочувствовав движение его плоти глубоко в себе, осознаю очередную изумившую истину – это приятно.
Он медлит. Непривычно долго и плавно двигаясь, словно ожидая чего-то?.. Я же впервые забываю об окружающей тьме, полностью погрязнув в самых сокровенных ощущениях. Стремительный рывок и… плавное, намеренно растянутое, скольжение наружу. И почему я раньше не замечала как это… восхитительно? Нестерпимо приятно, жарко, невыносимо остро?! Но сегодня впервые я во всей полноте прочувствовала наше «совокупление». Вероятно, раньше оледеневшее тело не способно было подарить мне эти ощущения?
Но сегодня… сейчас это случилось. И словно пробудив всю, неизвестно сколько дремавшую во мне женственность, потребность хотя бы так ощутить себя близкой и необходимой, мое тело откликнулось. Не осознавая этого, я больше не лежала, замерев неподвижной оледеневшей статуей, мечтая лишь о прекращении пытки и возвращении домой. Сжимая пальцы рук в кулаки, не осознавала, что выгибаюсь навстречу каждому движению мужских бедер, стискиваю их коленями в инстинктивной попытке удержать, мечусь по поверхности странного ложа, забыв о прическе и упираясь затылком в матрас. Но думать обо всем этом не получалось – слишком все мое существо захватила неведомая жажда… потребность… голод.
Но никто не протестовал моему вопиющему непослушанию!
Онсегодня не спешит. Возможно тоже изумленный переменами во мне, медлит. Привычный за годы «холодных» встреч стремительный натиск, имеющий целью скорее дойти до финала и избавиться от гнетущего присутствия друг друга – исчез. На смену ему пришло… теплое, какое-то живое и здоровое сближение. Сегодня впервые, происходящее между нами можно назвать близостью. Общностью!
В горячке охватившей страсти я не сразу осознала, что он впервые коснулся губами не моей шеи. И совсем не с целью укусить. Просто в какой-то миг этого долгого контакта (а время для меня как будто остановилось!) почувствовала его язык скользящий по моей груди… Не сразу вспомнила, что именно там немного раньше пробежала кровавая капелька.
Но прикосновение его языка возымели на меня эффект взорвавшегося снаряда – меня словно оглушило. Замерев от неописуемого удовольствия, вызванного этим плавным скольжением, я непроизвольно застонала, прогнувшись в груди. Супруг, кажется, вздрогнул и замер сам.
Но для меня это значения уже не имело – неизвестно откуда накатила волна абсолютной неги. Прокатившись по телу от макушки до кончиков пальцев волной жара, она сосредоточилась где-то в низу живота, чтобы начать пульсировать нарастающей с каждым мгновением… болью? Скорее да, но это была приятная боль, понукающая… требовательная… желанная. Она тугой пружиной скручивалась во мне, обещая восторг освобождения.
