Текст книги "Пустое море"
Автор книги: Алена Белая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Они так и сидели, обнявшись, не заметив, что солнце уже исчезло с горизонта и в комнату повеяло долгожданной легкой прохладой. Людмила Сергеевна чуть отстранилась от Марины, чтобы посмотреть ей в глаза, потом поцеловала каждый мокрый глаз и снова обняла дочь. Дочь уже не всхлипывала и только изредка горестно и надрывно вздыхала.
− Ты так сильно любишь его? − осторожно спросила мать.
Марина кивнула. Людмила Сергеевна, от этого молчаливого утвердительного ответа, только крепче сжала дочь.
− Девочка моя, − она взглянула в Маринины глаза и убрала слипшиеся волосы с ее высокого лба. − Когда мы любим, мы одариваем человека счастьем, не ведая сами того. И человеку, несомненно, от любви всегда приятно и тепло, он чувствует что-то такое, что до этого просто не знал и испытывал. И если он отмахивается от этого, значит ему не нужно это. А значит он не достоин этой любви.
Марина слушала и не шевелилась, казалось в эту минуту она раскрывает новые возможности в своем сознании, до этого не никак не тревожившие ее детское сердце.
− Слава, человек разносторонний, он очень добрый и мягкий, − Людмила Сергеевна говорила о своем сложившимся мнении о белобрысом мальчугане, нисколько не кривя душой. − Но думаю, − тут она запнулась, пытаясь подыскать правильное слово, которое не навесит ярлык или не станет еще больше ранить любовь дочери. − Он… Он слишком увлекающийся. Новыми людьми, новыми идеями, новыми знакомствами. И, возможно, что-то старое ему нужно будет отпустить, чтобы в эту пустую нишу пришло что-то новое. Нужно или меняться самой, чтобы его интерес никогда не пропадал, или иметь терпение, осознавая, что точка конца где-то есть и она приближается.
Людмила Сергеевна хоть и пыталась осторожно подбирать слова, но понимала, что без боли или встряски, не произойдет просветления. Чтобы понять что-то, что со всей силы пытаешься отрицать, нужно испытать горькое разочарование и боль, которое не только отрезвит тебя, но и даст надежду на новые горизонты.
− Когда человек любит, − продолжила она, − он всегда на распутье. Или иметь или желать.
− Это как? − Подала подавленный голос Марина, понимая, что все, что было до этого в голове, можно считать устаревшим хламом и где-то сейчас, рождается новое я, еще такое чужое и неизвестное, но уже принадлежащее полностью ей.
− А это значит, или иметь счастье с любимым, или желать счастья ему, − с горькой улыбкой сказала мать.
− Ну конечно иметь, а это разве не одно и тоже? − воскликнула Марина.
− Конечно, нет. Любви всегда что-то мешает, или кто-то. Это уже печальная закономерность. И эта помеха всегда будет связана или с тобой, или с ним. Вот тогда и приходится делать выбор. Или тебе или ему. Что бы ты выбрала?
− Если он из− за чего-то не будет счастлив со мной, но будет любить меня, я буду «желать». Желать ему счастья. Хоть это и причинит мне боль.
− Получается, ты, с этого общего счастья, сама не будешь ничего иметь, так как ты его пожелаешь.
− Но ведь это и называется любовью, мама, − прошептала Марина.
− Да, когда мы любим, мы всегда чем-то жертвуем.
− Ты про папу? − Марина за долгое время, впервые упомянула отца.
Людмила Сергеевна грустно улыбнулась.
− Ты его так любила, что отпустила, да? − Маринины глаза опять навернулись слезы. −
Мамочка, родная…
И она с рыданием уткнулась в плечо матери. Она так долго этого не понимала и в глубине души винила ее за черствость по отношению к отцу. В этом момент, испытывая неосознанную и неощутимую трансформацию в своем сознании, словно перерождаясь в маленькую и хрупкую женщину, она до кончика костей начала осознавать всю боль и потерю, что испытывала эта слабая женщина, стараясь выглядеть сильной и независимой, выливая все свои слезы и боль единственной другу − подушке, в ночной и одинокой темноте. Мысли в Марининой голове скакали буквально в припадочном танце, образуя этими вибрациями гудящую боль, она многое не успела до конца понять, но это все отлаживалось по полочкам, чтобы однажды дать ответы, на те вопросы, которые раннее оставались с большой немой пустоте.
Глава 3
Танька сидела в ее кресле и махала одной ногой, которую она закинула на подлокотник. При этом она жевала жвачку и ее четко очерченные губы красиво двигались. Массивные белые серьги, озорно выглядывали из-под коротких волос и от ритмичного движения ее скул, слегка раскачивались. Марина очень злилась про себя, на то, что Танька, своим поведением напоминала Женьку, Анькину соседку, из− за некоторого сходства ленивого величия привлекательности и полной безнаказанной уверенности в себе. Те качества, которые так не хватали Марине и ее мягкому, нет, не будем лукавить, все же слабому характеру.
До Танькиного прихода, она валялась на диване с книжкой, которую даже не читала.
Одиночество тяготило ее, в силу своей замкнутости, Марине непросто было в жизни найти друзей и редкие приходы своей соседки, она считала подарком судьбы. Веселая, красивая, задиристая, Танька была полной противоположностью молчаливой и замкнутой Марине.
− Ну что скисла? − Танькина нога на мгновение остановилась.
− Надоело все, − вяло и неопределенно, словно отмахнувшись от вопроса, ответила Марина.
− А-а, − пропела Танька, и ее нога опять пришла в движение.
Марина вытянулась в полный рост на диване и закрыла глаза.
− Я все одна и одна. Скоро сама с собой буду разговаривать.
− Ну и проблема. Где же ты одна? У тебя муж.
− Одиночество, не в этом заключается, − медленно сказала Марина.
− Как-то сложно ты рассуждаешь, − усомнилась Танька. − Для меня одиночество, это когда не с кем поговорить.
− И все? − насмешливо спросила Марина. − Тогда я могу сказать тебе, что ты ничего не знаешь об одиночестве.
− Ну расскажи, просвещенное ты наше одиночество, − усмехнулась Танька.
− Мне, кажется, я медленно схожу с ума, − ответила Марина, пропуская мимо ушей Танькин смешок. − Потому что я каждый день проживаю предыдущий. И завтрашний день у меня будет опять сегодняшний.
− Это как День Сурка?
− Вот именно. Только ему, герою, все на пользу пошло, а я так и сдохну во вчерашнем дне.
− Ну что ты так пессимистично, − протянула Танька. − Смотри глубже, или как там… Шире.
− Шире? На что, например?
− На свой достаток, − Танька некрасиво скривила рот в усмешке. − Ты живешь в полном до-стат-ке. Что ты ноешь? Не понимаю. Многие мечтали бы поменяться с твоей жизнью. Так, что поверь мне, ты живешь просто отлично.
− Я отлично живу? − теперь пришла очередь усмехнуться Марине. − Ты смеешься, да?
− Нет. Не смеюсь, а говорю, вполне, серьезные вещи. Ты станешь отрицать? Эту прекрасную большую квартиру, например…
− Она не моя.
− Ты живешь в ней, разве не это главное?
− Я и не знала, что в этом заключается счастье, − с сарказмом усмехнулась Марина.
− А как же. Ты, к своему счастью, не знаешь денежных проблем, − не на шутку стала заводиться Танька. − У тебя такой красивый, преуспевающий муж. Ты предоставлена сама себе, и твоя жизнь не зависит от того, что тебе завтра скажет твой начальник.
− Да, всю жизнь о таком мечтала, − пробормотала Марина. Она поднялась, подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. − Ты знаешь, Таня, я ведь совсем не такую жизнь себе представляла.
− Думаю, не ты одна… Мы все, рисуем себе совсем другие жизни, чем проживаем их.
− Я мечтала…
− О принце, на белом коне! − торжественно перебила ее Танька.
Марина смутилась и ничего не ответила.
− Признавайся, − начала подтрунивать Танька. − О нем, о ком же еще ты мечтала. Все мы о принце мечтали и я в том числе… Думаешь, я забыла про свои мечты?
Танька на мгновение посерьезнела и даже убрала ногу с подлокотника кресла.
− Каждая мечтала, и ты, и я. Только у кого-то мечты сбылись, а у кого-то разбились вдребезги, − зло бросила она.
− И ты считаешь, что у меня сбылись? − удивилась Марина и повернулась к ней лицом.
− А как ты сама считаешь?
− Да у меня миллион осколков…
Марина почувствовала предательские мурашки и обхватила себя руками. Танька ничего не ответила, она сидела и смотрела в одну точку. Пальцами, она беспорядочно перебирала браслеты у себя на руке и, казалось, перестала замечать Марину. Ее глаза застыли и совсем не моргали, лишь длинные ресницы дрожали от сильного напряжения.
Внезапно, Марине, стало неловко. Не удивительно, что Танька, была такой ироничной. Эгоистично сетовать на свою судьбу, когда перед тобой сидит человек, до сих пор живущий на съемной квартире, но не хотевшей обременять своих родителей, которые, могли бы хоть чем-то помогать в жизни своего ребенка.
− Кофе хочешь? − примирительно предложила Марина, чтобы сменить тему. Она медленно подошла к ней и слегка дотронулась рукой до ее плеча. Танька вздрогнула, тряхнула головой и улыбнулась.
− Кофе, говоришь? С удовольствием, − и она радостно вскочила с кресла.
Спустя некоторое время, они сидели на кухне, за большим овальным столом. Марина, комфортно устроилась на маленьком диванчике, который стоял спинкой к двери, а Танька, сидела напротив, на деревянном стуле с мягким сидением, который величественно возвышался, по сравнению с треугольным диванчиком. На этом стуле, всегда прямо и красиво, сидел Антон, словно его вот-вот снимут для открытки урока по этикету.
− Все время тебя хочу спросить, тебе удобно на стуле? Он такой жесткий. Прыгай ко мне на диван.
− Не хочу. И вовсе он не жесткий. Это тебе должно быть неудобно. Стол едва достает до уровня твоей груди.
− Мне нравится, − пожала плечами Марина. И в доказательство, она подвернула свою ногу и села на нее, чтобы быть повыше. − Ты сегодня не работаешь?
− Нет, нас сегодня всех распустили.
Танька работала в фотостудии и занималась компьютерной обработкой фотографий. Она всегда со смехом рассказывала, как она подправляла ужасные прически или убирала красные прыщи на лицах клиентов.
− Сейчас приду, завалюсь спать. Глаза слипаются, сил уже никаких нет, − и она от удовольствия зажмурила свои глаза.
− Везет тебе, − со вздохом сказала Марина. − Я не то, что днем, я ночью уснуть не могу.
Танька посмотрела на нее и пожала плечами.
− Ты много думаешь, − она закурила сигарету. − А мысли всегда мешают спать.
− Как мне не думать, − сказала Марина, тоже подперев подбородок рукой. Она мечтательно закатила глаза и улыбнулась. − Ты знаешь, а мысли у меня и впрямь бредовые. Иногда, так хочется все бросить и убежать куда-нибудь, а куда, даже не представляю.
− А зачем все бросать? − сказала удивленно Танька. − Хочешь сказать, что навстречу попадется другой богатый принц?
Марина подозрительно посмотрела на нее, чувствуя какой-то скрытый сарказм, но Танька беззаботно улыбалась и аккуратно стряхивала пепел с сигареты в пепельницу.
− А я все бросать и не собиралась, − осторожно ответила Марина.
− Молодец, хотя, смотря что, ты подразумеваешь под словом «все», − ответила хитро Танька.
− Только неодушевленные предметы, − усмехнулась Марина, и по ее выражению лица, невозможно было понять, насколько серьезен ее ответ.
− Да, скоро ты совсем скиснешь, − протянула Танька. − Тебе явно нужны перемены. Что же ты своему Антону не скажешь, чтобы выводил тебя в свет?
− Зачем? Он знает, что это все я ненавижу и меня волоком не вытащишь на светский раут.
Она резко встала, запахнула плотнее шелковый халатик, повернулась лицом к двери и махнула ногой. Белый вязанный тапок сделал в воздухе кувырок и улетел в прихожую. За ним последовал и второй.
Она повернулась, резко села на стул и глубоко вздохнула:
− Все!
− Тапки тебе, чем помешали? − прыснула Танька.
− А они у меня вместо груши, − махнула рукой Марина и закурила.
− Полегчало?
− Вполне.
− Иди работать. Лучшей терапии от депрессии не придумать.
− Я? Работать? Смеешься? − Марина поперхнулась дымом. − Я после школы сразу с Антоном стала жить. У меня ни образования, ни опыта.
− А как же деньги? Они все решают.
− Зачем? То, что мне нужно я всегда могу попросить. Да и просить не надо, у меня есть все, что мне надо. Ну, или почти все.
− Это же замечательно, ты не находишь?
− Грустно мне.
− Почитай что-нибудь.
− Читаю, какой-то идиотский женский роман. Только он в голову не лезет. − Вышла бы на улицу, развеялась немного.
− Не хочу, лучше поваляться.
− Все равно не пойму тебя. Если бы у меня муж был папенькиным сынком, у которого денег было бы выше крыши, я бы прыгала от счастья, как гимнаст на батуте.
− Сынки бывают только маменькины, − усмехнулась Марина.
− Ах, какая к черту разница, если деньги от этого не убавляются?
− Хочешь спросить, почему я не прыгаю? − спросила Марина, поигрывая зажигалкой.
− А я и так знаю, − таинственно ответила Танька.
− И почему же?
− Ты не любишь деньги!
И они вместе засмеялись.
− Я люблю деньги, − возразила Марина. − Только они мне не нужны.
− Все любят деньги и всем они нужны.
Марина пожала плечами, про всех она не думала, но не стала бы, так категорично обобщать.
− Тогда понятно, ты любишь деньги, но не любишь того, кто тебя ими обеспечивает.
− С чего такие выводы? Это так заметно? − напряглась Марина.
− Да. Даже слепому, − невозмутимо ответила Танька. − Я к тебе прихожу столько времени и не разу не видела, чтобы муж тебя целовал, когда приходит с работы.
− Да ты раза два− три только видела его приходящим с работы, он всегда приходит не раньше одиннадцати.
− А в остальные дни? Вот, например, на прошлой неделе, когда мы с тобой ездили в магазин искать мне пуховик, ты ушла, даже ничего ему не сказала!
− А.., − Марина махнула рукой. − Это обычное дело, не думала, что со стороны все так трагично выглядит.
− Маринка, ты пессимистка. Планы у тебя наполеоновские, а желания ноль.
− От моих планов только мне и не комфортно. Но что это меняет? – опять пожала плечами Марина.
− Все. Сначала время работает не в твою пользу, потом возможности.
− А время причем? Что-то упущу?
Танька цокнула и покачала головой.
− Молодость, дорогая! А с ней и красоту и силу.
Марина инстинктивно прижала руку к своей щеке.
− Ты оглянуться не успеешь, как молодость пройдет, а ты все у разбитого корыта, − продолжала Танька.
− Ну, допустим, мне разбитое корыто не грозит, − опять возразила Марина.
Танька промолчала, зажгла новую сигарету от своего окурка и сказала:
− Ты не понимаешь, о чем я. Я не о благополучии. Я о любви. Я о жизни, настоящей жизни. Которая бьет ключом вот здесь, в груди, − и она рукой с сигаретой указала себе на грудь.
− Что ты хочешь, Танька? − устало произнесла Марина. − Что ты знаешь о моей жизни, о моей настоящей жизни?
− Да все. Потому что у тебя на лице все написано. И у него, − теперь она ткнула рукой с сигаретой в сторону входной двери.
Марина ничего не ответила и встала, чтобы снова налить кофе. Он был еще горячий, она с раздражением это отметила, как он, обжигая, проливался на ее дрожащие пальцы.
Когда она поставила чашки на стол, усердно подула на покрасневшую кожу, села, и снова подложила под себя одну ногу.
− Я сама не знаю, что со мной происходит, а ты пытаешься меня понять, − устало заявила она.
Марина затушила сигарету в пепельнице и с недовольной гримасой на лице отвернулась от Таньки.
«О, Боже,» − тоскливо думала она. – «Неужели, все мои проблемы бегут впереди меня и всем кричат об этом».
Танька положила руку на ее холодные пальцы и миролюбиво сказала:
− Не обижайся. Я женщина. Кто тебя еще поймет так близко, как я? Ты мужа не любишь, я же вижу, может ты еще не любила, поэтому не понимаешь, что с тобой происходит?
Марина закусила губу и закрыла на мгновение глаза. Танька уже не в первый раз заводила разговор о том, что Маринина жизнь проходит впустую без любви и образ белобрысого, улыбающегося парня, в одно мгновение всплыл у нее в подсознании. Даже если она и захотела забыть его, то все равно бы никогда не смогла. Его лицо, словно фотография, которая навечно отпечаталась в ее памяти.
− Не понимаю? По− моему, я отлично понимаю, что со мной происходит, − сказала сухо Марина и открыто посмотрела на свою собеседницу.
Танька промолчала. Ее сигарета затухла сама по себе, и она ее равнодушно бросила на блюдце.
− Все любили и меня это не обошло стороной, − сказала Марина.
− И где теперь этот счастливчик?
Марина усмехнулась, Она отпила глоток кофе, прежде чем продолжить.
− Все дело в том, что он не хочет быть счастливчиком. Вернее будет сказать, что никогда и не хотел им стать.
− Он остался в прошлом?
− Да, он остался там, а я все тяну его за собой.
Марина опять замолкла. Ногтем она поскребла скатерть, собираясь с мыслями и продолжила.
− Самое интересное, что позови он сейчас меня, и я, все брошу. Абсолютно все, потому что меня ничего не держит.
Она снова помолчала.
− Даже спустя столько времени, я как собачка побегу за ним, хоть босиком… Но вся прелесть в том, что я знаю, он меня никогда не позовет.
− Ты ошиблась, на счет того, что тебя ничего не держит. Ты забыла о муже? − осторожно напомнила ей Танька.
При одном упоминании об Антоне, лицо Марины свело, будто она надкусила свежий лимон.
− О чем ты говоришь? Он мне ничего не сделает. Он не сможет меня удержать, если я захочу уйти от него. Я уже не та маленькая девчонка, − воскликнула Марина, сама не веря своим словам.
− Попросишь развод, делов-то, − невозмутимо сказала Танька, отпивая кофе из чашки.
Марина посмотрела на нее и покачала головой в сомнении, а потом сказала:
− Что об этом рассуждать. Такого никогда не случиться. Дай еще сигарету.
Они сидели на кухне еще долго, до тех пор, пока не пришел Антон. Танька первая услышала скрежет отпираемого замка и вопросительно подняла брови, Марина утвердительно кивнула.
Они обе замолчали, разговор сам собой разладился. Танька, молча отпила остывший кофе и начала рассматривать чайную ложечку. Марина откинулась на спинку диванчика и прикрыла глаза.
Когда Антон появился на кухне, она даже не повернулась. Только на ее лице едва заметно дернулась бровь, показывая таким образом, что приход мужа не оставил ее равнодушной.
− Добрый вечер, − мягко сказал Антон. Он остановился посередине комнаты и слегка улыбнулся. Пиджак он снял еще в прихожей и не спеша засучивал рукава белой рубашки
− Здравствуй, − ответила Танька.
− Вы сегодня были на улице? Не знаю, как было днем, но вечер сейчас просто волшебный.
− День тоже был таким, можете поверить, − лучезарно улыбнулась Танька.
− Значит я многое упустил, потому что день для меня прошел в сухом помещении.
− Я тоже не выходила на улицу вечером, так что могу поверить вам на слово.
Они рассмеялись, и Марина хмуро посмотрела на Таньку в упор.
Антон подошел к окну и открыл форточку. Незаметный, на первый взгляд сигаретный
дым, сразу потянулся легкой струйкой на улицу. В кухне повеяло прохладой, а свежий воздух буквально опьянил Марину.
− Мне холодно, − воскликнула она.
Танька с Антоном резко обернулись на ее голос, и Антон беспрекословно закрыл форточку.
Внезапно воцарилась тишина, Марине стало неловко, поэтому она угрюмо начала разглядывать свой ноготь на пальце руки.
Антон достал апельсиновый сок из холодильника, поставил на стол три бокала и каждый неторопливо наполнил. Один он придвинул к Таньке, которая благодарственно кивнула в ответ и сделала пару глотков. Второй бокал, с помощью Антона, тоже придвинулся к Марине, но она упрямо не поднимала головы, поэтому, только краем глаза заметила, что он наконец вышел из комнаты.
− Какой он всегда серьезный, − прошептала Танька, наклоняясь поближе к Марине. − Но его осанка, меня восхищает…
− Да, она у него идеальная, − задумчиво пробормотала Марина.
− Как ты думаешь, он не против, что я к тебе захожу?
− Он? − задумалась Марина. − Не думаю. По крайней мере, он никогда это не показывает.
Они замолчали, слушая, как монотонно доносится звук телевизора, навевая дремоту.
Антон никаких звуков не производил, но Марина отчетливо представила его, сидящим в кресле, с непроницаемым лицом и застывшими глазами.
− Ну, ладно, − Танька встала из− за стола. − Пойду я. Хотела выспаться, так что сейчас завалюсь в постельку и никаких дел. Все на потом.
Они прошли в прихожую, Танька перекинула через руку свой белый плащ, подняла с пола свою черную лаковую сумочку и сказала:
− Перестань думать на ночь, выкинь все мысли из головы.
− Легко сказать, − усмехнулась Марина. − Они сами в голову лезут.
− Что тут сказать. Ты или враг себе, или друг. Пока! − И Танька скрылась за дверью.
Покусывая свою губу, Марина повернулась, надела свои тапки, разбросанные по коридору, и прошла в большую комнату, откуда доносился голос диктора. Антон сидел в маленьком белом кресле и лениво щелкал дистанционным пультом.
Марина стояла и с нарастающим ужасом понимала, что ей абсолютно нечего сказать ему. Ей не хочется спросить, как у него дела на работе, как он провел день, хочет ли он ужинать. Ее совсем не интересовало, как он себя чувствует и какие у него ближайшие планы. Единственным желанием у нее, было убежать далеко, чтобы ветер исступленно бил в лицо, волосы трепались за спиной, а в голове пульсировал пульс, словно вот-вот взорвется.
− Как ты сегодня, милая моя? − спросил Антон.
Он хотел обнять ее, поцеловать, но знал, что ответной реакции не будет. Ему, как всегда молча и как-то обреченно позволят делать с собой все что угодно, только глаза при этом будут отстраненно смотреть в сторону, словно душа Марины находится во другой вселенной, и здесь осталось только неподатливое тело, которое хоть и можно крепко сжимать, но с тем же отчетливо понимать, что оно безжизненно, как увядший цветок..
− Хорошо, − тихо ответила Марина. Ее мышцы уже напряглись, чтобы сделать шаг назад, в сторону своей комнаты.
− Я скучал по тебе, − тоже тихо ответил он, устремив свой невидящий взгляд на экран телевизора.
− Я же здесь. Никуда не делась, − и Марина осторожно сделала шаг назад.
Антон сразу же посмотрел на нее, но не шелохнулся, и продолжал смотреть так пронзительно, что Марина, от замешательства сместила свой, отработанный до автоматизма путь, уперевшись в косяк. Она всегда робела перед ним, как только он начинал проявлять свои чувства, грустно осознавая, что не может дать ему должный отпор, вибрируя при этом всеми клеточками поверхности своей кожи, так явно осязая его клокочущую энергию создаваемой этой обжигающей, неразделенной любовью.
Он порывисто встал и навис над ней, уперевшись руками о косяк, высокий, печальный, молчаливый. Его взгляд прожигал Марине голову, но она так и не подняла на него свои глаза, рассматривая что-то вдали комнаты. Что в этот момент чувствовал Антон, она не знала, но глухие удары его сердца были достаточно отчетливы, этот стук то запинался, то нарастал, то исчезал совсем, а она снова и снова с горькой досадой понимала, что эта близость, создаваемая его дыханием, выворачивает ей душу, заставляя его люто ненавидеть. И как только эта горечь стала выжигать ей горло, а во рту появился противный соленый вкус поражения, Марина сдалась, она понимала, что нужно уступить, да и давно уже это нужно было сделать. Она прислонила голову к его груди и закрыла глаза, зная, что если они останутся открытыми, слезы вырвутся из плена и тогда ее плач уже невозможно будет остановить.
