Текст книги "Космическая сказка Тапа"

Автор книги: Алексей Жданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

КОШКА ТАПА

Тапа со всех сторон была окружена животными. Некоторые из них были большие, очень большие, просто гигантские животные. Тапа жила в обширном жилище, состоявшем из десятка комнат, соединенных несколькими просторными коридорами. И вот по этому ее жилищу изо дня в день с наглым и самодовольным видом расхаживали гигантские животные, и Тапа никак не могла прогнать их от себя. Все, все было странно в гигантских животных: их рост, их вес, их неуклюжесть и малоподвижность. Но самая главная странность заключалась в том, что они передвигались только на двух задних лапах, а остальные (передние) лапы совершенно никчемно болтались у них в верхней части туловища! Видать, поэтому они и были такие неуклюжие: шутка ли – удержать равновесие без помощи передних лап? Удивительное дело. Ведь они же не уроды, ведь есть же у них и передние конечности, не одни только задние; а нет, чтоб ходить на всех четырех, как все нормальные животные!.. Тапе противно было вспоминать, как она ласкалась и приветствовала гигантских животных в тот день, когда впервые заметила их в одной из самых любимых своих комнат... Да Господи, о чем речь?! Она же всегда была добродушная, веселая, гостеприимная Тапа! И она была совсем не против того, чтобы гигантские животные пожили у нее денек-другой, если им негде остановиться (так и быть, она отвела бы им какую-нибудь из своих комнат). Но ведь теперь-то, теперь-то пора бы уже и честь знать! Кроме того, тут вставал еще один, очень важный принципиальный вопрос. Гигантские животные, кажется, никак не хотели удовольствоваться одной только комнатой, знать, им было мало, они еще чего-то хотели... Ну хорошо, Тапа еще разрешила бы им время от времени находиться в двух или трех других своих комнатах. Это были тоже нужные ей комнаты, но они имели для нее вторичное значение, и Тапа вполне разрешила бы гигантским животным временно там поселиться. Так ведь нет же! Они облюбовали для себя именно ту комнату, где Тапа проводила бо?льшую часть своего времени, комнату, где она занималась играми, спала, принимала пищу и, вообще, ее основную жилую комнату. Но ведь это же было нагло! К тому же гигантские животные очень часто, уходя из комнаты, закрывали ее какой-то большой и плоской металлической штукой, так что Тапа не могла уже выйти вслед за ними – а Тапа, разумеется, не отпускала их ни на шаг и все время ходила за ними, а то бы они еще натворили чего-нибудь в ее жилище, и ей приходилось стоять, как дуре, возле плоской штуковины и исступленно кричать, пока одно из этих паскудных животных не услышит ее и не соблаговолит открыть ей проход. Правда позже, несколько дней спустя после появления гигантских животных, она приспособилась – сама научилась сдвигать тяжелую металлическую штуку и теперь больше не нуждалась в помощи вредных гигантских животных. Найти с ними общий язык было трудно, очень трудно... Были еще другие животные, гораздо более мелких размеров, но это были особенно злобные и коварные животные. Их было неизмеримо больше, чем гигантских животных, и они заселяли собой буквально все комнаты Тапы. С этими уже совсем невозможно было найти общий язык. И даже дело обстояло еще хуже. Беспокоило и тревожило Тапу одно обстоятельство – гигантские и мелкие животные были, как будто, заодно. Ну посудите сами: стоило Тапе расправиться с одним из мелких животных, которое вело себя вызывающе, как одно из гигантских животных набросилось на Тапу. Произошло это так: мелкое животное, тело которого состояло из двух прозрачных половинок, сидело себе на полке в той самой, любимой Тапиной комнате. И даже мало того, что оно сидело в любимой тапиной комнате, оно еще совершало некие провокационные движения, этакие вольно-непринужденные – дескать, как хочу, так себя и веду, – а именно: довольно нагло размахивало той частью своего туловища, которая свешивалась с полки, и это хамски выглядело, "Не в мой ли адрес?"– задала себе вопрос Тапа. Надо было во что бы то ни стало наказать зарвавшееся животное, дать ему понять, кто здесь настоящий и единственный хозяин. Не долго думая, Тапа подкралась к нему, прыгнула на него, и, вцепившись зубами, сбросила его с насиженного места. Совершив возмездие, она молча удалилась в ближайшую из своих нор. Но оказалось, что борьба еще не закончена, а только начинается, потому что одно гигантское животное тут же вскочило, словно ожидало этого момента, и набросилось на Тапу. Оно объединило себя с еще каким-то третьим животным продолговатым и твердым – и стало тыкать им в Тапу... Впрочем, в этой схватке, разумеется, Тапа вышла победителем. Сначала она дала достойный отпор продолговатому и твердому животному, а затем и гигантское животное повергла на пол. Поразмыслив немножко в теплой норе, Тапа пришла к выводу, что здесь, видимо, имела место хитро задуманная и ловко выполненная макиавеллевская провокация: мелкое животное бросило вызов Тапе, а гигантское, выждав момент, накинулось на ничего не подозревающую Тапу, якобы для того, чтобы защитить мелкое животное. Возможно, они еще не раз будут применять подобные приемы, нужно все время быть начеку. И еще один, очень важный вывод: мелкие и гигантские животные, оказывается, союзники. Если они совсем объединятся, с ними и вовсе трудно будет бороться. И неизвестно еще, кто из них представлял большую опасность: гигантские животные – своей массивностью, или мелкие – своим коварством. Дело в том, что большую часть времени, когда все было спокойно, Тапа не видела мелких животных, она видела вокруг себя множество предметов. Но стоило Большому Ветру подуть сверху, из потолка тапиного жилища, или самому жилищу неожиданно качнуться, как эти животные все сразу одновременно оживали и начинали бегать и двигаться. Тогда Тапа замечала их. Она бросалась то к одному, то к другому животному, ловила их когтями и зубами, наказывала их. И даже довольно часто ей удавалось это сделать, но вот что странно: когда Тапа начинала есть их, она не чувствовала вкуса мяса, она вообще не чувствовала никакого вкуса, и ей очень удивительно было это. Однако, самыми коварными были даже и не эти мелкие животные, самым коварным было то животное, которое все время ходило позади Тапы, не отставая от нее ни на шаг, потому что, похоже, оно было прицеплено к Тапе самым настоящим образом! Оно было длинное, хотя в ширину невеликое, и мягкое животное. Когда Тапа внезапно поворачивалась, она видела, как мягкое животное молниеносно отпрыгивает в сторону, чтобы Тапа не заметила его. Но не тут-то было, что-что, а глаз у Тапы на козни наметан. Она начинала бегать за ним, а животное словно издевалось над ней: повторяло в точности все те движения, которые Тапа делала, чтобы поймать его. Все же иногда Тапе случалось схватить его зубами, но ей так и не удалось, сколько она ни старалась, отодрать от себя это удивительное животное! А когда Тапа умывалась и чистилась, ей приходилось чистить и это животное тоже, потому что оно, хотя и никчемное, а все же, как будто ей принадлежало. И тем не менее больше всего Тапу злило одно из гигантских животных. Нет, нет, вовсе не то, которое наливало ей по утрам молоко в блюдечко (Тапа понимала, конечно, что это подхалимаж, но все равно, приятно: и-ишь, животное!), и даже не то, с которым произошла стычка (то животное было хоть и вредное, с научной точки зрения, но не совсем еще опустившееся). А была в стаде гигантских животных другая особь. Своей огромностью и неуклюжестью она словно швыряла перчатку быстрой и маленькой Тапе. Оно (это животное) причиняло Тапе массу неудобств. И в то же время оно было такое пухленькое, толстенькое, потрясающе забавное животное (Тапа одновременно и любила его и ненавидела!) Это животное храпело во сне. А Тапа, лежавшая в соседней комнате, не могла уснуть из-за него. Возможно, не совсем прилично было беспокоить спящего, но ведь надо же было как-то деликатно намекнуть ему, что, мол, хватит храпеть!.. И вот однажды, когда храп раздавался особенно громко, Тапа, раздраженная, зашла к нему в комнату (она позволила себе решить, что имеет на это право – ведь это же была исконно тапина комната). Но едва она зашла туда, как храп оборвался. Тапа заинтересовалась. Помявшись немного в замешательстве, она, все же, разрешила себе посмотреть, что с ним случилось, с этим животным. Она осторожно приблизилась, потом запрыгнула на него и стала изучать его, обнюхивать. Однако, исследования ни к чему не привели, и Тапа, озадаченная, спрыгнула с животного, собираясь покинуть его. Но тут произошло нечто совершенно невообразимое! Раздался такой дикий крик или вой, что Тапа опрометью кинулась из комнаты, промчалась вверх по коридору, налетела на стенку, больно ударившись, заскочила в какую-то комнату, шарахнулась и оттуда, сломя голову, пронеслась по коридору назад и остановилась только в своей главной комнате, забившись в нору. Тяжело дыша, она никак не могла прийти в себя... Ну и сволочь! Тапа никак не могла успокоиться... До чего омерзительное, пакостное животное! Ведь специально же поджидало и хранило молчание, пока доверчивая Тапа не приблизилась, чтобы потом так люто напугать ее! Ну что ж, оно само виновато, это животное. Тапа примет вызов и начнет войну. И там видно будет, кто одержит победу, а кто потерпит поражение... И ей не страшно: она встретится с ним в открытом бою. Потому что его наглость перешла уже все границы. Тапа не боится его роста и веса, потому что знает, что это на редкость трусливое животное. Оно кричит и убегает всякий раз, когда Тапа отважно нападает на него из засады, самоотверженно защищая не себя но свое многострадальное жилище, по которому постоянно, день изо дня, с наглым и самодовольным видом расхаживают это и другие гигантские животные.

К0НФЛИКТ МЕЖДУ ЛЮДЬМИ И ТАПОЙ

Звездоплаватели находились в каюте Поля и играли в разные настольные игры, каких чрезвычайно много было на борту "Голубой Амадины". Такими играми в довольно широком ассортименте обязательно и без исключения снабжались межзвездные корабли и планетолеты дальнего следования. Считалось, что чем больше понапихаешь на корабль всякой всячины, начиная с библиотеки художественной литературы и кончая развлекательной многосерийной голографией, тем чудеснее, веселее будет чувствовать себя экипаж во время полета. Но все оказалось гораздо сложнее. Ни серьезными занятиями, ни причудливыми развлечениями не убить многолетней скуки, тут требовалось что-то еще, что-то совсем иное, нежели дурацкие настольные игры... Во всяком случае, уже через пару часов игра смертельно надоела Тине и Дональду. Они с такими постными физиономиями метали кости и такими мутными глазами вели наблюдение за фишками противника, что обеспокоенный Поль, посоветовавшись с Сергеем, принял решение отпустить их подобру-поздорову, а то "как бы они еще руки на себя не наложили с тоски..." Оставшись вдвоем, Сергей и Поль не прекратили играть, но это была уже совсем другая игра, это была классическая игра, прошедшая проверку временем, веками, и не утратившая своего интереса священная игра древних, которой, пожалуй, никогда не суждено потерять своей занимательности или, если хотите, мудрости, потому что она, эта игра, учит жить. Это были шахматы. Поль достал из стола старую, благородно потертую, покрытую царапинами, словно шрамами, шахматную доску, они расставили фигуры и принялись подолгу, почти с наслаждением размышлять над каждым ходом... Вот тут-то и завыла сирена. Поль быстро взглянул на сигнальный щиток и увидел, что вспыхивает и гаснет на нем лампочка индикатора системы жизнеобеспечения вольера. Случилось что-то из ряда вон выходящее, причем не где-нибудь, а именно в вольере с ящерообразными существами происходят какие-то новости. Пяти секунд хватило разведчикам, чтобы выскочить из отсека, промчаться по металлической лестнице, гремя ботинками, подбежать по коридору к вольеру. Тяжело дышащие Тина и Дональд уже маячили здесь.

Первое, что бросилось всем в глаза, – слегка приоткрытая дверца в вольер, за которой на десять метров от стекла не было видно ни одного садальмелика. Но зато дальше, где-то там, в глубине зарослей фиолетовых растений, происходила какая-то кутерьма. Что именно там творилось, нельзя было разобрать, слышны были только некие звуки: шипение, причмокивание, треск сломавшейся ветки и совсем уже невообразимый, совершенно непонятный звук, словно стрекот цикад – цирцирцир – цир – цир!.. Шумно дыша, Поль и Дональд остановились перед входом, как вкопанные, а Тина успела лишь схватить за руку Сергея, хотевшего было сломя голову ринуться туда, и, потеряв равновесие, чуть не рухнула на стекло всей тяжестью своего тела. – Спокойно, Спокойно,– чуть слышным прерывающимся шепотом сказала она, свободной рукой удержавшись за дверцу.– Ну? Успокоились?.. Теперь пошли. Главное, спокойно. Неловкой толпой, инстинктивно полупригнувшись, как будто от этого они были меньше заметны, ступая тихо-тихо, разведчики стали подкрадываться к зарослям. Возня, между тем, прекратилась, но едва испуганные космонавты замерли, как опять раздалось шипение, и вслед за ним сразу – цир-цир-це-це-це-це-це!..

Сначала все решили было, что это только садальмелики могут издавать такие звуки, однако Сергей еще раньше смутно уловил, что шипение-то было знакомым и принадлежало оно отнюдь не садальмеликам... Так и есть – у основания одного из растений они вдруг заметили повернувшуюся к ним задом Тапу, вернее не всю Тапу, а пару ее задних ног и хвост, поднявшийся торчком. А подкравшись ближе, они увидели всю картину целиком: на срубленном пеньке сидела Тапа и сосредоточенно-сладострастно выуживала левой лапой из проема между корнями забившихся туда в ужасе садальмеликов. – Ну мерзавка!– закричал Поль, схватив ее за живот и с трудом отодрав от растения. Тапа истошно завопила, размахивая всеми четырьмя лапами; Поль молча отшвырнул ее назад, метров на пять. Тина удивленно обвела всех глазами, потом закатила их к потолку, словно у нее не было слов, чтобы выразить свои чувства. – Молодцы!– громко сказала она после недолгой паузы.– Молодцы, ничего не скажешь! – Чего тебе?.. – Мне? Ничего. И вообще ничего. Все нормально. Все в порядке. Просто вам следовало бы закрывать за собой дверцу, когда вы уходите от вольера. Неужели так трудно додуматься? ...Покоробил всех опять своим поведением Дональд. Когда трясущиеся и слегка покачивающиеся от пережитого волнения садальмелики последовали к ближайшим зарослям, он опустился на четвереньки и так, на четвереньках, тоже за ними пошел. – Куда вы, мои маленькие, куда?..– приговаривал он на ходу.– Хотите спрятаться в нору, да?.. Хотите спрятаться в нору... Подождите, я с вами. Эта кошка нас всех когда-нибудь съест... – Прекрати кривляться сейчас же!– прикрикнула на него Тина. Однако Дональд долго еще как полоумный ходил по песку на четвереньках. – Ну ладно, ладно...– пробормотал Сергей в задумчивости, отмахиваясь от нервной Тины.– Ну извини... Ну что с нее взять? Уж такая она вся из себя Тапа... (Тапа издалека, почесывая у себя за ухом задней лапой, наблюдала за ним и за Дональдом). Опасность обостряет способность мыслить, а стресс зачастую помогает окончательно вывести идею, долго блуждающую в мозгу. Сергею почудилось, что он проник в разгадку тайны. Он знал ее, потому что понял и понял наверняка... Еще с самого начала он смутно подозревал, что здесь речь идет не просто о кошке и даже не о Появлении, как таковом, здесь речь идет о психике людей, оторванных от земной природы, всего человеческого мира, и брошенных в кромешную тьму, в пустоту космоса. И тут сразу вставал вопрос: что, все-таки, повинно в Появлении – космос или человеческая психика? Что, собственно, иррационально – космос или душа человека? До сих пор существовал большой соблазн предположить, что это космос иррационален, а человек, сам по себе, существо рациональное. И для такого предположения были свои основания. В самом деле, тело человека рационально, с этим никто не станет спорить, в нем каждая деталь на месте, нет ни одной лишней косточки, ни одной лишней мышцы. Рационален ли разум человека? Здесь может быть двоякий ответ, но, скорее всего, положительный, во всяком случае, рациональное начало в человеческом разуме несомненно. Правда, у человека кроме разума есть еще животные инстинкты, и подчас именно они, а не разум, определяют поведение человека. Но ведь животные инстинкты – есть само торжество рационализма! Они же возникли как реакция организма на окружающий мир, и потому нет ни одного инстинкта, который не был бы оправдан вполне логическими законами жизни... А космос, вроде бы, сама иррациональность – в нем столько необычных и странных явлений!.. Однако, с другой стороны, в космосе тоже нет места для хаоса. Здесь все подчинено законам физики и астрофизики, химии, астрометрии, небесной механики и многих других наук, законам открытым или не открытым нами, это неважно, но тем законам, которые существуют сами по себе, независимо от нас. В человеке же есть нечто неподвластное никаким законам ни одной из наук. Это самое нечто, которое заставляет человека совершать всякие нелепые, антилогичные поступки, вдруг в один прекрасный день завладевает его рассудком, и человеку уже становится наплевать на все, он только чувствует, чувствует, что не может дальше жить без каких-то элементарных, изначальных человеческих потребностей, которых как раз и не хватает в космосе... Ведь Тина была не так уж неправа, когда завидовала первобытным австралопитекам, которые, по ее словам, "могли даже видеть радугу". На "Голубой Амадине", казалось бы, есть все, что необходимо для жизни: автоматы жизнеобеспечения, настольные игры, обширная библиотека, киберповар, наконец. Но человек не может, не должен жить среди одних лишь полезных искусственных предметов, созданных его же собственными руками. Человек – частичка Природы, ее высшее создание. Она с самого рождения и до самой смерти окружает его своими формами. Ну могла ли она допустить, чтобы некоторые из ее высших созданий остались без ее попечения, чтобы вокруг них целых шесть лет не было ни одного природного предмета?.. Люди, собираясь в полет к далеким звездам, забыли взять с собой ненужные вещи. И Природа, как ласковая, заботливая мать, напомнила им об этом. Она подбросила им подарок, такой никчемный и нелепый, что лучше подарка и не придумаешь... Ведь так все просто!.. Просто, но не научно, Поль наверняка засмеет его, если он попробует высказать ему свою мысль. – Ну, хорошо, Поль... Давай разберемся,– оказал он вслух.– Скажи, есть ли у нас на корабле хоть один ненужный предмет? – Зачем?– искренне удивился бортинженер. Сергей почувствовал, как в нем поднимается злоба. Он не понимал зачем, почему, но и воспротивиться ей не мог. – Ну хотя бы один ненужный предмет!!– закричал он во всю силу своих легких. – Ты что? Что с тобой? Успокойся... Ну, ну..,– все засуетились вокруг него. Сергей уже не пытался что-либо объяснять, и потом, когда его вели в его каюту, он только все бормотал и бормотал по дороге: – Нет у нас такого предмета... Нету! Ни одного такого предмета... Кроме Тапы...

ЕЩЕ КОНФЛИКТЫ

Бывают такие моменты в жизни человека, находящегося долгое время в компании одних и тех же людей, когда он уже не может переносить лица своих друзей и стремится спрятаться от них, уединиться. Вот такой психический сдвиг произошел теперь, причем не у одного какого-нибудь звездолетчика, а у всех сразу. Все они позапирались в своих каютах и старались не встречаться друг с другом как можно больше времени. Предпочитая предаваться унынию в одиночестве, каждый убивал время на свой манер: Тина десятый раз классифицировала флору Планеты ящерок, оставленной "Голубой Амадиной" и теперь уже очень далекой; Поль в непременном белом халате, закинув ноги на предназначенную для них табуреточку, часами просиживал в складном кресле против вольера со стаканом холодного лимонада в руке, устремив на садальмеликов долгий взор; Сергей из кают-компании перенес себе кинопроектор и теперь дни и ночи напролет смотрел фильмы, а в перерыве между ними прослушивал на музыкальном проигрывателе записи Фогельвейде и Вальдеррабано; Дональд изредка одалживал у него кинопроектор, но чаще днем спал или ворочался в постели без сна, а ночью, притаившись, сидел возле своей двери с огромной палкой от сломанной щетки и время от времени осторожно выглядывал в коридор: не идет ли к нему какая-нибудь Тапа. Космонавты собирались только за столом, в минуты завтрака, обеда или ужина, да и то старались как можно меньше обмениваться фразами. Общую подавленность исчерпывающе охарактеризовал Дональд, когда проронил, грустно намазывая бутерброд: "Мы, наверное, никогда не долетим. Так и помрем от тоски". Тина взглянула на него с укоризной. Но он и сам понимал, что языком мелет. Уж какая-какая, а эта смерть разведчикам не грозила. Хотя бы потому, что на корабле кроме них была еще и Тапа. А Тапа была не такая кошка, с которой вместе можно было помереть от тоски. Уже через несколько дней звездолетчики ожили. Они словно поняли, что в компании легче переносить тяготы полета, и теперь снова старались быть вчетвером. К этому их еще обязывала необходимость исследований и желание разгадать тайну инопланетной цивилизации. Разумеется, большую часть времени они проводили возле вольера, там, где гуляли ящероподобные создания – живая загадка далекой планеты. И вот однажды, когда разведчики в полном сборе находились возле вольера, киберпилот с помощью с системы сигнализации потребовал их к себе, в рубку управления. Это случалось не так уж часто и, что ни говори, было приятно. До сих пор автоматы управления ни в малейшей степени не нуждались в помощи людей. Если по ходу дела встречались какие-то трудности или возникали какие-нибудь проблемы, то автоматы сами разрешали их, даже не считая нужным известить о них экипаж. Но, оказывается, в космосе бывают и такие ситуации, когда машина со своим машинным мозгом не может решить, как поступить лучше, и тогда уже требуется ум человека. Так или иначе, но сам факт обращения машины за помощью к людям скорее мило удивил их, нежели насторожил. Идти туда вызвался Дональд. Во-первых, он стоял ближе всех к выходу из коридора и потому еще, что остальные были заняты с ящерообразными существами. Дело в том, что Сергей предложил воздействовать на сададьмеликов модулятором колебаний сверхвысоких частот. Перетащив аппарат к вольеру, звездолетчики включили его, навели, и с интересом наблюдали что за этим последует. Сначала существа за стеклом на темно-коричневом фоне почвы лежали спокойно, потом слегка заволновались, а после ухода Дональда, они вдруг привстали на задних лапах, а передние, сумрачно отливающие алым, протянули вперед-вверх, навстречу экспериментаторам, которые смотрели на них, как заколдованные. Садальмелики замерли словно в ожидании, а космонавты затаили дыхание. Тапа тоже пришла посмотреть на ящерообразных существ. Удобно расположившись позади Тины и выглядывая из-за ее ног, она увлеченно наблюдала за садальмеликами. Поль, на ходу застегивая и оправляя белый халат, поспешно включил кинокамеры, установленные в вольере, и, повернув тумблеры, приступил к съемке... – Брысь!– досадливо крикнула Тина кошке, которая подползла к самому стеклу и, уткнувшись носиком, зацарапала его когтями. Правым ботинком Тина попыталась отогнать ее, но Тапа с удовольствием стала огрызаться, а Тине недосуг было играться с ней. – Унеси-ка ее подальше,– посоветовал Поль,– мне надо поправить камеру,– он неуверенно сунулся в вольер. – Ах, чертовка!– вскрикнула Тина, едва успев захлопнуть дверцу вольера и откинуть ногой рванувшуюся туда Тапу.– Так теперь и будет здесь ошиваться!.. Все-таки она изловчилась, ухватила рукой кошку, снесла ее к выходу и вышвырнула прочь из коридора визжащее и кусающееся маленькое чудовище. Поль уже вылезал из стеклянного проема, поправив съемку. Садальмелики, казалось, не обратили на него ни малейшего внимания. Они взирали оловянными пузырями прямо перед собой или себе под ноги, а на губах их застыла все та же зловещая улыбка. Неожиданно они круто взмыли на задних лапах и начали кувыркаться, изгибаться всем телом. Гладкая кожа их радужно плескала цветистыми отливами. Так продолжалось до тех пор, пока динамик не заговорил голосом Дональда: – Приказ экипажу – сесть спиной к стене и сгруппироваться. Включаю боковые двигатели. Ускорение порядка 5,5 g. Курс – сто тридцать от эклиптики... – Что он говорит?– на первых порах даже не поняла Тина. Но когда волна перегрузки потянула разведчиков к полу, они спохватились. Такого вообще еще никогда не бывало. Стекла вольера страшно задрожали, затряслись с пронзительным звуком. Там, внутри, сухо треснуло какое-то дерево. Сергей почти инстинктивно потянулся к ларингофону, но нарастающее давление бросило его на пол – на колени, как будто он собрался молиться невидимому идолу. – Нет, вы подумайте только!– воскликнула Тина.– Этот псих нас раздавит! Пять с половиной g! Ему там хорошо в противоперегрузочном кресле! – А вот не надо было отправлять его одного,– зло выплюнул Поль.– Может, он, и правда, рехнутый... Наконец Тине удалось доползти до ларингофона и она закричала в него прерывающимся голосом, с трудом выговаривая слова: – Зачем... зачем ты это делаешь, Дональд?.. Прекрати сейчас же мучиться дурью... Верни корабль на прежний курс, пожалуйста... – Я, знаешь, не собирался мучиться дурью,– ответил динамик.– Тут у меня ситуация: прямо по курсу поток твердых небесных тел. И знаешь, мне кажется, что когда я меняю курс, они тоже маневрируют, чтобы я не ушел от столкновения... Космонавты переглянулись. – Ты сумасшедший, Дональд,– растерянно выдавила Тина,– у тебя мания!.. Где это видано, чтобы астероиды гонялись за космическим кораблем?!.. – Ладно. Приходите сюда – сами убедитесь... Дональд остановил термоядерный реактор. И хотя система регулирования силы тяжести отказала совсем, и на корабле установилась невесомость, разведчики не растерялась. Сейчас некогда было искать магнитные подошвы. Отталкиваясь от стен и потолка коридора, они кое-как, кверху ногами, доплыли до рубки управления. Поль, чтобы выяснить обстановку, сразу уселся за радарный дальномер и вычислительные машины, а Сергей юркнул в одно из штурманских кресел перед пультом. Поскольку аннигиляция была уже отключена Дональдом, он только включил торможение и, заодно, на всякий случай, перевел систему управления с автомата на ручную. Рули и рычаги поворотов на пульте сразу ожили, слегка завибрировали. В это мгновение Дональд вдруг увидел Тапу. Сидя на распределительном щите, она вся напряглась, когда заметила, как задергался рубиновый набалдашник снятого с предохранителя рычага левого поворота. Сергей не видел ее, он, сжимая в руках руль, внимательно всматривался в экран. А Тапа, впившись в набалдашник пристальным хищным взглядом, медленно стягивалась, превращаясь в комок мускулов, готовясь к прыжку. Дональд отдавал себе отчет в том, что ему надо крикнуть и согнать кошку с пульта, но он молчал и как загипнотизированный следил за ней. Тут Поль сообщил, что оснований для беспокойства, собственно, нет никаких. Оказывается "Голубая Амадина" попала в зону галактического метеоритного потока, но траектория основной, центральной части потока, довольно сильно сконцентрированной, не пересекается с траекторией движения корабля, а проходит значительно ниже, хотя, все-таки, не мешало бы уйти от нее несколько вправо. И в этот момент Тапа прыгнула. Всеми лапами и зубами она вцепилась в набалдашник, собственным весом заставив чуткий рычаг максимально отклониться вниз. "Голубая Амадина" сразу упала влево-вниз на сотню километров. Дональд, выброшенный из кресла, перед падением успел заметить лишь тело Сергея, перелетевшего через Тапу на рычаге, и его ноги, бессильно дергавшиеся метрах в пяти от пульта управления. В следующую секунду он вдруг ощутил всем телом жестокий удар слева, такой, что у него мгновенно вспыхнуло в глазах множество искорок, а руки уже сами собой крепко обхватили швы металлической переборки. "Голубая Амадина" стремительно падала вниз... – Кошку!.. Уберите кошку!.. Визгливые крики бортинженера, прокатившегося по стенке отсека, ставшей вдруг полом, грохот сорвавшихся приборов, короткие вспышки, хруст раздавленных лампочек и среди всего этого – раздирающийся в крике комок мускулов на рычаге левого поворота, – совершенно ошарашили Дональда. Почти инстинктивно он поймал Поля и пристегнул его к переборке какими-то ремнями. А Сергей уже ловко схватился за спинку своего кресла, подтянувшись на руках, взобрался в него и резким движением ноги вернул рычаг на прежнее место. Раздался треск лопнувших ремней, и Дональд вместе с Полем тяжело рухнули на пол. Тапа все еще болталась на рычаге, но едва Сергей протянул к ней руку, как она отпрыгнула в сторону, шлепнулась на пульт, забилась там в первый попавшийся угол и, злобная, окрысилась. Астероиды на экране выросли до невероятных размеров. Теперь уже нельзя было уйти от них ни вправо ни влево, ни вверх, ни вниз, – надо было пробиваться сквозь страшную армаду несущихся вперед космических камней. Они уже заняли собой почти весь экран. – Проклятье!– вскрикнул Поль.– Сейчас они из нас котлету сделают! – Да уж, котлету...– пробормотал Сергей.– Металлический пирожок с мясной начинкой... – Аварийная герметизация!– крикнула Тина из глубины отсека. Сергей мгновенно нашел и щелкнул нужные тумблеры. С тихим шуршанием крышка люка наглухо закупорила вход в рубку управления. Точно так же автоматически перекрылись все тоннели корабля. "Голубая Амадина" превратилась во множество изолированных друг от друга секций, повреждение одной из которых не влекло за собой нарушение жизнеобеспечения в другой. Каким-то чудом те объекты, что фиксировал Дональд, промчались мимо и растаяли где-то за кормой, даже не задев корабль. Но на экране тут и там уже золотились новые точки. – Скорость сближения немногим меньше одной десятой скорости света,определил Сергей. Он обернулся и весело подмигнул Дональду.– Как тебе это нравится? – Очень мне это нравится, очень мне это нравится,– нервно ответил Дональд. Тина тем временем тихо пробралась к пульту и уселась в кресло главного пилота. – Левый поворот... Я ничего не вижу! Убрать тормозные сопла все – я ничего не вижу из-за этого пламени!.. Надвигалась новая волна метеоритного потока. Дональд и Поль, оказавшиеся без дела, затаив дыхание, смотрели на Тину и поражались тому, как хладнокровно, кончиками пальцев она швыряет многотонный корабль из стороны в сторону, уворачиваясь от астероидов, которые свирепой стаей атаковывают корабль. Космонавты знали, что особую опасность представляют вовсе не крупные каменные глыбы, а мелкие, даже чрезвычайно мелкие астероиды. Потому что на такой дикой скорости камешек с размерами спичечного коробка мог серьезно повредить внешнюю обшивку, а метеорит величиной с буханку хлеба – способен был при лобовом ударе разнести вдребезги весь корабль. Смертельная опасность заключалась в том, что даже самые чувствительные радары улавливали такие астероиды лишь на расстоянии тысяч километров, и красная точка, означающая астероид сверхмалых размеров, вспыхивала на экране всего за пару секунд до столкновения, так что Тина едва успевала рвануть рычаг. А ведь ей еще надо было учитывать в какую сторону лучше всего повернуть "Голубую Амадину". Разведчики словно вросли в свои кресла, безмолвно и боясь шелохнуться глядели на экран. Было что-то жуткое в том, как вдруг внезапно и бесшумно один метеорит вырос до невероятных размеров, точно хотел пробить экран и вывалиться в рубку управления, прямо на космонавтов. Машинальным движением руки Тина повернула "Голубую Амадину". Астероид исчез. За ним открылось чистое небо. Как будто и не было никакого метеоритного потока. – Фью,– сказал Сергей, тяжело положив руки на колени,– проехали... Тина поначалу была растеряна и тоже не знала, куда деть руки. Неподвижные звездолетчики с бледными лицами и трясущимися губами бессильно лежали в своих креслах. Между тем, киберы, не дожидаясь распоряжений людей, принялись исправлять полученные повреждения. Полностью их избежать, конечно, не удалось, что и высветилось на мониторах управляющей панели. Астероиды изрядно помяли выступающие конструкции чаши фотонного отражателя и нанесли повреждения ряду секторов в кормовой части. Но хуже всего было то, что совсем уже мизерный камушек (судя по пробоинам, которые он оставил) залетел в подсобные помещения корабля и пробил большой кислородный баллон, благодаря чему обнаружилась утечка кислорода в открытый космос. Не прошло и десяти минут, как уже заработала система регулирования силы тяжести, сразу после нее началась разгерметизация секций корабля. А еще через минуту Поль тяжело поднялся со своего кресла и направился к распределительному щиту. Туда, где сидела испуганная Тапа. – По-моему, нам надо что-то решать с этой кошкой, да? – Вот, вот. Давно пора. Я ведь вас предупреждал,– злорадно отозвался Дональд.– Я ведь вам говорил, что эта Тапа еще даст нам всем жизни. – А вот я ее сейчас возьму за хвост и так тресну об пульт, что у нее навсегда пропадет охота измываться над людьми! Тапа, засев в углу в воинственной позе (подобрав под себя лапы и выпустив когти) молча ждала приближения бортинженера. "Давай, давай,– как бы говорила она своим видом.– Тресни." В ней было все – и недовольство, и глухое раздражение, и следы пережитого страха, и обида, и желание больше не давать себя в обиду, не было только даже и тени раскаяния за свой поступок... Когда Поль подошел к ней и протянул руку, она злобно зашипела как змея и еще сильнее втиснулась в угол. – Да брось ты заниматься глупостями,– сказал Сергей, мягко, но настойчиво отодвигая Поля в сторону.– Оставь ее в покое. Она ведь, в сущности, неплохая кошка. Вот если бы она не направляла наш корабль в метеоритные потоки, что, я думаю, все-таки произошло случайно... и если бы она еще прекратила эту свою политику геноцида в отношении Дональда, мы бы были с ней большими, неразлучными друзьями... – Неразлучными, да? – Я и говорю: неразлучными. Водой не разлить. Верно, Тапа? Тапа только презрительно фыркнула и, ловко спрыгнув с пульта, безобразно потянулась и ушла себе восвояси. После ее ухода у звездолетчиков завязался оживленный спор о том, что с ней делать дальше. Сергей и Тина заступались за нее, а гнев Поля постепенно утихал, пока не исчез совсем. Дональд предложил было убить ее из пистолета, но звездолетчики опротестовали его предложение, тогда он предложил запереть Тапу в одной из кают, просовывать ей пищу на железном ломике в зарешеченный люк, и держать ее таким образом до возвращения домой. Сергей вполне резонно в ответ на это заметил, что такую бестию долго не удержишь взаперти. Вобщем, решили пока не трогать ее в надежде, что ничего подобного сегодняшнему больше не повториться. Однако не прошло и недели, как Тапа выкинула такой номер, в сравнении с которым все ее прежние выходки показались просто невинными забавами расшалившегося котенка. И эта "шутка" окончилась трагически не столько для разведчиков, сколько для нее самой. Короче говоря, через неделю случилась новая неожиданность: Тапа съела садальмеликов.