Текст книги "Повесть и рассказы. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Алексей Пехов

Соавторы: Анастасия Парфенова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

3 июля

Снова ночь. Пытаюсь собрать мысли в кучу. Очень устал. От всего, что видел. От дороги. От напряжения. По сути ничего не происходит, а нервничаешь и потеешь, словно свинья на бойне.

Ладно. Начну с начала.

Спал часов пять, проснулся, когда звезды стали бледнеть. Я так и не смог ответить той женщине, что приеду. В рации был только треск. Антенна отказывалась ловить сигнал. Слишком далеко. То ли погода, когда я услышал голос, была хорошей, то ли божественное провидение.

Вполне допускаю, что второе. Пинок мне под зад, чтобы я сорвался с насиженного места.

Но я все же попробовал наладить связь отсюда, хотя и не надеялся. Неудача. Треск. Тишина. Расстояние и лес, а также портативная антенна играли свою негативную роль.

Выехал, как только рассвело. Видел интересную и странную форму на старой просеке – большой, футов восемь, лохматый, пульсирующий шар, висящий между трех сосен. С одной стороны у него торчали могучие оленьи рога.

Я так и не понял – это видоизменившийся олень или же нечто, его пожравшее? На машину оно никак не отреагировало.

У Мейнсвилла встретил первых зараженных. Два хвача, высокие и проворные, точно орангутанги, устремились за машиной, ловко цепляясь за стены и фонарные столбы, когда я выехал на семнадцатую, возле «Хардис», но быстро отстали.

Потом я видел изменившихся и дальше, прямо на шоссе. У Поллоксвилла, Трентона и в полях. Некоторые пытались меня догнать.

Жуткое зрелище.

А еще удручающее. То, чем мы стали.

Я просто ехал, благо дороги были относительно свободны и единственный затор – желтый перевернувшийся школьный автобус, перекрывший путь, смог без труда объехать по обочине.

Почему удручающее? Пусто. Мир пуст. Заброшен. Оставлен. Словно люди ушли, бросив на произвол судьбы все, чего они достигли. Чем жили.

Да так оно и есть. Ушли в землю. Или на Небеса. Кто во что верит.

Сияет солнце. Поют птицы. И никого.

Пустая равнина, пустая дорога. На мосту, через реку Трент уже основательно проржавевший лист металла и выцветшая надпись: «Дальше хуже».

Но хуже не было. Все так же. Какая-то тварь, я не успел разглядеть, что это, бросилась из кустов прямо под капот и машина подмяла ее под себя, оставив на асфальте.

Теперь я, проехав сгоревшую заправку, встал на ночевку возле стоянки трейлеров. Они заросли со всех сторон сорняками, здесь были люди. Совсем недавно. Я видел следы костра и отпечатки протекторов. Не знаю, куда они ехали, но оставили несколько бутылок пива и «Колу» под навесом.

Очень любезно с их стороны, но меня тошнит от одной мысли о еде.

Я уже возле Кинстона. Будет последний рывок. Попробую связаться по рации.

Добавлено чуть позже.

У меня дырявая голова. Видел людей! Какая-то ферма, на склоне маленького холма, обнесенная колючкой. Они услышали машину и вышли посмотреть. Держали руки у лба, когда солнце светило им в глаза, провожая меня взглядами.

Они не остановили и не окликнули. Просто смотрели. Лишь ребенок, выглядывавший из-за материнской юбки, неуверенно махнул вслед рукой. Ему года три, а значит, он даже не помнит мира, который был до.

Грустно. Печально. Страшно. У меня нет объяснения моим эмоциям. Я уже многие месяцы, несмотря на мою активность, апатичен и иногда с трудом подбираю слова. Мадлен бы смогла лучше. Если я вернусь домой, то расскажу ей, что видел. Может у нее получится.

Просто… просто дети не должны жить в таком мире.

Пустом. Без людей. Наполненном чудовищами из ночных кошмаров.

Чудовища должны оставаться в сказках и комиксах. И их должны убивать рыцари и супергерои.

В реальной жизни им не место.

Но мы, увы, не в сказке.

4 июля

Есть не хотелось. При мысли от еды тошнило, но я впихнул в себя банку «Киркланда» ростбиф в бульоне и вскрыл консервированный хлеб от «B&M». Затем вышел на несколько минут, осматривая мокрые трейлеры и еще одну ферму вдалеке.

День Независимости. Он теперь у нас более настоящий, чем прежде.

Мы независимы от всего: от правил, законов, условностей и даже вежливости. Делай, что хочешь и что можешь. И ничего тебе не будет.

Некоторые так и поступали. Те, кого законы сдерживали. В первые месяцы многое случалось на дорогах и в городах. Мы с Мадлен сами стали свидетелями. И участниками. Помните тот фильм? «Судная ночь»? Здесь же были «Судные месяцы», когда шла агония человеческой цивилизации.

А потом все резко кончилось.

Цивилизация. И желавшие потешить свои темные желания. И те, кто оставался правильным до конца. И даже большинство зараженных.

Теперь наша Независимость – это свобода. Но не та, о которой мечтали отцы-основатели.

Другая. Пустая. Одинокая. Наполненная страхами. Желанием стать незаметными для новых видов, появившихся среди нас.

Стоит ли бояться других людей? Наверное. Возможно. Не знаю. Дело в том, что я в последний год встречал их лишь дважды. И один из них лежал убитым в поле. Да. Убитый другими людьми.

В фантастических книгах и фильмах, выжившее человечество сражается за ресурсы. Еду. Патроны. Оружие. Топливо. (я уже об этом писал в дневнике)

Действительность нашего мира – это не может быть причиной для конфликтов. Во всяком случае пока.

Три года – не срок. Слишком мало времени прошло. А нас… нас тоже слишком мало. Люди – исчезающий вид. И они не могут освоить такое количество ресурсов. Магазины в первые дни паники, конечно вымели, но зайди в любой дом – всегда найдешь пасту, крупы, консервы. Еще много лет никто не будет голодать.

Скорее умрем в зубах хвача или лапах старой мамочки, чем от недостатка еды.

Ну вот… меня понесло. И я даже знаю, почему. Осталось сделать последний шаг, а я пишу, лишь бы протянуть еще несколько минут.

Это ли не трусость? Мадлен так бы и сказала.

Четвертое июля началось с дождя. Он шелестел по крыше машины, пожирая все иные звуки.

Вчера не заметил висельника в самом центре трейлерного парка. Точнее то, что от него осталось. Страшное и отталкивающее зрелище для любого мало-мальски разумного человека. Но за время апокалипсиса я порядком насмотрелся на кости. Они есть во всех городах, вдоль дорог, на фермах, в машинах и лесах. Когда на планете внезапно не стало миллиардов, не нашлось и тех, кто будет их хоронить.

Так что солнце, холод, дождь, ветер, снег, зверье, птицы и насекомые стали могильщиками человечества.

А мы… мы просто перешагиваем через скелеты, да идем дальше.

Уже пять утра. Пора двигаться, но надо еще столько записать. Признаюсь – мне страшно. До тошноты. И я делаю над собой усилие, чтобы двигаться дальше.

Вчера, перед сном, я связался с ними, благо помнил частоту. Признаюсь, они были удивлены. Думали, что я их бросил. Женщина заплакала, хоть и пыталась это скрыть.

Ее зовут Лэрри. Это я узнал. Еще с ней Тавиньо и малышка Клер. Укушенная Марта, к сожалению, не выжила. Умерла в тот день, когда мы в первый раз говорили по рации.

Еда у них закончилась. Вода тоже. В шесть утра, как мы и договорились, я вновь связался с ними.

– Дождь нам на удачу, – Лэрри старалась быть бодрой. – Мы смогли набрать немного.

– Я уже близко. Буду через пару часов. Прием.

Молчание длилось дольше, чем я ожидал.

– Уезжайте, Марвин, – наконец сказала она. – Обстановка слишком сильно изменилась.

Мое сердце застыло.

– Еще зараженные? Прием.

– Нет. Хуже. Началось слияние.

Я скрипнул зубами и откинувшись в кресле, закрыл глаза. Надо сказать, что ее предложение уехать было вполне себе милым. Да. В прошлой жизни я бы так и сказал: «очень мило с вашей стороны подумать о моем здоровье, мэм».

– Эй. Вы еще там? Прием, – спросил я через несколько минут.

– Да.

– Давно началось слияние? Прием.

– Сутки назад.

– А под дверью все еще хвачи? Прием.

– Трое. И еще с десяток ярдах в четыреста, в поле, стоят у фермы. Но любой громкий звук…

– А задняя дверь? Прием.

– Там толстоморд стережет. Слушайте, Марвин. Они сливаются и это будет тюльпан, а может два. Если у вас нет при себе танка, то лезть к ним самоубийство.

Эта Лэрри та еще альтруистка. Мадлен бы она явно понравилась. Сейчас редко кто думает о чужих шкурах, когда твоя в смертельной опасности.

– Вас никто не осудит. Ни я, ни мои спутники.

– Не могу уехать. Прием.

– Почему?

Действительно, почему? Потому что мне осточертело одиночество? Или потому что я устал бояться? Или… устал жить? А влезть в толпу зараженных прекрасный легкий способ самоубийства, к тому же еще с оправданием, мол хотел спасти людей.

Погиб не напрасно.

– Хочу посмотреть на вас, Лэрри. Прием.

– Что? – она опешила.

– Нет. Серьезно. Хочу увидеть ваше лицо. Вы интересный человек, раз заботитесь о жизнях чужаков. Прием.

Она рассмеялась.

– Хорошо, Марвин. Приезжайте. И вытащите нас. А потом смотрите сколько хотите.

Так что мне пора. К ним. До моста, потом через реку. Там оставить машину и пешком, чтобы шум двигателя не взволновал окрестности.

Надеюсь это не последняя запись.

Очень надеюсь.

5 июля

Длинный выдался денек. Я так и не сомкнул глаз с четвертого июля, а сейчас уже вечер пятого. А мне все никак не уснуть. Поэтому и пишу, может хоть теперь меня срубит, хотя сомневаюсь. Рука не дает покоя.

Да, собственно говоря, она болит, точно проклятая. Огонь в предплечье нестерпимый и маленький горячий уголек простреливает куда-то в плечо, под ключицу, а еще в шею. Так, что в глазах темнеет, дыхание перехватывает.

Так хреново мне не было уже давно.

Но я продолжу писать. Сейчас дневник – мое спасение. Возможность балансировать на границе разума. Не превратиться в паникующее или агрессивное животное, которое забьется куда-нибудь под кровать, чтобы тешить свои примитивные страхи.

Надо собрать мысли в кучу. Рассказать, что случилось. Пока свежи воспоминания.

Добавлено позже.

Уснул кажется. На несколько часов. Сейчас ночь, я зажег лампу, ее свет раздражает глаза. Но надо терпеть.

Итак. Шел дождь. Он не думал стихать, лег серой пеленой на дорогу, дичавшие фермерские поля, брошенные машины, рощи. У меня не было с собой куртки или плаща, так что рубашка и шорты намокли, когда я остановил автомобиль на обочине, где-то в полумиле от церкви. Бейсболка с эмблемой «Сент-Луис Кардиналс» мало помогла от непогоды.

Одежда липла к коже, приносила холод, но этот холод – меньшая из грядущих проблем.

Уходя, я еще раз связался с Лэрри:

– Я близко, – сказал ей. – Осмотрюсь. Ждите сигнала.

– Это самоубийство, Марвин. Но… Но я благодарна, что вы здесь.

Я распотрошил одну коробку патронов «Ремингтон Экспресс Кор Локт». Пять зарядил в винтовку, еще пять сунул в патронташ на прикладе. Оставшиеся десять ссыпал в правый карман шорт. Еще три полные коробки сунул в подсумок на бедре. Вряд ли мне столько понадобится. Стрельба из семисотого «Рема» вещь не быстрая, особенно если ты всего лишь любитель. Пуля хорошо показывает себя на шестьсот футов. Гарантированно утихомиривает хвача, если правильно попасть. Но если их там, действительно, толпа, как говорит Лэрри, они могут добраться до меня куда быстрее, чем я произведу хотя бы десять точных выстрелов.

Кольт «Анаконда» оттягивал пояс с противоположной стороны от подсумка. Весь этот вес довольно сильно снижал мобильность, так что не зря я больше года бегал с грузом вдоль прибоя. Знал, что рано или поздно тренировки мне пригодятся.

Я сошел с дороги в высокую траву. Такую же холодную и мокрую, как весь мир. Шел сквозь нее, держась шоссе, затем взял южнее, к ферме Сандерсона – большому комплексу ангаров, складов, закатанному в бетон, со стоянкой полной прицепов для грузовых фур. Туда лезть не стал, мало ли. Сорванный ветром плакат, теперь висевший на одном крепеже «Здесь есть выжившие!» доверия не внушал. Полагаю теперь эти самые выжившие устроили вечеринку возле церкви баптистов.

Но все же для себя отметил, что на ферме имеется достаточное количество укромных уголков, где можно спрятаться, если придется отступать этим путем.

Осмотрел ее в бинокль, ничего подозрительного не увидел (кроме нескольких почерневших костяков, но это не считается). Сместился к леску, в котором протекала Фоллинг-крик. Если идти через него напрямик, то выйдешь прямо к порогу церкви.

Я так и поступил. Расстояние плевое, но пришлось осторожничать. Не хотелось бы выскочить в толпу зараженных. Банальное «Привет!» они не оценят.

Церковь – вытянутое одноэтажное здание бордового цвета с белой крышей и шпилем, с открытой широкой парковкой, на которой стоял старенький «Чероки» с распахнутыми дверьми.

Я все хорошенько изучил в бинокль.До заднего входа футов триста. И там, похожий на большой булыжник, не шевелясь сидел толстоморд. Следующая стадия после хвачей – массивное, сильное, мускулистое создание со светло-серой кожей и приплюснутой, точно у жабы, головой, в которой уже не оставалось ничего человеческого.

Он… как носорог в мире зараженных. Плохое зрение, но страшная мощь. А еще упорство. Если хвачи рано или поздно отстанут от тебя, то эта гадина продолжит преследование до самого конца.

Я видел, как медленно и величаво вздымались его пупырчатые бока. Жаба притаилась под лопухом в ожидании, когда насекомое выберется из своей норки.

Дальше, возле машины, прямо на асфальте, спали хвачи. Четверо. Еще дальше, у шоссе и большого рекламного плаката, в поле огороженном белой оградой, слонялись остальные. Семь? Восемь? Возможно были и другие, но я не видел – церковь перекрывала угол обзора, а дождь делал все призрачным и зыбким.

Пришлось менять позицию. Передвигался пригнувшись, молясь, чтобы никто из них меня не заметил.

Когда из дождливой дымки, через шоссе, показался отель и серый, с красной полосой, дилерский центр «Тойота», несколько минут переводил дух. Кровь в ушах стучала так, словно я не полз на карачках, а бежал марафон.

Отсюда картина оказалась куда более удручающей. Действительно еще восемь хвачей и одна старая мамочка – тощее низкорослое нечто, уже не способное передвигаться на двух ногах, опиравшееся на четыре лапы. Ее седые волосы липли к голому бледно-голубому телу.

Я проделал обратный путь к машине и это заняло у меня уйму времени. Залез в кабину, заблокировал двери и связался с Лэрри.

– Под дверью толстоморд, как вы и сказали. Четыре хвача перед церковью, восемь у шоссе и с ними старая мамочка.

– Старая мамочка? – не поняла она, перебив меня, но сперва я услышал лишь треск из-за того, что Лэрри, так и не научившаяся обращаться с рацией, заговорила без очереди. Так что ей пришлось повторить.

– Да. Четырехногое существо, быстрое и умное. Похоже на скелет или мумию обтянутую кожей. Седые волосы. Прием.

– А. Мы называем их адскими псами.

– Я не увидел никаких признаков слияния у церкви. Кокона нет. Вы уверены? Прием.

– Да. И я и Тавиньо видели кокон в двух шагах от нашей машины. Это тюльпан. Оно же не могло развиться столь быстро? Или могло?

– Его нет. Но видимость из-за дождя плохая. Возможно он где-то близко. Будем учитывать это.

– Что вы решили делать?

– Я попробую их отвлечь. Пошумлю немного. Надеюсь, что большинство отправится за мной. Когда начнутся выстрелы – не спешите. Подождите пару минут, увидите, что парковка свободна, бегите к машине. Прием.

– Там одни пары, а не бензин. Далеко мы не уедем. И еще толстоморд. Он не купится на ваш шум, зная, что мы внутри. Никуда не уйдет.

Я подумал немного.

– Что у вас с оружием? Прием.

– Три дробовика и тридцать один патрон. Еще два пистолета. И ножи.

Ножи вещь хорошая. Чтобы потрошить выловленную рыбу. Но не стоит лезть с ножом даже к первой форме, не говоря уже о толстоморде.

– Вам придется уложить увальня самим. Знаете, как это сделать? Прием.

– Да. – Уверенно ответила она. – Надо стрелять под челюсть, в его горловые пузыри.

– Сделайте это быстро, как только он встанет на ноги. В последний год они научились опускать голову и защищать уязвимое место. Прием.

– Поняла. Что нам делать, когда мы его убьем?

– Уходите в лес и двигайтесь за ферму Сандерсона, а потом к шоссе. Но не расслабляйтесь, кто-то из них может погнаться за вами. На дороге стоит серый «RAM», ключи я оставлю на водительском сиденье. Прием.

– А вы?

Я помолчал. Не так-то просто трусу быть супергероем. Особенно если плащ с эмблемой Добра и Справедливости забыл дома.

– Мне кажется, я не смогу добраться до машины к сроку. Не успею. Кинстон рядом, там тоже должны быть зараженные. И лучше вам не приходить ко мне на выручку. Я возьму одну из «Тойот» и нагоню вас. Так проще. Прием.

Теперь уже она замолчала.

– Вы берете на себя слишком высокий риск из-за неизвестных людей, Марвин. У вас есть причины делать столько шагов к самоубийству?

Полно. За то, что я сделал в прошлом. И что не смог сделать. За мое вынужденное одиночество. И… за много еще чего. Но ответил я иное:

– Понимаю, что просидев столько дней в церкви, Лэрри, вы заделались классной проповедницей, но я не планирую умирать. Я видел жилую ферму, когда ехал к вам, – пришлось объяснять дорогу. – Встретимся там. Начну в двенадцать дня. Засеките время и будьте готовы. Конец связи.

Я взял из кузова тяжеленный рюкзак с сожалением поглядев на лежащий тут же медвежий капкан весом в четыреста фунтов. Придется обойтись более легкими вариантами, этот я не унесу.

Теперь возвращался по другой стороне шоссе, отошел от него подальше, взяв курс к отелю «Америка Бест Валью инн Кинстон». Дождь стал слабее, так что вытянутое двухэтажное здание с синей крышей было хорошо видно издалека. Держался за кустами, закрывавшими меня от шоссе. Они одичали, разрослись и давно требовали стрижки.

Часть машин перед дилером «Тойоты» сгорела, как понимаю, в первые месяцы эпидемии. Несколько отсутствовало, но все равно выбор оставался довольно большой. В особенности пикапов. Я снял рюкзак, поставив его рядом с одной из «Таком». Церковь отсюда была не по прямой, чуть направо и не так уж и близко.

Это хорошо.

Вооружившись винтовкой, прошел внутрь здания, где продавали машины. Большое панорамное стекло слева разбито, внутри, на мое счастье, никого.

Несколько автомобилей, за которыми уже никогда не придут покупатели, засохшие цветы в больших горшках, баскетбольное кольцо (сдувшийся мяч я увидел в другом конце зала), обтянутые белой тканью кресла и диваны для клиентов.

Всюду грязь, пыль, битое стекло. Темные пятна и разводы на полу, вне всякого сомнения чья-то кровь. Лестница за кассой вела наверх, в конторку управляющего. Дверь распахнута, в замке ключ.

Я осторожно заглянул туда. Полумрак, ящик с автомобильными ключами перевернут, они валяются на полу во множестве. Я подобрал первые же, посмотрел на номер, приклеенный желтым скотчем. Четырнадцать.

Найти нужную машину на стоянке не составило труда – на лобовом стекле «Секвойи» была цифра четырнадцать.

Я понимал, что рискую, когда заводил ее в такой близости от тварей, но выбор был довольно унылый. Если бы потом я бежал к ней, а она не завелась, началось бы настоящее веселье. Топлива в баке досадно мало, но мне хватит. Выключив зажигание, подхватив рюкзак, я вернулся в салон.

Достал четыре капкана. Хороших, надежных, пускай и не таких мощных, как оставшийся в кузове моего пикапа. Разместил их на ступенях лестницы, ведущей в конторку управляющего. Цепи карабинами прикрепил к металлическим перилам и только после этого взвел капканы.

Посмотрел на часы. Еще оставалось пятнадцать минут.

Как раз хватило, чтобы подготовить себе точку для стрельбы. Подвинуть стол поближе к окну, свернуть в валик махровое полотенце для упора винтовки и положить рядом с собой еще одну, открытую пачку патронов.

Теперь я смотрел через прицел. Тех, кто у церкви, я не достану. Слишком далеко для такого стрелка, как я, да и видимость снова упала – дождь зарядил с удвоенной силой. Так что стрелять начал по группе возле шоссе.

В мои способности и умения не входило мастерство калибровки оптического прицела. До случившегося оружие находилось далеко от области моих интересов и увлечений. Разумеется, когда припекло, стрелять учишься быстро. Но правильно подогнать сложный и дорогой прицел без помощи интернета, моих умений и мозгов не хватило. До семисот футов все было более-менее прилично, но дальше этой дистанции начинались разбросы. Я знал, что пуля уходит чуть вправо и вверх, так что целился перед первым выстрелом долго.

Попал хвачу, все еще облаченному в грязную клетчатую рубашку, в голову. Увидел розовое облачко в воздухе, когда он бревном падал в траву.

Поторопился и второй раз промазал. Следующие две пули вогнал в корпус новой цели. Но не убил. Зараженный крутился на месте, разевая пасть, все еще сильно похожую на человеческий рот. Он стал дергаться туда-сюда, но я больше уже за ним не следил. Подранок, даже если не сдохнет, не будет мешать.

Оставшиеся шесть пытались понять откуда выстрелы.

Последняя пуля из магазина прошла мимо них.

Теперь я стрелял, закидывая по патрону в патронник. Выстрел. Затвор на себя. Гильза на пол. Звяк. Новый патрон. Затвор от себя. Прицелиться. Выстрел.

Старался делать это без суеты, но максимально быстро.

Один из них понял мое местоположение и бросился в сторону автосалона. Пуля вошла ему под нос, снесла затылок. Я увидел, что к уцелевшей пятерке присоединились и те, кто находился у церкви. Они неслись, как угорелые, но почти сразу же остановились, развернулись и поспешили назад, стоило лишь прозвучать слитному громыханию дробовиков.

Я отвлекся из-за того, что от Кинстона, через поле, наперерез, рассекая дождь неслись еще три долговязые тени. Надеюсь, что Лэрри и ее люди выстоят. Сделал, что мог, выстрелил в одну из них, но расстояние было слишком велико для меня. Промазал.

Пятеро хвачей уже добрались до автостоянки, замелькали между машин и кажется пытаясь укрыться за ними, прячась от моих выстрелов. Прицел теперь только мешал, слишком близко, и я не успевал «вести» перекрестье за их мечущимися телами.

Не стал тратить пулю зря, вместо этого успел загнать в неотъемную обойму еще три патрона, прежде чем они ворвались в демонстрационный зал.

Я уже ждал их у двери конторы, на площадке нависающей над всем торговым пространством. Выстрелил в первого и совершенно глупо промазал. Пока перезаряжал, он запрыгнул на крышу «Сиенны», а оттуда воспарил ко мне, словно Майкл Джордан к кольцу. Цепкие руки ухватились за перила ограждения, в фиолетовых глазах была жуткая, отталкивающая красота.

Я на миг ощутил себя кроликом перед удавом.

Страшное впечатление, когда бывшие люди оказываются близко от тебя.

Здесь не промахнулся бы даже безрукий слепой. Он рухнул вниз, пока четверка его товарищей, мешая друг другу, кинулась вверх по лестнице.

Сработали капканы, дробя берцовые кости. Взревел один, за ним второй. Третий споткнулся и упал на капкан лицом. Последний полез по головам «друзей», ловко перепрыгнул последнюю ловушку и врезался бы в меня, если бы я не выставил перед собой винтовку.

Он рванул ее на себя, я не отпускал. Несколько секунд мы боролись.

Подумал: «Все. Конец».

Чертова тварь оказалась сильнее меня. Я разжал пальцы и он, все еще пытавшийся вырвать оружие, по инерции, сделал несколько шагов назад. В кабинет менеджера. Я добавил ему ускорения, пнув ногой в плоский живот, а затем захлопнул хлипкую дверь и повернул ключ в замке.

Отскочил.

Он вынес преграду с разбега, перекувыркнулся через перила, рухнул вниз с глухим стуком. Я так спешил, что споткнулся и обратно в кабинет вбежал буквально на четвереньках. Извернулся, хватаясь пальцами за приклад уехавшей под стол винтовки.

Я вытянул ее в тот момент, когда упавший вниз хвач вернулся, кузнечиком заскочив обратно на площадку. Пуля ударила его под грудину, заставив пошатнуться и сделать шаг назад.

Я, сидя, вытащил из патронташа на все том же прикладе патрон, успев удивиться, что у меня даже пальцы не дрожат. Наоборот, испытываю странный азарт, словно став участником какого-то лихого аттракциона.

Патрон. Затвор. Выстрел.

Пуля угодила под челюсть, выплеснув содержимое деформированной головы во все стороны.

Я быстро выглянул наружу. Троица на лестнице все еще билась из ловушке. Первый попавший в капкан почти оторвал себе ногу, в желании до меня добраться. Тот, что угодил в зубцы лицом, кажется был готов.

– Драть вас всех, – сказал я, заряжая винтовку.

Пять патронов. Шаг на лестницу, расстрелять их в упор. Даже того, кто не шевелился. Так. На всякий случай.

Испачкал кроссовки в их крови, когда пробирался между телами. Кровь этих созданий ничуть не отличается от человеческой. Такая же алая. Живая. Пускай и зараженная. Но пока я ничего не мог сделать. Подумаю о том, чтобы избавиться от обуви чуть позже.

Выскочив из дилерского центра, тут же спрятался за машиной, прислушиваясь. Очень-очень далеко громыхнул дробовик. Значит кто-то из группы Лэрри все еще жив.

Прекрасно.

Шаги рядом. Одинокий зараженный, первая стадия, все еще похож на человека, бездумно пронесся мимо, к лесу, не заметив меня. Я выждал примерно минуту, прежде чем двинуться к новой машине. Водительская дверь оставалась открытой, сунул винтовку перед передним пассажирским сиденьем, сел сам, заблокировав двери.

Ну что сказать дальше?

Никто не идеален. Некоторые совсем не идеальны. Местами даже преступно глупы.

Смертельно.

Когда старая мамочка, о которой я совсем забыл, обхватила меня лапами с заднего дивана, единственное, что я успел, это подставить предплечье ей под челюсть, чтобы она не впилась в меня зубами.

Я рычал, она шипела, тараща круглые, как у лемура, глазищи, да щелкала зубами. Проклятущая ведьма держала довольно крепко, но мне удалось левой рукой достать кольт.

Грохнул он так, что в «Секвойе», по моему мнению, образовался вакуум совместно с черной дырой. Все разлетелось на атомы, словно Доктор Манхэттэн решил собрать из них новую вселенную.

Удар по ушам в закрытой машине был такой, что я решил, будто выстрелил себе в голову. В крыше образовалась дырка, а визг старой мамочки, не ожидавшей подобного, я попросту не услышал.

Суровые времена требуют суровых действий.

Я сунул восьмидюймовый ствол ей в пасть и снес голову, заляпав и себя и салон. Открыл дверь, вывалился на асфальт, слыша лишь звон.

Не знаю сколько так пролежал. Вечность. Довольно интересный опыт: смотреть на мир из такого положения. Две массивные тени появились со стороны Кинстона, неуклюже переваливаясь, неслись к церкви. Я подумал, что два толстоморда для меня слишком и лучше я полежу еще немного.

Вдруг найдутся силы, чтобы встать. И это при том, что адреналин собирался вскипятить мою кровь.

Еще я подумал, что надо вернуться в конторку, взять новые ключи и найти новую машину. Эта уже годится лишь для того, чтобы снимать фильмы о маньяках, зомби и развеселом мяснике с бойни.

Но двигаться не хочется. Я вижу свое правое предплечье, длинную и широкую (пять дюймов, не меньше) кровоточащую рану. Как будто кто-то цапанул зубами кусок бекона за краешек, а потом повернул голову, потянув его за собой, из упаковки.

Забавно. Я даже не почувствовал, когда старуха успела меня цапнуть.

В момент осознания, в какую задницу я угодил, из-за отеля, топая на ходулях, появился тюльпан…