355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Пехов » Ведьмин Яр » Текст книги (страница 1)
Ведьмин Яр
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 02:17

Текст книги "Ведьмин Яр"


Автор книги: Алексей Пехов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

ВЕДЬМИН ЯР

Ворон на ржаном поле не было, что и неудивительно при таком пугале. Будь я мало-мальски разумной вороной, то, встретив подобную страхолюдину, летел бы до княжества Лезерберг, вопя во всю глотку от ужаса.

Пугало было неприятным.

Недобрым.

Злым.

Оно торчало на палке, затянутое в дырявый солдатский мундир времен князя Георга. В широкополой, надвинутой на глаза соломенной шляпе с растрепанными полями. Голова – мешок, сшитый из рубища и набитый непонятно какой дрянью, – казалась одутловатой и непомерно большой. Нарисованная черной краской линия рта – зловещая ухмылочка на все лицо – заставляла задуматься о психическом состоянии пугала.

– Улыбка, что называется, мороз по коже, – отметил Проповедник.

Я не ответил, лишь раздраженно дернул плечом, и он замолчал. Меня больше заинтересовал серп в правой руке страшилы. Он был покрыт странным буроватым налетом. Возможно, ржавчина, а может, и нет. Я не настолько любопытен, чтобы проверять. Но, судя по улыбке пугала, не удивлюсь, если где-нибудь в меже лежат чьи-то кости. Кто знает, что делает оно ночью, когда вокруг залитые лунным светом поля и на проселочной дороге появляется одинокий путник?

Я бросил на него еще один оценивающий взгляд и сказал:

– Наверное, ты свирепеешь оттого, что изо дня в день приходится стоять в этом забытым богом месте под ветром, дождем и снегом. И надо думать, тебя порядком допекло гонять ворон. Если хочешь, можешь присоединиться к нашей маленькой компании. Не обещаю, что будет интересно, но всяко лучше, чем торчать на ржаном ноле.

Услышав мои слова. Проповедник расхохотался и вытер кровь, текущую из проломленного виска:

– Зачем тебе это страшило, Людвиг?

– Мне так хочется.

Он фыркнул, слишком громко и театрально, поправил окровавленный, давно уже не белый воротничок своей сутаны, но не стал меня убеждать оставить затею, за что я был ему безмерно благодарен.

– Что скажешь? – обратился я к пугалу.

Оно ничем не показало, что услышало меня. Лишь ветер трепал торчащую из-под соломенной шляпы паклю волос и пригибал ржаные колосья.

– Ну как знаешь, – равнодушно сказал я ему, поднимая с земли свой дорожный саквояж. – Если надумаешь, догоняй.

Я пошел прочь, и Проповедник пристроился в шаге за мной, напевая Anima Christi,[1]1
  «Душа Христа» – одна из молитв.


[Закрыть]
на этот раз переложив ее на мотив одной золянской песни. Проповедник у нас еще тот безбожник и богохульник. Такого, как он, даже среди кацеров[2]2
  еретиков (устар.).


[Закрыть]
 Витильского княжества не сыщешь. В былые годы Псы Господни с радостью отволокли бы его на костер, но теперь времена уже не те, и Проповедник частенько глумится над обряженными в черные сутаны братьям и по вере. Ему все сходит с рук.

Перед поворотом я оглянулся. Пугало стояло там же, где и раньше.

– Может, ему нравится гонять ворон? – пробормотал мой спутник.

– Не исключаю такой возможности. В любом случае – стоило попытаться.

Проселочная дорога виляла среди неубранных полей и казалась давно заброшенной. Никаких следов. Впрочем, впечатление было обманчивым. Люди здесь появлялись, о чем свидетельствовала хотя бы свежесколоченная изгородь. Мы дошли до перекрестка, где основной тракт вел к Виону, третьему по размеру городу княжества Фирвальден.

В воздухе пахло жарким летом и грозой, собирающейся на востоке. Неугомонные ласточки носились над самой землей, кузнечики стрекотали, как угорелые. В общем, ничего интересного. К сельским пейзажам я равнодушен. И если бы мой конь не захромал и его не пришлось продать какому-то жуликоватому типу, стал бы я рассматривать окрестные пасторали столь придирчиво.

Возле дорожного столба, отмечавшего мили, я остановился, мельком взглянул на сухую фигуру Проповедника, подумав передохнуть, но на дороге показался регулярный дилижанс, за что я тут же возблагодарил свою удачу.

Кучер остановил громыхающую на ухабах карету, я заплатил ему за проезд, радуясь, что до города ехать меньше часа и мои кости не успеют превратиться в порошок от тряски. Я забрался в карету, сел на едко пахнущее кожей сиденье, поприветствовав пассажиров. Их было всего трое, так что внутри оказалось просторно. Проповедник куда-то делся. Или поехал вместе с кучером, или решил прогуляться пешком. Я не беспокоился о нем. Вот уж кто-кто, а этот зануда от меня никуда не денется, проверено опытным путем.

Я сунул саквояж под сиденье, запихнув его ногой поглубже. Сидевшая рядом со мной пожилая дама крайне кислой наружности и в черном чепце подарила мне не слишком восхищенный взгляд и сжала черепаховую ручку сумки, словно опасаясь, что ее ограбят. Я мило ей улыбнулся, но должного эффекта не произвел. Для нее я был слишком странным господином, который путешествует пешком по проселочным дорогам.

Напротив меня сидел молодой человек в черном бархатном берете с вышитой эмблемой Савранского университета, заведения уважаемого и престижного. Судя по всему, господин студент возвращался в родные края на каникулы. Глаза у него были проворными, так что он почти сразу же заметил кинжал, показавший рукоять из-под моей расстегнутой вельветовой куртки. Безошибочно определив род моей деятельности, он нахмурился, и следующие двадцать минут я находился под расстрелом его взгляда, полного праведного молчаливого возмущения.

Мне было ровным счетом все равно, и его назойливое внимание меня ничуть не раздражало. Наконец студент прокашлялся и сказал запальчиво:

– Таким, как вы, не место в свободном княжестве!

– Спасибо за информацию, – вежливо поблагодарил я его, поглядывая на третьего пассажира.

Кажется, он улыбался, во всяком случае, глаза у него были веселые.

– Я презираю вашу работу!

Вот ведь повезло оказаться рядом с наслушавшимся прогрессивных вольнодумцев дураком. Другой бы на моем месте уже выбросил юного борца за справедливость из дилижанса, но я, как человек миролюбивый, лишь пожал плечами:

– Поэтому, чтобы вас не раздражать, я не стану ее делать прямо сейчас.

Он нахмурился, не понимая, и я спросил:

– Как вы считаете, сколько в дилижансе пассажиров?

– Разумеется, нас только двое!

Сосед студента действительно веселился. Плечи его тряслись от смеха.

– Спешу вас огорчить, молодой человек. Нас здесь четверо.

Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего – с большой опаской, словно я вот-вот на него кинусь, но я как ни в чем не бывало продолжил, ткнув пальцем в даму в чепце:

– Здесь едет женщина. Судя по одежде, едет уже не первый год.

Она посмотрела на меня с обидой и отвернулась к окну, произнеся губами какое-то ругательство.

– А рядом с вами сидит очень интересный персонаж. Как я понимаю, военный. Во всяком случае, на нем порядком испачканный мундир артиллериста княжества Лезерберг с нашивками уорэнт-офицера второго класса. Помните тот трехлетний конфликт, когда Фирвальдену показалось, что ущемляют его территориальную целостность? Кажется, парень оттуда. Пулей ему оторвало нижнюю челюсть, так что зрелище, я бы сказал, не очень аппетитное. В данный момент этот бравый вояка дышит вам в ухо, а кровь из его раны капает вам на плечо.

Студент дернулся, машинально посмотрел на свою чистую одежду, хотел что-то мне сказать, но, увидев по глазам, что я не лгу и не смеюсь над ним, побледнел.

– Вы шутите? – прохрипел он осипшим голосом.

– С такими вещами я никогда не шучу, уж можете мне поверить.

Он почувствовал себя очень неуютно со мной. Стал бросать взгляды на пустые сиденья, пытаясь увидеть то, что ему видеть не суждено.

– И вы… не собираетесь ничего делать? – нервно спросил студент.

– Нет. Не собираюсь. Во-первых, у меня выходной. Во-вторых, вы этого не одобряете.

Было еще и «в-третьих» – не все духи опасны для человека. Далеко не все. А я не убиваю тех, кто просто хочет жить. Даже если их жизнь мало чем похожа на человеческую. Но я не стал говорить об этом вслух. Идейный молодой человек этого совершенно не заслуживал.

Он сидел, напрягшись, косил глазами по сторонам, облизывал языком пересохшие губы. Несколько раз студент почти убедил себя в том, что я лгу ему, но первобытный страх перед неведомым оказался сильнее. Он заколотил по стенке дилижанса, заставив кучера остановить его, и с круглыми от страха глазами вывалился на улицу.

Что характерно, даже не попрощавшись. Вместе с ним покинул карету и уорэнт-офицер. Его вся эта ситуация развлекла.

– Зачем вы так с бедным мальчиком? – не выдержала дама, когда дилижанс набрал скорость и я стал подпрыгивать на сиденье.

– Бедный мальчик любит судить людей и презирать то, чего он не слишком понимает. Пусть ему будет это уроком.

Она покачала начинающей седеть головой:

– Это очень жестоко.

– Отнюдь. Жестоко было бы сказать, что за ним сошел еще один пассажир.

– Зря вы едете в Вион, – жестко сказала она.

– Я должен о чем-то знать? – резко спросил я, поворачиваясь к ней.

Женщина не ответила, и всю оставшуюся дорогу мы провели в молчании. Когда дилижанс остановился на центральной городской площади, аккурат напротив ратуши, я вышел на улицу.

Гроза приближалась. Я чувствовал это. Не пройдет и часа, как она меня нагонит, накроет город.

Стихийный овощной рынок возле начала узкой улицы, ступеньками поднимающейся на парковые террасы, спешно закрывался. Продавцы собирали прилавки, убирали товар в корзины, грузили на телеги. Городские законы позволяли торговать приезжим в пределах стен лишь до трех часов дня. Звонница собора Святого Николая – серо-черной громадины, возвышающейся над Вионом, – как раз призывала на нону.[3]3
  Нона (девятый час) – молитва, читаемая приблизительно в три часа дня.


[Закрыть]
Двое стражников с арбалетами и при пистолетах за поясами, обязанные следить затем, чтобы закон соблюдался, то и дело посматривали на пока еще ясное небо, а не на торговцев.

Я покачался на каблуках, думая, что делать дальше. Заключив, что неплохо бы для начала оставить вещи, а затем заняться делом, направился по Глотской, подальше от южных ворот, через которые приехал. Я знал отличный постоялый двор всего лишь в пяти минутах от центра.

Дома в Вионе были большими, светлыми, покрытыми ярко-красной шестиугольной черепицей, придававшей им немного сказочный вид. Мне нравилось здесь бывать гораздо больше, чем в столице княжества, где растянутый вдоль озерных берегов город больше походил на какую-то жалкую лягушку, которую переехало тележное колесо. Фирвальден – княжество, затерявшееся среди дремучих лесов и бескрайних полей, – место много лучшее, чем думают его жители. И душ здесь встречается гораздо меньше, чем в других областях.

За всю дорогу до постоялого двора я увидел лишь одну – бледный мальчишка, лет десяти, раскинув руки, бродил по коньку крыши пекарни. Заметив мой взгляд, он помахал рукой. Я, сам не знаю почему, улыбнулся.

Проповедник появился внезапно, как это обычно и бывает, вытер кровь, стекающую по щеке.

– Жители напуганы, – сказал он мне, наблюдая за прохожими.

– Я уже заметил.

В воздухе пахло едва сдерживаемым страхом, и этот запах, едкий, словно лошадиный пот, и опасный, как бешеный волк, постепенно захватывал мысли горожан.

Владельцем постоялого двора оказалась женщина. Она без проблем нашла мне комнату в мансарде, под самой крышей, где из высоких треугольных окошек прекрасно было видно улицу, соседние дома с ажурными занавесками на окнах и множеством цветочных горшков на подоконниках. Все цветы были яркими, веселыми и милыми, но из-за витавшего в городе страха казались попавшими сюда из какого-то другого мира.

Я бросил саквояж на стол, открыл его, задумчиво посмотрел на содержимое.

– Как думаешь, что здесь происходит? – Проповедник расположился на стуле.

Я посмотрел на его желтоватое, покрытое морщинами лицо. Вместе мы уже девять лет. Я нашел его под Мальмом, когда наемники его величества Александра-Августа сожгли несколько деревень. Проповеднику не повезло. Какой-то урод раздробил ему висок ударом рукоятки палаша.

– Скоро узнаю. Пойдешь со мной?

– Не хочу, – мотнул он головой.

Ну и отлично. Во всяком случае, хоть немного отдохну от его назойливого общества.

Небо потемнело, а ветер, налетевший на город, бился лбом в изящные флюгеры, заставляя те крутиться, словно механические волчки. Гремело почти каждую минуту, улицы опустели, а запах страха стал еще более едким, чем прежде. Разумно было бы спросить, что случилось, у первого же встречного, но по своему опыту я знаю, что требуется опросить как минимум десять человек, чтобы хоть один из них рассказал хотя бы половину истины, а не сказки и досужие домыслы.

Так что я решил потерзать свое любопытство еще совсем немного и узнать все от авторитетных людей. Такие, на мой взгляд, должны пребывать в ратуше. Сегодня была пятница, последняя неделя месяца, а значит, в государственном учреждении будут те, кому можно задать нужные вопросы.

Когда я пересекал площадь, начался дождь. Тяжеленные капли с громкими шлепками падали на мостовую, разлетались мелкими брызгами на мои сапоги. Их ленивое падение позволило мне дойти до дверей практически сухим и спрятаться под козырек в тот момент, когда небеса лопнули и столбы воды обрушились на Вион, словно во время святого потопа.

Двое стражников, которых я уже видел возле овощного рынка, при моем приближении крайне удивились.

– Куда? – спросил седовласый ветеран с лихо закрученными усами.

Я молча откинул куртку, показывая висящий на поясе кинжал.

– Покажи, – Он и бровью не повел.

Я вытащил оружие из ножен, протянул ему. Он изучил черное, обоюдоострое, хищное лезвие, в толще стали которого бушевал целый океан тьмы, посмотрел на рукоять, набалдашник которой был из настоящего звездчатого сапфира, вернул мне.

– Вы очень вовремя. Я провожу.

Он плечом толкнул дверь, придержал ее для меня, провел пустыми, полутемными коридорами на второй этаж.

– Подождите, я скажу, что вы пришли.

Стражник оставил меня в одиночестве, и я смотрел, как по стеклу текут реки воды, а противоположная сторона площади превращается в серое, размытое пятно. Ну и хорошо. Жара последней недели была порядком утомительна. Особенно если ты находишься в дороге. Надеюсь, что хоть теперь будет немного прохладнее и рубашки перестанут липнуть к телу.

Дверь распахнулась, и ветеран пригласил меня войти. Сам он остался снаружи.

В большом зале с широченными окнами стоял длинный стол. За ним восседало пятеро мужчин. Двое были благородными, это видно и по одежде, и по их хмурым лицам. Напротив них сидел лысый старик с сильными, крепкими руками, судя по муцету[4]4
  Муцет – длинный жилет серого или черного цвета, обшитый фиолетовым шнуром.


[Закрыть]
, каноник, член местного соборного капитула. Тучный мужчина с эмблемой торговой гильдии на парадной ленте врядли был уроженцем этого княжества. Скорее всего, сигезец или илиатец. Последним, во главе стола, восседал широкоплечий господин с густой бородой ржавого цвета и тяжелой парадной цепью мэра на шее. Он сразу взял быка за рога:

– Вы позволите увидеть ваш кинжал, господин?..

– Господин Людвиг. Людвиг ван Нормайенн. – Я вытащил оружие, положил на полированный стол, толкнул его вперед.

Человек с цепью поймал клинок, изучил со всех сторон, взглядом спросил, хотят ли они все убедиться в том, что я действительно тот, за кого себя выдаю. Легкое покачивание головами было ему ответом. Что же, тем лучше. Кинжал вернулся ко мне, скользя по столу, точно по льду. Я ловко убрал его обратно в ножны.

– Присаживайтесь. Желаете вина?

– Благодарю.

Мэр самолично встал из-за стола, взял кувшин, чистый бокал, налил мне красного, терпкого.

– Вы из Альбаланда?

– Верно.

– Довольно далеко от нашего княжества. Что вас привело сюда?

– Интуиция.

Он хмыкнул:

– Тогда нам повезло, что Бог направил вас сюда. Я господин Отто Майер, мэр Виона. Это члены магистрата, благородные господа Вольфганг Шрейберг и Хайн Хоффман. Каноник Карл Вернер и представитель Лавендуззского союза, господин Гельмут Подольски. Сегодня в городе случилось немыслимое. На старом кладбище, что возле часовни Святой Маргариты, произошла пляска смерти.

Его тяжелый взгляд уперся в меня, но я лишь осторожно ответил:

– Такое случается. Кто-то пострадал?

– Нет. Но страху натерпелись. Город в ужасе. Многие боятся выходить за пределы стен.

Особого ужаса я не заметил, но мэру виднее.

– Что-то заставило мертвых подняться, господин ван Нормайенн. И всей городской управе очень бы хотелось, чтобы в Вионе все стало тихо. Как прежде.

На улице грохотал гром. Сухо, с надрывом, словно пушки на поле боя. Я отпил вина, исключительно в порядке вежливости, и поднял глаза на напряженные лица:

– У вас происходит пляска смерти. На кладбище со святой землей. А что же Псы Господни? Это их работа. Не моя.

– Инквизитор сейчас в отъезде. А вы – страж душ.

– Это немного разные вещи, – с сожалением покачал я головой. – Но я посмотрю, что можно сделать, и попробую вам помочь.

– Замечательно. Город в долгу не останется.

– Нисколько в этом не сомневаюсь.

Еще бы они мне не заплатили, когда скелеты пляшут возле изгороди «Две коробочки» или «Пастуший танец».

– В последнее время в городе происходило еще что-нибудь необычное?

– Необычнее totentanz? – невесело усмехнулся Отто Майер. – Не думаю.

– Крысы покинули город, – неожиданно сказал купец Подольски. – На моих торговых складах вот уже две недели ни одной серой твари, а раньше – кишели. И у конкурентов та же история.

– Уже что-то.

Хайн Хоффман, тонкогубый субъект в дорогой одежде, при шпаге и рубиновых пряжках ветерана лезербергской кампании, перестал изучать свой бокал с вином и сказал:

– Не только крысы ушли, почтенный Подольски. Не только… Душ и одушевленных тоже почти не стало. Вы должны это были заметить, господин ван Нормайенн.

Я помедлил, стараясь скрыть удивление:

– Видящие – большая редкость.

– Я не Видящий. – Он тоже помолчал. – Но вот моя жена обладает толикой такого дара. Конечно, не столь сильного, как у вас, стражей душ, но достаточного, чтобы иногда замечать тени, которые живут рядом с живыми. Она мне рассказала об изменениях в городе.

Я сделал себе заметку поговорить с какой-нибудь душой. В первую очередь с Проповедником. Он-то должен был хоть что-то почувствовать. По одному эти события выглядят не так чтобы важно, но все вместе, одновременно, заставляют задуматься.

Нечто происходит. Нечто непонятное и странное. Я чувствовал, как у меня сосет под ложечкой. Обычное состояние перед тем, как мне на голову рушатся неприятности. Стоило послать всех к черту и отправиться своей дорогой, благо я здесь проездом, но не по-людски это бросать целый город. К тому же Проповедник мне потом плешь проест. Он, несмотря на свой гнусный характер (из-за которого, кстати говоря, больше не жилец), – добрая душа и моя ходячая совесть, которую крайне тяжело заткнуть.

– Нужен ли вам аванс? – спросил мэр.

– Нет. Я не смогу назвать вам цену, пока не определю, в чем проблема. Когда понадобятся деньги, я сообщу.

– Какая-нибудь помощь?

– Если потребуется, я дам знать, – Я встал. – Спасибо за вино. Доброго вечера.

Они попрощались. В глазах троих была надежда. Купец смотрел с сомнением. Каноник мрачно. Он бы предпочел, чтобы с этим разбирались Псы Господни. Представьте себе, я тоже.

Дождь лил не переставая, вода текла по сточным канавам, пенилась в них, забирала с собой всю грязь с мостовых. Улицы были пустыми и пахли, несмотря на свежесть, все также едко и неприятно. Страх никуда не исчез. Лишь спрятался в закоулках, пережидая ненастье. Пока я добрался до постоялого двора, из меня можно было выжать пару морей и еще останется на несколько больших озер.

Когда я вошел внутрь и колокольчик звенькнул, привлекая внимание хозяйки, я сказал ей:

– Горячей воды, горячего вина, сухих полотенец и какой-нибудь еды. Все принесите в комнату.

Она наконец-то увидела звездчатый сапфир на рукояти кинжала, ее глаза округлились, и женщина разом повеселела:

– Сейчас все будет готово, господин Людвиг.

Вот так всегда. Часть людей боится таких, как я, из-за нашего дара видеть и уничтожать вольные души. Часть ненавидит. Но когда какая-нибудь озверевшая душа начнет вредить живым или еще что-то случается – я сразу становлюсь желанным гостем. Впрочем, чести ради, надо сказать, что большинство разумных людей относится к стражам душ вполне спокойно. В отличие от тех же Псов Господних мы приносим как можно меньше проблем.

Оставляя за собой огромные лужи, я вошел в комнату. Здесь кое-что изменилось. Проповедник валялся на моей кровати и слушал, как дождь барабанит по подоконнику. А за столом сидело пугало. Оно подняло на меня взгляд, кивнуло и не проронило ни слова. Быть может, не хотело разговаривать. А может, не умело. С одушевленными никогда ни в чем нельзя быть уверенным.

Хозяйка вместе с юной дочкой принесла мне полотенца и воду, конечно же не заметив других своих «постояльцев». Пугало тут же заинтересовалось девчонкой и не спускало с нее взгляда, пока та не ушла.

– Даже не думай, – сказал я ему ровным тоном.

Оно помедлило, опустило плечи, признавая мое право давать ему такие приказания, достало серп и начало очищать его от ржавчины. Я был рад, что мы решили кое-какие вопросы сразу.

Пока я менял одежду, вытирался и приводил себя в порядок, принесли еду.

– Почки, – сказал Проповедник мечтательно. – И фасоль с томатами.

Я отстегнул пояс с тяжелой пряжкой, бросил его вместе с кинжалом на кровать и пересказал им разговор в ратуше.

– Я ничего не чувствую, если ты к этому, – поднял руки в обезоруживающем жесте Проповедник, – Видит Бог, уже девять лет, совсем ничего.

Он рассмеялся, довольный собственной, неказистой шуткой, затем стал более серьезным и, размышляя, протянул:

– Все это, конечно, странно, Людвиг, но души могли уйти по множеству причин.

– Угу, – мрачно сказал я, орудуя вилкой и ножом. – Отправиться в паломничество к святым мощам. Куда-нибудь в Дискульте. Не мели чушь. Что-то произошло, и они сочли нужным уйти как можно дальше и быстрее. Город пуст – я чувствую это.

– Ну не так уж он и пуст. Помнишь того мальчишку на крыше?

– Предлагаешь мне в такую погоду лазать на уровне четвертого этажа?

– Упаси боже, сын мой. Чего доброго, ты свернешь себе шею, и тогда я точно помру со скуки.

Пугало в разговоре не участвовало. Оно точило серп.

К утру гроза закончилась, уползла на запад, уже не в силах даже ворчать. Выглянувшее из-за облаков солнце озарило мокрые алые крыши, приведя в восторг уличных голубей.

Проповедник и Пугало отсутствовали. Я быстро оделся, спустился вниз, отказался от завтрака и поспешил к западным воротам через толчею, которая здесь была из-за субботнего рынка, заполонившего весь городской центр. Запах страха был тут же, но гораздо более слабый, чем вчера. Он сменился тревожным ожиданием. Я видел и слышал, что люди обсуждают произошедшее накануне событие, поминутно крестясь и призывая святых заступников.

Они искренне полагали, что это защитит их от зла. Не буду преуменьшать силу божественной молитвы, даже если ее читает не клирик, а обычный человек, но у меня большие сомнения, что подобное средство поможет остановить следующую пляску смерти. Как говорится, раз уж начались танцы, то продолжаться они будут до бесконечности.

С танцами мертвецов в последний раз я встречался в кантоне Люс, когда в одной деревеньке скелеты ни с того ни с сего решили сплясать на Сретение, да еще затащить в свою пляску забаррикадировавшегося в церкви священника. Чем он им насолил, вот уж не знаю, но Псы Господни в два счета уложили «пациентов» в могилы. Сам я в подобном усмирении участия не принимал, хотя и имел необходимый опыт. Веселые скелеты – не моя основная работа. Я страж душ. Ловлю и уничтожаю тех, кто причиняет зло людям.

– Тебе следует расширить список своей охоты, – сказал появившийся Проповедник. – Души – божьи агнцы по сравнению с живыми. Вот уж кто причиняет зло друг другу в непередаваемых количествах.

– Если я иногда позволяю слушать мои мысли, то это не значит, что ты должен каждую из них комментировать.

– Ну комментарий всяко верный, Людвиг, – усмехнулся он, затем участливо спросил: – Ты завтракал?

– Нет.

– Вот именно поэтому ты поутру такой злой. Идем, тебе следует поесть.

Я заворчал, но, зная, что он прав, зашел в неплохое кафе, замеченное мной во время прошлого приезда в Вион. Здесь готовили отличную яичницу с белыми грибами и сыром. Да и пиво, темный июльский лежак, было выше всяких похвал.

Пока несли еду, Проповедник расправил сутану, на которой и так не было никаких складок, по-птичьи наклонил голову набок и, хлопая глазами, начал рассказывать:

– Душ действительно немного. Я спозаранку обежал город, за что можешь сказать мне спасибо… – Он склонил голову.

– Спасибо.

– Но встретил лишь троих. Все пришлые, появились или вчера, или сегодня. Одна достаточно аппетитная дамочка, если бы ее двести лет назад не переехала телега, даже видела totentanz собственными глазами. В общем, из наших никто ничего не знает. Впрочем, двое, узнав, что здесь страж душ, решили убраться, пока целы.

– Ты явно расписал меня как чудовище.

Проповедник состроил грустную мину, дождался, пока передо мной поставят еду, и сказал:

– Тебе прекрасно известно, что некоторые из вас уничтожают каждого, кого увидят. Слишком велик куш, для того чтобы пройти мимо. Ты – большое исключение из правил.

– Если ты думаешь, что заставишь меня краснеть, то глубоко ошибаешься. Ты случайно не видел мальчишку?

– Видел. На звоннице. На самой вершине шпиля. И он не планировал спускаться вниз.

– Что мешало тебе подняться вверх? Судя по всему, эта душа из местных.

– Я боюсь высоты с тех пор, когда был ребенком.

– Ты не можешь умереть, упав сверху.

Он скорчил мину и промолчал. Я понимал, что от некоторых старых привычек нельзя избавиться даже после смерти. Знавал я одну даму, которая при виде мышей падала в обморок, хотя уже лет восемьдесят как была мертва.

– А что Пугало? – Я глотнул пива.

– Уперлось еще до рассвета. Куда – не знаю. Оно, знаешь ли, не слишком разговорчивое. Лучше бы ты пригласил какую-нибудь девицу. Хотя бы глаза радовались.

– Мне нужна была не душа, а одушевленный. Кстати, что с ними?

– Встречаются. Но все словно воды в рот набрали. Кстати, в колокол на соборе Святого Николая вселилась какая-то, прости господи, паскуда. Кто-то из темных. Очень нехороший.

Я кивнул, отмечая для себя, что надо сказать об этом мэру. А там уж пусть каноник ладаном машет или инквизиция свои фокусы устраивает. Злой одушевленный в соборном колоколе – крайне неприятное соседство. Подобный звон настраивает людей отнюдь не на божественный лад. Скорее наоборот. Горожане становятся жестокими и раздражительными. И начинают болеть. Конечно, не сразу. Для этого должны пройти годы, но чем быстрее избавиться от подобного одушевленного предмета, тем лучше для всех.

– Что мы имеем, – сказал я, вытирая рот салфеткой, – Из города ушли крысы, словно корабль собирается пойти ко дну.

– Очень образное сравнение, сын мой. Очень образное. Крысы – темные существа, и в них есть частичка души, хотя светлой назвать ее язык не повернется. Когда случаются беды, крысы, наоборот, приходят, но не уходят. Во время чумы восьмидесятилетней давности, говорят, они текли по улицам, словно река.

– Крысы уходят, только если им грозит опасность. Что их могло напугать – вот в чем вопрос.

– Что-то достаточно серьезное, чтобы я начал чувствовать себя неуютно, Людвиг. Раз другие души разъехались, значит, и для нас здесь небезопасно.

– Итого мы имеем бегство крыс, душ и пляску смерти. Великолепный наборчик, ничего не скажешь.

– У тебя хоть какие-то догадки есть? – грустно вопросил он.

– Я простой работяга, Проповедник, а не теоретик магии или религиозный теолог. С подобным я никогда не сталкивался, и точка. Клянусь моим кинжалом, давно я так не жаждал, чтобы поблизости оказался какой-нибудь инквизитор.

– Все как обычно – инквизитор за порог, черт в дом.

– Не накликай.

– Его уже накликали и без нас, – возразил он мне.

– Людвиг ван Нормайенн?

Мужчина, подошедший к моему столу, был одет как законченный модник. Думаю, его костюм обошелся в целое состояние, на которое я мог бы кутить бесконечно долгое время. Одни алые лаковые башмаки чего стоили! А если говорить о серебряных пуговицах на сюртуке отличнейшего качества и бриллиантовых запонках на рубашке из настоящего саронского шелка… М-да. Этот господин умел привлечь к себе внимание. Моим он завладел безраздельно.

– Не имею чести быть знакомым.

– Называйте меня Александром.

Судя по его холеному лицу и шляпе с пером, за Александром тянулось еще, по меньшей мере, три-четыре имени и длинная родовая фамилия, включающая какой-нибудь титул.

– Могу я присесть?

Я пожал плечами. В последнее время этот жест входит у меня в привычку. Насмотрелся на Проповедника.

Незваный гость легонько стукнул короткой тростью по стулу, где все еще сидел Проповедник, и холодно спросил:

– Вы позволите?

Когда стул освободился, визитер с удовольствием сел, а я заинтересовался им чуть больше, чем раньше. Человек видит души, он непохож на одного из стражей, взгляд совсем другой. Но он и не изгоняющий, эти относятся к тем, кто существует рядом с нами, не равнодушно, а с ненавистью. Следовательно, выходит, что он либо от инквизиции, хотя для клирика наряд довольно странный, либо из Братства Бронзы.

Я ошибся. К Братству – этим сумасшедшим идиотам, которых давно следовало удавить из-за того, что они обожали убивать всех, кто может общаться с душами, считая, что таким образом люди набираются грехов, – он тоже не относился.

На серебряном жетоне, порядком затертом и потемневшем, который он протянул мне, были выбиты цифры и фраза «Lex prioria».[5]5
  Особый закон (лат.).


[Закрыть]

– Это, так сказать, чтобы не ходить вокруг да около, – улыбнулся он.

Мне этот господин не понравился сразу, в первую очередь исключительно из-за близко посаженных маслянистых глаз. Я ждал подвоха и дождался его.

– Чем я заинтересовал Lex talionis?[6]6
  Закон возмездия (лат.).


[Закрыть]

– Простые формальности.

– Настолько простые, что, судя по номеру на вашем жетоне, со мной ведет беседу один из высших жрецов Ордена Праведности?

Он тонко улыбнулся, и его улыбка говорила, что особых объяснений я не дождусь. Положив трость на стол, мужчина спросил:

– Вы вчера приехали в наш замечательней город?

– Верно.

Думаю, он и так это прекрасно знал.

– Позволите дать вам полезный совет?

Я почему-то подумал, что его совет мне понравится куда меньше самого советчика. Так и случилось.

– Уезжайте из города, господин Людвиг. Сейчас вы здесь совершенно ни к чему. Оставьте это дело Псам Господним. Ваша работа – ловить опасные души. А здесь, кроме этого унылого священника, я уже неделю не видел ни одной.

– У меня возникает вопрос: почему Орден Праведности столь обеспокоен какой-то банальной пляской мертвецов?

Александр рассмеялся, но веселья в его смехе было немного.

– Вы чужеземец. И не слишком хорошо понимаете местные законы. Возможно, у вас, в Альбаланде, все как-то иначе, и рядовой страж может полезть, как это говорят местные, собирать хмель в чужой огород, но мы следим за выполнением закона. А наш закон гласит, что не дело стража заниматься пляской смерти. Это не ваша область. Оставьте ее тем, кто в ней понимает. Инквизитор прибудет завтра.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю