355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Черепанов » В поисках желтого попугая » Текст книги (страница 1)
В поисках желтого попугая
  • Текст добавлен: 3 ноября 2021, 05:02

Текст книги "В поисках желтого попугая"


Автор книги: Алексей Черепанов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Алексей Черепанов
В поисках желтого попугая

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В коллаже на обложке использованы фотографии:

© fergregory, cowboy5437 / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

* * *

Персеиды

Лёха Половинкин проснулся на рассвете и ощутил в утренних сумерках, что находится между мирами, между прошлым и будущим, но не в настоящем – вне времени и пространства, вне измерений и физических законов. Он ощутил себя, как чистый разум, который не просто постиг законы мироздания, даже миллионов мирозданий и не мирозданий – чёрных дыр и анти материй, где ничто поглощает всё, а всё оказывается песчинкой в песочных часах, и миллиарды всего сыплются вверх сквозь узкое горлышко времени, которое постоянно сужается, а песчинки всего лихорадочно пытаются просыпаться сквозь это сужающееся горлышко…

Ощущение было потрясающим, близким к эйфории. Лёха посмотрел по сторонам, оглядывая комнату, будто видел её в первый раз, затем поднялся с постели осторожно, боясь расплескать это своё новое великолепное ощущение.

Половинкин расправил плечи, ощущая себя великаном космических масштабов (голова его терялась где-то в созвездии Кассиопеи), засунул ноги в тапки, словно в кольца Сатурна.

«Я – сверхчеловек… – спустился Лёха до оформления своей божественной мысли языком людей и, с трудом, вспомнил, откуда этот образ, – Кажется, это было у Ницше, но он писал глупости…»

Былые земные навыки Лёха вспоминал медленно. Он встал под душ. Вода была прохладной и никак не могла согреться в холодных после ночи трубах, но для Половинкина это было абсолютно неважно – это была мелочь, не играющая никакой роли. Затем Лёха вспомнил, что люди обычно завтракают, пошёл на кухню, открыл холодильник, достал упаковку яиц, поставил сковородку на плиту, налил в неё масла и разбил туда же два яйца. Одно из них оказалось тухлым, и кухню наполнило смрадом.

Половинкин закашлялся, улыбнулся своей божественной улыбкой и пошёл выбрасывать яйца в унитаз. Затем, он тщательно промыл сковородку, вытер её и заново поставил яичницу жариться на плиту.

Позавтракав, Лёха вспомнил, что обычно ездит на машине на работу. Удивило Половинкина, что его одежда размерами своими не превышала даже пределов земной атмосферы и умещалась, как ни странно, в платяном шкафу, да мало того, неожиданно оказалась впору. Тут же вспомнил, что там, где он находится, в это время года холодно, и Лёха, натянув сверху куртку, вышел из квартиры.

Весь двор, деревья и машины были покрыты белой холодной субстанцией. Лёха вспомнил, что она называется «снег». «Какая неудобная для существования живой материи планета! – подумал Половинкин, – по крайней мере, то место, где я в данный момент нахожусь».

Лёха открыл машину и стал счищать с крыши автомобиля холодную субстанцию найденной внутри машины щёткой. Неожиданно он почувствовал, как что-то жёсткое упёрлось ему в подостную фасцию. Лёха обернулся – позади него стояла старушка и тыкала его черенком лопаты в спину.

– Ты зачем снег на тротуар сбрасываешь? – ласково спросила бабушка, но в голосе её проскользнула угроза, – Я тут убираю снег с тротуара, а ты его сбрасываешь!

Лёха посмотрел на бабулю и осенил её своей улыбкой сверхчеловека.

– Ты чего это лыбишся?! – заверещала вдруг старуха, – Я тут убираю, а он снег сбрасывает и лыбится! Бессовестный!

Улыбка сошла с лица Половинкина, он продолжил очищать автомобиль от снега.

– Конечно, чё разговаривать с нами?! Кто мы такия?! – бесновалась бабка, – Напокупали машин, ворьё, и разговаривать с нами не желають!

Лёха тут вспомнил, что это за старуха. Это была местная дворничиха, метко прозванная соседями «терминатор», так как со своей лопатой она имела огромную разрушительную мощь и была очень живучей – несколько раз местные мальчишки, которых она достала своей бранью, пытались устроить ей «несчастный случай», но она как-то выкручивалась.

– Сказали ведь ему, а он – ноль реакции! – раздражалась бабка отсутствием ответных действий от Половинкина – Посмотрите, люди, он меня игнрируеть!

– Да отстаньте Вы от человека! – промолвила проходящая мимо девушка.

– А ты, шалава, проходи своей дорогой! – переключилась старуха на девушку.

Лёха воспользовался тем, что бабка отвлеклась на девушку, и сел в машину. Он повернул ключ в замке зажигания и услышал, как мерно затарахтел двигатель. Посмотрев через лобовое стекло автомобиля, Лёха увидел, как его спасительница быстрым шагом пытается скрыться от «терминатора», но бабка преследует отступающего противника, решив, видимо, довершить разгром врага окончательно, размахивая своей лопатой-орудием пролетариата и крича что-то вслед. Не дожидаясь окончания батальной сцены, Половинкин выехал со двора.

Ощущение сверхчеловека внутри у Лёхи несколько померкло после происшествия с «терминатором», но езда за рулем доставила удовольствие, он подумал, что управлять автомобилем гораздо проще, чем галактиками.

Половинкин аккуратно ехал в правой полосе, сверх сила вновь разрасталась внутри него. Неожиданно, он услышал позади нарастающий низкочастотный звук – огромный внедорожник нагонял машину Лёхи по левой полосе. Впереди горел красный свет, машины стояли. Вдруг, внедорожник с левой полосы резко перестроился на правую перед самым носом Лёхиной машины, тот едва успел нажать на тормоз, завизжали шины, и автомобиль остановился в нескольких сантиметрах от бампера внедорожника, издающего ритмичные глухие звуки. От неожиданности, Лёха не успел испепелить наглеца вселенским огнём – загорелся зелёный свет светофора, и внедорожник с рёвом устремился вперёд, обгоняя машины и перестаиваясь из полосы в полосу, словно расчерчивал шахматную доску.

Половинкин не мог понять, что произошло. Это походило на некое святотатство – как его, сверхчеловека, так по-хамски подрезал какой-то смертный?! Пообещав себе, при случае, обрушить на машину наглеца пару метеоритов, Лёха, успокоенный возможностью наказания нахала, поехал дальше.

Приехав к зданию, в котором находилась его контора, Половинкин увидел, что все места на парковке заняты, и даже автомобильный номер Лёхиной машины, любовно выведенный ещё осенью прошлого года белой краской на торце здания, не выполнил роль охранной руны и не спас его парковочное место – на нём стоял чёрный «Лексус» с крутыми номерами. Впервые за всё сегодняшнее утро Половинкина охватила ярость, он даже немного испугался, что его сверхчеловеческая сила может нечаянно разбросать все машины на парковке. Поэтому он немного успокоился и запер «Лексус», поставив свой старенький «Логан» вплотную к крутой тачке. Тут же материализовался и южанин – хозяин «Лексуса». Горец холодным взглядом посмотрел Лёхе в глаза.

– Ти щто?! Берега попуталь?! Тебэ жить надаела, бедалага?! Бистро убраль сваё карита атсюда!

Короткая кожаная куртка горца подозрительно оттопыривалась с левой стороны под рукой, Лёха решил не тратить свою божественную силу на этого тёмного, необразованного человека. Он оглянулся в поисках свободного места и обнаружил единственное – недалеко от мусорных баков. Половинкин снисходительно решил, что это тоже мелочь, и подъехал к помойке – позорному месту для приезжающих на работу последними.

– Правилно, тваё место у параши! – прокомментировал горец Лёхины манёвры, но Половинкин закрыл машину на ключ (сигнализация у него постоянно срабатывала непонятно почему) и, гордо выпрямившись, прошёл мимо усмехающегося горца к своему офису.

Работал Половинкин в крупной фирме с настораживающим карточным названием «Full hause», занимающейся оптовой торговлей и грузоперевозками, на должности логиста. Деятельность эта, некогда казавшаяся Лёхе захватывающей и интересной, в последнее время потеряла для него прежний блеск и стала рутинной и однообразной, поскольку перспектив никаких он в ней не видел. С коллегами Половинкин, вроде бы, ладил, хотя косяков и огрехов у него в работе становилось всё больше, в связи с тем, что сверкающие вершины Лёхиной карьеры превратились для него в унылые холмы и овраги.

Вот и в этот день он с утра был вызван к начальнику, Родиону Никифоровичу, с целью уничтожения в глубинах Лёхиной души малейших ростков надежды на карьерный рост. Начальник, растянув рот в амикашонской улыбке, предложил Лёхе стул, а сам сел в своё начальственное кресло за столом.

– Уважаемый Алексей… – Родион Никифорович пощёлкал пальцами, пытаясь этими щелчками стимулировать свою память и выудить из её недр Лёхино отчество.

– Николаевич, – подсказал Половинкин, тоже улыбаясь.

– Николаич, – намеренно упростил Лёхино отчество начальник, – Я безумно рад, что Вы работаете в нашем коллективе! Такой незаурядный человек! Вы подняли логистику нашей компании на непостижимую, сверкающую, не побоюсь этого слова, грандиозную высоту!

Половинкин неловко покряхтел и начал краснеть.

– Наши фуры бороздят поверхность земного шарика, как космические корабли летят в безвоздушном пространстве – быстро и беспрепятственно!

Лёхина краснота становилась болезненной.

– Так, очевидно, в твоём представлении, я должен был говорить с тобой, Половинкин?! – остановил поток дифирамбов начальник.

Лёха насторожился.

– Быстро и беспрепятственно! – повторил Родион Никифорович, и вдруг лицо его резко изменилось – улыбка сползла с него, как сгущённое молоко с куска хлеба, и он начал краснеть, точно также как и Половинкин, – Так должны были бы передвигаться наши грузовики, если бы в наших рядах не появился вредитель! И этот вредитель – ты, Половинкин!

Лёхино лицо сначала стало пятнистым, а потом – однотонного серого цвета.

– Дети в песочнице справляются с машинками куда лучше тебя! – переходил на фальцет начальник, – Контрагенты жалуются, что грузы задерживаются!

Половинкин не верил своим ушам, кровь стучала у него в висках, он собрался с духом, наклонился поближе к начальнику и доверительно сообщил ему.

– С этого дня, Родион Никифорович, я – сверхчеловек, – Лёха оглянулся на дверь, боясь, что кто-то войдёт и подслушает их, – Я могу галактиками управлять, не то, что грузопотоками…

Родион Никифорович пристально посмотрел на Лёху, наклонился к нему и также интимно сообщил.

– С этого дня, Половинкин, ты – унылое говно, потому что ты уволен…

Лёха долгим взглядом попытался отыскать хоть тень иронии на лице начальника, но не нашёл. Полное осознание услышанной фразы докатилось до его мозга с большим опозданием, как эхо в горах. Половинкин почувствовал, что вновь разрастается.

– Ладно, даю тебе последний шанс, Половинкин, – произнёс начальник, глядя на подчинённого, как ядовитая кобра на свою жертву, – Иди и работай! Хорошо работай!

Выйдя из кабинета начальника, Лёха попытался отдышаться, снова успокаиваясь и уменьшаясь, подобно Халку. Уменьшившись до нормальных размеров, он пошёл в свой кабинет и до конца рабочего дня не выходил из него, прокладывая маршруты грузовиков (он мысленно сравнивал эти маршруты с нитью Ариадны), и совершая телефонные звонки. Лёху не покидало чувство, что в этот раз работа сделана превосходно. Логистика теперь была идеальной, сам господь бог не смог бы сделать лучше.

В конце рабочего дня его мобильный телефон, словно сообщая о чьей-то кончине, завыл протяжной заунывной музыкой – очевидно, когда то это была романтическая песня. На дисплее высветилась фотография блондинки с ярко голубыми глазами, сопровождаемая надписью внизу «Лютик». Половинкин нетерпеливо схватил мобильник.

– Привет! – почти крикнул Лёха.

– Привет, – произнёс в микрофон сдержанный женский голос, – мне надо поговорить с тобой сегодня.

– Давай через полчаса, Люсь, у Макдональдса недалеко от твоей остановки! – обрадовано согласился Половинкин, – Мне тоже многое надо тебе рассказать, я уже бегу!

Половинкин выскочил из кабинета и побежал по лестнице, перескакивая через несколько ступенек и снова ощущая себя сверхчеловеком.

У Макдональдса было слякотно – снег, перемешавшись с реагентами, превратился в неприглядную серую жижу. Жижа сладострастно причмокивала, когда Половинкин вышагивал у входа в Макдональдс в ожидании девушки. Наконец, он увидел знакомую лёгкую походку, стройную фигурку в стильной строгой одежде, развевающиеся белокурые волосы без головного убора, несмотря на холодный снежный март, и в очередной раз сам себе позавидовал. Однако Лёха тут же заметил про себя, что сверхчеловеку завидовать некому.

– Привет! – ещё раз повторила Люся произнесённое в телефон приветствие.

Что-то во внешнем виде подруги настораживало Половинкина – она не посмотрела Лёхе в лицо, взгляд её был каким-то отрешённым, как будто все её мысли были заняты некой серьёзной проблемой.

– Здравствуй, Лютик, – нежно и с улыбкой произнёс Лёха.

Люсино лицо перекосила недовольная гримаса.

– Перестань! – раздражённо произнесла девушка, – Здесь народу, как на вокзале… Мне с тобой переговорить надо тет-а-тет, а тут сидят, чуть ли не друг на друге, и уши греют. Впрочем, мне без разницы…

Люся решительно шагнула в двери фастфудовского заведения. Лёха, озадаченный, засеменил за ней следом.

Они взяли кофе, пирожки и сели за столик в углу, где народу было поменьше.

Люся молчала. Она вся была похожа на сжатую пружину. Лёха решил нарушить молчание.

– Со мной сегодня случилась очень странная вещь, – осторожно заговорил Лёха, – Знаешь, Лютик…

– Хватит! – пружина разжалась, Люся почти кричала, – Не надо больше! Не надо больше называть меня этим дурацким прозвищем! И вообще не надо больше…

– Что не надо больше, Лют… Люся? – ошарашено спросил Половинкин.

– Ничего не надо! – первый раз посмотрела Люся в Лёхины глаза, – Ни звонить, ни встречаться, ни писать мне в вайбере идиотские послания…

Лёха снова, как утром в кабинете начальника, долго осознавал услышанное.

– Ты меня бросаешь? Но почему?! – вид у Половинкина был, как у раздавленной автомобильным колесом банки из-под пива.

– Да потому… потому… – Люся никак не могла собраться с духом, и вдруг, выплеснула, – Потому, что мне надоели твои нудные нежности, постоянные вздохи, молчание, твои всё время чего-то просящие взгляды, стихи Бродского под луной, которые ты, кстати, совершенно не умеешь читать, твоя мягкотелость, твои заумные речи, якобы, о возвышенных вещах, а на самом деле ни о чём, постоянное нытьё о несправедливости жизни, неприспособленность твоя, рассеянность, детские обиды на недостаток внимания… в общем, ты – редкостное ничто…

– Вот это картинка… – произнёс, глядя перед собой стеклянным взглядом, Лёха.

– Да, неприглядная весьма, – успокоилась Люся, – и, главное: я встретила другого человека, он полная твоя противоположность. Прости….

Люся встала из-за стола, и вышла из заведения, не оглядываясь, будто подбросила котёнка к дверям чужой квартиры и убегала прочь, боясь, что хозяева квартиры окликнут её и вернут ей несчастное ненужное животное.

Лёха себя и чувствовал, как животное. Не котёнок, конечно, а подстреленная птица – он почти физически ощущал пулю, которая прострелила ему крыло и прервала его гордый полёт.

Он просидел в оцепенении, совершенно не двигаясь, около часа. Вывел его из комы вопрос парня с девушкой, свободны ли места за столом. Лёха встал и, покачиваясь от внезапно навалившейся на него усталости, вышел на улицу.

Вечерняя мартовская темнота нещадно уничтожалась светом фонарей, к тому же, в пятидесяти метрах услужливо освещал к себе дорогу цветными огнями винный магазин. Лёха безвольно поплёлся по разноцветной манящей дорожке. Циничное название магазина «Парадиз» покоробило Половинкина, но он купил там четвертинку водки и пошёл, куда вели его ноги, украдкой прихлёбывая из бутылки.

С каждым глотком водки, переживания его становились глубже и благороднее, ночь становилась темнее и мягче, звёзды на её небе горели, как глаза у чёрной пантеры, вместе с этим, ему показалось, что восприятие его стало изумительным – водка снова возвращала его к сверхчеловеку.

Лёха совершенно не заметил, как забрался в какие-то новостройки. Он шёл, бесцельно, по строительному пустырю, глядя пьяными глазами на звёзды. Из темноты у забора раздался тихий ровный мужской голос.

– Не спеши, братан!

Лёха послушно остановился. Из тьмы подзаборной вышли три чёрные фигуры, как всадники апокалипсиса.

– Деньги гони, – спокойно произнёс всё тот же голос.

Половинкин безропотно протянул кошелёк одному из всадников.

– Чё то он мне не нравится, – сплюнул в черноту земли другой всадник, – Давайте его ушатаем?!

– Остынь, Зыря! – всё также тихо и уверенно произнёс первый всадник, – Видишь, убогий какой-то.

Три тени тихо вернулись в своё тёмное царство, а Лёха пошёл дальше. Он передвигался в темноте пустыря, как глубоководное чудовище океана.

Вот и пустырь закончился. Половинкин вынырнул из темноты в свет фонарей новостроек…

Первое, что он увидел, был тот самый внедорожник, который подрезал его утром. Сомнений быть не могло – уж очень хорошо запомнил в момент стресса Половинкин цифры и буквы на бампере, в который он чуть не въехал.

Лёху затрясло мелкой дрожью, он снова стал разрастаться до размеров великана. Мозг его взорвала дикая боль, Половинкин подумал, что умирает. «Наверное, это какой-нибудь инсульт…» – промелькнула мысль в раздираемой болью Лёхиной голове.

Пытаясь унять нестерпимые муки, Лёха обхватил голову обеими руками и посмотрел наверх, в чёрное мартовское холодное небо, и там он увидел то, что заставило его отвлечься от ужасной боли – небо прочерчивали тонкие огненные ниточки, словно в момент звездопада.

«Похоже на Персеиды, – удивился Половинкин, – Но какие же Персеиды в марте?!»

Он вспомнил, не смотря на боль, что Персеиды – это метеорный поток, который бывает в августе, а называется так потому, что прилетает со стороны созвездия Персея. И одновременно с этим, он понял, что сам сейчас создал этот поток…

Первая комета огненным шаром врезалась прямо в крышу чёрного внедорожника. Раздавшийся взрыв слегка откинул Лёху назад. Половинкин знал, что при входе в земную атмосферу, эта комета была размером с двухэтажный дом, но по дороге развалилась и оплавилась, её разделённые сёстры-сиамцы не преминут быть с минуты на минуту. Остатки внедорожника полыхали неземным огнём. Буквально через минуту из подъезда выбежал молодой парень и начал бегать вокруг огня, не зная, чем его потушить. Тут же выскочила, видимо, его подруга и что-то начала кричать, размахивая руками.

Вторая комета, как ощутил Лёха, прилетела в район его уже бывшего офиса и освещала заревом тёмный небосвод, третья упала на забор пустыря. Кометы всё падали, уничтожая уже забытые и ещё свежие Лёхины обиды, вспышки огня всё больше освещали небосвод. Половинкин стоял, расставив ноги, и с тихим удовлетворением наблюдал, как разрушается осточертевший и опостылевший ему город.

Смерть, как искусство

– Зачем Вы убили старушку Маклейн?

– Она была слишком живой для своих восьмидесяти пяти, а ещё владела контрольным пакетом акций «Маклейн Корпорейшн». Её конкуренты так и сказали: «Она слишком живая, Сид, чересчур». Теперь уровень её активности их устраивает.

– Вы могли бы назвать этих конкурентов?

– За кого Вы меня принимаете, сэр? Перед электрическим стулом всё, что у меня осталось – это моя профессиональная репутация.

Судья с нескрываемым интересом смотрел на подсудимого.

– Скажите, а почему Вы признались, вдруг, в стольких злодеяниях?

– Понимаете, сэр, в каждой профессии необходимо вовремя уйти на покой, признанным, в зените славы. Вы ведь не будете спорить с тем, что престарелый кондитер должен уйти на пенсию до того, как начнёт путать корицу с перцем? А для порядочного киллера уход на покой – это электрический стул. Разве возможно представить себе бывшего киллера, мирно кормящего голубей в парке?

– Какая странная параллель. Вы серьёзно считаете, что киллер – это профессия?

– Раньше, сэр, я так не считал. Я много читал Конфуция. У него есть гениальная фраза: «Найди себе дело по душе, и тебе никогда не придётся работать».

– Так для Вас убийство – любимое занятие? – брезгливо спросил судья.

– Отнюдь, сэр. В детстве я хотел стать художником, однако, жизнь распорядилась иначе. Однажды мы играли в бейсбол с одноклассниками. Одна девочка закричала: «Сид! Посмотри, у меня бабочка на лбу!» Я решил помочь ей и ударил по бабочке битой. По бабочке я не попал, но Нэнси, вдруг, упала мёртвой в лужу собственной крови. Меня судили, и поскольку я был малолетний, отправили в клинику для умственно отсталых детей…

– Я так и не понял, нравится Вам убивать или нет, – прервал его воспоминания судья, – и при чём здесь Конфуций?

– Терпение, Ваша честь, я расскажу всё по порядку. Так вот, после убийства Нэнси, все стали звать меня душегубом. Один санитар лупцевал меня смертным боем, заводя в процедурную. Он бил, чем попало, Однажды я не выдержал, схватил лежащий рядом шприц и всадил ему в ляжку. Санитар стал хрипеть, упал и стал задыхаться. Я с интересом смотрел на его судороги до тех пор, пока он не перестал дышать. Оказалось, что в шприце была лошадиная доза пенициллина, а у бедолаги была на него аллергия, и он умер от анафилактического шока.

Так я начал пополнять кладбище моих персональных клиентов. Слава обо мне стала обгонять ветер. Предложения с заказами на убийства посыпались, как из рога изобилия, но была одна проблема – я находился в клинике для малолетних дебилов.

– И всё-таки, какую роль здесь играет Конфуций? – нетерпеливо повторил судья, – Он соучастник? Вы с ним переписывались? Обсуждали планы убийства? Почему Конфуций отсутствует на процессе?

– Ваша честь! Я стараюсь быть максимально последовательным, не пропустив ни одного мало-мальски важного факта. Вы же не будете отрицать, что правосудие должно весьма подробно выяснить все обстоятельства дела?

– Ладно, подсудимый, дайте свободу своему красноречию, – вздохнул судья.

– После второго убийства я был в зените своей славы, на то время – немного нашлось бы крутых парней, которые в четырнадцать лет могли похвастаться убийством двух людей. Рисование картин, при таком раскладе, отходило на второй план. Однако, поучение Конфуция упрямо засело в моей голове.

– Опять этот загадочный Конфуций… – пробормотал судья, – нет, подобные Конфуции когда-нибудь погубят великую Америку…

– И вот тогда я понял истинный смысл фразы Конфуция, – пропустил замечание судьи оратор, – любое занятие делает любимым САМ ЧЕЛОВЕК. И я стал делать из убийства произведение искусства.

– Это философия чудовища, Сидней Бышовец! – трагичным голосом отреагировал судья на откровения убийцы.

– Не соглашусь с Вами, Ваша честь. Я бы сказал, что нахожусь «в тренде». С начала своего существования, человечество придумывает всё более изощрённые орудия убийства, причём, это всё вполне законно, на государственном уровне. Химическое оружие, ядерная, водородная и нейтронная бомбы – у этих ребят неплохая фантазия, они далеко продвинулись от первой, пробитой обыкновенной дубиной черепушки.

Я же, не имея возможности производить водородные бомбы в промышленных масштабах, пользуюсь в своей работе обычными бытовыми вещами. Вот, например, нашли ли тело той самой упомянутой мадам Маклейн?

– Она пропала бесследно, я надеюсь, вы прольёте свет на это дело, раз признались в её убийстве? – вкрадчивым голосом произнёс судья.

– Безусловно, затем я здесь и нахожусь. Так вот, мадам Маклейн во всех своих интервью с дрожью в голосе говорила, что она настолько любит свой город, что хотела бы раствориться в нём. Она настойчиво повторяла эту фразу снова и снова. Я воплотил её мечту: усыпив точным ударом её любимого слугу Гонсалеса, спрятался в ванной комнате, и, тюкнув хозяйку по темечку, когда она зашла туда, положил старушку в ванную с кислотой. Старая леди постепенно исчезла в кислоте, а когда кислота разъела затычку, мадам вытекла с кислотой в городскую канализацию, растворившись в своём любимом городе, как и желала.

– Это цинизм, достойный адского пекла! – трясясь то ли от отвращения, то ли от ужаса, сказал судья.

– Любой профессионал циничен, Ваша честь. Разве юрист, выбрасывающий несчастную вдову с тремя детьми из дома на улицу за неуплату ипотеки, не достоин адского пекла?

– Вы передёргиваете… – пролепетал судья.

– Передёргиваю я, как правило, только затвор, и если уж я передёрнул, со мной беседовать уже бывает некому… – ледяным тоном произнёс Бышовец.

– Вы забываетесь, подсудимый! – вжимаясь от страха в кресло, фальцетом прокричал судья.

Убийца долго, как удав на мышь, смотрел на судью. Судья словно находился под гипнозом – он всё вжимался в кресло, со страхом глядя в глаза подсудимого. Стало тихо, пауза затягивалась. Один из приставов, охраняющих киллера, крякнул, чтобы разбить звенящую тишину. Подсудимый расслабился, ухмыльнувшись, и отвёл взгляд от покрывшегося испариной судьи. Судья, избавившись от воздействия взгляда киллера, беспокойно бегал глазами.

– Заседание переносится! О дате я сообщу позже! – закричал судья, стукнув деревянным молотком так, что от молотка отлетела щепка.

Приставы вывели подсудимого из зала. Судья вышел в коридор. Глаза у него бегали, как у помешанного. Помощник судьи пытался подойти к шефу, но отступился – судья шёл по коридору, не видя никого вокруг, и бормотал: «Никакого оправдательного приговора… никакого… ненавижу! Его надо убить… убить!» Судью, вдруг, перестало трясти от страха. Злобная улыбка осветила его лицо. «Убить…» – сладко повторил он.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю