Текст книги "Уснувший принц"

Автор книги: Алексей Корепанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– А-а! – облегченно выдохнул Аленор. – Ты хочешь сказать, что если я уже пришел сюда, то значит – должен был это сделать? Тогда конечно. Иначе я бы здесь не появился.

– Суть не в том, должен ты или не должен, – бесстрастно сказала Ора-Уллия. – От тебя это вовсе не зависит. Это зависит вовсе не от тебя.

– Ну да? – недоверчиво прищурился юноша. – От кого же это зависит? От Творца? Но Творец лишь созерцает наш путь, не лишая нас свободы выбора.

– От Неизбежности, – сухо ответила адорнитка. – Запомни, альд Аленор: все без исключения подчиняется Неизбежности.

Аленор мог бы поспорить с Орой-Уллией. Например, спросить: а как же насчет Всемогущего? Он что, тоже подчиняется Неизбежности и просто не мог не сотворить мир? Но как это согласуется с абсолютной свободой воли Создателя и возможностями Его творений, созданных по Его образу и подобию и несущих в себе частицу Божества? Аленор мог найти и другие возражения, – но не для споров приехал он сюда, в колонию адорнитов.

И все-таки он не удержался:

– Я вполне волен был сегодня свернуть у городских валов не направо, а налево и поехать на торжище или в Оружейный клуб.

– И все-таки ты не свернул направо, – жестко произнесла Ора-Уллия. – Мы теряем время, альд Аленор. Задавай свои вопросы. Мне пора уже очищать жилище. Я могла бы не отвечать на них…

– Однако этого требует Неизбежность, – вновь не удержался юноша.

– Ты плохо воспитан, альд. – Аленору почудилось, что глаза старухи на мгновение полыхнули темным пламенем. – Но твои слова истинны: это не мы с тобой разговариваем сейчас. Это Неизбежность говорит сама с собой. Не сегодня, так завтра ты все равно узнал бы ответы на свои вопросы. Задавай вопросы.

– Прости, Ора-Уллия, – юноша отступил на шаг и еще раз поклонился. – Я был неучтив. Но это не от невоспитанности, а от желания добраться до истины. Существует множество кажущихся противоречий…

– Теперь уже я вынуждена быть неучтивой, – перебила его Ора-Уллия. – В третий раз говорю тебе: задавай свои вопросы, мне нужно идти очищать жилище.

– Да-да! – поспешно сказал Аленор. – Однажды, двенадцать лет назад, в год Черного Орла, я был здесь с моим отцом, альдом Ламерадом. Наверное, весной, потому что трава, помнится, была совсем редкой. Мы встретили на дороге похоронную процессию. Я видел ушедшего: это был седобородый старец в черной шапочке… Я хотел бы побывать на его могиле.

Аленор замолчал и с трудом заставлял себя не опускать глаза под долгим, тяжелым, пристальным взглядом Оры-Уллии. Капельки пота щекотали шею, стекая на спину, под панцирь, щекам было жарко. Ему показалось, что цепкий взгляд старухи обшарил всю его душу и Ора-Уллия знает его истинные намерения. Он из последних сил выдерживал ее безмолвный мрачный напор.

– Что было изображено на охранном уборе ушедшего? – наконец прервала молчание адорнитка.

– Охранном уборе? – недоуменно переспросил Аленор.

– То, что ты назвал черной шапочкой, – это охранный убор.

Юноша задумался, припоминая, потом неуверенно произнес:

– Я точно не помню… Это было давно, мне было всего шесть лет… Какие-то узоры… красные… зеленые… Пo-моему, круг со звездой… Да, круг, а внутри звезда. И кресты… Кажется, кресты… – Он с сомнением посмотрел на адорнитку. – Или нет…

– Я знаю, о ком ты говоришь, – обрадовала его Ора-Уллия. – Я могла бы спросить, почему у альда вдруг возникло желание побывать у склепа ушедшего адорнита. Но ты вряд ли скажешь правду.

– В тот день отец впервые показал мне черного орла, – терзаясь от того, что приходится кривить душой, глухо произнес Аленор. – Перед тем, как мы встретили похоронную процессию. Отец умер десять лет назад… Я знаю название птицы: черный орел. Я знаю имя отца: Ламерад. Я знаю, где это было: неподалеку от Имма… Я не знаю имени ушедшего… Мне нужно знать имя ушедшего… Не могу объяснить, почему, но я должен побывать на его могиле…

– Неизбежность, – пробормотала Ора-Уллия, опустив голову, и юноша был рад, что она перестала сверлить его взглядом. – Куда ни повернись, везде лишь одна Неизбежность. И ничего более… И никуда не деться от Неизбежности… Его похоронили под именем Гpax. Настоящее его имя принадлежит его душе, и оно ушло вместе с ней. Он вновь воплотится со своим настоящим именем и вновь заменит его на другое. – Звучный голос старухи потускнел, и Аленор с трудом разбирал слова, которые почти сливались с шумом ветра в ветвях. – Грах… Ему уже некому было передать искусство владения таинствами… Нить оборвалась… Разлетелась цепь… Круг больше не замкнется. То, что происходит там, – Ора-Уллия обернулась к затихшему храму, – лишь слабый отблеск, отражение отражения, общедоступное и много утратившее. Наивные мечтатели… Они думали уйти от Неизбежности, они надеялись перехитрить Неизбежность… Разве можно ускользнуть от собственной тени?

Адорнитка вновь посмотрела в глаза Аленору странным взглядом ожившей на мгновение статуи, которая готова вот-вот застыть, и юноша подумал, что в словах Оры-Уллии мелькают крупицы каких-то неведомых истин. И, наверное, есть смысл тщательно собрать эти крупицы, разложить перед собой и попробовать составить правильный, единственно верный и возможный узор.

– Иди туда, через рощу, альд Аленор. За рощей дорога. По ней мы носим своих ушедших. Повернешь налево, увидишь. Склеп из черного камня. Наверху – изваяние тунгра.

– Тунгра?

– Ты не знаешь наших древних охранников. Здесь нет наших древних охранников. Тунгр – это рогатая птица с глазами зелеными, как трава. Ты найдешь. Я ответила на твои вопросы, альд Аленор, и мне давно уже нужно идти.

– Благодарю тебя, Ора-Уллия, – Аленор вновь поклонился. – Пусть твой род всегда процветает.

– Ушли времена процветания. Запомни: все, что происходит с тобой, направляется рукой Неизбежности. Даже тот черный орел над твоей головой – неспроста. Даже отдаленный гром за твоим окном…

Ора-Уллия кивнула и, наклонив голову, направилась к желтой полосе дороги. Аленор смотрел ей вслед – и ему было как-то не по себе от последних слов адорнитки. Над всем этим стоило поразмыслить. Потом…

Юноша бросил последний взгляд на безмолвный храм и прямо через луга, позади домов, обходя купы деревьев, направился к тому месту, где оставил коня. Сердце его тревожно сжималось, но он уже не мог просто так отказаться от задуманного и как ни в чем не бывало вернуться к прежней беспечной жизни. Даже если ты берешься за дело, последствия которого трудно предсказать, оно становится твоим делом… И если следовать убеждениям Оры-Уллии, каждый твой поступок, каждый поворот – налево ли, направо ли – это очередной лик Неизбежности.

Сев на коня, Аленор не стал возвращаться в колонию, которая уже не казалась пустынной – то тут, то там виднелись фигуры адорнитов, – а поехал в объезд, подальше от домов. Ему не хотелось привлекать ничье внимание, хотя Ора-Уллия, конечно же, могла известить о его намерениях всех обитателей колонии. Солнце уже одолело путь до своей верхней точки, но особой жары не чувствовалось – приближалась осень, последняя осень Цикла Камней, осень года зловещего камня Опала.

Надвинулась роща, прошуршала под копытами коня первой осыпавшейся листвой. Аленор выехал на дорогу, оглянулся: за деревьями виднелись темно-красные дома. Да, это была та самая дорога. Та самая дорога, по которой он когда-то ехал с отцом.

А вот и поворот. Именно о нем говорила Ора-Уллия. Дорога разветвлялась, и Аленор направил коня налево, на тропу, поросшую пучками невысокой травы. Видно было, что по ней ходят очень редко. Тропа пересекла обширный луг и нырнула под деревья. Это была уже не рощица, а лес. Юноше пришлось довольно долго ехать по нему, прежде чем впереди показался просвет, а потом открылась обширная пустошь. Судя по многочисленным пням, здесь когда-то тоже стояли деревья, павшие под ударами топора. Тянулась из травы редкая поросль, пытаясь заменить предшественников, но она пока была не в силах скрыть вздымающиеся над землей каменные надгробия и массивные черные и серые пирамиды склепов. Это было то, что искал Аленор: кладбище адорнитов.

«Почему оно так далеко от колонии? – удивился юноша. – Они боятся собственных мертвецов?»

Аленор оставил коня у черной решетчатой ограды, которая уходила в обе стороны от тропы и открыл тихо скрипнувшие решетчатые ворота. Прошел немного и оказался на большой круглой площадке, выложенной черным мрамором. В центре площадки лежала такая же черная плита – сюда, вероятно, ставили гроб, прощаясь с ушедшим. Юноша пересек площадку и, стараясь ступать как можно тише, направился к надгробиям, отыскивая взглядом рогатую птицу тунгра с глазами зелеными, как трава. У него почему-то пересохло во рту, а спина под панцирем, наоборот, взмокла от пота. Он не то чтобы боялся – ведь тут не было ничего, кроме праха, укрытого под землей и за отсвечивающими на солнце мраморными гранями пирамид, – но охотно променял бы сейчас пребывание в этом застывшем и беззвучном обиталище тленных оболочек ушедших хотя бы и на ту же отрешенную от мира колонию адорнитов.

Аленор медленно огибал вертикально стоящие плиты надгробий с выбитыми на них непонятными символами и рисунками и разглядывал вершины черных четырехгранников высотой в два его роста. «Склеп из черного камня», – сказала Ора-Уллия. Каменные птицы, звери и рыбы с красными, лазурными, желтыми, белыми глазами слепо смотрели на него со всех сторон. Вот! Рогатая длинноклювая серая птица венчала пирамиду, и солнце играло в изумрудах больших круглых застывших глаз.

Юноша провел языком по сухим губам, оглянулся и крадущимися шагами приблизился к склепу. Основание пирамиды было выложено из красного камня. А выше, над этой красной полосой, угрюмо блестел черный мрамор, подобный застывшему мраку подземных глубин. Птица тунгр безучастно смотрела с вышины на притихший лес. Обойдя пирамиду кругом – она оказалась четырехгранной, – Аленор обнаружил нишу с низкой деревянной дверью, закрытой на широкий железный засов. Можно было отодвинуть засов и войти в склеп, но юноша решил не рисковать. Он не мог поручиться, что чьи-нибудь глаза сейчас не наблюдают за ним из-за ограды. Нет, он вернется сюда ночью и возьмет то, что искал.

При мысли о предстоящем ночном посещении этого кладбища защемило сердце, но Аленор, разозлившись, обругал себя. Не можешь, трусишь – сиди в своем замке и мечтай о прекрасных девах и дрожи, как мышь, от каждого шороха за окном. Трусу незачем пускаться в путь, трусу лучше сидеть, забившись в угол, и презирать себя. Он, Аленор, никогда не был и не будет трусом! И не в этом ли доблесть живущего – победить, сломать в себе страх, вырвать его из души, превратить в пепел и навсегда развеять с самой высокой башни?

Аленор опустился на колени и начал молиться за ушедшего Гpaxa. Взывая к Всемогущему и Искупителю, он просил их не препятствовать в свершении задуманного.

«Этой ночью Неизбежность проявит себя», – пришла невольная мысль.

Он встал и сказал себе:

«Этой ночью я должен забрать из склепа черную книгу. Таинственный голос неспроста прозвучал в моей спальне…»

4. Тайные Пути

Въехав в Имм через восточные ворота, Аленор направился прямо к Оружейному клубу. Там можно было пообедать, посидеть с бокалом темного пива, слушая разговоры и коротая время в ожидании вечера. Хорошо еще было бы повидаться с другом Риоленом. Тот, наверное, уже вернулся с континента, из Пятнистой долины, где мерился силами со смуглолицыми из Западных Земель. Кому же досталась синяя чаша Летних Ветров? Правда, не то сейчас было у Аленора настроение, чтобы общаться с друзьями. Даже с самыми лучшими друзьями. Все его мысли сосредоточились на том, что предстоит ему сделать ночью. От этих мыслей все чаще и чаще сжималось сердце. После встречи с Орой-Уллией юноше стало казаться, что адорниты – не простые живущие, что они владеют какими-то тайнами… И как знать, не чревато ли бедой посещение места, где покоится прах их ушедших?… Предохранит ли трижды освященный нательный серебряный крест от недобрых сил ночи на чужом кладбище?…

Погруженный в тревожные размышления, Аленор не заметил, как пересек ведущую к клубу улицу. Он миновал еще несколько оживленных кварталов и выехал на тенистую набережную, опоясывающую небольшое озеро, и только тут словно проснулся. Обнаружил, что попал совсем не туда, куда хотел, и повернул коня назад.

Старинное белое здание Оружейного клуба с массой более поздних пристроек возвышалось на длинном зеленом холме посреди сада. Клуб имел давнюю историю, уходившую в глубины Больших Циклов, и существовал еще до нашествия орров, когда Имм был совсем крохотным городком на одной из дорог, ведущих вглубь острова Мери. В клубе могли на равных общаться юнцы, только-только прошедшие все этапы испытаний, и ветераны турниров, опытные бойцы, обладатели целых коллекций турнирных наград. Оружейный клуб Имма был известен далеко за пределами острова, и его членов всегда с уважением и почетом встречали в любых землях. Аленор состоял в клубе уже третий год и очень гордился тем, что был принят сразу, без повторных испытаний. Как когда-то и его отец.

Юноша поднялся на широкое крыльцо, вошел в здание и отметился в толстой клубной книге. Она лежала на белом мраморном столе, ножки которого были сделаны в виде старинных мечей, не очень удобных в бою, но разящих наверняка. Пробежав глазами список, он обнаружил знакомые имена и направился через анфиладу залов в столовую, славившуюся своими отменно приготовленными блюдами.

В клубе, как всегда в это время дня и в эту пору года, было сравнительно просторно и не очень шумно. Какая-то сотня с лишним посетителей – не больше. Сгрудившись у стола, обсуждали тактику боя на предстоящем турнире. Бились на деревянных мечах, восстанавливая и шлифуя навыки нападения и защиты. Рылись в книгах и спорили, кому достались награды Донаррийского турнира в год Огня. Делились впечатлениями от поездок. Формировали пятерки, десятки и двадцатки. Принимали посланников с континента. Хохотали, слушая веселые истории. Проклинали на чем свет стоит оружейную мастерскую в Цветочном квартале за неудобные шлемы. Строили планы охоты. Играли в камни, шары, тройные полеты и звезды небесные. Просто потягивали пиво, устроившись в креслах и на диванах.

Аленор по пути приветствовал всех, кого видел, но на предложения присоединиться к той или иной компании отрицательно качал головой. Он прошел через все длинное крыло Оружейного клуба и открыл дверь столовой.

В большом, но уютном зале было пустовато. Два незнакомых бородатых альда, склонившись над доской, переставляли с клеточки на клеточку костяные игральные диски, стремясь перехитрить друг друга в «турнире Белливра Бродяги». Они были настолько увлечены игрой, требовавшей и смекалки, и тонкого расчета, и риска, что не замечали ничего вокруг. Их бокалы с почти нетронутым пивом стояли на самом краю стола и в любой момент могли оказаться на полу от нечаянного толчка локтем. Наискосок от игроков задумчиво ковырялся вилкой в салате бледный чернобровый юноша. Он еле заметным кивком ответил на приветственный жест Аленора и вновь впал в задумчивость. Это был Гиллемольд, довольно удачливый боец, озорник и любитель мистификаций. Аленор не раз встречал его на турнирах и молодежных сборищах, слышал о его похождениях от приятелей и мог почти определенно сказать, что значит столь меланхолический вид Гиллемольда. Чрезвычайно влюбчивый Гиллемольд либо разочаровался в очередном предмете обожания, либо размышлял, к чьим прелестным ножкам на этот раз бросить свое неугомонное сердце. Небольшая компания, окружив стол, уставленный тарелками, кувшинами и бокалами, вела негромкую беседу, не забывая управляться с зеленью и мясом, и запивая копчености красным виноградным вином, которым славились иммские виноделы.

Заглянув на кухню, где среди котлов, больших сковород и кастрюль лениво переговаривались повара, Аленор заказал обед. Затем повесил на вешалку плащ, вымыл руки в маленьком серебряном бассейне с проточной водой и устроился неподалеку от беседующей компании. Хотя он и чувствовал голод, но ел без всякого аппетита, не отдавая должное вкусу наваристого мясного бульона и свежайших морских длиннохвосток, что каждое утро доставляли в клуб с побережья. Голова его была занята другим, перед глазами стояло видение лесного кладбища с тусклым блеском черной пирамиды. Чтобы отвлечься, он начал прислушиваться к ведущемуся за его спиной разговору. Игроки по-прежнему стучали дисками, а углубленный в себя Гиллемольд уже покинул трапезную, так и не доев свой салат и оставив почти нетронутым высокий бокал с душистым рубиновым вином.

Поначалу юноша не мог сообразить, о чем идет речь, но потом ему все стало понятно. Один из присутствующих с восхищением описывал другим театральное представление, на котором он побывал в портовом городе Балле. Он давал характеристики актерам, отмечал удачные находки театр-мастера, филигранную технику хора, делал кое-какие замечания по поводу оформления сцены и предлагал свое решение некоторых эпизодов. Был он, по-видимому, заядлым театралом, истинным знатоком и ценителем театра и, судя по репликам слушателей, вся компания, собравшаяся за столом, неплохо разбиралась в театральном искусстве. Аленор не знал никого из них. Говор у них был явно нездешний, и юноша подумал, что их могли пригласить в клуб какие-нибудь местные любители театра. Например, лихой турнирный боец и такой же лихой сочинитель эпиграмм Одросстор. Уличные афиши извещали о новой постановке в иммском театре неувядающего «Брата ночи», и, возможно, именно на премьеру и прибыли в Имм заморские театралы.

Аленор с возрастающим интересом слушал разговор, перемежаемый плеском льющегося из кувшинов вина и звоном бокалов, и внезапно ему стало жарко в прохладном зале с большими распахнутыми окнами, выходящими в тенистый сад. Словно Ора-Уллия в своем темном одеянии возникла у его стола, словно вновь прозвучали ее слова: «Миром правит Неизбежность…» Аленор перестал слышать голоса за спиной и погрузился в задумчивость, машинально перемешивая вилкой остатки рагу в тарелке, как это совсем недавно делал с салатом впавший в меланхолию Гиллемольд.

Все дело было в содержании неизвестной ему пьесы, о которой говорил заезжий театрал. Может быть, еще вчера оно не привлекло бы особого внимания юноши – он перечитал немало пьес и бывал не на одном театральном представлении, – но сегодня, после встречи с адорниткой Орой-Уллией… Эта пьеса казалась подтверждением ее слов. В самом действии не было ничего необычного: то ли какая-то древняя легенда, то ли вымысел драматурга. Но финал…

Где-то когда-то жил некий живущий, которому гадалка (возможно, из тех мерийских гадалок) предсказала гибель от руки внука. Чтобы отвести от себя эту угрозу, Тиней (так звали живущего) заточил свою дочь в глубокую пещеру, поставив у входа охрану. Но, как оказалось, было уже поздно: пришел срок и дочь Тинея родила сына. Тиней был богобоязненным живущим и не решился взять на душу тяжелейший грех, подняв руку на младенца. Дабы обезопасить себя, он отнял у дочери дитя и попросил кого-то из своих друзей увезти его подальше от дома и где-нибудь пристроить. Дочь, сама не своя от горя, прокляла отца и пустилась на поиски сына. Там было много всяких перипетий, но главное случилось в финале. Через много циклов дед и внук, не зная, кем они приходятся друг другу, совершенно случайно оказались в одно время в одном и том же месте, очень далеко от тех краев, где жил Тиней. И там, спасая от пожара постояльцев дома для путешественников, внук оступился и случайно столкнул с лестницы собственного деда, исполнив предсказанное гадалкой. Их жизненные пути, которые доселе не только не сближались, но вообще тянулись в разные стороны и как бы в разных пространствах, все-таки в последний момент, круто повернув, пересеклись в одной роковой точке. Вот уж действительно: от своего последнего часа не ускачешь и на самом быстром коне…

Аленора поразило не только это сбывшееся пророчество, которое свидетельствовало о предопределенности судеб живущих – автором такой пьесы могла быть Ора-Уллия или любой другой живущий, разделяющий подобные убеждения. Аленора поразило другое: он услышал подтверждение слов Оры-Уллии почти сразу же после встречи с ней. Услышал случайно.

Но случайно ли? Или это владычица Неизбежность лишний раз показывала свое присутствие и могущество?…

Подавленный таким странным совпадением, юноша в задумчивости вышел из столовой. Все недавние события лишали его самообладания, и он начинал казаться самому себе жалкой пылинкой, которую швыряет то туда, то сюда по прихоти неведомых сил. Вспомнились прочитанные когда-то слова, которые не привлекли его внимания, но, оказывается, все-таки отложились в памяти: «Если бы зажженная свеча могла мыслить, то она бы решила, что горит потому, что ей так захотелось».

Аленор внезапно остановился, словно наткнувшись на невидимое препятствие.

«А если повернуть в другую сторону, совсем не туда, куда меня подталкивают? Если поступать совсем по-другому?»

Но в глубине души он знал, что если поступит как-то иначе, то не простит себе этого до самого ухода.

Он шел, как слепой, приближаясь к выходу из клуба и не замечая тех, кто беседовал, играл, шутил и пил пиво в многочисленных залах.

– Аленор! – вдруг радостно окликнул его знакомый голос.

Юноша словно очнулся. Ему навстречу, широко улыбаясь, шагал ладный, крепко сбитый молодой альд в легкой бледно-зеленой сорочке с кружевами и тонких, такого же цвета брюках, заправленных в поблескивающие вишневые полусапожки. Длинные соломенные локоны альда контрастировали с темными, не очень густыми усиками, карие глаза лучились радостью.

– Риолен! – улыбнулся в ответ Аленор. – Я сегодня думал о тебе.

Они одновременно подняли руки и положили на плечи друг другу. Замерли на несколько мгновений, потом трижды похлопали друг друга по плечам.

– Ты как будто бы возмужал и подрос за то время, что я тебя не видел, – улыбка не сходила с лица Риолена. – И, вижу, решил не расставаться с панцирем, дабы защитить свое сердце от стрел, летящих из прелестных девичьих глаз.

– Нет, по-моему, это ты подрос, – возразил Аленор и кивнул на высокие каблуки друга. – Снял со смуглолицего? Или вашей двадцатке выдали такие вместо чаши Летних Ветров?

– Из синей чаши мы пили вино победы! – воскликнул Риолен. – Хотя смуглолицые здорово нас потрепали. Они очень интересные соперники, очень! Пойдем, сядем, я расскажу тебе, как мы завоевали синюю чашу. Это было зрелище, достойное того, чтобы его увековечить в поэме листов этак сотни на три-четыре. Или даже больше. Да что там – сам турнир был поэмой! Сейчас я тебе все расчерчу. Идем туда, там есть бумага, – показал Риолен и, схватив Аленора за руку, потащил к ближайшему свободному столу.

Риолен увлеченно рисовал разноцветными палочками на больших листах сцены боев, Аленор не менее увлеченно слушал и забыл на время обо всех своих сомнениях и тревогах. К ним начали стягиваться другие посетители Оружейного клуба.

Риолена и Аленора связывала очень давняя дружба. Они познакомились еще в мальчишеском возрасте, когда вместе занимались в бойцовской школе Имма. На их счету было достаточно совместных проделок, но они никогда не выдавали друг друга и один стоял за другого горой. Потом они в компании таких же подростков носились на конях по дорогам и бездорожью острова Мери, ввязывались в стычки с местными ватагами, исследовали пещеры с древними письменами на стенах, по ночам сидели у костров, ныряли за поющими раковинами в тихих бухтах побережья, на широких легких досках скользили по волнам прибоя, сооружали плоты и на свой страх и риск пускались в плавание к прибрежным островкам.

Одно такое плавание в быстро ухудшавшуюся штормовую погоду едва не закончилось для Риолена печально. Их самодельный плот швырнуло на камни, Риолен ударился головой и его, потерявшего сознание, мгновенно смыло волной со скользких деревянных обломков. И если бы не Аленор, давным-давно бы уже бродила душа неудачливого мореплавателя по неведомым дорогам Загробья. Прошло время, и Риолен отплатил другу тем же. Это произошло на одном из их первых совместных турниров, когда они только пытались доказать свою бойцовскую состоятельность. В том бою буквально смешались, не желая уступать одна другой, две азартные двадцатки. В суматохе отчаянной схватки Аленора вышибли из седла и он, потеряв шлем, полуоглушенный, скатился прямо под копыта мечущихся в бешеном танце разгоряченных коней. Увидев это, Риолен сверху бросился на него и прикрыл своим телом, получив несколько чувствительных ударов копытами по спине, но отделавшись только трещиной в ребре. К сожалению, на турнирах случались вещи и похуже… Кстати, после того турнира Аленору тоже пришлось пропустить несколько боев. Он был отлучен за небрежное отношение к защитному обмундированию, потому что не проверил как следует прочность креплений шлема.

Они часто навещали друг друга, делились самым сокровенным… хотя Аленор в последнее время стал замечать за собой, что далеко не обо всем ему хочется поведать закадычному другу. В его душе постепенно возникал целый обособленный мир, куда не было входа посторонним. Даже Риолену…

Слушая возбужденного Риолена, – тот красочно расписывал все перипетии турнира, – Аленор внезапно поймал себя на мысли о том, что не прочь предложить ему присоединиться к предстоящей ночной поездке на кладбище адорнитов. Вдвоем было бы гораздо веселей. Но вдруг это вовсе небезопасная затея?

«Ты трус, – сказал себе Аленор. – Ты готов подставить под удар лучшего друга, потому что у тебя дрожат коленки».

Он запретил себе даже думать об этом, но продолжал слушать Риолена уже без прежнего внимания. Что-то холодное, неприятное, тревожащее то и дело принималось ворочаться под сердцем.

После обсуждения боев за синюю чашу Летних Ветров начался беспорядочный общий разговор на разные темы. Зал был уже битком набит, принесли пиво и вино, потом по рукам пошла гитара, потом посыпались анекдоты, сменившиеся игрой в фанты… Привлеченные смехом и шумом театралы из столовой, уже хорошо разогретые иммским вином, продемонстрировали несколько забавных сценок, проявив незаурядные актерские способности. Гиканьем и аплодисментами было встречено появление в зале общего любимца Дондилонга, который наконец-то начал самостоятельно передвигаться, оправившись после переломов обеих ног на Крелльском турнире. Вновь и вновь наполнялись бокалы…

Аленор невольно втянулся в этот веселый шумный водоворот и смеялся и пел вместе со всеми, не замечая, что день подходит к концу. Когда наступило время ужина, он, как и другие, направился в столовую. Шумной гурьбой ввалились они туда, прервав уединение сосредоточенных бородатых альдов, продолжавших играть в «турнир Белливра Бродяги». Ужинали долго, продолжая разговоры. В столовую заглядывали все новые посетители – покончив с дневными делами, бойцы стекались в Оружейный клуб.

Когда сумерки начали сгущаться, и клубные служители зажгли светильники, Аленор набросил на плечи плащ и, откланявшись, покинул столовую.

– Ты куда, Аленор? – услышал он за спиной удивленный голос Риолена. – Спешишь домой? Оставайся, погостишь у меня. Ведь поминальный месяц уже прошел.

– Я буду у тебя завтра, – ответил Аленор. – А сейчас… Сейчас мне нужно идти.

– Ага! – Риолен, прищурившись, шутливо погрозил ему пальцем. – Нашелся магнит попритягательней?

Аленор усмехнулся про себя. Тот же вопрос вчера задавала ему мать.

– Ладно, ступай, – махнул рукой Риолен. – Не ты первый, не ты последний. Я тебя останавливать не буду. Знаешь, как сказал кто-то из древних? «Не остановить сердце, рвущееся в полет, даже если это полет в никуда. Для сердца важно само состояние полета». Но жду тебя в любой час.

Они простились, и Аленор вышел из клуба. Дверь за ним закрылась, отрезав его от бесшабашного веселья – и вновь зашевелилась в душе исчезнувшая, казалось бы, тревога.

Выведя с конюшни коня, юноша пустился в путь по затихающим улицам Имма. Тучи затянули небо, грозя пролиться дождем, и вечер был темнее обычного. Над домами, скверами и мостовыми толчками катился неяркий колокольный звон.

Роща встретила его тишиной. Город был совсем рядом, но он притих, скрылся за деревьями, и юноше казалось, что вокруг, до самого горизонта, нет никого и ничего. Нет, впереди был лес – и кладбище. Кладбище адорнитов.

Темнота была густой и плотной, темнота давила на грудь, мешая дышать, но Аленор остерегался зажигать прихваченный из замка светильник, который лежал в дорожной суме. Чуть не проехав мимо ведущей к кладбищу тропы, он пересек луг, углубился в лес и добрался до решетчатых ворот. И остановил коня, пораженный открывшейся перед ним картиной. В темноте холодным огнем горели над невидимой землей десятки разноцветных огоньков. Только спустя некоторое время оцепеневший юноша сообразил, что это светятся глаза изваяний на вершинах склепов. Ниже, в разных местах, бледно фосфоресцировали какие-то знаки и линии – это давали о себе знать непонятные символы на надгробиях. Зрелище казалось торжественным и мрачным и холодило кровь.

Перекрестившись, Аленор слез с коня, отвязал от седла суму со светильником и зажигательными палочками и шагнул за ограду. Стук его сердца, наверное, был слышен даже в Загробье и мог пробудить всех, лежащих в могилах, и привлечь недобрые силы ночи сюда, в эту обитель ушедших…

Еле слышно шепча слова молитвы, юноша пробирался между надгробий к двум далеким изумрудным огонькам. Он то и дело натыкался на пни, которые будто бы сами лезли под ноги, стараясь преградить дорогу к склепу ушедшего Граха. Огоньки приближались – рогатая птица тунгр не сводила немигающего взгляда с крадущегося ночного посетителя. Не глядя по сторонам, обливаясь холодным потом, Аленор добрался до растворившейся в темноте черной пирамиды и прикоснулся ладонью к гладкому мрамору. Мрамор показался ему ледяным.

«Если мои поступки диктует Неизбежность, – подумал он, – то ничто не должно помешать мне забрать книгу. Я прав, Ора-Уллия?»

Спокойнее от этой мысли ему не стало.

Аленор обогнул пирамиду, отыскал нишу и нашарил рукой засов. Вцепившись в него влажной ладонью, попытался потянуть в сторону – засов отодвинулся довольно легко, почти без звука, словно только и дожидался этого прикосновения. Аленор прислушался. Сердце с грохотом металось у самого горла.

– Не оставь меня, Искупитель! – прошептал юноша и достал из сумы светильник.

Зажигательные палочки ломались, не хотели загораться. Темнота не желала отступать, юноша чувствовал на своих плечах ее тяжелые мрачные крылья. Наконец пятая или шестая палочка с шипением вспыхнула, и Аленор зажег светильник. Пламя отразилось в черном мраморе, разжались душные объятия темноты, и из мрака выступила дверь с отодвинутым засовом. Аленор, пригнувшись, переложил светильник в левую руку, а правой осторожно надавил на дверь, постепенно увеличивая усилие. От показавшегося ему оглушительным скрипа дверных петель сердце провалилось в какой-то бездонный колодец и светильник чуть не упал на землю. Этот скрип, наверное, услышали и в колонии адорнитов! Глубоко вздохнув, собрав всю волю, Аленор быстро шагнул в дверной проем. И тут же остановился, подняв светильник высоко над головой и мысленно призывая Спасителя защитить его от ужасов могилы.