Текст книги "Задача – выжить!"

Автор книги: Алексей Замковой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 4

Таким образом пролетело еще четыре дня. Утром, после завтрака, я шел в хозяйство Трепова. 120-миллиметровые мины мы больше не трогали – старшина решил, что хватит руки мозолить. Вместо этого занялись менее трудоемким делом – выплавляли взрывчатку из 82-миллиметровых мин. Но этим занимался старшина. А я был только на подхвате – в основном в эти дни моя работа состояла в выслушивании лекций по взрывному делу. К лагерным работам меня тоже не подключали. Хитрый старшина, похоже пользуясь тем, что кроме него и теперь меня, других подрывников в отряде не было, создал вокруг себя ореол вечной занятости, который распространился и на меня. То ли ему одному было просто скучно, и старшина не позволял забрать меня на заготовку дров и другие бытовые работы, то ли он боялся, что, если увидят мою незанятость, – усомнятся и в его занятости… В любом случае после всего пережитого эти дни прошли для меня как на курорте. Жизнь портила только проблема с куревом. Впрочем, в отряде это была общая проблема – табак имели лишь редкие счастливчики.

Праздная жизнь закончилась на пятый день. Сразу после завтрака старшину вызвал к себе капитан, и тот, велев мне сидеть на месте, удалился. Пока он отсутствовал, я успел поболтать с Сашей Гримченко и разузнать о его жизни в партизанском лагере. Он устроился совсем не так хорошо, как я. Конечно, свободного времени у Саши было тоже достаточно, но в его буднях присутствовали и такие занятия, как заготовка дров, доставка воды из текущей неподалеку реки, помощь по кухне и другие бытовые занятия. С Лешкой Митрофанчиком он встречался только в свободное время – того еще не ставили к тяжелой работе из-за незажившего плеча. А Олю он видел, только когда носил воду в лазарет. Там же видел и Терехина, который пока не пришел в сознание. Его даже кормить приходилось через какое-то хитрое, придуманное фельдшером приспособление. Саша только успел мне рассказать про Терехина, как его уже позвали за какой-то новой хозяйственной надобностью.

После ухода Гримченко я развалился на своем бревне и продолжал радоваться жизни еще минут сорок, пока не появился старшина. Мы прошли на свою полянку.

– Значит, так, Леша. – Старшина остановился у своего склада. – Вечером у нас «продуктовый» выход. Командир сказал, что надо тебя в деле проверить.

Я бы не сказал, что эта новость меня сильно обрадовала. Все-таки отдыхать в лесу хоть и скучновато, но зато здесь нет немцев и не свистят пули. Поэтому я просто промолчал.

– Я сказал командиру, что дорогу ты заминировать можешь, – продолжил старшина. – Поручился за тебя. Так что смотри – не подведи.

– Не подведу, Валентин Александрович. – А что мне еще оставалось ответить?

– Вот и ладно. – Старшина отвернулся к своим запасам. – А теперь посмотрим, что мы с собой возьмем.

До вечера мы занимались подготовкой к предстоящему выходу. Плодом наших трудов стали две хитрые конструкции из хорошо зажатых гильз от сорокапятки, в которые были запрессованы почти все наши запасы тола. В стенках гильз были просверлены отверстия для взрывателей, которые мы аккуратно разобрали и в таком виде уложили среди вещей, – корпус, заряд и капсюль детонатора отдельно. Такая конструкция, как мне объяснил старшина, предназначалась для следующего. Поскольку охотиться придется, скорее всего, на транспорт противника, заряд должен быть достаточно сильным для надежного выведения этого самого транспорта из строя вместе со всеми, кто будет внутри. Противотанковых мин у нас не было, но необходимо было что-то не меньшей мощности. Поэтому пришлось шаманить с тем, что есть. По требуемой мощности подходили 120-миллиметровые мины. Но здесь мы сталкивались с другой проблемой – их либо пришлось бы вкапывать вертикально, для чего требовалось вырыть довольно глубокую яму, либо пришлось бы придумывать какой-то способ, чтобы просверлить отверстие под взрыватель в толстом чугунном корпусе. Поэтому решено было брать гильзы, пробить дырку в которых не составляло труда. И прикопать их можно горизонтально, что потребует гораздо меньших усилий. Конечно, я усомнился, что такая конструкция сработает. На мой взгляд, здесь было два слабых места. И оба они исходили из мягкой латуни гильз. Достаточно ли жесткий получился корпус для детонации тола? И не вышибет ли попросту взрыватель еще до того, как тол сдетонирует? Я высказал свои сомнения старшине, но тот заверил меня, что все будет как надо, и попросил не учить ученого. Ну и ладно.

Когда работа была закончена, старшина положил каждую из наших самоделок в отдельный мешок и протянул один из них мне. Я, чуть подумав, добавил в свой мешок еще шесть 50-миллиметровых мин, столько же взрывателей и повесил свою часть груза за спину. Мы пошли в лагерь. Там на первый взгляд ничего не изменилось. Единственным признаком готовящегося выхода была группа из пятнадцати человек, стоящая у командирского шалаша. В группе я заметил один ДП, остальные были вооружены винтовками и карабинами. Мы присоединились к ним, старшина со всеми поздоровался, а я кивнул единственному, кого знал, – Саше, которого заметил среди остальных бойцов.

Через пару минут из шалаша вышли капитан с Митрофанычем. Капитан, отложив костыль, присел на бревно, а Митрофаныч присоединился к остальным. Разговоры в группе сразу прекратились. Все выстроились в ряд, а кое-кто даже попытался встать по стойке «смирно». Я застыл рядом со старшиной.

– Бойцы, – сказал капитан, обводя нас внимательным взглядом. – Вам предстоит сделать вылазку к противнику. Необходимо захватить у немцев продовольствие и боеприпасы.

Строй стоял молча, напряженно выслушивая предстоящую боевую задачу.

– Старшим группы пойдет Комов. – Капитан указал на Митрофаныча. – Он выведет вас к месту, у которого будет организована засада. Ваша цель – одиночные транспортные средства и малые группы противника. С крупными силами противника вступать в бой запрещаю. Боевая задача – разгромить врага и собрать трофеи. Зададим жару фашистской сволочи!

Строй вразнобой выразил свое одобрение словам капитана. Кто-то рявкнул «Есть!», кто-то даже выкрикнул «Ура!». А капитан, очередной раз пробежав глазами вдоль строя, остановил взгляд на мне:

– Найденов!

– Я, товарищ капитан! – вытянулся я.

– Почему без оружия?

Действительно. Даже у Саши на плече висел карабин, а у меня – только мешок.

– Не выдали, товарищ капитан.

Тот подозвал какого-то бойца, не из нашей группы, и приказал ему принести карабин. Через минуту боец вернулся, неся в руках трофейный маузер 98к, и протянул его мне. Я принял оружие, проверил патроны – заряжено – и повесил на плечо. В нагрудный карман положил три обоймы, принесенные тем же бойцом. Убедившись, что порядок восстановлен, капитан продолжил:

– Задача ясна? – и, дождавшись подтверждения, отдал команду: – Вперед!

– Ну шо, ребятки, пошли… – Митрофаныч встал во главе строя и подмигнул капитану: – Жди, Семен Алексеич, с подарками вернемся.

Группа выходила из лагеря. Пока я видел капитана – он так и сидел, смотрел нам вслед. Хороший командир. Посты, один из которых нас остановил той ночью, когда Митрофаныч захватил нас в плен, я не заметил. Видимо рассудив, что мы идем из лагеря, а не в него, да узнав членов группы, стоявшие на посту решили не переспрашивать «кто идет». Один только раз, уже порядочно удалившись от лагеря, я услышал, как кто-то невидимый в кустах произнес «Удачи, ребята!».

Я снова, как почти неделю назад, шел по ночному лесу. Признаюсь, за те дни отдыха уже начал забывать, какое это «удовольствие». Несколько раз чуть не упал, заслужив нецензурное выражение в свою сторону от идущего сзади. Вел нас Митрофаныч. Примерно часа через три мы вышли к дороге и минут десять лежали за деревьями, изучая обстановку. Все было спокойно. Группа бегом пересекла открытое пространство и снова затерялась в лесу. Потом была река, которую мы перешли по известному Митрофанычу броду. Снова лес…

Привал мы устроили только под утро. Митрофаныч остановил отряд и, выставив посты, отдал приказ отдыхать два часа. Измотанный ночным походом, я скинул мешок и карабин на землю, повалился рядом и мгновенно заснул. И казалось, так же мгновенно проснулся. Оказалось, отпущенное нам на отдых время истекло. Митрофаныч скомандовал перекусить и идти дальше.

Днем по лесу идти было гораздо приятнее. По крайней мере, поначалу. А где-то к середине дня свое возмущение начали высказывать ноги, все еще не привыкшие к таким нагрузкам. К их голосу добавил свое слово желудок, недовольный скудным завтраком. Но группа шла, и мне не оставалось ничего другого, как идти за ними. Тем более, как мне показалось, один из бойцов довольно часто поглядывает в мою сторону. Может, ему приказано за мной присматривать? Мы пересекли еще одну дорогу. Снова долго лежали, карауля, не едет ли кто. Ближе к середине дня был еще один привал – совсем короткий. На этот раз Митрофаныч выделил нам только десять минут – подкрепиться и справить естественные потребности. На место мы вышли только к концу дня.

* * *

Митрофаныч снова остановил нас на небольшой полянке. Здесь он отправил в дозор вокруг полянки пять человек, а остальным приказал, соблюдая тишину, отдыхать до приказа. Я сразу же заснул. Знаете, откуда появилась солдатская привычка использовать каждую возможность для сна, даже если этот сон продлится минуты? Это все от таких вот переходов, когда идешь день и ночь, практически без отдыха. И неизвестно, когда будет следующий привал, и будет ли он вообще.

Проснулся я, когда уже стемнело. Костер никто не разводил, и поляна освещалась только светом луны, лишь кое-где пробивающимся сквозь листву. Ну, вы поняли – темно было хоть глаз выколи. Остальные члены группы тоже использовали время для отдыха. Впрочем, судя по звукам, кто-то пытался в темноте что-то шаманить с оружием. Справа от меня, со стороны леса, послышался тихий шорох. Я схватился за карабин, но стрелять не стал – просто пнул в бок лежащего рядом бойца. Тот вскинулся, и я указал в сторону звуков.

Когда шорох приблизился почти вплотную, я различил в темноте две фигуры.

– Митрофаныч! – раздался с той стороны шепот.

– Тут я, – с противоположной стороны поляны прошептал командир.

Пришедшие, спотыкаясь о занявших практически все свободное пространство бойцов, направились к Митрофанычу. Мне стало интересно. Это явно наши. Один из них, скорее всего, из нашего караула. А вот кто второй? Я осторожно встал и, стараясь ни о кого не споткнуться, прошел к деревьям. Зайдя за дерево, причем поближе к Митрофанычу, я справил нужду и вернулся на полянку. Не на то место, где я спал, а как можно ближе к командиру и тем двоим. Впрочем, один из них, скорее всего – наш часовой, приведя гостя, отправился обратно в ту сторону, откуда пришел. По пути он, довольно чувствительно, наступил мне на ногу, чем заслужил в свою сторону злобное шипение.

– …Днем фашисты ездят. – Пришедший говорил шепотом, но, скорее всего, просто чтобы не шуметь, а не скрывая тему разговора от окружающих. – Вчера проехали четыре группы: утром – бронетранспортер и два грузовика, ближе к обеду – три грузовика, и под вечер – по два грузовика. Перед каждой – мотоцикл.

– А в машинах шо было? – Это уже Митрофаныч.

– В основном немцы. А что в тех, которые под вечер ехали, – не рассмотрели. Но вроде немцы там тоже были. Слышали, как смеются, суки.

– Ладно, – после минутного молчания прошептал Митрофаныч. – Ваську ты де оставил?

– Он задержался там. Скоро должен быть.

– А машины откуда ехали?

– Днем – по-разному. А те, что под вечер, – все с запада.

– Хорошо. Как придет – отдыхайте. А утром посмотрим, шо там можно сделать.

* * *

Наутро Митрофаныч собрал всех и огласил планы на сегодня:

– Значит, так, ребятки, дорога, на которой засаду будем ставить, где-то в полуверсте отсюда. Так шо – не шуметь. Пойдем под вечер, чтобы ночью уходить. Ночью-то немец в лес не сунется. Сейчас все тихо сидим тут, а я с ребятами, – он кивнул на двоих присоединившихся ночью к отряду, – и Валентин Санычем пойду посмотрю, что там и как.

Не дождавшись вопросов и предложений, Митрофаныч в сопровождении указанных бойцов скрылся в лесу.

Днем мне было откровенно скучно. Я взял у кого-то кусок лепешки и позавтракал, запивая сухой хлеб водой из фляги. Немного полежал, пытаясь уснуть, но на этот раз сон не шел. Потом разрядил карабин, попытался снова зарядить его из обоймы. Получилось только с третьей попытки. Снова разрядил, вытащил затвор, поставил его на место, зарядил… Набил снова опустошенную планку обоймы. Потом достал из мешка и разобрал взрыватели М-50, которые прихватил для 50-миллиметровых мин. Выбросил всю механику, оставив только заряд детонатора и капсюль. Ударники и пружины сложил в карман. Снова полежал… В общем, убивал время как мог. Очень не хватало сигарет. Хотя я не заметил, чтобы в нашей группе хоть кто-то курил. Или здесь собрались одни некурящие, или ни у кого тоже не было табака, или не курили в целях маскировки.

Митрофаныч вернулся, когда солнце уже начало свой путь к западу. Вместе с ним пришел и старшина. Двух разведчиков, с которыми они ушли, видно не было.

– Подъем, ребятки! – скомандовал Митрофаныч. – Идем тихо.

Все поднялись, похватали оружие и мешки. Оглядев группу и убедившись, что все в порядке, Митрофаныч без слов развернулся и пошел в лес. Старшина подобрал свой мешок, оставленный утром на поляне, и зашагал рядом со мной. Никто не разговаривал. Все старались шуметь как можно меньше.

Минут через десять, когда, по моим прикидкам, мы уже вплотную приблизились к дороге, послышался треск мотоциклетного мотора. Все, без команды, залегли и, хоть дорога отсюда и не просматривалась, попытались заползти в хоть какое-то укрытие. Я лежал за жиденьким кустом и напряженно вслушивался в доносящийся шум. Вот звук достиг пика и начал удаляться. Тут же в него вплелся новый звук – отдаленный рев мощных моторов. Это что такое едет? Танки, что ли? Рев все приближался.

– Грузовики, – шепнул мне лежащий за соседним деревом старшина. – Три штуки.

Я кивнул и продолжал вслушиваться в рев моторов. Звук приближался медленно. Судя по всему, гнать по лесной дороге водители не решались. Вот они проехали мимо нас. Я каждую секунду ждал выстрелов. Казалось, что густая лесная растительность нас абсолютно не скрывает. Вот-вот кто-то из сидящих в машинах увидит нас и прозвучит крик на немецком. Интересно, что он закричит? «Алярм!» или «Фойер!»? Или просто выстрелит, а потом из кузовов посыплются люди в «фельдграу», вскидывая на ходу винтовки и посылая пули в лежащих за ненадежными укрытиями партизан? И конечно, первая же пуля прилетит мне. Хотелось как можно плотнее вжаться в землю, стать плоским, как камбала, и маленьким, как муравей. Но одновременно я не мог заставить себя опустить голову. Глаза, отказываясь повиноваться вопящему внутреннему голосу, продолжали всматриваться в листву, пытаясь хоть что-то разглядеть. Звук стал постепенно удаляться. Я, заметив, что все это время не дышал, шумно вздохнул и расслабленно уткнулся лицом в землю. Повернул голову в сторону старшины и наткнулся на хитрую ухмылку.

– Штаны хоть сухие? – ехидно осведомился старшина.

Я проигнорировал вопрос и отвернулся. Звук моторов все удалялся. Когда он совсем стих, мы лежали еще минут двадцать. Под конец мне это жутко надоело. Уже ничего не слышно – зачем на земле валяться? У нас что – других дел нет? Еще и жутко кололся какой-то сучок, неведомым образом заползший под мой живот. Но вот ожидание закончилось, и Митрофаныч, убедившись, что все тихо, поднялся с земли и махнул рукой.

Осторожно, стараясь не шуметь, мы вышли на вершину небольшого холма, с противоположной стороны которого виднелась дорога. Я огляделся. Место было очень интересное и явно загодя кем-то из партизан присмотренное для засады. Метрах в пятидесяти, вдоль пологого склона, из леса выныривала грунтовка, прямая слева, она, огибая поворотом склон, исчезала где-то справа. Через дорогу, чуть левее, просматривалась небольшая, заросшая травой поляна, а за ней низинка, напоминающая овражек. Вдоль дороги и на холме деревья стояли не особо густо, но вполне достаточно плотно для того, чтобы укрыться, а обочины и низинка заросли густым кустарником.

Митрофаныч, прячась за стволом дерева, внимательно осматривал местность. Придя к решению, он повернулся к нам.

– Три человека и пулемет – туда. – Он махнул рукой в сторону поворота. – Заляжете там, шоб простреливать дорогу вдоль. Как рванет – стреляйте.

Четверо бойцов, один с ДП, кивнули, но остались стоять на месте.

– Трое заляжут с другой стороны овражка. Смотрите, шоб немец не ушел через него в лес. Отстреливайте поначалу токо тех, хто в овраг полезет. По три человека с обеих сторон дороги туда. – Он махнул рукой влево. – Ляжете шагов за тридцать вперед от места, где мины поставят. Остальные остаются здесь, на холме.

Все кивнули, показывая, что боевая задача понятна.

– Еще двое – шагов на триста вперед по дороге. Ваш – мотоцикл. Теперь вы. – Митрофаныч повернулся к нам со старшиной: – Мины ставить будете за сто шагов от поворота.

Мы кивнули, а я спросил:

– Я там еще на обочинах пять штук поставлю, можно? Немцы, если с машин прыгать будут, – в лес же побегут или на обочинах залягут. Может, подорвется кто-то.

– Хорошее дело. Ставь свои мины. – И отвернувшись, спросил: – Всем все понятно? Стрелять, только когда головная машина подорвется. А хто за овражком лежать будет – только ежели немец через овраг побежит. А если ехать будут не со стороны поворота, не стрелять и скрытно уходить в лес. Соберемся потом там, где вы день просидели. Давайте, ребятки, по местам.

Группа рассыпалась, и бойцы стали исчезать в лесу, каждый в своем направлении. Мы со старшиной, оставив карабины на холме, сбежали вниз на дорогу. Я напряженно прислушивался, вдруг снова раздастся звук моторов. Но было тихо. Только обычные лесные звуки – шелест листвы, пение птиц да жужжание всяких мошек. Где-то еще долбил дятел. Мы отошли на указанные сто шагов, и старшина присел на правой обочине.

– Мины в колею ставь. Мотоцикл поуже грузовика будет – поедет, скорее всего, по центру.

– А если в колею попадет и взорвется?

– Значит – не судьба, – философски ответил на мой вопрос старшина, доставая лопатку.

Я тоже принялся за работу. Выбрал более или менее ровный участок противоположной колеи, по ее дну, отбрасывая, выкопал неглубокую траншейку по длине мины. Положил туда заряд, засыпал землей (остальную землю – подальше, за ближайший куст), оставив чистым только участок гильзы с отверстием под взрыватель. Потоптался, чтобы скрыть следы. Затем достал и собрал заготовленный взрыватель, ввинтил его в отверстие. Ударник полностью ушел внутрь и упер свое жало в капсюль. Так не пойдет, решил я. Надо приспособить что-то под кнопку. Посмотрел по сторонам и подобрал какую-то сухую ветку. Кусочек ветки аккуратно вставил в отверстие взрывателя, так, чтобы наружу, где-то на полсантиметра, выглядывала «кнопка». Так же аккуратно присыпал землей и пригладил ее ладонями. Получилось вроде нормально. По крайней мере, из кабины грузовика заметить закладку будет сложно. Из земли, только немного отличавшейся по цвету от общего фона, выглядывал лишь небольшой сучок и пара миллиметров носика взрывателя. Положил на него подобранный с земли лист и осмотрел еще с видом художника, любующегося законченной картиной.

Убедившись, что все в порядке, посмотрел, как там дела у старшины. Он тоже закончил работу. Причем получилось у старшины гораздо лучше, чем у меня, – место закладки вообще невозможно было разглядеть. Старшина осмотрел результаты моей работы и махнул рукой:

– Сойдет. Где свои «полтишки» будешь ставить?

Я чуть подумал.

– На обочинах поставлю, наверное…

– Ставь все на полянке перед оврагом, – посоветовал старшина. – Там у нас людей меньше.

Я кивнул и направился в сторону овражка. В хаотичном порядке закопал 50-миллиметровые летучки и бегом направился к остальным на холме.

– По полянке не ходить. – Взбежав на холм, я первым делом решил доложиться Митрофанычу. – Ребятам передайте, что я там мины поставил.

Митрофаныч, лежащий за деревом, кивнул и махнул мне рукой – ложись, нечего, мол, отсвечивать. Я подобрал свой карабин и залег за деревом недалеко от старшины. Оставалось только ждать. Ждали мы долго. Охватившее поначалу, в ожидании немцев, напряжение, когда каждую секунду до галлюцинаций вслушиваешься и всматриваешься в окружающее, пытаясь уловить начало события, потихоньку отпускало. В конце концов снова становилось скучно. Я лежал и пытался определить, что хуже – когда вот так ждешь неизбежного или когда это неизбежное наконец наступает со всеми своими прелестями в виде пуль и взрывов. Вспомнив свои ощущения возле аэродрома и последовавшую перестрелку в лесу, пришел к выводу, что поваляться на травке – лучше, чем ползать под пулями.

Понаблюдал за лежащими неподалеку товарищами. Старшина лежал на спине и грыз травинку – спокойный как слон. С другой стороны видимый мне боец, как и я, напряженно что-то высматривал на дороге. Остальных не видел и даже не слышал. В лесу царила первозданная тишина.

Вечер уже начал вступать в свои права. Солнце уверенно указывало на запад, когда справа, за поворотом, послышался отдаленный шум мотора. Слава богу, едут с нужной стороны. Мгновенно скука вновь сменилась напряжением. Страшно было до колик в животе. На месте смог остаться только огромным усилием воли. Я снова посмотрел на старшину – тот уже лежит на животе, карабин под рукой, и напряженно всматривается сквозь густую траву в сторону дороги.

Шум все приближался, и вскоре мимо нас, бодро стрекоча мотором, проехал мотоцикл. Я затаил дыхание – немцы приближались к минам. Если сейчас он наедет на одну из них, придется быстро отсюда уходить. Потому что, если следом едут машины, да еще и с солдатами, они организуют нам очень насыщенный событиями вечер. Выдохнуть я себе позволил, только когда мотоцикл благополучно миновал нашу закладку.

* * *

Мотоцикл скрылся из моего поля зрения, а с другой стороны уже слышался рев мощных моторов. Через пару минут из-за поворота выползли два грузовика. Сначала один, а потом следовавший за ним метрах в двадцати второй. Я вжался в землю, стараясь, чтобы сидящие в машинах меня не заметили. Натужный рев прополз мимо. Я все еще не решался поднять голову и только тихо отсчитывал про себя секунды, которые, по моему мнению, оставались до того момента, как передняя машина наедет на мины. Отсчет ушел уже далеко в минус, но ничего не происходило. Все так же звучал удаляющийся рев моторов. И только когда я уже окончательно решил, что наша закладка просто не сработала, практически слитно в тишине леса грохнули два взрыва.

Сразу же после того, как сработали мины, загавкал ДП, со всех сторон захлопали винтовочные выстрелы. До меня долетали вопли боли и обрывки команд на немецком языке. Я на несколько мгновений впал в ступор и, забыв обо всем на свете, продолжал вжиматься в землю. В себя пришел только после того, как старшина проорал в мою сторону что-то нецензурное. Подхватив карабин, я высунулся из-за дерева, и моему взгляду предстал локальный филиал ада для немцев. На месте нашей закладки, склонившись в воронку, горел передний грузовик. Его кабина оказалась настолько изуродована, что даже смотреть страшно было. Вокруг него уже валялось несколько трупов, а из-под горящего тента кузова, размахивая горящим рукавом, но как-то вяло, пытался выбраться явно оглушенный ганс. Вторая машина, видимо от резкого торможения, пошла юзом и, перекосившись, застыла наискосок на обочине. К нам была обращена задняя часть ее кузова, через которую выпрыгивали немцы, многие из которых так и не поднимались с земли. Зато для пулемета открывалась все та же задняя часть кузова и часть правого бока грузовика, что позволило ДП практически полностью простреливать пространство кузова. Что тот и делал. Длинными очередями и как-то радостно, что ли.

Захваченный всеобщим боевым настроением, я начал, часто передергивая затвор, посылать пулю за пулей в тент ближнего грузовика. Вдруг грохнул еще один взрыв – это сработала моя «противопехотная» мина. Я заметил отлетающего от облачка земли и дыма, поднятых взрывом, немца. Ноги у попавшего в мою ловушку начисто отсутствовали и вроде бы ему еще распороло осколком низ живота.

Клацнул впустую затвор – патроны закончились. Достал из кармана обойму, быстро перезарядил – получилось с первого раза! Снова прицелился в грузовик, но заметил, что из него больше никто не пытается выпрыгнуть. Глаз уловил вспышку где-то в кустах на противоположной стороне дороги. Вроде наших там быть не должно – значит, один из уцелевших немцев. Перевел прицел туда, выстрел. Передернуть затвор. Еще выстрел. Больше оттуда никто стрелять не пытался. Интересно, это я попал или кто-то другой? Или стрелок в кустах замолк по другой причине? Отыскал взглядом следующего немца. Этот лежал за толстым стволом дерева и целился из карабина куда-то в мою сторону. Позиция у него была хорошая. С одной стороны от огня с нашего холма его закрывал ствол дерева и, частично, грузовик на дороге. От огня ДП его защищал все тот же ствол дерева. С моей позиции я видел только часть головы в кепке да руку с карабином. Тщательно прицелился, вспоминая все, чему меня в далеком детстве учили в секции стрельбы. Выстрел. Пуля проходит вроде бы выше. Передернул затвор, снова прицелился. Снова мимо – пуля бьет в дерево, и голова исчезает из поля моего зрения. Эта мишень для меня сейчас потеряна.

Кто-то еще ломанулся через полянку, но сразу словил пулю и растянулся во весь рост. Я заметил еще вспышку в кустах, где-то слева просвистела пуля. Быстро, не целясь, выстрелил в ту сторону. Передернул затвор. Снова выстрелил туда же. Снова передернул затвор. Подержал на прицеле куст – выстрелов оттуда больше не было. На всякий случай еще раз выстрелил. Патроны закончились. Быстро достал новую обойму, выронив при этом из кармана еще одну – последнюю. Перезарядил карабин и вскинул приклад к плечу. Но к тому времени над лесом уже снова повисла тишина. Слышно было только потрескивание огня от подорвавшейся машины.

Через пару минут сзади быстро прошелестели шаги, и я заметил спускающегося с холма бойца, который, пригибаясь, перебегал от дерева к дереву. Видимо, Митрофаныч послал проверить – все ли немцы убиты. Боец специально сделал небольшой крюк и вышел на дорогу так, чтобы не попасть на нашу линию огня. Остальные внимательно высматривали возможные цели. Один из немцев, лежащих возле заднего грузовика, внезапно пошевелился. Тут же хлопнули три выстрела. Я тоже, автоматически, нажал на спусковой крючок. Немец затих. Я передернул затвор и продолжил вглядываться в картину побоища на дороге. Но там все было спокойно.

Боец, осторожно поводя впереди стволом винтовки, вышел на дорогу. Со стороны оврага показался еще один. Блин, там же мины!

– На поляну не заходить! Там заминировано! – крикнул я, заработав косой взгляд старшины.

Боец сразу же изменил траекторию движения и вышел к дороге чуть дальше. Они медленно обошли грузовики, осмотрели с дороги кусты. Один выпрямился и махнул рукой.

– Ну вот. – Старшина поднялся и повесил карабин на плечо. – Теперь идем посмотрим, что нам фашисты привезли.

Вокруг из укрытий вставали остальные партизаны. Но пока никто никуда не шел. Вперед двинулись только после отмашки Митрофаныча. Мы спускались с холма осторожно, стараясь, чтобы между нами и дорогой постоянно было какое-либо укрытие. Лично мне очень не хотелось, чтобы какой-то недобитый ганс меня сейчас пристрелил. Знаете этот стандартный штамп из кино? Когда герой расслабляется после боя, а тут кто-то из якобы убитых вдруг поднимает оружие, стреляет ему в спину и умирает. Глупо, да? Поэтому я шел осторожно, не спуская глаз с лежащих на земле покойников, и держал карабин наготове.

Партизаны быстро рассыпались по дороге, осматривая трупы. Я услышал несколько выстрелов и дернулся было с дороги, но, как оказалось, это добивали немногих раненых. Поняв это и поймав несколько насмешливых взглядов, я снова вернулся на дорогу. Как раз в это время двое бойцов полезли в кузов уцелевшего грузовика, тент и борта которого скорее напоминали решето – ДП сегодня поработал на славу. Один, тот, что помоложе, сразу же скатился вниз, скрутившись в судорожной рвоте. Я себе представляю! Учитывая, что в основном огонь был сосредоточен именно на этом грузовике – мы старались, и вполне успешно, не дать немцам возможности покинуть машину и вступить в бой – вид внутренностей его кузова, должно быть, представлял еще то зрелище. Перед моим мысленным взором сразу же возникла картина – гора трупов, лежащих вповалку друг на друге, многие из которых прошиты десятками пуль, чуть плещущаяся, как вода в ванне, кровь… Кстати, подойдя ближе к этому грузовику, заметил, что кровь действительно сочилась из кузова, несколькими струйками и отдельными каплями орошая землю. И все это дополнял смрад горящей машины с трупами внутри. Желудок сразу же скрутило, и помогло удержаться только полуминутное созерцание неба. Заглянуть в машину я так и не рискнул.

– Быстрее давайте, пока не появился кто! – прикрикнул на собирающих трофеи бойцов Митрофаныч.

Именно этот окрик и привел меня в чувство. Пора было браться за работу. Я склонился над ближайшим немцем и принялся снимать с него снаряжение. Первым делом расстегнул ремень, и в мешок отправились подсумки с патронами. Перевернул труп на живот – прямо между лопаток алело окровавленное входное отверстие от пули. Снял сухарку, в которой обнаружились какие-то галеты. Съестное отправилось за подсумками. Туда же – фляга и штык-нож. Подобрал валяющийся рядом карабин, выщелкал из него патроны.

– Митрофаныч! – крикнул я стоявшему на обочине командиру. – Оружие берем?

– Все берем! – прозвучал ответ.

Блин, похоже, назад будем идти нагруженные, как мулы. Отбросил карабин на обочину, к горке уже валяющегося там оружия. Огляделся в поисках новой добычи. Кстати, надо бы хорошо проверить карманы немца. Может, сигаретами разживусь, а то без табака скоро с ума сойду. Перевернул труп обратно. Что у нас в карманах? Зольдбух полетел в кусты. Есть! Знакомая пачка с орлом перекочевала в мой карман.

Пока я потрошил карманы убитого, в голову пришли новые мысли. А ведь за такого немца там, в будущем, я бы очень дорого дал! В смысле, за то, чтобы найти вот такого, полностью упакованного бойца. В начале своей копательской карьеры мне даже снилось такое. Вот лопата звонко бьет о металл. На свет появляется каска. Я замечаю в яме кости и продолжаю копать. Подсумки, пряга «Гот мит унс» (конечно, блестящий алюминий!), фляга… Штык-нож – обязательно! Вот на груди у него и «раняжка» приколота – тоже вкусная находка. Ну и мелочовка всякая – часы, портсигар, зажигалочка… И вот передо мной лежит свежеубитое воплощение моей мечты из будущего. А зачем оно мне здесь и сейчас? Теперь это бесполезный мусор! Ну, в общем и целом.