Текст книги "И пусть наступит утро"

Автор книги: Алексей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– К чему же? – спросил врач.

– К дисциплине. Да, это не ново. Но только дисциплина способна помочь нам сохранить людей. Максимально снизить потери, А для того чтобы решить эту задачу, нам следует чаще бывать на огневых позициях, в боевых порядках и в подразделениях, контролировать их...

Момот и Иващенко ушли в половине второго, а около двух часов приехал начальник штаба полка капитан Макаров.

– Есть новости, – войдя, доложил 01Н.

Богданов предложил ему сесть на земляное ложе, служившее днем стулом и кроватью ночью, а сам углубился в карту.

Он внимательно изучал множество только что нанесенных синих линий, кружков и значков.

– Пять новых батарей, – подсчитал Богданов. – Верно, Михаил Оеменович?

– Да, – подтвердил капитан, – часть обнаруженных вчера звуковой разведкой – сегодня подтверждена оптическими засечками.

– Вижу, – сказал майор.

Когда командир полка и начальник штаба закончили работу и вышли из блиндажа, уже светало. Воздух был удивительно чист и прозрачен. Позади наблюдательных пунктов четко вырисовывались большие заводские трубы.

Богданов медленно шел, вдыхая свежий воздух. Спать не хотелось. Около окопа, ще было укрыто орудие он остановился.

– А в гражданскую был пулеметчиком, – донеслись до него чьи-то слова. Богданов прислушался. Говорили двое. Один голос принадлежал Березину. Второй, густой, спокойный, был ему незнаком.

– Значит, и в гражданскую пулеметчиком были? – спросил Березин.

– Так точно! В этих местах, правда, не приходилось воевать, хотя родом недалеко отсюда.

«Гордин», – вспомнил Богданов фамилию обладателя густого баритона.

– Жаль мне Одессу, – продолжал Гордин. – Родной, можно сказать, город. Четверть века на судостроительном отработал. Каково было оставлять? Понимаете, как подошел фашист к окраинам, будто кто-то холодными руками сердце сжал...

Увидев командира полка, оба вытянулись.

Где-то далеко ухнул орудийный выстрел. Через .несколько секунд над их головой прошуршал снаряд, а спустя еще немного времени он разорвался далеко позади наблюдательных пунктов.

– Ориентир два, влево один сорок, – батарея противника! – громко доложил Гасанов. – Отсчет правого – двадцать восемь шестьдесят.

– Снова ты? – произнес Сергей, нанося отсчеты на карту. Это была обнаруженная жми еще вчера батарея 150-миллиметрового калибра.

– Что-то поздно сегодня. Нервишки подводят, наверное, – сказал Гордин.

Сергей тоже стал замечать, что гитлеровцы начали изменять своему принципу, или, как его назвал Морщаков, неписаному закону: «Взошло солнце – война, а зашло – конец войне, отдых».

Тяжело урча, подъехал дикап Петрова.

– Давно началось? – спросил он, выйдя из машины.

– Только что товарищ генерал, – ответил лейтенант! – Сегодня даже не дождались авиации.

– Появится еще, – кивнул Петров, пожимая руку подошедшему Богданову.

Генерал посмотрел в бинокль на вражеские позиции.

– Поберегите снаряды. Скоро пригодятся.

– Что-нибудь новое ожидается?

– У нас каждый день новое, – пошутил Петров, – так что нам не привыкать; так что ли, пулеметчик? – Он дружески подмигнул Гордину. И обращаясь к Богданову, спросил: – В полку Галиева, Николай Васильевич, есть твои передовые наблюдательные пункты?

– Есть. С этим полком у нас тесная связь.

– Это хорошо, – одобрил генерал, – только учти, ночью части дивизии будут отведены к Сухому лиману.

– Дивизия отойдет? – удивился Богданов. – Почему?

– Видишь ли, – пояснил Петров, – отвод :на новый рубеж значительно облегчит положение частей дивизии, так как сократится фронт обороны.

Богданов на секунду задумался.

– Но, – возразил он, – овладев побережьем Черного моря, от Бугаза до Сухого лимана, противник сузит кольцо...

– И возникнет угроза прорыва нашей обороны на всю ее глубину, – продолжил Петров. – Ты это хотел сказать? – Генерал нахмурился. – Да. Могу еще добавить, что возможность маневра наших кораблей в районе Одессы значительно уменьшится, .так как и сам порт и входящие в него суда попадут в радиус действия артиллерии врага. Вот так. Поэтому заход в порт кораблей будет осуществляться ночью. Или днем под прикрытием дымовой завесы.

– А что же мы от этого выиграем? – опросил Богданов.

– Не понял? – воскликнул Петров. – А еще артиллерист!

– Корабли Черноморского флота получат возможность поддержать огнем корабельной артиллерии каждый сектор обороны, – высказал предположение Богданов.

– Верно. Представляешь насколько повысится плотность огня? На войне, Николай Васильевич, далеко не всегда удается делать то, что хочется. Сейчас необходима отступить.

– Вы хотите сказать, что отвод дивизии на рубеж Сухого лимана ликвидирует угрозу прорыва противника на всю глубину?

– Вот именно, – улыбнулся Петров. – «Нет худа без добра». Эту пословицу напомнил мне вчера адмирал Жуков.

Когда генерал уехал, Сергей взял коробку с шахматами, которую где-то раздобыл Морщаков, и расставил фигуры.

– С кем играете? – спросил подошедший Богданов.

– Нет партнера, – поднявшись, сказал Сергей.

– Садитесь, – остановил его Богданов, – партнера, говорите, нет? Ну что же, придется разрешить вам обыграть командира полка.

Партия развивалась спокойно. Сергею очень хотелось не ударить в грязь лицом перед Богдановым, и лейтенант затеял очень рискованную комбинацию. После нескольких ходов майор действительно призадумался. Сергей посмотрел на озабоченное лицо майора. Высокий лоб Богданова прорезала складка. Темно-серые, запавшие от усталости и недосыпания глаза сузились.

– Шах! – объявил майор, делая ход слоном. – Еще раз шах, – повторил он. – А теперь через два-три хода – неизбежный мат...

Березин молчал. Он сосредоточенно искал выход из создавшегося положения. Не хотелось мирпться с мыслью, что партия проиграна.

– Сдаетесь? – спросил Богданов.

– Нет, – упрямо качнул головой Сергей.

– Закурите. – Майор протянул ему коробку «Казбека». – Напрасно упорствуете. В таком положении даже Ботвинник прекратил бы игру.

Сергей сделал ход.

– Ах вот что, – усмехнулся Николай Васильевич. – Продолжаете сражаться. Верите в себя. Это хорошо. Без веры нет и победы. А мы ответим вот так. Шах!

Следующие два хода прошли в обоюдном молчании.

Пролетело несколько напряженных минут.

– Слабый ход, – сказал майор. – Вы проиграли. ШахГ Еще раз шах – и мат! – объявил Богданов. – На сегодня довольно. – И он посмотрел на часы.

Через полчаса Богданов и Иващенко уже проезжали мимо огневых позиций третьего дивизиона, направляясь, в первый дивизион.

– Не нравится мне это затишье, – проговорил Богданов.

Машина выехала на дорогу, ведущую к первой заставе, повернула в сторону и, легко взяв подъем, помчалась вдоль гребня.

Богданов посмотрел вниз, в лощину, где под маскировочными сетями, прикрытыми травой и листьями, виднелись стволы орудий.

– Стой! – вдруг остановил шофера майор. – Вы только взгляните, – обратился он к комиссару. – Нет, вьв только посмотрите...

Старший политрук увидел траву, прикрывавшую маскировочные сети, натянутые над орудиями.

Теперь. Иващенко понял, о чем говорит майор. На зеленом поле .на одинаковом расстоянии друг от друга желтели четыре больших пятна.

– Девятая! – сказал Иващенко.

– Да, девятая, – подтвердил майор, наводя бинокль.

– Утром этого не было, – развел руками комиссар. – Стало быть, после обеда Таиров придумал.

– Придется заехать. Прямо, – сказал Богданов Мастихину, и машина легко покатилась вниз.

На огневых позициях батареи заметили эмку.

Машина была уже недалеко от орудий, когда батарейный запевала затянул:

Гремят орудия над морем,

Вздымая смерчи к облакам.

Кровавый хищник смерть и горе

Несет к цветущим берегам...

Богданов прислушался. А группа бойцов подхватила::

Нет, не бывать в Одессе гадам,

Не видеть наших берегов,

Лихих богдановцев снаряды

Летят на головы врагов...

– Что это за песня? – спросил майор у Иващенко.

Старший политрук сделал вид, что не слышал вопроса.

...И там, где танки подползали,

Где злобный враг бросался в бой,

Там груды битого металла,

Там трупы высятся горой...

Бойды дружно грянули последние строки куплета:

...Вперед, богдановцы-орлята!

Страна вас к подвигу зовет!

– Эта песня в сегодняшней газете напечатана. Хотел сюрприз вам сделать, да стало быть не вышло, – признался Иващенко. – Впрочем, получилось как сюрприз...

Богданов молчал. Машина въехала на огневые позиции ?и остановилась у крайнего правого орудия. К 1ним, печатая шаг, подошел Таиров и, отдав рапорт, вытянулся, как .видно ожидая похвалы.

– Кто придумал такую маскировку? – поздоровавшись, спросил майор.

– Я! – поспешил доложить лейтенант.

– А я сомневался!.. – Богданов укоризненно посмотрел на Таирова. – Разве вы не различаете цвета? Ведь это не маскировка, а целеуказание для бомбежки. А вы, Таиров, не раз, конечно, поднимались в воздух для корректировки и знаете, что с высоты любой клочок другого цвета виден, как белое на черном фоне. Наше с вами счастье, что авиация врага не летала сегодня после обеда. Прикажите немедленно убрать. – И, отойдя от растерянного лейтенанта, Богданов подошел к бойцам.

– Спасибо за песню, – тепло сказал он. – Большое спасибо.

После посещения батареи Богданов и Иващенко некоторое время ехали молча. Богданов был взволнован. Он вспомнил все пережитое за эти два месяца. И откуда только брались у людей силы? Он чувствовал себя в долгу перед ними...

Наступление переносится

Богданов был уверен, что наступившая передышка продлится недолго. И верно. На третий день рано утром разрывы вражеских снарядов и мин вновь опоясали подступы к городу.

– Началось! – вслух произнес Богданов.

С юга донесся ровный глухой гул; он быстро нарастал.

Майор выглянул из блиндажа. Линию фронта пересекали тяжелые, нагруженные самолеты с черными крестами на крыльях.

Над батареей Березина группа «юнкерсов» развернулась, и самолеты один за другим стали пикировать на орудия.

Сергей спрыгнул с вышки и побежал к ровику радиостанции.

– Таирова к микрофону, – приказал он.

Березин не отрываясь смотрел в сторону , огневых позиций. Над его батареей продолжали носиться «юнкерсы».

– Таиров у микрофона!

– Гаджи! – обрадовался Березин. – Живы?!

– Нормально! – прохрипел микрофон.

Один из «юнкерсов», идя на бомбежку, внезапно спикировал на посадку, где находилась вышка.

Гордин довернул зенитно-пулеметную установку на , пикирующий бомбардировщик, приближавшийся со страшным ревом, и в упор расстрелял его.

Самолет врезался в землю, засыпав вышку дождем осколков.

– Противнику удалось прорваться в стыке, доложили с передового НП. А через несколько минут Богданов увидел, как из балки, отделяющей наблюдательные пункты от позиций нашей пехоты, появились гитлеровцы.

– Их больше роты, – высказал предположение лейтенант Веселый.

– Вижу! – ответил Богданов и что-то сказал Гордину. В тот же момент четыре ствола зенитно-пулеметной установки опустились и повернулись в сторону приближавшихся групп.

– Без команды не стрелять! – предупредил майор.

Томительно долго тянулись секунды.

– Их не так уж много, – услышал Богданов голос командира взвода разведки младшего лейтенанта Леонтьева.

Богданов вспомнил, как незадолго до войны он прибыл в полк из училища с Золотой Звездой на груди. Звание Героя Советского Союза Леонтьев заслужил во время боев с белофиннами, еще будучи наводчиком орудия.

– Огонь! – крикнул Богданов, когда уже ясно можно было различить чужую форму солдат.

Тонкие нити трассирующих пуль прижали наступавших к земле. Они залегли, потом предприняли. две попытки обойти посадку с флангов, но оба раза откатывались, устилая телами убитых и раненых подступы к позиции.

– Товарищ майор, – доложил Веселый, – прибыла топографическая батарея.

– Отлично. Обойдите с одним взводом противника слева, а вы, Леонтьев, со своими разведчиками и взводом управления – справа. Второй взвод топобатареи атакует в лоб. Ура! – закричал Богданов, поднимая взвод.

Решительный натиск наших бойцов, неожиданно контратаковавших гитлеровцев, сделал свое дело: противник был отброшен с большими потерями для него. Вскоре Богданов снова сидел на вышке, словно ничего и не произошло. Слева и впереди еще продолжался бой. Майору сообщили, что прорвалась еще одна группа, вероятно, с танками. Нужно было предупредить всех.

– Как ваш передовой? – опросил он у Березина.

– Не отвечает, – доложил Сергей. – Там у меня Кирдяшкин. – Сергей несколько минут безуспешно вертел ручку настройки...

К посадке подъехал пикап генерала Петрова.

– Вызовите мне срочно Ковтуна, – приказал он. – Высоту не отдавать, держитесь, к вам идет помощь! – передал генерал капитану Ковтуну, исполнявшехму обязанности командира стрелкового полка вместо раненого Галиева. – Да, да, держитесь! Я посылаю вам помощь?

Генерал сложил карту и, положив ее за пазуху, сказал Богданову:

– Сейчас введу в бой резерв, двести штыков и бронемашины...

Над их головами снова появилась шестерка «юнкерсов».

– Передайте на огневые, – распорядился Богданов. – Вовдух!

Но там уже увидели «юнкерсов».

– В укрытия! – громко крикнул Таиров, первым заметивший вражеские самолеты. – Воздух!

Огненные разрывы окутали дымом орудия. Один за другим с истошным визгом сирен пикировали «юнкерсы» и, отбомбившись, ложились на обратный курс.

Когда налет кончился, Таиров поднялся, отряхивая землю с гимнастерки и бриджей. «Где теперь яма, а где окоп?» – подумал он, глядя на огромные воронки.

– Четвертое орудие повреждено, – доложил артмастер, и они оба отправились к орудию. Поврежденным оказался орудийный щит.

– По местам, – передал телефонист.

– К орудиям! – скомандовал Таиров, и огневая позиция вновь ожила. Туда-сюда сновали подносчики снарядов, со звоном досылались сорокакилограммовые чушки в казенники стволов, щелкали затворы, раскатисто ухали орудия.

– По танкам! – кричал Таиров.

Танки появились перед самой огневой внезапно. Орудия не вели огня. Была пауза. Бронированные машины врага шли на малой скорости. Вплотную прижимаясь к ним, бежали солдаты.

– Бетонобойным! – загремел Таиров, – отражатель ноль...

Головной танк развернулся от удара бетонобойного снаряда и застыл. Второе и третье орудия выстрелили одновременно с двумя другими танками врага. У второго орудия разнесло щит. У танка сорвало гусеницу. Третий танк довернул на стрелявшее орудие башню и выстрелил, но снаряд другого орудия разорвался у башни, и пламя лизнуло грязно-белый крест...

– Огневики! – закричал политрук батареи Карпу,хин. – За мной!.. Ура!.. И группа специально выделенных раньше бойцов атаковала растерявшихся гитлеровцев, бегущих от горящих танков.

В это время по дороге на село Далъник мчались бронемашины. В первой машине сидел генерал Петров.

– Дайте огонь по хутору Дальницкому, быстрее! – приказал Богданов.

Прогремел залп – и разрывы снарядов накрыли Дальницкий.

– Верно! – крикнул Богданов. – Еще огонь!

Шквал огня, казалось, катился впереди наших бронемашин.

– Ура-а! – докатилось до артиллеристов. Резерв генерала Петрова атаковал врага.

– «Барс», стой! – передал Богданов и перенес огонь вперед.

А командир артиллерийского взвода Кирдяшкин не отзывался. Сергей не знал, что и думать. Только вечером, после боя, он узнал, что в тот момент, когда политрук Карпухин атаковал фашистских автоматчиков, Кирдяшкин во главе стрелкового взвода, потерявшего командира, дерзкой контратакой выбил из траншеи захвативших ее гитлеровцев.

Затишье наступило к вечеру. Богданов опустился с вышки, чтобы размять затекшие ноги. Было душно – ни ветерка, ни прохлады. На горизонте за кромку далекого леса садилось багряное солнце...

Богданов понимал, что удачная контратака дает оборонявшимся небольшую передышку. А Одесса нуждается в людях. На счету, что называется, каждый человек.Петров часто повторял это, да он и сам видел... Казалось,, без пополнения оборона не выдержит...

– Слушай, Стива, – услышал Богданов голос Пронина. – Ты представляешь, как люди горят? Живьем... А?

– Ты что? – удивился Морщаков. – О чем это ты?

– Да вот в газете прочел. В сводке Информбюро о» нашем селе сказано. Каратели людей в сарай позагоняли,. а потом керосином его облили...

– Я вот тоже, Ваня, весточку из дома получил нерадостную. Мать пишет, бомбят, их гады день и ночь... Жутко...

«Да, слезы и горе шагают по русской земле», – подумалось Богданову.

– Николай Васильевич! – окликнул майора генерал Петров. – Я тебе лейтенанта вашего привез. Пусть передохнет малость. Ты о телеграмме Ставки знаешь? Даг пополнение уже в пути. Теперь заживем, – заключил генерал и, простившись, уехал.

– А у вас что, рация отказала? – спросил. майор у лейтенанта Кирдяшкина.

– Да. Питание село. А потом мы воевали, помогали чапаевцам...

– Воевали? А чем? – поинтересовался Богданов.

– Как чем? – Кирдяшкин показал на бутылку с горючей смесью. – Они уже немало насолили гитлеровцам. Кстати, местное производство, – заметил лейтенант,, развернув обертку к запалу, на которой было написано" «Товарищи! Запал к бутылке с воспламеняющейся жидкостью изготовлен в Одессе».

Бощанов разгладил обертку и ниже прочел: «Черноморец! Не пусти врага в Одессу. Подожги танк!»

– Товарищ майор, сводка, – доложил подошедший Веселый и протянул небольшой листок бумаги.

«...Противник, – прочел Богданов, – 15 сентябри возобновил наступление по всему фронту, введя в бой резервы. Главный удар на этот раз наносился в направлении Вокаржаны – Дальник силами трех пехотных дивизий при поддержке авиации и танков. Бои приняли: ожесточенный характер. Все атаки противника были отбиты с большими для него потерями...»

Прошло три дня. Гитлеровцы, вероятно, производили перегруппировку, поэтому особой активности не проявляли.

– Есть хорошие новости, Яков Данилович, – сказал Богданов комиссару, когда они в землянке командира полка обсуждали текущие дела. – Прибыло пополнение, это во-первых...

– Знаю, – ответил Иващенко, – уже разгрузилась дивизия, а с ней и тяжелый артиллерийский полк.

– Верно. Только прибыли они не в наш сектор, а в восточный, – уточнил Богданов.

– В восточный? Жаль, конечно, что не к нам. Впрочем, все равно жить уже легче.

– Да, это так. Но главная приятная новость состоит в том, что в самые ближайшие дни наши войска нанесут удар но фашистам. Это будет необычайно смелая операция наземных частей и флота с одновременной высадкой воздушного и морского десантов. А потом последуют новые удары...

Однако, говоря это, Богданов еще не знал, что из Севастополя уже вышли крейсеры «Красный Кавказ» и «Красный Крым» с десантом морской пехоты. Еще полторы тысячи человек спешили на помощь осажденной Одессе.

Два дня не смолкал грохот боя в восточном секторе.. Первую весть о победе принесли в город раненые, а потом моряки протащили по улицам города захваченные орудия.

На длинных стволах мелом были сделаны надписи: «Они стреляли по Одессе! Этого больше не будет!»

Улыбающиеся краснофлотцы, махая бескозырками, отвечали на приветствия жителей.

Одесса ликовала. Гремело радио: «22 сентября наши войска комбинированным ударом стрелковых частей и десанта моряков, заброшенных в тыл врага, нанесли поражение противнику. Действия наземных войск были поддержаны огнем кораблей Черноморского флота и авиацией. В результате успешно проведенной операции противник понес серьезные потери в людях и вооружении. Общие потери убитыми, ранеными и пленными составляют не менее пяти-пшстй тысяч солдат и офицеров... По неполным данным, наши войска захватили шесть танков, сто тридцать автомобилей, тридцать три артиллерийских орудия разных калибров, в том числе четыре дальшобойных, обстреливавших Одессу...»

К наблюдательной вышке Богданова подъехал на машине комиссар полка.

– Был в политуправлении, в городе, и заодно решил побриться, – рассказывал Иващенко. – Раз уж попал в Одессу, так почему бы не поблаженствовать в настоящем кресле парикмахера. Люблю, когда тебя этак щекочут кисточкой, намазывают теплой душистой мыльной пеной. Расселся я в кресле и не обращаю внимания на -бомбежку. Вдруг вижу, дом, что стоял напротив, стал наполовину ниже...

А тут снова гул самолетов, и опять взрывы. Поверьте, у меня внутри что-то словно оборвалось. Вот, думаю, глупая смерть – в кресле... Взглянул я на парикмахера, он преспокойно правит бритву о ременЬ и равнодушно смотрит в окно. Закончил, попробовал лезвие, повернулся ко мне и говорит: «Холера им в бок, этим «юнкер-сам», чтоб они уже до своего аэродрома не долетели...»

Ругается, понимаете, а страха нет. Неудобно мне стало как-то. «Ах ты, Аника-воин, – говорю я себе, – а еще военный комиссар, посмотри на гражданского человека, он же ни капельки не испугался, а ты?» А бомбежка все продолжалась. Не выдержал я и спрашиваю: «А вам, товарищ мастер, не страшно? Ведь сюда небось и артиллерия фашистская доставала. Я видел у входа воронки». Парикмахер как-то странно посмотрел на меня, потом улыбнулся и сказал: «Вот эта бритва, которой я перебрил за свою жизнь пол-Одессы, а может, и больше, эта бритва может стать оружием... Поняли? А вы спрашиваете за какой-то снаряд. Холера им в бок, всем гитлеровцам...»

Богданов посмеялся над рассказом комиссара. Потом они оба поднялись на вышку командира полка. Сергей хотел было узнать у Иващенко, нет ли вестей от Серикова, но не решился уйти со своей вышки.

Готовится новое наступление. Богданов сделал такой вывод, наблюдая передвижение частей. Скоро это подтвердилось. В первых числах октября командиру полка официально объявили:

– Готовьтесь. Будем наступать...

Богданов получил задачу и приступил к подготовке полка. Пять дней пролетели в напряженной работе. Богданов старался предусмотреть вое до мелочей. Командиры. дивизионов и батарей распределяли обязанности по взводам и орудиям.

– Вот ото, я понимаю, война! – радовался Гак. – А то сидишь, як крот, и голову не высунешь. Нехай теперь хриц прячется...

Но днем 9 октября произошло непредвиденное.

Из-за поворота дороги показалась группа моряков. Они подошли к вышке Березина.

«Кажется, начальство», – подумал Сергей.

– Где командный пункт Богданова? – спросил адмирал.

Березин представился и проводил их к блиндажу майора.

Трое вошли внутрь, а двое остались у входа.

– Кто этот адмирал? – опросил Сергей.

– Который? В плаще – это Жуков, а с ним вицеадмирал Левченко.

«Левченко? – удивился Березин. – Он нее заместитель наркома!»

«Ну и наступление, должно быть, будет», – думал Березин, возвращаясь к себе. Ему и в голову не могло прийти, что приезд адмирала Левченко мог означать чтолибо другое. Откуда было знать командиру батареи, что войска 51-й армии, оборонявшие Крым, под давлением превосходящих сил противника, оставили Перекоп и отошли на рубеж села Ишунь.

Богданов тоже не знал об этом и с удивлением слушал адмирала, объявившего ему, что наступление отменяется. Вместо него будут проведены военные действия, которые должны дезинформировать врага.

– Пусть думает, что мы наступаем, – закончил Жуков.

Все шло так, как было намечено. Разведку боем провели ночью. Сергей видел, как ожил передний край обороны. Бесчисленное множество осветительных ракет дополнилось трассирующими пулями. Чапаевцы без особого труда овладели хутором Дальницким, но развивать успех не стали.

В течение следующего дня гитлеровцы дважды пытались обить их с захваченных позиций, то же повторилось и на второй, и на третий день. Только на пятый день гитлеровцы прекратили попытки вернуть хутор Дальницкий.

В тот же день Богданов был срочно вызван к генералу Петрову, назначенному командующим армией.

– Ты знаешь, Николай Васильевич, – спросил Петров, – что на юге сложилась очень напряженная обстановка? Враг угрожает Донбассу, Ростову и Крыму. Вот так, Николай Васильевич.

– Я слышал, на Перекопе идут тяжелые бои, – сказал майор.

– Хуже! сказал генерал. – Наши оставили Перекоп и отошли на слабо подготовленные к обороне Ишуньские позиции. Крыму нужно срочно помочь. Вот почему и стал вопрос об эвакуации Одессы. Ставка решила. "У авиации и кораблей, которые нас поддерживают, одна база – Крым.

– Да, – вздохнул Богданов, – если противник займет Крым, тогда и Одессе придется туто...

– Конечно, – кивнул Петров. – А в случае продвижения фашистов к Ростову, Одесса останется глубоко в тылу и контрудар отсюда будет просто нереален. Вот так...

– Значит, Одесса...

– И мне ее жаль, и командованию, разумеется, – всем жаль, да ничего не поделаешь. Нужно.

– И все же обидно уходить, когда выстояли оборону, – сказал майор. – Такой ценой нам это досталось – и уходить... И когда же?

– Ближайшей же ночью.

– Этой ночью?!

– Прежний срок был двадцатого октября. Так и согласовали со Ставкой. Но вариант последовательного отхода армии отпадает. План изменили. Сам знаешь, какую кутерьму затеяли гитлеровцы. Они и весь , город переполошили. Сейчас несколько улеглось. Враг поверил в то, что мы пока не собираемся сдавать Одессу. Но стоит нам возобновить отвод – и противник сразу поймет. Поэтому и решено ночью внезапно отвести войска с передовой, погрузить на транспорты и эвакуировать...

– ..Вот как... Смело, я бы сказал, даже дерзко задумано, – задумчиво произнес Богданов.

– Решение смелое, – согласился Петров. – На этом и построен замысел. Его должны обеспечить скрытность действий и дезинформация. Другого выхода нет. Промедление, нерешительность могут привести к непоправимому...

– Собираемся в районе порта, – объявил через чае Богданов командирам дивизионов, – и грузимся на корабли. Наш причал номер семнадцать. Платоновский мол. Инструкцию по посадке на суда даст, начальник штаба. Прочесть и запомнить, ясно?

Приказ ошеломил Березина. Он растерянно посмотрел на Богданова. Лейтенант знал, что из Одессы вывозится промышленное оборудование, эвакуируются госпитали, ушла, наконец, новая дивизия. Но оставить Одессу? Нет, этого никто не ожидал...

С наступлением темноты Богданов во второй раз за время обороны повел полк через город.

Никогда еще лязг гусениц, гремевших по булыжнику мостовой, не казался ему таким гулким. Ему чудилось, что одесситы, которых они встречали на перекрестках улиц, на баррикадах, провожали орудийные поезда укоризненными взглядами. Даже огромные плакаты, призывающие со стен зданий к борьбе, казалось, осуждающе смотрели на артиллеристов. А на Платоновском молу Богданов увидел четыре трофейных орудия с размашистыми надписями на длинных стволах: «Они стреляли по Одессе». И ему стало совсем не по себе.

Скоро к причалу номер семнадцать подошел третий дивизион. Из кабины полуторки выскочил старшина Гордин.

– Товарищ майор, – обратился он, – с позволения командира дивизиона разрешите домой забежать, проститься.

«У него здесь семья, жена, дети, Старики, – подумал майор, – а он должен оставить их...»

Портальные краны легко, как игрушечные, поднимали и опускали в трюм многотонные орудия и тракторы. Погрузка близилась к концу.

– Вроде, всех разместили, – оказал Богданову озабоченный Иващенко, – сейчас посмотрю, как устроилась штабная батарея.

Богданов вспомнил о Гордине: «Пришел или не пришел?»

– Товарищ майор, вас какой-то человек спрашивает, – доложил Веселый.

– Извините, – сказал Богданову незнакомый старик. Он выглядел очень усталым. Глаза за стеклами очков в железной оправе глубоко запали. – Проститься пришел, вы уж извините, – повторил он и протянул что-то майоРУ– – Возьмите, мы будем ждать вас обратно...

«Земля! – понял майор. – Этой горстью родной одесской земли старик хочет сказать нам: «Где бы вы ни были, знайте, что Одесса ждет вас, ждет, как своих освободителей. Вы в долгу перед одесской землей, и пока вы сюда не вернетесь, пусть не будет вам ни сна, ни покоя...»

– Спасибо! – взволнованну проговорил Богданов и обнял старика. – Мы еще вернемся. Мы обязательно вернемся с победой!

Тревожно прозвучал горн.

На борту «Жана Жореса» Богданову встретился Сергей.

– Людей разместили? – спросил майор. – Все ли на месте?

– Кроме Гордина, – смущенно доложил Березин.

– Придет! – тихо, но. уверенно сказал майор.

Снова прозвучал горн. По кораблю передали команду.

«Жан Жорес» уже отваливал от мола, когда на корму прыгнул Гордин и подошел к Березину.

– Прибыл, – донесся до Богданова хриплый, словно простуженный голос. Старшина встал на корме и замахал кому-то пилоткой. На берегу, прижав к себе мальчика лет пяти и девочку-подростка, неподвижно застыла женщина. «Жена», – понял майор.

Стоявший рядом с Гординым краснофлотец обернулся, и Богданов узнал синеглазого. Моряк снял бескозырку, за ним все остальные. Люди стояли с непокрытыми головами, молча прощаясь с Одессой.

«Красный Кавказ», идущий впереди, круто развернулся и взял курс на юг. За ним следовали караван судов и крейсер «Червона Украина», на котором разместился штаб Одесского оборонительного района.

В Одессе было тихо. Лишь изредка тишину нарушали одинокие выстрелы, да нити трассирующих пуль прорезали редеющую ночную темень.

Кончалась ночь на 17 октября 1941 года.

ГВАРДЕЙЦЫ

Севастополь не сдавать

Эмка, петляя, легко берет крутые подъемы и снова катится вниз. Богданов, погруженный в мысли, курит. Позади на сиденье трое: Голядкин, Иващенко и Веселый. Заместитель командира полка и комиссар дремлют. Веселый сидит без фуражки. Она лежит у него на коленях. На черных петлицах его гимнастерки алеет по три кубика. По две шпалы на петлицах у Иващенко, по три у Богданова. Богданов теперь подполковник. Почему же он невесел?

Оставили Ишуньские позиции... А ведь перед этим гитлеровцы потерпели серьезную неудачу. Начав наступление 22 октября, 11-я немецкая армия не только не овладела Ишуньскими позициями, но за четыре дня не сумела даже выйти в глубину обороны приморцев. Это был провал наступления гитлеровцев. Вот тогда у Богданова было хорошее настроение. Они пришли вовремя. Его полк прибыл в Севастополь 17 октября, прибыл без потерь, хотя корабли трижды подвергались атакам самолетов-торпедоносцев. На Корабельной стороне Богданова встретил делегат связи. Гитлеровцы шли на Ишунь, Нельзя было терять ни минуты...

18 октября третий и разведывательный дивизионы полка Богданова миновали Симферополь и под Ишунью вступили в бой. Первый и второй дивизионы, усилив оборону стрелковых частей, совместно с ними остановили врага под Воронцовкой. На пятую батарею полка вышли двенадцать фашистских танков; на первый дивизион майора Гончара – тридцать. Бой продолжался и ночью. То там, то здесь оранжевыми пятнами вырывались иа темноты горящие остовы тупорылых чудовищ с крестами на броне.

Они не прошли...

26 октября Богданов узнал от генерала Петрова о положении на юге.

– Обстановка ухудшилась, – сообщил ему командующий. – Первая танковая группа гитлеровцев прорвалась севернее Днепропетровска. Наши оставили Мелитополь...

– Мелитополь?! Выходит, Крым ев тылу?