Текст книги "И пусть наступит утро"

Автор книги: Алексей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

«А в городе чувствуется рука начальника гарнизона», – подумал майор, вспоминая организованность и порядок на улицах Одессы.

Было около дейяти утра, когда Богданов приехал в район наблюдательных пунктов. Кто-то из командиров батарей третьего дивизиона вел огонь. «Свитковский стреляет», – решил он, прислушиваясь. Но майор ошибся: стрелял Березин.

– Что здесь произошло? – спросил Богданов. – Куда вели огонь?

– По приказу генерала Петрова, – ответил Березин и скупо доложил о том, что была отбита атака гитлеровцев, правда умолчав о подробностях встречи с генералом. А произошло это так. ..

Наблюдательные пункты, выбранные Богдановым по карте для себя и третьего дивизиона, расположились за лесопосадкой. Для просмотра переднего края Богданов приказал соорудить вышки на манер тех, что строятся в плавательных бассейнах. Местность впереди посадки была ровной, а дальше уходила в лощину. Пока строились вышки, Березин решил влезть на громадную скирду соломы, возвышавшуюся метрах в ста перед посадкой. Морщаков протянул туда линию и, подключив аппарат, запросил:

– «Дон-один», как слышите?

Сергей нанес на карту передний край обороны своих войск. Он знал, что впереди обороняются части 25-й Чапаевской дивизии, остановившей вчера вечером гитлеровцев. Ночь прошла спокойно. Перед самым рассветом Пронин пошел за завтраком и, вернувшись, доложил, что вышка, которую строил взвод, еще не готова.

– Командир дивизиона разрешил работать днем, – сказал Пронин, – за деревьями фашисту не видать. Да, – вспомнил он, – капитан еще наказал, чтобы артиллерийскую панораму местности прислали.

– Знаю, – обронил лейтенант и полез на скирду.

Над позициями чапаевцев поднималась легкая дымка. По всей линии фронта то и дело строчили пулеметы.

Позади Березина зашуршала солома.

– Пронин, – позвал лейтенант, но разведчик не ответил. К шороху добавилось тяжелое дыхание.

Сергей обернулся и увидел крупное лицо уже немолодого человека с седыми висками и в пенсне.

«Это еще кто? – удивился Сергей, с любопытством рассматривая рослого бойца в выцветшей гимнастерке. – Неужели и такой возраст призвали?»

– Вы куда, товарищ?

Красноармеец, по-видимому, не расслышав вопроса, вынул из кармана платок; тяжело дыша, он протер лицо и пенсне.

– Артиллерист? – вместо ответа сказал он, внимательно посмотрев на Березина. – Покажи-ка мне, где противник?

«На «ты»! Вот чудак, сразу видно штатский».

– Вы осторожнее, – сказал Сергей, – противник рядом. Возьмите бинокль, восьмикратное увеличение, трофейный, все видно как на ладони.

– А кто командует вашим полком? – спросил «лриписник», как мысленно окрестил его Березин, и, осмотрев позиции гитлеровцев, возвратил лейтенанту бинокль.

– Богданов! Майор Богданов, – поправился лейтенант.

– А, Богданов. Где же он сам?

– На своем НП, рядом с нами, – Сергей отрезал ломоть от арбуза, принесенного на копну вездесущим Прониным, и протянул его красноармейцу. – Попробуйте.

Гость молча взял, но, откусив, сделал гримасу:

– Недозрелый.

– Вместо воды, – рассмеялся Сергей, – привыкните. – Он улыбнулся красноармейцу и спросил: – А вы что, по призыву?

– Ж-ж-ж-и-их... – просвистели над их головами пули.

– Ого! – пригнул голову «пршшсник». – Так и убить могут.

– Запросто, – подтвердил Березин. – Война, знаете, дело серьезное.

– Да ну? – в этом возгласе Сергею послышалась ирония.

Впереди, где были позиции чапаевцев, вдруг разорвалось сразу несколько мин, и скоро все поле заволокло дымом.

– Атаку готовят, – сказал лейтенант, прислушиваясь к приближающемуся шипению летевших мин.

– Ты думаешь? – поднял бинокль «пршшсник».

– Уверен! – буркнул Сергей. – «Еще на «ты» называет меня, а видит же, что лейтенант...» – Танки, – вдруг всполошился он.

– Вижу, – спокойно подтвердил собеседник. – Как только выйдут из лощины, дай огонька.

«Ого! – подумал Сергей, – уже приказывает!»

– Простите, а кто вы? – официальным тоном спросил Сергей.

– Я? Петров!

– Какой Петров? – переспросил лейтенант.

– Командир Чапаевской дивизии генерал Петров.

У Березина округлились глаза.

– Да ты погоди, не прыгай. Ложись, – генерал рывком прижал к скирде лейтенанта, пытавшегося вскочить и отдать ему честь. – Убьют...

Об этом маленьком инциденте Сергей решил не докладывать Богданову, а подробности боя командиру полка пересказал сам Петров, вернувшийся через час из боевых порядков своей дивизии.

– Спасибо, – сказал он Богданову. – Мои орлы очень довольны. Они видели. Первый же снаряд разорвался над головами гитлеровцев. А те шли колоннами, цак на параде, со .знаменами... Ну и дали же ваши им жару! У тебя все батареи так стреляют?

– Лейтенант Березин, тот, что вел огонь, – самый молодой из командиров батарей.

– Отлично! – генерал протер пенсне и, снова надев его, посмотрел на Богданова. – Отлично, – повторил он. – А свой командный пункт я, с твоего разрешения, здесь, у тебя, и организую. Не возражаешь? Нет? Решено.

С этого дня генерал Петров стал бывать у артиллеристов ежедневно.

Как-то командир Чапаевской дивизии приехал очень рано.

– Радиограмма получена из Ставки, – сказал он Богданову. – Одессу не сдавать, оборонять до последней возможности.

Они прошли мимо вышки, которую построили бойцы Березина. Сергей, расположившийся на вышке, только что обнаружил батарею противника и сейчас пытался по карте определить ее координаты. Видимость была плохая: мешал туман. В расположении врага было тихо. Батарея, выпустив около десяти снарядов, замолчала. Но Сергей не верил наступившей тишине. Он прислушался к эху канонады, глухо доносившемуся с правого фланга.

На фланге Шел бой. Сергей слышал, как Свитковский просил разрешения открыть огонь. Березин знал, что противник стремится взять в клещи защитников города. Об этом ему сообщил утром адъютант Богданова, показав для убедительности карту командира полка.

Сергей, выслушав его, спросил:

– А как с Колей Сериковым? Ничего не слышно? Ты узнавал?

– А как же. Серикова эвакуировали на Кавказ. А вот связист Раджабов жив. Ты знаешь об этом? Он здесь.

– Жив?! – обрадовался Сергей. – Отпрошусь, поеду и отыщу его.

– Куда ты поедешь? Момоту поручено всех разыскать. А тебя все равно не отпустят. Мало ли что может произойти.

– Ничего не случится, наше направление второстепенное, сам Богданов сказал...

Но Богданов на этот раз ошибся. На рассвете противник предпринял отчаянную попытку прорваться к городу, именно на их второстепенном направлении. Бой затих только с наступлением сумерек. Петров управлял боем отсюда, и майору, слышавшему почти все команды и распоряжения генерала, казалось, будто он сам видит, как переходила из рук в руки безымянная высота, которую генерал называл ключом к позициям чапаевцев.

По окончании боя Богданов запросил о расходе снарядов и, услышав астрономическую цифру – семьсот два, присвистнул.

– Березину подвезти снаряды, – распорядился он. – А на батарею Свитковского передайте, чтобы он произвел пристрелку целей, особенно опасных для нашей пехоты...

Сергей наблюдал с вышки за пристрелкой, когда из-за поворота дороги появился человек. Сергей узнал комиссара полка. Иващенко шел, смешно размахивая на ходу руками, очевидно, погруженный в свои мысли. Каска была надвинута до самых бровей.

– Вот хорошо, – обрадовался ему Сергей и спустился с вышки.

– Здорово, орлы! – еще издали закричал комиссар. – Как воюете?

– Нормально, – отвечал Сергей. – А как в городе?

– Тоже нормально! – весело сощурился Иващенко. – Сам противник это подтверждает своими листовками. Раньше кричал: «Рус капут! С ходу возьмем Одессу», а теперь запел по-иному: «Матери и жены! Уговорите своих мужей и сыновей не лить понапрасну кровь и сдать город». А среди населения подъем, – продолжал он. – На стекольном заводе, который бутылки с горючей смесью выпускает, запалы к ним придумали. Не нужно будет поджигать паклю... – Иващенко помолчал, осмотрелся и добавил: – А сидеть здесь нам придется долго, Сережа. Отходить некуда, позади море. Были бы только снаряды... Увидишь командира полка, скажи, что я приду часа через три. У меня для него сюрприз.

Проводив комиссара, Сергей снова полез на вышку.

Когда Богданов вернулся в свою землянку, он увидел письмо.

«Маня!» – взглянув на конверт, обрадовался Николай Васильевич и, быстро вскрыв конверт, достал несколько мелко исписанных листков.

«Дорогой Коля! – писала жена. – Вот мы с Боренькой снова переехали. Ты напрасно волнуешься. Краснодарцы встретили нас хорошо. Уже устроились. Боря пошел в школу, а я теперь сестра милосердия в госпитале. Так рада, что работаю, передать тебе не могу. А тут еще случай. Твоего лейтенанта здесь встретила, по фамилии Сериков. Как я, Коленька, ему обрадовалась, будто родному. Вышло это случайно. Письмо он просил отправить, а я взглянула на адрес – твоя полевая почта... Он мне все о вас и о тебе, Коленька, и рассказал...»

Богданов дважды перечитал письмо. «Наконец-то получил от вас весточку, дорогие! – думал он. – А то я уже не на шутку начинал беспокоиться».

Мысли его нарушил Иващенко.

– Николай Васильевич, знакомься, – представил он майору рослого моряка. – Капитан второго ранга, прибыл к нам для координации совместных действий с артиллерией флота.

– Очень рад, – начал Богданов, глядя на полное доброе лицо, смеющиеся светлые глаза... «Голядкин? Коля?» – узнал он товарища по училищу.

– Коля! – обрадовался Богданов, обняв моряка.

– Он самый, – весело подтвердил моряк, целуя майора.

– Откуда ты? Какими судьбами попал сюда? Ты ведь на флоте?

– Был на флоте, а теперь в пехоте, – пошутил Голядкин.

– Вы незнакомы, – спохватился Богданов. – Это, Коля, комиссар полка Яков Данилович Иващенко. Знакомься, Яков Данилович, – повернулся он к комиссару. – Это Голядкин Николай Александрович, бывший комсорг нашего училища. Тринадцать лет не виделись. Вот какая встреча! А ты где служишь, Коля?

– Да вот в двести шестьдесят пятый кап направили заместителем.

– К нам! – обрадовался Богданов. – Что же ты молчишь?! Э-э, да я вижу, ты и с комиссаром уже познакомился. Так это что, заговор? Мне полковник Рыжи говорил, что подобрал заместителя, да еще добавил: не знаю, понравится ли? Да, заговор, значит...

– Каемся, Николай Васильевич, – улыбнулся Голядкин, – сначала я и сам не знал, что ты – это ты. А когда уточнил, что это тот самый Богданов, который руки держит в карманах и фуражку носит на затылке, тогда и сказал полковнику Рыжи, что знаю тебя.

– Ничего не забыл, – шутливо погрозил ему Богданов.

– А где сейчас Мария Ивановна?

– Она в Краснодаре. Только что письмо от нее получил. Представляешь, пишет, никак не хотела уезжать из Днепропетровска. Сейчас они с Боренькой устроились хорошо. А твои как? Где они?

Разговор двух друзей, так неожиданно встретившихся под Одессой, затянулся далеко за полночь. Потом оба уснули. Богданову приснилась жена. Он увидел Маню такой, какой она была в субботу 21 июня на концерте: в нарядном сером платье из легкой шерсти с красной отделкой и красными пуговицами.

– Ты скоро вернешься,, Коля? – спросила она.

– Скоро, месяца через три.

– Это очень долго.

– Жди...

Ни шагу назад!

Богданову казалось, что эти два дня никогда не кончатся. 18 и 19 августа бои за Одессу достигли наивысшего напряжения. Введя в бой шесть пехотных и одну кавалерийскую дивизии и значительное количество танков, Противник к исходу 19 августа прорвал оборону Чапаевской дивизии. Только к ночи с большим трудом удалось восстановить положение.

В полку снова были потери. Особенно Богданов переживал ранецие командира третьего дивизиона. Когда ему доложили, что ранен капитан Ерохин, он не поверил этому. В командование третьим дивизионом вступил капитан Тарасов, бывший командир четвертого дивизиона, переданного в другой полк в начале войны. Богданов уважал капитана Тарасова, но потерю Ерохина ничем нельзя было восполнить. Богданов на миг представил себе невысокую статную фигуру Ерохина, белесые брови и голубые, глубоко посаженные глаза. Они вместе воспитывали бойцов, командиров. Того же Березина... А Березина этой ночью принимали в партию.

В тесном блиндаже, где заседало бюро, негде повернуться. Никто не произносил длинных речей. С рассветом мог начаться новый тяжелый бой.

– Комсомолец Березин воюет хорошо, – коротко сказал Богданов, – а коммунист Березин будет драться еще лучше.

Богданов знал, что у Березина горе: третьего дня лейтенант получил письмо, содержавшее страшное известие: его отец пропал без вести...

Бюро закончилось. Все разошлись. Богданов и Иващенко остались одни.

– Как дела в первом дивизионе? – спросил Богданов.

– Окопы вырыты мелко, – рассказывал Иващенко, – ровики для боеприпасов не отрыты. А ведь ясно: если инженерное оборудование плохое – значит, будут потери.

– Это несомненно, – подтвердил майор. – Ну а вы потребовали, чтобы исправили?

– Да, – ответил Иващенко. – Еще при мне все сделали.

– Вы знаете, есть решение Ставки об усилении обороны Одессы, – сказал Богданов. – По сути дела, создана качественно новая организация. Признаться, я и раньше задумывался над тем, что целесообразно было бы как-то централизовать управление...

Иващенко молча слушал и одобрительно кивал головой. Решение Ставки, принятое 19 августа, о создании Одесского оборонительного района, объединявшего силы Одесской военно-морской базы и Приморской армии в одно целое, было, по его мнению, очень своевременным и разумным. Командующим оборонительным районом стал контр-адмирал Жуков.

– Подумайте, Яков Данилович, как нам церестроить партийно-политическую работу, чтобы она целиком отвечала интересам обороны города, – проговорил майор.

Разговор с комиссаром продолжался еще около часа. Потом Богданов взял со стола развернутую карту.

– Видели? – спросил майор, показав комиссару на карте тонкую синюю подковку, опоясавшую подступы к городу.

– Клещи? – спросил Иващенко.

– Это само собой, а вот посмотрите сюда, – Богданов провел карандашом по синей стрелке, направленной вдоль дороги. – Поняли?

– Нет, – признался комиссар.

– Это то новое, чем гитлеровцы дополнили свой старый план, – пояснил Богданов. – Сосредоточивая основные усилия на ударах по флангам нашей армии, чтобы зажать нас, как вы заметили, в клещи, гитлеровцы одновременно все эти дни добивались успеха и на этом направлении. – Майор снова показал на синюю стрелку, протянувшуюся вдоль железной дороти. – А вчера они одновременно нанесли удар и в центре.

– Теперь я понимаю, как мы оказались на главном направлении, – произнес комиссар. – А Булдинку фашисты взяли?

– Взяли, да не удержали. Заставили их снова отдать, – успокоил Богданов. – Морская пехота выбила. Мы корректировали огонь крейсеров «Красный Кавказ» и «Шаумян». В этом бою моряки на бронепоезде прорвались в тыл к гитлеровцам.

– Вот почему они пути разбирают... – протянул Иващенко.

– Совершенно верно. Ну, что ж, Яков Данилович, я поеду, пожалуй, на огневые позиции, – поднялся майор.

– А я побуду до вечера на наблюдательных пунктах. Хочу, как стемнеет, на передовые пройти.

А огневики жили уже ставшей обычной фронтовой жизнью: улучшали оборудование орудийных окопов, совершенствовали маскировку. Таиров ходил от одного орудия к другому. «На наблюдательных пунктах лучше, – думал Гаджи, давая указания своим огневикам. – Там меньше работы. И все же я не поменялся бы с командиром взвода управления. Другое дело, если бы назначили комбатареи...»

У блиндажей к Таирову подошел Пронин.

– Разрешите обратиться? – козырнул разведчик.

– Слушаю тебя, – десело отозвался Гаджи.

– Я вот до поручению комиссара должен с вашими бойцами беседу провести. Расскажу им, что гитлеровцы на 23 августа парад в Одессе назначили. Ну, значит, какие наши задачи...

– Беседа ? – очень даже хорошо! Только подожди немного, пока кончим оборудовать позиции, – попросил Таиров, – не собирай пока людей. Не мешай им. Понял?

– Хорошо, я подожду, – ответил Пронин.

– Ты сейчас кто – комсорг?

– Замещаю. Морщаков заболел.

Таиров открыл коробку с папиросами и протянул разведчику:

– Кури, Ваня. Значит, говоришь, парад? – затянулся папиросным дымом Гаджи. – Вот сукин сын Гитлер! Парад захотел...

Он бегал между окопами и блиндажами, вникая в каждую мелочь.

– Огневики-львы! – кричал Гаджи. – Больше жизни!

Они уже заканчивали маскировку, когда приехал Богданов. Таиров давно не встречался с командиром полка. Бму показалось, что Богданов похудел и еще больше осунулся. Продолговатое лицо командира полка было бледным, глаза ввалились, на висках отчетливо проступала седина.

– Так вы говорите, порядок? – спросил командир полка у Таирова, глядя, как бойцы обшивали стенки орудийного окопа гибкими прутьями.

– Не совсем еще, – доложил Гаджи, – через час полный порядок будет.

– Доводите, – сказал, улыбаясь, Богданов. – А как новый командир взвода?

– Был у нас, – подтвердил лейтенант.

– То-есть как это «был»? – переспросил майор.

– Ранен!

– Ранен? – Улыбка сбежала с лица Богданова. – Когда?

– Сегодня, – ответил Таиров.

– Всего неделю пробыл у вас и уже ранен, – огорченным тоном произнес Богданов. – Плохо. Очень плохо...

– Десять дней, – подтвердил Гаджи. – Огневое дело знал слабо. – Он покачал головой.

– А вы, Таиров, его сразу узнали?

– Кого? – не вонял лейтенант.

– Огневое дело, говорю, вы сразу узнали? Или вас учили этому?

Таиров нахохлился:

– Зачем сразу? Учили, конечно...

– Правильно. Вот и его, новичка, следовало учить...

– Мы учили! – вспыхнул Гаджи. – Зачем не учили? Он пришел – пищал, не командовал. Десять дней был – голос как труба стал...

– Это хорошо, – пряча улыбку, сказал майор. – Командир должен вести себя уверенно, твердо. В этом и голос не последнюю роль, конечно, играет. Но главное для боя, сами понимаете...

– Огневое дело знать! – подсказал Таиров.

– Вот именно, – в тон лейтенанту отозвался Богданов. – Поэтому ноовичка и послали к вам в батарею. Разве Березин вам не говорил об этом?

– Зачем не говорил? Говорил, – возразил лейтенант.

– Но учить громким командам – это еще не все, – заметил командир полка. – Делу следует учить настойчиво, глубоко. Вы занимались с ним лично?

– Обязательно! – подтвердил лейтенант. Его маленькое скуластое лицо покраснело. Черная полоска усов над верхней губой запрыгала. – А почему он стал командовать? Потому что стал понимать огневое дело. А сегодня снаряд разорвался там, – Гаджи показал рукой на открытые погребки, в которых лежали по пять-шесть снарядов. – В этом погребке лежали дополнительные кучки пороха. Порох вспыхнул. Лейтенант побежал, бросил шинель, погасил, но другой снаряд разорвался рядом, осколок ранил... фельдшер ему перевязку сделал, а комиссар на машине отвез в госпиталь.

– Выходит, он предотвратил взрыв?

– Да, – подтвердил Таиров.

– Молодец! – похвалил майор. – Надо будет узнать у Момота, – обратился Богданов к своему адъютанту, – в каком он сейчас состоянии.

Командир полка прошел с Таировым все орудийные окопы, зашел в соседние блиндажи, где располагались люди. Везде был порядок.

– Берегите людей, Таиров, – прощаясь сказал Богданов. – Не рискуйте без необходимости. – Он крепко пожал руку лейтенанту и уехал.

– Огневики! – радостно крикнул Гаджи, когда машина скрылась. – Порядок! Посещение командира полка окончилось благополучно. – И он обнажил ровные белые зубы в широкой озорной улыбке. Потоп, Словно спохватившись, позвал:

– Пронин! Ваня, ты еще здесь?

– Здесь я, – отозвался разведчик.

– Давай, пожалуйста, проводи беседу, как фашисты парад делать хотят и как мы им свою музыку к этому параду будем готовить.

Будни обороны

Богданов сидел на траве, у вышки и отдыхал.

В этот первый день календарной осени солнце еще светило по-летнему жарко. Сняв фуражку и подставив лицо солнечным лучам, Николай Васильевич наслаждался тишиной, вот уже несколько часов как наступившей на участке Чапаевской дивизии. После того как попытка гитлеровцев прорваться здесь к городу окончилась провалом, они что-то приутихли. «Интересно, надолго ли это затишье», – думал Богданов.

– Товарищ майор! – раздался над ухом знакомый голос.

Перед ним стоял Березин. Лейтенант сиял от радости.

– Разрешите обратиться?

– Пожалуйста. Что хорошего скажете?

– Отец! – выпалил Сергей. – Жив!

– Поздравляю! – искренне обрадовался за лейтенанта Богданов. – А как же ему удалось спастись?

– Он не пишет. Сообщает только, что ему и его товарищам повезло. Они перешли линию фронта. И снова в госпитале оперирует. А меня он поздравляет со вступлением в партию.

В этот момент невдалеке разорвался снаряд, за ним еще один.

– Новая! – доложил Пронин, – -всего два выстрела сделала, а потом замолчала. Вроде кочует.

– Посмотрим, – сказал Богданов, занимая место у стереотрубы.

Из-за хутора Дальницкого вдруг появился дымок. Тишину разорвал глухой выстрел.

Майор измерил угол. Рядом поднялся еще дымок, чуть левее – третий.

«Видимо, пристрелку проводят, – решил Богданов. – Как бы не началось сейчас очередное наступление».

В этот момент к наблюдательным пунктам подъехал пикап генерала.

– Что у вас нового? – поздоровавшись, спросил Петров, когда Богданов спустился с вышки.

– Несколько новых батарей, – доложил Богданов.

– Этого следовало ожидать, – сказал генерал. – До сих пор противник активно прощупывал наши позиции и группировку, а настоящее сражение развернется только теперь. Вчера фашисты проводили разведку боем под Пересыпью, а сегодня, по-видимому, проведут там. г – Он кивнул на фланг, откуда доносился гул канонады. – Придется поехать туда.

Линию фронта медленно пересекали «юнкерсы».

– Вот и авиация, – проводив их глазами, сказал генерал. – Ничего не скажешь, у них все вовремя. Ладно, Богданов, поеду. У тебя, как всегда, все в порядке. Меня беспокоит фланг... Ты, наверное, слышал: сам Антонеску пожаловал сюда, под Одессу.

– Антонеску? – поднял брови майор. – Не слышал.

– Прибыл. Недовольны, вероятно, своим холуем хозяева. Вот он и примчался. Приказал взять Одессу штурмом, даже срок последний назначил – третье сентября.

– Значит, нам осталось жить всего три дня?

– Выходит... – улыбнулся генерал. – Ожидай теперь, Николай Васильевич, генерального наступления.

– Что ж, генеральное так генеральное, – задумавшись о чем-то, отозвался Богданов.

Богданов прилег отдохнуть под утро. Его разбудил шум, доносившейся сверху. Кто-то ходил по перекрытию землянки; на лицо сыпался песок.

– Что там? – недовольно спросил майор у телефониста.

– Морская пехота, – пояснил Морщаков, переставляя фигуру карманных шахмат. – Я уже выходил к ним, просил не шуметь. Их там много, рота или больше. Из Севастополя ночью прибыли к нам на подкрепление.

Майор неохотно протер глаза и, приподняв голову, посмотрел на часы. Стрелки показывали двадцать минут пятого. «Полтора часа всего спал», – подумал Богданов.

Вчерашний бой затянулся далеко за полночь. Теперь противник уже не мог позволить себе роскоши сделать перерыв для сна. Он торопился.

«Фашисты с потерями не считаются. Черт знает, когда они успевают подвозить пополнения, – размышлял Богданов, накручивая портянки. – А пленные твердят как попугаи: «Должны взять Одессу к третьему сентября». Не понимают, что одного их хотения мало. Антонеску приказал им взять город любыми средствами. Надеется толстоносый на свое превосходство в живой силе и технике. Конечно, восемнадцать дивизий против четырех – это много. Зато какие четыре! А наши маршевые батальоны? Они здорово выручают. Без них могло быть хуже... Вот и эти морячки, что сейчас наверху топают. Не зря гитлеровцы их полосатой смертью величают. А ты еще сердишься – потревожили...»

Он вышел из землянки. Чернильная темень ночи еще не уступила места рассвету. По небу блуждали длинные лучи прожекторов. Воздух сотрясали взрывы.

«Бомбят, – понял майор, наблюдая, как появляются все новые и новые очаги пожаров. – Зажигалки сбрасывают». Где-то в районе порта в воздухе вспыхнул вражеский бомбардировщик. Вот тонкая трасса пуль ночного истребителя зажгла второй самолет. «Ювкерсы» снова и снова заходили на цель, не считаясь с потерями. Артиллерия врага продолжала обстреливать город.

Богданов подошел к вышке. Возле посадки лежали и сидели краснофлотцы. В темноте, как жучки-светлячки, мелькали огоньки самокруток.

– Курить осторожнее, – негромко предупредил майор, – здесь, друзья, четыре шага – и фашисты.

– Не волнуйся, папаша, – ответил ему чей-то звонкий голос из темноты, – мы до них и торопимся. – Вокруг засмеялись. – Может, дашь воды? – Говоривший подошел к майору и, демонстративно чиркнув спичкой, стал прикуривать. Богданов увидел на миг пухлые, совсем мальчишечьи губы и озорные синие глаза.

– Извините, товарищ майор, – сказал синеглазый, увидев петлицы со шпалами, и поспешил ретироваться.

– Извиняю. А вы, ребята, когда вперед пойдете, не забудьте отправить назад, в тыл, того мальчика, что меня величает папашей. Детей туда не пускают, рано... А насчет воды, так ее нет. Вот, если хотите, арбузы, пожалуйста.

– Хорошие арбузы, – хвалили моряки, – где вы их. берете?

– Недалеко, на нейтральной полосе, там баштан, – улыбнулся майор.

– Командир идет, – сказал кто-то.

Подошел плечистый капитан-лейтенант. Поприветствовав Богданова и что-то выяснив у боцмана, он скомандовал:

– За мной!

– Противник рядом, – предупредил Богданов.

– Знаю, – сказал капитан-лейтенант и пошел вперед.

– Поднять клеши, примкнуть штыки! – послышалась через минуту его команда.

Светало. В лощине стелился густой туман. Редкую ружейно-пулеметную перестрелку, доносившуюся с передовой, скоро сменила частая дробь пулеметов. Захлопали разрывы мин.

Богданов позвонил Петрову:

– Похоже, что моряки, занимая оборону, атаковали противника.

– Сами ничего не поймем. Но на всякий случай выдели мне одного командира с радиостанцией, чтобы он мог вызвать огонь, – сказал генерал. – Я сейчас заеду за ним.

– Поедет Березин, – решил майор.

И через несколько минут Сергей уже мчался в пикапе генерала на передовой пункт. Ему тоже казалось маловероятным, что моряки сбили противника с занимаемой позиции. «В пехоте, – думал Березнн, – иногда выдают желаемое за действительное». Однако факты опрокинули самые смелые предположения: рота морской пехоты без артиллерийской подготовки выбила врага из траншей и углубилась более чем на километр.

Петров остановился вместе с Березиным на передовом пункте и приказал установить связь с моряками. Через сорок минут перед генералом стоял синеглазый.

– Где рота? – спросил генерал.

– Идет сюда. Завтракать собираемся, – ответил краснофлотец, картинно играя новеньким трофейным автоматом.

– Как это завтракать? А противник? – переспросил генерал.

– Не волнуйся, папаша, мы малость перекусим и снова его погоним, – весело отозвался моряк.

– Это генерал Петров, – одернул моряка Березин, которому не нравилась развязность синеглазого.

Тот смутился.

– Извините, товарищ генерал, – сказал он, – неузнал.

– Где ваш командир? – спросил Петров. – Вызовите его ко мне и передайте мой приказ: немедленно перейти к обороне, отозвать всех назад. Иначе вас перестреляют, как куропаток.

Через час морская пехота заняла свой район.

Сюрприз

Ковда Сергей вошел в блиндаж, там допрашивали пленного.

– Огонь вашей артиллерии ужасен, – говорил плотный черноволосый офицер. – Это ад... Мне довелось быть под ее огнем несколько часов подряд. Нет сил выдержать такое... Если бы огонь продолжался еще час, я бы сошел с ума... За голову майора Богданова назначена денежная премия, – сообщил он, – пятьдесят тысяч лей.

– Слышишь, Богданов? – улыбнулся генерал Петров, сидевший на месте телефониста.

Сергей только сейчас заметил, что Петров прижимал к уху телефонную трубку. Генерал не просто занимал место телефониста; он с кем-то держал связь.

Услышав имя Богданова, пленный оживился.

Когда допрос окончился, Богданов и Иващенко, проводив Петрова, пошли к себе.

– Что пишет Любовь Павловна? – спросил Богданов.

– Спасибо. Хорошего, признаться, мало. Собирается переезжать в Казахстан. Трудно одной с четырьмя... Ну а доченьки растут. – В голосе Иващенко звучали теплота и нежность.

– Разрешите? – в землянку заглянул адъютант. – Чай!

– Вот это дело, – обрадовался Богданов. – Вприкуску? – спросил он у комиссара. – Я тоже. Так вкуснее. Значит, говорите, Яков Данилович, сегодня во втором дивизионе побывали. Что же увидели? Как народ?

– Народ у нас, Николай Васильевич, золотой. Без единого звука переносят все трудности. Герои!

– Да, вы правы, люди у нас золотые, Яков Данилович, и по правде говоря, я порою завидую вам, – сказал Богданов.

– Это почему же?

– Все-таки у вас по сравнению, например, со мной куда больше возможностей бывать с людьми, наблюдать их и изучать, беседовать с ними. Это ведь так обогащает! Нужно очень дорожить этим бесценным даром человеческого общения...

– Прошу прощения, – в землянку вошел Момот.

– Это вы, доктор? Отлично! – увидев его, произнес майор. – Я сегодня заходил к вам, но вы были заняты операцией. А я хотел с вами посоветоваться. У нас возникла мысль: не можете ли вы создать у себя при санчасти лазарет, скажем, на десять – двенадцать коек для легкораненых.

– Госпитали разгружаются, – добавил Иващенко, – раненых эвакуируют в тыл. Я сегодня ездил проведать Ерохина, а его отправили на Кавказ...

– Ясно, – подхватил Момот, – это позволило бы нам сохранить кадры. Но...

– Понимаю вас, доктор, – остановил его майор. – Вы хотите сказать, что наши штаты медицинского персонала не рассчитаны на лазарет, о котором я говорю. Мы уже думали над этим с комиссаром. И пришли к выводу, что особенности обороны города позволяют пойти на это. Ведь, по сути дела, мы вертимся на пятачке. А тылы полка и вовсе находятся на одном месте. Лечение раненых не помешает нашему маневру. А нам, вероятно, придется здесь зимовать.

– Все это верно, – колебался врач, – но раненые часто нуждаются в сложных операциях. В наших условиях и нашими силами мы не сумеем делать их.

– Таких раненых мы будем отправлять в госпиталь, а после операции забирать в лазарет, – сказал комиссар.

– Вот именно, – поддержал его Богданов. – Поймите, доктор, нам хочется сделать все, зависящее от дас, чтобы люди полка не уходили безвозвратно, а имели возможность как можно скорее вернуться в свой полк. Но, разумеется, рисковать здоровьем и жизнью людей мы не имеем права, да и не хотим. Речь идет только о легкораненых.

– Согласен, – сдался Момот.

– Отлично! – улыбнулся майор. – Вот если бы мы могли также просто и быстро решить проблему потерь вообще...

Иващенко молчал. Они уже не один раз обсуждали вдвоем с Богдановым этот вопрос. Но поиски действенных мер, которые помогли бы сократить потери людей, пока не увенчались успехом.

– Чем чаще я над этим думаю, – продолжал Богданов, – тем больше утверждаюсь в мнении, что все сводится к одному и тому же.