Текст книги "Генералы подвалов"

Автор книги: Алексей Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Глава 7

– Ну, делись впечатлениями.

Голос принадлежал высокому худощавому мужчине – вот все, что Моня мог сказать о собеседнике. Тот стоял в гостиной у окна, в тени, а сам Моня сидел под ярким светом торшера в мягком кресле, низком, вроде бы уютном и комфортном. Однако Моня сразу понял, почему ему предложили в него сесть. Еще бы, с такого не вскочишь, не вылетишь пружиной. Пока будешь выбираться да ноги выпрямлять, двадцать раз скрутят. Гостеприимные, в общем, хозяева.

Сзади над Моней нависал Пегий. В дверях – двое, одного из них, Рыбу, Моня хорошо знал. Через Рыбу получал указания от «командира», как уважительно называл своего босса посредник. Рыба, мужичок под пятьдесят, хоть и лысеющий, с брюшком, был все же в хорошей форме. Моня как-то видел Рыбу в спортзале, где тот назначил ему очередную встречу. Отметелил он тогда в спарринге двоих молодых так, что мама не горюй!

– Так я внимательно слушаю, – повторил худощавый.

– А что говорить-то? Все в елочку сделали. Пуганули черных, чтобы знали, с кем дело имеют. Вряд ли опять полезут.

– Отчего же им не полезть?

– А оттого, что дикари они. В смысле леваки. Ну, то есть не входят ни в одну банду. Сами по себе, рыночные умельцы. Их всего-то человек десять, а деловых – пара-тройка. Остальные – шестерки. Решили по-легкому в Питере наварить. Ни хрена у них не выйдет. Постреляют их свои же рано или поздно. За наглость.

– Да?

– Зуб даю.

– На хера мне твой зуб, скажи, а? Мне нужен чистый рынок.

– Так я и чищу, о чем базар?

– Вовик твой там как?

– Вовик остался лежать на поле брани. Награжден посмертно. Сеструхе его я денег выслал, написал, что погиб ее Вовик, как герой, защищая честь и достоинство.

– Ладно, не тренди. Сделал дело, молодец. Тут я хотел с тобой лесную историю вспомнить.

– А что там такое? – Моне вдруг стало неуютно. Он не совсем точно выполнил задание, приказано было не грабить, а он не удержался-таки, три «тонны» баксов не шутка. Ну, если у фраера в пиджаке лежат три «тонны», чего ж их не взять.

– Ты все точно сделал?

– Да, как на духу говорю, век воли не видать.

– Слушай, как тебя там... Моня, ты ж не сидел! Что ты по фене тут лепить начинаешь, как фраер. Ну, не волнуйся, у тебя еще все впереди.

– Вашими бы устами... – начал было Моня, пытаясь уйти от скользкой темы.

– Стоп, стоп, стоп! Значит, так. Слышал я, что у Жмура прямо из кармана унесли три штуки. Знаешь об этом или нет?

Так. Значит, его, Моню, в лесу кто-то дублировал. И этот «кто-то» знал о деньгах. И потом проверил, есть ли они в наличии. Очень хорошо. Тут вертись не вертись, только хуже будет. Ну, не убьют же его, в конце концов, за какие-то три штуки.

– Кому вернуть? – спросил Моня. – Каюсь. Они у него вывалились, я и подобрал. Не я, так первый путевой обходчик все равно прибрал бы их к рукам. И только потом ментов вызвал. Что, не так?

– Вернешь, когда попросят. Ладно. Считай, что эти три штуки – аванс.

– За что?

– Есть еще халтурка. Держи, – худощавый вынул из кармана пиджака фотографию и протянул Моне. – Надо закончить с этим делом. Обрубаем хвосты, как говорится. Этот хвост – последний. Надо его, Моня, рубить. Чем быстрее, тем лучше.

Моня взял фотографию, взглянул. Перевернул и увидел на обороте написанные карандашом адрес, телефон, имя и отчество.

– Понял.

– Еще раз повторяю. Чем быстрее, тем лучше.

– Сколько? – спросил Моня.

– Не понял, – удивленно поднял голову худощавый. – Тебе трех штук мало?

– Моня, уймись, – сказал Пегий. – Вы извините, все нормально.

– Я так и думал, – произнес худощавый. – Кстати, господа хорошие. Сколько вы еще собираетесь дикарями работать? Шли бы ко мне в штат.

– Спасибо за доверие, – Моня спрятал фотографию в карман куртки. – Мы как-то привыкли сами по себе, вам вроде бы не мешаем. Так и будем делать свой маленький бизнес.

– Слышал я про твой маленький бизнес. Охранника магазинного порезал кто-то. Пушеров своих оберегаешь? Похвально. Только, Моня, майор твой, которого ты героином кормил, ну, мент тот поганый, что тебя прикрывал, он ведь загремел. Вчера. Не слышал?

Эта новость испугала Моню куда сильней, чем известие об обнаруженных трех тысячах долларов. Это уже не шутки. Без ментовского прикрытия Монины дела могли накрыться в ближайшее время. И самым печальным образом.

– Не слышал.

– Ну вот, теперь услышал. И считай, что я тебе подарок сделал. А то приперся бы к нему сдуру, а там тебя тепленького и взяли бы.

– А у него что теперь, засада дома?

– Думаешь, ты один такой у него был хороший? На него полгорода урок мелких ишачило.

Моня проглотил «мелких урок» и покачал головой.

– Да, – наконец сказал он, – тут есть над чем подумать.

– Вот-вот, вы и подумайте с господином Пегим. Все, я вас больше не задерживаю.

Худощавый отвернулся к окну и скрестил руки на груди.

«Пижон», – подумал Моня, проходя мимо посторонившихся охранников.

* * *

Димка сидел за рулем того самого черного джипа, на котором они смывались с места устроенного Моней побоища.

– Куда, говоришь, ехать?

Моня, развалившийся рядом, пожевал губами и пробормотал себе под нос:

– Угол Звездной и Космонавтов. Человек должен подъехать и стоять на перекрестке. Я звонил, попросил не опаздывать. Времени у нас с тобой мало.

Моня был удолбан по полной схеме, Димка косился на его физиономию, превратившуюся в какую-то мрачную маску, и неодобрительно покрякивал. Что за тип! Темный он какой-то все-таки. Если не сказать хуже...

Нет, для Димки западло признаться себе, что он боится Мони. То, как он поступил с Вовиком, конечно, шокировало его, но не настолько, чтобы идти на конфликт. В конце концов, Моня с самого начала предупреждал, что самодеятельность будет жестоко караться, а здесь не просто самодеятельность была, а почти полный провал. Так что... Конечно, Димка не поступил бы так с товарищем, но потому Димка и не главный сейчас. А Моня...

Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Кто такой Моня, тоже еще большой вопрос. Не то он на кого-то пашет, не то действительно сам по себе. А уважают его многие. Во всяком случае, с братвой общается легко, за пацана его не держат. Своим считают.

Как он хохотал, когда они знакомились! Когда Кач, еще совсем зеленый, начал сыпать вопросами – кто Моня по рангу – бригадир или выше бери? Как он ржал. «Бригадир»! Сам ты бригадир, кричал. Мы все, говорил, бригадиры. Каждый сам себе бригадир. Но вид делал, что секретность блюдет, не раскрывается перед пацаном. А может, и не делал вид, может, так на самом деле и есть. Начиналось-то все с ерунды, пацаны траву покупали-продавали, а Димка их пас, охранял, контролировал. Потом разборки пошли, теперь вот с кавказцами этими – чистая мокруха.

Слово «мокруха» Качу не нравилось. Некрасиво, в натуре. От таких слов на Димку веяло тюремной заплесневелой сыростью, и он сразу вспоминал кадры из фильма «Однажды в Америке», представляя себя в красивом дорогом костюме! Элегантный, интеллигентный, он вскидывает руку с револьвером. А мокруха – это когда пьяные вонючие мужики друг друга топорами за бутылку водки мочат.

Но Моня – темный, ох темный. Хотя жаловаться грех.

– Вон, – кивнул головой Моня, – видишь?

Кач напряженно вглядывался вперед, не понимая, кого Моня имеет в виду.

– А, эта баба, что ли?

– Точно.

Димка стал тормозить, но Моня спихнул сапогом его ногу с педали тормоза.

– Жми давай.

– Куда, блин, жать-то?

– Собьешь ее. И так, чтобы вглухую. Понял? Ну, ладно, тормозни чуток, чтобы ее не спугнуть, а потом – сразу в лоб.

– Пошел ты на хуй! – не удержался Димка. – Не могу я! Ты чего, опух, блин? Раньше надо было.

– Что ты сказал? – глаза Мони налились чернотой. – Что ты, сучонок, порешь? Вперед!!!

Он заорал так, что Димка инстинктивно дал по газам, джип рванул прямо на тетку, которая и не думала отходить в сторону, словно спала на ходу.

Димка понял, что сейчас разнесет торчащей впереди рамой лебедки ее симпатичное, хотя и немолодое уже лицо, и крутанул руль. Он отчетливо видел глаза. Глаза женщины, которые вдруг расширились, словно до нее наконец дошло, что происходит. В эту секунду рука Мони накрыла его ладонь на баранке. «Ну и сила у этого наркота», – в очередной раз успел удивиться Кач, пока Моня рвал руль на себя.

Джип резко вильнул и ударил растерянно стоящую женщину дугами лебедки. С такой скоростью езда по городу разрешена. Километров пятьдесят в час. Тело летело долго, неожиданно долго. В полете оно ударилось о фонарный столб и сползло, обернувшись вокруг него свитком грязного белья.

* * *

Раиса Волкова смотрела в сторону улицы Типанова. Неизвестный, позвонивший утром, сказал, что поедет оттуда, что у него мало времени и он только успеет передать ей письмо от Аркадия. Последнее письмо, где он все объясняет. Она обернулась на шум сбоку и увидела за несущимся на нее лобовым стеклом огромной черной машины детское лицо. Совсем детское. Глаза парня были широко открыты, изо рта рвались слова, которых Раиса не могла слышать. Интересно, что он кричит? Об этом она и думала, когда ноги ее уже оторвались от земли и небо стало крутиться перед глазами как в глазке старинной детской игрушки калейдоскопа.

* * *

Калмыков не поехал на фирму. Нечего ему сегодня там делать. Все уже сделано. В лучшем виде.

А к фирме у Калмыкова вообще пропал интерес. Ему куда больше нравилось сидеть в новом офисе «Краба» – своего творения, созданного, можно сказать, с нуля, с эскиза. Никто не верил в успех, все считали это пустой тратой денег. И каких денег! В копеечку влетели не только ремонт старого Дома культуры, но и взятки, которые пришлось раздавать целых полгода. Он, конечно, ввел эту статью расхода в свою личную смету, но не предполагал, что запланированная сумма увеличится в процессе работы чуть ли не десятикратно.

Всего-то делов, казалось, – открыть ночной клуб. Но Калмыкову нужен был не просто клуб, а такой, чтобы подмял под себя все остальные, пока еще немногочисленные в Питере, но процветающие.

Дядя помог. Без Дяди все было бы гораздо сложнее. Правда, Дядя со своими тараканами в голове.

Общаться с ним было Калмыкову всегда тяжело. Не страшно, нет, хотя Дяде стоило только пальцем шевельнуть – и летели головы людей, которые по рангу были несравнимо выше Юрия Федоровича, да и по уровню личной охраны тоже. Впрочем, что такое для профессионального киллера личная охрана? Это только от хулиганов она может защитить да вес в глазах масс-медиа придает. Поп-звездам вот нужна такая личная охрана – от девок сумасшедших защищать. А серьезного человека, ежели решат замочить, замочат, какая бы охрана у него ни была. Вспомнить только Кеннеди и остальных. Ну, какой телохранитель спасет от винтовки с лазерным прицелом, которая бьет на километр и больше?

В Питере, если возникала такая необходимость, до лазерных игрушек дело обычно не доходило. Все проще было. Выпустят в машину рожок из «калаша» – какая тут охрана.

Нет, не боялся Калмыков Дяди. Просто от него веяло такой унылой серостью и старорежимной закваской, что Юрия Федоровича, человека вполне современного, порой подташнивало от общения с ним.

Поколение стариков, настоящих, по выражению Калмыкова, «исконно-посконных» воров в законе, уходило в небытие. А вместе с ним уходили и древние воровские законы. Так называемые авторитеты теперь в открытую разъезжали по городу на шикарных «мерседесах», строили роскошные особняки, становились директорами фирм и предприятий, заседали в Государственной Думе.

Калмыков считал все это совершенно естественным. Богатство и власть нужно защищать, и делать это можно по-разному. При советской власти, например, приходилось свои богатства скрывать. Заправилы преступного мира, или просто богатые барыги, не имели ни машин, ни приличных квартир, носили дешевые советские костюмчики и плащики, стараясь ничем не выделяться из общей массы нищих сограждан. Это, конечно, срабатывало. Только смысла в таком существовании Калмыков не видел.

Деньги нужны для удовольствий, будь то поездка на Канары, коллекционирование картин или икон, собственный самолет, дорогие вина, роскошные отели, рестораны, да хоть битье посуды, этак по-купечески. Даже в этом есть смысл.

Хороший бронированный «мерс» может защитить от киллера не хуже неприметного пальтишка. Покушались же на Шеварднадзе, и если бы ехал он, скажем, на «Волге», его в клочки разнесло бы бомбой террориста. А «мерс» спас жизнь государственного деятеля. Деньги же сами по себе надежный щит в случае атаки правоохранительных органов. От денег никто никогда не отказывался. По большому, конечно, счету. Есть такие, что не берут, но рядом всегда найдется коллега, что возьмет.

Времена изменились, древние воры в законе, которым когда-то запрещено было иметь даже собственное жилье, переставали играть ведущую роль в российском бизнесе. Их просто отстреливали. Без всяких толковищ и разборок натасканные в стрельбе и рукопашке пацаны дырявили их в собственных подъездах, выполняя заказы воров нового поколения.

Дядя же продолжал существовать по старинке. Не такой, впрочем, он был и старик, лет шестьдесят, не больше.

Но законспирировался – мама не горюй! С виду совок, простой работяга, каких миллионы и миллионы. Один из немногих воров старого закала, которому удалось настолько глубоко залечь на дно, что не заглушили его как назойливого конкурента, но и не заставили работать на новых хозяев. Он оставался сам по себе, сохранив при этом громадное влияние, бесчисленные связи в криминальном мире и неплохой капитал.

Познакомившись с ним поближе, точнее, не познакомившись, а присмотревшись к нему, Калмыков понял принцип его работы. Близкое знакомство с Дядей было практически невозможно. Он никого к себе не подпускал и на откровенность не шел. Поэтому, наверное, и уцелел.

Дядя жил точно по Марксу. Заставлял работать капитал. Капитал же этот, как подозревал Калмыков, был частью общака, которую Дядя просто-напросто присвоил, убрав нескольких крупных авторитетов и казначея. Действовал он только через третьих, четвертых, пятых-десятых лиц, был не скуп на «зарплату» киллерам и другим исполнителям его задумок. То, что этих киллеров он потом тоже убирал с помощью людишек рангом пониже – гопоты всякой, мелких рэкетиров, этого не знал даже Калмыков.

Юрий Федорович с самой ранней юности был нетерпелив и неразборчив в средствах. Поэтому на трудном пути к сияющим вершинам бизнеса несколько раз попадал в истории, требовавшие крупных финансовых вливаний, иначе его просто могли убить. Один раз, когда его небольшой долг был поставлен на «счетчик», Калмыков вынужден был прибегнуть к Дядиной помощи. Свели его с Дядей какие-то гопники, чуть ли не в пункте приема стеклотары. Разумеется, они не знали, кто такой Дядя на самом деле, но как раз в тот момент делали для него какую-то работенку, обеспечивали одну из его бесчисленных коммерческих операций, связанных со стеклотарой. Калмыков встретился с будущим партнером в самом задрипанном шалмане, где подавали пиво в мутных кружках с обгрызенными краями и следами губной помады на них, где окурки бросали на пол и приходилось буквально кричать, чтобы перекрыть шум и гам.

Дядя, вероятно, увидел в молодом авантюристе какой-то свой интерес и выдал ему сумму в твердой валюте под божеский процент. Сумма, как потом понял Калмыков, была для него пустяковой, но для самого Юрика в тот момент являлась единственным шансом остаться в живых.

Вернуть Дяде деньги Калмыкову удалось только спустя года полтора. Все это время, естественно, он участвовал в разнообразных, весьма сомнительного свойства Дядиных финансовых операциях, точнее, махинациях.

Прозорлив был Дядя, ох прозорлив! Словно чувствовал с самого начала, что улыбнется молодому аферюге удача. А упускать удачу, даже чужую, было не в его правилах. И присосался он к фирме Волкова – Калмыкова намертво. Впрочем, Юра, теперь уже Юрий Федорович, об этом не жалел. Ведь именно Дядя положил начало его реальному бизнесу. Не тому, что проходил по ведомостям конторы, отчетным документам и налоговым декларациям, нет. Тому, что позволил Юрию Федоровичу уже сейчас иметь несколько счетов в разных банках многих вполне уютных европейских стран. Две квартиры – одна в Питере, другая в столице – тоже были результатом операций, спланированных Дядей. Да что там спланированных! Без его связей и его уверенности вообще ничего не получилось бы.

Последней придумкой Дяди был «Краб». Конечно, все это лежало на поверхности, но нужно было сделать первый решительный шаг. Дядя его сделал, поставив Калмыкова перед выбором – или он открывает заведение, или Дядя исключает его из числа пайщиков предприятия. Калмыков знал, каким образом Дядя рвет отношения с партнерами, и выхода у него не было. Но это нисколько его не расстроило. Денежная речка, питающая его счета, временно превратилась в малюсенький ручеек, но через месяц-другой уже обещала разлиться, как Волга весной, и затопить все, что попадется на пути.

Что делал Дядя с огромными доходами, которые приносила ему фирма, принадлежавшая теперь только Калмыкову, сам Юрий Федорович не знал, он уже подумывал о том, чтобы переместиться за океан. Денег у него было столько, что он вполне мог не работать или же открыть новое дело в любой точке земного шара.

Дядя же, словно угадав его мысли, как бы невзначай предупредил, что работа только начинается и чтобы Юранчик – так и сказал, сука, «Юранчик» – не вздумал свалить на пляж и там блаженствовать. Разговор происходил как раз в тот момент, когда Юранчик привез Дяде полтора миллиона долларов наличными. Дядя взял кейс, открыл, посмотрел, пересчитывать не стал, бросил кейс в платяной шкаф с обшарпанной дверцей и сказал:

– Это уже похоже на дело.

Только и всего. Ну и аппетиты у старика, полтора лимона баксов наликом – «похоже на дело». Куда ему это все?

Калмыков уже забыл те времена, когда считал деньги на рубли. Все изменилось: и суммы, которые он тратил на себя, и отношение к деньгам, и образ жизни, и масштабы работы и отдыха, и, наконец, само отношение к жизни. А может быть, оно и раньше было таким, просто сейчас проявилось, вышло наружу то, что было глубоко спрятано?

Во всяком случае, «мокрые дела», если они не грозили Калмыкову тюрьмой, теперь не вызывали у него угрызений совести и отношение к ним было у Калмыкова чисто утилитарное. Дело есть дело, о чем тут говорить.

* * *

Кач развалился на мягком полукруглом диване. В нижнем зале «Краба» было почти темно. Танцпол находился на втором этаже, и оттуда доносилось глухое буханье музыки. Если, конечно, эту какофонию можно было назвать музыкой. Кач, вообще-то, любил тяжелый рок – Осборна, «Эйросмит», «Уайтснейк». Он ходил на «Уайтснейк», когда группа приезжала в Питер. Но, к сожалению, мало что запомнил. Нажрались они там с пацанами так, что ни одной песни толком не могли вспомнить. Ну, ничего, это дело поправимое. Кассет у Кача дома до фига, всегда можно послушать. А это буханье, ну что ж, нравится народу, пусть танцует.

Кач взял со стола рюмку водки и даже не пытался вспомнить, которую по счету.

После случившегося утром он чувствовал себя заляпанным с ног до головы грязью, вонючей, черной, бросающейся в глаза. Вот и пытался смыть с себя эту грязь водкой. В общем-то, получалось. К середине вечера он почувствовал облегчение и перестал обращать внимание на косые взгляды окружающих. Мысли о тетке, которую они сегодня с Моней задавили, уступили место другим, вполне привычным. Димка мог зациклиться на чем-нибудь одном, а уж если это «одно» было связано с неприятностями – все, тушите свет. Крыша просто съезжала в таких случаях. И приходилось прибегать к искусственным стимуляторам.

И все-таки настроение у Димки оставалось мрачным. Он допил водку и решил подняться наверх. Там вся братва, там телки, может, разойдется он под буханье этого рейва, или хауса, что там у них сегодня рубится, хрен поймешь.

По широкой мраморной, оставшейся от интерьера старого ДК лестнице спускались Клипса и Соска.

Кач знал их давно. Но только в лицо. Слишком они были молодые, слишком тусовочные для более близкого знакомства. Женщин Димка обычно выбирал из контингента настоящих, дорогих проституток, многие из которых и сейчас коротали свой досуг в «Крабе». Именно так – «коротали досуг». Отдыхали от тяжелых трудовых будней. Это был не гостиничный контингент, а работницы одного из агентств – «массаж, сауна, отдых в компании милых дам», – как пишут в рекламных газетках. Деятельность этого агентства каким-то боком пересекалась с Мониными делишками, и Димку там знали. И, можно сказать, любили. По крайней мере, не отказывали. И денег не брали. Возможно, с Моней шли потом расчеты каким-нибудь криминальным безналом, то есть услугами, но Димка про это ничего не знал. А Моня не выставлял ему никаких счетов. В общем, пользуйся, парень, на халяву.

До Клипсы с Соской он еще не опускался. Это были сильно торчащие девки лет по семнадцать, трахающиеся со всеми подряд за кайф, тусующиеся с какими-то молодыми гопниками, в общем, мелочь. Завсегдатаи клубов средней руки, иногда, волею обстоятельств попадавшие в хорошие, дорогие заведения и оседавшие там в качестве уборщиц, если повезет, младших администраторов или еще в каких-нибудь качествах, не требующих высокого интеллекта и образования.

Но в то же время Клипса и Соска были свои. Они являли собой именно ту часть публики, ради которой и открывалось большинство ночных заведений. Они постоянно нуждались в кайфе и получить его могли легче всего именно здесь. Кислота продавалась в «Крабе» буквально на каждом углу, надо было только знать, к кому обратиться, и чтобы тебя знали в лицо. А уж Клипса с Соской были известны всему ночному Питеру.

Сейчас за ними плелся какой-то толстяк, как показалось Димке, сильно удолбанный. «Кокс, наверное», – отметил он про себя. Одет толстяк был вполне прилично – костюмчик, галстук, все в ажуре. На кокаин у такого деньги всегда найдутся. Оттягивается, отдыхает от своих банковских дел.

Дойдя до середины лестницы, толстяк схватил Соску за ярко-желтую майку и рванул на себя. Даже сквозь буханье сверху Димка услышал треск ткани.

– Стой, сучка, куда? – крикнул толстяк.

– Пошел на хуй! – огрызнулась Клипса. – Чего прицепился?

– Что ты сказала?! – толстяк оказался не таким уж удолбанным, как показалось Димке. – Что ты сказала? – крикнул он снова и, размахнувшись, залепил Клипсе звонкую пощечину. Тощенькая, невесомая Клипса, взмахнув ручками-спичечками, потеряла равновесие, покатилась с лестницы вниз и проехалась носом по мраморным ступенькам.

Двое секьюрити уже направлялись от входных дверей к месту разборки. Кач их хорошо знал, нормальные пацаны такие, вместе бухали уже много раз, конкретные ребята.

Он шагнул навстречу Лбу и Ваньке, которые приближались с озабоченным видом.

– Пацаны, погодите, я сам.

– Кач, не надо тут разборов устраивать, а? – сказал Лоб. – Посиди, мы сами разберемся. Это наша работа.

– Братва, да вы чо, я его на улицу отправлю сейчас. Дайте мне, настроение такое херовое.

Ванька кивнул:

– Давай, угомони его. И блядищ этих заодно выкинь отсюда. Им сегодня уже хватит.

Димка был в этом клубе больше чем просто «своим». Все знали, что он с самого начала, с первых писем депутатам и первых взяток пожарникам и санэпидемстанциям делал все для обеспечения безопасности будущих работников «Краба».

– А тебе, пацан, чего надо? Тоже в рыло захотел? – Толстяк, похоже, окончательно потерял контроль над собой.

Димка резко двинул толстяка в печень. И понял, что сейчас будут большие неприятности. Под темной рубашкой у толстяка, любителя ночной жизни, был бронежилет.

– Ну, пиздец тебе, пацан, – сказал толстяк, даже не поморщившись.

Это было похоже на правду. Парни в бронежилетах по одному в ночные клубы не ходят. Димка быстро сообразил, что, пока не прибежали дружки толстяка, может рассчитывать на поддержку Лба и Ваньки.

Толстый между тем вдруг заулыбался, предвкушая удовольствие от дальнейшего общения с недалеким «быком», за которого он, конечно, посчитал Димку.

Бронежилет – штука хорошая. Димка быстро провел удар, много раз выручавший его в подобных случаях. Примитивно, но очень действенно – носком ботинка в голень. И по возможности сильнее.

Толстяк вздрогнул, и улыбка застыла на его широком обрюзгшем лице. Димка не стал искушать судьбу и бросился вниз.

Он чуть не загремел, налетев на поднимавшуюся со ступенек Клипсу. Лоб ее был в крови, и она с какой-то стремной улыбкой размазывала ее по щекам, пачкая ступеньки и свою белую кофточку.

Димка схватил ее за локоть, сгреб в охапку своими сильными, годами тренированными руками и кинулся к дверям.

Лоб и Ванька, стоявшие у дверей, с хохотом расступились:

– Чего, Кач, драпаешь?

– Вы разберитесь с этим... У него броник под рубашкой.

Лица охранников сразу посерьезнели, и они двинулись к толстому, который уже пришел в себя после Димкиного удара. Металлоискатели при входе в клуб не использовались, Димка это знал и не одобрял с самого начала. Вот и гляди теперь, как бы сегодняшний вечер не закончился стрельбой.

Соска вприпрыжку бежала за ними. Но нежелательная информация распространилась по клубу еще быстрей.

Напротив гардероба Димку попытался перехватить какой-то парень в черном костюме. "Прямо мафиози из «Крестного отца», – подумал Димка и, отработанным жестом уклонившись от прямого удара в нос, двинул его в солнечное сплетение. Парень хорошо держал удар, только чуть сгорбился. Но инициативу утратил. Кач увидел, как от входных дверей к парню бегут мент Кирюша, стоящий на дверях только из-за своей формы, всю черную работу все равно выполняла в клубе братва, мент рук не марал, и приставленный ему в помощь Гвоздь. Длинный, худой, действительно похожий на гвоздь-сотку, Гена Баранов уже тянул руки к «мафиози», когда неизвестно откуда появившийся жлоб в спортивном костюме уделал его по затылку. Гвоздь покатился по полу, а мент Кирюша бросился на обнахалившегося спортсмена. «Мафиози» тем временем успел перехватить ногу Кача, которой тот хотел угомонить его окончательно, и крутанул ее вполне профессионально. Кач с трудом вырвался, едва удержав равновесие и не грохнувшись на пол.

Помогла Клипса, подхватив его за плечи. Спина Соски уже мелькала впереди, девчонка запуталась в дверях и толкала их, вместо того чтобы тянуть на себя. Сзади неслись крики, ругань, видимо, там разбирались с толстым и его свитой. Димка отодвинул Клипсу в сторону и, крутя перед собой кулаками, пошел на «мафиози».

– Каратэ, кунг-фу, на хрен, блин, получай, сука! – орал он, и «мафиози», снова придя в растерянность, попал в мясорубку Димкиных рук.

– Давай, давай отсюда, – услышал Димка сбоку голос мента Кирюши. – Сваливай, парень, потом разберемся, сваливай, сейчас, не дай Бог, ОМОН нагрянет, тебя же первого на пол завалят. И девок забирай.

Димка посмотрел на лежавшего на полу «мафиози», на спортсмена, которого тащили в глубь помещения несколько секьюрити, и согласно кивнул.

В машине – они поймали какого-то левака – Качу пришлось дать легкий подзатыльник Соске, закурившей приготовленный заранее косяк и наполнившей тесный салон «жигуля» крепким сладким ароматом марихуаны. Водила удивленно поднял брови и внимательно посмотрел на Кача, сидевшего рядом. Димка повернулся и, вытащив папиросу из Соскиных губ, выбросил ее на улицу.

Он решил взять девчонок с собой. Сегодня ему хотелось забыться по максимуму, и пока, во всяком случае, это удавалось.

В «ночнике» возле дома он купил сигарет, водки, целую кучу мясных нарезок, подумал и взял еще пару шампанского. «Будут дамы», – усмехнулся он про себя. Какие это, на хрен, дамы. Ужрутся сейчас. Палас не заблевали бы.

Он лежал на спине, гладя рукой грудь Клипсы, развалившейся рядом. На его бедрах сидела, то поднимаясь, то вжимаясь в его пах Соска. Лицо ее стало совершенно безумным, животным, видно, трахаться она действительно очень любила. Соска так гримасничала от удовольствия, что у нее снова открылась рана на лбу, и теперь кровь лилась по лицу, капала ей на грудь и на Димкин живот.

«Прямо Тарантино», – думал Димка, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не кончить и продлить удовольствие.